Текст книги "Горячая штучка"

Автор книги: Люси Вайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

– Извини, – говорит он, продолжая ухмыляться и отнюдь не извиняясь. – Мы должны перестать встречаться вот так. – Он жестом показывает на полотенце.

– Ты напугал меня до смерти, – говорю я, тяжело дыша. Я стараюсь поймать его взгляд, опасаясь смотреть ниже и зная, что он играет грудными мышцами, подбивая меня на то, чтобы я оценила его по достоинству.

– Где ты пропадала последние несколько дней? Ты нарочно избегала меня? – спрашивает он обиженным голосом, небрежно прислоняясь к дверному косяку ванной.

Я отрицательно качаю головой.

– Э-э, нет, конечно, нет. Просто… я была занята, занята. Знаешь, как это бывает.

– Да, знаю, – говорит он, кивая. – Твоя карьера – всегда в движении, верно?

Он опять дразнит меня, и я чувствую, что напрягаюсь.

– Вроде того… – говорю я небрежно, кивая на свою дверь и показывая, что хочу войти.

– Ты хочешь, чтобы я зашел? – невинно спрашивает он.

– Нет, нет! – отвечаю я слишком поспешно, и он снова притворяется оскорбленным. – Я просто имею в виду, что сейчас мне лучше пойти к себе, чтобы дать тебе возможность, хм, одеться.

– Я никуда не спешу, – говорит он, усмехаясь и не двигаясь с места. – Не выпить ли нам?

– Господи, нет, – говорю я. – Я еще не протрезвела после пятницы. Это была ошибка. – Я умолкаю. Я имела в виду выпивку, но намек повис в воздухе.

Его лицо мрачнеет от разочарования, он распрямляет плечи, собираясь с мыслями.

– Не хочешь повторить? – нахально спрашивает он.

Я выдавливаю из себя смех.

– Пожалуй, нет! Мне не хотелось бы, чтобы вся эта… пьянка еще больше усложнила ситуацию, поскольку мы живем вместе.

Он кивает и прикусывает губу. В голове всплывает яркое воспоминание. Он кусал мои губы.

Я опять смущенно смеюсь и тянусь к двери, собираясь пожелать ему спокойной ночи.

– Подожди, Элли. – Он выглядит слегка взволнованным. – Слушай, не уходи. Мы можем еще немного поговорить?

Что еще можно сказать? Я стою в нерешительности. Он делает шаг ко мне, и я громко сглатываю. Я очень, очень опасаюсь мокрого полотенца.

Он касается моей руки и на секунду кажется крайне уязвимым.

– Элли, ты… мне нравишься. Я знаю, по-твоему, все, что случилось той ночью, случилось по пьянке, но ты нравишься мне целую вечность. Я был так счастлив после того, как мы с тобой переспали – это было удивительно, – и так огорчен, когда, проснувшись в субботу, увидел, что ты ушла.

ЧТО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ПРОИСХОДИТ?

Я замерла, следя за его мимикой. Он продолжает говорить, слова слетают с его губ все быстрее и быстрее.

– В пятницу я говорил серьезно, ты понравилась мне с того самого момента, как появилась здесь. Ты – умная и веселая, и тебя так легко обидеть. Ты задела меня за живое. И ты, ты такая красивая. Господи, Элли, ты правда нравишься мне. Я хочу понравиться тебе, я знаю, что был засранцем, когда в открытую водил сюда девиц, пытаясь вызвать у тебя ревность. Доводил тебя, когда только мог. Я не знал, что еще сделать, чтобы ты заметила меня.

Теперь он стоит совсем близко, и я чувствую его дыхание с запахом зубной пасты и запах геля для душа «Radox» от его тела.

– Элли, я хочу, чтобы мы попробовали…

Я прерываю его, отталкивая от себя и отступая назад.

– Джош, я не могу решить это прямо сейчас, – в панике говорю я. – Я не догадывалась о твоих чувствах. У меня и мысли об этом не было. Я не знаю, что думать. Мне казалось, что в пятницу… – Я умолкаю. Мне казалось, то, что случилось в пятницу, не имеет никакого значения.

Мы молчим.

– Я хотя бы чуть-чуть нравлюсь тебе? – тихо говорит он.

– Не знаю, – честно отвечаю я.

– Это из-за Томаса? – спрашивает он по-прежнему низким голосом. – Ты любишь его?

– Что? Нет! – отвечаю я, добавляя: – Господи, может быть. Я не знаю. Как можно разобраться в таких вещах? Почему все с такой легкостью говорят об этом?

Он смотрит на меня, улыбаясь.

– Я хочу, чтобы ты дала мне шанс, – говорит он, снова беря меня за руки. – Мне кажется, ты – удивительная, и ты правда нравишься мне. Много лет я не испытывал ничего подобного.

– Ты уверен, что это не просто окситоцин? – говорю я, и он в растерянности склоняется надо мной.

– Не бери в голову, – поспешно добавляю я.

– Просто подумай об этом, – снова жалобно говорит он.

Я молча киваю, и минуту мы стоим, глядя друг на друга.

Я поражена. Он такой красивый. Такой красивый мужчина хочет меня, я нравлюсь ему, он хочет быть со мной, а я не способна ясно мыслить.

– Ты можешь не торопить меня? – наконец говорю я, нарушив молчание.

Он глубоко вздыхает, внимательно глядя на меня.

– Конечно. – Он касается моего лица, и я задыхаюсь. Сейчас он поцелует меня, сейчас он поцелует меня, сейчас он поцелует меня, сейчас он поцелует меня…

Он уходит.

Я иду в свою комнату и ложусь на пол. А потом встаю и принимаюсь за картину.

14

12.27, пятница 5 апреля в Великобритании или 4.27, суббота б апреля в Лос-Анджелесе – полагаю, где-то в этом промежутке? О, стойте, сейчас 12.28.

Местоположение: Шикарный рейс «British Airways», вызывающий легкое ощущение того, что ты потерялась во времени, но также ощущение совершенной крутизны, когда ты смотришь на поднос с фирменными продуктами «ВА», где на ложе из элегантно завернутого салатного листа покоится безупречно оформленная миниатюрная порция макрели, лежат семь бесполезных салфеток и стоят две крохотные порожние бутылочки из-под белого вина, а также пластмассовый стаканчик с выгравированными на донышке буквами «ВА». Так элегантно.

Я просмотрела половину Заколдованной Эллы[71]71
  Заколдованная Элла– романтическая комедия 2004 г. по одноименному роману Гэйл Карсон Левай, режиссер Томми О’Хейвер.


[Закрыть]. Вы видели этот фильм? Черт побери, он замечательный. Почему все жалуются на Энн Хэтэуэй[72]72
  Энн Хэтэуэй (1982) – американская актриса, певица, продюсер. Снималась в фильме Заколдованная Элла.


[Закрыть]Н Она – удивительная! Посмотрите на нее, когда она во власти заклятья, по сравнению с молодым Хью Дэнси[73]73
  Хью Дэнси (1975) – британский актер, также снимался в фильме Заколдованная Элла.


[Закрыть] она совершенно очаровательна. Жизни следовало бы больше походить на кино. Мне следовало бы иметь больше платьев, испытать больше приключений, чаще околдовывать.

Вам не кажется, что, когда вы в самолете смотрите фильм на крохотном экране, воткнув в уши одноразовые халявные наушники, вы испытываете какое-то особое ощущение? Это то же ощущение, которое вы испытываете, когда, не в силах поверить в свою удачу, смотрите по телевизору фильм, который тысячу раз смотрели на DVD. Или это похоже на вкус еды, которая кажется гораздо вкуснее, если ее приготовил кто-то другой. Или же на удовольствие от бесплатного латте в кафе «Prêt», полученное вами только потому, что вы целый месяц ежедневно флиртовали с барристой. Оно того стоит.

Я глубоко вдыхаю воздух самолета и чувствую, как постепенно слабеет напряжение, в котором я прожила последние несколько недель. Впервые за целую вечность я чувствую себя хорошо. Ладно, неплохо. И с каждым проходящим часом, удаляясь все дальше и дальше от Великобритании, я все сильнее ощущаю себя самой собой. Это было прекрасное решение. Уехать из Лондона, сбежать от проблем, потратить кучу денег со своей кредитки на авиабилет. И самое главное, заплатить бешеную цену за то, чтобы полететь рейсом «ВА» и почувствовать себя более крутой рядом с потным, уже-уставшим-на-вид пассажиром, летящим рейсом «Easyjet»[74]74
  Easyjet Airline Company Limited – британская бюджетная авиакомпания.


[Закрыть]. При любых обстоятельствах вы должны ощущать свое превосходство.

Оглядевшись вокруг, я встречаюсь глазами с красивой, безукоризненно одетой стюардессой, и она, бросаясь ко мне, тихо спрашивает, не нужно ли мне принести еще бутылочку вина. Да, разумеется, леди, принесите, черт побери. Посмотрите на них, они такие классные!

В последние несколько дней уровень моей БОЕГОТОВНОСТИ был абсолютно дерьмовым. Как и прежде, ни слова от Софи и Томаса, а дома Джош игнорировал мое требование дать время на раздумье. Каждый вечер, когда я возвращалась с работы, он сидел на диване, старательно притворяясь, что это случайность и что он вовсе не поджидает меня, отнюдь нет. Я испытывала невыносимое чувство вины, немедленно извиняясь и направляясь в свою комнату, а он смотрел на меня так, будто я каблуком-шпилькой отдавила ему пенис. А вчера, когда я вернулась, он стоял возле двери с цветами и вином, проигрыватель с караоке был наготове. Похоже, он думает, что, воссоздав ту же атмосферу, что сложилась на прошлой неделе, он заставит меня понять, как сильно мне хочется сблизиться с ним. Сблизиться с серийным бабником, обладателем умопомрачительной мускулатуры, на глазах у которого я никогда не смогла бы раздеться догола. Даже в полном одиночестве я не смогла бы раздеться догола, зная, что мой приятель выглядит вот так. Серьезно, мне пришлось бы принимать душ в утягивающем белье.

И, господи Иисусе, цветы? Я понимаю, что все любят цветы, я согласна, они красивые. Но они буквально повсюду. Дарить цветы – все равно что сказать: «Я понятия не имею, что тебе нравится, но поскольку ты – девушка, значит, ты обязана получать удовольствие от красивых роз, купленных мной через «Interflora»[75]75
  Interflora – всемирная сеть доставки цветов.


[Закрыть] со скидкой 25 %. Ты будешь вынуждена сказать «большое спасибо», затем потратить четверть часа своего заслуженного вечернего времени на то, чтобы обрезать стебли и поставить ненужные цветы на видное место, в высокий бокал для пива, у кого же есть вазы? А потом, в следующие несколько дней, ты будешь наблюдать за тем, как они увядают. Если тебе повезет, ты сразу же забудешь о них, и к тому времени, когда через две недели ты вспомнишь об их существовании, они будут очень неприятно пахнуть, а чтобы избавиться от гниющих останков, придется бежать к мусорному контейнеру на заднем дворе, надев тапочки и наступив в собачье дерьмо.

Тим, по обыкновению, часто покупал мне цветы. Уф.

Очевидно, я веду себя как настоящая сука, и мне очень жаль. Но я зла. Я зла на свою жизнь и зла на то, что Джош не хочет оставить меня в покое и дать подумать. И сейчас в моей голове слишком много мыслей для того, чтобы должным образом обдумать его предложение. Возвращается стюардесса, неся еще две бутылочки вина и заговорщицки подмигивая мне. Парень рядом со мной ворчит во сне «Пожалуйста, Пэм!», и мы тихо хихикаем, переглядываясь через его голову.

Ладно, мне правда нравится Джош. Я произнесу эти слова. Я достаточно хорошо себя знаю, чтобы признаться в этом. Он нравится мне, я питаю склонность к нему. Он будоражит меня, заставляет задуматься и смешит. Вероятно, он страдает венерическим заболеванием, но никто не идеален.

Тогда в чем же проблема? Почему я колеблюсь? Полагаю, малая толика моих страхов зиждется на том, что с ним я никогда не почувствую себя в полной безопасности и никогда не стану счастливой. Я видела слишком многих из его женщин, которых он ни во что не ставил, и не верю, что он когда-нибудь будет только моим.

Но может быть, это оттого, что я знаю его только с плохой стороны. Он говорил, что вел себя так потому, что хотел, чтобы я заметила его. Не слишком зрелый подход, но, возможно, это льстит мне? А в последнюю неделю я видела совершенно незнакомого, прежде неизвестного мне Джоша. Милого, доброго, внимательного Джоша. Он даже убрал из душевой все полупустые флаконы из-под геля «Radox» и выбросил их. Я чуть не влюбилась в него за это.

Ох, просто не знаю.

Честно говоря, прежде чем подумать о том, что делать с Джошем, я должна разобраться с Софи и Томасом. Итак, хорошо, что я собираюсь делать с ними? Не понимаю, почему я не написала им, чтобы извиниться. Не понимаю, почему они не написали мне. Может быть, это не важно. Может быть, мое путешествие будет таким увлекательным, что я решу переехать? Я найду новые, загоревшие копии своих друзей.

На крохотном экране Энн Хэтэуэй очаровательно прикусывает губку и мило запинается. Она хихикает, и все впадают в экстаз.

Никогда мне не стать такой же привлекательной, как она.

На самом деле, да, именно поэтому все так ненавидят ее.

После нескольких часов полета и еще нескольких бутылочек вина я прибываю к огромным воротам, ну, скажем, поместья Джен. Что представляет собой поместье? Оно довольно обширное, мне не видно его границ. С моей точки зрения – это поместье. Нажав на кнопку домофона, чтобы войти, я минуту раздумываю, впустит ли меня когда-нибудь Джен.

Я не говорила ей о своем приезде, пока не приземлилась пару часов назад. Я убеждала себя в том, что хочу удивить ее, но, возможно, я не хотела давать ей возможность сказать, чтобы я не прилетала. Потому что я должна была прилететь. Как бы то ни было, SMS, которое спешно отправила ей я, вспотевшая и ошеломленная здешним ленивым акцентом, было принято холодно. Джен ответила быстро, и в каждом из ее тщательно отобранных односложных слов звучала обида. Она сказала, что слишком занята для того, чтобы присматривать за проклятой туристкой, что в доме бардак, что Эндрю рассердится, узнав, что к ним без предупреждения заявилась гостья, а Милли не пойдет на пользу, если мои капризы нарушат ее распорядок дня. Она сказала, что я эгоистка и могла бы найти себе «долбаный хостел» и заехать как-нибудь днем на чай, если уж так хочется. Я вышла из такси, удрученная и почти готовая немедленно забронировать билеты на обратный рейс. Пока я рассматривала разные варианты, Джен снова написала мне, на этот раз примирительно, и сообщила, что я могу приехать и остановиться у нее. Да, прекрасно, приезжай, сказала она, но не ожидай, что здесь тебе будут прислуживать не за страх, а за совесть. Как будто я когда-то думала, что она на это способна.

Теперь в домофоне трещит ее приглушенный голос, и ворота начинают со скрипом открываться. Джен уже ждет на пороге с самым-свирепым-выражением на своем недовольном лице. Она выглядит рассерженной, но не только, она выглядит… больной. Она такая худая, она похудела еще сильнее с тех пор, как я видела ее в последний раз. Говорят, что камера полнит, тогда телефон с камерой, должно быть, добавляет по меньшей мере килограммов шесть. Я никогда не видела ее такой исхудавшей. Ее худоба – это первое, что бросается в глаза, и от этого она выглядит такой уязвимой. Я внимательно вглядываюсь в ее точеное лицо, все черты ее сердитого лица и морщинки странным образом сместились – они не на своих местах благодаря обязательному ботоксу.

– Привет, – холодно говорит она, чуть шире открывая дверь и не предлагая помочь мне с багажом.

– Прости, – снова смущенно говорю я и пошатываюсь, заходя в дом и перетаскивая чемодан через порог.

– Не беспокойся, – говорит она, избегая смотреть мне в глаза.

– Пожалуйста, не сердись на меня, – умоляю я, садясь и осторожно касаясь руки Джен. – У меня была дерьмовая неделя. Мне просто захотелось сбежать, мне захотелось увидеть тебя и Милли. Я скучаю по вам. Я потратила весь остаток на своей кредитке, чтобы прилететь сюда! И буду расплачиваться за это следующие семнадцать лет.

Она смотрит на меня соответствующим образом и неохотно кривит губы в улыбке. Я думаю, что мое наказание окончено.

– Хорошо, – говорит она чуть теплее и обнимает меня. – Как приятно увидеть тебя, сестренка. – Отстранившись, она окидывает меня критическим взглядом. – Однако ты ужасно выглядишь.

– Ну, я одиннадцать часов провела в самолете, – говорю я с облегчением, чувствуя, что опасность миновала. Слава богу, Джен не испытывает ненависти ко мне.

– Одиннадцать часов не могли привести к такому ужасному результату, Элли. Ты похожа на местного бродягу.

– Тогда я бродяга, которому очень жарко и удобно, – с усмешкой говорю я.

Она жестом приглашает меня за собой на кухню, и я бросаю чемодан у входной двери.

Я прежде никогда здесь не бывала, даже не видела фотографий ее дома, и я ошеломлена. Это производит впечатление главным образом из-за размера, а еще из-за высокого потолка и слепящего света, льющегося в огромные окна. Все кругом белое. Огромное белое пространство. Безупречное, но не заставленное мебелью. Очень по-лосанджелесски.

– Изумительная кухня, – говорю я с легким трепетом в голосе, а Джен отмахивается от моего комплимента.

– Как прошел полет? – спрашивает она вежливее, чем обычно.

– О, ну, отлично, – отвечаю я. – Как приятно снова увидеть тебя, Джен. Ты, черт возьми, хорошо выглядишь, ты… похудела.

– Спасибо, – говорит она с довольным видом. Я молчу.

– ЭЛЛИ! – раздается знакомый визг Милли, когда она вбегает в кухню, налетая на меня и заключая в объятия.

Я, смеясь, подхватываю ее, а потом сразу же ставлю на пол, поскольку моя спина протестующе ноет. Милли очень подросла, вытянулась. Перемены пошли ей на пользу. У нее сияющая кожа, прямые волосы разметались по плечам, и на ней майка, свидетельствующая о том, что она фанатка Могучих рейнджеров[76]76
  Могучие рейнджеры – американский телесериал.


[Закрыть]. Могучие рейнджеры еще популярны? Удивительно.

– Ого, посмотри-ка на себя, ты такая высокая! – говорю я и ощущаю себя записной Тетушкой.

– Я выше всех мальчишек в нашем классе, – самодовольно заявляет она с легким американским акцентом. А потом – так же самодовольно – добавляет: – Они все меня терпеть не могут. – Она выпускает меня из своих объятий и оглядывает тем же критическим взглядом, которым всегда смотрит на меня ее мать. – Что ты здесь делаешь? – с любопытством спрашивает она.

– Я приехала повидаться с вами! – с готовностью отвечаю я, ощущая себя обманщицей. Причина не только в этом, но Милли – одна из главных причин моего приезда. И теперь, глядя на нее, я понимаю, как скучала по ней. Теперь она выглядит как человек. Странно звучит? В последний раз, когда я видела Милли, я не была уверена, что она человек – она была ребенком. Теперь я могу представить, как она будет выглядеть взрослой. Странно.

– Перестань пялиться на меня, как маньяк, – говорит она, а потом берет меня за руку и выводит их кухни в гостиную, где она строит форт, называемый ею «Бухта Гуантанамо». Она даже правильно произносит это слово. Я оглядываюсь через плечо. Джен, отвернувшись, прислонилась к раковине, словно ей, для того чтобы устоять, необходима опора.

На следующее утро я просыпаюсь около девяти часов, и первое, что меня удивляет, – это мысль о том, что я проснулась. Потому что пробуждение означает, что я спала.

Я была уверена, что всю ночь смотрела в потолок покрасневшими глазами, анализируя последние события своей похожей на дерьмовое шоу жизни. Но я спала. Крепко спала. Пытаясь сесть, я теряю ориентацию. На секунду задумываюсь, где я, и мой мозг пронзает мысль о том, что я умерла. Это чистилище. Очень белое чистилище. А потом я вспоминаю о том, что не умерла, а просто прилетела в Лос-Анджелес. Я взволнованно оглядываю комнату при дневном свете, льющемся сквозь тонкие белые занавески. Красивая комната, думаю я, но пустая, как и весь дом. Только комод и жалкое кресло-качалка в углу. О, и конечно, моя огромная лос-анджелесская кровать. Теперь я вспоминаю, как вечером полусонная забиралась в нее и долго ползала по ней, отчаянно пытаясь найти середину.

Точно. Я сбрасываю с себя простыни. Пора начинать свое американское приключение.

Тихо шагая вниз по лестнице, я замечаю на кухне Джен и Эндрю. Эндрю не было дома, когда я приехала, и никто не вспоминал о нем, следовательно, и я тоже. Но вот же он, выглядит так же, как обычно, серый с головы до пят.

Я мгновенно осознаю, что появилась в разгар ссоры. Они в бешенстве разговаривают между собой, понизив голос до шепота, и Джен говорит не просто повседневно сердитым, а ужасно сердитым голосом.

– Меня тошнит от этого, Эндрю, – шипит Джен.

– Но что ты от меня хочешь? – шипит он в ответ.

– Ничего! – шипит она, переходя на визг. – Все, что угодно, лучше, чем это. Тебе нужно сказать Ларри, что ты больше не можешь…

Я покашливаю.

Они оба смотрят на меня, как белки, застигнутые врасплох за кражей орехов.

Эндрю откашливается.

– Э-э, привет, Элинор. Как дела?

– Доброе утро, – смущенно произношу я. – Извини, что приехала без предупреждения, Джен отговаривала меня. Надеюсь, я не причиню вам беспокойства…

Он пожимает плечами, его это не интересует.

– Я собираюсь на работу, – рявкает он, хватая свою сумку, и снова кивает мне, хлопая входной дверью.

Я не видела его со дня похорон, прошло уже больше года.

– Разве сегодня не воскресенье?… – тихо говорю я Джен, когда за ним захлопывается дверь.

Не глядя на меня, она расхаживает по кухне, убирает оставшуюся после завтрака посуду и вытирает столешницы.

– Он работает по воскресеньям, – говорит она, при этом ее голос почти неуловимо дрожит. – Он работает каждые выходные.

На секунду она останавливается, сгорбившись и повернувшись ко мне спиной. А потом выпрямляется, и я снова вижу на ее лице маску дерзкой Джен.

– Милли смотрит там Одинокие сердца, не хочешь присоединиться к ней? – Она кивает мне за спину, а потом опять быстро отводит глаза. Переминаясь с одной босой ноги на другую, я ощущаю, какая тяжелая и напряженная атмосфера в комнате. Джен не любит, когда ее спрашивают, права ли она. Она продолжает бормотать. – Она говорит, что ты посоветовала ей посмотреть этот сериал?

– Посоветовала, – лаконично отвечаю я, идя к раковине и беря свой стакан, оставшийся со вчерашнего вечера, чтобы помыть его.

– Не делай этого, – резко говорит Джен, бросаясь ко мне и вырывая стакан у меня из рук. – Я не нуждаюсь в твоей помощи.

– Хорошо, – говорю я, чувствуя себя идиоткой.

Она ставит стакан на стол и начинает говорить.

– Милли он нравится. Она говорит, что выйдет замуж за Сета Коэна. Я сказала ей, что ему сейчас лет сорок, но она назвала меня обманщицей и закатила истерику. Я не уверена, что Саммер[77]77
  Сэт Коэн, Саммер Робертс – персонажи сериала Одинокие сердца.


[Закрыть] оказывает на нее очень хорошее влияние.

– Да, может, и так, – соглашаюсь я.

– Точно, – говорит она, поворачиваясь спиной ко мне. – Не хочешь позавтракать? Что мы сегодня будем делать? Хочешь пойти на шопинг? Тебе нужно привести себя в порядок. – Она жестом выражает свое отвращение к моему наряду.

– Это моя пижама, – защищаясь, говорю я.

– Какая разница, – говорит Джен, проходя мимо. Я иду за ней в гостиную, где Милли, сидя перед телевизором, ест из какой-то миски шоколадные шарики, залитые шоколадным молоком. Я ничего не говорю, но про себя осуждаю родительские навыки Джен.

– Одевайся, мы идем на шопинг, – сообщает она дочери, бросая ей одежду и топая ногой.

Не отрывая глаз от экрана, Милли тщетно тыкается в свою майку с изображением Железного человека[78]78
  Железный человек (2008) – фантастический боевик, режиссер Джон Фавро.


[Закрыть].

Я сажусь рядом с ней.

– Роберт Дауни младший[79]79
  Роберт Дауни-мл. – исполнитель роли Тома Старка в фильме Железный человек.


[Закрыть] такой классный, правда? – говорю я, чтобы завязать диалог. Она поднимает на меня глаза, при этом у нее из уголка рта течет какая-то коричневая дрянь.

– О чем ты? – спрашивает Милли, в отчаянии качая головой.

– Железный человек? Классный? – показываю я на ее майку.

Милли смотрит на меня испепеляющим взглядом.

– Его зовут, – не спеша объясняет она, словно я – слабоумная, – Тони Старк. И насколько он классный, к делу не относится, потому что он спасает Землю. Вот.

– Понятно, – киваю я.

– Эй, – задумчиво говорит она, наконец, отворачиваясь от дергающегося на экране Сета. – Как ты думаешь, какой вкус у кошачьей еды?

День на этом не заканчивается. Мы идем на знаменитую Родео-драйв, эта улица протяженностью в две мили удивительна, и я охаю и ахаю, глядя на названия шикарных брендов. Разумеется, я ничего не могу позволить себе и разочарована тем, что ни одна из продавщиц не пытается сделать из меня Красотку[80]80
  «О, Красотка» («Oh, Pretty Woman», англ.) – известная песня американского музыканта Роя Орбисона, написанная при содействии Билла Дееса.


[Закрыть]. Они лишь все время спрашивают, как я провела день, и желают доброго дня. Вежливость требует, чтобы я постоянно улыбалась, но я боюсь показать им мои пожелтевшие зубы, чтобы они не упали в обморок от ужаса. Может быть, поэтому британцы слывут недружелюбными, так как, приходя в гламурное место, мы опасаемся улыбаться.

Однако это приятно. Болтаться по магазинам с моими девчонками. Мы постоянно и беззлобно бранимся, и Джен без конца угрожает, что повернет машину, даже тогда, когда мы идем пешком. Но это приятно. Я так сильно по ним скучала.

Я никогда не винила Джен за то, что она переехала сразу после смерти мамы – мне тоже хотелось уехать, – но мне было тяжело, когда Джен и Милли не было рядом.

Мы останавливаемся на ленч и, сев на террасе бистро, едим салат-латук и не восхищаемся официантками с актерской внешностью, все как одна похожими на Марго Робби[81]81
  Марго Робби (1990) – австралийская актриса и кинопродюсер.


[Закрыть]. Я чувствую облегчение, которого не испытывала несколько недель. Ничто не внушает такой уверенности в том, что Земля – лучшая планета во Вселенной, чем тепло солнца на лице и осознание того, что на следующей неделе не нужно возвращаться на работу.

Возможно, я в самом деле смогла бы жить здесь. Я снова задумываюсь. Возможно, смогла бы. Я могла бы вставить себе зубы, стать дружелюбной и улыбаться незнакомцам, и проводить все время под сияющим солнцем за миллион миль от своей мрачной Англии. Наверное, это было бы замечательно. Наверное, это могло бы стать приключением, которого я жаждала. Мимо прогуливается загорелый мужчина с квадратными плечами – вот и еще одна причина, чтобы остаться.

Когда мы едем домой, Милли засыпает на заднем сиденье, и я пытаюсь завести разговор о ее отце.

– Кажется, Эндрю очень занят, – осторожно говорю я, уголком глаза наблюдая за Джен. Она прибавляет скорость, но ничего не отвечает, тогда я продолжаю: – Все было… нормально сегодня утром, когда я спустилась?

– Прекрасно, – фыркает Джен, ударяя по рулю и бормоча: – Проклятые пробки.

Мы стоим в хвосте перед красным светофором, и я нерешительно касаюсь ее руки. Она такая вялая, что я вынуждена убрать свою ладонь. Глядя прямо вперед, я говорю:

– Если захочешь поговорить, ты знаешь, что я здесь.

Джен закатывает глаза.

– Хочется просто поболтать? Не все требует анализа и разбирательства, понимаешь? У меня все прекрасно, у всех все прекрасно.

Я умолкаю, но не могу удержаться, чтобы не спросить:

– Джен, ты счастлива?

Она резко разворачивается и смотрит на меня, вытаращив мгновенно обозлившиеся глаза.

– Господи, Элли! Что за навязчивая идея – спрашивать, счастлива ли я? Ты знаешь, что это просто жизнь. Жизнь – полное дерьмо, и все понимают это. Почему ты считаешь себя особенной? Почему ты больше достойна счастья, чем кто-то еще? Счастливых людей нет, в жизни так не бывает. Ты понимаешь это, а потом умираешь от боли точно так же, как умерла мама. Быть счастливой – бредовая идея, и тебе нужно избавиться от нее.

Ее лицо раскраснелось, мне кажется, что она вот-вот заплачет.

– Это не имеет смысла, – бормочу я. – Какой смысл во всем, если ты не счастлива? Жизнь – это не то, что ты должна просто принимать. Жизнь не должна вызывать у тебя слезы в потоке машин.

– Отвяжись, – фыркает она. – Я не плачу, просто у меня аллергия на кретинок. Если ты не заткнешься, у меня распухнет лицо, а потом перехватит горло, и я умру. У тебя, случайно, нет при себе шприца с «Эпипеном»? Я не ношу его с собой, потому что редко сталкиваюсь с такими кретинками.

– Ладно, – сдаюсь я, проверяя, что Милли, забывшись, по-прежнему сопит сзади. У нее приоткрыт рот, и я подавляю в себе желание что-нибудь бросить туда. – Отлично, я больше не буду тебя спрашивать, счастлива ли ты. Но на всякий случай еще раз предлагаю: если тебе нужно будет о чем-то поговорить, ты знаешь, где меня найти.

Теперь Джен молчит и, повернувшись ко мне, смотрит на меня проницательным взглядом. Я с надеждой жду, широко раскрыв глаза. Ну вот, возможно, я пробила ее броню. Джен говорит:

– Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя огромная голова? Понимаешь, ОГРОМНАЯ голова? Абсолютно непропорциональная.

Я закатываю глаза, и на светофоре включается зеленый свет.

Той ночью я, наконец, ощущаю на себе, что значит разница во времени, долгие часы я лежу, уставившись в незнакомый потолок в этой странной пустой комнате. Я снова думаю о Джен. Меня так подавляло желание добиться всего, что есть у Джен – муж, ребенок, – а теперь я не могу представить себе ничего более удушающего и несчастливого. Но возможно, она счастлива. Возможно, она просто любит конфликтовать. Возможно, сегодняшняя ссора была просто недоразумением. Джен ясно дала мне понять, что не хочет моей помощи или совета, и я не в силах ничего сделать, если она отказывается поговорить со мной. Я здесь гостья, пришелец, неожиданно и ненадолго заглянувший в дверь ее жизни, и скоро я уеду обратно.

Театрально вздохнув, я поворачиваюсь на бок. Мне хочется отвлечься. Я привезла с собой альбом для эскизов, но он лежит в сумке на первом этаже. Я не уверена, что у меня есть силы так далеко отползать от своей кровати, чтобы достать его. Я думаю о картине, которую недавно начала писать, сидя в своей комнате в ГД, которая ждет моего возвращения. У меня чешутся руки. Это добрый знак, я знаю это. На картине – лицо, но я еще точно не знаю, чье это лицо. Оно кажется мне знакомым, особенно глаза, но я еще не могу сказать с уверенностью. Я чувствую, как меня внезапно охватывает возбуждение. Я всегда испытываю такое ощущение, когда пишу что-нибудь прекрасное. Кроме того, я без конца делала наброски. Если я хочу остаться здесь, в Лос-Анджелесе, я не должна расставаться с этим ощущением. Возвращение к искусству было моим единственным достойным поступком за последние несколько катастрофических недель.

К трем часам ночи у меня лопается терпение, и я тихо отправляюсь на разведку этого до смешного огромного дома, чтобы найти свой альбом для эскизов. Я на цыпочках выхожу из комнаты, испытывая странное чувство, словно я в перевернутой вселенной. Пробуждение среди ночи в чужом доме очень возбуждает и одновременно пугает. Ощущение то же, что испытываешь, когда остаешься в школе после уроков. Вокруг тишина и спокойствие, я иду на кухню попить воды. Но, дойдя до крана, подавляю в себе вопль, заметив стоящую в темноте фигуру.

Это Джен. Она неподвижно стоит у окна и пристально смотрит на улицу. Не лунатик ли она? Я делаю шаг к ней, и она оборачивается.

Когда она видит меня, ее лицо сморщивается, и внезапно она начинает горько плакать. Джен, которая никогда не плачет. Джен, которую я никогда не видела плачущей. Джен, которая не плакала у меня на глазах даже тогда, когда умерла мама. Джен. Теперь она устало опустилась на стул и, сжавшись, рыдает, морщась, как от физической боли.

Не проходит и нескольких секунд, как я оказываюсь рядом с ней, я падаю на колени у ее стула и обхватываю ее руками. Склонившись ко мне, она продолжает плакать.

Я крепче обнимаю ее, понимая, какой жалкой эгоисткой я была.

Ссора с друзьями? Несколько неудачных свиданий? Как я могла хотя бы на секунду подумать, что это действительно проблемы? Я была такой эгоистичной, что даже не понимала, что моя сестра по-настоящему страдает. Все это имеет отношение к ее браку.

Мы сидим так несколько минут, пока Джен оплакивает себя. Всякий раз, когда мне кажется, что она сейчас остановится, Джен начинает снова, и к тому моменту, когда она в конце концов успокаивается, у меня от боли ноют руки. Я по-прежнему молчу, но чувствую, что Джен почти готова открыться.

– Я хотела, хотела уйти от него, – говорит она, все еще уткнувшись лицом мне в плечо.