Текст книги "Фронтера"

Автор книги: Льюис Шайнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Забудьте, – сказала Молли, вылив кофе в раковину. – Забудьте все, что я говорила. Идемте.

В полях снаружи уже приступали к работе первые группы фермеров: шестеро женщин, четверо мужчин, двое старших детей. Две женщины и один мужчина перенесли химическую лоботомию, им было свойственно забывать, чем заняты, и подолгу глазеть на игру манящих отражений в зеркале над головами. Все носили защитные очки в дополнение к обычным кислородным маскам, пока разбрызгивали аммиачные растворы.

С фонаря за ними наблюдала камера, одна из тридцати с лишним, которые Кёртис ободрал с различных зондов раннего периода колонии или переместил из жилищ подчиненных. Камеры передавали видеопоток на контрольный пост, в средоточие «электронной демократии» Кёртиса. Когда они проходили мимо, кто-то из детей поднял голову и чирикнул:

– Эй, фрики!

– Тихо! – прикрикнула на него какая-то женщина, но извинений, как, впрочем, и новых подначек, не последовало, а Молли не подала виду. Глаголь, как ни в чем не бывало, продолжала объяснять какую-то новую математическую модель.

Все это так уязвимо, и людская химия, и неорганическая. Аммиак, например, получали в каталитическом процессе Габера-Боша реакцией азота и водорода, предварительно сжатых, сжиженных и отфильтрованных из марсианской атмосферы. Таким же способом добывали кислород и азотно-аргоновый буфер для воздушной смеси, а еще воду – фунт воды из каждых тридцати кубометров марсианского воздуха. Все тютелька в тютельку, бесконечный цикл переработки, потери или снижение эффективности недопустимы.

Их общество тоже так работало, по крайней мере, до настоящего момента. Первые трудные годы разогрели и запустили реакцию слияния русских, американцев и японцев в единый социум, подобную протон-протонному термоядерному синтезу. Лишь сейчас эта реакция слабела и догорала, оставляя по себе коллапсирующие фракции, в любой момент способные сорваться в насилие.

Пока что Кёртису удавалось удерживать их под своим железным контролем. Одержимый мечтой о терраформированном Марсе, он не считался с тем обстоятельством, что ресурсов, как это уже было очевидно, им не хватит. Нужна была помощь Земли, ее корабли, отражательные элементы для исполинских солнечных зеркал, глыбы льда и астероидного вещества.

Конечно, в ночном разговоре Кёртис не лукавил. Он действительно не знал, на что способна физика Глаголи, иначе бы уже давно надавил на нее и вынудил передать в свое распоряжение.

Ибо новая теория открывала доступ к фактически бесплатной энергии, достаточной на все нужды, в том числе на реализацию мечтаний Кёртиса о Марсе будущего. Но как бы ни стремилась сама Молли увидеть Марс цветущим садом, позволять Кёртису исказить этот сад ригидностью мышления она не хотела.

Она остановилась у контрольного поста.

– Ждите здесь, – сказала она детям, – если он себя нормально чувствует, я его выведу на прогулку.

Все четверо астронавтов спали, и на миг такой краткий, что мысль едва успела зафиксироваться, Молли пришло в голову, как легко было бы сейчас избавиться от всех проблем одним махом, вколоть им пузырьки воздуха в вены или перевезти в операционную палату и уморить наркозом.

Потом Кейн шевельнулся во сне, чуть слышно что-то пробормотал, и Молли снова овладела собой.

Она опустилась на колени у койки Риза, коснулась его лба, пощупала каротидный синус. От ее движений он проснулся.

– Привет, – выговорил Риз еще сиплым после сна голосом.

– Как ты?

– Я голоден, – он осторожно сел на койке. – Я голоден и… и чувствую себя довольно глупо.

– Сара снаружи, – проговорила Молли. – Ее теперь зовут Глаголь.

– Как?

– Я же тебя предупреждала, они теперь сами выбирают себе имена. Сейчас ее зовут Глаголь.

– Глаголь. Хренасе.

– А что?

– Да так, ничего. Продолжай.

– Она ждет снаружи. Если хочешь, можете позавтракать вместе.

– Угу.

– Риз, красавицей ее назвать нельзя, и ты должен быть к этому готов. В ней нет ничего красивого. Я даже не знаю, есть ли ее за что полюбить. Ты понял?

– Да.

Он поднялся; она помогла ему подойти к двери лазарета, взяла из ниши кислородную маску, он натянул ее и после этого вышел из здания контрольного поста своим ходом, Молли следовала чуть позади. Он остановился и стоял так долго, а Молли наблюдала за ним, осознавая, что, как ни остохренел ей этот аквариумный городок, как ни скучает она по роскоши земной жизни, как ни стремится отправиться куда-то дальше, забраться глубже, полететь быстрее, но в отрыве от него станет тосковать по этому месту так же, как тосковал Риз, не знавший, доведется ли ему еще когда-либо оказаться здесь снова.

Затем Глаголь двинулась к ним, а E17 повернулся спиной и остался сидеть в дюжине метров. Девочка взяла Риза за руку обеими руками и тихо произнесла:

– Дедушка?

Предыдущей ночью после ухода Молли Риз лежал в темноте без сна и размышлял о плане Моргана.

Он пытался не поддаваться эмоциям. Неудивительно, что его развели, использовали втемную для какой-то сложной игры в догонялки под прикрытием моргановских посулов нового фронтира; однако печалило его другое, а именно осознание того, что все может завершиться прямо здесь, не только для него лично, но и для всего человечества, как если бы первая выползшая на сушу рыба продержалась всего десять лет и умерла, не дав потомства.

И он не преувеличивал. На что бы ни запрограммировал Кейна Морган, эти действия наверняка окажутся разрушительны и способны повлечь за собой гибель всей колонии.

Не дури, подумал он. Ты знаешь, чего хочет Морган. Ему нужен транспортер, работающий на расстояниях в десять-двадцать световых лет.

Именно эта штука нужна и тебе.

В дальнем углу лазарета кто-то застонал во сне: такой писк могло издать насекомое, которое досуха высасывает паук. Тонкий жалобный крик о помощи, когда ее ждать неоткуда.

Он понимал свои шансы. Его отец умер от рака, он сам уже дважды побывал на Марсе, а перед этим последним полетом травил себя наркотиками и алкоголем. Если предоставить опухоли достаточно времени, она разовьется почти непременно.

Только не я, подумал Риз. Не такой смертью.

Он задумался о Саре.

Молли сказала, что девочка жива, но она странная, более странная, чем он в состоянии себе представить. Достаточно странная, чтобы соорудить передатчик материи? Голос по радио сообщил, что это ребенок, девочка, а потом Молли заявила, что у них теперь новые имена.

Он вспомнил, как в последний раз виделся с девочкой: той было два года, и она с легкостью пробиралась через курсы начальной математики и задачки на логику в компьютере Молли, чертила по памяти диаграмму гиперкуба.

Если это Сара, а должна быть она, то ирония от него не ускользнет: внучка станет матерью нового Человека…

Наутро, увидев ее воочию, он признал, что к такому и впрямь не готовился. Бледное рыхлое тело, бесцветные волокнистые волосы, перекошенные глаза.

Она назвала его дедушкой.

– Молли? – позвал он. – Это ты ей рассказала?

– Нет. Я понятия не имела, что она знает. До этого самого момента.

– Ничего сложного, – сказала девочка, скосив крупную голову и повернув ее взглянуть на Молли, словно голова весила слишком много для толстой морщинистой шеи. – Ты же знаешь, я в компах дока. Я просмотрела твой геном, он куда ближе к геному Риза, чем к профилю человека, который считается твоим отцом.

– Господи Иисусе, – вырвалось у Молли. – Она этим утром все про связи да про связи. Должна была я догадаться.

– Не думаю, – сказал Риз, – что это теперь имеет какое-то значение.

– И не должно было, – ответила Молли. – Для рационально мыслящего человека. Но Кёртиса провоцировать опасно. Вы, ребята, в даймоны и пифии не годитесь.

– Я никогда никому об этом не говорила, – заметила девочка. – И никому не скажу впредь.

Риз еще раз посмотрел на нее, пытаясь представить возвышенный дух в перекособоченном теле, и не смог.

– Молли говорила, ты меня к себе на завтрак пригласишь, – промямлил он наконец.

Сара – Глаголь – кивнула.

– Я с вами потом пересекусь, – сказала Молли. – Вы поосторожней, ага? Держите носы по ветру. Кёртис не из тех, кто вам позволит просто так тут околачиваться.

– Хорошо, – ответил он. – А что с Кейном и остальными? Как у них дела?

– Не знаю, – отозвалась она и ушла.

Под куполом наступило утро. Высоко на открытом участке пластика снаружи Риз заметил фигуру в скафандре, зависшую над цилиндром; колонист тщательно полировал небольшие царапины, оставленные пылью в порывах ветра и способные в итоге, накопившись, лишить весь купол прозрачности. Еще выше бледно-розовый небосклон переходил в испещренную звездами синеву с выделявшейся яркой точкой – Деймосом.

Впереди, подобно клеткам шахматной доски, чередовались дома и поля, занимая в сумме более трех акров территории между контрольным постом и южной стеной купола. Риз вспоминал работу, которую пришлось проделать, чтобы почва стала пригодна для сельского хозяйства: удалить из нее излишки солей, серы и извести, обогатить переработанными канализационными стоками и азотом, почерпнутым из тонкой марсианской атмосферы. Вспоминал первые всходы и бесконечные редиски.

В ту пору все было новым и блестящим, источало целеустремленность и запланированную структурированность, с пылу-с жару из строительного грузовичка. Через двенадцать лет конструкции уже миновали средний возраст, образовались марсианские эквиваленты кресел-качалок на крылечках да сорняков во дворах, вот только не было здесь скоростного шоссе, чтобы лица за герметичными окнами могли бессознательно фокусировать на нем внимание.

– Ты голоден? – спросила Глаголь. Риз кивнул.

– Можем зайти к нему домой, – сказала девочка, кивнув на мальчишку, сидящего в нескольких ярдах от них, на бетонной скамейке. – Его мама сейчас на работе.

Он заметил внезапную неуклюжесть ее движений, скованность неозвученными фразами, потребность коммуницировать нечто, не оформленное словами. Он интуитивно понял то, что ранее определил рациональной частью мозга. У этой девочки есть ответы.

Она позвала мальчишку и представила его Ризу. Риз потряс руку паренька, задумавшись, откуда тот почерпнул клише внешности ботана в очках, перемотанных изолентой на переносице: очевидная прихоть в пору легкодоступной хирургии или контактных линз.

Трое двинулись по красной гравийной дорожке вокруг здания контрольного поста. Риз остановился у восточного загончика для животных и понаблюдал через пластиковый пузырь за козами. Те скользили по нему равнодушными животными взглядами карих глаз. Дальше виднелись тесные курятники: Риз почти чувствовал кислый запах сквозь двойную изоляцию пластиковой стенки и кислородной маски.

– Сколько тут коз? – спросил он.

– Коз? – Девочка взглянула на него так, словно вопрос касался динозавров. – Я не делаю коз.

– Неважно, – сказал Риз, вспомнив предостережение Молли. Странная, такая странная, что тебе и не представить. Но в действительности – не такая уж и странная, заключил он. Скорее создает впечатление своей принадлежности этому месту, где Риз – чужак, а дети – как мудрая и загадочная раса предтеч, которую все давно мечтали отыскать.

Риза провели мимо свежезасеянного поля люцерны к бледно-желтой коробке из пенопласта, с имитирующими сосновые доски выступами стен и дверью на шарнирах – в пластиковые прозрачные панели врезаны проволочные пружины. С какой изобретательностью стараются тут обустроить преграду между участками с разницей давлений в пару сотен миллибар.

Он сел за зеленый стол «формика» в кухне, внезапно исполнившись благодарности за эту возможность. Ноги словно распухли. Он подозревал, что так и есть.

– Тут мало, – сказал мальчишка. – Яйца?

– Яйца вполне подойдут, – ответил Риз. – Хочешь, я приготовлю?

– Наверно, лучше ты.

Риз разбил три яйца на электрическую сковородку с антипригарной поверхностью, боковым зрением следя за Глаголью.

– Вы в школу ходите или еще куда?

После неловкого молчания Глаголь откликнулась:

– Не совсем. Мы учимся по компьютерам, всякое такое.

– А что вас интересует? Физика? Твоя мама всегда любила физику.

– Многое.

– Вы тут что-нибудь… случайно не сооружаете? Вроде транспортера, способного перемещать материю на значительные расстояния? Порядка световых лет?

Голос девочки упал до шепота.

– Что тебе известно?

– Глаголь? – окликнул ее паренек. – Эй, Глаголь, ты ж говорила, нам нельзя про такое трепаться.

– Я помню, что я говорила. Заткнись, будь так добр. – Девочка снова развернулась к Ризу. – Я дала обещание, как ты не понимаешь?! Я пообещала, что никому не проболтаюсь.

– Уже протекло, – сказал Риз. – Поздно пытаться остановить. Диана передавала инфу по радио Моргану, так на Земле стало известно, чем вы заняты, и тогда он послал нас. Думаю, Кейн тоже в курсе. И, возможно, Такахаси. Не уверен, на чьей они стороне. Но Моргана я не люблю и помогать ему не собираюсь.

– Не знаю. Может, лучше сначала с мамой поговорю.

– Послушай меня, – сказал Риз. Внутри у него нарастало отчаяние, но он не хотел, чтобы девочка это заметила. – Тебя интересует физика, да? В смысле, это самая важная штука в твоей жизни.

– Что ты имеешь в виду?

– Представь, что ее у тебя отобрали. Забрали твои компьютеры и приказали тебе заняться чем-то другим.

Девочка уставилась на него, поморгала и не ответила.

– Вот с мной именно так и получилось. Двадцать лет назад я установил тут, на этой планете, американский флаг. Это была высшая точка моей жизни. Тогда мы надеялись, что доберемся как минимум до Ганимеда и Титана, а в глубине души каждый лелеял видение антивещественной ракеты или чего-нибудь в этом роде, двигателя, способного унести нас из тесной системки на просторы Галактики. Но вместо этого… все тупо развалилось на части. Такое… такое впечатление, что нас заперли в шкафу в большом красивом доме, а снаружи холмы и деревья, реки и города, остальной мир, и нам туда нет доступа.

– Ты яйца спалишь, – заметил мальчишка.

Риз выложил еду на тарелку и принудил себя откусить, хотя у него желудок скрутило. На Марсе не мусорят, тем более не выбрасывают настоящую еду.

Он взглянул на Глаголь. Та ерошила пальцами одной руки свои грязные спутанные волосы.

– Ну, – проговорила она, – антивещественный двигатель уже появился. В любом случае через пару лет он у нас будет.

– Но это еще не все, не так ли?

– Транспортер? Да, но это игрушка. Не исключаю, что он окажется неработоспособен. Мы не уверены.

– Я не могу дожидаться антивещественного двигателя, – сказал Риз. У него похолодело в груди, слова полились изо рта бездумно, ведь стоило призадуматься над ними, как он бы вообще замолчал. – Когда и если снова запустится хоть что-то, я уже буду слишком стар. Я уже стар. Если бы Морган не отчаялся, меня бы и в эту экспедицию не взяли.

– Чего тебе надо? Чего ты ко мне пристал?

– Я хочу дальше, – сказал Риз. – Мне нужен билет в один конец.

– Мы посылали парочку мышей, – ответила Глаголь. – Мы послали их… из места, где находится машина, в мою спальню. Одна появилась там. Другая – нет. В обоих случаях все было идентично. Непонятно, что произошло. Мы не знаем, почему. Мы на переднем крае, ты понимаешь? Это все безумные идеи, гибрид физики с философией дзен. Ты в квантовой теории что-нибудь смыслишь?

– Наверное, кое-что смыслю.

– Ну ладно. Там есть одна штука, которая не работает. Эксперимент ЭПР, теорема Белла, из которой вроде бы должно следовать действие на расстоянии, и квантовая механика никак его не объясняет. Механика, понимаешь? Для механики механизм требуется.

– А твоей физике он не нужен?

– Механизм – плод предположения. Как и связь между причиной и следствием. Люди в это верят, потому что большую часть явлений удается объяснить подобным образом, а о том, что не удается, благополучно забывают. Мы исходим из иных предположений. Квантовые теории поля при высоких энергиях претерпевают разбалансировку. Уравнения пытались перенормировать, чтобы они снова заработали. Я не стала, потому что добавила другую переменную, с которой они не связывались. Объективисты привыкли верить, что квантовую механику может дополнить некая скрытая переменная, и выяснилось, что так оно и есть. Четырехмерная переменная.

– Вроде времени, хочешь ты сказать?

– Необязательно. Она перпендикулярна всему, и только. Время – это измерение, но не обязательно четвертое измерение. Ясно?

Риз покачал головой.

– Было бы проще показать тебе уравнения, – сказала Глаголь, – но ты их, конечно, не поймешь. Я сама не все в них понимаю. Но иногда я вижу, оно будто на краю поля зрения мелькает, мне почти удается разглядеть углы и кривые, под которыми пустыня снаружи пересекается с четырехмерным пространством. В смысле, если подбирать слово… это было бы слово синхронность.

Иногда, думал Риз, она кажется старой, а может, это ее слова внушают подобное впечатление. «Ей сколько, двенадцать?» – спросил он себя. Поначалу она ему представлялась обычным одаренным ребенком, но затем проступили черты чего-то действительно неведомого, устрашающего, искажающего понятия о реальности. Он не понимал, позволить ли ей сейчас выговориться до конца или все же попытаться осмыслить услышанное.

– Совпадение, – сказал он.

– Павел, один из русских беженцев, дал мне книжку… мне было тогда восемь лет. Tertium Organum Успенского, начало 1900-х. Там приводится цитата из Хинтона. Законы нашей Вселенной отражают поверхностное натяжение Вселенной более высокого уровня. Я прочла это, и меня, ну, понимаешь, как осенило. В смысле, это ж, по сути, калибровочная теория поля, пускай и вдохновленная философией, и у меня внутри словно щелкнуло.

– Ты меня теряешь, – произнес Риз.

– Ладно, вот пример. В вакууме наблюдается спонтанное рождение частиц и античастиц, парами. Как электрон и позитрон. Виртуальные кванты. Это случайный процесс, они аннигилируют друг с дружкой, на том всё.

Но если процесс не случаен? Что, если структурная закономерность присутствует, но она четырехмерной природы? Что, если ее можно рассчитать? Поставить вероятности себе на службу, чтобы случайное зарождение антивещества перестало быть случайным. Вся нужная тебе антиматерия там, в форме свободной энергии.

– А как насчет законов сохранения?

– Я служу законам сохранения, – сказала девочка. Риз попытался улыбнуться, но ее юмор внушал ему лишь неприятные ощущения. – Как потенциальная и кинетическая энергия: если потом все снова аннигилируется, баланс будет сведен.

Ризу отчаянно захотелось куда-нибудь уйти и поразмыслить в одиночестве. Знает ли Морган об открытиях Глаголи? Диана ничего не передавала про антивещество, но Морган, очевидно, отдает себе отчет в последствиях. Зачем бы еще стал он вбухивать миллионы в эту ненадежную одноразовую миссию, внедрять странные чипы в голову Кейну, подгонять проект жесткими сроками? Что там бишь говорил Морган… «Аэрофлоту» Марс тоже интересен?

Ну да, конечно, русские захотят вмешаться. Даже посредственные шпионы обнаружили бы это, да и радиопередачи, полученные Морганом, они могли перехватить, расшифровать и перевести. Какая фора у нас в таком случае перед русскими? Месяцы? Дни? Часы?

Риз полез под рубашку и вынул накопитель данных, который держал там с момента высадки.

– Я слышал, что твоему транспортеру необходима информация. Чтобы переслать объект, устройство должно в точности знать, куда.

– Откуда ты…

Он взмахом руки заставил ее замолчать.

– Неважно, откуда. Я же тебе говорю, протекло. Информация здесь. Сейчас. Вот карта, составленная по данным с деймосского телескопа. Векторы состояния всех небесных тел в радиусе пяти парсеков, точность плюс-минус пара километров.

Глаголь приняла накопитель, повертела в руках, так что свет блеснул на его тускло-черной поверхности.

– И что я должна с ней сделать?

– Отправь меня к звезде Барнарда.

Кейн продолжал чувствовать ласку валиума в своих венах; лекарство с долгим периодом полувыведения все еще нашептывало что-то успокаивающее его взбудораженным нервам.

Он приподнялся на койке, умаляя тем боль в груди, и стал обеими руками тереть кожу лица, пока не заныли скулы и не стали саднить глаза.

В воздухе так и звенела информация. Казалось, что откуда-то слева долетает слабая, трудноразборчивая, закольцованная мелодия: высокие голоса в миноре, слова непонятны. Он повернул голову. Источник музыки переместился вместе с ним.

Он по-прежнему ощущал слабость, дезориентацию и смятение. Но чувство цели пробудилось, и впервые после инцидента в Северной Африке он видел перед собой простую последовательность действий, какие надлежало совершить на пути к ней. Для начала следует разыскать женщину по имени Диана и вытрясти из нее всю информацию. Потом… потом…

Он потряс головой. Волшебное слово. Заклятие. Грааль. Объект, что б тот собой ни представлял. Он должен найти его. Таков Сюжет. Слова женщины помогут прояснить это.

Риза в палате не было. Другие еще спали или лежали без сознания, если не считать молодой японки на стуле у входа. Кейн счел ее охранницей. Он шевельнулся, опустил руку под матрац, осторожно извлек оттуда револьвер, спрятал за пазуху штанов хипари, тщательно затянул пояс и завязал его узлом. После этого он сбросил ноги на пол и сел.

– Охаё годзаимас, – проговорила женщина.

– Ага, – откликнулся Кейн, – доброе утро.

Итак, подумал он, с чего начать? Интересно, решил ли Кёртис отбросить условности и заключить прибывших под стражу? Или постарается действовать тоньше?

– У вас не найдется чего-нибудь поесть? Я проголодался.

– Конечно. Вы Кейн, не так ли?

– Ага.

– Я Ханаи.

Она была худощавая, с круглым лицом, более уместным в восточных представлениях о женской красоте, чем в западных. Кейн ответил на ее неглубокий стесненный поклон своим, чувствуя, как слегка смещается за пазухой пистолет.

– Позвольте, я кого-нибудь позову, чтобы тут подежурили, и мы пойдем поищем вам перекусить. – Она набрала на стенной панели интеркома четыре цифры и сказала: – Мы с Кейном завтракать. – Выслушав какой-то ответ, повесила трубку. – Идемте, – обратилась она к нему.

Он последовал за японкой в коридор, любуясь грациозной эргономикой ее походки, но не в состоянии воспроизвести движения. Она привела его в широкую круглую столовую; вдоль стен виднелись арочные опоры потолка. Когда-то, вероятно, здесь размещался зал каких-нибудь собраний, но нужда в них впоследствии отпала. Столовую разграничивали японские ширмы или выдвижные пластиковые перегородки, изолирующие пространства вокруг индивидуальных экранов, вделанных в стенки. Большинство оказались заняты; оттуда долетали, создавая какофонию, старомодная оркестровая музыка из мультфильмов, синтезаторы и бубнящие голоса.

Отделанные штукатурным гипсом стены между колоннами были разных цветов, как нейтральные, так и яркие – оранжевые, желтые, голубые, – но краска местами облупилась и побледнела. Потолок имитировал облачный пейзаж работы Максфилда Пэрриша, угнетая Кейна нескрываемой и довольно жалкой ностальгией по Земле.

– Здесь общественная кухня, – сказала Ханаи. – Обычно много яиц и овощей. Хорошую еду люди по домам держат.

Кейн кивнул. Проведя девять месяцев в интровертивном заточении и невесомости, он испытывал некоторую неприязнь к общественной норме: три сдвинутых вместе столика в центре столовой, семь-восемь колонистов потягивают кофе и сок, расслабленно жуя тосты с яйцами. Он вынужден будет пройти мимо, делая вид, что принадлежит этому месту, хотя чувствовал себя совершенно не в своей тарелке.

Я не просил ни о чем подобном, подумал он. Он прошел на кухню, ощущая спиной любопытствующие взгляды, и принес себе миску овсянки, фрукты и сухое молоко. Потом сел напротив Ханаи за свободным столиком.

Она молчала и наблюдала, как он принимается за еду. Он затруднялся определить ее истинное отношение к нему. Держалась Ханаи вежливо, но вместе с тем подчеркивала, что его прибытие возложило дополнительные обязанности как на нее, так и на колонию в целом.

Улучив минутку, когда рот не был ничем занят, Кейн спросил:

– Вы знаете женщину по имени Диана?

– Физика?

Кейн кивнул. Физик? Наверное, ничем не лучше и не хуже другой профессии здесь.

– Ну да. Тут все друг друга знают. А что?

Он обдумал несколько вариантов ответа, но признал, что недостаточно хорошо представляет себе ситуацию с Дианой, чтобы убедительно солгать.

Он проигнорировал вопрос.

– Могу я с ней поговорить?

Было похоже, что безжалостная вежливость Ханаи неразрушима.

– Не вижу никаких причин для отказа. Я проведу вас к ней.

Неплохо, подумал Кейн. Конечно же, Ханаи сразу доложит об этом Кёртису, но даже если так, можно будет кое-что выяснить о Диане, ее месте жительства, ее работе, не исключено, даже назначить встречу на более поздний срок.

– А это? – Кейн указал на пустую посуду.

– Опустите в бак рядом с раковиной, – ответила Ханаи.

Выходя с кухни, он заметил Ханаи рядом с другим интеркомом на стене.

– Вам повезло, – сказала она. – Она обычно вместе с Молли работает, но на этой неделе ее отрядили пахать в Бронкс.

– То есть?

– В северо-восточную секцию. Я вас туда отведу.

Подойдя к двери, Ханаи без предисловий вручила ему кислородную маску. Он проследил за ее действиями. Закончив натягивать и застегивать маску, он последовал за ней наружу.

Когда его выводили с корабля, он был почти без чувств, так что теперь, впервые выходя осмотреть колонию под куполом, испытал отчаяние. Он ожидал чего-то более футуристичного. Увиденное же внушало скорее мысли о заброшенном супермаркете. Все покосившееся, затертое, поблекшее.

– А можно тут где-нибудь наружу выглянуть? – спросил он у Ханаи.

– Вон там.

Двигаться стало проще. Ребра ныли, но эту боль можно было контролировать, свыкнуться с нею. Единственная проблема заключалась в поворотах головы: если он вертел ею слишком быстро, внутреннее ухо не успевало за движениями, и желудок сводило от головокружения.

Ханаи провела его по извилистой тропке вокруг центрального здания, мимо двух длинных построек у края территории под куполом. Сквозь мутные пластиковые окна, слегка выгнутые наружу от давления, он видел небольшое стадо коз; женщины отцеживали у них молоко. Животным теснота вроде бы не доставляла особых неудобств, хотя козы постоянно налетали друг на дружку и спотыкались о комки навоза размером с булыжники.

– Вот, – показала Ханаи.

Кейн догнал ее и остановился рядом с японкой у очень большого окна, вделанного в стену купола между двумя переборками. Тут были устроены бетонные скамьи, цвели кактусы и юкки. За окном Кейн видел крупные глыбы льда, обернутые зеленым пластиком и затененные алюминиевыми навесами: запасы воды для колонистов. А еще дальше простирался марсианский сад камней.

Территория производила более чуждое впечатление, нежели холодная белая пыль Деймоса, хотя была визуально теплее, напоминая пустыни на севере Нью-Мексико или Аризоны. Однако песок имел чересчур красный цвет, скалы выглядели слишком темными и пористыми, горизонт был ближе и не внушал оптимизма: за ним тянулась лишь бескрайняя пустыня.

Впервые он постиг, не просто интеллектом, а мозгом своих костей, что больше ничего тут нет. Никаких тебе древних рас и забытых цивилизаций, никаких каналов, скрытых долин с джунглями или вечных туч. Лишь сухая, выпотрошенная временем оболочка планеты и немногочисленные уязвимые жители под куполом.

Ближний пластиковый лист зарябил от порыва ветра, и Кейн, пригревшийся в неподвижном воздухе под профильтрованным солнечным светом, содрогнулся.

– Мрачновато, да? – спросила Ханаи. – Есть тут и более интересные места, например, долины Маринера. Но там бы вам жить не захотелось.

– Да, – сказал Кейн, – и вам явно не захотелось бы.

Он отвернулся и пошел следом за Ханаи по зигзагообразным тропкам в полях. Когда Ханаи подошла к полосе, засаженной бобами, разогнулись сразу с десяток рабочих и уставились на Кейна: кое-кто с мечтательным, задумчивым выражением, другие с явным узнаванием.

Они понимают, кто я, сказал себе Кейн.

– Где Диана? – спросила Ханаи.

Ответила невысокая полноватая женщина, чьи засаленные каштановые волосы были острижены на уровне челюсти.

– Этим утром не видать.

Даже говоря с Ханаи, женщина не сводила глаз с Кейна.

– Блин, – сказала Ханаи. – А почему не доложили?

Женщина медленно развернулась и посмотрела Ханаи в лицо.

– Слышь, ты, чё пристала? Мне насрать, за каким хером она прогуливает. Если хошь, иди Кёртису на нас настучи. Свободна.

С этими словами она снова согнулась и выдернула клок травы из упорядоченных рядов посадок.

Изнанка утопии, подумал Кейн.

Пара-тройка присутствовавших вернулась к работе, но остальные продолжали стоять неподвижно, глядя на Кейна. Ханаи сморгнула, потом еще раз, и сказала:

– Ну, Кейн, идемте тогда…

Она снова перешла на скользящую грациозную походку, и на сей раз Кейн не поспевал за ней.

Менее чем через минуту она оторвалась от него на дюжину ярдов. Кейн был вынужден остановиться, боль в груди разгоралась, как раскаленный уголек.

– Эй! – крикнул он. Из-за усилителя в маске возглас получился писклявым. – Я думал, вы за мной присматриваете.

Ханаи обернулась.

– Если не можете меня догнать, лучше подождите, пока я не вернусь.

– Чего вы так сорвались в галоп? Стоило с крестьянами остановиться поболтать, и вы уже летите как ошпаренная.

– Кейн, послушайте. Я не стану вам разъяснять особенности местной политики, ладно? Просто будьте осторожны, и все пройдет как нельзя лучше.

– А какое отношение к этому имеет политика? – спросил Кейн и тут же сообразил. – Кёртис? Думаете, он с ней что-то сделал?

Ханаи уже продолжила движение, проигнорировав вопрос. Она взбежала на крыльцо одного из обескураживающе идентичных домиков в полях и забарабанила в дверь. Кейн догнал ее и услышал низкий свист, исходящий из-под краев двери.

Они выгибались внутрь.

– Осторожно! – вскричал Кейн, увидев, что Ханаи тянется к ручке. – Там…

Дверь словно бы отскочила назад, увлекая Ханаи за собой. Внутри оказался вакуум, и воздух рванулся туда с оглушившим Кейна ревом. Маску едва не сорвало с его лица, он упал на колени и согнулся в три погибели, прикрываясь.

Он понимал, что именно они обнаружат, но не был готов к такому обилию крови.

Кровь собралась лужей вокруг головы Дианы, лежавшей в постели лицом вниз. Девушка скончалась в попытках соскользнуть на пол. Ворвавшийся внутрь воздух разметал частицы и брызги крови по дальней стене, образовал сложный пуантилистский узор, представившийся Кейну посланием от Кёртиса.

Кёртис мог убить ее различными способами. Отравить, забить до смерти, раздавить, рассечь лазером. Он выбрал специфически марсианский вид казни, показав тем самым Кейну, что властен даже над воздухом, которым тот здесь дышит.

– Ну хорошо же, – сказал Кейн вслух. Он сжал руки в жесткие заскорузлые кулаки, выставив наружу костяшки больших пальцев. Ханаи перевернула Диану на спину: ручьи засохшей крови сходились у ее губ и растекались по щеке шоколадными разводами.