Текст книги "Фронтера"

Автор книги: Льюис Шайнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Все началось в Мексике, а той ночью изменилось, когда Риз пошел на блеф в игре против Моргана и проиграл. Он снова занялся мескалем, но не сумел его допить; брутальная анестезия слишком явственно напоминала темный скользкий край пропасти, за которым ждал долгий полет в небытие.

Уокер, конечно, исчезла уже на следующее утро. Риз так никогда и не узнал о ее судьбе – мертва, оставлена с промытыми мозгами или просто переведена на другую должность? Морган сказал, экипажа из четырех человек будет вполне достаточно.

Следующие восемь дней Риз с холодной дотошностью натаскивал коллег. Днем его мозг словно отключался, а ночью в нем звучал мягкий, лишенный придыхания голос с записей. Десять-двадцать световых лет, сказала женщина, при достаточной информации…

Он плохо спал. Безликие тени слонялись по его снам, а он сам судорожно пластал руками вязкий воздух. На тренировках концентрация изменяла ему, рефлексы эрратически сбоили. Утром последнего дня он довел до сбоя симулятор МЭМ и, уходя прочь, ощутил, как с недоверчивой враждебностью наблюдают за ним будущие напарники.

Но все это не имело принципиального значения. Вечером они устроились в одном из частных самолетов Моргана и полетели в Кокоа-Бич. Кейн занял кресло второго пилота, Лена пристроилась слева от него, утверждая, что ей так спокойней. Морган не покидал личной каюты в хвосте самолета, Такахаси спал или, во всяком случае, казался спящим. Поэтому Риз в продолжение полета смотрел в окно один, на плодородную Землю, и мучался вопросом, увидит ли когда-нибудь ее снова.

В пять часов утра они уже ехали из мотеля «Сэндс» на мыс Канаверал. Риз в одной машине с Леной и Такахаси, Кейн и Морган в другой. К шести часам они переоделись в синие комбинезоны и двинулись к шаттлу на стартовом поле 39А. Небо над океаном начинало светлеть; Риз еще видел над головой Вегу и Альтаир. В желудке у него господствовала зыбкая легкость, как бывает после бессонной ночи и при возбуждении. Мыс Канаверал не слишком изменился: космодром проектировали с расчетом на жар выхлопа «Сатурна-V», и, вновь оказавшись среди незыблемых конструкций, Риз почувстввал себя начинающим астронавтом, который только что переночевал в мотеле и готовится впервые ступить на здешнюю землю, а за ним исподтишка подглядывают да посмеиваются.

Он остановился у подножия стартовой башни и в последний раз огляделся.

Оранжевый цвет внешних баков шаттла ему не понравился, внушил нехорошие предчувствия, как и оранжевые фермы прожекторной башни, от которых исходило резкое металлическое гудение. Риз протолкался мимо остальных к лифту стартовой площадки и поднялся в белую каюту, где сидели пилоты Моргана.

Риз кивнул им – те в ответ подняли большие пальцы – и полез через небольшой прямоугольный шлюз в орбитальный модуль. Техник передал Ризу матово-белый пилотский шлем, из которого на манер мультяшных ушей Микки-Мауса торчали темные овалы выносных динамиков. После этого он переместился на среднюю палубу корабля.

Орбитальный модуль предназначался для горизонтального полета, а сейчас стоял на одном конце, и все было повернуто на девяносто градусов. Риз неловко пролез на главную палубу и втиснулся в одно из двух кресел, которые сейчас временно располагались в тыльной части модуля, но на орбите должны были оказаться в передней. Такахаси, командиру экспедиции, отвели второе кресло, а Лене с Кейном придется пережить взлет на средней палубе. Серовато-зеленый нейлон обивки кресла напомнил Ризу армейские матрацы. Четыре раздельных страховочных ремня и их застежки выглядели крайне громоздкими и неуклюжими.

Он подключил гарнитуру и тут же услышал гомон техников, которых по приказу Моргана привезли сюда из Хьюстона двумя неделями ранее. Менее половины персонала с опытом работы при стартах. Ему захотелось сразу же и выдернуть штекер; порыв этот, конечно, был опасным и неприятным, но крайне заманчивым.

Иллюминаторы имелись только у пилотских кресел. Риз глянул вперед, но не увидел ничего, кроме красноватосерой флоридской зари. Он прислушивался к пилотам челнока, проводившим предстартовую проверку. По крайней мере, хоть на этом этапе не придется полагаться на собственные нервы и рефлексы.

Когда до старта оставалось три минуты, они подключили внутренние топливные баки, а когда осталось две минуты, отменили выплывшее предупреждение. Минус минута двадцать секунд: давление жидкого водорода в норме. Риз, не открывая глаз, полз вместе с ними по пунктам заученной последовательности. Минус пятьдесят пять секунд: активировались водородные запалы. Минус тридцать секунд: включилась гидравлика. Затем пошел долгий обратный отсчет, и в минус пять секунд заработали главные двигатели.

Корабль начал вибрировать. Массивные крепежные болты удерживали его на стартовом столе, пока давление росло, достигая отметки триста семьдесят пять тысяч фунтов тяги от каждого двигателя. Включились твердотопливные ускорители и добавили еще пять миллионов, болты взорвались, и Риза настойчиво, но вежливо вдавило в кресло. Выхлопные газы вырвались из пылающих ям по обе стороны стартовой башни, и по фронтальным иллюминаторам пробежало марево страшного жара.

Риз знал, что ключевая запись ведется с самолетов, которые Морган заблаговременно рассредоточил в районе запуска, постаравшись привлечь к этому событию максимальное внимание. Они снимали все происходящее, постепенно удаляясь от стартового стола, пока тот на экранах не обратится в аккуратный серый шестиугольник на фоне зеленовато-коричневой суши и синего моря. Вытянутый слезой огненный выхлоп первой ступени слишком ярок, чтобы наблюдать за ним без предосторожностей, но камеры Моргана все зафиксируют и перешлют мировым телеканалам, как только магнат удостоверится, что команду корабля не поглотил унизительный огненный шар.

– Порядок, «Энтерпрайз», есть номинальная производительность.

Номинальная, то есть, на жаргоне НАСА, практически идеальная, заключил Риз. Пока все хорошо.

– Принято. Основная тяга 104 %. Три главных двигателя разгоняются.

Небо постепенно темнело и обретало фиолетовый оттенок; на высоте тридцати миль выхлоп сдуло, и на иллюминаторах от него осталась лишь коричневатая пленка.

– Господи, – посетовал пилот, – ну как тут без дворников?

Второй пилот шаттла рассмеялся, но Ризу шутка не показалась смешной. Он покосился на Такахаси. Тот сидел и смотрел вперед с равнодушным видом.

Через восемь минут после старта отвалилась первая ступень, орбитальный модуль продолжил подъем на смеси гидразина и тетраоксида диазота из собственных баков. На Средиземноморье внизу опускалась ночь. Над полумесяцем Земли загорались яркие, немигающие звезды.

– Иисусе, – вырвалось у первого пилота. Риз отстегнулся и выплыл из своего кресла. Орбитальный модуль продолжал лететь на боку, так что Земля теперь была прямо над головами пилотов; Риз проплыл между креслами и выглянул в иллюминатор. Присутствие Моргана, по впечатлению, отдалялось по мере ослабления гравитационной хватки планеты. Риз отдавал себе отчет в том, что это наивная и даже опасная иллюзия, но ему казалось, что впервые после Мексики перспективу никто не застит.

Лена и Кейн тоже проплыли в люк. Лена была бледна и перемещалась с трудом.

– О Боже, – проговорила она, увидев над головой голубоватый огрызок планеты.

Кейн пристегнул ее к креслу Риза и выдал пилюлю.

– Сиди так, – велел он, – глаза закрой и сконцентрируйся. Держись, все будет в порядке.

Синдром космической адаптации, как изящно называли в НАСА космическую болезнь. Риз и сам уже чувствовал, что лицо набухает, а внутреннее ухо начинает посылать мозгу неверные, спутанные сигналы ориентации. Если серьезные проблемы только у Лены, значит, все прошло лучше, чем можно было ожидать. Но помочь он ей больше Кейна не мог, к тому же в данный момент его интересовал скорее сигнал марсианского корабля, до которого оставалось лететь менее часа.

Второй, незапланированный, час прошел в напряженном ожидании. Все это время пилот-новичок пытался пристыковаться к кораблю. Инстинкты подводили; увеличивая тягу, он перемещал шаттл на более высокую и медленную орбиту, а снижаясь с нее, раз за разом промахивался. Кончилось дело тем, что Риз спустился на нижнюю палубу и стал облачаться в скафандр, чтобы понизить содержание азота в крови.

Потом они наконец пристыковались. Риз выбрался через воздушный шлюз в ангар, пристегнулся к УПМК типа MS-09 и приступил к подъему в тени марсианского корабля. Пятая ступень покоилась на грузовой палубе орбитального модуля. Когда ее присоединят, длина корабля – высокого и тонкого цилиндра, нацеленного в космическую пустоту – составит почти двести футов. Риз выжал азот из сопел УПМК и взмыл к верхней палубе.

– Риз? – позвал его Кейн по рации. – Как там?

– Отлично, – сказал Риз. – Ты бы не мог на минутку оставить меня наедине с собой?

– А-а… да, конечно.

Риз щелкнул переключателем рации и стал смотреть, как медленно поворачивается под его ногами Земля. Взгляд вдоль корпуса придавал странно пугающее ощущение перспективы, словно корабль был космической башней, протянувшейся вниз до самой поверхности планеты и способной противостоять напору ветров.

Вот оно, подумалось ему. Уязвимое творение случая, единственное место в Солнечной системе и, возможно, во Вселенной, где человеческая раса чувствует себя как дома. Неужели ты рискнешь навсегда распрощаться с ним?

Он свел вместе указательные и большие пальцы в перчатках скафандра, смежил веки и дождался, пока сможет прочувствовать неподвижность космоса всем телом, легкими, сердцем и кишками. Здесь ощущался более глубокий и медленный ритм, чем на Земле, подобный неслышимой музыке.

Одного мира, как бы ни был тот богат и уютен, недостаточно. Он угодил там в ловушку и спасся по счастливому стечению обстоятельств, которого сам до конца не понимал. Чем возвращаться в эту клетку, он готов был рискнуть всем.

Абсолютно всем.

Он открыл глаза и снова включил рацию.

– За работу, – произнес он.

Пилоты выдвинули штангу манипулятора и пристыковали последнюю ступень к марсианскому кораблю. Лена, почти придя в себя после приступа, парила снаружи вместе с Такахаси и руководила их действиями.

Кейн и Риз меж тем распахнули корабль вакууму. Прочистили всю внутреннюю поверхность короткими залпами ранцевых двигателей и накачали свежую атмосферу. На корабле по-прежнему слегка пахло гнилью. Со временем генераторы Сабатье помогут избавиться от этого запаха, рассудил Риз, а может, они просто привыкнут.

На протяжении вторых суток прямо над головами медленно пролетала заброшенная станция «Антей», где Риз провел три лишних недели после первой высадки на Марсе. Ему учинили карантин даже несмотря на то, что десять месяцев обратного полета они и так были изолированы. Впоследствии станцию отдали под генетические эксперименты, а когда правительство распалось, персонал был эвакуирован.

Ходили слухи, несомненно раздутые молвой, о странных опытах на борту станции, и когда Риз на миг углядел в телескоп орбитального модуля продолжавший светиться иллюминатор одной из лабораторий «Антея», его вдруг пробила дрожь.

После полудня Такахаси проверил бортовые компьютеры и заключил, что они полностью функциональны. Четверо космонавтов простились с пилотами Моргана и стали смотреть, как медленно удаляется шаттл. Перейдя в командную рубку, дождались в смущенном молчании, когда заработает первый двигатель, постепенно разгоняя их до 1g тяги и прочь с орбиты Земли, в долгое падение навстречу Солнцу.

За месяц без малого Риз как следует вымуштровал спутников по графику НАСА: тренировки, внекорабельная деятельность, симуляции. Он испытал некие проблески желания, наблюдая за тем, как неуклюже совокупляются в невесомости Лена и Кейн, но затем проникся к ним молчаливой антипатией. Из графика команда постепенно выбилась, но у Риза уже не было сил с ними спорить. Все больше времени проводил он в своей каюте или в поединках с личными демонами в полночной тиши командной рубки, так что лишь Такахаси с прежним фанатизмом предавался тренировкам, и Риз чувствовал бессловесное высокомерие в его поведении.

Все дни сливались в один, наперед знакомый, и лишь отдельные вспышки разбавляли рутину: лунная орбита, отключение последнего двигателя, средняя точка переходного эллипса Гомана. Больше ничто не казалось ни реальным, ни важным. Он перестал бояться Моргана, но потерял и желание обсуждать с кем-нибудь те записи, хотя голос, надиктовавший их, продолжал звучать у него внутри.

Лишь когда они пристегнулись для торможения в атмосфере, он встряхнулся и осознал, что вскоре придет час действий, что, если он и вправду решился, то нужно завладеть астрометрическим накопителем с Деймоса. Другого шанса не будет, не представится иной возможности передать Глаголи достаточную информацию о пункте назначения и реализовать свою мечту.

А потом он понял, что уже внутренне подготовлен ко всему этому.

Когда МЭМ снижался к исполинским бороздчатым склонам Арсии, Риз почувствовал себя пулей, выпущенной из ствола, безмысленной, беспомощной, неспособной изменить курс. Он наблюдал, как медленно опадает пыль на месте посадки; потом его шлем словно бы сам наделся на шею, а ноги понесли по трапу вслед за Такахаси. Кто-то из колонистов протянул ему руку, Риз взялся за нее, но смотрел он только вперед, в сторону воздушного шлюза, где на пороге стояла фигура в скафандре, поднеся руку к горлу болезненно знакомым жестом.

– Риз? – спросила она. Он кивнул и позволил провести себя внутрь, а потом уложить на койку в лазарете.

– Спи, – сказала она и вонзила ему в предплечье иглу, и тогда буторфенольное тепло растеклось под языком, расслабило мышцы челюсти, а сила тяжести снова исчезла.

Кейн посмотрел в мутную воду и увидел собственное отражение, от поношенных ботинок и шерстяных штанов до грубого кожаного шлема на голове. С океана задувал холодный ветер, свистящий шум его был подобен негромкой печальной мелодии. Он вздрогнул и осторожно обогнул накатившую приливную волну; шаги по прибрежной гальке доставляли болезненные ощущения.

Из тумана выплыл корабль – море никак не влияло на его движения, судно проследовало прямо к берегу и замерло. На носу были вырезаны трудночитаемые слова.

Кто ступит на корабль сей, да будет крепок духом, ибо аз есмь вера. Так будь же осторожен, ибо кто усомнится, тот не спасется.

Мэлори в издании Кэкстона, сообщила далекая часть мозга, но слова эти не имели отношения к увиденному.

Корабль причалил в неглубоком месте, так что дюжины шагов по прогнившим доскам пристани хватило, чтобы достичь палубы. Он вдохнул запахи соли и гнили, прошел по скрипучим сходням внутрь судна. Когда глаза привыкли к сумраку, он заметил грубую койку в углу, а на ней – серебряный поднос. На подносе имелись серебряный кубок, широкий меч с украшенной рунами резной рукоятью и длинная пика.

Вид этих предметов поверг его в ужас.

Он проснулся. В горле застрял крик, руки схватились за лицо: бороды там не было. Сознание опознало блестящие стены марсианского лазарета, но тело ощущало дезориентацию и расстройство чувств, пронизавшие все его естество, до клеточного уровня.

Никогда прежде не доводилось ему с такой полнотой погружаться в сновидение, перемещаясь словно бы в другое время или в параллельную вселенную.

Резкий голодный спазм в желудке вынудил его сесть на постели. Сила тяжести липла к костям, словно ил, ее преодоление давалось с тошнотным трудом. Ожила тупая саднящая боль в ребрах, он коснулся груди и нащупал тугую перевязь крест-накрест.

Он чувствовал себя не так скверно, как было возможно в этих обстоятельствах. С другой стороны, когда сломалось второе ребро, он готовился к смерти.

Он сел, сбросил ноги с постели и выпил воды. Вода показалась ему немыслимо чистой и сладкой по сравнению с коричневатой жидкостью щелочного привкуса, которую приходилось пить в полете.

Пока он сидел неподвижно, ребра и желудок не очень досаждали. Аккуратно поворачивая голову, он насчитал в лазарете двадцать коек; все заняты. Такахаси мирно дрых на другом конце палаты, рядом с ним Лена металась и слабо стонала во сне. Риз лежал слева от Кейна; он был бледен, но дышал равномерно.

Над койками Лены и Такахаси тянулись окна, через которые можно было разглядеть сумрачный сад и далекие приземистые домики. Яркий красноватый свет, льющийся сверху, под взглядом Кейна постепенно бледнел, а потом внезапно сменился марсианской ночью и бесцветным сиянием флуоресцентных ламп.

Почти сразу же он услышал далекий слабый рокот. Схватился за края койки, опасаясь толчка, и увидел, как серебристая черта медленно разворачивается поперек открытой секции купола.

– Они просто зеркало поднимают, – сказал голос. Кейн узнал женщину, говорившую в его наушниках. Медленно обернувшись, он увидел ее: очень высокую, явно напряженную внутренне, блондинку, собранные узелками волосы чуть темнеют к плечам, в уголках рта и глаз проступают странноватые морщинки. От нее резко пахло мылом со слабой ноткой пота, и аромат этот возбуждал Кейна на примитивном уровне, провоцировал волну почти безличного желания, всплеск разбалансированных гормонов.

– Обе стороны закрывают на ночь. Днем одна сторона всегда открыта солнцу. С вами все в порядке?

– Думаю, да, – ответил Кейн. Груди женщины при шагах перемещались под футболкой так, как не могли бы в условиях земной гравитации.

– Не хотите ли попытаться встать?

– Конечно, – сказал он, – почему бы и нет?

Она помогла ему подняться, аккуратно избегая прикасаться к ребрам. Кейн уступал ей в росте добрый дюйм, так что ей пришлось согнуть колени, просовывая его руку себе за плечи. Прикосновение было приятным, но его омрачили приступ головокружения и ощущение, что внутренности вот-вот вывалятся из тела и расплескаются вокруг.

– Меня зовут Молли, – проговорила женщина.

– Я Кейн, – сказал он.

– Я в курсе.

– Остальные… как они? Как Риз?

– Он пострадал сильнее прочих, но выберется. Уже проходил через это.

Они дважды обошли палату. Кейн споткнулся только раз, когда у него серьезно заглючило чувство равновесия. Хуже всего было видеть лица других пациентов: большинство на шестом и седьмом десятке, глаза запали, кожа серая, шеи тощие, мышцы натянуты, как тетива лука.

Он возвратился к своей койке и лег, истощенный, чувствуя, как колотится о тупо ноющие ребра сжавшееся сердце.

– Остальные, – выговорил он, сделав вялый жест, – что с ними?

Рот Молли сжался в жесткую полоску.

– Как правило, рак, – ответила она, – у нас тут, говоря привычными вам терминами, высокие профессиональные риски. Купол отсекает большую часть жесткого излучения, но того, что все равно проникает внутрь, достаточно… – Она осеклась, потом заговорила снова: – Отдохните немного. Я скоро вернусь, принесу бульона или еще какой-нибудь еды.

– Молли?

– Да.

– Вы знали, что мы прилетим. Мы сигналили всю дорогу. С Земли за девять лет, наверное, каждые пару месяцев должны были сигналы поступать. Почему вы ни разу не ответили?

Она села на краю койки, бедро отвлекающе соприкоснулось с его ногой.

– А что, непонятно? Мы не хотели вас видеть. Вы с русскими все хороши, выдернули кабель, бросили нас тут, и поминай как звали. Вы отдавали себе отчет, что у нас возникнут проблемы, иначе бы не прилетели. Ну что же, и мы отдавали себе отчет в ваших проблемах, вот только у них другая природа. Мы не нуждаемся в вашей помощи, мы никому больше не хотим принадлежать.

– Ну, спасибо, – сказал Кейн, – приятно знать, на каком свете находишься.

– Прошу понять меня правильно. Против вас лично я ничего не имею, я не против приютить вас тут на недельку-другую. Но найдутся те, у кого возникнут вопросы. Например, Кёртис, наш губернатор. А еще тридцать человек, выживших при марсоградской катастрофе. Вряд ли им понравится, что к нам тут приперлись американским флагом махать.

– Никто не собирается здесь флагами махать, если в этом дело. Даже сами Соединенные Штаты в прошлом.

– Ой, да мы догадались. Мы принимали от вас широкополосные передачи, там говорилось, что экспедицию послала «Палсистемс». Я ничего не имею против корпоратократии как таковой, однако национализм в одночасье отмереть не может. Мы видели здесь, к чему это приводит, и не хотим все начинать по новой.

Кейн поднял руки ладонями вперед.

– Заключим перемирие, – предложил он. – Насколько мне известно, наша экспедиция должна была только в развалинах покопаться. Никто не сообщал Моргану, что тут остались живые. – Он деланно зевнул. – К тому же мы не в том состоянии, чтобы могли у вас тут переворот учинить.

– Это точно, – сказала она и поднялась. – Схожу вам супчику принесу.

Когда она ушла, Кейн остался сидеть на постели. Ему не хотелось снова засыпать. Что же его так напугало в этом сновидении? Всего-навсего сцена из Смерти Артура Мэлори, он ее в колледже на курсах мифологии изучал. Ничего особенно зловещего. Однако страшили не события сна, а сознание, каким наделило его сновидение: то был ужас средневекового человека перед богами и божественными инструментами.

Проснулся Такахаси, сел на койке, потом сбросил ноги на пол и сделал несколько неуклюжих шагов. Кейн наблюдал за ним с мрачной завистью и не без уважения: лицо Такахаси оставалось совершенно бесстрастным, как в течение многочасовых тренировок на корабле. Лена открыла глаза, но лежала тихо, не выказывая желания присоединиться.

Когда Молли принесла поднос с едой, Такахаси уже сидел за длинным столом марки «формика» в соседнем помещении. Кейн сумел пройти туда самостоятельно, но Лене с Ризом потребовалась помощь. Молли раздала чашки дымящегося куриного бульона и стаканы ледяной воды. Кейн сделал глубокий глоток и выронил стакан. Тот упал на пол, вода забрызгала штаны. Кейн пристыженно огляделся.

– Гравитация, – слабо улыбнулся Риз серыми губами. – Привыкнешь.

Кейн осознал, что на инстинктивные ощущения больше нельзя полагаться: пребывание в невесомости изменило их до такой степени, что даже простейшие движения давались с трудом. Он набрал ложку супа, поднял ее ко рту: мышцы руки и предплечья бессознательно ускорили движение, чтобы суп не улетел в пространство. Нет, не так, подумал он. Задержал руку, посмотрел, как с ложки срывается капля бульона и мягко шлепается ему на колено.

В бульоне обильно плавали комочки желтого жира, и голод превозмог ощущения неловкости и стыда. Кейн согнулся над чашкой и стал лакать из нее, с восторгом осознав, что лицо и язык перестали набухать, и он впервые за много месяцев снова нормально ощущает вкус.

Подняв голову снова, он увидел, как в столовой появляется новое действующее лицо.

– Не вставайте, – бросил человек, быстрым шагом проходя к столу.

Кейн уставился на него, чувствуя в мозгу медленный психический тремор.

– Я Кёртис. Я здесь губернатор. Риза, конечно, я уже знаю, но с остальными хотел бы познакомиться. Добро пожаловать на Фронтеру.

Кейна будто парализовало чем-то внутри головы. Что-то заговорило с ним, повелительно и не совсем голосом.

Сей муж – враг твой, произнесло оно.

Паралич миновал, Кейн испустил дрожащий вздох. Он не мог отвести взгляда от Кёртиса, словно фиксируя его изображение на фотографической пластинке памяти: бритая блестящая голова, рубашка с короткими рукавами и затрепанным воротником, предплечья в черных волосках, нижняя часть лица оттенена отросшей за полдня щетиной.

Кейну подумалось: если человек бреется налысо и думает, что это не выглядит странно, то допускает ошибку.

– Вижу, вы все познакомились с моей супругой Молли, – продолжил Кёртис. – Надеюсь, она позаботилась о ваших насущных нуждах. – От внимания Кейна не ушел короткий негодующий взгляд, брошенный Молли на мужа.

– Безусловно, вы все устали, – сказал Кёртис, – однако и нас наверняка понимаете. У нас восемь лет никакой связной информации с Земли не было. Мы понятия не имеем, что у вас там творится и каковы ваши намерения.

Он сложил руки перед собой, сплетя пальцы, и стал ждать, но никто из новоприбывших не проявил немедленного желания ответить. Кейн оглядел стол и заметил, что глаза Риза так же настороженно-враждебны, как наверняка и у него самого.

Кёртис сел рядом с Леной, и Кейн отметил, как его правая рука на долю дюйма сближается с ее.

– Мы отслеживали некоторые ваши сигналы по мере подлета. О Кейне и Ризе нам известно, однако вашего имени я не знаю.

– Лена, – ответила она.

Кейн с удивлением наблюдал, как Кёртис чуть ли не в открытую пытается флиртовать с Леной, хотя считанные мгновения назад недвусмысленно объявил Молли своей собственностью. Еще сильней его поразил очевидный ответный интерес Лены. Та явно тоже завязала с подавителями сексуального влечения.

– И как это было? – спросил ее Кёртис. – Что случилось?

– На Земле, – замялась она, – ну, э-э, все более-менее в порядке. Правительства ведущих стран развалились, но корпорации подхватили…

– Что, одновременно? Россия и Америка?

– Нет, – сказала она, – не совсем. России пришлось хуже, неурожаи, восстания на окраинах, все такое. Наверное, там раньше началось, но никто этого сперва не понял. Мы привыкли, что оттуда почти ничего не слышно, мы и не знали. Думаю, во время североафриканского инцидента впервые и стало ясно, что их больше нет. Оттуда должны были прислать войска, но, очевидно, посылать было некого.

– Североафриканского? – повторил Кёртис.

– Кейна спросите, – сказала Лена, – он там был.

– Кейн?

Кейн передернул плечами.

– Считается, что ооновцы из «Биотех-Африки» – это такая крупная лаборатория в Луксоре была – совершили прорыв в технологии биософтовых имплантов. Прямое подключение к нервной системе и так далее. У красных китайцев дела шли немногим лучше, чем у русских, курс на модернизацию экономики не был подкреплен достаточными инвестициями. Поэтому они решили предпринять попытку перехвата власти над миром – и атаковали лабораторию.

– А США выслали армию?

– США не могли послать армию, – сказал Кейн, – потому что войск у них не было. Корпорации послали своих солдат. И тут до всех разом дошло, что правительства превратились в чистую фикцию. Много мятежей, все такое, и наконец крупные компании взяли дело в свои руки. Начали патрулировать города, выплачивать пособия, заново открывать больницы и так далее.

– И что же произошло в Африке?

– Ничего не произошло, – ответил Кейн. – Все по домам разошлись.

Ему не хотелось рассказывать о том, что произошло в действительности и как это выглядело. Рано еще… и всегда будет рано.

Кейн командовал отрядом из тридцати мужчин и женщин в составе экспедиционного корпуса «Палсистемс Корпорейшен», общим числом пять тысяч: наемники, испытанные в операциях по спасению сотрудников и подавлению грабежей корпоративной собственности, во всех концах мира, от Тайваня до Эквадора. Но на сей раз все было иначе, ибо они выдвигались на поле боя, уже занятое вооруженными силами крупнейших концернов Земли. И никто толком не понимал, а что они там, собственно, делают.

Решения принимались на другой стороне планеты, за компьютерами в кондиционированных офисах, а Кейн с пятью тысячами других в нелегком фармакологическом спокойствии ожидали развязки на окраине затонувшего было города Вади-Хальфа, который ныне восстал из пучины вод: это красные китайцы взорвали Асуанскую плотину. Майларовые палатки среди оплавленных глиняных кирпичей города были подобны каплям ртути на руинах песчаного замка. Воздух провонял гнилой рыбой, враги менялись ежедневно, в пятницу «Хитати», в субботу русские металлурги. И все же единственный доселе случай, когда отряду Кейна довелось открыть огонь, был связан с появлением толстокожих морщинистых нильских крокодилов, одуревших от зноя.

Получив приказ выдвигаться в Луксор, пять тысяч человек двинулись вниз по течению кто на чем, от надувных лодок «Зодиак» до хлипких фелук и даже парома, ходившего тут, между Восточным и Западным берегами, со времен Второй мировой, когда его переделали из десантного корабля.

Незадолго до рассвета Кейн заприметил летящие с запада вертолеты. Ему запомнилось удивление относительно их возможной принадлежности, а в следующий миг отряд дал залп. Моментальный просверк взрывающегося бензобака с эмблемой «Пемекс» (это был мексиканский нефтяной картель) словно подсветил другие мысли: знают ли они, кого атакуют, или этот рейд вызван ошибкой сидящего за пять тысяч миль отсюда оператора консоли?

Менее семисот бойцов выжили и выбрались на берег у Луксора, рядом с храмом Амона-Мут-Хонсу. Кейн терзался агонической болью от лазерного ожога левого бедра и сжимал приклад модернизированного M37 с такой силой, что опасался, как бы пластмасса не растрескалась в его руках. Он лежал в засаде и разглядывал отметины уровня воды на колоннах храма, стилизованную бороду Рамзеса Великого, рассеченную пулей крупнокалиберного пулемета, и кроваво-красные в лучах утренней зари иероглифы, неизменные и непостижимые.

За храмом лежали курившиеся ароматным дымом руины деревни, служившей прежде домом поварам и поденным рабочим «Биотех-Африки»: опаленные трупы раскидало на квадратную милю в пределах условной демаркационной полосы. Еще дальше виднелись стены поселка «Биотеха», пестревшие дырами от артиллерийских снарядов и оплавленные выстрелами лучеметов; обороняли поселок перепуганные европеоиды в лабораторных халатах и гражданской одежде, вздымая очередями наудачу из M16 и «ингрэмов» безвредные фонтанчики грязи.

Кейн ожидал дальнейших приказов через приемник, имплантированный в сосцевидную кость за ухом. Солнце жгло его ноги, внутреннее напряжение нарастало, отчаянно хотелось вытравить страх, боль и смятение элегантными линиями лазерных залпов и очищающим пламенем термитной взрывчатки.

Тут он осознал, что приближаются вертолеты, и кровь застыла в жилах. Он поднял глаза: ну да, те же фюзеляжи противного зеленоватого оттенка, те же машины «Пемекс», но на сей раз спасения нет, не изнутри этой гигантской пинбольной машины без крыши, построенной из древнего песчаника. Он привалился спиной к раздутому подножию колонны и вскинул пулемет.

Что происходит со связью? Какой смысл жертвовать собой ради анонимного врага в небесах? Он ждал удачного момента для выстрела. Моменту этому не суждено было настать: вертолеты заложили широкую петлю вокруг храма и принялись поливать лабораторный комплекс испепеляющим огнем. Кейн приподнялся на локтях и озадаченно поморгал. Нет, ошибки не было. Он четко видел эмблему «Пемекс» на подбрюшьях машин, низко над пылающими зданиями. Значит, заключен новый договор, и колесо повернулось опять.

Спустя мгновение путь расчистился. После этого Кейну больше ничего не запомнилось, кроме последнего эпизода: он стоял на часах в лаборатории с белыми кафельными стенами и полом, а один из инженеров Моргана спешно перекачивал содержимое компьютеров «Биотех-Африки» по высокоскоростному устойчивому каналу через спутниковый маршрутизатор в Хьюстон; воздух кругом дымился от испаряющегося сухого льда – это уязвимые биотехнологические устройства выдирали из криогенных камер и рассовывали в любые ёмкости, пригодные для поддержания холода.