Текст книги "Фронтера"

Автор книги: Льюис Шайнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Крови было довольно много. Он потрогал дырку в плече и чуть не потерял равновесие, так что пришлось опереться о косяк двери, оставив кровавый мазок на эмалированном металле. Отыскав аптечку первой помощи, он сбрызнул обе стороны раны коагулянтом и почувствовал, как колет кожу, а синтефибриновые волокна быстро стягивают рану в уплотняющийся рубец.

Пришлось отложить «люгер», чтобы влезть в перчатки скафандра. Закончив, он непослушными пальцами снова подцепил пушку, но не придумал, что с ней делать. По мышцам спины распространялась жгучая боль, горло сводило, глаза слезились. В аптечке нашелся буторфанол, но Риз преодолел искушение и закрыл колпачок. Лучше обойтись без анальгезического дурмана.

Пора было двигаться. Он пролез в шлюз и пошел на заходящее солнце, глядя, как южный ветер сдувает песчаные занавеси в зону сумерек. Пещера, где обитали дети, была первым постоянным поселением человека на Марсе, и ноги сами нашли туда дорогу, хотя от боли и шока он перемещался неуклюже, борясь с тошнотой. Он протиснулся в шлюз пещеры и остался лежать; атмосфера обдувала его, реальность наплывала и отдалялась, приходилось бороться за каждый вдох.

– Ему плохо, – сказал чей-то голос, и с головы стянули шлем. Еще кто-то протянул ему блюдце с горкой свекольного сахара и стакан воды, он лизнул сахар языком и обнаружил, что вкус попеременно представляется то одуряюще-сладким, то горьким, как песок.

– Тебе плохо? – спросила Глаголь, опускаясь перед ним на корточки.

Он сморгнул. Он сидел, прислонясь к стене, и смотрел в комнату, где царила бескрайняя тьма, пронизанная кое-где конусами ярко-белого света. Под двумя конусами дети что-то увлеченно набирали на клавиатурах, под третьим макака-резус ела попкорн из мусорного ведра. Слегка скошенный взгляд Глаголи был сфокусирован на его окровавленной шее.

– Не… серьезно, – произнес он. – Просто отойти немножко надо. Со мной все будет в порядке.

Он заметил, что по-прежнему держит в левой руке бесполезное оружие, и выпустил его, оттолкнув от себя по полу.

– У тебя кровь, – сказала Глаголь. – И выглядишь ты нехорошо.

– Ничего страшного, – отозвался Риз. – Я рану сбрызнул, все в порядке. Правда.

– Не пытайся меня одурачить, – сказала Глаголь. – Ладно? Потому что мне это тоже важно. Нельзя, чтоб ты тут умер у меня на руках.

– И не мечтаю.

– Ну хорошо. Потому что пока все отлично. Просто превосходно. – Лицо ее покрывала тонкая пленка пота, а от тела исходил резкий запах, означавший возбуждение. – Хрустик, свет отрегулируй, а? – Одно за другим пятна света погасли, и пульс Риза скакнул от нагрянувшей тьмы, подобной мраку сенсорного изолятора, слепоты и смерти.

– Хрустик тут программу сваял, – сказала Глаголь. – Мы твою карту прогнали через голографический проектор и в очень мелком масштабе запустили в…

Во мраке возникли светящиеся точки – горели они недостаточно ярко, чтобы озарять пол и стены, и лишь создавали иллюзию звезд в бескрайнем космосе. Затем постепенно пришли в движение. Рядом с его лицом пронеслась тройная система, а под ногами проявился плотный клубок раскаленного взрывами газа в сердце галактики. На некотором расстоянии парили пурпурные мазки величественных туманностей, а еще дальше крохотные квазары плевались высокоэнергетическим излучением через торнадо на полюсах. Это стало видно все сразу, стянутое воедино и пылающее жизнью.

Риз ощутил, как жесткое раскаленное ядрышко отчаяния, заведшее его так далеко, плавится, уступает место, разлагается на первоначальные составляющие изумления, восторга и амбиций.

– Ты пройдешь через портал в этом скафандре, – продолжила Глаголь. – Мы тебе парашют и кое-какое снаряжение для выживальщиков приготовили, просто на всякий случай, а еще немного припасов – еду, воду и воздух. И передатчик, чтобы знать, получилось ли у тебя. В конце концов мы и так узнаем. Спустя двенадцать лет, когда сигнал туда и обратно…

– Хорошо, – сказал Риз.

– Мы целимся в точку, размещенную приблизительно на километровой высоте над поверхностью планеты предположительно земного типа. Мы можем ошибиться и загнать тебя под поверхность, и тогда ты взорвешься. Или выбросить так высоко, что ты сгоришь на пути вниз. Возможно также, что атмосфера там слишком тонкая для работы парашюта. Не исключено, что это газовый гигант, и в таком случае все принятые меры не имеют значения. Ты понял?

– Понял, – сказал Риз.

– Ну и… может вообще ничего не получиться.

– Сделай это, – сказал Риз. – Поехали.

То ли сахар помог, то ли постэффекты шока после кровоизлияния, то ли световое шоу Глаголи так на него подействовало, но Риз ощущал эйфорию, граничащую с маниакальным возбуждением. Он поднялся с таким чувством, словно летит по Вселенной на своем корабле.

– Хрустик!

Во мраке между галактическими рукавами начал разрастаться холодный облачный прямоугольник, замерцал и налился маслянистой пленкой флуоресцирующих цветов радуги. Риз неловко подался к нему, обескураженный невидимостью физического помещения. Его раненую руку перехватили чужие руки, большие, мягкие, пристегнули парашют и еще какой-то рюкзак. Он завозился со снарягой, поморщился, когда прижало рану, но затянул все ремешки. Потом нахлобучил шлем обратно на голову и переключил динамик на громкую связь.

– Что мне делать? – произнес он снова пересохшими губами.

– Просто пройди туда. И поймешь, что очутился там. Если даже сохранишь сознание, чего не предвидится, то при движении на такой скорости само понятие времени теряет смысл.

Риз почувствовал, что кивает. Переставил ногу вперед, задел голенью край столика, поставил ногу на место здоровой рукой, не отрывая глаз от сверкающего портала. Он видел твердые металлические края и почти мог коснуться их, вытянув руку.

Комнату затопил свет.

Он развернулся.

Через воздушный шлюз протискивалась фигура в скафандре.

– Риз! – произнесла она монотонным голосом автомата. – Риз, стой!

– Кейн?!

Кейн сбросил шлем.

– Риз! Бога ради, Риз, отойди оттуда!

В резком сиянии, льющемся из тамбура, лицо Кейна казалось белым, как лунная поверхность, а его глаза – светоносными кратерами. Риз видел в его чертах попытку осмыслить, но не понимание. Они посмотрели друг другу в глаза, и Риз почувствовал, как душит Кейна оторванность от корней, как мучается он тяжестью предательства, которому подвергся.

Поясни ему, подумал Риз. Скажи ему, что ты не какой-нибудь греческий герой, благородный воитель без страха и упрека, чьи молниеносные стрелы творят правосудие. Дай понять, что он теперь может полагаться только на себя. Скажи ему.

Самый крупный из детей, гигант с перекошенными пальцами и челюстью акромегалика, положил руку на грудь скафандра Кейна, и по лицу того пробежала гримаса от боли в поврежденных ребрах.

– Прости, – прошептал Риз, но динамик скафандра придал его словам металлическое равнодушие. – Прости, Кейн. Но я тебе больше не нужен.

Услышав от себя эти слова, Риз постиг, что так и есть.

– И никогда не был нужен, – добавил он.

Он вскинул руку, теряя дар речи от всепоглощающего, подступающего к груди и половым органам холода. Отвернулся от Кейна и медленно прошел в мерцающий портал.

– Остается три часа, – проговорил Кёртис, – семь минут и примерно пятнадцать секунд.

– Может, они блефуют, – сказала Молли.

Она слишком много всего испытала и слишком быстро: убийство Дианы, арест Кейна, угрозу русских, а теперь еще это, святая святых Кёртиса, куда она попала впервые. Она видела на столе его секретаря множество экранов, но ничто не подготовило к такому зрелищу: целая комната позади его кабинета, и с обеих сторон стены ее были покрыты экранами.

В дальнем конце комнаты сидел один из помощников Кёртиса, бородатый опрятный бразилец Алонсо, который однажды попытался к ней подкатить, довольно нагло и в лоб. Он уже минут пятнадцать прилагал значительные усилия, делая вид, что не замечает, как они с Кёртисом пререкаются.

– Ты же знаешь русскую технику, – продолжила Молли, – на нее нельзя толком положиться.

В отличие от этой, подумала она. Камеры могли управляться с обычного пульта, а бортовой накопитель каждой вмещал три часа постоянно обновляемой информации, доступной для воспроизведения в запрограммированных последовательностях. Молли напугало и шокировало количество ресурсов колонии, отведенное под столь хитрую и дотошную программу скрытого наблюдения. Они позволили ей развиться, они все, и она виновата не меньше остальных.

– Они предложили продемонстрировать возможности, – сказал Кёртис неприятным голосом. – Хочешь проверить? Что бы ты принесла в жертву? Может, ледяные резервуары? А как насчет пещеры со всеми детьми и этим гребаным секретным проектом, который вы там замутили? Только попроси.

Молли казалось, что он уже некоторое время бредет по краю пропасти прозрения, падение в которую парадоксальным образом соединит разрозненные аспекты его личности в новое слитное целое. Возможно, рассудила она, это обернется истинным апофеозом, и он каким-то способом героически спасет Фронтеру, голой грудью на лазер и все такое. Но более вероятен сокрушительный коллапс. Он все чаще выходил из себя, проявляя признаки прогрессирующего нервного расстройства.

– Ну ладно, – сказала она, – ладно, они не блефуют. И как долго мы еще будем тут сидеть?

Его камеры проследили за прогулкой Маяковской наружу, потом за ее возвращением. В доме было темно, Валентин сидел на единственном освещенном месте, в кухне, и ежечасно передавал условленные коды. Они зарегистрировали три таких сеанса.

– Пока я что-нибудь не придумаю, – ответил Кёртис, – коды не взломаю или еще что.

– Они пользуются условными названиями из программы «Салютов», – сказала Молли. – Я их в книге однажды встречала. Наверное, расположили в хронологическом порядке или как-то так. Но не понимаю, что нам это дает.

Кёртис посмотрел на нее удивленно, затем пристыженно.

– Наверное, ты права. Не так много, но это неплохое начало. Если придется…

– Кёртис? – сказал Алонсо. – Иди-ка посмотри.

Молли развернулась на стуле и проследила его указующий палец. Но не увидела ничего, кроме обычного звездного поля.

– Господи! – заорал Кёртис. – В пещере же камера! Они что, глушат ее?

– Не думаю, – ответил Алонсо. Молли подумала, что его нервы наверняка тоже на пределе; под бородой на подбородке виднелись неприятные красные разводы. – Мне кажется, это какая-то голопроекция, созданная в самой пещере.

– Сохрани ее, – приказал Кёртис, – и давай вторую.

Молли проследила, как звездное поле появляется на другом мониторе. Потом звезды погасли, и появилась Глаголь, согнувшаяся над фигурой в скафандре.

– Риз! – вскочила она, отшвырнув стул. – Ему плохо. А ну давай сюда запись с камеры в южном шлюзе, я хочу посмотреть, как он туда попал.

Алонсо посмотрел на Кёртиса, тот кивнул.

– Сделай это.

На третьем экране Риз стал перемещаться назад во времени: выбрался из воздушного шлюза спиной вперед, развернулся, дернулся, врезался в бесчувственное тело Блока, восставшее с пола. Молли увидела, как пуля выбирается из стены и засасывается вместе с тоненькой струйкой дыма в ствол оружия Блока.

– О Господи, – вымолвила Молли.

На экране, отображавшем пещеру в режиме реального времени, возникла маслянистая лужа света. Ее пересекла тень. Риз в скафандре. Его силуэт очертился на фоне опалесцирующего энергополя.

– Остановите его! – завизжала Молли. – Бога ради, кто-нибудь, остановите его!

Она дернулась к микрофону, вызвать пещеру, но Кёртис одной рукой выкрутил ее руку.

– Нет, – сказал он. Мерцающее сияние экранов бросало блики на его бритую голову, отраженные образы искажали внешность. – Я хочу на это взглянуть.

– Он не… нельзя его туда пускать! Оно не испытано! Он…

Молочное свечение коснулось краев скафандра Риза, вспыхнуло и поглотило его.

Кёртис выпустил ее, и Молли обмякла на стуле, чувствуя себя преданной и перепуганная до истерики.

– Так-так, – проговорил Кёртис. – А это становится по-настоящему интересным. Не хочешь мне снова порассказывать сказочки про то, как эти детки всего-навсего возятся с теорфизикой? О том, как мы обязаны отдать русским все, чего они хотят? Молли, о Боже, поверить не могу, что ты позволила делу зайти так далеко и меня даже не предупредила.

Отец, подумала она. Слова эти придавили ее страшной эмоциональной тяжестью. Она всегда звала его Ризом, а не отцом или папой. Папой был незнакомец, живший с ее матерью и погибший вместе с ней на «Джерарде К. О’Нейле». Не существовало четкого определения роли Риза в ее жизни и его важности.

Ради чего же он счел возможным рискнуть и поставить на себе опыт в этой странной машине? Куда Глаголь его послала? Точно не на Землю, это бы вообще не имело никакого смысла.

Значит, вперед. Как и отец, дочь была одержима стремлением расширить пределы.

Не то чтоб это имело какое-то значение: он уже мертв. Вероятно, погиб в тот же миг, как вошел в поле, но если нет, то наверняка на том конце обратился в волну вероятности, обреченную коллапсировать смертью: от взрыва, огня, холода или вакуума.

Она попыталась представить себе его кончину, прижигая душевной болью рану.

– Алонсо, – произнес Кёртис, – бери троих-четверых людей, кого найдешь, и дуй к южному шлюзу. Встречаемся там.

Алонсо протиснулся между стулом Молли и консолью, без всякого выражения скользнув взглядом по ее лицу.

– Очнись, – сказал Кёртис.

И схватил ее за руку, пытаясь поднять. Она пустыми глазами смотрела на него.

– Очнись! – повторил он.

Она поднялась.

– Куда?..

– С меня хватит. Ясно? Хватит с меня. Вы меня заебали. Настало время ответов.

– Ты что имеешь в виду? Ты что задумал?

Она двинулась за ним по лестнице; он шел так быстро, что она спотыкалась, не поспевая. Лишь миновав последний ряд жилых модулей, она сообразила, куда он ее ведет.

– Нельзя наружу, – сказала она. – Буря…

– Чихать я хотел на бурю, – перебил Кёртис. – Дорогу знаем.

Молли не ответила. Опасно было не потеряться, да и ветер бы ничего тяжелей камня здесь не поднял и не сдул бы их. Угрозу представляло огромное количество поднятых в воздух частиц, которые могли повредить сложные и порядком изношенные механизмы скафандров, налипая или стачивая их.

Молли стянула идиотскую оранжевую накидку, переоделась в оставленные в своем шкафчике штаны из вторсырьевого хлопка и футболку. Когда она натягивала нижнюю половину скафандра, появился Алонсо с подкреплением в числе трех человек: девушкой по имени Ханаи, Йеном, одним из собутыльников Кёртиса, и Леной.

– Она тут по лестнице слонялась, – уведомил его Алонсо. – Хочет с нами.

– Хорошо, – сказал Кёртис.

Молли наблюдала, как худощавая негритянка влезает в скафандр. Кейн с ней тоже спал, уверилась она, испытав смертельно серьезное любопытство и легкий иррациональный укол ревности.

Они переодевались в молчании; Кёртис управился первым и стал мерять шагами раздевалку перед шлюзом, чтобы заглушить тревогу. Потом все протиснулись через тамбур и вышли в ночь. Молли низко опустила голову, пока шла по равнине к пещере, и не видела ничего, кроме пылевых вихрей да сапог Кёртиса, которые поднимались и опускались в круге света впереди.

Когда они начали по двое пролезать в пещеру, оказалось, что там снова горят точечные источники света. Головокружительная, на диво красочная звездная голограмма исчезла. На тусклом краю одного из световых конусов Молли углядела транспортерный портал Глаголи. Он представлял собой стальной дверной проем, соединенный с аппаратурой километрами оптоволоконных кабелей. Ее чернильным облаком окутала депрессия. До этого самого момента она исподволь надеялась застать Риза, найти его живым благодаря какому-нибудь отказу оборудования или нервов.

Нет, подумала Молли, у него нервы отказать не могли. Не у Риза.

Кёртис сбросил скафандр и остался ждать других. Молли свой снимать не стала, полагая, что дополнительный слой защиты от грядущих неприятностей не повредит. Когда последняя участница импровизированного отряда пролезла в пещеру, Кёртис застопорил внутреннюю дверцу тамбура в открытом положении, чтобы никого больше не впускать.

– Рассредоточьтесь, – приказал он им. – Но не путайтесь пока у меня под ногами.

Молли поймала обмен взглядами между Кёртисом и Леной. Взгляд Лены выражал недоумение, Кёртиса – отстраненность и легкое раздражение. Лена повиновалась.

– Глаголь? – позвала Молли. – Глаголь, где ты?

Наконец девочка появилась из теней. Глаза ее пылали радостью, которая все так же не могла изменить выражения лица.

– Я это сделала, мама. Я послала его! Он уже знал про машину, я ему не говорила. Я сдержала обещание.

– Я знаю, что ты сдержала обещание, – сказала Молли.

– Он хотел этого, он так этого хотел, ну, я взяла и послала его.

– Я знаю, – повторила Молли. Протянула руку, Глаголь осторожно взяла ее и задержала в своей.

Тут на свет выдвинулся Кёртис, и Глаголь вырвала руку.

– Так он здесь, – произнесла она тоном пророчицы, чье мрачное предсказание только что сбылось. – И чего ему надо?

– Поговорить, – сказал Кёртис.

– Нет, – массивная голова на стволообразной шее закачалась туда-сюда. – Нет.

– А вы тут славно потрудились, – Кёртис не обращал внимания на ее реакцию. – Давненько я у вас не бывал. Слишком давно. Как насчет того, чтобы немного прибавить свет и дать мне оглядеться?

Глаголь упрямо уставилась на него.

– Я знаю, где тут регуляторы, – сказал Кёртис. – Либо ты это сама сделаешь, либо я вместо тебя.

– Хрустик, освещение прибавь, – проговорила Глаголь. Молли стало ясно, что рано или поздно, начав с этой первой уступки, девочка полностью подчинится ему.

В пещере стало немного светлее, как облачным утром.

– Хорошо. Давай теперь на твою машинку посмотрим, гм?

– Нет, – сказала Глаголь. – Это моя машина. Не обязана я тебе ее показывать.

– Ты больше не ребенок, – произнес Кёртис. – Не нужно переигрывать, ладно? Ты являешься частью нашего общества постольку, поскольку используешь его ресурсы, а используешь ты их здесь чертовски интенсивно. Я представляю общество и наделен правом знать, что вы здесь делаете.

Глаголь дернула головой в сторону Молли.

О Боже, подумала та, вот оно. Ну и что, Бога ради, ей ответить?

– Он прав, – нерешительно начала Молли. – В смысле, он прав насчет того, что выступает тут от имени всего нашего общества, а ты должна отчитываться в своих действиях.

Она перевела дыхание и глянула на Кёртиса. Тот кивнул с наглой, разозлившей ее уверенностью в себе. Она видела на его бритой голове тонкую темную линию – порезался, наверно; какая глупость пользоваться опасной бритвой, есть же депилирующий крем…

Она снова повернулась к Глаголи.

– Но и перед собой тоже должна. Разве ты не понимаешь меры своей ответственности за то, что создаешь? Если твои результаты будут использованы плохими людьми…

– Достаточно, Молли, – сказал Кёртис.

– …ты понесешь ответственность и за то, что сделают они, ты не вправе позволять, чтобы твоими трудами противоестественно…

– Заткнись. – Он даже не повысил голоса; его поза, изгиб ног и запястий, сама по себе выражала угрозу насилием. Молли позволила своему голосу оборваться.

Глаголь будто сжалась физически, как если бы психологический нажим сокрушал и ее тело. Господи Боже, подумала Молли, будущее всей человеческой расы зависит от этой девчонки, и думаю, что она это знает.

– Послушай меня, – сказал Глаголи Кёртис. – Ты же переживаешь за свою мать, не так ли? Когда она тебе объясняет про лояльность, измену, ответственность и всякое такое, ты ей веришь?

Молли понимала, что происходит, но не могла увернуться, как дикий зверь, ослепленный лучом прожектора машины охотников.

– Ты доверяешь ей, не так ли? Тебе хочется верить, что она благородный, смелый и любящий человек. Но представь, ей было известно нечто важное, а она тебе не сказала, потому что боялась навредить твоему проекту.

– Она бы так не поступила, – ответила Глаголь.

– Я иного мнения. А если эта новость тебя бы так вывела из равновесия, что ты бы не смогла продолжить работу?

– Что-о? – прошептала Глаголь. – Ну давай же, говори.

– Мать свою спроси, – Кёртис скрестил руки на груди.

– И? – спросила Глаголь. – В чем дело? Это важно?

– Да, – у Молли сдавило горло, и она способна была говорить только хриплым шепотом.

– Тогда расскажи сейчас.

– Мы думали… мы думали, Боже, мы надеялись что-нибудь сделать. Мы не хотели тебя пугать…

– Ты считаешь, сказанного еще недостаточно, чтобы напугать?

– Существует заболевание, известное как синдром Тёрнера. У тебя не в точности такое, но похожее. Болезнь Тёрнера вызывается отсутствием одной X-хромосомы, яичники не формируются.

– Ты хочешь сказать, что я не смогу иметь детей? Что же, меня это не волнует. С какой стати мне стремиться иметь детей?

Молли помотала головой.

– Нет. У тебя полный набор X-хромосом, но там полно… неавтономных элементов, они инактивируют гены. Когда ты достигнешь половой зрелости… – Молли расплакалась. Она попыталась продолжать, но слова просто не лезли из горла. Я так долго сдерживала их, думала она, а теперь они не идут, хоть ты тресни.

– Скажи, – обратилась Глаголь к Кёртису.

– Тебя это убьет, – сказал тот. – Гипертензия, эдема, белок в моче. Конвульсии. Кома. Смерть.

Глаголь кивнула. Она все еще смотрела на Молли, а Молли не могла отвести от нее взгляда. «Реагируй же – молча приказала она. – Заплачь, ударь меня. Боже, сделай хоть что-нибудь».

– Мы это знали с твоего трех– или четырехлетнего возраста, – сказала Молли наконец. Слезы текли по ее лицу и шее, струились под воротник скафандра и между грудей. – Это… связано с тем, что наделило тебя таким уровнем интеллекта. Вроде выгорания вундеркиндов или еще чего… ты просто сгоришь в одночасье.

– Вы могли бы мне сказать.

– Знаю, – ответила Молли. – Но сделать же ничего нельзя.

– Ну и какая, – лицо Глаголи вдруг налилось краской, а руки сжались в кулаки, – мне, черт побери, разница? Я в курсе, что сделать ничего нельзя. Я уже три года это знаю.

Молли поглядела на Кёртиса, который стоял, как истукан.

– Ты… знала? – спросила она.

– Естественно, знала. Я прочла все медицинские файлы, включая те, какие вы тщетно пытались укрыть. И каково, по-вашему, мне было это узнать, сидя здесь в одиночестве, следя за зелеными буковками на черном экране? А? Я дала вам множество шансов мне это сказать, я как могла сдерживала свое знание, потому что хотела услышать от вас. Но вы так и не сказали, а знаете, почему? Потому что вам на меня насрать. Вы меня за полноценного человека не считаете – и не считали никогда. Если бы, скажем, у твоей собаки обнаружили смертельное заболевание, ты бы ей попросту выделила теплое местечко для сна и полную кормушку до конца ее дней, а потом бы оплакала, и это было бы всё.

– Сара…

Молли потянулась было к ней, но девочка с отвращением покосилась на руку матери. «А так ли это?» – задумалась Молли. Будь Сара более любящим, более… нормальным внешне ребенком, имело бы это какое-то значение? Помогло бы настойчивей воспротивиться Кёртису, когда тот наказал Молли ничего не говорить?

Глаголь отвернулась от них обоих, безгласные рыдания сотрясли ее покатую спину и узловатую шею. Молли на миг поддалась отчаянию. Если мне повезет из этого выпутаться… Между нею и Кёртисом все кончено, перемирие, действовавшее с обеда, разрушено. Если придется, она его убьет.

Стоило Молли так подумать, как Кёртис наклонился и что-то подобрал с пола. Оружие, из которого стреляли в Риза. Он принес его с собой из-под купола. Пушка легла Кёртису в ладонь, как приклеенная.

Глаголь снова обернулась к ним, перестав плакать и взяв себя под контроль. Взгляд девочки метнулся к пушке в руке Кёртиса, затем медленно переместился назад к его лицу.

– Тебе это не понадобится, – сказала она. – Я тебе расскажу всё, что ты пожелаешь знать.

– Он говорит, это важно, – произнес Валентин.

Маяковская затрясла головой, пытаясь окончательно проснуться. Значит, подумала она, мне все же удалось заснуть.

– Ну ладно, – сказала она, – сейчас выйду.

Она влезла в комбинезон, поморщившись от неприятного запаха, и осторожно прошла в гостиную. Посетитель оказался невысоким японцем в безрукавке, демонстрирующей развитую мускулатуру.

– Мы знакомы? – уточнила она.

– Нет, – сказал он. – Меня зовут Такахаси, я работаю на председателя совета директоров Моргана. – Он нахмурился и поправил себя: – На «Палсистемс», точнее сказать.

– Чего вы хотите от меня?

– Кёртис не будет договариваться с вами, – сказал Такахаси. – И если ваша угроза реальна, то я погибну вместе с остальными жителями базы сегодня в полночь.

– А новости тут быстро расходятся.

Такахаси пожал плечами.

– У нас одна и та же цель. Я большую часть дня копался в главном компьютере. Я установил, кто в основном использует его. Это означает, что мне известно, где ведется работа над проектом и в чем она состоит. С другой стороны, у вас имеется лазер. Почему бы нам не заключить сделку и не списать Кёртиса?

Она наконец вспомнила, кто такой этот Такахаси. Не просто сотрудник «Палсистемс», а младший вицепрезидент, член совета директоров, представитель интересов дзайбацу, контролирующего токийский филиал.

Она ему не доверяла, как и японцам вообще. После неожиданной японской атаки на Порт-Артур в 1904-м Россия и Япония в основном враждовали; Япония даже предпочла союзничество с американцами после Второй мировой, хотя именно американские бомбы стерли с лица Земли Хиросиму и Нагасаки.

– И, предлагая свое участие в этом деле, вы надеетесь разжиться новым знанием, не так ли?

– Разумеется.

– Не понимаю, чем вы могли бы нам пригодиться.

– Если вам удастся установить местонахождение аппаратуры, а это не так легко, как вы, вероятно, думаете, то вы все равно не поймете, как с ней работать и что делать.

– А вы?

– Я получу недостающие ответы.

Звякнул телефон.

– Мне кажется, вы блефуете и важничаете, только и всего. – Прежде чем Такахаси успел ответить, она подняла руку. – Извините.

Она пересекла комнату и взяла параллельный телефон.

– Маяковская слушает.

– Это Кёртис. Можно с вами поговорить?

– Конечно.

– Да. Начнем с некоторых базовых моментов, потому что они и мне оказались в новинку. Вы интересуетесь транспортером, не так ли? Машиной, способной пересылать или изымать материю на скорости света или близкой к ней?

Она почувствовала подступающие восторг и облегчение.

– Да-да, кажется вероятным, что именно этой аппаратурой.

– Отлично. Вам также должно быть известно, что мы в состоянии производить довольно ощутимые количества антивещества – собственно, машина, о которой идет речь, питается энергией его аннигиляции.

Маяковская оглянулась на Такахаси и с трудом подавила улыбку.

– Кёртис, если хотите, можем обсудить это с моими…

– Думаю, вам сначала следует дослушать меня до конца. Антивещество хранится в банках Лейденфроста, энергия его распада используется для его же конфайнмента. Вы следите за моей мыслью?

– Да. – Она отвела правую руку от губ, чтобы ответить. Она обнаружила, что непроизвольно грызет ноготь большого пальца.

– Процесс управляется электромагнитным полем. В ходе пересылки контейнера с антивеществом через ранее упомянутый мною транспортер поле можно отключить. Если это произойдет, то вещество контейнера будет быстро уничтожено аннигиляцией. Последует взрыв. Его мощность, как вы наверняка догадываетесь, достигнет весьма значительной величины. Вы меня слушаете?

– Да, – сказала она.

– Превосходно. Первым моим побуждением было запулить канистру антивещества на ваш «Салют» и просто сбить его с неба. Затем я пришел к выводу, что в этом случае сообщение, которое я желаю передать, все же может быть неверно понято. Поэтому я намереваюсь переслать более объемистую канистру на Красную площадь, к стенам Кремля.

– Нет, – прошептала Маяковская.

– Сейчас у нас примерно без десяти десять… да, 21:50. Вы дали нам сроку до полуночи, а я установлю его на полчаса раньше. Итак, если до 23:30 ваш «Салют» не выполнит перехода на траекторию возврата к Земле, вы потеряете Москву.

– Вы блефуете, – сказала Маяковская, хотя не была в этом уверена.

– Наденьте маску, – приказал Кёртис. – Когда выйдете за дверь, поверните направо и подойдите к стене купола. Там телефон. Я позвоню ровно через три минуты.

Телефон умолк в ее руках.

– Кёртис? – вежливо уточнил Такахаси. Конечно, он все слышал.

Она кивнула. У нее подкосились ноги, пришлось на миг опереться о край кухонного стола, восстанавливая равновесие.

– Вы, пожалуй, можете пройти со мной, – сказала она.

Он сдвинул брови и едва заметно качнул головой, не поняв ее.

– Вы, наверное, захотите это увидеть, – сказала она. – Начало конца.

Спустя минуту с небольшим она отыскала в одном из наблюдательных альковов висящий на стене телефон. Аппарат располагался на краю панели, где имелись еще три кнопки под щитками, помеченные ЧП, ЭВАКУАЦИЯ и ОТКЛЮЧЕНИЕ соответственно. Это зрелище вызвало у нее тревогу и тоску. Вот истинный враг, подумала она, глядя в залитую мутным светом марсианскую ночь, и тем не менее мы делаем все, чтобы помочь ему.

Директорат должен был сообразить, что это произойдет, они обязаны были предусмотреть подобное развитие событий. Совсем как тогда, когда Кеннеди взялся унижать селюка Хрущева. Шантаж и балансирование на грани, оружие слишком мощное, чтоб его использовать, и порочные круги страха. Неужели этот сюжет так и будет воспроизводиться?

Телефон зазвонил. Она схватила трубку.

– Продолжайте.

– Что вы видите снаружи? – спросил Кёртис.

– Не так много. Песок. Несколько солидных валунов.

– Хорошо. Видите вон ту группу примерно из четырех камней?

– Да, вижу.

– Выберите один из них.

Мерзость какая, подумала Маяковская, но что остается делать?

– Лучше низкий скальный отрог примерно в ста метрах за этой четверкой кам…

– Ладно, – сказал Кёртис и снова отключился.

Возможно, у него не получится, подумала она. Возможно, эта штуковина взорвется прямо у него в руках. И добрый дедушка Ленин спасет нас всех.

– Значит, нам обещают наглядную демонстрацию, – догадался Такахаси.

Она удивленно обернулась. Он держался так тихо, что она и позабыла про японца.

– Да, думаю, так.

– Перекуем орала на мечи?

– Что?

– Неважно, – сказал Такахаси. – Вспышка будет? Глаза поберечь? Отвернуться?

– Гамма-лучи, наверное. Я в этом слабо разбираюсь. – Она опустилась на одну из бетонных скамеек, потом встала опять. – Может, у него не…

Вспышка получилась такой яркой, что Маяковская непроизвольно отвернулась, прикрыв глаза руками. Немедленно вслед за этим пришел звук, ударной волной пронзил ее ноги, колени, громоподобным раскатом сотряс барабанные перепонки – ей почудилось, что уши сейчас лопнут. Она потянулась к скамейке и почувствовала, что та тоже трясется; сомкнула веки и прижала голову к коленям, продолжая, однако, слышать какой-то фантомный визг в промежутках между ударами камней и песка о купол.