355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Людмила Литвинова » Майонезовские сказки (СИ) » Текст книги (страница 8)
Майонезовские сказки (СИ)
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 15:53

Текст книги "Майонезовские сказки (СИ)"


Автор книги: Людмила Литвинова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Иди, Сова, прими минеральную ванну! – посоветовал Фемистоклюс, – Клотильда не пролазит в лифт с первой попытки потому, что ты её кормила в детстве одними пирожными!

Прапрадед закрыл стеклянную дверь, последнее, что увидели все десять туристов и гид – кулак посиневшего Кота, кричащего: «Погоди, дедуля! Мы ещё встретимся! Потолкуем на латыни!!»

Лифт пошёл плавно вверх, Че сделала лицо школьницы, которой хочется новое платьице.

– Дедулечка, – сладко заговорила Тётка Черепаха, – а нельзя ли нам в невидимом канале заехать в комнату уток и захватить одну подушонку с деньжонками, а то, ведь, и надеть нечего?! В этой кошачьей квартире – хоть шаром покати! Единственное, что мы нашли: старые кроссворды, скелет в шкафу и огромный зелёный спортивный флаг, скоро сошью из него костюм гусеницы!

– Очень смешно, внучка, – ответил задумчиво Фемистоклюс, – Клотильда, это был скелет пропавшего доктора?

– А вот и нет! Это был скелет доисторического козла по кличке Чарльз! – радостно сообщила Че.

– Маменька, – зашепелявил Кро, протирая очки, – Вы всё перепутали, это был скелет доисторического пса, у которого на черепе фломастером было написано : « Так тебе и надо, козёл!», а на шее висела бирка с телефоном музея Чарльза Дарвина.

– Сладкая булочка, если бы ты снабжала информацией мистера Холмса, сейчас о нём никто бы и не знал, ты умеешь видоизменять факты, как и все женщины, – сказал дед, – в комнату уток мы, конечно, заедем, а сейчас выходим, господа! Станция «Юность», ключевое слово – «поиск», функциональная рекомендация: «не делать зла», основная характеристика – «рациональные».

В раскрывшуюся дверь лифта пахнул жар дюжины мартеновских печей.

Фигурка, словно что-то предчувствуя, вцепился в металлические перильца, идущие вдоль стеклянных стен внутри лифта.

– Я не хочу, чтобы меня постигал участь Рыжика! Я никуда не пойду! И Ксения останется!– заявил Фига.

– Не дрейфте, – сказала уверенно Берёза и, пританцовывая, вышла первой.

Все, кроме двоих, последовали за ней. И сразу же лифт издал такую вибрацию и звук, что Фигурка с Ксюшкой выскочили вон мгновенно.

Печальная процессия, возглавляемая бодрым профессором, побрела по узкому мостику к смотровой площадке, огороженной металлической сеткой. Внизу зиял гигантский котлован, на дне которого двигалась масса шевелящихся, копошащихся существ. Жара стояла невыносимая, снизу поднимался запах старой летней помойки. Дед раздал туристам бинокли, и все принялись с брезгливыми гримасами рассматривать, как в котлован по конвейерам поступают отходы жизнедеятельности человечества, а костлявые существа их сортируют, с головой окунувшись в работу. Они нюхали отходы, пробовали на вкус и даже съедали их.

– Карл Маркс был прав, пищевые отношения – основа основ, – заметил профессор.

Между отдельными работниками внизу завязывались часто драки из-за острой конкуренции, остальные существа не обращали внимания на драчунов. Все говорили и говорили сложными грамматическими конструкциями, не слушая соседей по помойке, многие произносили настоящие речи.

Берёза, Рокки и Мушка заткнули носы кружевными платочками.

– Нам, девушкам, не пристало находиться в таком месте, – сказала Че, топнув ножной, и тут же она вскрикнула и закрыла лицо руками.

– Нет ! Он не может здесь быть! – простонала старая дама.

– Почему же, дорогая? – живо откликнулся Фемистоклюс, – Ведь твой возлюбленный сыщик употреблял наркотики, где же ему быть? Хотя я не уверен, он ли это. Но посмотрите: какая энергия, какой поиск, какая жажда лидировать, какое стремление быть успешным!

– Всё, дед, хватит! У меня началось депрессивное состояние от твоей экскурсии, – заявила Че, – покажи что-нибудь с человеческим лицом! И не забудь про ранний завтрак!

– Хорошо, – спокойно промолвил предок, – но в лифт входит только тот, кто пройдёт этот мостик, называющийся « За всё благодарю Бога!»

– За всё, за всё благодарю Тебя, Боженька мой! – с готовностью закричала Че и вбежала в лифт.

– И мы, и мы! За всё, за всё! – закричали Мушка, Пышка и Кро, вбегая следом.

– Как я могу благодарить Бога, которого никто не видел? – спросил раздраженно Фигурка, – Просто за компанию, как эти?

– Я тоже думаю, как Фига, – заявила Ксюшка, – Юрий Гагарин летал в космосе и не видел там никакого Бога!

– Я из религиозной семьи, – сказал Паралличини, – мои родители и все братья, и все сёстры ходят каждое воскресенье в церковь, но я, честно сказать, равнодушен к этой теме.

– Я привыкла полагаться на свои силы, – с глубоким чувством самоуважения заявила Ро, – если бы я не репетировала по десять часов в день, ничего бы не добилась в жизни! Я благодарна только себе и мамочке!

– А я?! – воскликнула с истерическими нотками Берёза, – Думаешь, только на оперной сцене работают, как лошади? Я предпочитаю выкладываться и выкладываться, и не задумываться о том, чего не понимаешь. Или я не свободна в своём выборе?

– Я конечно же, верю в Summum bonum[7], – заговорил профессор, но, как поверить в creatio ex nihilo[8]? Кроме того, я не могу представить Бога как личность, создающую метагалактики, да и всю Вселенную! Возможно мне не хватает воображения? Да-да, всё дело в воображении! Однажды, в детстве я был в гостях, и мне дали посмотреть большущую, ярко иллюстрированную книгу о учёных, писавших о космосе. Я прочёл о Джордано Бруно, всё понял, очень расстроился, а вечером спросил отца: «Бруно сожгли только за то, что он сказал, что Вселенная заполнена звёздами такими же, как Солнце? Почему? Ведь это не справедливо!» Отец ответил: « У комиссии, которая занималась его делом, не хватило воображения, хотя уже были известны труды Коперника».

Утром я пришёл в гимназию и на первом же уроке, дождавшись пока старый истопник напихает дров в нашу гудящую классную печку и уйдет за дверь, поднял руку и объявил всем: « Я знаю, что во Вселенной миллионы солнц, то есть таких же звёзд, как наше Солнце!» Учительница, очень статная, молодая, розовощёкая, с толстой русой косой, сказала, поглядывая на дверь: « Голубчик мой, мы никому не скажем, но и ты молчи, дружок, об этом, потому, что Солнце – это Солнце, а звёзды – это так, мелочь!» И она приложила палец к губам. Самое интересное, когда я недавно, то есть, по прошествии 70 лет, рассказал об этом на лекции в нашем университете, одна из студенток сказала: «Но ведь Ваша учительница была права!»

И комиссии по делу Бруно, и учительнице, и студентке – не хватило воображения! И мне, как это не грустно, не хватает воображения представить Бога как личность!

– Здесь какая-то ошибка, дед! У профессора титулов и званий больше, чем у меня извилин в голове, впусти его немедленно! – завелась Тётка Черепаха, смахивая слезу и готовясь к атаке.

– Не отчаивайтесь, господин профессор, проведите здесь соцопрос, остальные могут пока поиграть в «Камень-ножницы-бумага», – сказал прапрадедушка, – а нам пора, а то Клотильда от жары может похудеть!

– Кро! Мамочка! Мы никогда не увидимся!– неожиданно резко выкрикнула Ро.

– Замолчи Рокки! И без тебя тошно, не ломай комедию, это только научный эксперимент, а ты – «кролик», то есть, «крольчиха»! – громко прошипела Че.

Кро метнулся к двери, которая захлопнулась перед его розовым носом. Лифт плавно пошёл вверх.

– И долго нам торчать в этой дыре?! – донёсся снизу возглас Фиги.

– Итак, поднимаемся в «золотую середину» прямо через подземную реку, – голосом усталого огорчённого старикана произнёс Фемистоклюс, – не бейтесь головой о стены!

Над крышей лифта запузырилась вода, и по стеклянным стенам заскользили потоки, побежали струйки. Чистый лифт вышел в мир видимый в беленькой светлой кухне двоюродной сестры Чапы, живущей на одной площадке с Кото-Лажкой и Кото-Васией.

На окнах светлой кухни висели белые, накрахмаленные зановесочки, связанные крючком, их узоры изображали на одной половинке – жениха, а на второй – невесту. Стены, выложенные белой плиткой с синими пейзажами, сверкали чистотой. Весело гудела белая печь, на ней булькал высокий красный кофейник в белый горошек. Посреди кухни стоял длинный стол с белой скатертью, вышитой васильками и маками. На одном конце стола располагалась плоская большая корзина для свежеиспеченного хлеба, в ней лежали два свёрточка: голубой и розовый. Это были Подснежник и Медуница. Мушка и Пышка принялись биться головами о стеклянные стены, пытаясь протянуть руки к любимым чадам.

Дедуля хотел проскочить кухню, но Тётка Черепаха скомандовала: «Стоп, машина! Дай, дед, посмотреть на самое важное!»

Голодные туристы уставились на стол. По разные стороны стола напротив друг друга стояли две девушки: двоюродная сестра Чапы и её подруга, обе смуглые и с ярким румянцем на щеках. Девушки были в белых фартучках, но в разных косынках: на одной – зелёная, на другой – жёлтая. Подруги делали пельмени и пытались развивать познавательные способности малышей, лежащих в корзинке.

– Агу-агу, агушеньки, – говорила нежным голоском нараспев Жёлтая косынка, раскатывая длинной скалкой тесто в тонкий лист, – как говорит Киса? Киса говорит: «Мяу-мяу! Мяу-мяу!»

Дети радостно улыбались беззубыми ротиками.

– А как фыркает носиком Ёженька? – спрашивала ещё более ласковым голоском Зелёная косынка, нарезая тонкой рюмочкой одинаковые кружёчки теста и заворачивая пельмешки, красивые, как розочки, – Ёженька фыркает носиком : «Фыр-фыр! Фыр-фыр!»

Малыши улыбались, издавая весёлые звуки.

– А для вашей бабулечки Тётушки Черепашки мы сделаем сейчас счастливый большой пельмень с пожеланием – положим внутрь круглую чёрную перчинку! – ласково наговаривала Жёлтая косынка, – Чтоб ваша бабулечка была огневушкой до глубокой старости!

– А для мамулечки вашей завернём пельмешек с ядрышком лесного ореха! – вторила ей Зелёная косынка, – Чтобы мамочка ваша никогда не болела и была крепким орешком!

Подснежник и Медуница живо откликались на своём веселом и счастливом языке.

– Зая, посмотри в тарелку с фаршем, девчонки порубили чеснок мелко? И в бульон надо добавить, кроме укропа, 3-4 бутончика гвоздики! – заговорила Че, облизываясь по-кошачьи, – У меня почему-то запотели очки, ничего не вижу! Хо-хо!!

Не успел Кро открыть рот, как прапрадед зловеще поинтересовался: «Пельмени или деньги?»

Лифт дёрнулся и сам остановился этажом выше. Здесь за столом, покрытым скатертью с кисточками, сидели старый Бобёр со своей женой Ондатрой. Они склонились над синими тетрадочками. Супружеская чета предавалась самому любимому занятию человечества – считала деньги. Ондатра считала свои, а Бобёр – соседские.

– Все деньги от Бога, – неожиданно заявила супруга, сбившись со счёта.

– Это наши – от Бога, а ихние (он так и сказал: «ихние») – ворованные! – уточнил старый супруг, – Особенно много наворовала старая Черепаха, видала (он так и сказал «видала») сколько у нее париков! И приносит она неудачу, помнишь, после её прихода у нас в туалете перегорела лампочка! От души наворовала! А сколько наворовал Пышка!

– Уж я этому не поверю, дорогой! – усомнилась Ондатра.

– Да ведь он все романы списал у этого… как его там… у Хаменгуэля! Но до Черепахи писателишке далеко!

– Поняла, Клотильда? – с юмором в голосе спросил дед и нажал на газ.

– На моей могилке многие будут просить прощения, – невозмутимо ответила Че, – и я всех прощу, конечно же…

Лифт плавно вынырнул в спальне уток. Вокруг царил погром, как после Мамая. Кро, Мушка и Пышка старались не смотреть по сторонам.

– Подушка с приданным для уток должна лежать вон под той кроватью, на которой спит пьяный мародёр в моей шёлковой ночной рубашке в мелкую розочку и без кружева, – живо объясняла Че. И тут же, вся обмякнув, она спросила шёпотом: «Ой, дедулечка, что это у него на голове?»

– Крепись, Сладкая булочка, – отвечал Фемистоклюс, – это твоя пуховая шапка, и, боюсь, нет возможности её снять, так как её ушки завязаны у оккупанта под подбородком морским узлом!

От лифта к кровати протянулась железная рука.

– Откуда у Вас такое интересное приспособление?! – воскликнул Кро.

– Один механик с батискафа «МИР» подарил, – ответил простодушно дед.

Рука пошарила под кроватью и вытащила пыльную розовую с вышивкой подушку, брезгливо держа её двумя железными пальцами. Морпех в пуховой шапке сладко улыбался во сне, причмокивая толстыми губами.

– Всё гениальное – просто! – поделился новостью прапрадед, вручая подушку Тётке Черепахе, – возвращаемся на наш маршрут к вершине Волшебного Дуба!

Через несколько секунд за стёклами лифта потянулся старый морщинистый ствол и свежераспустившиеся листья, между которыми уже висели батончики «Красный октябрь», замелькали кружевные занавески в многочисленных окошечках и цветные полотенца с портретом Аристотеля на балкончиках.

– Клотильда, что ты видишь? – загадочно вопросил дед.

– Я вижу вдали чудные деревенские домики с чудными рыжими собаками! – воскликнула жизнерадостно Тётка Черепаха, – А прямо под нами по дороге идёт всеми уважаемая шуба, я имею в виду, всеми уважаемая дама, которая несёт в корзинке свежего цыплёнка.

– Рыжие собаки? Это великое счастье иметь собаку и часть у неё живот, когда она лежит вверх лапами! А что ты видишь внизу слева? – не унимался дед.

– Ох! Печальное зрелище! Слева я вижу «Дом Черепахи», а над ним развевается вражеский флаг, – заклокотала Че, – я так же вижу, что неприятель выгружает отходы из кухни прямо в наше озеро, боюсь, лебеди больше не прилетят сюда! Ещё я вижу, какой-то адьютантик сидит в моём розовом парике возле нашей чёрной коровы Марты и доит её в жёлтое ведро!

– Хорошие новости, детка! – неожиданно утешил её весёлый Фемистоклюс, – У тебя отличное зрение!»

Часть третья. «Вершки».

«Кролик не принадлежит вечности, он не принадлежит

даже Тётке Черепахе, Кролик принадлежит одной Роккульке!»

−Малышка Ро.

(Из дневниковой записи от 15 апреля).

– Делаем остановку возле этого роскошного гнезда, – весело сообщил Фемистоклюс.

– О! – воскликнул глазастый Кро.

– О? – удивился медлительный Пыш.

– О?? – осведомилась любопытная Мушка.

– Охо-хо, – тяжело вздохнула Че, вспомнив своё разорённое гнездо.

От лифта отделилась железная рука, протянулась и нависла над птичьим жилищем, она неожиданно аккуратно взяла одно из вороньих яиц и подала прапрадеду.

– Подай сумочку, бестолковая! А этого Васю положи на место! – завелся предок.

Рука так же трогательно взяла яйцо и бережно положила его в воронье логово. В гнезде был полный кавардак, и железная лапа, явно, не понимала, что ей нужно искать. Наконец она схватила грязную клетчатую тряпицу и поспешно кинула её деду.

– Да это же профессорский платок с пуговицей Рене Декарта! – восторженно зашепелявил Кро.

Дед бережно свернул дорогую находку и положил в карман шёлковых шароваров, а затем приказал железным голосом: «Су-мо-чка, коряга, су-мо-чка!»

Рука зацепила, под всеобщие аплодисменты, сумочку Рокки с банковскими карточками и уже совсем было подала её гиду, как налетела с криком толстая ворона и звонко клюнула воровку. Сумочка выпала, железная лапа рванулась, подхватила её, кабина накренилась, и чудо-технику заклинило. Дед нажимал все кнопки одновременно, Че, обхватив пухлыми ручками подушку и сумочку, отдавала распоряжения по эксплуатации лифта, который надсадно гудел, но не трогался с места.

– Посмотрите, друзья! – воскликнул Пыш, обернувшись назад.

Прямо за их спинами на Волшебном Дубе располагалась метеостанция. Лифт застрял рядом с её балкончиком, на котором стояли ржавые приборы, затянутые паутиной со старыми дубовыми листьями. За стеклянной стеной станции с умным видом сидели Кото-Лажка и Кото-Васия. Рыжики попивали чаёк с лимоном и капустными пирожками и разгадывали кроссворд. Дверь на балкончик была завешена картой Волшебного Леса, а поверх неё висели два плаща и два зонтика.

«Как звали европейского монарха, который имел татуировку «Смерть королям!»? – прочёл Кото-Васия.

– Карл Великий? – предложил Кото-Лажка.

И тут зазвонил телефон.

– Алё-алё, записывайте, – важно произнёс Кото-Васия и, крутнув чайную ложку на тарелочке, по окружности которой были изображены загадочные значки, передал трубку брату.

– Завтра будет солнечно, но ветрено, осадки маловероятны, 15 градусов тепла, – уверенно сообщил Кото-Лажка, считывая информацию с тарелочки после остановки ложки.

– Так вот как делается погода! – воскликнул изумленный Кролик, – А мы ждём прогноза каждый вечер, как первого свидания!

– И ведь почти всегда совпадает! – удивилась Мушка.

– Эй, Утюг, не прикидывайся чайником! Срочно звони спасателям, не видишь разве, что мы застряли, – громко кричала Че, стуча по стеклу кулачками, не выпуская при этом подушку и сумочку.

– Не надрывайся, Сдобная булочка, они тебя не слышат и не видят, а тебе ещё сегодня с утками петь: «А то не лёд трещит, да не комар пищит, это кум да куме судака тащит!» – урезонивал её предок, подбоченясь и притопывая.

– Два рыжих бездельника! – не унималась Тётка Черепаха, – 15 градусов тепла, ветрено!

Она гневно топнула ножкой в стоптанном меховом тапочке с кошачьей физиономией. Лифт дёрнулся и плавно пошёл вверх. Он поднимался и поднимался, и поднимался. Уже не было видно окошечек со ставенками и балкончиков с цветными полотенцами.

– Я даже не догадывался, что Дуб такой высокий, – удивлённо сказал Пыш.

– А разве ты знал, юноша, что Дуб такой «глубокий»? – спросил язвительно дед.

Наконец, войдя в белое облачко, лифт остановился.

– Прошу, господа, – торжественно произнёс Фемистоклюс, – станция «Зрелость», ключевое слово – «Радость», функциональная рекомендация – «делать добро», основная характеристика – «душевные».

– А мы не провалимся? – в нерешительности спросила Мушка.

– Падать будем долго! – попытался шутить Пыш.

Дед вышел первым в облачные клубы, следом на матовый пол ступили остальные путешественники. Они оказались у довольно высокой двери, которую можно было назвать, даже, вратами в средневековый замок.

– У души два крыла: вера и добрые дела! – по-солдатски, словно пароль, произнёс Фемистоклюс.

Над дверью замигала зелёная лампочка.

– За этими вратами, – сказал прапрадед, – идёт творческий процесс, поэтому каждый из вас должен показать, что и вы не лишены творческой жилки, прочтите хотя бы стихотворение, иначе вас не впустят. Начнём с поэта!

Пыш только этого и ждал. Он протянул левую руку вперёд, отставил назад правую ногу и затянул протяжно, как читают только настоящие поэты, своё последнее:

«Капли стекают с цветка на цветок,

Мир до последней травинки промок,

В кронах цветущих весёлая трель:

«Славим тебя, ясноглазый Апрель!»

Шмель в медунице лиловой застрял,–

Сладок квасок, да кувшинушко мал!

«Козочка-милушка, дай молока», -

Дети кричат и бегут к облакам;

Червь дождевой проложил колею;

Я не умру, потому что люблю!»

Поэт откинул рукой прилипшую ко лбу непокорную прядь и передал эстафету. Че откашлялась и произнесла хорошо поставленным голосом: « Я прочту сегодня для всех вас стихотворение «Стрижи» из книги моей любимой поэтессы 17 века L.W.L.; оно созвучно моему возрасту:

« Еще стрижи играют у нашего окна,

И в комнате от солнца, вся в золоте стена,

И флоксы так нарядно

Белеют на столе,

А по ночам прохладно,

И сырость на земле.

Как реют вереницей

Стрижи, всё «цвир» да «цвир»!

Умчатся скоро в Ниццу,

А может быть в Каир,

И небо опустеет, поблекнет синева,

И солнышко уж красным ты назовёшь едва».

Щёки у Тётки Черепахи зарумянились, она поклонилась, придерживая подол зелёной футболки и сделала па ушастым тапочком.

– Я тоже прочту стихотворение L.W.L. и тоже о птицах, но о больших птицах, – сказала, волнуясь, Мушка, – слушайте:

«На золотом крыльце сидели

Двенадцать ангелов в белых одеждах,–

Писали иконы и тихо пели

О Деве Пречистой голосом нежным.

И старший был с белой седой бородою,

А младший – юный с лучистым взглядом,

В ручье он мыл для них длинные кисти,

И любовался ручьём и садом.

Когда же каждый закончил икону,

То младший к своей приник на мгновенье,

И все положили доски на воду,

А те поплыли против теченья,

Чтобы явиться в лесах дремучих,

На ветках старого-старого дуба

Или в пещере давно позабытой,

Или сиять над колодезным срубом.

Старший сложил крыльцо золотое, ставшее жезлом,

Младший вместил в цветок полевой кисти и краски.

Крылья расправив, они улетели,

Чтоб славить Владычицу в истинной сказке.

Мушка закончила, её большие глаза от волнения были влажными и блестящими. Настала очередь Кролика. Он неожиданно, хихикнув, предложил: «Я хочу спеть старинное стихотворение.» Кро заложил руки за спину, поправил очки и снова заложил руки, и запел фальцетом очень громко, видимо, на свою музыку:

«Цех гончарный в порошок

Горе-мастера стирает,

Мастер лупит подмастерье,

Подмастерье бьёт горшок,

А горшок крепи-крепился,

Прыгнул на пол и разбился!»

В самом трагичном месте старинной истории, то есть, где горшок «крепи-крепился» в иерархической системе наказаний, Кро подпустил петуха. Че зажмурилась и заткнула уши. Но кроличье пение в целом возымело действие, врата медленно отворились, а за ними… А за ними, посреди радужного зала, имеющего несколько высоких полупрозрачных дверей, стояло большое, очень высокое и пушистое дерево, источающее аромат луговых цветов и хвои! Сверху от сияющей звезды вниз по ветвям струились звонкие струи водопадов и прозрачных, играющих лучами потоков. На отдельных ветвях они создавали целые озёра и даже моря, в которых играли левиафаны, чудовища морские. А над ними парили летучие драконы. На лазурных волнах качались серебряные корабли, словно вырезанные из позолоченной фольги, а на их палубах бегали матросы. Возле кораблей выпрыгивали из воды круглые рыбы с блестящими боками в переливах чешуи. Над волнами покачивались разноцветные звёзды, а на волнах поднимались и опускались фиолетовые киты. Они подплывали к самому берегу, где росли цветы, похожие на звёзды, белые и золотые.

На других ветвях сказочного дерева лежал снег, и тонкие ручьи бежали в долины, и дикие ослы пили из них мягкими губами. С высоких гор сходили олени, по каменистым скалам прыгали зайцы. Над ними висело сияющее солнце, и на невидимой нити вращалась молодая луна. Игривые львы с шелковистыми спинами искали добычу, а розовые снегири весело качались на красных ветвях. И всё это радостно пело! Каждый снегирь, каждый дракон, каждый лев, каждый заяц пел на своём языке: «Слава Богу за всё! Да пребудет радость вовек!» По склону к облакам, словно стайка синичек, летели дети в разноцветных шапочках, а им навстречу летела белая коза с колокольчиком на шее! И дети радостно пели: « Козочка-милушка, дай молока!» И золотые ангелочки играли в серебряные трубы и пели ангельскими голосами: « Я не умру потому, что люблю!» И потоки радости струились меж ветвей, на которых сияли наливные полупрозрачные яблоки. И эти тончайшие струйки светлейшей радости проникали и в сердце, и в глаза, и в душу!

– Здесь раскрываются все творческие способности и возможности, – пояснил Фемистоклюс, – ТВОРЧЕСТВО – это творение радости для всех. А вы так долго ломали голову над этим понятием!

Однако, путешественники не слышали его. С сияющими глазами и счастливыми улыбками, взявшись за руки, они пели со всеми обитателями чудесного дерева: « Слава Богу за всё! Да пребудет радость вовек!»

Фемистоклюс взял крайнего за руку и вывел всех из зала через одну из высоких дверей. Лица путешественников сияли, груди широко и счастливо дышали, от каждого шёл аромат, источаемый самим деревом. Никто не мог сказать ни слова!

– Вы знали до сих пор разные формы эйфории, свойственные левому полушарию головного мозга, и вот теперь вы узнали, что такое настоящая радость, когда поёт само сердце!– сказал дед, – Но у нас осталась последняя станция – «Старость», ключевое слово – «Любовь», функциональная рекомендация – « терпеть зло», основная характеристика – «духовные».

На эту станцию может попасть только тот, кто способен отдать жизнь за другого или тот, кто каждый день молится за всех чистым сердцем!

Пыш приосанился и заметно выкатил грудь. Че горделиво выставила круглый живот с номером семь. Мушка и Кро застенчиво потупились и отступили назад.

– Я имею в виду Кролика и Мушку, – сказал Фемистоклюс.

– Мушку? – удивилась Че, – Мушка, ты молишься за всех?!

– Да, Тётушка, – ласково сказала Мушка, – утром и вечером – за всех! Я считаю, что для счастья нужно только четыре вещи: работа, семья, дом и церковь! Поэтому я каждое воскресение хожу в церковь и там тоже молюсь за всех!

Че всплеснула толстенькими пустыми ручками, и тут она вспомнила нечто ужасное!

– Не волнуйся, Пышечка, и сумка и подушка в надёжном месте, – сообщил дед и спросил Кро и Мушку, – а вы, двое, вспомните, что на белом свете самое красивое?

– Море на закате, – сказал Кро, не раздумывая.

– Небо на восходе,– сказала Мушка, подумав секунду.

– Хорошо, вы должны пройти в ту маленькую дверцу, пригнувшись, и в это время мысленно сказать: «Мир всем и каждому!» Идёте без меня, мне вход туда закрыт…, – наставлял прапрадед.

Но Мушка и Кролик уже исчезли за маленькой дверкой. А там…

А там, прямо перед ними катило волны золотисто-красное море! А над ним, как прекрасный шёлковый шатер раскинулось золотисто-розовое небо! И отовсюду, заполняя всё пространство под шатром, исходили потоки белого чистейшего света!

Кро расплылся в блаженной улыбке, усы его радостно затрепетали, он зажмурился, подпрыгнул от счастья и полетел!

Полетел так легко и свободно, словно летал каждый день всю свою жизнь!

Мушка раскинула тонкие ручки и полетела рядом, смеясь и кружась, и весело восклицая: «Как же давно я не летала!»

Они парили рядом, как две беспечные ласточки, над золотыми, совсем живыми волнами в потоках совсем живого света, а навстречу им летело белое облачко, похожее на большой седой одуванчик! Оно приблизилось и рассыпалось на тысячи пушинок, которые в хороводе танцевали над волнами вокруг Кролика и Мушки.

Вдруг сильно запахло шоколадом, Кро завертел головой и заметил, что пушинки не просто танцуют в хороводе, но быстро и ловко изготавливают шоколадные батончики, а другие раскрашивают цветные обёртки, а третьи – нарезают их, а четвертые – заворачивают батончики в фантики, а пятые привязывают к готовым конфетам ниточки, а шестые укладывают батончики в корзинки, где под белыми салфетками уже лежат капустные пирожки. Кро заметил, что и на пирожках есть петельки из ниточек! Его мучил вопрос, куда пушинки уносят корзинки, но он не знал у кого спросить, не будешь же задавать вопросы деткам одуванчика! Кролик без долгих слов пристроился в хоровод и принялся нарезать батончики. Мушка летала и летала, нежась в лучах, любуясь красотой неба на восходе и красками моря на закате, но, увидев Кро за работой, поспешила ему на помощь.

Девушка не заметила, как в руках у неё оказалась корзинка пирожков, а у Кролика – корзинка шоколадных батончиков! С этими угощениями они очутились в просторной кухне кошачьей квартиры, где все уже были в сборе и радостно приветствовали последних членов команды.

– О, Рокки! Где же мы были! – воскликнул Кро, пытаясь обнять Ро и поделиться радостью.

– Нет, нет, Кро, ты оставил меня в ужасном месте одну! Без денег! Без питья! Без противогаза! Будем общаться только через мамочку! – заявила Рокки, прижавшись к Тётке Черепахе и начав громко всхлипывать и трагично подвывать.

– Моя несчастная малютка! – запричитала Че, не видевшая Рокки целый час и очень соскучившаяся по ней.

Пожилая дама и юная леди крепко обнялись и зарыдали. Однако, все заметили, как из подмышки Тётки Черепахи за Кроликом наблюдает хитрый любящий чёрный глазок, и вздох облегчения наполнил кухню.

– Прости меня Ро, – сказал Кро этому чёрному глазку, – я должен был это видеть, чтобы понять, зачем я живу!

Кро подробно рассказал о своих впечатлениях всей компании, угощая друзей пирожками и конфетами. Больше всех волновался профессор.

– О, вы даже читали вступительные стихи! – воскликнул учёный, – Я бы тоже смог прочесть стих своего сочинения, который называется «Ностальгическое»! Он живо и продекламировал:

«Везде снега белели,

Как ватные постели;

Мигали в окнах ёлки,

На них глядели волки,

А может – собачонки,

И дым клубился тонкий.

У всех гудели печки,

У всех горели свечки,

Все валенки сушили

И чай с вареньем пили,

И знали : радость – зрима,

И проще апельсина,

И всем на стёклах розы

Писали Дед Морозы!»

«Ностальгическое» было встречено всеобщим одобрением.

– Дедуля, – сладким голосом заворковала Че, – вот ты провёл такую познавательную экскурсию, мы узнали так много нового! Мы, конечно, все разные, но очень привязаны друг к другу. Не мог бы ты для всех нас забронировать одно VIP – местечко?

– Раскинь свой неувядаемый интеллект, Клотильда, – отвечал строго дед, – ты правильно заметила, что все вы разные, а потому все пойдете в разные места! И кто я такой, чтобы решать вопрос «брони»?! Но вывод по экскурсии я способен сделать: стартовали – двадцать, а финишировали двое! И в реальной жизни так же, вот беда! Вот причина несовершенства Волшебного Леса: многие проходят полный биологический круг от детства до старости, но единицы проходят полный духовный круг, оседая в «Детстве», «Юности» и, в лучшем случае – в «Зрелости»!

– А можно ли, любезный, – спросил профессор Войшило, – считать Волшебный Дуб с его «вершками», «корешками» и «серединой», моделью мира?

– Я бы не взял на себя смелость утверждать это,– ответил Фемистоклюс, – но, моделью Волшебного Леса его считать можно.

– Неужели мир невидимый так просто устроен? – не унимался учёный.

– Уважаемый профессор, – очень серьезно ответил прапрадед, – как устроен мир видимый и мир невидимый знает только Бог, а все наши знания о мире, включая представления Джордано Бруно, это, извините, примерно такой познавательный уровень: «Агу-агу, агушеньки, как говорит Киса? Киса говорит: «Мяу-мяу»» Мы познаем мир ровно на столько, на сколько он позволяет себя познать!

– Я не согласен! – возразил профессор, – Человеческий разум способен творить чудеса, кстати, я решил вашу задачку: плодоножка торчит из воронки, а не из гладкой поверхности, чтобы не повредить мягкие ткани яблока, ведь она крепится к сердцевине, и при покачивании ветром может врезаться в мякоть, отчего яблоко загниёт! (Жаль нет моего Осла, он бы нашёл ответ за три секунды!)

– Отлично! – воскликнул прапрадедушка Фемистоклюс, – С этой минуты Вы всегда будете отличать плодоножки от ниточек!

И он протянул учёному капустный пирожок с привязанной к нему ниточкой. А затем, помешкав, достал из кармана шёлковых атаманских шароваров пуговицу Рене Декарта, и не без сожаления отдал её удивлённому профессору.

– Мне пора, – сказал прапрадед Георг-Артур-Карл-Генрих-Фемистоклюс.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю