Текст книги "Майонезовские сказки (СИ)"

Автор книги: Людмила Литвинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Фига, Кот и Паралличини повели на воздух Пыша, ослабевшего от потрясения. Мушка надела на него шапку и шарф. Все вывалили на заснеженную площадку перед «Пыш-Холлом». Силы были, по условиям лечения, распределены следующим образом: Пышка, Мушка и Фига против Березы, Паралличини, Кота, Моти, Тетки Черепахи и профессора. Молча, накапливая боевой пыл, начали готовить снаряды: Береза и Мушка – мелкие, как розочки; Фига и Кот – твердые, как крупные картофелины; а профессор решил заготовить большой – как голова очень умного снеговика.

– Че трамбовала свой снежок толстенькими пальчиками в перстнях и хрипло шептала: «Тебе, родная, достаточно одного снаряда, но он должен быть железным! В тебе есть одна капля крови Рюрика, и ты царица во всем! В тебе есть одна капля крови Чингиз-Хана, и ты способна на все! В тебе есть одна капля еще какой-то крови, какой ты вспомнишь после триумфа! Но вся остальная твоя кровь – русская! Поэтому ты как простая русская Тетка должна, обязана это сделать, Дульсинеюшка!»

А между тем, завязался кровавый бой. Кот и Паралличини уже разбили нос Фигурке, так как оба целились, именно, в эту мишень. Кот обстрелял и Мушку, которая визжала так, что на соседних соснах собрались все вороны Волшебного леса. Попасть в Пыша было практически не возможно: перед ним прыгала высокая Мушка, сзади – спиной к спине стоял бесстрашный герой Фига. Береза пыталась забросать Пышку снежками с разных боевых позиций, то и дело падая в неустойчивых сапожках на высокой шпильке. Профессор в запотевших очках силился поднять свой снаряд для Царь-Пушки и обрушить его на голову больного. Мотильда поспешила на помощь ученому, вдвоем они поднатужились, подняли, но снаряд развалился пополам. Фига подбил глаз Коту, Кот злобно выругался и хотел перейти врукопашную, но Береза как главный лечащий врач запретила ему. Мушка при-це-ли-лась в нос Коту и попала в лоб Тетке Черепахе. Тетка не отвлекалась на такие мелочи, захваченная своей миссией. Она наконец-то закончила железный снежок.

– Цельтесь, почтеннейшая в левое – речевое полушарие! крикнул ей раскрасневшийся профессор.

Че приняла позу «Дискобола». Затем она резко отвела правую руку назад, так что в пояснице у нее что-то громко хрустнуло. Тетка вскричала, как раненый Кинг-Конг и метнула снаряд наугад. Тут же она потеряла равновесие и упала ничком в сугроб. Стая напуганных ворон взметнулась над «Пыш-Холлом». Снаряд попал Пышке прямо в затылок в тот момент, когда Фига нагнулся за снежком.

– А-а-а-а! – завизжал подбитый Пыш, – Так не честно! Это гестаповский удар!!

– Молодец, девочка! – прохрипела Че, выплевывая снег и бахрому персидской шали. Старая Черепаха уронила лицо в пушистый снег и зарыдала, как дитя.

Молодежь ликовала от радости. Мушка и Береза висели на шее Пыша и целовали друг друга. Кот и Фига висели на его спине. Паралличини хохотал, трясясь всем животом и вытирая слезы толстенькими ручками в мокрых полосатых рукавичках. Профессор и Мотя подняли рыдающую Че. Вошли в дом. Пышка, смакуя слова, произнес: «Благодарю всех за девиантное поведение!»

– Вот уж верно! Девиантное поведение! – воскликнула Мотя, – наконец-то попьем чая первый раз за день!

– Нет, нет! – загалдели все дружно, – рассказывай, Пыш!

Фига растопил остывший камин. Возле него разложили мокрые перчатки. Решили слушать при свете камина. Все уселись поудобнее, и Пышка начал рассказывать свой сон, который вспомнил в ходе успешного лечения.

Сон Пышки.

Росла прекрасная, словно из света, Ель. Она была так велика, что в нашей голове не нашлось бы инструмента, чтобы представить размеры этого чудесного дерева. Каждая ее иголочка светилась и пела, и представляла собой обширнейший райский сад с цветущими деревьями, ароматными плодами, журчащими ручьями, щебечущими птицами и бабочками, порхающими над разноцветными цветами.

Вырастившие Ель, выростили для радости и любви сапинсов, внешне похожих на людей. Они посадили их в одну из иголочек Ели. Сапинсы в условиях изобилия и свободы оказались своевольными, алчными и горделивыми. Они выкинули лозунг, оставшийся от прежних жильцов: «Миром правят два слова: «Надо» и «Нельзя»» на свалку истории и повесили свой лозунг: «Миром правят два слова: «Хочу» и «Не хочу»». Надо сказать, что сапинсы размножались очень быстро, и вскоре вся иголочка была превращена в свалку истории: сладкоголосые птицы общипаны и съедены, из их перьев изготавливали яркие головные уборы; цветущие деревья спилены, из них строили гигантские башни непонятного назначения; ручьи были загажены и завалены продуктами жизнедеятельности активных сапинсов. Иголочка заболела и начала сохнуть, тогда сапинсы перешли во вторую, которую постигла та же участь. Когда заболела десятая иголочка, и судьба целой веточки была поставлена под угрозу, сапинсов посадили в один из больших блестящих шаров, висевших на Еле рядом с яркой свечой. Больших и маленьких разноцветных шаров и свечек на ветках блестело множество, но этот – казался особенно красивым. Вырастившие сапинсов сказали им: «Все необходимое для жизни вы найдете в шкафчиках. Будете жить согласно инструкции – будете жить долго, пока не сгорит ближайшая к вам свеча. Будете жить согласно «хочу – не хочу» – погубите себя. Те из вас, которые поймут, что вы наказаны и посажены в «Темную комнату», если попросят прощение, найдут выход из этого вынужденного плена и снова станут жить на Еле.

Сапинсы неистовствовали от безумного счастья. В большом просторном шаре было много места и повсюду: леса, моря, горы, реки и озера, полные рыбы; много дичи, и везде стояли шкафчики, наполненные множеством разных вещей и предметов. Я, чтобы не забыть нужные слова, сразу же сказал: «Я понимаю, что я наказан и посажен в Темную комнату, прошу прощения за все мои злые дела!»

Как только я это произнес, то сразу же оказался на лестнице, ведущей из центра шара вверх. Еще пять минут назад она была скрыта от моих глаз, и вот теперь я видел ее всю. По ней уже карабкались две женщины. У обычных елочных шаров внутри два усика, идущих из шляпки, они-то и держат на себе весь шар. Лестница, на которой я оказался, тоже была из двух усиков, но перевитых не плотно между собой, а между усиками располагались гибкие ступени, очень теплые и мягкие. Сначала я со страхом отдернул руку от них, они показались мне какими-то живыми выростами. Лестница, действительно, оказалась живой, она то вздыхала, то пела, то начинала раскачиваться, пытаясь подхватить из тенистого леса сапинса, попросившего прощение. А однажды она рассказала мне о том, что есть места, где шкафчики невидимы, и нужно поработать, чтоб их найти. Я спросил лестницу о том, можно ли мне исследовать Темную комнату? Она мне ответила: «Можно. Но основная задача – выбраться из нее.» Я проникся к лестнице доверием, вцепился в нее покрепче и начал рассматривать Темную комнату.

Совсем темной ее назвать было нельзя, ведь рядом с ней на Еле горела яркая свеча, но этот свет не шел ни в какое сравнение с радостным и чистым светом, исходящим от самой Ели. Мне был виден каждый уголок пространства. Сапинсы, эти гордые неутомимые гусеницы, засучив рукава, принялись поедать все, что открывалось их взорам. Каждый хотел быть первым и успеть захватить побольше. Они все были похожи друг на друга: глаза завидущие, руки загребущие, нос крючком, борода клочком. Словно черный разоренный муравейник, они разбежались по всей Темной комнате.

Природа в ней была очень хороша и сказочно добра. Ко мне подлетела птица, похожая на голубя, и спросила, не нуждаюсь ли я в чем. Я хотел чего-нибудь сладкого и сочного, и она принесла мне ароматный фрукт, похожий на персик. Я поблагодарил ее, и она запела от радости на незнакомом мне языке.

Сапинсы, между тем, помчались через поле одуванчиков к блестящим шкафчикам. Один из одуванчиков сказал старому сапинсу: «Погладь меня, дедушка, по голове, я так нуждаюсь в ласке!»

«А пошел, ты!» – крикнул старик, наступил на одуванчик и побежал в общей толпе, расталкивая собратьев костлявыми локтями. Они не щадили даже своих детей, попадавших им под ноги. В хранилище, к которому устремился шевелящийся «муравейник», оказалось оружие. Завязалась битва за право владеть им. Те, которые уже ухватили ружья и мечи, нещадно убивали тех, которые тянули руки, чтобы вооружиться. Вскоре шкафчик был взят под усиленную охрану. Но не надолго, охранников мучила зависть, они не могли спокойно смотреть на дележ красивой дорогой одежды на соседней поляне. Я видел, как возле оружейного арсенала снова полилась кровь.

С высоты моей ступени я видел содержимое даже самых отдаленных шкафчиков и все, что происходило рядом с ними. Я обратил внимание на то, что эти хранилища, названные «шкафчиками», видимо, условно, стояли не хаотично, а на окружностях, центр которых находился, явно, под лестницей. На окружности самого малого радиуса стояли хранилища с ржаными лепешками, крупами и родниковой водой. Возле них возилось несколько женщин с детьми, остальные не проявляли интереса к примитивной пище. На окружности самого большого радиуса находились шкафчики, битком набитые золотом, серебром, слитками платины, мешочками с бриллиантами. Именно туда и устремился черный поток сапинсов. Они преодолевали болота, реки и горы, обдирая до крови свои худые тела. На последней линии уже гремели войны, трупы скидывали в каньоны, по ним как по мостам, спешили новые потоки алчных сапинсов.

Прошли недели или годы, а я все висел на лестнице, имея одну мысль в голове: «Как и за что я попал к этим уродам?» Смешно сказать, но в моей голове был и ответ на этот вопрос, как буд-то созревший в ее середине: «Внешние проблемы – это следствие внутренних причин».

Содержимое шкафчиков, наконец-то, было поделено между теми, кто уцелел в этой кровавой акции. Самый мудрый сапинс залез на самый высокий холм и закричал: «О, сапинсы! Посмотрите, что я нашел в шкафчике четвертой линии, которую вы сожгли как не имевшую смысла! Там я нашел почти сгоревшую инструкцию по проживанию в Темной комнате и этот предмет, через который я вижу, что рядом с нашей Темной комнатой висит розовый шар, а в нем кто-то двигается! Я предлагаю построить подобный предмет, но большого размера и разглядеть, кто там? Согласные, кладите деньги в мою шапку!»

И он поставил головной убор из цветных птичьих перьев. Все сапинсы, слышавшие его, кидали золото, самоцветы, деньги.

Закипела работа: начали строить заводы и фабрики, закоптили весь шар, сожгли половину лесов, но изготовили гигантскую подзорную трубу. Мудрец припал к ней, остальные ждали. «О, сапинсы! – заговорил мудрец, – Я вижу таких же, как мы, но очень толстых и веселых! Как толсты и красивы их жены! Как круглы и румяны их дети! Мы должны построить огромную лестницу и отнять этих толстых жен и детей, и ту пищу, от которой они становятся такими! Почему мы много едим, но всегда мрачные и худые?! Это не справедливо!»

Сапинсы взревели и принялись за работу. Были вырублены оставшиеся леса, стало очень трудно дышать, жара делалась невыносимой, пища закончилась. Свободный народ решил есть детей, стариков и ослабевших, но не прекращать строительство чудо-лестницы. Первым был съеден мудрец. Чтобы съесть первого себе подобного, нужно было обвинить его в чем – то. «Мудрец не бежал, как все порядочные сапинсы к 20й линии, он рылся в обгоревших шкафчиках 4 линии! Почему? Потому, что он колдун! Есть, конечно, «дурики», которые копашаться возле 1 линии, и которым не нужно золота, их нельзя есть потому, что можно стать, «дуриком»! Но мудрец – не «дурик», мудрец – это полноценная пища!» – с пафосом произнес волосатый худой сапинс с выбитым глазом.

Этого было достаточно. Затем были съедены старые братья мудрецы, а после них – целая начальная школа.

Темная комната становилась все тяжелее, она была перегружена отходами жизнедеятельности сапинсов, которые обитали, в основном, возле самых дальних шкафчиков, надеясь, что однажды они наполнятся драгоценностями. Чудо-лестницу, наконец, построили, сапинсы вооружались для военного похода и запасались мясными консервами.

Светлая Ель, как это бывает со всеми живыми деревьями, вдруг дрогнула пушистыми лапами. Темная комната закачалась из стороны в сторону. Моря и озера вышли из берегов, горы обрушились, началась песчаная буря. Жители в панике бежали к дальним хранилищам и прятались в них. Лестница, на которой я висел, неожиданно засветилась и стала видимой для всех, а не только для нас, ее обитателей. К ней побежали сапинсы, но успели схватиться за нее только те, которые жили под ней, а их было не более десятка. Тяжелый шар оторвался и полетел вниз. «Зачем, зачем эти десять «дуриков» прицепились за лестницу?! Теперь она растянется и станет не прочной!» – подумал я в испуге. И сразу же оказался ниже этих сапинсов, а лестница в моих руках превратилась в тонкую нить! О, ужас! Я видел, как Темная комната достигла земли, из которой росла Ель, но не разбилась, а зашипела и превратилась в пар, потому что земля эта была, как раскаленная плазма! И я неотвратимо приближался к ней на растягивающейся ните. «Будешь, Пыш, думать, что ты лучше других?» – спросила нить.

На меня пахнуло жаром миллиардов каминов и печей, низ халата загорелся, и запахло жареным. «Не-е-е-т!» – закричал я и проснулся весь в слезах, не способный сказать ни слова.

Пышка закончил свой рассказ. Че рыдала, все молчали.

– Как хорошо, что мы не похожи на этих жутких сапинсов! – первой пришла в себя Мотя, – Хотя, это всего лишь сон.

– Это все о нас, о нас, о нас! – сквозь слезы воскликнула Че, – Пыш, ты должен предупредить человечество!

– Сколько уже предупреждали его! – сказал Паралличини.

– Лучше не писать об этом, Пыш, – заявила Береза, – сейчас культ эйфории, тебя могут обвинить во враждебной деятельности.

– Об этом нужно обязательно написать! – взволнованно заговорила Мушка, поглаживая свой живот, словно успокаивая малыша, – Человечество переживает очередную смену парадигмы,

то есть в каждой голове меняется когнитивная карта, в такие периоды все силы нужно бросать на этику, а не на технологии! Иначе всем капут!

– Начиталась, Мушенция! – рявкнул Кот, – И при чём тут мы? Мы-то – на глобусе, а не внутри глобуса! И признайся, старина, что спалил халат у камина и решил нас немного помистифицировать! И при чём тут Ель? – удивился профессор, – насколько мне известно, Вселенная разворачивается из точки, как яблоня из зернышка, система постепенно усложняется, наполняется многочисленными элементами, структуры которых тоже усложняются. И когда сложность достигает зрелости, то есть способности создавать подобных себе, во Вселенной начинается процесс старения и упрощения, она постепенно сворачивается в точку. Во всяком случае, так считает мой Осел, а уж он-то не может ошибаться, иначе его бы не пригласили участвовать в программе «Спасем мозги человечества».

– Он живет сейчас на Алтае на горе Белуха в палаточном городке, палатка №163. Меня же интересует только одно, господин Пышка, шишки были?

– Я не заметил шишек, – честно признался Пыш, – но мы ушли от главной мысли.

– На самом деле, никто не знает, как устроен Мир, никто, кроме Бога! – заявила Мушка решительно.

– Что там знать, был один большой круглый материк с центром в Иерусалиме, – включился в разговор Фига, – я думаю, что наша Земля – это инкубатор, куда Вселенная откладывает свои яйца или семена, или зерна – как хотите.

– С таким же успехом можно предположить, что наша Земля и есть яйцо, семя или зерно, – высказался профессор с усмешкой.

– «Фига с амарантовым маслом», как говорит мой знакомый шляпник, – резюмировал Кот, – и вообще, меняю конец света на бабье лето!

Тетка Черепаха решила закончить научные споры, переведя их в экспериментальное русло.

– Мушка, неси коробку с шарами, которую я вам подарила на Новый год, – серьезно заклокотала она, – посмотрим, что у них внутри.

Мушка принесла и открыла коробку, каждый взял в руки блестящий шар. Че подкинула свой в толстеньких ручках со словами: «Ух, ты, тяжеленький!» Шар упал, разбился вдребезги, из него выпали зеленые и красные леденцы.

– А-а! – заголосила Тетка Черепаха, – Это все правда! Сапинсы оставили леденцы!

– Нет, Тетушка, – ласково сказала Мушка, – это один шейх подарил Пышке изумруды и рубины в знак благодарности за книгу «Осенние сказки из Волшебного леса», он был пленен непосредственностью Лолы. Он сказал, что за эти камешки могут убить, поэтому надо их спрятать понадёжней. Я их спрятала, да забыла куда.

– Вы мне напоминаете русских эмигрантов первой волны, – заявила Че, обращаясь к Пышке и Мушке, – со многими из них я была близко знакома. Потеряв в России все, они не цеплялись и в Европе за вещи и делились последним. Молодцы!

– Увы, это были люди совсем другой культуры и другого века, золотая пыль этого века осталось только в Волшебном лесу, – вымолвил профессор со вздохом.

Мушка собрала самоцветы и сложила их на столике для кофе. «Пыш-Холл» насквозь прорезал свет фар подъезжающего такси.

– Кто-то в гости к нам пришел? – по-детски пропела Мотя, – Может он в ожогах весь?

– Я думаю, это дед Пихто и бабка Кукареку, – уверенно ответила Че, педагогически урезоневая Мотильду, – приехали из Трансильвании пожелать нам спокойной ночи, поняла Мотильда?

Все стояли с блестящими шарами в руках и смотрели на дверь. На пороге появилась великолепная Рокки в дорогой шубке и с букетом белых роз, рядом – Кро в запотевших очках и с «Золотым соловьем» в руке. Мотя включила электричество.

– Какая нечаянная радость! – восторженно воскликнула Че.

– Мы чувствовали, что вы все здесь, – трогательно сообщил Кро.

Но мы и не предполагали, что у вас – Новый год, – продолжила Ро, – иначе мы бы привезли каждому подарок, а пока, только эти розы дорогой мамочке, а остальным – сувениры из Брюсселя!

– Кро, брат мой, у тебя седые брови! Или это иней? – вскликнул Пыш.

– Наконец-то есть повод попить чая, – сладко замурлыкала Мотя, расставляя чашки, блюдца и пирожные, – дайте мне очки, я тоже хочу разглядеть «Соловья», что ты пела для жюри, Ро?

– Ехали на тройках с бубенцами, а вдали мерцали огоньки, – пропела Ро так, что у всех заблестели глаза.

– Умница, детка, – сказала Мотильда, – заслуживаешь пирожное с самой большой клубничиной!

– Да, да – все одобрительно загалдели и закивали головами в знак согласия с Мотей.

А Вы, Тетушка, за меткость заслужили эту «ягодку», – сказал Пыш, поднимая с ковра крупный рубин, не замеченный Мушкой, и протягивая его Че. Я подарю его твоей дочери, Пыш, на свадьбу, – с чувством сказала Че, – к тому времени от ваших-то камушков останутся одни рассказы! И прости, малыш, забыла поблагодарить тебя за добрые стихи о птицах, больше всего мне понравилось про обертку от пирожка. Я тебя очень люблю!

Пыш старомодно поклонился и сказал: «У Вас большое сердце, мэм!»

– Господа, – продолжала с жаром Че, – я говорю и пишу: «Сигезмунд», а почему? Потому, что 180 лет назад в его паспорте была допущена ошибка. Но, все мы идем дорогой ошибок и потерь, конечно, разных. Профессор потерял свою пуговицу какого-то гения, Пыш потерял пузо, Фига – легендарную словоохотливость, Мотильда – крючок номер два, Кот – дорогущую картину. Береза – потеряла девичий румянец, Адриано – свою детскую дурашливость, Мушка – свои декоративные крылышки. Я недавно понесла тяжелую утрату. И только один из нас, я имею в виду Пыша, может вернуть потерянное! Но все мы сохранили преданность нашей теплой компании. А это компенсирует все наши потери!

Да, да, – загалдели дружно присутствующие с набитыми пирожными ртами, – компенсирует, еще как компенсирует!

… Было около девяти вечера, когда Че, Кро и Ро вступили на родную кухню. Здесь по-прежнему было тепло, пахло корицей и вишневым вареньем, а

на кресле под оранжевым абажуром по-прежнему лежала старая пуховая шапка с ушками, столь необходимая для решения логических задач. За розовой кружевной зановесочкой разыгралась такая метель, что не было видно прожектора на таможне.

– Критикуйте! Критикуйте меня! – завопила Че, – Я, кажется, потеряла рубин! Что я теперь подарю дочери Пыша на свадьбу?!

– Вы, главное, не расстраивайтесь, маменька, – зашепелявил Кро, – возможно, у Пыша родится сын, тогда Вы подарите ему эту плюшевую таксу, которую мы привезли для Вас из Брюсселя; его зовут то ли «Пузан», то ли «Пузанок»!

– Совсем одно и то же! – весело воскликнула Че, – О, он умеет и лаять, и петь «Winter kommt»! Супер!

Че, Кро и Ро, как по команде, помыли руки и надели фартуки. Кро начал готовить мясной фарш и мелко рубить чеснок, Ро отваривала рис и снимала кожицу с томатов, Тетка Черепаха по особой технологии обрабатывала кипятком капустные листья и шинковала морковь. Через сорок минут на столе дымилась большая кастрюля, полная ароматных голубцов в томатной заливке.

Ели и нахваливали. Ели и подкладывали друг другу. Съели по последнему. Че утерла салфеткой капельки пота на лбу, Кро – на носу, Ро – над губой.

– Кто-то из вас крякнул? – спросила тетка Черепаха с лицом полным смеха, – может быть исполните «Танец маленьких утят»? Или «Я лошадка – плясуниха, я отплясываю лихо»?

– Вряд ли это понравится голубцам, – с загадочной улыбкой отвечал Кро, – можно я лучше прочту стихи, которые сочинил в самолете?

Посвящаю уткам.

Есть снег,

Малыши, словно мокрая вата,

Облеплен скворечник им – птичкина хата.

Есть снег,

Словно острые, тонкие льдинки,

Блестят на сугробах пластинка к пластинке.

Есть снег,

Словно кинули мелким горошком,

Тогда говорят: «Заметает порошка»

Есть снег

Из снежинок, да только беда,

Поймаешь звезду, а в ладони – вода!

Есть снег

Словно пух ослепительной птицы,

Ласкает нам щеки, носы и ресницы.

Есть снег?!

Этот снег, словно белый магнит!

Повыпадут зубки и рот заболит!

– Мои нейроны потоком электрической активности с частотой в 13 герц говорят: «Я рад, я рад!» – воскликнула Че, – А теперь, зайка, включи радио, послушаем прогноз погоды!

Диктор сообщал: «Полиция Папуа – Гвинеи задержала 29 людоедов, которые съели семерых колдунов. Возбуждено уголовное дело. Преступники попытались откупиться от правосудия мясными консервами собственного изготовления. А сейчас прослушайте сообщение, которое поступило к нам из Лондона. Сегодня в музее восковых фигур рядом с известным лондонским сыщиком Шерлоком Холмсом появился новый экспонат – это всемирно – известная оперная примадонна Тетка Черепаха. Посетителей привлекает не только громкое имя, но и яркая одежда фигуры: на ней розовый парик, красный халат и зеленые меховые тапочки. В правой руке она держит большую ложку, а в левой – фарфоровый поднос, на котором написан рецепт рисового пирога …»

– Они утащили и розовый парик! – воскликнула Ро.

– И теплые зеленые тапочки! – возмутился Кро.

– О, Шерлок! – восторженно по – девичьи произнесла Че, – Мы все – таки встретились! Но как ужасно я одета, эти дурни не могли утащить с той же самой вешалки норковую шубу! Собирайся, зайка, утром полетишь в Лондон! Но не сочиняй ни в самолете, ни в такси, пусть сочиняют те, у которых душа устроена, как музыкальный инструмент! Не трать силы, сынок, у нас их итак мало!

– Маменька, – заговорил огорченный Кро, – когда мне было десять лет, Вы мне посоветовали никогда не петь, потому что мне Михаил наступил на уши. Но как мне реализовать мой творческий потенциал?!

– Ты его реализовываешь каждый день, малыш, в своей любви к близким, – очень серьезно заклокотала старая Че, – в тебе,

зайке, истины один процент, но им ты работаешь на все сто процентов. А в некоторых сверхчеловеках истины сто процентов, но они своей стопроцентной истиной пользуются только на один процент.

– Мамочка, – вмешалась в разговор Ро, – ведь Пышка пишет, и не всегда удачно!

– Девочка, в Волшебном лесу не принято говорить о недостатках близких, – наставляла Че, – набралась европейского свободомыслия, волтерьянка! Стихи – это живая душа, чем потом восстановишь свою душу, чтобы любить?! Любите любить, а не самореализовываться! И стремитесь к миру в сердце, а не к протесту! И не смотри на меня так, Рокки, словно я объелась «Хандропсиха»! Я боюсь твоих взглядом столько же, сколько укусов моей лисьей горжетки!

– Но, мамочка, – не унималась Ро, – творческий процесс помогает справляться с внутренней агрессией, чтобы не стать сапинсом! У нас с Кро отлично получается дуэт пастуха и пастушки!

– Пусть твой «король верхнего До» вместе с утками раскрашивает матрешек! – отрезала Че, – А поэт – это полуголодный, полубольной, безнадежно влюбленный человек! Когда Рембо читал про своего «бродяжку-муравья», мы плакали от безысходной нежности, потому что поэт – это исключительное явление! Редкое!

– Хорошо, мэм, – кротко отвечал бледный Кро, – но, что нужно? Надеть на Вашу фигуру платье из золотой парчи?

– Пожалуй, нет, – рассуждала Тетка Черепаха, – это может привлечь внимание полицейских. Твоя задача: вместо фарфорового подноса вложить в мою левую руку вот это большое меховое белое и пушистое сердце. Его мне давным давно на восьмое марта подарили утки.

– Но, маменька, – возразил Кро, – оно не такое уж белое, и сзади на нем вышито: «Лола – кусок прикола», и эта торчащая петелька?!

– Не зацикливайся на мелочах, зайка, – отвечала Че, – у Шерлока ясный ум, он поймет мой знак, а ты, главное привези домой фарфоровый поднос!

Она вырвала из старого блокнота пожелтевший листочек, свернула его и сказала строго: «Это вложи в карман моего халата, чтобы был виден уголок!».

Взволнованная Че пошла переодеться ко сну. Щеки её пылали, глаза блестели, зона Брока – Вернике была активна, как никогда. Переодевшись, старушка вышла на крыльцо, впустив в прихожую морозное облако.

– Ро, – проговорил робко Кро, – может быть в этом листочке написаны критические замечания по поводу шляпок королевы?

Ро нерешительно развернула листочек и прочла вслух:

«Как приготовить старинную русскую окрошку «Барынька».

Нужно отварить кусок свежей дичи,

три картошины и одно гусиное яйцо.

Процедить крынку холодного хлебного

кваса, не оставляя корочек.

Достать из погреба мисочку сметаны,

чтобы в ней стояла ложка.

Сорвать светло-зеленый огурец в пупырышках…»

Заговорщики переглянулись, улыбнулись и обнялись. Ро пошла собирать чемодан для мужа, а Кро – мыть посуду.

Раскрасневшаяся Тетка Черепаха в одной трикотажной оранжевой пижамке с изображением Дедов Морозов, несущих елки, стояла на заснеженном крыльце. Она воздела пухленькие ручки с короткими пальцами к разноцветным зимним звездам, выставила круглый живот навстречу ночной метели, тряхнула кружевным чепчиком и запела! Запела впервые за последние две недели! И как же она запела:

«Пускай все сон, пускай любовь – игра!

И что тебе мои порывы и объятья?!»[1]

И весь Лес оторвался от своих радиоприемников и забыл о прогнозе погоды на завтрашний день, внимая чудным звукам прекрасной песни о великой любви.

Лето 2012г.

СКАЗКА ТРЕТЬЯ. ВЕСЕННИЙ ДУБ.

Часть первая. Сказочные потрясения.

«Стихи Пышки уже не принадлежат ему, они

стали достоянием всего Волшебного Леса.»

−Тётка Черепаха

(Из речи на открытии памятника академику Лизалкину).

Пышка очнулся на дне глубокой воронки от артиллерийского снаряда. Поэт потрогал лоб, на нём, как рог единорога, возвышалась огромная шишка. Пыш посмотрел вверх, прямо над ним сияла полная жёлтая луна, покойная и бесстрастная, словно лицо китайского мандарина в феодальную эпоху.

Подул весенний ветерок, принёсший запах раскрывшихся почек, и у Пыша начала восстанавливаться память. Сначала он вспомнил «ту самую весну». Светила такая же луна, как сегодня. Пыш в белом костюме, а Мушка в белом атласном платье вышли из «Пыш-Холла». Они несли в руках зажжённые свечи, закрывая пламя от легкого ветерка, пахнувшего свежими тополёвыми почками. Ручка Мушки была золотой от света. Их путь лежал в старый заброшенный сад, мимо болотца, из которого торчали кочки в космах старой травы и с молоденькой зеленью на макушках. «Словно русалочьи головы в зелёных венках»,– подумал Пыш.

Мушка вздрогнула от ночной прохлады Они взялись за руки и вошли в ночной мокрый весенний старый сад, весь белый и душистый от цветущих яблонь и вишен. Два огонька плыли среди ветвей, две белые фигуры бродили между деревьев, два сияющих лица выражали восторг только блеском влюбленных глаз. Над их головами кружились ночные мотыльки, они садились к Мушке на волосы, и казалось, что её причёска украшена прозрачными цветами. Пыш, наконец, не выдержал и нарушил молчание: « Любимая, какие звезды! А в старой яблоне – сверчок!»

– Склонись, склонись скорей, любимый, и завяжи мой башмачок! – отвечала Мушка.

Пыш передал ей свою свечу и встал на одно колено, как средневековый рыцарь. Он застегнул её белую туфельку и нежно обнял худенькое тельце, озябшее под белым шёлком.

– Госпожа моя! – сказал Пыш и поднял лицо. Он встретил прекрасное лицо Мушки, всё золотое от света.

– Господин мой! – еле проговорила она и заплакала, и уткнулась своим золотым личиком прямо в вихрастую макушку Пыша. Они обнялись и плакали, и смеялись среди этой ночной красоты. Небо, звёздное и живое, опустилось к ним и благословляло их любовь и радость.

И от этой радостной любви у Пыша и Мушки нынешней весной родились два ангелочка, два чудесных младенца: девочка и мальчик! Пышка в восторге бежал по пригоркам, где уже зацвели подснежники на пушистых стеблях и разноцветные медуницы и кричал: «А-а-а-а!!!»… Пыш в восторге бежал по низинкам, где ешё лежал ноздреватый снег, и кричал: «Ааа-ааа!!!». Счастливый отец оглашал весь Волшебный Лес радостным кличем, в котором каждая пичужка угадывала и восторг, и благодарность, и преклонение перед великим чудом – чудом рождения новой жизни!

И вот все близкие собрались и склонились, затаив дыхание, в низком поклоне перед двумя младенцами.

– Пыш, сын мой, – заклокотала торжественным шёпотом старая Че, – ты должен дать имена детям!

– Я хочу, чтобы их звали «Подснежник» и «Медуница», – объявил Пышка, как и подобает поэту.

– Да будет так, – констатировала свершившийся факт Т.Ч.

Все обнялись и заплакали от большого-большого общего счастья.

...Пышка потрогал шишку на лбу, на глазах его блеснули слезы. Он вздрогнул, луну заслонили шесть чёрных силуэтов. Вверху, на краю воронки стояли котята с улицы академика Лизалкина.

– Помогите мне выбраться! – взмолился Пышка.

– Пыш, ты, конечно, хороший парень, но что скажет наш старший брат Эм?! – в один голос ответили котята.

Чёрные силуэты исчезли, а луна осталась. Пыш вспомнил «тот самый день».

С утра пришёл его близкий друг Фигурка. Он принёс красное вино и апельсины. Мушка нашла в шкафу гвоздику, мускатный орех, корицу и мёд. Втроём они дружно приготовили в старенькой кастрюльке глинтвейн. Фига кипятился, путался под ногами и всё повторял: «Ни в коем случае не кипятить, ребята!»