Текст книги "Майонезовские сказки (СИ)"

Автор книги: Людмила Литвинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Потрясения минувшей ночи подкосили старую Че, и она лишилась чувств.

ЗНАКОМСТВО ЧЕТВЕРТОЕ,

в ходе которого выясняется, что Тетка Че не всегда проигрывала в логических задачах, и что одинокий ботинок снится к разлуке в близким другом…

Пышка проснулся еще до рассвета в Кофейной комнате помещичьего дома Тетки Черепахи. Пыш высунул голову из – под пухового, кофейного цвета, одеяла и сразу поймал на себе сотню взглядов. По периметру комнаты стояли и сидели фарфоровые куклы со всего света: в роскошных бальных туалетах, в подвенечных платьях и в национальных костюмах. Че помнила их всех по именам. Пышка выглянул в гостиную. Света в ней не было, но в углу горел камин. Мистер Паралличини храпел в Оливковой комнате; Тетка Че то вздыхала, то похрапывала под портретом Вивальди в Лиловой; в Розовой комнате сладко мурлыкала во сне Береза. В этой гармонии ночных звуков большого дома явно не хватало кроличьего «хры – хры – пиу». Пыш, подобравшись на цыпочках по холодному скрипучему полу к Лимонной комнате, приложил ухо к двери. Под пальмочкой у белого рояля шевельнулась зловещая тень, и перья пальмы нервно дрогнули. Пыш метнулся в Кофейную комнату к своим «девчонкам». «В этих старых больших домах – приведений, как одуванчиков на лужайке!» – подумал Пыш на бегу и юркнул под одеяло. Под одеялом началась отчаянная битва: любопытство сражалось со страхом. И уже через минуту Пышка снова выглянул в гостиную. В центре ее между двумя роялями: белым и черным, находилась высокая стеклянная полукруглая дверь во внутренний дворик. Она была приоткрыта, и ветерок играл пламенем в камине. Пыш закрыл дверь и остолбенел от неземного вида за ней. Огромный дом Тетки Черепахи имел форму квадрата, стороны которого были жилыми и хозяйственными помещениями, а середина – большим огородом. Нигде не было ни огонька. Левое крыло занимал приют для девочек – сирот, страдающих ожиреньем. «За мной, мои уточки!» – руководила сиротками старушка Че. В правом крыле размещались комнаты Теткиных родственников из разных банановых республик. Здесь же помещался зимний сад и комнаты прислуги. Заднюю сторону квадрата, где находился скотный двор, склад и погреб не было видно из – за предрассветного тумана. Весь огород, покрытый крупными листьями тыквы, блестел от ночного дождя. И среди этого блеска виднелись большие, средней величины и маленькие глянцевые шары – оранжевые, желтые, розовые и сизоватые тыквы. Среди них неожиданно возникла щупленькая фигурка Кролика. Кро был в синей пижамке и в белом ночном колпаке. Он поспешно подкатывал тыквы и расставлял их по кругу. Пышка насчитал всего десять плодов. Кролик воткнул в центре круга старую лыжную палку, сел на самую маленькую желтую тыквочку, протянул обе лапы к лыжной палке и начал что – то выкрикивать, глядя вверх. Сверху на палку упал луч мощного прожектора, словно приближался поезд. Внезапно на тыквах возникли кролики: все в синих пижамах и белых ночных колпаках, с вытянутыми к палке руками. Пышка, затаив дыхание, принялся их считать. Кроликов оказалось десять. Все они были одинакового роста, но разного возраста. Те, которые постарше – сидели на крупных тыквах, которые помладше – на средних, совсем молодые – на мелких. Кролики оживленно спорили, размахивая лапами. И вдруг, как по команде, протянули их к лыжной палке. Все кролики, кроме самого старшего, исчезли. Старший разбросал тыквы хаотично и направился к дому.

«Лжекролик!» – подумал вспотевший от напряженного внимания Пышка и юркнул в Кофейную комнату. У крыльца зазвонил велосипедный звонок: Фигурка привез Мотильду для свидания с Березой. Дом пришел в движение: захлопали двери, зазвучали голоса. Пышка лежал под одеялом и переваривал сцену в огороде. Однако, лежи – не лежи, а голод – не тетка. Пыш оделся и приоткрыл дверь. В гостиной на белой кружевной скатерти дымился завтрак. За большим круглым столом сидели Че и Мотильда, персидская, нежно – абрикосового окраса кошка, с желтыми, как крыжовник, глазами. На ней была вязаная туника, бусы из красного дерева и такие же браслеты. Мотильда вязала крючком салфетку. На Тетке поверх ярко – зеленого пеньюара была небрежно наброшена большая цыганская шаль, черная с красными маками и с длинными кистями.

– Пока нет молодежи, Мотильда, скажи мне только одно, – голосом прокурора вопрошала Че, – почему ты долгие годы скрывала от всего Леса, что у тебя есть ребенок? Ты тоже училась в консерватории, и помнишь уборщицу, которая била веником всех курящих на лестнице – от абитуриента до профессора. Ее звали – «Пиночет». Скажи мне, Мотильда, почему ты не назвала малютку «Пиночетом»?

– Я уже не помню, Черепаха Никифоровна, и Вы мне мешаете считать петли, – инфантильно отвечала Мотя. Тетка пожала плечами, что означало: «Обезьяна и в Волшебном лесу обезьяна».

Мотильда как бывшая «уточка» была хорошо знакома с языком жестов Тетки Черепахи и не обижалась на многочисленные прозвища. Старушка Че помогала своим воспитанницам – сироткам, которых весь Лес звал «утками», не только поступить в консерваторию, но и удачно выйти замуж. Мотильду она выдала за отставного генерала кота Леопольда, в профессиональных кругах известного больше под кличкой «Подлый трус». Леопольд, намекая на свои родственные связи с известным канцлером, любил повторять за каждым словом: «Не путайте, господа, насморка с Бисмарком!». Овдовев, Мотильда осталась на вилле «Кошкин дом», куда в холодную осеннюю ночь пришли проситься котята, голодные Мотины племянники. Спросонья она приняла их за беженцев из Северной Африки и не впустила в дом, который вскоре сгорел от удара молнии. Мотильда долго мыкалась по людям, пока не поселилась у одного из тех, некогда голодных, племянников – художника, купившего квартирку в волшебном Дубе. В этой квартире была небольшая мансарда с маленьким балкончиком, в ней и жила Мотильда Васильевна со своими клубками.

Пыш слышал, как в комнате Паралличини безудержным сангвиническим смехом заливается Фигурка. Но вид дымящегося блюда с пышными оладьями не давал повода к дилемме. Пыш уселся за стол. Из Оливковой комнаты вышли красные от смеха: Паралличини в полосатом шелковом халате, с плюшевым медведем под мышкой, и Фигурка в велосипедном костюме. Тетка захлопотала.

– Икра красная, икра черная, «заморской» (кабачковой) – не располагаем, дабы не поддаться чувству стадности, – приговаривала весело Че, разливая чай из заварника ручной работы завода Гарднера. Выбежала благоухающая Береза в розовом Теткином кимоно. Мотя и Береза кивнули друг другу, как дальние родственники.

– Зая! – словно пожарная сирена, загудела Тетка, – к столу!

Из кладовки появился Лжекролик в высоком шарфе, закрывающем не столько, якобы, простуженное горло, сколько – седые залихватские усы. В синей пижамке и в белом ночном колпачке он подошел к столу, заложив левую руку за спину, и всем забавно, то есть старомодно, поклонился. При этом Пыш услышал какой-то легонький звон.

– Подкрепись, зайчонок, – заворковала Тетка, подавая большую ложку Лжекролику и придвигая к нему ведерко с красной икрой.

– Мне бы моркови, сударыня! – басом ответил ей Лжекролик, – Или хотя бы шампанского!

– Бедный малыш! За трудную минувшую ночь потерял все: и голос, и очки, и остатки памятешки! – заботливо восклицала Че, – Вспомни, зая, как ты ночью истер все запасы морковки, а я исколола все грецкие орехи!

– Но зачем мы это делали?! – с неподдельными изумлением гаркнул Лжекролик.

– Не пугай мамочку, срочно в постель, после чая я вызову доктора, – отрезала Тетка.

Лжекролик встал, заложил руку за спину, со всеми чинно раскланялся и направился солдатской походкой, сопровождаемый легким звоном, в Оливковую комнату. Однако, поймав через плечо испытующий взгляд Пышки, шмыгнул в кладовку. И тут Пыш увидел, что из-под синей пижамки Лжекролика мелькнули черные сапоги с золотыми шпорами. Поэт, как полицейская ищейка, вбежал следом в кладовку, но увидел только стройные ряды банок с запасами на случай войны с Синим лесом. На бочке с медом лежал бумажный тюльпан, свернутый в технике оригами. Пышка развернул его и увидел план Теткиного дома, на котором крестом была обозначена Лимонная комната. Пониже плана Пыш прочел:

Инструкция

Стараться не разговаривать.

Если это не по силам, хотя бы не рассказывать гусарских анекдотов.

Опасаться Пышку как самого наблюдательного.

Так – так. Так– так– так. Так. Пышка свернул листок, положил его в карман и вернулся к столу. Завтрак был в разгаре. Мотя рассказывала, что ее племянник – художник постоянно дорисовывает свои картины, висящие в залах лесной картинной галереи. Поэтому они стали отличаться от тех, что обозначены в каталогах. Например, «Купание красного верблюда» превратилось в «Купание фиолетового слона», а «Март» стал постепенно «Сентябрем». Племянника уже не пускают в галерею, как завидят его, вешают табличку: «Закрыто на уборку»! А вся мастерская Кота – художника увешана крышками от кастрюль – это помогает ему постичь идею преобладания в мире круглых форм.

Пыш, ты не сводишь глаз с Березы, может быть тебе переименовать твою поэму «Фриц и Роза» в «Фриц и Береза»? – спросил насмешливо Фигурка, предательски подмигивая.

О! Вы пишите стихи? – удивилась улыбчивая Береза, – Не Ваш ли кулинарный справочник в стихах за подписью «Александр Пышкин» продавался в Синем лесу? Он имел ошеломительный успех у домохозяек!

И ты утаил от нас эту важную и полезную книгу?! – прошипела Че прямо в красное лицо Пышки.

А почему у Вас, милая Тетушка, коньки для фигурного катания стоят на рояле? – дипломатично перевела разговор в другое русло Береза.

Ах, милое дитя, – растаяла, как пастила, Тетка, – еще до Первой мировой войны, я выиграла эти коньки в конкурсе логических задач! Тогда девушки катались в муфтах, в длинных юбках и в кружевных панталонах!

Боясь, что Тетка начнет эту историю в пятисотый раз, коварный Фига предложил: «А расскажите нам, почтенная, о Вашем отце». Тетка призадумалась.

Я знаю только, что звали его Никифором, – начала она важно, – что жил он в домике, утопающем в разноцветных гладиолусах, рядом с домом бабушки Гути, внучку которой, некую капризную Люнечку, пугали по вечерам: «Не будешь укладываться в постель, сейчас придет злой Никишка, кинет тебя в мешок и унесет на шаурму!»

Никишка с мешком не пришел, а прибежал из кладовки счастливый Кролик из Параллельного мира с парчевым мешочком в руке и в своих обычных меховых тапочках с вышитыми пингвинами.

– О, икорка! О, оладушки! Всем привет! – восторженно тараторил Кро, не скрывая своей радости и голода.

Тетка уже налила чай «дорогому ушастому зверю», но Пышка ухватил Кролика за воротник синей пижамки и потащил в угол для разбирательств. Пыш любил прозрачные отношения.

– Признавайся, Кро, что означает этот шпионаж? – вопрошал сурово Пышка, тыкая в нос Кролика вещественным доказательством.

– О, мой старший брат наконец-то научился делать тюльпанчики!– восторженно зашепелявил Кро, мгновенно съев инструкцию, – Он генерал королевской спецслужбы, охраняет музей семейных реликвий. Там … находилась детская панамка королевы, с такими же функциями, как пресловутая шапка – невидимка. Я вызвал братьев на совет, который решил помочь Березе, незаконно прошедшей таможню (перепрыгнув через турникет), перейти в королевской панамке в Синий лес. Куда я планирую следом телепортироваться и забрать королевскую реликвию. Сам брат не отважился взять панамку (служака!). Мне это оказалось проще, у меня двойное гражданство! Все дело не в шляпе, Пыш, все дело в панамке!

Кролик, пригнувшись, юркнул из угла между широко расставленных ног Пышки, придерживая одной рукой белый колпачок, а второй – очки.

– Мне через полчаса уже нужно быть в Синем лесу, – объявила сладкозвучно Береза, – вечером репетиция, скоро вы увидите меня по телевизору!

– Нет, милочка, – урезонила ее Тетка, – у нас не принято смотреть телевизор, мы слушаем радио! Наше правительство нацеливает нас на спорт, решение логических задач и активизацию пассивной части словарного запаса!

– А наше – нацеливает нас на бизнес, игры и военные заварушки, – улыбаясь от уха и до уха, беспечно сообщила Береза.

– Да, да, – подтвердил Паралличини, занятый завтраком.

– Эти метастазы дошли и до нас, – вмешалась тихая Мотя.

– Мне сегодня снилось, матушка, – сказал сеньор Паралличини, – что у Вас возле кровати остался только один ботинок.

– А какой ботинок? – очень серьезно спросила Че.

– Лыжный, – ответил тенор, блеснув черными глазами.

– О, это к разлуке с близким другом, – задумчиво произнесла Тетка Черепаха.

Завтрак окончился. Береза подарила Моте американскую губную помаду. Мотя – Березе законченную салфетку. Было решено, что Фига отвезет Мотильду домой, Пышка и Кро пойдут провожать Березу, Паралличини – мыть посуду, а Тетка составлять меню на обед. Береза обняла Черепаху.

Ах, милая Тетушка! Я искала в сумочке духи и обнаружила маленький подарок для Вас, – сказочным голосом сообщила веселая кошка, – еще не распечатанная упаковка мерцающих колготок с пудельками, которые высовывают красные язычки и машут хвостиками с кисточкой – при каждом движении ноги!

Тетка громко и безудержно зарыдала, принимая бесценный подарок и обнимая на прощание Березу. Береза позвонила через пятнадцать минут: «Алло – алло! Тетушка, звоню уже из такси в Синем лесу! Панамку я отдала какой-то бабушке, направляющейся к Вам, для ее серого ослика!»

Одних провожаешь, других встречаешь, – ворчала старая Черепаха, – не дом, а Казанский вокзал!

И Тетка бросилась к холодильнику. Через полчаса красный, как маки на Теткиной шали, Пышка внес рыдающего в Пышкину вязаную жилетку Кролика, красного, как Теткин бархатный халат.

Тетушка! Тетушка! – кричал не своим голосом поэт, Кро обшарил весь лес, Береза исчезла вместе с королевской панамкой! Его брата казнят за государственную измену!

Не кричи так, юноша! – сказала невозмутимо Че, возникшая прямо перед Пышем, точнее, напротив овального зеркала, – я с трудом сняла с себя этот головной убор, что свидетельствует о том, что объем черепа у королевского отпрыска был равен 1880 см3, то есть, как у европейского кроманьонца.

Тетка подала панамку из белого хлопка в мелкий голубой горошек зареванному Кролику из Параллельного мира. Кро жалобно заскулил и уткнулся в нее всем своим мокрым носом.

ЗНАКОМСТВО ПЯТОЕ,

в ходе которого выясняется, что лыжная палка – это не палка – копалка, и что собирать грибы в осеннем лесу не безопасно.

Бабушка на сером ослике оказалась никем иным, как старым профессором Войшило на белом пони, таком грязном, что его пришлось мыть особым средством для посуды. Загорелый профессор, с седой косичкой из – под островерхой войлочной шапки, подаренной тибетским ламой, в стеганном бурятском халате с налипшими на спине желтыми листьями, громко смеялся в пропахшей ванилью Теткиной прихожей. Это был тот самый Войшило, который разгромил всех своих оппонентов на недавней Восточной научной конференции; автор многочисленных учебников, в том числе, и нашумевшей «Логики для жителей Волшебного леса», изобилующей задачами про дикарей, папуасов, аборигенов, каннибалов и варваров, что не осталось незамеченным лесной общественностью. Это был тот самый, старый, бодрый, неутомимый Войшило, который иногда читал лекции уткам Тетки Черепахи. Однажды, одна из этих девочек, которая всегда подписывала свои тетради вместо фамилии и имени – «Классная работа», спросила его: «Господин профессор, я написала: «Анаксагор из Глазомены (вместо – «из города Клазомены»), можно оставить так?» Войшило ответил с реверансом и в стихах: «Можно оставить «из Глазомены», если у Вас с ушанапами проблемы!» Прошлым вечером профессор прибыл на пони по кличке «Недоросль» на таможню Волшебного леса. Войшило не уложился до одиннадцати превратить «МУХУ» в «СЛОНА» за 10 ходов. За ночь заслуженный деятель науки, почетный профессор двадцати восьми университетов, академик ведущих мировых академий, председатель нескольких научных обществ, успешно справился с поставленной задачей за 9 ходов. Но, ввоз крупных животных на территорию Волшебного леса облагался высокой пошлиной. Старик недавно серьезно поистратился, купив пуговицу с парадного камзола Рене Декарта, поэтому прибег к услуге Березы и помощи королевской панамки. Недоросль в панамке прошел незамеченным мимо таможенников, разглядывающих и живо обсуждающих наряд профессора.

В прихожей Че закипела работа. Пока сеньор Паралличини показывал профессору Бирюзовую комнату, Тетка Черепаха примеряла панамку королевы перед большим овальным зеркалом. Через минуту старая Черепаха почувствовала, что панамка словно срослась с ее черепом. Неоднократно мимо невидимой Тетки пробегали сеньор Паралличини и Войшило в поисках отдельных деталей профессорского багажа. А Тетка все силилась стащить с себя злсчастную панамку.

Снова, не замечая Черепаху, прибежали Паралличини и профессор, на этот раз, в поисках чистого махрового полотенца и халата для Войшило, решившего посетить ванную комнату. «Этот не подойдет?» – шутливо предложил Паралличини, указывая на красный бархатный халат Тетки, всегда висевший на вешалке в прихожей, – «Не граната ли у нее в кармане?!» И тенор залился веселым смехом.

Не мой цвет, и уж совсем не мой размер! – 120 на 120 на 120, при росте 120! – отвечал профессор и захохотал, как студент, не подозревая, что Тетка Черепаха в волшебном головном уборе стоит рядом.

«Мальчишки!», – подумала старая Черепаха, – «А не посмотреть ли мне, невидимке, что делают утки? Наверняка объедаются пирожными?» Но этот педагогический инструмент показался Тетке не стерильным. И она снова принялась тянуть с себя «жуткую шапчонку», удивляясь, как она налезла на голову пони. Снять монархическую реликвию ей удалось только после того, как перепуганный Пышка истошно крикнул в ее невидимое ухо.

Кролика, пережившего стресс, отпаивали все вместе какао. После третьей чашки к нему вернулась речь, и он, не путая местами гласных и согласных, членораздельно произнес, цитируя известного героя: «Теперь меня и хлебушком не поправить!» Ему дали еще четыре чашки какао, завернули в махровое полотенце, приготовленное профессору, и понесли в широкое кресло под оранжевым абажуром. Нес его сеньор Паралличини, приговаривая в пуховое ухо: «Кроленька мой жирненький, несу тебя в духовочку!»

Пышка, как спало напряжение, почувствовал острую ностальгию по «родной лежанке» и по своему темно – зеленому теплому халату. Попрощавшись с друзьями, поэт заспешил по дорожке, покрытой желтыми осенними листьями. Он рассуждал вслух: «Чем они сейчас занимаются? Едят пиццу, потому что Паралличини ничего больше не умеет готовить, кроме пиццы и макаронов. Может вернуться, пока все не съели? Едят пиццу, при этом Тетка, как Сократ, спорит с профессором. Она говорит: «Люди живут для того, чтобы есть!», а он: «Нет, уважаемая, люди едят для того, чтобы жить!» Кролик изображает умирающего лебедя из балета Чайковского, а Паралличини заботится о нем, при этом рассказывая, что все шестнадцать братьев Паралличини и одиннадцать сестер носят в карманах кроличьи лапки, а он, старый дурень Адриано, недавно потерял свой счастливый талисман, и не знает, где теперь отрезать кроличью лапку. Потом усядутся в гостиной за карты: Че и Кро против Паралличини с профессором. Паралличини будет присвистывать и выкрикивать: «Какой пассаж!» Профессор будет покрякивать и изрекать: «Ну-с, держитесь, господа хорошие!» А Тетка произнесет загадочную фразу: «Фигурки на вас нет!» и при этом нажмет под столом на тапок Кролика. Кро произнесет еще более загадочную фразу: «Ни к ночи он будь помянут!» Конечно выиграют Кро и Че (еще те жулики). А может вернуться?»

Пышка остановился. И вдруг он увидел вокруг себя роскошную золотую осень. Повсюду стояли багряные, зеленые, розовые, желтые и оранжевые, как Тёткин абажур, деревья. И стояли они на прекрасном ковре из разноцветных листьев. И было так тихо, и так красиво, что у Пышки на глаза навернулись слезы. Он подошел к старому золотому клену, пожал его ладонь, цвета меди, и сказал: «Здравствую, клен!»

Здравствуй, Пыш, – ответил клен.

У Пышки слезы брызнули из глаз, он обнял дерево, прижался к его шершавой груди щекой и заплакал, как в детстве, тихо и жалобно.

Не плач, Пыш, все пройдет, как все проходит, – сказал клен, гладя ветвями Пышку по голове, – тебе нужно спешить, и нигде не останавливайся Пыш!

Пыш поцеловал дерево и побежал по дорожке, не оглядываясь. Ему нужно спешить, ведь его заждалась Мушка. Это обыкновенная муха, которая провожает и встречает Пышку. А встречая, так радуется, что начинает петь и танцевать кругами возле него. А он кладет ей на блюдце кусочки яблока. По утрам Мушка будит засоню, садясь на Пышкину голову, закутанную в одеяло, ровно на серединку уха. Она жужжит до тех пор, пока из – под одеяла не покажется открытый глаз. «Да в ней целая Вселенная», – думал неоднократно поэт, изучая Мушкин интеллект.

Пыш остановился … Земля под ногами сильно дрожала. О землетрясениях в Волшебном лесу не слышали и самые древние жители. Пышка подумал: «Тепло и сыро, самая грибная погода. Жалко нет грибов». И тут же под желтым кустом, среди опавших листьев, он увидел многочисленное семейство белых грибов. «Жалко, нет с собой пакета», – подумал Пышка. И сразу за кустом – увидел черный большой пакет. Обойдя с ним вокруг куста, Пыш наполнил его одними белыми грибами и красноголовиками – ни одного червивого. «Как с куста! – подумал Пышка, – Эх, нажарю со сметанкой!» И тут он почувствовал, что его изнутри распирает критическая речь. Он не стал загонять ее вглубь, и она полилась плавно.

Вот как мы живем? – начал вслух Пышка, шагая с полным пакетом грибов,– Мы больше всего на свете боимся пустого холодильника! А если что у кого увидим – падай и нам такое же (этот синдром обозначен Теткой: «Что крестьянам – то и обезьянам»). Соседи считают нас примитивными язычниками и добродушными дикарями. А мы сами считаем себя лучшими изделиями с конвейера Матери Природы. Вот на прошлой неделе умерла одна юная белка (ей не правильно был поставлен диагноз), умерла на руках безутешно рыдающей матери. Так последними словами белки были не «Прости – прощай, матушка!», а – «Жаль, что я не смогу поучаствовать в чемпионате по составлению предложений – палиндромов!» А лес, что в нем волшебного? Пирожки? Батончики? Грибы? Вот если бы это был полный пакет золотых монет!

Пыш почувствовал, что пакет натянулся и стал угрожающе тяжелым. Он приоткрыл его и увидел старинные золотые пиастры, словно ковшом отсыпанные с пиратского фрегата.

Так – так, – сказал Пыш, – наконец – то и мне привалило. Поеду на месяц в Синий лес, поживу в дорогом старом отеле, в номере, где останавливалась Елизавета Австрийская, приглашу в ресторан Березу, отдохну от рутины. Подышу цивилизацией!

Пакет снова полегчал. Пыш открыл его и увидел красные и коричневые грибные шляпки и белые толстые ножки.

Нет – нет, я, конечно же, не прав! Надо было помочь Тетке, у нее такие расходы на содержание приюта!

Пакет снова натянулся под тяжестью золота.

Да что я? Тетка очень обеспеченная дама, у нее полно разных коллекций, а я, обедневшая творческая личность, мне нужна встряска! Нужны яркие впечатления!

Пакет полегчал. А Пышка, красный, раздосадованный, почувствовал, как сильно трясется земля под ногами. Что происходит? Почему он так долго идет до дома? И никого не встретил до сих пор – даже ни одной общипанной вороны. И тут Пышка увидел, что он ходит кругами по желтой поляне, в центре которой торчит старая лыжная палка. Не понимая, зачем, Пыш подскочил к лыжной палке и потянул ее на себя. Земля затряслась еще сильнее, голова закружилась, как бильярдный шар, и Пышка полетел, крепко вцепившись одной рукой в пакет с грибами, а второй в лыжную палку. Он летел в какой-то плетеной лузе, бесконечной, как кишечник кашалота. Наконец-то, поэт остановился, больно стукнувшись лбом о стену, покрытую красивыми мозаиками. Огляделся. Оказалось, что это пол. А стены покрыты очень красивыми мозаиками.

ЗНАКОМСТВО ШЕСТОЕ,

в ходе которого выясняется, что «логический парадокс лжеца» – это почти, что вечный двигатель, и что агенты Скотланд-Ярда не зря получают зарплату.

Пышка поднял голову и прямо перед собой увидел широкий золотой трон, а на нем Тетку Черепаху в белом парике, тяжелой золотой короне, в пурпурном одеянии и в небрежно наброшенной горностаевой мантии. Справа и слева от трона стояли кролики в белых завитых париках и дорогих мундирах – по четыре особи с каждой стороны. Прямо перед Теткой склонился седой кролик в таком же парике, как у остальных, но в очень дорогом мундире. Видимо, он что-то докладывал, когда Пышка внезапно влетел, как мешок с картошкой. Теперь все смотрели только на Пыша, у которого от лобового удара активизировалась мозговая деятельность, и он подумал: «Эко, меня занесло! В молодость старушки Че на репетицию какой-то оперы!»

Поэт увидел, как у Тетки глаза вылазят из орбит, а кровожадные губы, накрашенные ярко – красной помадой, хищно вытягиваются в его направлении. Тетка Черепаха топнула красной туфлей, вышитой жемчугом, и начала чеканить известную каждому школьнику штуку: «Казнить, точка, нельзя помиловать. А того пса, который бросил без присмотра рычаг управления, – и она повела диктаторскими очами на лыжную палку, – бить этим рычагом до тех пор, пока не научится обращаться с государственным имуществом!»

По глазам кроликов Пыш понял, что все очень серьезно. Ему захотелось закричать: «Тетушка! Это я, старый – добрый Пыш из «Пыш-Холла»!» Но седой кролик взглядом запретил ему это делать.

Ваша Королевско – Императорская Светлость, – начал седой кролик заискивающе, – он принес Вам грибочки – одни белые и красноголовики – ни одного червивого! Эх, нажарим для Вас – со сметанкой!

Гришка, – ответила государыня с немецким акцентом, -ты забыл, пес, что сегодня четверг? По четвергам я ем только заморские пирожки с капустой.

Ароматные грибочки со сметанкой, – не унимался лукавый царедворец Гришка, – что может быть вкуснее и полезней!

Как звать тебя, пес? – вопросила голодная самодержица в сторону Пышки.

Гораций Майонезов, – выпалил Пыш, уже понявший, что перед ним не Тетка.

Вот видите, Ваша Королевско-Императорская Светлость, он из поварской династии, а не из шпионской, – усердствовал седой Гришка, увешанный бриллиантовыми орденами.

Казнить нельзя, запятая, помиловать. А грибы пожарить с майонезом! – отчеканила тиранка, – А этому кормильцу дать такого пинка, чтобы вылетел, как пробка из шампанского!

Седой кролик притворно грубо ухватил Пышку и, боясь повернуться спиной пред императорские очи, попятился с ним к двери, инкрустированной красным и розовым деревом.

Хочу лести и тюрьки! – раздался капризный деспотический вопль за дверью.

Гришка сунул Пыша в темный чулан и крикнул: «Привет родне!». А дверь на пружинах так поддала Пышке по заду, что несчастный поэт полетел со страшной скоростью в полной темноте.

Гораций Майонезов очнулся на поляне, покрытой желтыми листьями. Все тело его болело от пережитого ужаса. Пыш поплелся домой. В волшебном Березняке три кролика собирали пирожки с капустой: один тряс березу, а двое других ловили их прямо в большую корзину с ручками. Увидев Пыша, кролики растворились. Пышка, наконец – то, забежал в родной дом, и сразу его встретила Мушка, которая от восторга не знала что делать: куда сесть на лоб или на нос Пышу, какую спеть песню, какой станцевать танец?! «Вот он, символ моего домашнего уюта – воплощенная Вселенная», – думал, успокоившись Пыш. Вдруг резко зазвонил телефон.

Ты готов, Пончик! – спросил в трубке Фигурка язвительно.

К чему? – со страхом в голосе спросил Пыш.

Через час в зале заседаний ученого совета, товарищ, начинаются научные слушанья, – отвечал насмешливо Фига, – ты где отсыпался неделю, Пончик, в гнезде? Тетка продала свою коллекцию шляп и наняла агентов из Скотланд-Ярда, они просканировали приборами весь Лес. На одном из деревьев были обнаружены отпечатки твоих пальцев и небольшое количество твоей слюны! Ха – ха! Я заеду за тобой через пять минут. Ты здорово замаскировался!

Пышка надел черный смокинг и принялся очищать щеткой рукав от жевачки. Вошел Фигурка, в черном смокинге и с газетой, которую надеялся просмотреть во время слушаний. Мушка принялась защищать Пышку, нападая на Фигурку и выгоняя его вон. Фигурка ловко шлепнул ее газетой, припечатав к входной двери.

О, нет!!! – закричал Пышка со слезами в голосе.

Пончик, это только муха, – спокойно ответил Фига, – назойливая переносчица болезней.

Безнадежно расстроенный Пыш трясся на багажнике велосипеда за спортивной спиной Фигурки. Слезы текли по его круглым щекам, капали на белую рубашку и на черные шелковые лацканы. Пышка думал: «Если бы я послушался совета старого клена, то я был бы сейчас счастлив. Но и в моем непослушании Волшебный лес спас меня, дав любимых грибов деспотичной императорши. Да и как мне помог псевдоним, закрепленный за мной близким другом – старушкой Че, для которой я пожалел пиастров, мне не принадлежащих, а она не пожалела для меня своих любимых шляпок. Я остался жив, а погибла бедная Мушка, моя веселая Мушка – и от руки самого близкого друга моего – Фигурки. Как все запутано!»

Зареванный поэт вошел в зал, и весь зал подумал: «Э, да Пышка – то связан с делишками Фигурки!» А зал был переполнен. Мужчины в смокингах, женщины в вечерних платьях, молодежь в нарядной одежде. На сцене в качестве конферансье появился Фигурка как самый породистый житель леса. Глядя на него, все понимали, что дальние предки Фиги были орлами. Лицо Фигурки темнело, словно осеннее небо, над породистой головой собрались грозовые тучи. Пока Пыш отсутствовал, Фигурка продал под застройку большой участок пограничной полосы, распаханной между Волшебным и Синим лесом. Наутро счастливый бизнесмен сделал предложение Березе, завоевавшей титул «Мисс Синий лес», и объявил о помолвке. После обеда того дня сделка была аннулирована, и деньги на свадьбу пропали. Началось разбирательство.

«Гимн Волшебного леса»: музыка Паралличини, слова Пышки, обработка Тетки Черепахи, исполняют утки Тетки Черепахи, за дирижерским пультом – Тетка Черепаха, – громко и бесстрастно объявил Фигурка. «За мной, мои уточки!» – скомандовала Тетка Черепаха, нарядная, в черном вечернем платье. Утки поднялись на сцену и выстроились. Впереди встали три Теткины любимицы: собачка Бима, котенок Мура и мышка Рокки. За ними – четыре хомяка, два пуделька, обезьянка Лола, спаниэлька Чапа и четыре бельчонка. Все пятнадцать девочек, пухленьких, одетых в одинаковые кремовые платья с белыми кружевными воротниками, связанными Мотей, уже вовсю распевали: