Текст книги "Майонезовские сказки (СИ)"

Автор книги: Людмила Литвинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Профессор хмыкнул и сказал: «Исаак бы удивился». Под афоризмом спала толстая серая сибирская кошка. Компания Тётушки Че уселась за большой липкий стол. Из боковой двери выплыл заспанный, похожий на деревенского парня, официант в помятой одежде.

– Что изволите заказать? – спросил он у профессора, приняв его за главу клана.

– А что предложите? – непринуждённо спросил профессор, закинув ногу на ногу.

– Сегодня дежурное блюдо: язычки соловьёв, запечённые в меду в лепестках чайных роз.

– Вы шутите? Это блюдо из меню древне – римских язычников во времена чревоугодных оргий! – с удивлением воскликнул профессор.

– А мы и есть язычники, мы поклоняемся розово-зелёной курице, – невозмутимо ответил официант.

– Но ваш патрон был глубоко – верующим, – сказал Войшило, кивнув на Ньютона.

– Кого Вы имеете в виду, директора Монетного двора? Он и сейчас жив, и тоже поклоняется курице, – равнодушно ответил официант.

– А Вам не кажется странным, найти в шкафу свои старые детские шортики и пытаться натягивать их на свой взрослый зад? – спросил профессор серьёзно.

– В детстве сенокосилка отрезала мне руку, год назад мне сделали удачную операцию: пришили чужую руку. Она мне очень мешает. Так же мне мешают Ваши слова, – признался чистосердечно деревенский парень.

– Понимаю, понимаю, – сочувственно произнёс профессор и предложил огласить список «блюд попроще».

– Для простолюдинов: печень молодого кота; кроличьи уши, тушёные с капустой; суп из плавников черепахи, – доложил бесстрастно официант.

– Хорошо, нам десять стаканов чая, – еле сдерживая улыбку, произнёс профессор Войшило, – и, голубчик, пожалуйста, без сахара!

Когда работник удалился, профессор, подмигнув, честной компании, сообщил: «Во времена моей учёбы в гимназии в моде были анекдоты про фабриканта Веню Коровина. Слушайте такой: приходит Венька в ресторан и спрашивает: «Что у тебя сегодня, братец?!» Официант ему: «Изумительные расстегаи с белужьими щёчками, Вениамин Артемьевич!» А Веня: «А что, братец, какие у тебя приборы к расстегаю?» Официант глазёнками хлоп-хлоп да и говорит: «Уж какие приборы, Вениамин Артемьевич, нож да вилка!» А Венька ему: «А мне не нужон нож – давилка, мне нужон нож – резалка!» Ха-ха!

Все, кроме Кота, прыснули со смеху. Кот, достав свой планшет, изображал сосредоточенно розово-зелёную курицу, танцующую на ниточке, дважды охватывающей глобус.

– Или ещё такой анекдот, – продолжал развлекать, главным образом Че, профессор, – пришёл Веня в ресторан, официант и говорит ему: «На Вас Вениамин Артемьевич, сегодня лица нет!» А Венька ему: «С этими забастовками на фабрике всё лицо потерял, одна морда осталась. Да и ты, брат, нынче печален?» Официант: «Как не быть печальным, батюшка, когда у жены признали психическое расстройство!» Веня: «А как догадались?» Официант: «Она выпивает каждое утро чашечку кофе, чуть побольше напёрстка, а потом эту чашечку съедает!» Веня: «Целиком?» Официант: «Нет, ручку оставляет». Венька: «Правильный диагноз! Ведь ручка-то и есть самое вкусное!»

Громче всех смеялась Тётушка Че. Она достала из карманчика своего элегантного голубого костюма кружевной платочек и промокнула выступившие слёзы.

С подносом в руках вплыл официант. Составляя стаканы с мутной жидкостью на стол, он случайно взглянул на рисунок Кота.

– Вы позволите, господин, показать Вашу картинку хозяину? – спросил официант, заискивающе улыбаясь.

Кот разрешил, и работник поспешно вышел. Сибирская кошка во сне повела носом, разом проснувшись, вдруг быстро вскочила на стол и принялась лакать из стакана Кота. Профессору это показалось странным, и он запретил пить принесённый напиток. Все наблюдали за кошкой, которая с жадностью поглощала мутную, липкую жидкость, от которой у неё склеились усы. Большая круглая голова не позволяла ей допить до дна, и кошка переходила от одного стакана к другому. Зрачки её то сужались, то расширялись, она встала на задние лапы и начала кружиться в танце, пока не упала и не захрапела, как пьяный извозчик.

– Я налью из стакана не много в баночку из-под варенья, – сказал не довольный Фигурка, – в лаборатории на моём заводе сделают анализ этой жидкости.

Только он спрятал баночку в свой рюкзачок, вошёл официант с наиприятнейшей улыбкой.

– Господин, – сказал он Коту, – хозяин предлагает Вам за Вашу работу, сто золотых монет по десять зелепанов каждая!

– А за чай? – почему-то спросил опешивший Кот.

– А чай за счёт заведения! – ответил официант любезно.

Кот схватил мешочек с деньгами и планшет и выбежал поспешно на улицу, боясь, что хозяин передумает. За ним устремились остальные, только на секунду задержался профессор, чтобы спросить о докторе и Юме, но официант не слышал о них.

На улице, пыльной и знойной, было так же трудно дышать, как в прокуренном помещении, путников мучили голод и жажда. К тому же, профессор заметил, что его туфли облиты «психотропным киселём», поэтому учёный живо направился к чистильщику обуви, грузному горбуну в чёрной накидке до пола. Этот странный тип с чёрной окладистой бородой стоял на другой стороне улицы и с готовностью показывал профессору щётку.

– Скажите, любезный, знаете ли Вы доктора или Юма? И что означает надпись под портретом Ньютона? И что за напиток подают в этом заведении? – набросился на горбуна с расспросами профессор.

– Изречение – это намёк на трафик продажи «гена», так в народе называют государственный энергетический напиток. Вышеупомянутых доктора и Юма я не знаю, но вижу по Вашей любознательности, что Вы из научной среды, – не спеша утробно произнёс чистильщик.

– В некотором роде, – ответил уклончиво профессор, не желая сообщать никакой информации первому встречному в месте, не вызывающем доверия.

– Если Вы мне подарите этот золотой пинцетик для выщипывания волосков из носа и ушей, который торчит из кармана Вашего пиджака, то я, господин профессор, открою Вам большую научную тайну, – предложил чистильщик вкрадчивым басом.

– Он уже Ваш, – сообщил Войшило с детской улыбкой.

– Когда Вы поймёте, что выхода нет, – таинственно произнёс бородатый верзила, – приходите в Музей быта к старому Лисопеду, он будет рад Вам помочь.

Профессор присоединился к своим товарищам, и они продолжили путь вдоль грязной улицы.

– Как вы думаете, на кого похож этот чистильщик? – спросил растерянный Войшило.

– На плута, – не раздумывая сказал с брезгливой гримасой Фига, – как и все они здесь: надо было так запустить страну! Видимо каждый радеет только о своём!

Компания Тётушки Че поравнялась с большим облупленным, некогда розовым, домом с вывеской «Цезарь и Клеопатра». Возле раскрытой входной двери стояли три чёрные толстые кошки в красных шортиках, обшитых блёстками и в красных туфлях на высокой шпильке. Увидев проходящих, одна из красоток закричала Коту: «Эй, рыжий пижон, иди к нам, мы тебя заждались!»

Кот дружески помахал им рукой и крикнул: «Привет, девчонки!» От этого приветствия путаны, словно взбесились. Одна закричала хрипло: «И ты иди к нам, очкарик, иди, вислоухая кроличья шапка, будешь читать нам по вечерам «Камасутру»! Вторая афроамериканка с криком: «А ты, кисуля, можешь и поработать у нас!» схватила за руку Берёзу и потащила её к открытой двери. Че ловко подставила ножку толстой кошке, та, выпустив девушку, свалилась, как мешок, грубо ругаясь. Её подружка, полная негодования, вцепилась в элегантный парик Че и подбила старушке глаз большущим, как брюква, кулаком. К обидчице тут же подскочила Рокки и ударила её по уху сумочкой. Кошка разъярилась и выпустила когти, но у неё неожиданно подкосились ноги, она упала на четвереньки, и тут же получила пинок от малышки Ро. Третья чёрная кошка продолжала тащить Берёзу, которая ухватилась за Рокки и порвала на ней нарядную блузку. Чернухи, придя в себя, втроём потащили обеих. Ро ухватилась за Мушку, Мушка – за Пышку, и тут на помощь девушкам подоспели поначалу опешившие мужчины. Вся компания Че перебежала на другую сторону улицы. Кошки лёгкого поведения злобно ругались, размахивая белокурым париком и скаля прокуренные зубы, словно индейцы со скальпом врага.

– Бессовестные нахалки! – Воскликнула Че, ощупывая подбитый глаз.

– Что Вы от них хотите? – со смехом спросил Кот, – Работают девчонки, как умеют, главное, что хоть работают!

– Вы не правы, молодой человек, – сказал возбуждённо профессор, – мир, как часы, держится на винтиках: «не убий», «не укради», «не прелюбодействуй» и других. Профессии киллера или вора Вы не считаете общественно – полезными, наверняка, даже и не рассматриваете их как профессии! А здесь тот же самый «винтик»: «не прелюбодействуй»! Вы же не хотите, чтобы мир развалился на части?!

Кот промолчал. Че чуть не плакала, переживая о своей внешности. Войшило первым увидел её проглатываемые слёзы.

– Какие у Вас, дорогая, красивые серебристые кудряшки, и Вы их так долго скрывали от нас! – сказал профессор, – А синяк – пустяк! Мы все слишком озадачены, чтобы его замечать!

Паралличини музыкальным слухом уловил журчание воды.

– Я, как верблюд, выпью целое ведро! Эти чудные звуки идут из внутреннего дворика! – сообщил он весело.

– Вперёд! – бодро воскликнула Че, – Было бы чудненько, если бы там, как в Риме, оказался фонтан с минеральной водой!

Друзья устремились в узкий проход, ведущий в грязный внутренний двор.

– Смотрите, девять негритят! – произнёс Кот со смехом.

Морщинистая бабка с сильно выступающей нижней челюстью и с огромным ртом, что делала её похожей на шимпанзе, намазывала грязью из таза десятого ребёнка, остальные «грязные» малыши похлопывали себя с большим удовольствием по голым животам и задам. «Чудные звуки» издавала струйка мутной воды, текущей из ржавой трубы в грязный бачок. Повсюду лежали кучи старого мусора.

– Это лечебная грязь? – спросил бабку любопытный Кот.

– Пусть с детства привыкают к грязи, это пе-да-го-гическая грязь, глуповатенький! – с достоинством произнесла старуха.

– Глуповатенький! – повторил по очереди каждый из «негритят».

– Обезьяна всегда плохо думает о человеке! – вырвалось из обиженного Кота.

Друзья, заткнув носы, поспешили вернуться на улицу.

– Мне всё здесь не нравится, – заявил не довольный Фига, слишком много впечатлений для одного часа! Предлагаю разбиться на две группы, одну возглавит профессор, другую – я, со мной за билетами на вокзал пойдут Кот, Берёза и Паралличини. Остальные возьмут не много денег у Рыжика и пойдут в театр, а встретимся в полночь в том большом доме с вывеской на крыше: «Гнездо Рафаэля – 24 часа», где вы разузнаете о докторе и Юме, которого, видимо, тоже уже пора спасать!

Группа Фигурки по боковой улочке заспешила к вокзалу, а Т.Ч., профессор, Мушка, Пышка, Ро и Кро направились к театру.

– Какие здесь странные вывески: «Театр. В гостях у Шекспира» или «Парикмахерская. Усы кайзера Вильгельма», – поделилась своими наблюдениями Мушка.

– Меня удивляет, что нет ни одного цветочка, ни одной бабочки, ни одной стрекозы, всех птиц они съели, но куда подевались деревья? – сказал Пыш.

– А деревья взяли да и обиделись, как в твоём романе, – ответил Кро, – осталась пустыня с немытыми окнами и запахом мочи.

– А у меня, дорогие мои, немного отваливается левая нога, театр – это то, что ей сейчас нужно! – сообщила Че.

Рокки заколола брошью в виде балеринки свою разорванную блузку и заклеила пластырем синяк под глазом Т. Ч.

– Я сто лет не был в театре! – радостно воскликнул профессор, – Помню, в детстве я тяжело заболел, отец посреди зимы принёс невиданное чудо – большущий ананас и два билета в театр, и сказал: «Завтра всего один день проездом выступает пианист-виртуоз Ливерпуз, который великолепно играет локтем, подбородком, нафабрённым усом и даже «сидением», как сказано в афишке! Тебе, академик, придётся выздороветь!» Да, да пришлось!

Швейцар покосился на помятые причёски, потрёпанные наряды и широкие улыбки друзей, таких счастливых улыбок он не видел даже у иностранцев.

Кро купил билеты и предложил наконец-то посмотреть афишу.

– О! – воскликнула Че, – Музыка Римского – Корсакова, слова Пушкина! Спектакль называется «Золотой бройлер»! Русская классика! Как нам повезло! Какое счастье! Билеты безумно дорогие, зая?!

– Всего один зелепан за все билеты! – радостно сообщил Кро.

– Места в какой-нибудь «собачьей яме», где ничего не слышно и не видно? – продолжала допрашивать Кролика Че.

– Места прямо напротив сцены, на возвышении! – ответил с улыбкой Кро.

– Слишком хорошо, чтобы быть правдой, – сказала со вздохом Че.

Друзья вошли в зал, блистающий золотом и хрусталём. Вокруг висели великолепные светильники, над головами горела ослепительная люстра. Стены украшали дорогие росписи и мозаики. Че, не веря своему глазу, уселась в просторное бархатное кресло. Ро и Кро принесли мороженое, удивляясь тому, что здесь разрешено есть в зале, хотя остальные зрители предпочитали пить ген из высоких бокалов.

– Какие сказочные представления мы давали в детстве! – сообщила Че, с самой очаровательной улыбкой, – Из старого кружевного тюля делали занавес, одевали мамины украшения и наряды, чаще всего ставили «Анюту», про глухую служанку – деревенщину! Смысл пьесы был в том, чтобы давать служанке задания, на которые сложено было бы придумать рифму, например:

Барыня: Анюта! Анюта!

Служанка: Что, барыня, я тута!

Барыня: Принеси мне ридикюль!

Служанка (кидает ей рогожный мешок): Вот Вам, барыня, редьки куль!

Друзья улыбались, Че была счастлива, как в детстве.

– Надеюсь, мы найдём здесь радостный отдых от наших неудач, – сказал весело профессор Войшило.

Занавес дрогнул, наступил волшебный миг, медленно погас свет, и раздались аплодисменты. Полилась знакомая с детства музыка. Че сидела с закрытыми глазами, из которых ручьями текли слёзы. Она слушала оперу на любимые с детства слова, но рядом очень нервно заёрзал профессор, и пришлось открыть глаза. На сцене шли разборки между двумя монополиями, торгующими напитками. Заморского цыплёнка, то есть золотого бройлера, изображал мальчик в жёлтой пушистой шубке из искусственного меха. Че в ужасе закрыла глаза и снова погрузилась в прекрасную русскую оперу. Пели не дурно, не убеждало только слабенькое писклявое по-детски «Ку-ка-реку».

– Меня сейчас вырвет! Мамочка, это же «Золотой петушок»! Два года назад я пела в Мариинке Шамаханскую царицу и не могу смотреть, как издеваются над спектаклем! – громко прошептала Ро.

– Может быть лучше уйти, после того, как перебьют последних менеджеров – конкурентов?! – спросил Кро.

– Что они сделали с прекрасной вещью? – с раздражением прошептал профессор, – Пародия на искусство!

Уставшие Мушка и Пышка, наевшись мороженого, сладко спали, прижавшись друг к другу.

– Эту вещь надо смотреть с закрытыми глазами, слушать, как постановку по радио, – посоветовала Че.

– Простите, дорогая, но у меня не получается, я с надеждой смотрю на сцену, не появится ли Царь в горностаевой мантии, Звездочёт в высоком колпаке или девица в восточном убранстве, не веря, что нас так чудовищно надули! – возмущался Войшило.

– Хорошо, будите Пыша и Мушку, через две минуты будет рефрен и уходим! – ответила Че.

Вся группа профессора Войшило в темноте под шиканье не довольных зрителей, увлечённых монопольной войной пробралась к выходу. И тут щупленький мальчик в циплячей шубке приготовился петь. Но пропела за него Тётка Черепаха, пропела на весь зал так, что зазвенел хрусталь, а зрители содрогнулись при мысли о землетрясении.

– Кука-реку! – от души во весь голос пропела Че, – Царствуй лёжа на боку!!

Друзья пустились бежать мимо охранников, выскочили из театра и помчались вдоль по пыльной улице, по красноватой потрескавшейся земле.

– Во что мы опять вляпались? – спросил на бегу Пыш.

– В авангард! – отвечал с ожесточением профессор, – Это когда сами ничего создать не могут, начинают эксплуатировать классику, приспосабливая её под свой убогий интеллект, таким образом, создавая не новую культуру, а пародию на культуру! Жалкую пародию!

– Но авангард как новое направление есть и в Волшебном Лесу, – сказал Пышка, отдышавшись.

– Да, создавайте своё новое направление в искусстве, но не уродуйте классику, не щадя чувств тех, кто её любит, – отвечал возбуждённо профессор, – или хотя бы крупными буквами предупреждайте: ««Золотой бройлер» – это изуродованный «Золотой петушок» – лакомство для извращенцев!»

– Не забывайте, друзья, что мы в чужой стране, – сказала назидательно Че, – и что мы ещё не утратили чувство юмора!

– А у рынка тоже интересное название: «Купите у Моцарта»! – воскликнула Мушка.

– Эксплуатируют известные бренды, страдая творческим бесплодием, прикрываясь, наверняка, знакомой ширмой: «А нам так нравится!» – сказал Войшило с раздражением.

– Не забывайте, дети мой, что не творческий человек – это серость, но серость – это человек, надо кому-то и улицы мести, – назидала Че.

– Серость здесь, явно, улицы не метёт, – заметил Кро, указывая на кучи мусора у входа на рынок.

– Не огорчайтесь, друг мой, сейчас мы купим для Вас сувенир на память об этой ужасной стране, – сказала профессору Че.

На рынке их встретили мутные слезящиеся глаза и липкие любопытные руки. Все говорили громко, как и в театре, переживая разные формы эйфории.

– Я сейчас потеряю сознание, давайте попьём хотя бы этой гадости! – предложила Рокки.

– Ни в коем случае! – запретил Войшило, – «Психотропный кисель» – такое же табу, как человеческое мясо!

– Как хочется пить, правда, Силы небесные! – воскликнула Мушка.

– Смотрите, друзья, – с восторгом зашепелявил Кро, – на двери торговой палатки гвоздём нацарапан полиндром: «Кулинар храни лук»! Здорово! Сейчас бы на конкурс полиндромов в нашем Волшебном Лесу!

Вся компания уставилась на ставшую родной дверь. Дверь отворилась, и вышла полная девушка с подносом грязной посуды. Пыш последовал за ней за угол палатки. Там торчал ржавый водопроводный кран, Пышка с обаятельной улыбкой помог вымыть липкие чашки и бокалы, расспросил девушку о качестве воды и попросил у неё чистый стакан, из которого напоил всю компанию: от старших до младших. Вокруг лужицы под краном росла зелёная трава, такая пушистая и красивая, что даже подслеповатый Кро заметил её в своих «запотевших от удовольствия» очках.

– И вышли из воды, и состоим из воды, поэтому без воды жить отказываемся, – с блаженной улыбкой сообщил профессор, – но местные вполне обходятся без неё – вот вам новый вид! Интересно, что бы сказал, Дарвин: «мутно – липкие» – это не бакланов и тупиков линейкой измерять! Ха-ха!

Друзья приблизились к открытым торговым рядам, где были сразу же окружены продающими.

– Купите, господин одну из трубок Шерлока Холмса! – предложил профессору эйфоричный продавец, вцепившись в его рукав.

– Зая! Эту вещь нужно обязательно купить! – объявила Че казначею Кролику.

– А Вы, мадам, купите корзинку, в которой был найден младенец Моисей! – предложил с невротической улыбкой другой продавец, трогая обеими руками Че.

– Это же историческая находка! Берём! – воскликнул довольный профессор.

Торговцы ободрились, заблестели слезящимися мутными глазами и перешли в наступление.

– Только для Вас, мадам, красный бархатный халат самой Тётки Черепахи! – визгливо заголосил первый.

– Но халат Тётки Черепахи находится в Лондонском музее, – возразил Кро, – я сам его там видел!

– Он вчера был похищен оттуда! – уверенно закричал торговец.

– То есть, вы торгуете краденным? – спросил Пышка.

– Что Вы, что Вы, господин, мы нашли эту вещь в узелке под Лондоном, она уже никому не принадлежала! – объяснил громко нараспев и путая слова второй продавец.

– Заплати, зая, наконец-то вещь нашла свою хозяйку! – распорядилась самодовольно Че.

– Купите и у меня, мадам, красный бархатный халат Тётки Черепахи! – закричал третий торговец, прилепив свои руки к пухленькой ручке Че, – Тот, что Вы сейчас приобрели – фальшивка!

– Надо купить и этот, на всякий случай, – сказал профессор, – не оставлять же дорогую сердцу вещь в этой ужасной стране!

Как только продавец с деньгами скрылся, в атаку пошёл четвёртый торговец и тоже с халатом Т.Ч. Эта, именно, монограмма была вышита на нём золотом над верхним красным карманом. Через пять минут каждый из группы Войшило имел по бархатному халату с золотой монограммой, но торговцы не унимались, обнимая опешивших путешественников, они со всех сторон предлагали «настоящий халат примадонны».

– Давайте наденем их на себя, чтобы продающие видели, что они у нас уже есть, тогда нас оставят в покое, – предложил поспешно профессор.

Все шестеро друзей надели красные бархатные халаты и продолжили путь по торговым рядам, который оказался более коротким, чем они ожидали. Сзади раздались полицейские свистки, все побежали к выходу, впереди мчалась красная бригада профессора Войшило. У самого выхода друзей окружили стражи порядка и всех шестерых грубо втолкнули в полицейскую машину.

– Изловили – таки! Изловили вас – таки! – возбуждённо объявил задержанным ликующий усатый страж.

– Без адвоката отказываемся общаться с Вами! – заявила Че.

– Без адвоката?! Ха! – выкрикнул полицейский, – По этой статье не полагается адвокат! Зачем он вам, если вы уже получили пожизненное заключение?!

– Это что за статья, позвольте поинтересоваться, – осведомился профессор.

– За государственное преступление! – выкрикнул злорадно полицейский, – Вы вчера своими красными тряпками раздразнили спортивных быков, они вырвались из загона и задавили кучу народа, в том числе и крупных гостей с Востока! И сегодня нам уже перекрыли трубу! А из чего делать ген, наш хлеб насущный, из чего?!

– Но, позвольте, мы сегодня только приехали! – заявил профессор.

– А вот и не правда! Вас видели и уже опознали, не надо отпираться, это как-то не серьёзно! – с довольной улыбкой сообщил полицейский, – Как-то не красиво!

– Это ложь! – прошипела Че.

Она сидела красная от гнева в красном халате, обхватив крепко обеими толстенькими ручками историческую корзинку, пластырь под её глазом отклеился, и набухший синяк свисал багровым мешочком.

– Ух ты, злющая старая пиратка! – завопил полицейский, кривляясь, – На-ка укуси меня за пальчик! Ведь укус черепахи смертелен! На-на , что не кусаешь?!

– Потому и не кусаю, – сказала Че.

Она разом вся обмякла и стала кроткой и бледной.

– Юм, Юм, приди и живи в моём доме! – шептала испуганная малышка Ро, – Помоги нам в нашей беде!

Через несколько минут всю группу профессора Войшило как государственных преступников Зелёного Леса грубо втолкнули в тюремную камеру.

– Вот вам шесть лепёшек и вода в кране, утром разведём вас по «одиночкам», за попытку к побегу у нас отрубают голову! – сказал на прощание страж, радостно оскалившись, и захлопнул дверь.

В камере был только один стул, на который сразу же грузно уселась уставшая Че. Остальные разместились на единственном тюфяке и принялись за чёрствые лепёшки. Че съела свою быстрее всех и решила всплакнуть.

– Давайте вспоминать что-нибудь приятное, – предложила Мушка, – помнишь, Пыш, мы весной гуляли под берёзами, на которых шла оживлённая работа – грачи приводили в порядок свои жилища, и вдруг из гнезда к нашим ногам выпал большой кусок мягкого зелёного мха, а ты сказал: «Эх, какую ценную подушку потеряли!»

– Нам бы сейчас хоть такую подушку, – отозвался Пышка, – одну на всех.

– А мне вспомнилось место, где когда-то стоял дом моего детства, – заговорил профессор, – Я ходил, как-то, кругами вокруг этого места и думал: «Где полянка одуванчиков – там стоял наш большой стол с льняной скатертью, по кайме которой были вытканы снопы и серпы. За этим столом нам разливали из большой фарфоровой кастрюли наивкуснейший суп, по вечерам за этим столом взрослые шумно играли в карты, а в углу весело потрескивала печка – голландка; мы же, дети, сидели с ногами на диване и разглядывали пыльные картины в рамах. В зимних сумерках они оживали: на картине «Московский дворик» лошадь, явно, вздрагивала гривой, а на картине «Иван Царевич на сером волке» царевна иногда вздыхала украдкой, а у волка с языка капала слюна».

– В такие минуты, как сейчас, мне вспоминается самое ужасное, – сказала Че, – когда я только начинала музыкальную карьеру, находились десятки людей, которые ненавидели меня только за то, что я была не такая, как они. Эти злые люди нанимали целые бригады шикальшиков, которые освистывали и ошикивали меня на спектаклях. А когда меня признал весь музыкальный мир, они начали целовать следы от моих туфель на асфальте, когда я бежала из такси в театр. И это, второе, было ужасней первого!

– Да-да, – сказал огорчённо профессор, – я Вас отлично понимаю, мои коллеги часто воспринимали мой успех, как личное оскорбление, в лучшем случае говорили обо мне: «Списал у Дудкина или скачал из интернета!»

– Я думаю, мы не страдаем такой злобностью, потому, что мы все творческие, – сказал Пыш, – а творчество – это освобождение, очищение сознания.

– Я думаю, имеет место более сложный механизм очистки сознания, – сказал профессор, – разберёмся, как оно темнеет в ходе неправильного выбора: обмануть – не обмануть, часто выбираем – обмануть, а в сознании – тёмное пятно, так как сознание создано светом и из света, оно не терпит лжи; взять или отдать, чаще выбираем – взять, а в сознании – тёмное пятно, потому что свет – субстанция дающая, а не берущая. Мы постоянно ошибаемся с выбором, а сознание наше сразу же реагирует, потому что оно живое.

– Механизм очистки сознания крайне прост: покаяние и добрые дела, – сказала усталым голосом Че, – кайся и кайся!

– Я каюсь,– сказала неожиданно Рокки, – я забыла… я умолчала о том, что на рынке попила этого напитка, пока вы все пили воду!

– Но зачем, Ро? – удивился Кролик.

– Из любопытства, Кро, отвечала печальная Рокки, – а может из чувства стадности, а может из-за моей внутренней порочности, мы ведь, даже, не знаем, кто были мои биологические родители!

– Рокки! Хватит рассуждать, пойдём к умывальнику, я помогу тебе промыть желудок, – решительно заявила Мушка.

– Нет, нет, сначала мне было противно, а теперь я бы ещё попила такого напитка, – ответила Ро депрессивно.

Че никого не слушала, она с ужасом смотрела в угол.

– Рокки, – шёпотом спросила Че, – что это?

– Не бойтесь, мамочка, это только маленькая серенькая мышка, – сказала равнодушно Ро.

Это известие стало, однако, последней каплей, Т.Ч. сжалась от страха и зарыдала, как дитя.

– Я не послушалась дедулю и затащила своих близких в эту дыру! – причитала она, – Дорогие мои предки, помогите нам выбраться отсюда, о мои дорогие ненаглядные предки, столь любимые мною!

– А ты будешь, Клотильда, называть прапрадеда Фемистоклюса «трухлявым пеньком, поросшим мхом»? – прозвучал сверху строгий голос.

– Никогда! – воскликнула горячо Че, озираясь по сторонам.

Прямо к ней на колени упал сверху ключ, который сразу схватил проворный Кро и начал его рассматривать.

– Так, проверим Вашу наблюдательность, – предложил профессор, глядя на Че, – вода из ванны вытекает по часовой стрелке или против часовой?

– Так это понятно, друг мой, холодная – по часовой, а горячая – против, – неуверенно предположила Че, смахивая последнюю слезинку.

– А вот и нет! Всё зависит от того, в каком полушарии Вы принимаете ванну! – возбуждённо заговорил Войшило, – Этот ключ, явно, от маленького окна под потолком, ведь в двери нет замочной скважины! Я это заметил сразу, хоть я и не Шерлок!

– Я допрыгну туда, – сказал Кро, – связывайте скорее пояса от халатов!

Кро с ключом и красной верёвкой разогнался и допрыгнул, словно долетел, до небольшого окна под потолком, проворно открыл его, выглянул и перекинул вниз верёвку, по которой все выбрались в глухой садик с сухими деревьями. Че захотела подниматься последней, считая себя виновницей происходящего. На самом деле она обвязала себя верёвкой, а остальные тянули её. Тучка сползла с луны, и профессор, Кро, Ро, Пышка и Мушка увидели верхнюю часть Т.Ч., плотно застрявшей в окошке.

– Теперь мне отрубят голову! – сокрушённо выдохнула Т.Ч., и слёзы потекли из её глаз прямо на сухую землю.

Кро разбежался, подлетел и повис на её толстеньких ручках, но Че разжала пальцы, и он упал на профессора, пытавшегося залезть на шершавую стену, обдирая при этом руки, теряя очки и разную мелочь из карманов.

– Бегите, умоляю вас, убегайте! – громко шептала сквозь слёзы Че.

– Юм! Юм! – приди и живи в моём доме, только помоги нам в нашей проблеме! – с лихорадочным блеском в глазах повторяла и повторяла Рокки.

– Не бойтесь, Тётушка! А вы все растяните под ней халат! – воскликнула Мушка.

Она встала на колени, вся розовая от волнения, протянула тонкие ручки к небу и воскликнула: «Силы небесные!»

Чёрное бархатное небо, украшенное стразами звёзд, дрогнуло, открылась маленькая дверка, в которой показалось большое ухо, ещё более розовое и волнующееся, чем сама Мушка.

– О, Силы небесные! – с жаром прошептала девушка, – Помогите Тётушке Че выбраться!

Ухо исчезло, дверка закрылась, все с надеждой уставились на Т.Ч. Она зажала двумя ручками рот, чтобы не закричать, глаза её от ужаса стали, как два синих блюдца.

– По моей левой ноге бегает маленькая серенькая мышка, – еле слышно прошептала Че.

Профессор, Кро, Ро, Пышка и Мушка живо подняли за края один из халатов, и Че, как пробка из бутылки шампанского, вылетела в их заботливые руки, перечеркнув законы физики.

– Благодарю вас, Силы небесные! – радостно воскликнула Мушка, опуская на землю свой край халата.

– Варенька! Дорогая моя Варенька! – воскликнул прослезившийся профессор, встав перед Че, как бравый гусар, на одно колено, – Как же я рад! Я давно хотел Вам сказать… сделать Вам предложение, и вот этот момент настал! Осчастливьте, царица!

– Варенька? – ревниво прошепелявил Кро.

– Но как Вы догадались, друг мой? – еле проговорила сквозь слёзы Че, сияя от счастья.

– Вы же сами дали мне свой паспорт для оформления визы! – ответил не менее сияющий профессор, – Вы старше меня всего на 15 лет, но и Агата Кристи была старше мужа на 15 лет, и это не мешало их счастью!

Кудряшки Че распушились и засеребрились, глаза блестели, как два драгоценных сапфира, как две ясных синих звезды с белыми лучиками на щеках Че, потому что все морщинки на её загорелом лице разгладились, отчего и появились, белые не загоревшие лучи. Она была сказочно хороша!

– Я бы ответила Вам: «Мне нужно подумать…», но дедуля сказал, что я уже не подвенечная, – сказала Че, и два синих сапфира померкли.

– Клотильда, то есть, Варюша! Смотри, что у меня есть! Лови, детка! – раздался весёлый голос Фемистоклюса из оконца, в котором не давно торчала Че.

Кро подпрыгнул и поймал что-то блестящее.

– Маменька, это Ваше кольцо, за которым мы все лазили в подполье! – заявил Кролик, – Это оно! Я его узнал!