Текст книги "Авантюры студиозуса Вырвича"

Автор книги: Людмила Рублевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Доктор, получив деньги, торжественно поклонился, отказался от предложений начать пылкое знакомство с поклонниками, воспользоваться интимными услугами восхищенных девиц, отхлебнуть из бутылки, прогулять часть выигранных денег в частном притончике и, одеваясь на ходу, бросил компаньонам:

– Теперь самая сложная задача – ретироваться отсюда невредимыми и при деньгах. Панна Полонея, держитесь меж нас.

Тревога Лёдника была понятной: вокруг них собралась подозрительная банда, бросая чрезвычайно заинтересованные взгляды. Прантиш взялся за саблю.

Вдруг толпа расступилась, бандиты помрачнели. К пану Гервасию в сопровождении до зубов вооруженных слуг подходил лорд Кавендиш с заметно распухшей челюстью, отчего не совсем ясно выговаривал слова.

– Возможно, уважаемые чужестранцы говорят по-французски?

– О, да! – обрадовался пан Гервасий возможности наконец спокойно поговорить с равным. – Рад видеть, что ваша милость находится в добром здравии. Позвольте представиться: шляхтич Гервасий Агалинский.

Лорд, насколько позволяла травмированная челюсть, растянул губы в улыбке, обвел глазами компанию литвинов, немного задержав взгляд на пане Бжестовском.

– Предлагаю уважаемым панам воспользоваться моей компанией и моей каретой, чтобы покинуть это благословенное место. Ибо мне кажется, что джентльмены не совсем знакомы с местными обычаями и по этой причине могут попасть в неудобное положение.

Предложение было принято с благодарностью, и если судить по разочарованным физиономиям бандюганов, оказалось весьма своевременным.

В шикарной просторной карете места хватило всем. Лорд откинулся на обшитую золотистым атласом стенку.

– Где ваша страна, сэр Агалинский, представляю смутно, хотя встречал в Лондоне князя Юзефа Понятовского. Он очень любил рискованные приключения. Как и вы, джентльмены.

Лорд разговаривал непринужденно и немного вяло, как человек, привыкший к власти. Пан Гервасий заверил собеседника, что они попали в этот притон только потому, что, приехав, были обворованы. Лорд пожал плечами.

– Вы могли бы продать свою девочку. Я с удовольствием ее куплю. Литвинок у меня еще не было.

Полонея побледнела.

– Это моя невеста! – гневно сказал пан Гервасий. Лорд вяло поднял руки.

– В таком случае прошу простить, ваша милость. Но ваш маскарад не может обмануть искушенного человека. Я слышал, среди того сброда кое-кто договаривался украсть вашу невесту. Знаете, женщины – дорогой товар. Особенно образованные, с манерами.

На лорда с его безразлично-веселым цинизмом невозможно было злиться. Он являл породу людей, которые, чтобы скоротать время до ланча, с одинаковой вероятностью и одинаковым выражением на лице могут совершить подвиг, выстрелить себе в рот или убить случайного прохожего. В пане Агалинском лорд Кавендиш признал такого же аристократа и подчеркивал это, обращаясь исключительно к нему. На Лёдника же поглядывал со сдержанным снисходительным интересом:

– А вы, мистер Айсман, наверное, были жолнером?

Лёдник высокомерно шевельнул бровью.

– Я врач, ваша мость.

Лорд сделал одолжение недоверчиво улыбнуться.

– На вас следы пуль и клинков, это может случиться везде. Но столько палок и плетей, что прошлись по вашей спине, возможно заработать только в армии, на флоте или на каторге.

Пан Агалинский кашлянул и опустил глаза. Он отлично знал, откуда у Лёдника шрамы от ударов, – постарался старший Агалинский. Профессор принял еще более надменный вид.

– Скажем так, ваша мость, я какое-то время находился в плену.

Лорд Кавендиш кивнул головой, показывая одновременно и легкое сочувствие, и свое безразличие к перипетиям Лёдниковой жизни. И снова уставился на пана Агалинского.

– Предлагаю васпану еще одно экзотическое впечатление: я знаю приятное кафе с избранной публикой, где можно покурить очень интересный табак, привезенный с островов. До утра вы будете путешествовать в своих самых смелых мечтах. Составите компанию, васпан?

По лицу лорда пробегали тени придорожных деревьев, будто темные ангелы. Пан Агалинский, которого Лёдник на всякий случай незаметно толкнул локтем, вздохнул и отказался.

– Тогда, ваша мость, продайте мне своего телохранителя-доктора. Это чрезвычайно интересное сочетание – совершенный убийца и лекарь в одном лице.

Вялый голос лорда Кавендиша звучал так, что непонятно было, то ли он шутит, то ли говорит всерьез. Ясно было одно: не приведи Господь его разозлить.

После вежливых объяснений Лёдника, что он больше не продается, лорд уставил светлые невыразительные глаза на фехтовальщика:

– Дело только в цене. Вы же сегодня продавали свою жизнь. И я продавал – за бокал риска. Ты создаешь круг – или идешь в круг. Я люблю попробовать и то, и это. Год назад мы придумали одно интересное развлечение. Слышали о могавках?

– Нет, ваша мость.

Лицо лорда стало, как у тиуна над сонными жнеями.

– Мы так называемся в честь индейцев. Краснокожие тоже не обременяют себя рассуждениями о ценности человеческой жизни. Представьте себе: идет по улице, оскверняя ее своим присутствием, какой-нибудь вонючий оборванец. Или пузатый горожанин, который мечтает быстрее очутиться в постели рядом со своей толстенной женой. И вдруг оказывается в кольце вооруженных шпагами джентльменов в черных плащах и масках. Он начинает потеть от страха и нащупывает кошелек. И тут чувствует укол в поясницу. Поворачивается. И снова его колют сзади. Он снова поворачивается. И снова его колют в спину. Задача в том, чтобы придать движениям жертвы динамичность, чтобы он вертелся как можно быстрее, и это напоминало танец. Чем неповоротливее и уродливее жертва, тем более смешно получается. Особенно интересно с женщинами. Они визжат, подпрыгивают, выгибаются.

– Вы и женщин останавливаете? – возмутился Прантиш.

– А что?

Вырвича даже трясло от гнева.

– Такие занятия недостойны шляхтича, ваша мость!

– Или ты создаешь круг, или стоишь в его середине, – безразлично промолвил лорд. – Хотите в круг – ваша воля. Особенно было бы забавно понаблюдать за паном доктором. Это был бы исключительный танец!

– Да Балтромей порезал бы ваших «могавков», как лягушек на лабораторном столе!

Лорд не успел ответить, шустро влезла Полонея:

– Сэр Кавендиш, не знакомы ли вы с многоуважаемой леди Кларенс? Возможно, пан будет так любезен что-нибудь рассказать чужестранцам об этой благородной женщине?

Богинская сделала все правильно: предотвратила возможный гнев лорда, отвлекла его внимание невинным вопросом, и вопрос был важным.

Вот только был ли он невинным, или лорд окончательно повредился умом, только глаза его остекленели, ангелец несколько раз ударил кулаком в стенку кареты, и кучер остановил лошадей.

– Прошу у ваших мостей прощения, но дальше везти не могу. Очень приятно было познакомиться, – с последними словами лорд потрогал опухшую челюсть. – Оревуар.

И, ей-богу, Вырвичу показалось, что в безразличных глазах лорда Кавендиша блеснула настоящая ненависть.

И нельзя сказать, чтобы всех очень огорчила необходимость покинуть карету, – в компании лорда они чувствовали себя, как иностранцы, которых в Несвиже, в гостях у пана Кароля Радзивилла, обслуживали вместо лакеев сморгонские медведи.

Избитый пан Гервасий Агалинский, порезанный пан Балтромей Лёдник, напуганная перспективой похищения панна Полонея Богинская и подавленный тем, что не удалось совершить подвиг на глазах Прекрасной Дамы, студиозус Прантиш Вырвич возвращались в гостиницу «Дуб и Ворон», к теплу камина. Прантиш нежно прижимал рукой спрятанную под рубашкой стопку заработанных литвинской кровью денег.

Глава четырнадцатая

Ящик Пандоры

Как говорил старший Данила Вырвич, возвращаясь из корчемки с пустыми карманами, быстро пришли, быстро ушли, что медные, что золотые.

Бумажные тоже долго не продержались. Важный дворецкий занес тысячу фунтов на серебряном блюде таинственной леди Кларенс, которая так и не появилась покупателям на глаза, тут же выбежал шустрый молодой человек в синем суконном камзоле, как оказалось, нотариус, договор на покупку кирпичного помещения в Кларкенуэлле на имя мистера Балтромея Лёдника был составлен, подписан, заверен.

И вот они стоят перед мрачным строением, кутаясь в плащи от студеного ветра, и плохие предчувствия мельтешат вокруг и жалят, как дикие пчелы.

– Поздравляю, доктор, у тебя сейчас есть собственный дворец в Ангельщине! – захохотал пан Гервасий.

Квакеры оставили пустые стены, спартанскую мебель и устойчивый запах ладана. Интерьеры были новому владельцу неинтересны, гостей, как вурдалаков и крыс, влекли подземелья.

Вырвич в дрожащем свете свечей спускался по сырым каменным ступеням и вспоминал, что так же пришлось бывать в подземельях Слуцка, Менска, Полоцка, и сколько там пережито страшного и впечатляющего. Оставалось надеяться, что в лондонских подвалах все будет проще. И конечно, что там вообще что-то будет.

И вот арка, и надпись на ней «Здесь добудешь победу огня над железом». Двери не заперты. Но за дверью – ничего интересного. Длинное помещение без окон, пол наклонен вниз. Единственное, что свидетельствовало о таинственной истории, – на крайней стене вырублены цифры, рассыпанные беспорядочно, будто слепой сеял. Профессор сразу начал ощупывать камни кладки.

– Что теперь, стену ломать? – нервно спросил пан Гервасий. – Здесь без пороха не справишься. Вон какие глыбы.

Но Лёдник только рукой махнул, мол, не мешай. Изучал камни, едва не водя по ним носом, выискивая одному ему известные знаки.

– Надеюсь, я все правильно расшифровал. – бормотал доктор. – Так. Двенадцать. Тройка и четверка. Три алхимических принципа «tria prima»: сера – душа, что значит чувства и желания, соль – земное тело, ртуть – дух, что охватывает фантазию, судит о нравственности и интеллектуальных способностях. Четыре элемента – вода, земля, огонь и воздух. Три состояния вещества – твердое, жидкое, газообразное. Цифры плодов, понятные только посвященным, – тринадцать. Двадцать пять. Совпадает!

И нажал сразу на два камня внизу. Они стронулись, углубились. Потом еще на один. Что-то заскрежетало, и каменные глыбы вдруг сдвинулись по специально уложенным в пол стальным полосам. Из темного провала потянуло холодом и смертью.

– Свидетельствую, что пан Балтромей Лёдник выполнил взятое на себя обязательство привести означенных лиц к пещере, нарисованной куклой по имени Пандора, – вдруг торжественно проговорил Прантиш Вырвич, настроенный защищать интересы учителя, ибо тот только в драках да диспутах такой грозный и искушенный, а в жизни – как ягненок, которого все стремятся затащить к резнику. Пан Гервасий Агалинский, не отводя жадного взгляда от провала, так же торжественно промолвил:

– Подтверждаю, что пан Балтромей Лёдник выполнил часть нашего договора, и я сдержу слово о судьбе своего племянника.

– Подтверждаю, что пан Балтромей Лёдник выполнил данное моему брату обещание, и поспособствую, чтобы ему вернули жену, – проговорила и панна Полонея Богинская.

– Вот чем вы доктора прибрали к рукам, – насмешливо промолвил пан Агалинский. – Похитить женщину! Очень достойно! Пан Богуш говорил, что Богинские ни перед чем не остановятся.

– Можно подумать, их милости Радзивиллы очень озабочены моральной основой своих поступков! – резко ответила Полонея. – Вы вообще доктора судьбой маленького мальчика держите! Нечего говорить, высокая моральность!

– Доктор сам хорош! – ноздри Американца начали гневно раздуваться. – Да он перед всем моим родом в долгу!

– И в шрамах, – разозлился Прантиш Вырвич. – Может, если паны не против, они сейчас все-таки разберутся со своими сокровищами сами?

– Они разберутся! – Полонея прищурила голубые глаза. – Только руками наемников! Как на сойме в Слониме, когда холуй пана Радзивилла Волович нападал на моего брата! Посмел его унижать! В то время как его хозяин заливал глаза вином! А потом мой брат был вынужден защищать Волчин, родовую усадьбу Понятовских, от радзивилловских банд! Мерзкий и банальный наезд!

– А не мерзко, что ваш брат, женатый, между прочим, мужчина, поехал в Петербург предлагаться в любовники новой императрице? – разъярился пан Агалинский. – Жил там, как шлюха, извините, на смотринах! Ножкой по паркету шаркал перед немкой-царицей, которая своего мужа на тот свет спровадила! Радзивиллы, по крайней мере, ни под кого не ложатся!

– А не ваш ли Пане Коханку российской императрице, как только та овдовела, письмо послал, протекции просил, в верности клялся? – насмешливо бросила Полонейка. – Афронт получил – вот и бесится! Вот и вся его независимость!

– Неправда! – покраснел пан Гервасий. – Не может этого быть! Не писал его мость Радзивилл такого письма.

– Еще как писал! – язвительно проговорила Богинская. – И самыми куртуазными словами! Корону выпрашивал! Могу свидетелей дать.

– Да пан Кароль – и без короны король! – отчаянно крикнул Агалинский.

– Если король, то где хоть какое-то разумное дело, которое он осуществил для страны? – Богинская готова была выцарапать «жениху» глаза. – Медведями вместо лакеев гостей пугать? Мой брат мануфактуры создает, дороги отремонтировал, театр у него лучший в Европе!

– У Радзивиллов тоже мануфактуры и театры есть! – пан Гервасий даже руку на эфес сабли положил, будто на сойме во время горячей дискуссии. – Главное – он независимость княжества защищает! Ибо сказано в Статуте – человеку учтивому ничего не может быть дороже свободы, так как она – сокровище, кое никакой суммою переплачено быть не может.

– Он защитит вольность! – возвысила голос Полонейка. – Потопит страну в пьянстве да распрях! В государстве должна быть сильная рука – и властитель должен быть человеком рассудительным и образованным, как мой пан брат!

– Панове, может быть, продолжим поиск? – предложил Прантиш, грустно думая, что на самом деле все они попали сюда из-за интриг российского шпиона и трон уже предназначен не Богинским и не Радзивиллам, а Понятовскому.

В узкий проход, открывшийся под аркой, Американец и Полонейка от злости умудрились протиснуться вместе. Американец в одной руке держал фонарь, в другой – саблю. Полонея – Прантиш мог присягнуть – под плащом сжимала симпатичный остренький кинжальчик, Вырвич не раз замечал, как она его перепрятывает.

Лёдник привалился спиной к стене сбоку от входа и утомленно прикрыл глаза. Похоже, интерес к наследию доктора Ди у него за время долгого пути окончательно выветрился.

Крики разочарования вынудили студиозуса и профессора двинуться за спутниками. Ничего не найдя в маленьком помещении, больше похожем на коридор, те изучали еще одну стену, за которой гипотетически мог скрываться проход. Это была плита, отличная от других стен. Мягкий известняк, украшенный барельефом, напоминающим дерево, вместо листьев на нем росли цифры и буквы. Лёдник тяжело вздохнул. Его миссия не закончилась.

– Та-ак, перед нами arbor raritatis, редкое дерево, – профессор водил длинными пальцами по очертаниям барельефа. – Таким образом доктор Ди определял человеческую жизнь. На каждом ярусе дерева человек проводит семь лет, а потом делает выбор, куда двигаться дальше. Видите, разветвление в форме буквы ипсилон? Семь – сумма мужской цифры три и женской четыре. Поэтому задачу на каждом этапе человек должен решить двойственную. Завершенность – это восемь ступеней. В возрасте четыре на семь, это значит, в двадцать восемь лет, главный выбор – или мы делаемся эгоцентриками и тиранами, выбирая материальный мир, или пневматиками – через элементы воздуха и воды поднимаемся к духу огня, становимся философами. И последняя ступень перед посвящением – пятьдесят шесть лет. Буква I. Прямой путь наверх.

Параллельно своим рассуждениям профессор нажимал на соответствующие части барельефа. Плита предсказуемо отъехала.

– И не тошнит его от всех этих знаний? – пробурчал пан Гервасий и полез вслед за панной Богинской, которая уже заскочила в новое помещение.

– Гроб, что ли? – напряженно спросил пан Агалинский, рассматривая длинный ящик из покрытого черным лаком дерева, занимавший почти всю маленькую комнату.

Лёдник внимательно осмотрел сводчатые стены, каменный пол, простукал, пощупал.

– Здесь больше ничего нет. Доктор был позер, если бы еще что-то спрятал – оставил бы философские загадки. Давайте это вынесем на свет.

Ящик оказался подозрительно легким. Прантиш, которого все-таки разобрал азарт, убеждал себя, что, возможно, Ди придумал небольшой огненный меч, что должен помещаться в руке.

А наверху их ждали.

Действительно, не могло все оказаться таким простым. Около двух десятков, вооруженных всем, чем могут быть вооружены наемники на службе у очень важной персоны.

А вот и та персона.

Ящик ударился об пол, Лёдник, Прантиш и Агалинский выхватили сабли, панна Богинская предусмотрительно спряталась с кинжальчиком за спину «мистера Айсмана», чемпиона уличного боя.

К ним подходила Пандора.

Такая же, как та, что сидела в лаборатории Виленской академии. Только глаза поменьше, нормальной человеческой величины, и стала постарше. Этой Пандоре, в модном платье из светло-серого шелка и лазурного бархата, усыпанном жемчугами и расшитом серебром, с белым мехом, небрежно накинутым сверху, в синей шляпе, украшенной тем же белым мехом, можно было дать лет двадцать пять. Но привычно властное лицо, властное до жестокого, было будто не зависящим от возраста – не лицо, а маска, не человек, а «символ в парче с лилиями».

– Открывайте! – скомандовала Пандора по-немецки, и ее слуги завозились с медными полосами, перетягивающими ящик.

– Нужно понимать, имеем честь видеть леди Кларенс? – вежливо по-немецки промолвил Лёдник, склонившись в светском поклоне.

– Можете называть меня и так, – рассеянно ответила Пандора, внимательно наблюдая за процессом открывания черного ящика.

– Совсем как в античном мифе, – прошептал Прантиш профессору. Тот улыбнулся уголком рта. Прекрасная Пандора снова собиралась открыть черный ящик, в котором были спрятаны все беды человечества.

Наконец крышка отлетела, и заинтересованные лица жадно уставились внутрь. Ничего подобного на меч там не оказалось, но леди Кларенс выхватила серебряный футляр, в каком обычно хранили древние пергаменты. Слуга почтительно помог его развинтить, достал пожелтевшие рулоны. И леди углубилась в изучение бумаг. Королевские печати, висевшие на прикрепленных к пергаменту шнурах, свидетельствовали, что это не просто стихи или частные письма, а клейноды. Документы особой важности.

Пан Гервасий оттолкнул плечом слугу, который стоял у ящика, и пощупал непонятную конструкцию, оставшуюся внутри: похоже на футляр для чего-то длинного, с установленными под разными углами зеркалами. Полонейка тотчас взяла другую удивительную вещь – хрустальный череп. Сделанный невероятно точно, можно даже было представить, что это действительно останки такого вот прозрачного хрупкого человека. Или не человека? Ибо череп был как-то слишком вытянут. Лёдник же ухватил тетрадь в твердой кожаной обложке, которая лежала в том ящике, полистал, вчитался.

– Ну, старый мошенник! – вдруг вырвалось у профессора. – А я – старый дурак. – с огорчением признался тут же. – Дротики Индры, световая энергия, «есть многое на свете, друг Горацио.» Фокусы, и только!

– А вы ожидали найти здесь что-то научно стоящее? – насмешливо спросила леди, удовлетворенно сворачивая прочитанные пергаменты. Ее немецкий был совсем без акцента. – И в такую даль за этим приехали? То, что доктор Ди – мошенник, вы, известный профессор Балтромеус Лёдник, должны были знать.

Профессор почтительно поклонился.

– Ваша светлость меня знает?

Пандора, как величайшую ценность, положила клейноды в золоченый ящик, который ей с поклоном подал лакей, с помощью прислужницы уселась на принесенную обтянутую бархатом скамеечку, погладила собачку, неприятно маленькую, пушистую и плоскомордую, поднесенную ей вторым лакеем, и только тогда сделала одолжение ответить.

– За вами наблюдали, доктор. Когда вы захотели приобрести строение «Огня и железа», я сразу заподозрила, что мы с вами уже встречались. Только я была в восковом виде. Надеюсь, вы не снимали с меня платье? По растерянной физиономии этого молодого человека вижу, что снимали. Ну и как я вам – понравилась, васпан?

Леди захохотала, глядя на смущенного студиозуса, – видно по всему, она занимала такое высокое положение, что могла себе позволить вольные шутки и не обременяться соблюдением этикета в разговорах с теми, кто намного ниже.

Панна Богинская решила, что по своему статусу она из их компании больше всех соответствует леди, и шагнула вперед, держа под мышкой хрустальный череп, который, похоже, твердо намеревалась присвоить.

– Позвольте представиться, ваша милость, я княжна Полонея Богинская, сестра генерал-майора войск Великого Княжества Литовского князя Михала Казимира Богинского. Признаться, я не совсем понимаю, что происходит.

– Восхищаюсь смелостью княжны, которая решилась на такую авантюру, да еще переодетой в мужской костюм, – промолвила с легким поклоном леди Кларенс. – Поверьте, ваша мость, я не насмешничаю, я и сама способна на такие приключения, – леди снова засмеялась, хотя ее серые глаза оставались холодными, как горный хрусталь. Пандора подала знак, и для панны Богинской тоже принесли красивую скамеечку, на которую панна сразу же торжественно и уселась, демонстрируя привычку к придворному поведению.

– Как вы догадались, я, в отличие от вас, нашла что хотела, – леди показала на сундучок с клейнодами. – Без этих бумаг нашему роду было трудно вести борьбу за наследственные земли и право занимать высокое положение. Возможно, самое высокое в государстве.

Глаза Пандоры зловеще сверкнули.

– Проклятый доктор Ди! Вы знаете, как королева Бесс, Елизавета, его одаривала, доверяла ему. А он в конце ее жизни совсем развратился. Занялся черной магией. Связался с Келли, у которого за подделку монет были обрезаны уши. Да за одну аферу с несчастным польским графом Лестерским, которого они вдрызг обобрали, Ди стоило посадить в Тауэр! Король Джеймс так вообще прогнал мошенника. Но Ди, было время, находился очень близко от трона. Ему доверяли на сохранение важные документы. По крайней мере те, что касались происхождения моего прадеда. Да, прадед был королевского рода.

– Вы имеете в виду сына лорда Дадли и королевы? – уточнила панна Богинская. Леди скривилась.

– Давайте не называть имен! Все держалось в такой тайне, что она до сих пор может убить. Мой прапрадед имел влияние на королеву и всячески уговаривал ее прогнать мошенника Ди и не верить его предсказаниям. Наконец доктор попал в опалу. Его выгнали из Кембриджа. После смерти королевы доктор Ди решил отомстить. И документы, которыми мои предки могли подтвердить высокое происхождение, исчезли.

Совершенные черты Пандоры выразили легкое презрение.

– Поступок этого поганого доктора лишил наш род надежды на трон. Из завещания доктора Ди стало понятно, что клейноды, заверенные королевой Елизаветой, где-то припрятаны. Говорили, что доктор доверил ключ к своим сокровищам восковой кукле. Но прадед жил в Германии, вынужденный скрываться от врагов, боявшихся, что он вступит в борьбу за власть. Когда он смог вернуться в Англию, чтобы отыскать восковую куклу, – кстати, сделанную в виде самого доктора, – ее уже не существовало. При короле Джеймсе монахи сожгли ее как дьявольскую вещь, и по-своему были правы. А дальше – случай. – Пандора коротко вздохнула, расправила складочку на юбке, будто не было ничего более важного, нежели эта складочка, тронула шляпу – прислуга тут же поднесла пани круглое зеркало в золотой оправе, которому Пандора ласково улыбнулась, и продолжила речь, любуясь собой. – Я, знаете, мало жила в Англии. У нас замки в Германии, Швейцарии. Когда в Швейцарии пошла мода на восковых кукол, отец хотел заказать такую у известного мастера Вокансона. В виде меня – все с детства восхищались моей красотой. – Леди произнесла это безо всякого кокетства, просто как факт, снова улыбнулась зеркалу и наконец отвела от него взгляд. – Это было забавно. С меня снимали маски, обмеряли. Мастер и рассказал, что к нему обратились от литвинского князя. как его. Эрдивилла. Попросили построить автомат на основе древнего механизма. Как только прозвучало имя доктора Ди, мой отец сразу понял, что это шанс! Предложил Вокансону использовать для куклы с механизмом доктора Ди мой образ. Мастер работал три года, пока я, восковая, не начала рисовать свой рисунок.

– Тогда ваш отец заплатил, чтобы мастер убрал из механизма важную детальку, и рисунок больше ни для кого не появлялся. Чтобы автомат при наладке мог начертать только что-то неопределенное, – продолжил Лёдник.

– А зачем делиться тайной? – усмехнулась Пандора. – Отец готов был и сам выкупить автомат – только Вокансон страшно упрямый и дерзкий. Ах, слово чести, репутация мастера, должен выполнить заказ клиента – даже под страхом смерти. Отец удовлетворился тем, что рисунок был у нас, а автомат испорчен. Где находится сокровище, догадаться было легко: дом, прозванный «Огонь и железо», построен над подвалами, где когда-то действовала тайная лаборатория доктора Ди и происходили сборища адептов-чернокнижников. Отец сразу выкупил это здание. Поверьте, обыскали его основательно. Но никаких хранилищ открыть не удалось. Отец подумывал разобрать все по камешку. Но начались очередные политические злоключения, мы съехали. Отец умер. И я возвратилась сюда только недавно. В тайное хранилище в этом доме, признаться, я больше не верила. Если бы оно существовало, давно бы отыскали. Кто же знал, что в далекой стране найдется доктор, который починит автомат, расшифрует рисунок. И появится лично, чтобы забрать сокровище.

Леди Кларенс бросила снисходительный взгляд на Лёдника и снова обратилась к Богинской.

– Я отдала дом квакерам, так как он пользовался такой дурной славой, что могли поджечь. А так – святые люди, молятся днем и ночью. Но и они начали нести чушь о каких-то привидениях, доктора Ди, Уриэля. И я решила хижину эту продать.

– А почему вы искали здесь клейноды? – поинтересовалась панна Богинская. – Его мость пан Героним Радзивилл мечтал об огненном мече. Да и наш доктор пришел к тому же выводу.

Пандора иронично хмыкнула.

– Для нас здесь не было загадки. Огонь – символ нашего родового герба. Железо – присутствует в гербе наших политических противников в виде меча. Победа огня над железом – это подтверждение нашей королевской крови!

– Подождите, – вылез Прантиш, – но огненный меч существовал! Разрезанные латы!

– А об этом давайте спросим доктора.

Лёдник мрачно поклонился слушателям и заговорил назидательно, как на лекции.

– Судя по тому, что мне сейчас удалось прочитать в тетради доктора Ди, здесь присутствуют даже два огненных меча. Или устройства, кои усиливают и преломляют световой луч. Конструкция, что так понравилась пану Агалинскому, – макет прибора, в коем солнечный луч проходит через систему зеркал и может поджечь, ну, скажем, парус корабля. В хорошую солнечную погоду. Такое совершал в свое время Архимед. Правда, делать это устройство нужно футов семь высотой, но железо резать все равно не сможет. Зато в тетради нарисована схема, как, используя зеркальные щиты и скрытые камеры, подменять в этом приборе на глазах пораженной публики целые предметы заранее рассеченными. Психологическое воздействие может быть большим.

– А череп? – вскрикнула разочарованная панна Богинская.

– А череп, ваша мость, прообраз этой машины. Думаю, доктору Ди привезли его из Америки, – пан Гервасий сразу бросил на череп заинтересованный взгляд. – Доктор Ди изучил его свойства и захотел использовать принцип. Положите его на ровную поверхность.

Полонейка поставила понравившийся раритет на ящик для фокусов. Лёдник заглянул в тетрадь, сверился с нарисованной там схемой и аккуратно поднес зажженный фонарь к хрустальному «лицу»: тут же глаза черепа ярко запылали отраженным огнем, будто из них вырвались два луча. Это было так впечатляюще, что Полонейка ойкнула, и даже леди Кларенс вздрогнула, а потом лениво похлопала в ладоши.

– Браво, профессор, доктор Ди имеет стоящего наследника. Можете забрать все эти вещи. Вы же купили их вместе с домом, – усмехнулась. – Мне, кстати, очень интересно было наблюдать, как вы добываете деньги. Этот ваш, доктор, друг из королевского научного общества, к которому мои люди наведались после вашего визита, рассказал о шарлатане и богохульнике профессоре Лёднике много интересного. А назавтра я сама понаблюдала за вашим выступлением в моем любимом бойцовском клубе. Мне сообщили, что вы послали заявку на участие. Я была в ложе в белой шляпе, под маской. Получила удовольствие, – леди Кларенс приласкала собачку, которую ей снова поднесли по ее знаку, и осмотрела Лёдника как-то очень недобро, оценивая, как будто собиралась приобрести новый предмет мебели и прикидывала, в какую комнату его лучше поставить. – Кстати, я попросила своего друга, лорда Кавендиша, проводить вас домой. Иначе, боюсь, мы бы сегодня не разговаривали.

Полонейка вежливо поклонилась.

– Благодарим, ваша мость. Но его мость лорд Кавендиш как-то странно себя вел: как только я спросила о вашей персоне, высадил нас из кареты.

Пандора откинула голову и засмеялась, как с горы съезжая.

– Вот как, а я думаю, почему он сегодня на записку не ответил, – равнодушно сбросила с колен собачку, которая обиженно взвизгнула. – Лорд милый, но немного надоедливый. Почему-то придумал, что он в меня влюблен. Мой муж из-за этого над ним все время подшучивает. Мне пришлось заверить сэра Джона Кавендиша, что я с четырьмя чужестранцами лично не знакома. Что дело чисто политическое. А тут оказывается, что вы мной интересуетесь. Что ж, придется наказать его светлость за такую смешную ревность.

Прантиш смотрел, как двигаются совершенно очерченные губы Пандоры, как она манерно растягивает слова, и ему казалось, что это говорит автомат. Теперь было видно сходство – не внешнее, а внутреннее – леди Кларенс и лорда Кавендиша. Эдакое безразличие к жизни и смерти – и чужим, и собственным, уверенность, что каждый каприз должен удовлетворяться. Жестокость ребенка, который надувает через соломинку лягушку, обрывает крылышки мухам и просто не в состоянии осмыслить чужую боль.

– Ну, время идти. Ах, эта политическая борьба отнимает так много сил! – леди с помощью прислуги встала, снова поправила шляпу. – Я хочу придумать особенный галстук для вигов. Элегантный и немного с вызовом.

Панна Богинская отвесила прощальный поклон с некоторым смущением – если бы была в платье, присела бы в реверансе. Пан Гервасий чувствовал себя обиженным, так как леди определила каждому свое место. На этот раз княжна Богинская где-то близко по статусу, пан Агалинский – на ступеньку ниже и не стоящий разговоров, Прантиш Вырвич – еще ниже. Паж, держащий шлейф. А Лёдник – так, шут, игрушка.