Текст книги "Выбираю таран"

Автор книги: Людмила Жукова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

Значит, таран? А для этого что нужно? Уравнять скорость с «мессером», подняться над ним – и лучше всего винтом слева или справа, чтобы обломки вражеской машины не задели, ударить по хвосту… Но фашист, будто поняв замысел Бориса, переводит машину на левое крыло и начинает маневрировать: то отвернет, то наберет высоту, то скользнет вниз. Борис, как прилежный ученик, в точности повторяет эти маневры, стараясь, чтобы фашист посчитал, что потерял его. А минуты летят. Только бы хватило горючего! Под крылом уже Зарайск, далеко затащил его фашист и тащит дальше. Ага, перевел машину в горизонтальный полет, устал, видно, да и решил, что оторвался от преследования. Пора! Борис переводит самолет вправо от «мессера»… Сейчас бешено вращающийся винт врежется в хвостовое оперение врага…

«В этот миг кажется, будто кусок льда проглотил – холодеет внутри, – рассказывал Ковзан. – Это, конечно, тот самый страх, который свойствен всему живому. Но мы же люди, мы перебарываем его в себе! Мне пришлось пройти через этот «холодок» четырежды. Но что интересно: потом, на земле, я обычно мог вспомнить почти весь бой по порядку, словно разум фотографировал каждое мгновение».

…«Ястребок» после удара бросает в сторону, переворачивает вверх шасси (опять «бочка»), и Борис повисает на привязных ремнях головой вниз. На миг помутилось сознание, но он понимает: «Жив!» И машина летит! Она слушается пилота, делает «полубочку» и переходит в горизонтальный полет. Он убирает обороты двигателя, и тряска становится меньше. Правда, на исходе горючее, придется сесть. По карте определил местонахождение – деревня Титово. Сел на поле. К самолету бежали люди, впереди, конечно, мальчишки.

– Ох и здорово вы его, товарищ летчик! – крикнул первый. – А вы не ранены, дядя?

– Не ранен я, не ранен! – ответил Борис. – Только какой я вам дядя? Мне всего девятнадцать.

Тогда, после первого тарана, он сберег свой истребитель и после замены покореженного винта снова взмыл на нем в небо.

…На его счету было уже шесть сбитых самолетов врага, когда при посадке на зимний наст, где-то в Тамбовской области, его выбросило из машины, и в результате он попал в госпиталь в Елец. Там он впервые увидел девушку Надю – в белой накрахмаленной косынке, в белом халате. Она давала лекарства, делала уколы, но лучше всех лекарств лечила ее милая застенчивая улыбка. (Через год Надя станет его женой, а потом матерью двух его сыновей.) Надя и сказала ему о разгроме немцев под Москвой.

«Такая радость охватила, что все кричали «ура!» и целовали друг друга», – вспоминал Борис Иванович.

* * *

…21 февраля 1942 года в 15.00 он полетел на прикрытие шоссе Москва – Ленинград, на участке Валдай – Вышний Волочёк. И через несколько минут подошел к Валдаю: где-то там, внизу, из малого родничка берет начало великая русская река Волга. И сюда, до этого священного места, может дойти враг…

Он снова вышел к шоссе, где-то между Вышним Волочком и Торжком. Внизу двигалась колонна наших войск. Прямо перед собой, на высоте две тысячи метров, увидел трех «юнкерсов». Ринулся на них в атаку – напролом, в лоб, чтобы не успели сбросить бомбы, а вынуждены были отражать его атаку. Вот-вот советский «ястребок», ведя непрерывный огонь, врежется в немецкий клин, и – не выдерживают фашистские асы, отворачивают. Один – влево, другой – вправо. Борис решает атаковать ведущий «юнкере» сзади и снизу, но тот поспешно уходит к Торжку. Борис стреляет по хвосту, стрелок замолкает, но и у Ковзана молчат пулеметы и пушки. Зато хвостовое оперение вражеской машины – вот оно, перед ним! Знакомая ситуация! Удар винтом… «Ястребок» на мгновение замирает, воткнувшись в фюзеляж немецкого самолета, и…

«Мне показалось на миг, что это я сижу в фашистском «юнкерсе»: мурашки по спине от эдакого наваждения! – рассказывал Борис Иванович. – А на самом деле мой самолет врубился винтом в фюзеляж «юнкерса», и винт мой продолжает вращаться, круша машину врага. Тут дело в скорости: не рассчитал я малость, не уравнял, не до того было. Так бы, сцепившись, и летели до земли оба, если бы не удалось мне вырвать свой ястребок из смертельных объятий. Ну, потом мой в штопор свалился, но с этим проще, вывел в горизонтальный полет. А куда садиться? Внизу – Торжок, люди на улицах, ребятишки. Я тяну, чтоб за город перевалить. Удалось, сел на огороде. А в полутора километрах от меня – подбитый «юнкере». Рядом дивизия прославленного Байдукова стояла. Явился туда, доложил, мне машину подремонтировали – и после второго тарана я ее сохранил! И отправился я на новый аэродром – в Крестцы; наш полк перевели на Северо-Западный фронт».

За второй таран младший лейтенант Ковзан был награжден орденом Ленина.

8 июля 1942 года на том же «яке», выдержавшем два таранных удара, Ковзан вылетел в составе группы истребителей на прикрытие бомбардировщиков, наносящих удар по немецкому аэродрому в Демянске, откуда «юн-керсы» летали бомбить Москву и Ленинград.

Задача Ковзана и Манова – отвлечь истребителей врага на себя в случае, если наши бомбардировщики и истребители сопровождения будут замечены фашистами.

Цель была уже близка, когда Ковзан заметил два Me-109, которые устремились к «яку» Манова.

«Выходи из-под удара!» – передает ему по радиосвязи Ковзан и дублирует свой приказ покачиванием крыльев. Но Манов идет по прямой, по-прежнему не замечая врагов.

Надо выручать товарища! Ковзан резко разворачивает свой самолет и открывает заградительный огонь по курсу «мессеров». Ведущий «мессер», а он ближе всех подошел к Манову, взмывает вверх. Ковзан разворачивает «як», но за короткое время, необходимое для разворота, второй «мессер» повторяет маневр Ковзана и отсекает его стеной огня от уходящей группы наших истребителей. Значит, бой.

Один против двух! Над территорией, занятой врагом… Это самое худшее. Какой же выход? Да увести «мессеров» хитрыми маневрами на восток, к своим, а там и драться! Когда-то инструкторы в Одесской авиашколе хвалили его за высший пилотаж. Как же он ему сейчас пригодился! Со стороны можно было подумать, что советский летчик решил продемонстрировать врагам все фигуры высшего пилотажа сразу: «бочки», перевороты, виражи, «мертвую петлю»… А враги не желали быть зрителями, они носились за «артистом», стреляя беспорядочно, неприцельно – «як» никак не желал попадать в их прицел!

А внизу уже станция Любница, внизу теперь – наши!

Маленькая передышка, которую позволяет себе Ков-зан, обрадовавшись, что перехитрил-таки врагов, чуть не становится роковой – пули «мессера» настигают его машину. Пробиты водяная и масляная системы, температура воды – 120 градусов, давление масла упало, в кабине пар, дым. «Як» валится на крыло. На все про все – и на решение, и на бой, и на победу (а он никогда не сомневался в победе!) остается две-три минуты. Что он успеет сделать?

Один «мессер», заметив, что советский истребитель задымился, теперь безбоязненно идет в лобовую атаку, второй заходит в хвост. Остается одно – ударить крылом по крылу того, что идет в лоб. Но такой таран – немалый риск для жизни… Борис отчаянно несется навстречу жизни или смерти, чуть скользит вниз, будто хочет проскочить под самолетом врага, а, подойдя ближе, резко направляет машину на «мессер»… Удар по суммарной скорости получился даже для бывалого таранщика необыкновенно сильным.

«Перед глазами – красные, черные, белые точки, ничего не помню… – рассказывал Борис Иванович. – На этот раз впервые потерял сознание надолго».

Первое, что заметил, придя в себя, – его «ястребок» мчится к земле. Все силы напряг – перевел его в планирование. И тут заглох мотор. Тишина… В небе удаляется точка второго «мессера» – теперь его летчик расскажет «непобедимым» асам Гитлера о таране! Пусть боятся!

Но отчаянную лобовую атаку видели и наши войска – к приземлившемуся самолету Ковзана с шоссе мчится грузовик с солдатами.

И третью таранную сшибку выдержал его стальной крылатый друг! Но после перенесенных испытаний пришлось его наконец заменить.

Борис впервые за два года войны выспался в нормальной постели – в гостинице Торжка. А потом летчика-героя завезли в редакцию газеты, где дотошно расспрашивали его о трех таранах Михаил Матусовский и Сергей Михалков, тогда молодые военные корреспонденты.

Из вечерней сводки Совинформбюро от 11 июля 1942 года страна узнала: «Летчик Борис Ковзан встретил в воздухе двух немецких истребителей «Мессершмитт-109» и вступил с ними в бой. Плоскостью своей машины Ковзан таранил один немецкий самолет. Другой истребитель противника не принял бой и скрылся. Это был третий успешный таран отважного летчика».

* * *

О выдающемся летчике Ковзане писали газеты, журналы. А его бой с тринадцатью вражескими самолетами уже тогда, в годы войны, тщательно разбирался на занятиях с молодыми летчиками-истребителями.

Он не был суеверным, и занимало его в начале боя не роковое число – чертова дюжина, а тактика боя с семеркой «юнкерсов» и шестеркой «мессеров». Пришлось покрутить карусель! То он атаковал бомбовозы, отсекая «мессеров» огнем, то «мессеры» – его, а он продолжал вертеть карусель, из-за которой враги не успевали прицелиться, не могли понять, где он будет в следующий миг. И все-таки когда он ловко ушел от «мессера», зашедшего ему в хвост, сделав «полубочку» и зависнув вниз головой, второй «мессер» пошел в лобовую атаку, и пришлось вести огонь в этом довольно неудобном положении. И ведь сбил он врага!

Теперь – за ведущим бомбовозом, атаковать, сбить с курса. «Юнкере», поняв, что его ждет поединок, сбрасывает бомбы (а внизу – глухие леса) и поворачивает на запад. Наши зенитки мощным огнем отсекают самолеты врага от «яка» Ковзана, на помощь взлетают друзья, и фашисты разворачиваются на запад, не выполнив задания.

Сорок пять минут длился бой одного советского летчика с тринадцатью фашистскими асами! Но самое поразительное – истребитель Ковзана не получил ни одной пробоины!

Вот тебе и роковое число 13! Для врагов – роковое, не летайте чертовой дюжиной!

«На войне нельзя быть суеверным, – подтверждает Борис Иванович. – Хотя был у меня странный случай… Как раз перед четвертым тараном. И кстати, было это 13 августа! Я о нем как-то по своим партийным убеждениям забываю и никому не рассказывал до сих пор… Прямо мистика какая-то случилась!

Ну, раз четвертый таран был 13 августа, то, значит, накануне, 12-го вечером, у нас в полку давали концерт артисты. Женщины в длинных шикарных платьях, в туфлях на каблуках. Но мне предстояло лететь ни свет ни заря, потому пошел я в землянку и завалился спать. А летчиков тогда, на всякий случай, бойцы охраняли.

И вдруг будит меня красавица – в белом облачении, вроде как со светящейся короной на голове и (почему-то помню!) – в странной обуви с ремешками крест-накрест. Будит и говорит: «Пойдем со мной!» А я тогда девчонок чурался. Застеснялся. Отвечаю: «Не могу. В полет мне скоро». Она – настойчиво: «Пойдем со мной!» Я уже в крик: «Да отстань ты! Сказал же – нельзя мне!»

Тут расталкивает меня боец и спрашивает:

– Товарищ старший лейтенант! Я не понял, что вы мне кричите?

– А где красотка, что меня звала? – спрашиваю.

– Да не было здесь никого! Потаращил я глаза и снова спать.

А она тут как тут, грозно так приказывает: «Пойдем со мной!» Я в сердцах отвечаю: «Сказал же, что не могу!» «Пойдем!» – командует. Тут я разозлился и, каюсь, выкрикнул: «Да пошла ты!..»

Она ка-ак двинет меня в правый глаз! Я от страшной боли и проснулся, бойца опять спрашиваю:

– Где эта девка?

– Да не было никого! На кого кричали-то? Плюнул я, решил на стоянку к самолету пойти. А там

мой авиатехник готовит машину, спрашивает:

– Чего, командир, рано встал?

Ну, я пересказываю странный сон, а он:

– Откажись-ка, командир, от задания. Плохой это сон и, может, вещий.

А тут еще наш полковой любимец Дутик крутится вокруг меня, лает тревожно, за галифе от машины оттаскивает. А Дутик всеми уважаемый пес был. Однажды, когда мы гуртом галдели-гоготали на летном поле, стал оттаскивать то одного, то другого в сторону. Мы решили – что-то показать хочет, пошли за ним. А на то место, где мы только что стояли, снаряд упал… Воронка такая была, что никого бы из нас не осталось. С тех пор мы на ошейник Дутику немало Железных крестов с пленных фрицев навешали и с собой при перебазировании возили.

– Вот и Дутик не зря нервничает, – продолжает техник. – Откажись, командир!

Ну, куда там! Я ж упертый! Полетел.

Сейчас думаю: что это было? Ангел-хранитель предупреждал, Богородица или сама смертушка за мной приходила, да помиловала, пожалела молодого дуралея?»

…До этого сна-видения Ковзану не раз приходилось проскакивать на волосок от смерти. Садился на поврежденной машине, чудом державшейся в воздухе. Выбрасывался на парашюте с падавшего самолета на лед озера Ильмень и потом пробирался по заснеженным болотам и лесам в часть, а последние метры до наших окопов пробежал, не зная о том, по минному полю… Узнав, впервые оцепенел от ужаса.

В тот день, 13 августа 1942 года, он, силой воли вытряхнув из памяти непонятный сон и предупреждение верного Дутика, упрямо поднялся в небо.

В районе Старой Руссы на его «як» на высоте семь тысяч метров напали пять Ме-109Ф. Основное отличие этого «Ф» от первоначального варианта – более совершенные аэродинамические формы, мощный мотор и усиленное вооружение.

«Як» Ковзана уже горел, выбрасывая черные клубы дыма, но никак не желал падать, а четыре «мессера» – по два справа и слева – сопровождали его, казалось бы, в последнем полете. Задыхаясь от дыма, Ковзан сорвал стеклянный фонарь машины. Резкая боль пронзила правый глаз. Пятый «мессер», решив добить горящий «ястребок», пошел в лобовую атаку, поливая огнем пулеметов, заставляя или погибнуть, или свернуть с курса.

Но Ковзан не мог дать торжествовать врагу! Он шел навстречу, готовый столкнуться, но не свернуть! Только за миг до столкновения дрогнул враг – пошел вверх, и пылающий «ястребок» на всей скорости пропорол брюхо вражеской машины.

«Дальше ничего не помню – мрак. Пришел в себя – кубарем лечу с парашютом за спиной. Дернул за кольцо – и опять провал. Пришел в себя только в госпитале, понял, что меня от таранного удара вышвырнуло из машины – хорошо, что я догадался фонарь сорвать, – с удивлением качая головой, вспоминал Борис Иванович. – А уже много позже наш командир рассказал, какие я слова в эфир послал: «Пробита голова. Вытекают мозги. Иду на таран». Самое интересное, я совершенно не помню, что говорил такое. Единственное запечатлелось: провожу крагой по лицу, потому что на миг перестал видеть, а она – сырая. Вот и решил – мозги вытекают. А это глаз… Тот самый, правый, в который та дева с нимбом светящимся меня ударила».

…А внизу его уже ждали пехотинцы, свидетели его четвертого тарана. Весь фронт знал имя отважного таранщика, и представлялся он богатырем с саженными плечами, а тут вытащили из трясины небольшого паренька с юным курносым лицом, обгорелого, в копоти, без сознания. У него были переломы рук и ног, треснула челюсть, в крови правый глаз. Фронтовые хирурги сделали все возможное и переправили его в Москву.

В московском госпитале врач, осмотрев его правый глаз, сказал с печалью:

– Должен вас огорчить, молодой человек. Тонкий осколок стекла прошел в глазное яблоко… Придется поставить искусственный.

«Отлетался, сокол», – услышал Борис чьи-то жалостливые слова.

– Это мы еще посмотрим, – пробормотал он. – Моего упрямства на сотню других хватит.

Но, честно говоря, он впервые растерялся.

Борис получил в Кремле из рук Михаила Ивановича Калинина орден Красного Знамени, побродил по Москве в раздумье, что делать. Решил сам явиться в полк.

Но в полку, как ни радовались его возвращению, допустить к полетам не могли. И он опять отправился в Москву. Не считал он тогда, сколько раз пришлось ему обивать порог отдела кадров ВВС, пока не дрогнули сердца кадровиков – дали разрешение пройти медкомиссию.

Попал он к знаменитому Александру Васильевичу Вишневскому, директору Института экспериментальной медицины.

– Да, левый глаз у вас, на ваше счастье, – задумчиво сказал Вишневский, – очень хороший, так что до глубокой старости без очков обойдетесь. А что остальные врачи?

– Допускают без ограничений! – бодро ответил Борис и поглядел, как мог умоляюще, на хирурга.

В итоге – строчки решения медкомиссии, от которых заликовала душа: «Учтя горячее стремление Б. И. Ковза-на на фронт, в индивидуальном порядке признать годным к летной работе без ограничений».

Не скоро, но было ему разрешено летать на истребителе Як-1, но только новеньком. Ковзан, переведенный, подальше от войны, в войска противовоздушной обороны Саратова, получил задание сбить фашистского разведчика, несколько раз безнаказанно уходившего от зенитного огня.

16 июля 1943 года в 10 часов 30 минут по сигналу боевой тревоги, извещавшей, что фашистский Ю-88 вновь появился над Саратовом, Ковзан поднялся в воздух.

Он встретил «юнкере» на высоте шесть тысяч метров и пошел было в атаку, но фашистский самолет был снабжен новым оружием – маленькими бомбами на парашютиках: бомбы взрываются тут же, на высоте, и поражают цель в радиусе до двухсот метров. Пришлось идти за врагом, поливая его огнем из двух пулеметов с большого расстояния. Попал! Фашистские разведчики выбросились с парашютами и были взяты в плен.

…Пожалуй, никогда не было такого радостного голоса у Ковзана за всю войну, как в этот день: «Передаю! Сбил самолет противника в районе Ключи!»

На земле его ждали два других радостных известия. Первое – Надя родила сына и предложила назвать в честь отца Борисом; второе – старшему лейтенанту Ковзану присваивалось очередное звание «капитан».

А вскоре, 24 августа 1943 года, Указом Президиума Верховного Совета СССР Б. И. Ковзану за героизм и мужество в боях с немецко-фашистскими захватчиками было присвоено звание Героя Советского Союза.

…После Великой Отечественной войны Б. И. Ковзан закончил Военно-воздушную академию, занимал командные должности. А когда демобилизовался и решал, чему посвятить свои нерастраченные силы, вспомнил, с чего начинался его путь в небо, и возглавил в Рязани аэроклуб.

У него была хорошая семья, любящая и, как он всегда считал, любимая жена, его гордость – сыновья, летчики гражданской авиации.

Но уж такой неуемный был нрав у героя четырех таранов, что решился он изменить свою сложившуюся судьбу и уехал в Минск, где его второй женой стала Лариса Георгиевна Шипуля, друг детства, журналистка, написавшая по его рассказам книгу «Четыре тарана в небе».

«ХЛОБЫСТНУТЬ ПО ВРАГУ, КАК ХЛОБЫСТОВ!»

Предыстория подвига

О сражениях в Заполярье в воспоминаниях как советских, так и германских военачальников упоминается мало. Это понятно – здесь не было крупномасштабных сухопутных сражений, подобных Сталинградской битве. Но здесь и не прорвались немецко-фашистские и финские войска к обозначенной в плане «Барбаросса» линии Архангельск – Астрахань! Мощное наступление армии противника «Норвегия», начатое 29 июня 1941 года по всем направлениям – мурманскому, Кандалакшскому, ухтинскому, кестеньгскому и редольскому, захлебнулось, благодаря стойкому сопротивлению советских войск, как и наступление финской армии 10 июля на петрозаводском и олонецком направлениях. На поддержку боевых действий сухопутных войск были брошены все скромные силы советской авиации, которая испытывала острую нехватку бомбардировщиков и штурмовиков, – их заменили истребители. С разведки они переключались на штурмовые удары, со штурмовки – на отражение налета фашистских бомбардировщиков, сопровождаемых истребителями. Пресечено было и наступление финских войск в сентябре – октябре 1941 года на мурманском и Кандалакшском направлениях. С той поры противник на самом северном участке фронта вынужден был перейти к стратегической обороне, которая продолжалась до сентября 1944 года, когда Финляндия запросила мира и заявила о разрыве отношений с фашистской Германией, а советские войска тем временем освобождали Прибалтику, не зная, что спустя десятилетия, не фашистов, уничтоживших здесь десятки тысяч людей, а их, освободителей, новая власть назовет оккупантами…

Все четыре года Великой Отечественной ни на день не прекращалась в Заполярье упорная борьба в воздухе, сотни самолетов противника поднимались в небо даже в долгую темную полярную ночь, при жгучем морозе и яростных ветрах.

Гитлеровцы перевозили морским путем вдоль побережья Норвегии железную руду, никель, лес и другое сырье из захваченных Швеции и Норвегии, из союзной им Финляндии – для производства своей боевой техники и для военного строительства. Перед нашими моряками и летчиками стояла боевая задача – топить эти грузовые суда.

Но этим же морским путем, но в обратном направлении, уже с 1941 года потянулись в СССР морские конвои из Англии с грузами для наших войск: порохом, бензином, автотранспортом, танками, самолетами, продовольствием – к незамерзающему порту Мурманск. Их стремились разбомбить фашистские люфтваффе. Но их же спасали от бомбежек и штурмовок врага советские ВВС. В ожесточенных воздушных боях, бывало, участвовало до сотни самолетов с той и другой стороны.

Не будет преувеличением сказать, что этот самый северный «тихий» участок огромной линии фронта влиял на весь ход великой войны.

Защищая бесценные грузы, летчики Заполярья нередко вынуждены были сбивать бомбардировщики и истребители сопровождения таранами, причем на самолетах союзников, о чем в советской военной и послевоенной печати умалчивалось. Причину недомолвок называет и объясняет ее некоторую обоснованность английский историк авиации Роберт Джексон в книге «Красные соколы»:

«В многочисленных статьях и книгах, вышедших после войны на Западе, утверждается, что эти союзнические поставки самолетов помогли русским в 1942 году переломить ход войны в воздухе. Но эти утверждения абсолютно лживы! Многие из самолетов, поставлявшихся Советскому Союзу, значительно уступали военной авиационной технике, которая стала выпускаться в массовом количестве советскими авиазаводами. Это относится, безусловно, к таким самолетам, как «харрикейн» и «томагавк».

Истребители Белл Р-39 «эркобра» и Р-63 «кингкобра» появлялись главным образом потому, что не отвечали оперативным требованиям американских ВВС, хотя русские летчики отзывались об этих самолетах с похвалой».

На «аэрокобре», как у нас называли Р-39, летали одно время прославленные полки Покрышкина и Лавриненко-ва на юго-западных участках фронта и полки Северного и Карельского фронтов.

«Таран был не жестом отчаяния, а хладнокровно продуманным приемом боя, требовавшим высочайшего мастерства и стальных нервов», – это свое утверждение английский историк Р. Джексон иллюстрирует подвигом «лейтенанта Хлобыстова, который в одном вылете успешно таранил два самолета противника»…

Но на каком типе самолета таранил врага герой, долго умалчивалось.

А вот как относились к русскому тарану летчики противной стороны, иллюстрирует письмо финского летчика сыну-призывнику, попавшее в руки наших бойцов в почте сбитого самолета связи.

Финский летчик с истребителя «брустер» описывает сыну бой, в котором советский летчик (как выяснилось – Николай Репнин) лобовым тараном сбил ведущего группы бомбардировщиков, сорвав бомбовый удар по нашим войскам:

«Бой шел между несчастным (!) немецким летчиком и кровожадным (!) большевистским пилотом-фанатиком, добровольно обрекшим себя на смерть. Я вспомнил этот потрясающий, но ненужный героизм русского фанатика потому, что сейчас наши летчики, поступая благоразумно, уклоняются от лобовых атак коммунистов.

Обо мне, мой сын, не беспокойся! Удар в лоб, таран, самопожертвование – такая форма боя неприемлема для нас».

ХЛОБЫСТОВ АЛЕКСЕЙ СТЕПАНОВИЧ (1918–1943)

Лейтенант, командир звена 147-го (позже переименован в 20-й гвардейский) истребительного авиаполка, Карельский фронт.

8 апреля 1942 года в бою восьми наших истребителей против 28 самолетов врага на глазах Хлобыстова погиб, совершив таран, командир эскадрильи А. Поздняков. Расстреляв боезапас, Алексей повторил подвиг командира, сбив двух «мессеров» крылом своего «томагавка». Сел на поврежденном самолете.

14 мая 1942 года, раненный, на своем горящем «томагавке» таранил «юнкере». Приземлился на парашюте.

Награды: Золотая Звезда Героя Советского Союза, орден Ленина, два ордена Красного Знамени.

Алексей Хлобыстов с детства знал о бойцовском смысле своей фамилии. Про его прадеда, известного кулачного бойца, в селе Захаровка (Елино) на Рязанщине так и говаривали: «А Хлобыстов – хлобысть ему в лоб!»

Правда, на деда-богатыря Алексей был мало похож, в материнскую породу пошел – тонкая ладная фигура, прямой нос, копна каштановых кудрей, голубые глаза. Они со старшей сестрой рано остались сиротами, Алеше тогда едва минуло два года, и оба жили на попечении всего «мира» – сельчан, пока не вернулся с фронтов Гражданской войны израненный отец.

Сиротское полуголодное детство сказалось на его здоровье. В недавно найденной в архиве Минобороны характеристике на летчика Хлобыстова, выпускника Липецких курсов командного состава 1942 года, после слов признания его высокого мастерства: «Летает уверенно, имеет богатый боевой опыт, мастер таранного удара, осмотрителен, ориентируется отлично», видимо по настоянию медиков, добавлено: «При длительных полетах устает»…

Но верно говорят: дух сильнее плоти! И это подтверждал Алексей Хлобыстов каждым вылетом на боевое задание.

Кстати, в этой характеристике зачеркнуты слова «мастер таранного удара», ведь не входил этот рискованный прием «русских фанатиков» в устав советских ВВС. Решение идти на таран принимал сам пилот, это был его выбор: или выйти из боя, если бортовое оружие замолкло, или превратить в оружие свой самолет.

Осенью 1942 года Хлобыстов на истребителе И-153 в небе Ленинграда встретился с вражеским бомбардировщиком «Юнкерс-87». Экипаж бомбардировщика повернул восвояси. Но Алексей, искусно маневрируя и ведя прицельный огонь, повел его к своему аэродрому, принуждая к посадке. И экипаж фашистского бомбовоза предпочел «гибели, но со славой» русский плен.

Командир полка майор Павел Шевелев поздравил тогда лейтенанта Хлобыстова с первой наградой – орденом Красного Знамени.

А вскоре Хлобыстов был награжден вторым орденом Красного Знамени за двадцать успешных штурмовок.

Алексей Хлобыстов гордился тем, что родился 23 февраля 1918 года – в день, вошедший в историю как день рождения Красной Армии.

…23 февраля 1942 года, еще до прославивших его таранов, он отмечал свой 24-й год жизни.

Со смехом рассказывал, как его группа только что отогнала «юнкерсов» и сопровождавших их истребителей, летевших бомбить недавно пришедший в Мурманск морской конвой. Двух стервецов сбили, двух пуганули угрозой лобовых атак. В результате вся шайка-лейка развернулась, сбросила бомбы в море и улепетнула на запад.

Именинник ждал похвалы комэска, а тот, посуровев лицом, отчитал вдруг своего заместителя и друга: «Хлобыстов стал держать себя самоуверенно. Налицо все признаки известной болезни – головокружения от успехов. А смелость должна быть не безрассудной, а расчетливой, грамотной, хладнокровной».

– Любишь ты поучать, командир, – примирительно укорил Хлобыстов.

– Так из меня, может, и неплохой учитель получился бы, если б не война проклятая, – вздохнув и успокоившись, ответил Поздняков. – Но выводы, Алеша, все же сделай.

С 7 марта 1942 года полк был переименован в 20-й гвардейский, отметили это событие бурно и весело, за общим столом, под бодрые тосты. По молодости лет гвардейцы после первых побед начинали верить в свою неуязвимость. Это – опасный синдром на войне, когда каждый миг ее может стать последним. Об этом и напомнил суровый комэска. Тем более что летали они в условиях полярной ночи, над тундрой, продуваемой свирепыми ветрами с Баренцева моря.

Но к середине апреля полярная ночь пошла на убыль. В Мурманском порту ждали подхода большого конвоя из Англии с грузом по ленд-лизу. Не только с боевой техникой, но и с необходимыми фронту и тылу продуктами – тушенкой, сгущенкой, шоколадом, галетами…

Ждали конвой и враги. Они уже оставили практику летать на бомбежки порта и подходов к нему малыми группами, как делали это над молниеносно побежденной Европой. Шли армадами в десятки самолетов.

* * *

8 апреля 1942 года группа Алексея Позднякова из шести истребителей, четыре из которых вели новички Фадеев, Семенов, Юшин, Бычков, встретила пятнадцать бомбардировщиков «Юнкерс-87» под прикрытием пяти «Мессершмиттов-109», идущих курсом на Мурманск.

Удача наших истребителей, что шли они со стороны солнца, которое слепило глаза фашистам.

Поздняков решил использовать фактор внезапности: атаковать бомбардировщики с их смертоносным грузом на встречном курсе, в лоб, пока не подошли «мессеры».

В первой же стремительной атаке один «юнкере» задымил и кувыркнулся вниз. Но четырнадцать бомбардировщиков, огрызаясь огнем, продолжали держать курс к порту, а догнавшие их «мессеры» завертели вокруг них виражи. И вдруг из серой мглы облаков вышли еще восемь «мессеров»! Атаки наших истребителей следовали одна за другой.

В круговерти боя Хлобыстов хладнокровно выбрал цель – тяжелый двухмоторный Me-110. Впереди – сопка, уйдя за которую, враг может спрятаться от огня Алексея. Очередь, еще очередь – необходимо сбить врага до подхода к сопке. Но замолкают пулеметы, почему – разбираться некогда, успех поединка решают мгновения.

Хлобыстов, как он потом рассказывал друзьям, рассчитал расстояние до «сантиметра» и рубанул по хвосту врага правым крылом «томагавка». Тряхнуло так, что на миг отключилось сознание, поплыли перед глазами радужные круги, но он – жив! И тянет, хоть и кряхтит, мотор «томагавка». Молодец, американец, выдержал русский таран! Значит, продолжим бой. Где молодняк? Ага, вокруг них кружат «мессеры», надо поспешить на выручку. Но опасность, грозящую его молодым летчикам, понял и комэска. Он разворачивается, идет в лоб на головной истребитель врага. Тот пытается увернуться, но Поздняков меняет угол атаки и снова идет в лоб.

От ужаса за командира Хлобыстов непроизвольно зажмурил глаза, а когда открыл их – видит, как, врезавшись друг в друга, машины несутся к земле… Он еще миг смотрит, не выбросится ли комэска с парашютом. Нет… При лобовом таране остаться в живых – чудо…

Но два отчаянных таранных удара за несколько минут боя привели фашистов в замешательство. Они перестали стрелять, видимо вели радиопереговоры друг с другом.

Надо воспользоваться психологическим шоком противника. Хлобыстов кричит в микрофон: «Принимаю команду на себя! Иду в атаку! Прикройте!» И ведет свой «томагавк» с поврежденным крылом и замолкшим бортовым оружием навстречу паре «мессеров», угрожая, по примеру комэска, лобовой атакой, в жуткой реальности которой только что убедились враги.