Текст книги "Часовые любви"

Автор книги: Людмила Леонидова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава третья

В Западном Берлине люди, конечно же, были одеты хорошо. Но вовсе не так, как себе представляла Маша. В ее воображении по улицам должны были ходить дамы в длинных роскошных платьях, подметать асфальт хвостами чернобурых горжеток, выходя из роскошных лимузинов. Она помнила это по книгам и старым довоенным фильмам.

Людвиг посмеялся над ее разыгравшимся воображением.

Сам город потряс Машу настолько, что в первые дни она просто замирала от увиденного и, потеряв прежнюю разговорчивость, ушла в себя. Знаменитая улица развлечений Курфюрстендамм со своей столетней историей, символ процветающего Запада, с ночной жизнью, богатством и роскошью, соперничающая со знаменитыми Елисейскими полями в Париже, как объяснил ей Людвиг, поразила девушку. А в самом высоком здании – торговом центре «Европа», – где они поднялись на двадцатый этаж, Маша замерла от восторга, созерцая весь город как на ладони. На боковых улочках, прилегающих к центральной, – сверкающие вывески баров, ресторанов. Парки и озера, которых оказалось великое множество, выглядели с высоты крошечными, игрушечными.

Стараясь, как можно больше запомнить во время прогулок с Людвигом, она из всех сил глазела по сторонам. Стекло, бетон, высоченные здания, яркие витрины магазинов, обилие и разнообразие товаров, шикарные автомобили, мягко скользящие по чистому асфальту, и она сама, несущаяся в одном из них! Такое можно было увидеть разве что в кино. Про еду и говорить нечего! Множество красочных упаковок ошеломляло не избалованную разносолами русскую девушку. И никаких очередей!

Темнокожий уличный продавец, поймавший взгляд Маши, подарил ей банан.

– Пробуйте, – предложил он.

Маша обернулась на Людвига.

– Мы едем на ужин, – удивился непонятливый немец.

– Всего один… – не смогла удержаться от соблазна девушка.

– Выбирай сколько хочешь, – пожал он плечами.

Наслаждаясь изобилием, Маша объедалась фруктами, которых зимой в Москве не найти.

Она поражала немца своим безудержным умением радоваться всему: вкусной еде, красивой одежде в магазинах, глянцевым журналам, стильно обставленному офису бизнесмена. Бурный восторг вызывала сытая и веселая жизнь.

Людвигу нравилось за ней наблюдать.

– Все, что здесь выставлено на витрине, есть в продаже? – облизывая на ветру трубочку с мороженым, закусывая апельсином и одновременно пожирая взглядом заурядные туфельки, наивно интересовалась она.

– И даже более того, – смеялся Людвиг. – Все, что есть в наличии, выставить невозможно.

– А у нас наоборот. Мы привыкли только смотреть на витрины и даже не спрашиваем, есть или нет.

– Я знаю, – сочувствовал Людвиг. – Здесь ты можешь купить все, что нравится. И я готов тебе делать подарки. Я готов, понимаешь? – Притягивая за воротник смеющуюся физиономию, Людвиг целовал ее прямо на улице. Она озиралась. – Пойдем, я тебе покажу кое-что еще. – На Виттенбергерплатц он насильно попытался затолкать ее в один из изысканных магазинов с названием «КаДеВе».

– Нет-нет, мне ничего не нужно, – вспоминая наставления шефа и обязательство, портившее ей пребывание за границей, пугалась Маша.

– Как не нужно? Давай тебе купим что-нибудь вместо твоего пальто? Только посмотри, сколько всего здесь!

– Зачем мне пальто? У меня это еще хорошее.

– Да, но уже не новое, – деликатно напоминал немец, показывая на витрину, против которой не могла бы устоять ни одна женщина.

– Еще поносится, – озабоченная материальными проблемами, как взрослая женщина, повторяла она слова мамы.

Конечно, полушубок с капюшоном из заячьего пушистого меха, что выставлен на витрине, хотелось очень. Но еще больше хотелось длиннополую шубку из норки. Она видела точно такую у одной фирмачки во время выставки. Та небрежно сбросила ее с себя, придя с улицы, прямо на офисный стол. Маша вспоминала, как замерли от зависти русские девчонки, пожирая глазами мех. Потому что даже дотронуться до такого… не хватало смелости!

– Может, заячий полушубок купим, – уговаривал ее Людвиг, глядя, как Маша ходит вокруг него. – Я тебе подарю. – Маша пугалась. – Он ведь совсем не дорогой! – огорчался Людвиг.

Однако Маша сопротивлялась, как могла. Не понимал немец ее проблем. А если, кто из своих обратит внимание на ее заячий полушубок? Точно донесут. В Москве потом замучают: где, да за что такое привалило!

И так Людвиг уговорил ее по-тихому пожить у себя, объяснив всем, что для нее пришлось снять номер в другом отеле.

– Всем места не хватило, – объяснил он руководителю делегации.

Привыкших к недостатку всего русских это не удивило. Проблемы и у капиталистов есть, что поделаешь!

– Если не понравится, всегда сможешь вернуться в отель, – уговаривал он Машу и при этом смотрел на нее такими ласковыми глазами, так нежно целовал глаза, шею, пальцы, что Маша не могла устоять. – Номер для тебя действительно оплачен, – обрадовавшись, что Маша согласилась, уверял немец. – Но у меня тебе будет удобнее. Большой дом, комната для гостей, все в твоем распоряжении.

Первую ночь Маша не могла сомкнуть глаз. Даже не отвечала на ласки немца.

– Ты меня разочаровываешь, – в шутку говорил он. – Что с тобой? Тебе у меня плохо? Или что-то не так? – Он притягивал ее к себе, ласково обнимая, шептал: – Полюби меня, как тогда в Москве? Что с тобой? – настойчиво спрашивал он.

– Мне тут тревожно, – честно признавалась она ему. – Там у меня свой дом, понимаешь, все привычно, а здесь…

– Вот-вот, я хочу знать, чего тебе здесь не хватает для полного счастья, только скажи? – допытывался он.

– У меня тут так много всего… – Маша показывала указательным пальцем на свою распухшую от мыслей голову, – столько всего неожиданного.

Проблемы с покупкой магнитофона не давала покоя.

Людвиг, не догадываясь ни о чем, улыбался. Он делал все, чтобы расшевелить ее, пытался вернуть ту беззаботную, веселую Машу, которая так страстно отдавалась ему в Москве.

– Может быть, у тебя денежные проблемы? – мучился он в догадках.

– Нет-нет, – пугалась она.

Ей не хотелось посвящать его в свои тайны.

– Я дам тебе денег, сколько нужно, – чувствуя что-то, напирал он. – Только скажи!

– Мне всего достаточно, – уверяла его Маша.

К ужасу Маши, складывающей по копеечке немецкие марки, часть из них все же пришлось потратить на себя.

– Моя мама приглашает нас на обед, – как-то заявил Людвиг.

– Всех? – удивилась Маша.

– Ты имеешь в виду всю вашу делегацию? – рассмеялся Людвиг. – Нет, только нас вдвоем. Я столько о тебе рассказывал. Она желает посмотреть на удивительную русскую девушку, которая так отлично говорит на нашем языке.

Он, конечно же, лукавил. Намерения у немца были куда более серьезные. Ласковая, открытая Маша покорила его сердце. Он все больше и больше привязывался к ней, но перед тем как принять серьезное решение, все же хотел представить ее будущей родне.

– Обед по случаю чего? Кто-нибудь еще будет? – волновалась Маша.

Для беспокойства причин было много. Во-первых, без ведома руководителя делегации посещать иностранцев не полагалось, во-вторых, на визит придется потратиться. Не идти же в венгерском свитерке, который, как сказала Катька, весь пошел катушками!

– Не волнуйся! Обычный воскресный обед. Сестра, племянница и еще пара родственников, – успокоил ее любовник. – Они совсем не страшные, обыкновенные люди.

– У твоей мамы собственный дом?

– Да, небольшой, такой, как у всех, – не желая ее пугать, слукавил немец.

Но как только они въехали в ворота солидного замка, Маша поняла, что это не так. По толстым стенам и солидному зданию с семейным гербом на фасаде чувствовалось, что здесь проживают наследники знатного и старинного рода.

Сам же визит Маши с Людвигом походил на настоящие смотрины. Даже немногочисленная прислуга, исподтишка бросавшая на русскую девушку выразительные взгляды, давала это понять. Маша чувствовала себя как манекен на витрине. Зря не послушалась Людвига и не купила то, что советовал он.

Не спасли туфельки на высоких каблуках, что Маша привезла из Москвы, и те вещи, на которые ей все же тайком от немца пришлось выложиться. Теперь она поняла, как ошиблась. Конечно же, не стоило экономить!

– Вашу одежду? – пряча улыбку, попросила горничная при входе.

Маше пришлось подать служанке свое выношенное пальто с лисьим воротником. И шапка-ушанка, на которую оборачивались на улицах немцы, тоже перекочевала в руки горничной. Та, задержавшись на ней дольше положенного, явно разглядывала причудливый и незнакомый для нее головной убор.

Мохеровый шарф Маша решила оставить на себе. Мало ли что!

Перед отъездом мама подарила его Маше. «От папы остался, в «Березке» куплен. Не потеряй, – предупредила мама, как о последней семейной реликвии. И, вздохнув, произнесла: – Все-таки за границу едешь, там выглядеть нужно не кое-как, а хорошо. Чтобы в грязь лицом не ударить».

– Вам зябко? – тут же поинтересовалась сестра Людвига, показывая глазами на теплый шарф, вовсе не подходивший к ее и без того безвкусному наряду.

– Да, – отшила ее Маша.

В центральном зале старинного особняка действительно было прохладно.

– Ханс, – обратилась к слуге мать Людвига, – растопи, пожалуйста, камин. Гостье холодно.

Портреты предков презрительно, как показалось русской девушке, смотрели на нее со стен.

– Мы привыкли к прохладной температуре, у нас тут сильных морозов не бывает, – чопорно заметила хозяйка.

Однако мохеровый шарф пришлось отдать. Пристали! Легкая, очень открытая кофточка в легкомысленный горошек из полиэстра и пышная блестящая юбка из подобной же синтетики, как назло, вставшая от ледяного приема колом, не спасали от холода, только вызвали у присутствующих кривые ухмылки. Зря таскалась она в «черный район» на большой вещевой рынок. Только деньги на дорогу потратила! Как она сейчас смотрится, просто стыдно сказать! Вырядилась, словно с Катькой на танцы в подмосковный дом отдыха собрались. А в этом доме у немцев свои порядки, и одеваться тут принято совсем по-другому.

Мать Людвига и сестра, обе длинные и прямые женщины, напоминающие телеграфные столбы, выглядели в понимании Маши как настоящие аристократки. А потому свысока, нарочито не замечая ее павлиньего наряда, общаясь с ней. Семья Людвига, а также немногочисленные гости, приглашенные на обед, все были облачены в добротную классическую одежду. Совсем даже не нарядную, на взгляд Маши, напротив, излишне скромную, словно не желая подчеркивать свое превосходство и богатство. Маше не переставало казаться, что каждый при взгляде на нее прячет презрительную насмешку. Ну не угадала она в выборе одежды! И что ж! И туфли на высоченном каблуке, и искусственный недышащий материал, дешевенький, рыночный, – все явно не к месту. Ну откуда им знать, что выставленную в витринах их роскошных магазинов одежду Маше даже на картинках не приходилось раньше видеть ни-ко-гда! Им бы за польскими колготками или гэдээровским лифчиком по три часа в очередях помаяться!

Ощущение скрытого презрения к ней, как к человеку иного круга, не оставляло Машу. Даже показалось, что кто-то высказался о ней вслух.

Напряжение достигло пика, когда фрау Штайн предложила перед обедом аперитив.

– Кто из дам предпочитает сок, кто легкое вино? – негромко, словно на похоронах, поинтересовалась хозяйка.

Уложенные в прическу седые волосы, выглаженная массажами и дорогой косметикой кожа говорили о том, что она тщательно заботится о своей внешности.

По всему чувствовалось, что эта породистая женщина в молодости была красива и пользовалась вниманием у мужчин. Да и сейчас ее зеленые глаза не угасли, обладали притягательной силой.

– Мне, пожалуйста, шнапс, – громко, без стеснения заявила Маша.

– Что-о, простите? – Фрау Штайн, несмотря на воспитание, даже раскрыла рот.

Она ведь не знала про проблемы девушки с желудком. Про то, что еще со студенческих лет от еды впопыхах, от вечной сухомятки в командировках, от отсутствия зимой витаминов у этой молоденькой русской разыгрался гастрит. Именно так диагностировал врач.

«– А потому, милая девушка, если не хотите проблем в старости, сейчас не пить и не курить, – посоветовал он.

Маша покуривала редко. Пить и вовсе не выпивала. Правда, если придется, в кругу друзей предпочитала сладенькие настойки, ликеры, шампанское.

– Вот уж это вам категорически запрещено! – напугал ее врач. – Все мы люди, и если что, то уж лучше чистенькой рюмочку. От рюмки водки никакого вреда.

– Я в Германию еду – там, наверное, нет водки, – перед отъездом пожаловалась Маша врачу. – От выпивки никуда не денешься: приемы, банкеты.

– Там есть заменитель водки, замечательный напиток шнапс. Я во время войны пробовал».

– Шнапс, что тут особенного? – Маша сразу почувствовала, что брякнула не то.

Людвиг расхохотался.

– Она шутит. Давайте все выпьем шампанское! Я рекомендую прекрасное французское…

– Не шучу, – насупилась Маша. – Я хочу попробовать немецкий шнапс.

– У нас есть в доме шнапс? – обращаясь к прислуге, сокрушенно покачала головой фрау Штайн.

– Найдется, – пряча улыбку, отозвалась пожилая служанка.

– Принесите, пожалуйста, – церемонно проговорила хозяйка дома. – Подайте в графине.

«Экая важность! – фыркнула про себя Маша. – У нас все из бутылки пьют».

– Конечно, фрау Штайн. – Прислуга удалилась и вернулась с подносом, на котором возвышалась рюмка со шнапсом и небольшое канапе.

Маша выпила и посмотрела по сторонам. Все уставились на нее, словно в цирке на фокусника.

Изумление достигло пика, когда закуска, предложенная ей, так и осталась нетронутой.

Брови фрау фон Штайн, взметнувшись вверх, так и прилипли к волосам, откуда брал начало затейливый кок ее прически.

Людвиг, улыбаясь, продолжал зачарованно смотреть на возлюбленную. Пробрать его не могло ничто. Даже осуждающий настрой родственников.

Однако Маша, чувствуя, что попала впросак, разнервничалась еще больше и назло всем пожелала повторить.

– Еще шнапса? – с выражением ужаса на физиономии уточнила мать Людвига.

Маша кивнула.

Залпом опрокинув в себя вторую рюмку, она на этом не остановилась. Решив продолжить демарш, Маша попросила сестру Людвига Герду покинуть место за роялем.

Та старательно, создавая атмосферу семейной встречи, с момента прихода гостей мучила замечательный инструмент. Ей на ухо наступил медведь, а потому она долбила рояль, бесконечно спотыкаясь и делая ошибки в простенькой музыкальной пьеске.

Заняв ее место, Маша с вызовом поинтересовалась, что желают послушать гости.

Все замерли в ожидании очередного казуса.

Взяв два аккорда из известного произведения Бетховена, Маша победоносно обернулась на притихшую публику и заиграла.

Играла Маша легко и эмоционально.

Музыке ее мама учила с детства. Мама окончила консерваторию и вообще была одаренной пианисткой. Но однажды сломала палец. С тех пор просто подрабатывала, давая частные музыкальные уроки, а когда умер отец, устроилась на работу в училище. Но от Маши не отставала. И ладошку держать заставляла, и гаммы ежедневно повторять. «Пианисткой не станешь, зато техникой игры ты у меня овладеешь!» – приговаривала мама.

За Бетховеном Маша исполнила Чайковского. А потом сложное произведение Баха. Людвиг, не подозревавший о ее возможностях, был потрясен.

Еще вчера полуголодная русская девчонка фотографировалась в Берлине на фоне мясной лавки, стараясь запечатлеть себя для соотечественников среди западного изобилия ветчин и колбас, а сейчас?..

Музыка смолкла.

Маше скупо похлопали, удивленные ее музыкальными способностями, однако не давая почувствовать себя победительницей.

Отличали ли они ее сносную игру от бездарной, ей было все равно. Важно, что она показала этой чванливой публике, на что была способна. И чтобы закрепить свою победу, вошла в раж и прочла стихотворение Гейне, подозревая, что не каждый из присутствующих мог повторить его наизусть.

Это были любимые стихи папы. Он разучивал их с Машей давным-давно. Разучивал, объясняя смысл каждой строчки великого немецкого поэта, проникнутые тонкой иронией, высмеивающей лицемерие и ханжество немецкого общества:

 
Сюртуки, чулки из шелка,
С тонким кружевом манжеты.
Речи льстивые, объятия,
Если б сердце вам при этом!
Если б в грудь вложить вам сердце, —
 

с обидой на холодный и чопорный прием эмоционально читала Маша.

 
В сердце б чувство трепетало!
Ах, до смерти мне противна
Ложь любовных ваших жалоб!
 

После этого взволнованный Людвиг предложил Маше остаться с ним навсегда.

В одной из комнат фамильного замка он показал ей под портретом знаменитых предков потайную нишу, в которой были спрятаны ценные для семьи реликвии, хранившиеся в темной резной шкатулке, и предложил выбрать один из перстней.

– Мне не нужно, – застеснялась Маша.

– У нас в доме существует традиция. Тому, кому предстоит присоединиться к нашему роду, войти в семью Штайнов, нужно выбрать себе одну из семейных реликвий.

– Тогда вот этот. – Маша протянула руку к затейливому изящному изделию.

– Может, вот тот. – Людвиг показал ей на массивный перстень.

– Не-а, мне нравится этот.

– Точно? – переспросил Людвиг.

– Абсолютно! А что?

– Поздравляю! Ты выбрала перстень счастья. Тот, от которого ты отказалась, перстень смерти и самоубийц.

– Фу! У тебя такие были в семье?

– Легенда гласит, что мой прапрадед был очень жизнелюбивым человеком. Но при женитьбе выбрал именно его.

– Наугад? Так же как я тот, другой?

– Да.

– И что?

– И однажды он заболел неизлечимой болезнью.

– Раком?

– Возможно. И очень страдал. А потому упросил молодую жену приготовить ему яд.

– И выпил?

– Да.

– А перстень остался?

– Как видишь.

– И никто позже его не выбирал, да?

– Выбирали.

– И что-о?

– С ними тоже происходили плохие вещи. Тебе об этом не надо знать.

– Тоже покончили с жизнью? – все же полюбопытствовала Маша.

– Вроде этого.

– Ну ладно, не рассказывай, не хочу больше слушать истории с плохим концом.

– Конечно-конечно, – быстро согласился Людвиг. – У нас будет конец хороший. Я в этом уверен.

– Значит, я выбрала перстень счастья?

– Ты выбрала перстень долгого счастья.

– И те, кто его выбирал, жили долго и счастливо?

– Не совсем.

– Что это значит?

– Это значит, что жизнь у них складывалась по-разному.

– Не совсем счастливо? – забеспокоилась Маша.

– В начале счастье не совсем улыбалось им. Но в конце концов оно торжествовало, побеждая несчастья и…

– И зло?

– Можно так сказать.

– А если мы с тобой разойдемся, перстень нужно вернуть?

– Мы еще не успели пожениться, а ты уже собралась со мной расстаться?

– Нет, я просто спрашиваю.

– В нашем роду об этом ничего не известно.

– А если? – настаивала Маша.

– Перстень должен повлиять на ситуацию, – в раздумье произнес Людвиг.

– То есть если ты им владеешь, то он как волшебный?

– Точно, – рассмеялся Людвиг и надел его Маше на палец.

Бриллиант изящной огранки ярко блеснул, будто подмигнул ей.

Глава четвертая

С чудесным колечком на пальце жизнь Маши резко изменилась.

Людвиг отговорил ее даже на время возвращаться в Москву.

– Начнутся проблемы. Я знаю. Тебя могут не выпустить ко мне из страны, – предупреждал он.

– А как же мама? Она будет беспокоиться, – волновалась Маша.

– Позвонишь, все объяснишь.

– Она не поймет. Про шефа и говорить нечего. Будет рвать и метать.

О том, что ненавистный жирный шеф пролетит мимо видика, Маша молчала. Хотя в душе ликовала. Деньги, отложенные вымогателю, так и остались лежать нетронутыми в сумочке. Она отказывала себе во всем, стесняясь попросить у Людвига.

Сравнивая небольшую квартирку в спальном районе, которую их семья получила после смерти отца, и суперсовременное жилище Людвига, с двухуровневым полом, широкой террасой, выходящей в парк, где он предлагал ей стать полноправной хозяйкой, она в последний момент заколебалась. И чаша весов в пользу сытой жизни перевесила.

Людвиг, потерявший голову от счастья, не хотел слушать предостережения родственников о том, что русской будет тяжело привыкать жить в чужой стране. Он по-настоящему полюбил. Озорная, женственная, открытая и страстная девушка пленила его. Он ни за что не отступится, он сделает все, чтобы ей здесь было хорошо! Он очень постарается. В самом роскошном магазине, где продавали свадебные наряды, они вместе выбрали ей белое платье от кутюр, туфли и фату. Свадьба прошла скромно, только в кругу близких.

– Если придется жениться во второй раз, – нашептывали ему мать и сестра, – не так будет стыдно перед приличным обществом!

Но, захваченный искренним чувством, Людвиг не желал ничего слушать.

И сразу же после торжества отправился с молодой женой в свадебное путешествие на замечательный романтичный остров Мальта. Где по воскресеньям, словно в театре, парадно маршируют разодетые в старинные наряды защитники маленькой сказочной страны. И бьют колокола многочисленных костелов, и по-праздничному наряженные местные жители после посещения службы попивают вино в уютных тенистых кафе. Где море прозрачно до самого дна, где можно купаться, когда в Москве еще лежит снег, где местные мальчишки ныряют с высоких скал, потому что маленький каменистый остров окружен ими со всех сторон, а пологих пляжей почти нет. Глазевшей по сторонам Маше так хотелось поделиться своими впечатлениями с подругой Катей, мамой, братом и вообще с теми, кто поймет ее восторг. Конечно же, Людвиг разделял ее радость, но совсем по-другому. Он радовался, потому что радовалась она. Каждому пустяку: ракушкам, которые продавались в местных лавках, вкусно приготовленным мальтийским кроликам, подаваемых в ресторанах, белым парусникам, разноцветным яхтам, плотно стоящим на рейде, словно автобусы на парковке.

– Я этого не видела никогда! – кричала Маша, снимая на фотоаппарат облака, море, скалы.

Но все самое хорошее когда-нибудь кончается. Пришел конец и свадебному путешествию. Они вернулись в Берлин.

– Одна в доме я умираю со скуки, – насытившись западными впечатлениями, вскоре начала поднывать Маша.

Людвиг делал все, чтобы скрасить ее ставшую монотонной жизнь.

После работы сломя голову он мчался к любимой, перестал бывать у родственников, потому что Маше было там неуютно. Даже к своему бизнесу подохладел – Маша стала для него всем.

– Я так хочу, чтобы ты родила мне сына, – часто лаская ее, просил он молодую жену.

– Успеется, – обещала Маша и, мучаясь бездельем, все чаще стала прикладываться к рюмочке с понравившимся ей шнапсом.

– Мне кажется, ты пьешь немного больше, чем нужно, – отнимая у нее выпивку, как бы в шутку говорит Людвиг.

– Я же не говорю, что ты больше, чем нужно, пьешь пива, – наливая себе вновь, пьяно хохотала Маша.

– Дорогая, ты вчера проснулась с головной болью.

– Все уже прошло. – Маша не слушалась. – Знаешь, когда я примеряла ту шубу, которую ты пожелал видеть на мне, я подружилась с владелицей мехового бутика.

– Я так рад, что ты с кем-то общаешься! – искренне беспокоясь за жену, говорил Людвиг.

– Она сказала, что мой камень как раз тот, что на этом перстне. Бриллиант! – Маша, растопырив пальцы, любовалась перстнем счастья.

– Не зря же ты его выбрала.

– Время покажет.

– Что ты имеешь в виду?

– Так, ничего!

– Ты только примеряла шубу или наконец купила?

– Я ее купила.

– Молодец!

– Хотела сделать тебе сюрприз.

– Я счастлив!

– А потом мы с хозяйкой немного поболтали. Оказывается, она знает твою маму.

– Конечно. На улице, что рядом с нашим фамильным домом, все знают друг друга. Еще ее отец владел этим магазином до войны.

– Она сказала, что таких легких клиенток, как я, она не может припомнить. Все, что ты мне ни купишь, мне нравится. Полушубок – раз, берет из норки – два, – перечисляла Маша. – Многие капризные жены тут же возвращают подарки мужей. То цвет не подходит, то фасон!

– Это не моя заслуга, а твоя. Потому что тебе все идет.

– Нет. Потому что я наслаждаюсь каждой вещью. У меня, если честно, ничего никогда подобного не было. Хочешь, я примерю шубу?

– Конечно, хочу.

– Исключительно для вас, господин Людвиг, – баловалась Маша, – вот. – Длинное манто в пол, надетое на черную комбинацию, придавало Маше двусмысленный вид.

– Что скажешь? – Она распахнула шубу. – Иди ко мне.

– Любимая. – Людвиг задохнулся в ее объятиях.

– Ты не заметил, что я к тебе подлизываюсь.

– Заметил, – совсем теряя голову от молодой жены, простонал немец.

– Я тебя хочу о чем-то попросить. Исполнишь?

– Все, что угодно.

– Сегодня, когда я приехала за тобой в офис, на меня уставился Генрих, когда я ему сказала, что не знаю… – Маша не успела договорить.

– Конечно, мой помощник молод, красив, не то, что я… – Людвиг явно хитрил, желая увести разговор в другую сторону.

– Нет, я вовсе не об этом, – настаивала на своем Маша. – Он удивился, что я не знаю о том, что он на той неделе вылетает в Москву.

– Почему ты должна об этом знать? – не на шутку рассердился муж.

– Потому что… – Маша впилась глубоким поцелуем в губы Людвига, – потому что я хочу лететь с ним.

– Сукин сын, – вырвалось у Людвига. – Я его уволю. Зачем он тебе сказал!

– Ты меня ревнуешь к Генриху?

– Я тебя ревную к Москве.

– Не напрасно! К Генриху я спокойна, а вот к Москве…

– Маша, ты опять взялась меня огорчать?

– Нет. Я просто соскучилась по маме, брату. По друзьям, наконец!

– У тебя и тут много знакомых.

– Кто, скажи кто? Может, эта фрау из мехового бутика, про которую я тебе рассказала? Или твоя сестра, которая спит и видит, чтобы мы разбежались?

– Что ты такое говоришь? Гретхен желает мне счастья, и только.

– Не со мной! – Маша надула губы.

– Прекрати! – отмахнулся Людвиг. – Она меня ревнует к тебе.

– Потому что старая дева.

– Не всем же быть такими, как ты!

– Какими? Что ты имеешь в виду?

Людвиг, сбросив с плеч Маши шубу, уложил ее в кровать.

– Сексуальной – раз, – он поцеловал ее в плечи, – страстной – два, – он опустился ниже к груди, – ласковой – три. – Его голова мягко скользит по хрупкому телу Маши.

– Говори еще, – просит Маша.

– Больше не могу. Все! – Людвиг готов был раствориться в ней.

Он всегда уступал жене. Их ссоры кончались ее победой.

– Маша, я не проживу без тебя ни дня, – продолжая ее ласкать, шептал он.

– Погоди, – смеясь, дурачилась Маша. – Мама рассказывала по телефону, что у нас перестройка. Теперь мне нет препятствий для возвращения сюда.

– Я и сам знаю. Все равно боюсь тебя отпускать.

– Почему? Ну скажи почему?

– Не знаю, у меня какое-то предчувствие.

– У меня же перстень счастья. Он поможет!

– Ну не будь наивной! Ты теперь уже не девочка Маша, а настоящая леди.

– Ага, фрау фон Штайн. Я женщина из семьи с хорошей родословной. Я не должна пить шнапс, только французское вино урожая тысяча девятьсот… Какого года вино положено пить фрау фон Штайн? – Маша потянулась к графину со шнапсом.

Людвиг, схватив графин, отнес его в кухню.

– Я все равно выпью. – Маша взяла с барного столика виски.

– Прекрати пить вообще, – снова рассердился Людвиг.

– Еще чуть-чуть, и все! – Она, обвив руками за шею, повисла на муже.

– Ты настоящая плутовка. – Людвиг не мог противостоять обаянию жены.

– Значит, ты даешь согласие?

– На что?

– На то, что я лечу в Москву под присмотром твоего верного пса Генриха и везу кучу подарков своим родственникам и друзьям? Представляешь, я пересекаю границу, а меня спрашивают…

– Кому вы везете всего столько? – Юный таможенник с тонкой шеей пронзил Машу подозрительным взглядом. – Это все вещи для кого?

– Это для мамы, для брата, для друзей.

– В товарном количестве?

– Почему в товарном?

– Давайте посчитаем.

– Все, что нельзя, вы можете забрать! – от радости, что она в Москве, щедро предложила Маша. – Я привезу еще.

– Ишь! – Таможенник покрутил в руках бутылку шнапса.

– Э-э, оставьте, она одна! – бросилась к выпивке Маша.

– У нас водка по карточкам, вот он и… – шепчет сзади стоящая за Машей женщина. – Не злите его. Сейчас всем мало не покажется.

– Ладно, бери.

Бутылка исчезает в тот же миг. Катя, приехавшая встречать, узнав о шнапсе, воскликнула:

– Зачем тебе этот шнапс, я тебе все свои талоны на водку, если хочешь, отдам. – И, проведя пальцем по рукаву подруги, восхищенно спросила: – А кофта с плечиками у тебя чья?

– У меня все немецкое.

– Потрясающая! У нас от них все тащатся! Мне бы такая тоже пошла.

– Считай, что она твоя. Я себе другую там куплю.

– Машка, ты не дома будешь жить? – увидев, как водитель выгружает чемодан подруги перед отелем, удивилась Катя.

Подмигнув, Маша показала глазами на Генриха:

– Муж так решил, видишь, охрану мне выделил. Два номера в одном отеле рядом.

– А он не боится своего охранника? – Катя своими серьезными глазами пронизывает немца.

– Нет. Он верный друг.

– О-о, – непривычно весело смеется Катя.

Маша вместе с ней.

– Хочешь, я приглашу тебя в валютный бар? – облокотившись на регистрационную стойку в отеле и скосив на подругу глаза, шепчет Маша, так чтобы не расслышал Генрих.

– А он тебя отпустит?

– Нет, я пойду вместе с вами, хоть и не очень хочется, – тут же вмешивается по-немецки Генрих.

– Он что, понимает по-русски?

– Нет, просто он очень догадливый. Чувствует, что мы собрались улизнуть.

Разместив Машины вещи в просторном номере, заказанном Людвигом, девушки потихоньку захлопнули дверь и на цыпочках пробрались по коридору к выходу.

Ступеньки, ведущие в ночной бар, перемигивались красными огоньками.

Мягкая музыка, по-вечернему разодетая публика, бармен в жилете с яркой бабочкой, разноцветные этикетки вин, звон бокалов – ночная жизнь окутывает подруг, словно плащ сказочного звездочета.

– Маш, мне никогда не приходилось бывать в таких заведениях! Как за границей, да?

Не видевшиеся столько лет подруги уселись на высоких табуретах возле стойки.

– Что будем пить? – Подскочивший бармен приветливо улыбнулся молодым дамам.

– Машка, – Катя закрыла глаза, – мне это снится? Да?

– Вот это. – Маша показывает на незнакомую Кате бутылку.

– За встречу.

Девушки чокаются. Приятное тепло разливается по телу.

– Теперь не снится? – подперев подбородок кулаком, спрашивает Маша.

– Смотри. – Катя глазами показывает на соседний табурет.

Примостившийся рядом Генрих, словно отбывая повинность, цедил минеральную воду.

– Как это мы тебя не заметили? – весело спрашивает Маша.

– Я шапку-невидимку надел.

– Приготовься продержать ее на голове всю ночь!

– Нет, нам скоро пора спать.

– А нам нет, – разозлилась Маша. – Знаешь, сколько я ждала этого? А ты ничего не понимаешь! Еще по одной, – спешно обратилась она к бармену. – И ему тоже, пока он опять не спрятался.

– Я не буду, – упрямо отказался Генрих.

– Мы вас угощаем, – решив помочь подруге, разошлась Катька и, желая разрядить обстановку, улыбнулась немцу лучшей из своих улыбок.

Катька никогда не считалась красавицей: нос, длиннее положенного, высоковатый лоб, только умные, лучистые глаза с сочувствием и пониманием глядящие на собеседника, подкупали. Еще Катька была грациозной и женственной, за что нравилась мужчинам. Не всем, только тем, кто понимает толк в женщинах. Но Генрих не поддался.