Текст книги "Жизнь в розовом свете"
Автор книги: Людмила Князева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
…Ужин подходил к концу. Наступив под столом на ботинок Питера, Агнес дала понять – пора готовить отступление. Три супружеские пары, представлявшие цвет городских властей, весь вечер просили актрису что-нибудь спеть. Она ловко увиливала и теперь решила поставить точку.
– Друзья, мне было бы приятно проститься с вами детской песенкой я пела её девчонкой перед закрытием маленькой венской пивной. А Питер обходил столики с шапкой.
– Неправда, Агнес! Я разносил корзиночку с цветами, зачастую в неё клали монеты. Еще бы – ты так чудесно пела – ласковым, завораживающим голоском.
– Позвольте? – Агнес присела к пианино и пробежала по клавишам. Отличный инструмент.
– Специально вызывал настройщика. Он провозился целый день, – объяснил мэр.
– Песенка простенькая, я пела её на венгерском, а последний куплет по-немецки. И все подпевали. Попробуем вместе, а?
Пение получилось веселое и нестройное – так обычно завершаются вечера в сытно отужинавших компаниях. Но Агнес аплодировали бурно, словно на премьере в «Ла Скале». Она получила в подарок чеканный герб города и, распрощавшись с гостями, стояла у двери на палубу. Там уже ждал готовый к отправке катер.
– Я распорядился натянуть парусиновый тент, – сказал Стефович. Прошу прощения, дорогая моя, идея с ужином на яхте оказалась не из лучших. Так всегда получается, когда хочешь особо блеснуть.
– Слава Богу, я успел! – В дверях, столкнувшись с Агнес, возник человек в мокром плаще. В его густых волосах блестели дождевые капли и седина.
– Господи, Ник! На море поднялся шторм? – бросился к нему хозяин, помогая раздеться.
– Всего лишь дождь. К тому же яхта дрейфует в полумиле от берега. Кораблекрушение нам не грозит.
– Вы моряк? – протянув руку, Агнес кивнула на офицерский запоздавшего гостя.
– О нет, летчик. А вы – Королева чардаша.
Прежде чем коснуться губами её руки, Ник заглянул Агнес в глаза мимолетно и вопросительно.
«Не надо было ехать сюда» – молниеносно пронеслось в её голове…
6
В купе скорого поезда, несущегося в Берлин, было много шоколадного бархата и блестящих никелем деталей – мягко, уютно, тепло…
Питер молчал, погрузившись в западногерманский журнал «Зеркало». Агнес смотрела в окно на предгорья Альп, пестро расцвеченных осенью. У горизонта – каменные великаны в снеговых шапках, под ними – плывущая гигантская карусель холмов с рощицами, лоскутами распаханных полей, маленькими домами, теснящимися вокруг остроглавой церкви, как дети вокруг елки. И все это – в чередовании света и тени от бегущих по небу туч. Когда поезд, свирепо гудя, влетел в тоннель, в черном стекле появлялось отражение бархатного купе и глядящей прямо на себя женщины.
Агнес была в светло-сером дорожном костюме, отделанном серебристой норкой, и маленькой меховой шапочке. Элегантная дама с тревожным нервным лицом.
– Ты похожа на перепуганную белку, – не глядя на Агнес сказал Питер. Знаешь, она все вертится, вертится в своем колесе, вдруг останавливается и замирает: «Куда мчусь?» – спрашивают удивленно блестящие глазки.
– Угадал… Как же хочется выскочила из этого колеса! – Она с тоской проводила взглядом карабкающуюся по склону деревеньку. – Вот в такой домик под черепичной крышей на краю букового леса. И чтобы елки и белки, и птички, и цветочки… – все рядом.
– Но ведь он – летный офицер, Агнес. А ты мечтаешь о лесорубе. – Питер с напускным интересом листал журнал. – Здесь пишут, что в Югославии гастроли Агнес Петти прошли с триумфальным успехом.
– Вранье. – Агнес улыбнулась, который раз удивившись тому, как здорово они знали друг друга. Ее мысли действительно с неясной грустью возвращались к Нику. Мэр успел шепнуть, что офицер примчался в Сплит из Италии ради Агнес. Но встреча оказалась такой короткой. Странно: увидав высокого поджарого мужчину, его узкое лицо с туго обтянутыми смуглой кожей скулами, крупным носом и пристальным взглядом глубоко сидящих черных глаз, Агнес чего-то испугалась, интуитивно ощутив, что в её жизнь вторглось нечто неведомое. Она с облегчением покинула Сплит, но сердце болезненно щемило: мужчина, так значительно заглянувший ей в глаза, даже не позвонил, чтобы проститься.
– Пит, а ведь вчерашний летчик – король, – тихо сказала она.
– Знаю. Поэтому ты до сих пор помнишь о нем, дорогая. Женщины, особенно великие актрисы, обожают монархов в изгнании. Он показался тебе необыкновенным, очень значительным, правда?
– Зачем ты спрашиваешь? – вспыхнула Агнес. – Разве не может «Королева чардаша» встретить хоть одного взаправдашнего короля?..
– В самом деле, Эн, почему мы, дамы, так неравнодушны к короне? Король, принц… – звучит магически. А ведь, что, скажи на милость, такого уж привлекательного в принце Чарльзе? Бедняжка Диана! Это занудный тип ещё изменяет ей. По мнению американок, он разделил лавры самого несексуального из знаменитостей с Майклом Джексоном.
– Но ведь все женщины мира завидовали Диане, вставшей под венец с принцем, считая, что ей сказочно повезло. Миф, Ди, миф… Королей окружают мифы. Каждая девочка знает: мужчина в короне – благородный герой, символ самого лучшего, что может преподнести ей жизнь. Во всем виноваты сказки…
– Эта Агнес не из наивных Золушек. Ей скорее следовало бы увлечься финансовым воротилой, чем экс-монархом.
– Верно. Но вокруг Николоса витала слава героя. Его крошечное государство в Восточной Европе низвергло монархию после войны. Двадцатипятилетний Николос помогал в борьбе с фашистами и даже получил от советского правительства Орден Победы. А потом эмигрировал с женой в США, оттуда в Англию, где стал летчиком-истребителем. В момент встречи с Агнес Нику исполнилось сорок семь – он имел двоих сыновей и преподавал в летной школе.
– Зачем же он ей понадобился? – поджала губы Ди.
Эн развела руками: – Видишь ли, дорогая, должно же они были, наконец, влюбиться?
…Поезд остановился на станции у большого горного озера, затем ворвался в длинный тоннель – загрохотало, зашумело за окнами, на потолке мягко засветился синий фонарь… Дневной свет после тоннельного мрака показался особенно ярким тем более от того, что в разломе облаков появилось солнце.
– Мы словно вынырнули по ту сторону земного шара, – сказала Агнес. Цветы, солнце! У той бабки целая корзина роз… – Агнес пристально взглянула на него из-под нахмуренных бровей: – Ты запомнил?
– Сомневаешься! Лично прослежу, чтобы в твоей гримерной и спальне были только желтые. Знойная «Королева» меняет привязанности. – Пит озабоченно листал газету. – Здесь была целая колонка с твоим портретом.
– Я не этого ждала, Тихоня. – Агнес вырвала и отшвырнула прочь газету. – Желтые розы должен был принести мне ты.
Питер расхохотался: – Мастерица сочинять эффектные сцены! Ты ничего от меня не ждала, дорогая, – ничего… Увы. Весьма сожалею, Агнес… – Он встал, чтобы выйти в коридор.
Дверь с грохотом распахнулась. В ней стоял Ник, слегка запыхавшийся, растрепанный. Увидев Агнес, он просиял:
– Обшарил три вагона. Думал, что потерял вас.
Агнес молча поднялась, не в силах отвести взгляд от его лица. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга.
– Где ваши чемоданы? – спросил летчик.
– Я возьму только один. Пит, будь добр, достань бежевый корфр с дорожными платьями. Думаю, шуба мне не пригодится.
– Когда ты вернешься? – спросил Питер, выполнив просьбу.
– Оплати в Берлине издержки. Придумай что-нибудь для журналистов. Я позвоню.
Она ушла вслед за несущим её чемодан офицером. Питер рухнул на мягкий диван и закрыл глаза. В опустевшем купе витал одуряюще пряный запах её духов.
Позже, вспоминая эти дни, Агнес поняла, что предчувствовала события, перевернувшие её жизнь. Появился Ник – и все понеслось кувырком. Рассудочная и осторожная, она теперь плыла по течению, блаженствуя от полной беспомощности и нежелания изменить что-либо. Агнес спешила наверстывать упущенное, брала реванш за годы безостановочного марафона.
В маленьком городке на юге Италии, где они сняли уединенный деревенский домик, принадлежавший некогда рыбацкой семье, было солнечно, тепло и удивительно спокойно. Здесь люди не оборачивались вслед актрисе и вряд ли когда-либо слышали о стране, престол которой принадлежал Николосу. Они были обычной парой заезжих путешественников – не слишком молодой и не настолько богатой, чтобы останавливаться в курортных отелях или, на худой конец, взяв напрокат автомобиль, наведываться вечерами в близлежащие ресторанчики.
Иностранцы редко покидали дом, где среди выбеленных стен гуляли вольные сквозняки, а босые ступни с наслаждением шлепали по холодным каменным плитам – ведь песок у моря чуть не плавился от жары. Крутой берег зарос колючим кустарником, а в темно-зеленом листве сада, обжигая взгляд, свесились оранжевые апельсины.
– Мы сошли с ума, – сказал через три дня Николас, глядя в потолок над кроватью, расчерченный темными деревянными балками.
– А мне больше не нужен ум, – приподнявшись на локте, Агнес заглянула в его лицо и снова почувствовала, как обрывается сердце. – Мне нужен ты.
– Я бы предпочел остаться здесь до конца своих дней. Лишь бы только не выпускать тебя из объятий.
– А престол, Николас Кораджич? Если народ вновь позовет своего государя?
– Я давно не думаю об этом, дорогая… Я – бывший король, бывший летчик, бывший отец и муж… Ведь я отрекся от семьи, Агнес. Раз я с тобой – я больше не могу оставаться с ними.
– Не беда, мальчики уже большие, они поймут. А Стефани мы выплатим щедрые отступные.
Ник покачал головой: – Я беден, Агнес. Кроме дома под Версдином и преподавательского жалованья у меня ничего нет. Имущество нашего рода конфисковано после войны.
– Но у меня есть все. – Агнес, наконец, поняла, к чему стремилась все эти годы – к этой фразе. К возможности оплатить свое счастье. Ник лишь горько усмехнулся: – Ты ведь понимаешь, что такие слова должен произносить мужчина.
– Но ты талантлив, смел, молод. Ты можешь работать. А если не хочешь мы поселимся вот в таком домике на краю света. Я умею мыть полы и печь лепешки. И ещё – я буду тебе петь!
– Сейчас мне кажется, что я соблазнил пятнадцатилетнюю глупышку. – Ник задумчиво погладил её волосы. – И зачем я помчался в Сплит? Ведь знал, ведь я все уже знал!.. С тех пор, как впервые увидел тебя на экране и подумал: «А это та, которую я искал всю жизнь».
– Что же теперь будет с нами? – обвив его, Агнес прижалась к смуглой, поросшей седоватыми завитками, груди.
– Больше всего на свете я боюсь потерять тебя… И себя… Я никогда не был слабым и униженным, Агнес. Я не подчинялся обстоятельствам – я побеждал их. Хотя бы тем, что сумел обеспечить семью, сев за штурвал самолета. Нет работы, унижающего кормильца.
Агнес рассмеялась: – Милый, во время подобных монологов я вижу корону на твоей голове и алую мантию. Но даже такой как сейчас – без единой нитки одежды, ты – самый могущественный, самый желанный мужчина на свете. – Я думала, что не способна любить, – сказала Агнес через некоторое время…
– Ты же не знала, что встретишь меня.
– Вероятно чувствовала. Ради этого и стала звездочкой – чтобы заметил меня и узнал.
– Звездой. Звездой всей моей жизни.
Они могли говорить только о своей любви или заниматься любовью. Они отгородились стеной от мира, боясь заглянуть за нее. Старик-итальянец, носивший по утрам корзину с провизией, ничего не понимал по-английски. Пять дней превратились в вечность, переполненную любовью – капля таких чувств, размешанная в бочке обычной жизни, могла бы сделать её вполне счастливой. А здесь – густейший концентрат, убийственный и прекрасный, как электрический разряд, сжатый в шаровой молнии…
От переполнявших её чувств Агнес часто плакала. – Я не знаю, что мне делать со всем этим. – Она приложила ладонь к груди. – Здесь настоящий пожар и потому так много слез. Но пламя не утихает.
– Не надо грустить, дорогая. И не нужно столько воды. У нас под боком море, а впереди – целая жизнь. – Ник прижал её к себе, стараясь скрыть, как тревожат его мысли о будущем.
– Мне кажется, они могли бы завершить эту огнеопасную связь двойным самоубийством, – вмешалась Ди. – Поплыли бы вечером в открытое море, пока хватило сил… И умерли бы, взявшись за руки, с последними лучами уходящего солнца… Во всяком случае, извини дорогая, перспектив здесь я не вижу никаких.
– Ну почему же? Можно ведь развестись, уладить как-то дела с детьми… Они здоровы, полны сил, окрылены страстью.
– Страсть проходит. Остается оскорбленное тщеславие и стыд за преступное легкомыслие. Уж лучше умереть вовремя. Как принц Рудольф с Марией Вечере в Мейерлинге. Или Ромео и Джульетта.
– Ты отвратительно жестока, Ди. Ведь они едва нашли друг друга и так хотели жить! Николас сказал: «Жди меня здесь, я все улажу, вернусь и заберу тебя навсегда».
– Она поверила? Х-мм… – Ди с сомнением покачала головой.
Неделю Агнес просидела в деревенском доме, чувствуя, как с каждым днем растет страх – ведь она даже не знала, где искать Ника. Казалось, что с ним произошло нечто страшное. Наконец, она решилась выбраться в город и позвонить Питеру в Вену.
– Я ждал, когда ты появишься. Тебе пришла телеграмма из Англии, доложил деревянный, без интонаций голос.
– Читай. – Сердце Агнес оборвалось, она еле шевелила похолодевшими губами.
– Я не актер, монологи о любви не мой конек. Передаю суть – младший сын твоего приятеля попал в автокатастрофу – свалился с мотоцикла. Он выжил, но пока в больнице. Господин Кораджич не может отойти от его кровати… Эй, Агнес, ты меня слышишь? – Питер подул в трубку.
– Это должно было случиться, – после долгой паузы прошептала она. – Я скоро вернусь.
7
Агнес незаметно пробралась в свой венский дом. Просто не накрасилась, повязала голову косынкой и прошмыгнула под носом дежуривших у ворот журналистов. Ведь в воздухе уже пахло сенсацией.
– Так, – сказала она, выйдя из ванны, в которой пролежала не менее часа. – Пригласи доктора Вендена. Он присочинит какой-нибудь трогательный, но дорогостоящий диагноз. – Агнес потуже закрутила тюрбан из полотенца. Что ты думаешь насчет анемии?
– Значит, работать ты не будешь? – уточнил Пит. – Подумай хорошенько, расторжение контрактов влетит тебе в копеечку… Анемия – звучит красиво. Похоже на название цветка.
– Я могу себе позволить каприз. Белка вырвалась из колеса, Питер.
– Но не для того, чтобы попасть под первый же велосипед.
– Чтобы уехать в Англию.
Пит присвистнул: – Не лучшее путешествие для ноября.
– Я не собираюсь совершать тур под достопримечательностям. – Агнес загадочно улыбнулась. Ей представлялось, что несколько дней они с Ником вообще не покинут номер гостиницы. Они решат все, не разжимая объятий.
Питер кое-как утряс дела с театром, о необходимости отдыха Агнес Петти заявил журналистам врач, были заказаны билеты на самолет.
Однако Агнес никуда не поехала. Она заболела. Ее начало тошнить по утрам. Один раз, едва не потеряв сознание, Агнес рухнула прямо на пол в ванной комнате, держась за живот.
– Сомнений нет, вы ждете ребенка, дорогая, – изрек свой приговор после осмотра доктор Венден. Агнес на минуту потеряла дар речи – ей это вообще не приходило в голову. Весь предшествующий опыт говорил о том, что она не способна беременеть.
– Но… Но ведь со мной никогда не случалось ничего подобногоу… Я и не думала о возможности зачатия.
– О… В вопросе зачатий природа большая шутница… Недавно у меня родила шестидесятилетняя пациентка. А вы – так молоды и вполне здоровы. Очевидно, имела место большая любовь… – Доктор лукаво прищурился.
– Об этом пока знаем только мы вдвоем. Договорились, дорогой Франц? многозначительно посмотрела на толстяка Агнес, подумав, что молчание доктора и в самом деле обойдется недешево.
Два дня она колебалась, а на третий села писать письмо Нику. Скорее всего, это было её первое в жизни любовное послание и, возможно, оно могло бы сделать честь сочинителю мелодрам – так много здесь было нежных признаний, клятв, размышлений о вечной любви и будущем ребенке.
Но король не ответил. Он даже не позвонил.
– Что будем делать? – поинтересовался Питер, довольный тем обстоятельством, что Агнес не поехала в Англию. Он не верил, что путешествие могло иметь успех. – А знаешь, в тебе появилось нечто особое… Он отвел восторженные глаза. – Ты никогда ещё не была так хороша.
«Лжет, Тихоня все лжет…» – Агнес в ужасе рассматривала себя в зеркале. Вокруг глаз залегли темные тени, губы поблекли и пересохли, к горлу подкатывает тошнота даже от запаха любимых духов.
Агнес никого не принимала, ожидая затерявшейся где-то вести от Ника. Наконец, узнав номер его домашнего телефона, она рискнула позвонить. Трубку сняла женщина и Агнес промолчала.
И вот в один не такой уж прекрасный день ей доложили о посетителе и передали визитную карточку. Прочитав имя, Агнес судорожно глотнула воздух во рту пересохло, сердце бешено заколотилось. Она метнулась к зеркалу, поправила волосы, мазнула губы яркой помадой, сдерживая отвращение, надушилась.
Визитер, несмотря на преклонный возраст, выглядел так представительно, что сомневаться не приходилось – перед ней отец Николоса, отпрыск древнего королевского рода.
Они расположились в кресле у камина. Агнес нервно куталась в белую шаль с длинной шелковой бахромой. Господин Караджич отказался от напитков.
– Не стану лгать – я приехал специально. Чтобы отдать вам вот это. Он положил на столик конверт. – Сын не читал ваше письмо. Его вскрыл и прочел я. Знаю, мадам, я поступил подло. Увы – подобные акции обычно поручают прислуге – министру, секретарю. Но у меня давно нет подданных. Мне было всего пятьдесят, когда врачи объявили о плохом состоянии сердца. Я уехал в Америку, чтобы сделать сложную операцию, но перед этим передал трон своему единственному сыну. Я не сомневался: он будет отличным государем.
– Мне не приходилось встречать людей, более подходящих для этой роли, – тихо заверила Агнес. Она чувствовала – эта сцена разыгрывается по классическому сценарию: – Вы хотите объяснить мне, господин Караджич, что я – совершенно не подходящая кандидатура в супруги вашего сына. Ведь так?
– Избави Бог! Николас удачно женат. Стефания – из отличного аристократического рода. Она подарила ему двух сыновей. Род Караджичей ожидает блестящее будущее… Вы ведь не думаете, мадам, что социализм – это надолго?
– Я уверена, что любовь Ника ко мне – навсегда. А все остальное не столь уж важно. – Агнес не хотела дерзить, но подбородок вздернулся сам собой. Королева Чардаша не смогла усмирить гордыню.
– Милая, милая девочка… – Седовласый господин удрученно покачал головой. – Как вы представляете себе перспективу этого чувства? Будете состоять с Николосом в греховной связи?
– Уже состою. Не в греховной – в священной. Кроме того – собираюсь оформить законный союз. Хотя формальности для меня не столь уж важны.
– Ах, госпожа Петти, я бы не сидел здесь, перед вами, если бы мой сын думал так же, как вы. Поверьте, у мужчин, даже весьма сдержанных, порой бущуют страсти. Но чувство долга перед семьей и родиной куда сильнее. Ваша связь обречена. Не позволяйте же чувствам лишить себя разума, испортить репутацию моего сына и свою. Уйдите из жизни Николоса красиво, как вы умеете это делать на сцене. Под чудесную музыку и гром аплодисментов.
– Вы вспомнили о «Травиате»? Я никогда не претендовала на эту партию. К тому же отличаюсь отменным здоровьем. – Агнес с усмешкой посмотрела на гостя. – Но вам не следует обманывать меня. Вы – лжете, господин Караджич. Ник не мог отказаться от нашей любви.
– Сегодня – возможно нет. Но завтра – он будет тяготиться вами и презирать себя. С ним не раз происходило подобное. И финал, увы, предрешен. Николос не способен предать свою семью и свой народ. Он может ослепнуть лишь на мгновение. Простите его и не настаивайте на продолжении связи, не афишируйте того, что произошло. Если вы действительно любите, то не позволите Николосу загубить свою жизнь.
– Боже! Какой взволнованный монолог, господин, вскрывающий чужие письма! Сегодня не девятнадцатый век. И я – не сердобольная кокотка Маргарита Готье. Завтра же я еду в Англию, чтобы встретиться с Николосом и услышать от него мнение по поводу нашего будущего. Я жду ребенка, в жилах которого течет королевская кровь. Убеждена – ваш сын серьезно воспримет мое сообщение. Согласитесь – у нас с Николосом есть повод для личной встречи.
Гость встал и поклонился. – Надеюсь все же, что вы не сделаете этой глупости. Здесь мой адрес – ещё два дня я намерен провести в Вене. И я далеко не все сделал, чтобы остановить вас, любвеобильная Королева Чардаша.
– Понятно, – насторожилась Ди. – Старик узнал о ней нечто порочащее и будет шантажировать, выкупая свободу сына. А Нику сообщит, что Агнес отреклась от него.
– Увы, схема отработана веками. Но все обошлось проще: Агнес не поехала в Англию. Это вовсе не означало. Что господину Кораджичу удалось запугать её. Экс-король умолял взбалмошную актриску избавиться от ребенка, забыть о его сыне. Агнес решила поступить наоборот: родить и с младенцем на руках предстать перед Ником.
– Однако старый хрыч добился своего, он заронил в её душу сомнения. Ди явно перешла на сторону Агнес.
– Любящую женщину так легко ранить. Но и Нику пришлось несладко, когда он прочел в газетах, что Агнес Петти ждет ребенка от своего секретаря и собирается выйти за него замуж.
– Ах вот как! Счастье улыбнулось Питеру. Сразу и желанная жена и малыш. – Обрадовалась Ди. – Ну чем ни хеппи – энд?
– Не торопись распрощаться с нашими героями. Конечно же, узнав о том, что Агнес беременна и решила оставить ребенка, Питер предложил ей брак.
– Понимаю, – сказал он, – тебе сейчас не до лирических переживаний. Не сомневайся – наш союз будет чисто фиктивным.
– Брака не будет, – отрубила Агнес. – я могла бы стать женой только одного человека. Возможно, он ещё поймет и оценит это.
Но в прессе все настойчивее муссировались слухи о романе Агнес и Питере. Очевидно, у старого короля оставались среди журналистов хорошие связи. Агнес уехала в альпийскую деревню, так выносила свой живот и прекрасным июньским днем родила девочку.
Акушерка вынесла малышку измученному тревогой Питеру: – У вас славная дочка, господин Бруклин…
…Прошло лето. Веронику нянчила кормилица. Агнес сидела на лужайке перед домом и смотрела в небо. Она напряженно думала.
– Я начинаю понимать, что у тебя на уме, – нахмурился Питер. – Ты даже не трогаешь дочку – боишься привязаться к ней.
– Я сильно растолстела? – Вместо ответа Агнес прошла по травяному ковру своей обольстительной походкой, сорвала ромашку, погадала на лепестках, отшвырнула желтую серединку и, подняв руки к голубым небесам, закружилась. Здесь она носила длинные крестьянские юбки и вышитые блузки с кружевом – в моду вошел стиль «кантри». Отпущенные до лопаток каштановы кудри по-прежнему отливали медью и только Агнес знала, что умелое подкрашивание хной скрывает раннюю седину.
– Агнес… Ты в самом расцвете сил. Вся жизнь ещё впереди. А позади огромная слава. – Питер встал рядом, заслоняя опускавшееся за холмы солнце. – Подумай хорошенько, ты не должна совершить преступления.
– Что-чть?! Позади?! – взвилась Агнес. – Ты сказал «позади»? Ты хочешь заживо похоронить актрису, а это и есть самое грязное преступление.
На искривленных губах Агнес появилась презрительная усмешка. Она смотрела на Питера как на врага. Может она поняла, что их пути, наконец, разошлись?
Оставив дочку в семействе фермера Агнес вернулась в Вену и вызвала адвоката.
– Пит, останься, пожалуйста. Мне предстоит обсудить весьма сложные вещи, – распорядилась она.
Питер молча просидел два часа, в течение которых Агнес обговаривала с адвокатом Эриком Хольцман условия договора: девочка будет отдана на воспитание в хорошую семью. Если Эрик Хольцман получит необходимые доказательства благонадежности будущих родителей, Веронику удочерят. Ее новая семья получит «в приданое» крупную сумму, но девочка никогда не узнает имен своих настоящих родителей.
Проводив адвоката, Агнес, воинственно подбоченясь, встала у застывшего в кресле Питера. – Ты спишь или онемел, Тихоня?
– Это игра, Агнес? Скажи, что это неправда! – Он вскочил и, схватив её за плечи, заглянул в глаза. – Ты не можешь поступить так! Ты не откажешься от дочки! – Питер встряхнул насупившуюся Агнес. – Малышка это лучшее, что есть в нашей жизни.
– Эй, пусти! – высвободившись, Агнес расправила плечи. – Ты заигрался в отца семейства, парень. Приди в себя и прекрати распускать нюни. Пора заняться новыми контрактами и подготовкой к рекламной компании. – Она встала в запечатленную на афишах позу: правая рука вскинута над высоко поднятой головой, левая вздернула подол юбки. – «Божественная Петти возвращается на сцену!»
– Агни, одумайся… – прошептал Пит.
– Перестань изображать юродивого! Если ты болен – лечись. Устал – отправляйся на отдых. В любом случае мне не нужен ни такой секретарь, ни такой друг! – В её чарующем голосе прорвались визгливые истерические ноты.
С ужасом глядя на Агнес, Питер попятился. Толкнул спиной дверь, уронил папку с бумагами, торопливо собрал их в охапку и ушел, даже не оглянувшись. В холле раздались его торопливые шаги.
Питер Бруклин исчез, не взяв ничего из личных вещей. В его кабинете остались тщательно разложенные бумаги Агнес, деловые пометки для её нового агента и – никакой записки. Напрасно Агнес ждала возвращения Тихони.
– Она все же ждала его? – обрадовалась Ди, явно симпатизировавшая верному влюбленному.
– Ну, поскольку этот человек был просто незаменим в делах. К тому же разве оценишь по-настоящему друга, не потеряв его? – Эн исподлобья взглянула на сестру.
– Неужели мне надо умереть, чтобы ты поняла, как скучно по вечерам пить в одиночестве молоко и рассказывать свои истории молчаливым стенам?
– Мы близнецы, Ди. У нас все пополам.
– Кроме розовых очков, – заметила Ди, упорно не произносившая имени человека, кого они не смогли поделить.
Эн поняла. – А что если я скажу, что Грег звонил?
– Когда?.. Он… звонил тебе? – из рук Ди выпал крючок и со звоном закатился под кресло.
– О, нет. Не мне… Но об этом потом. Я должна завершить рассказ вечереет. Интересующая нас пара, похоже, собирается уходить. Странно… Эн присмотрелась к женщине с розой в светлых волосах и в зеленых хрустальных туфельках. – Хотя немного времени у нас ещё есть. Только не перебивай больше, Ди.
– Я уже поняла: там внизу – Агнес. Она не очень-то изменилась, только стала блондинкой. Уж лучше, чем седой. А кто рядом – король?
– Помолчи. Мы должны в темпе перелистать больше трех десятилетий.
– Вероятно, они оказались не слишком розовыми. – Стоя на четверреньках, Ди шарила под креслом в поисках крючка.
– Я бы сказала – полосатыми.
