Текст книги "Большой вальс"
Автор книги: Людмила Бояджиева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)
Глава 3
Маг и его мечта
Октябрь в Нью-Йорке иногда бывает мерзким. Особенно в соседстве с ноябрем, в последних своих, перегруженных влагой, беспокойными ветрами и биржевой нестабильностью числах. Нервозность разлита в самом воздухе, тяжелом от водяной мороси, в ярких отблесках раздражительно-суетливой рекламы, липнущих к лоснящимся тротуарам и глянцевым крышам автомобилей. А громады небоскребов, нависающие над уличным муравейником, навевают мысли о самоубийцах, выходящих из окна 35 этажа будто из собственного подъезда.
Сами нью-йоркцы, называющие это состоянием повышенной напряженности "hugh anxiety", склонны считать его порождением летней духоты и долгих суховеев. Досужих же путешественников, избегающих эти места в жаркие месяцы, "hugh anxiety" одолевает с конца октября, создавая лишние проблемы местному населению. В отелях мечется загнанная истерическими требованиями клиентов прислуга, перегруженной дорожными происшествиями полиции месячные заработки начинают казаться оскорбительно-мизерными, а особо-восприимчивые к колебаниям творческой атмосферы служащие телекомпании CFM, уныло вспоминают прошедший отпуск.
– Отлично выглядишь, Хейли! Прямо как после путешествия на Гавайи, служащий отдела развлекательных программ Алекс Конрад не глядя приветствовал дежурным комплиментом сою озабоченную коллегу.
– Угу. Рецепт простой – таблетка тайленола и два черных без сахара. Она бросила к нему на стол кипу бумаг. – Посмотри-ка это. Всю ночь ломала голову. Красным отмечены места, смущающие Рея.
– Ого, да здесь все горит алым пламенем. Похоже, Рею явно не по душе эти съемки. Старика можно понять: вложена чертова прорва денег, арендованы лучшие павильоны, задействован весь технический состав, а главному режиссеру говорят: сиди на месте, парень, не рыпайся. Мы сами разберемся. Потому что у вас – телевидение, а у нас – магия. Тьма, черный ящик, рыбка в мутной воде. Нам и ловить, а вы, тысячу извинений, конечно, держите-ка подальше свои любопытные носы!
Хейли забрала листы, уложила их в папку и застегнула металлическую скрепку.
– Я не девочка. Двенадцать лет здесь кручусь, прекрасно понимаю, что такое "спецконтракт", заверенный главным. И не стала бы сопротивляться, если на эту неделю всю нашу съемочную группу, а в том числе и Хейли Симонс, как главного редактора, лишили пропуска в павильон. Купила бы тур по Греции. А потом с наслаждением посмотрела пленку, на которой ты, я и Рей так удачно засняли то, что сделать нельзя, чего вообще не бывает и быть не может. Мы, что называется, сыграли бы вслепую, не доставая кота из мешка. Как это нередко бывает у наших коллег с "прямым эфиром" политического канала… Но там – импровизация, а здесь сценарий с точными указаниями: "исчезает", "проходит сквозь стену", "возносится"! – Хейли в качестве доказательства листала исчерканные красным фломастером страницы.
– Не понимаю, почему ты так горячишься? Верно все же говорят, что женщины неравнодушны к чудесам и чудотворцам. Он же указал здесь вполне лояльно и то, что в отдельном параграфе контракта помечено как "авторская разработка": "Обеспечение трюков силами собственной спец. группы". Я уж не знаю, завяжут ли глаза Рею и операторам или просто выпроводят из студии, но это его дело. Дело Ингмара Шона, каким образом головоломная бредятина появится на пленке. Наша же миссия, как я её понимаю, состоит в том, чтобы завтра ровно в девять утра в павильоне N 3 находилось все то и все те, кто указан в перечне приложения.
Алекс, неоднократно набиравший номер телефона во время своей речи, настораживающе поднял руку.
– Мисс Браун? С вами беседует сотрудник студии CFM, ответственный за съемки программы мистера Шона, Алекс Конрад. Я полномочен подтвердить, что в соответствии с нашей договоренностью, вас ждут завтра утром в павильоне N 3. Пропуск на ваше имя находится у мистера Шона. Отлично. Желаю вам приятно провести вечер, мисс.
Алекс задумчиво опустил трубку и откинулся на спинку послушно крутнувшегося кресла. Он чуть было не закинул ноги на стол, но вовремя спохватился – дурная привычка, особенно досадная после двухлетней борьбы с ней.
– У тебя что, дырявые носки? – усмехнулась, заметив это, Хейли.
– У меня дырявые мозги, лапуся. Ведь я сейчас беседовал с той крошкой, которая недавно вылезла из крутой переделки… Ну-ка взглянем на её досье, Хейли! Антония Браун. Меня интересует, действительно ли у неё голова не в порядке.
– Какое отношение к делу имеют её интеллектуальные способности? засомневалась Хейли, набирая справочный код компьютера. – Это же не шахматный турнир.
– Может быть, слабенький умственный коэффициент красотки и помог ей, в отличие от нас, попасть в "черный ящик". Заметь, Антония – всего лишь модель, – девушка со стороны, Бог знает каким образом втесавшаяся в сценарий Мага на главную роль, в то время, как другие, более сообразительные и профессиональные циркачки буквально рыли копытами землю…
– Ты допускаешь, Алекс, что Ингмар сознательно отстранил Карму? И весь этот треп об их личной размолвке – очередная утка? – в круглых глазах Хейли загорелся неподдельный интерес.
– Допускаю, киска. Пока допускаю. Но допускаю и ещё очень многое, ты знаешь, у меня игривая фантазия, – Алекс весело потрепал Хейли по щеке. – Кстати, тебе сегодня уже говорили, что ты волшебно выглядишь?
– А ты не замечаешь, что сегодня слово "волшебно" звучит издевательски? Вот и разгадка, смотри-ка: неделю назад Антония Браун вместе с Ингмаром Шоном демонстрировали трюк в замке какого-то итальянского сумасброда. Как раз тогда, когда завертелась шутка с алмазами.
Алекс подсел к экрану компьютера, демонстрировавшего газетный текст "Происшествия в Парме" и промычал:
– Кажется, я что-то припоминаю.
Снова незнакомая шикарная гостиница. "отель Плаза", пять звездочек, сорок шесть этажей. Целый город, поражающий комфортом, сияющий чистотой сногсшибательных интерьеров, любезностью обслуги и особым законодательным сводом больших и маленьких правил, которые проживающие в нем господа просто знают от рождения, впитав с молоком исключительно элегантной, занудно муштрующей горничной матери. Никто из них не допускает сомнения, что огромные деньги, выложенные в оплату "люкса", делают гостя королем на завоеванной территории, а смокинг официанта, прикатывающего бесшумную тележку с завтраком, не означает, что ты должна с ним здороваться первой, вскакивать с кровати, запахивать халат и вообще мельтешить, как при встрече с культурным атташе. Ты можешь его вообще не замечать, будучи уверена том, что он остался глух и слеп ко всему, что бы ни происходило в твоих апартаментах.
Ладно, допустим, можно заставить себя заказать по телефону завтрак, таблетки, гороскоп, но как привыкнуть к шести полотенцам, ежедневно обновляющимся в ванной, к вазе с постоянно свежими фруктами и неувядающими орхидеями? Как смириться с тем, что на тебя круглосуточно пашет целая армия квалифицированных поваров, инженеров, администраторов, пожарных, полицейских, телефонисток, юрисконсультов, врачей, существующих для того, чтобы удовлетворять малейшие пожелания клиента, в то время как он занят чрезвычайно важными делами: поездкой по магазинам, визитами на художественную выставку.
Конечно, это больше касается дам, сопровождающих в качестве жизненного украшения джентльменов, уезжающих куда-то на деловые встречи в бесшумных бронированных автомобилях, серьезных мужчин, за неспешно-властной манерой которых поглощать сливки этой жизни угадывается шелест денежного дождя.
Отель Виктория не выбирала – номера для неё и Шнайдера заказал администратор Шона. В соответствии с их договоренностью, поскольку Ингмар считал необходимым партнерам проживать рядом. Если, конечно, у Виктории не будет особых пожеланий относительно местопребывания в Нью-Йорке. В "Плазе" мисс Браун ждали, передав вместе с ключами объемистый пакет от господина Шона. Служащий отеля безукоризненном костюме дипломата на ответственном приеме сладко улыбнулся гостье, деликатно пробормотав что-то насчет её популярности в Америке, а руки Виктории в перчатках тонкой темно-зеленой лайки предательски дрожали. Взгляд Артура, сверливший ей спину между лопаток, жег не хуже свежих горчичников, напоминал о том, что мисс не должна искать глазами свой багаж, а тем более пытаться схватить чемодан, если его ещё не подняли в номер. Она не должна рассыпаться в чрезмерных благодарностях администратору и извиняться за опрокинутую вазу.
– Все могут быть свободны, мисс Браун сама распакует свой багаж и предупредит позже о дальнейших пожеланиях. – Шнайдер захлопнул дверь номера за прислугой и с облегчением опустился в кресло. – Ну, пока все, уфф! Словно по канату над ярмаркой прошелся… Я не чета твоем волшебнику, но чувствую, что в холодильнике среди прочего витаминизированного пойла прячется приземистая квадратная бутылка с желтоватым напитком. Не будешь ли так любезна, крошка…
Виктория обошла комнаты, обставленные в стиле "арт декор" с преобладанием черно-белых и золотистых тонов. Многочисленные зеркала любезно предоставили размноженные отражения рыжеволосой, несколько растерянной элегантной дамы в велюровом костюме цвета мяты.
– Здесь нет холодильника, Артур, – заверила она обход жилья. Впрочем, я не уверена, может ли телевизор одновременно морозить, а если да, то как он открывается?
– Пожалуй, я справлюсь сам. Тебе пора распаковать послание шефа и объявить мне планы на завтра. Думаю, – он посмотрел на часы, – сегодня уже поздновато для деловых встреч.
– Здесь сценарий, полная программа работы, расписанная по дням… И вот еще… как любезно… господин Шон приветствует меня в Нью-Йорке и просит сегодня в десять часов подняться в верхний бар для приватных переговоров… – в голосе Виктории прозвучала растерянность. – Он подчеркнул дважды "присутствие менеджера нежелательно"!
– Попалась, птичка! Ты в самом деле думаешь справиться без меня?
– Нет, конечно, нет! Я даже не знаю, где этот "верхний бар"! Я никогда в жизни не ходила в бар… Тем более одна и в десять вечера…
О кей! Я тебя не брошу. Отдохни часик, пригласи горничную приготовить тебе ванну, а я зайду без четверти десять. Попытаемся разобраться в архитектурных премудростях этого дворца.
Виктория не рискнула вызывать горничную и вообще ограничилась душем. Было тревожно, как перед выпускными экзаменами. Нет, значительно хуже. Полная растерянность и паника. Ведь она не знает ни одного "билета" – может допустить досадную оплошность каждую минуту. Вот сейчас оторвала зубами крышку гостиничного флакончика с шампунем, а ведь можно было просто нажать пальцем на запечатанную кнопку. Интересно, способна ли Антония Браун зубами вскрывать шампунь, и куда надо отправить одноразовую шапочку для ванны – в корзину для мусора или приберечь ещё на одно купание?
"Господи, господи, помоги всем нам! Милый Остин, то есть дедушка, он расхохотался на её бесчисленные вопросы о правилах гостиничного этикета. "Ты должна вести себя так, будто их вовсе не существует. Думай о чем-нибудь возвышенном, читай в уме стихи – и тогда тело и руки сами поступят как надо. Ведь все эти мелочи для того и устроены, чтобы тело пользовалось ими, не обременяя ум".
"По вечерам над ресторанами прозрачный воздух тих и сух…" попыталась она сосредоточиться на Блоке и, действительно, вышло! "И полон окриками пьяными весенний и тлетворный дух…" – Вика промокнул полотенцем волосы и не задумываясь бросила его на пол, а пальцы сами нажали кнопку фена, встроенного в зеркальные полки.
Засомневавшись в точности пришедших на ум прилагательных, она его даже не заметила, как и того, откуда взялся махровый банный халат. А мраморный мол оказался очень теплым, так что можно шлепать босиком, не заботясь о брошенных тапках. "Ну что же, спасибо, дед, сработало". Стало повеселее, а в холодильном шкафу, скрытом витражным светящимся панно, оказалось полно бутылок и, конечно, "пепси". Странно, с него-то все и началось, с той бутылки, приправленной снотворным, что была выпита в черной "Волге" похищенными детьми. Как ты там, Макс? Вика задумалась, уйдя в безопасную зону воспоминаний, где все уже было чуть приукрашено, подслащено последующими фантастическими событиями.
Все лишь неделю назад Остин сообщил Вике, "отработавшей" выход в Парме, что она получила "добро" на учебу в университете и должна пятнадцатого октября отправиться в сопровождении Малло в Штаты. Роль Антонии Браун завершилась, облегчив А. Б. возвращение к её прежней жизни. Небольшая задержка в монастыре – лишь уступка требованиям доктора Динстлера, обещавшего отпустить Тони в Нью-Йорк к началу съемок с Шоном.
А потом разразилась беда – целый день в доме царила близкая к шоку паника. Антония исчезла из монастыря и лишь к следующему вечеру, подняв телефонную трубку и выслушав сообщение Йохима, Алиса облегченно заплакала. – "Слава Богу, он разыскал Тони в окрестной больнице. Ничего страшного, небольшой ушиб, нервный срыв. Теперь уже девочка у него в клинике и все будет хорошо. Когда мы выезжаем в Каштаны?"
– Сейчас, – не раздумывая ответил Остин.
Они вернулись с озабоченными лицами и тут же пригласили в кабинет Викторию и Шнайдера для серьезной беседы.
– Тони должна остаться на недельку в клинике. Выходит, тебе рано удаляться за кулисы, девочка, – Алиса подошла к Виктории и ласково погладила по голове. – Понимаю, это серьезное испытание… Но расторжение контракта за сутки означает большой скандал… Ведь ты поможешь ещё раз, Тори?
Алиса мягко уговаривала насупившуюся девушку:
– Тем более, ты уже знакома с этим человеком. В Нью-Йорке вы будете работать в узком кругу его коллег и телевизионщиков, не имевших личных контактов с Тони. Всего неделя – и ты студентка университета. Почти профессор филологии… Покрутись, поработай – и этот опыт в жизни пригодится. А Шнайдер подстрахует… Ведь ты не бросишь нас, Артур?
Артур не бросил. Он полетел с ней в Америку, нарочито изображая усердную няньку и не упускал случая продемонстрировать Вике огрехи её воспитания. В "Боинге" он заметил красные пятна на щеках вернувшейся из туалета девушки. Тори смущенно опускала глаза и от негодования покусывала сломанный ноготь.
– Я вижу, у тебя новый сексуальный опыт, детка? Что, пришлось отбиваться? Признаться, не думал, что в бизнесклассе поход в туалет столь опасен, как ночная прогулка в Гарлеме.
Вика молчала, не удостаивая Шнайдера объяснениями – она просто не могла справиться с хитрой ручкой в туалетной двери. А запаниковав, стала дергать рычаги, сломала ноготь…
– Вам помочь? – осведомилась из-за двери стюардесса.
– Нет, благодарю, – буркнула Виктория и случайно нажав какую-то кнопку, буквально выпала из двери.
Вот и теперь, Артур придет, чтобы сопроводить её в бар. Позор, взрослая самостоятельная девушка не знает, как полагается вести себя в таком месте – как войти? куда сесть? отвечать ли на вопросы незнакомцев, или молчать, рискуя показаться глухой? Виктория вздрогнула от мелодичной телефонной трели. Плоский, усеянный кнопками, как ракетный пульт, аппарат стоял возле кровати, поперек которой она прилегла, накрывшись халатом.
– Добрый вечер, Антония. Ты получила мои бумаги, все в порядке? голос Ингмара звучал так, будто он находился совсем рядом. Английский у него был намного лучше французского, почти безупречен, насколько могла определить Вика.
– Спасибо за заботу. Я постараюсь быть в баре вовремя. С моим менеджером. – Вика старательно подбирала слова, скрывая растерянность за напускной усталостью. – Перелет утомил меня. Небольшая головная боль.
– Антония, этот разговор касается лишь нас двоих. твой Артур слишком любопытен, а я все же волшебник, обожаю таинственность. Пожалуй, будет лучше, если я просто зайду к тебе. Не возражаешь? Через четверть часа, о'кей?
Виктория заметалась по комнатам, соображая, что бы одеть. Она знала, что дорожный костюм для вечера неуместен, а чемоданы стояли не распакованными. И здесь рука сама нажала вызов горничной, а голос, протяжно-небрежный, попросил явившуюся девушку разобрать чемодан и отгладить бежевое платье. Нет, не это, вон то, с бисерным шитьем на плече.
– И только, будьте добры, через пять минут. У меня визит, предупредила она вслед уплывающей с её платьем девице.
Легкий макияж – немного помады и пудры, несколько взмахов щеткой, пшиканье духов, колготки, туфельки, золотой браслет с часами… Она ещё стояла перед зеркалом, когда явилось отглаженное, нежно играющее расклешенным подолом в ароматном воздухе платье.
Вмиг одевшись, Виктория схватилась за телефон:
– Артур, твое присутствие при беседе категорически отменяется. Встретимся завтра в восемь тридцать в холле.
– Круто взяла, детка. Не наделай глупостей. Вспомни кардинальские побрякушки. И, умоляю, ничего не подписывай!
Ингмар оказался более эффектным мужчиной, чем показался Виктории в прошлый раз. На него хотелось смотреть и смотреть, чтобы вынести, наконец, определение – "почти красив" или "слишком красив". Если это красота, то граничащая с безобразием, а если безобразие, то чрезвычайно впечатляющее.
С определенностью можно было сказать сразу: такое лицо трудно потерять в толпе, невозможно спутать с кем-либо и уж, наверняка, соверши он преступление, свидетели не затруднятся в составлении фоторобота. Высок, очень высок и гибок, как мим, словно кости у него резиновые, хотя и слегка нелеп, грациозно неуклюж. Но только постольку, поскольку в геометрическом пространстве уж слишком много углов, которые надо не просто обходить обтекать! А это не всегда выглядит обычно.
Широкий лоб, глубоко и близко посаженные зоркие глаза, тонкий, крупный, с горбинкой нос и большой, неопределенный, какой-то неуловимо асимметричный рот. Его губы кривились усмешкой, улыбкой, шевелились в раздумье, плотно сжимались, свидетельствуя о волевом нажиме, расслаблялись в полувздохе, как у ребенка, увидевшего нечто ошеломляющее. На этом жестком, сосредоточенном лице они жили самостоятельной, недисциплинированной жизнью. Темный костюм свободного покроя висел на широких плечах небрежно и одновременно шикарно, гладко зачесанные назад светло-русые волосы схвачены косичкой, на среднем пальце правой руки, в раздумье трогающем переносицу, поблескивает крупный перстень с черным прямоугольным камнем.
– Извини, что я раздумываю в дверях. Мечусь на границе, не решаясь сделать шаг на твою территорию: может, все же посидим в баре, грешно оставлять столь прекрасную даму затворницей…
– Пожалуйста, заходи. Мне хочется посидеть в тишине. Ведь нам надо поговорить о делах? – Виктория проводила Ингмара в гостиную с зажженными в разных углах лампами.
– Хочешь чего-нибудь выпить? – (эту фразу она не раз встречала в фильмах.)
– Не откажусь. Вино с соком. Я прямо как австрийская школьница. Но завтра – серьезная работа. Ты просмотрела сценарий?
– Извини, не успела. Оставила удовольствие на ночь. Надеюсь, там не слишком много ужасов? – Виктория взяла стакан с разбавленным ананасовым соком белым вином.
– Не важно. – Он пристально наблюдал за Викторией, делая невыносимо напряженные паузы между фразами. – На каком языке предпочитаешь вести переговоры? Я знаю даже один славянский.
– Боюсь, мне все же свободнее будет изъясняться по-французски, – она улыбнулась, пропустив настораживающую фразу странного гостя мимо ушей.
Почему-то все время забывалось, что у Антонии русские предки и прекрасное знание языка, а, следовательно, нечего бояться "проколов" на русской теме.
– Собственно, разговор не слишком долгий, зато достаточно дипломатичный. Французский подойдет. – Он глянул исподлобья, коротко, пристально, будто сделал моментальное фото. – Мне бы очень хотелось, чтобы ты на эту неделю разучилась обижаться. Ну, знаешь, в цирке, когда делают номер, если будут каждый раз говорить "извини", когда наступят на ногу или вывернут руку, или не поймают после сальто…
Ингмар опять посмотрел так, будто хотел её на чем-то поймать. Или это просто его манера – мешать иронию и добродушие в невероятном коктейле?
– Я знаю, что если после сальто не поймать, то извиняться будет не перед кем, – твердо, без всякого подтекста сказала Вика, не отводя глаз.
– Так вот, я диктую условия без извинений. А ты постарайся меня поймать. То есть – понять. Первое – вот твой пропуск на студию на все шесть дней. На одно лицо. Шнайдер будет отдыхать – он этого заслуживает. Второе. Все это время ты не будешь задавать вопросов мне и кому-либо из моих ребят, как бы не бушевало твое любопытство. Просто подчинишься и постараешься слушать меня. Третье, – ты не станешь отвечать на вопросы, касающиеся меня и моего дела, когда их будут задавать другие. Все. – Он сделал пасс длинной рукой и достал из воздуха белую розу. – Роза – символ секретности. В средние века во время переговоров розами украшали зал и даже осыпали пол, чтобы напомнить участникам о заговоре молчания. Этот символ до сего дня в ходу во многих тайных союзах.
Ингмар протянул Виктории цветок, словно выросший между указательным и средним пальцами. Она вопросительно подняла брови, заметив множество шрамов, покрывавших узкую руку фокусника, но сдержала вопрос.
– Умница. Высший балл за сообразительность и внимание на уроке! Ингмар поднялся. – Я не знаток в парфюмерии, но пора распаковать большую кожаную сумку. Там полный беспорядок. Очевидно, в самолете её здорово тряхнули. Жаль, мне нравятся "Диориссимо".
Виктория не позволила себе даже удивиться, – отвесив достойное "Благодарю". Ингмар не заходил в её спальню и не мог видеть сквозь стену её большую дорожную сумку, приобретенную Алисой, а уж тем более – разузнать название привезенных ею духов. Ну что же – Викторию теперь чудесами не удивишь.
…У проходной студии CFM её ждала невысокая плотная женщина с выносливым лицом лыжного спринтера.
– Хейли Симонс, главный редактор программы господина Щона, представилась она, не без любопытства окинув Викторию быстрым взглядом. – Я ещё издали узнала вас, мисс Браун. Вы любимица моего шефа, он приобретает уже третий год календари только с вашим изображением. Считает, что оно приносит удачу.
– Ну и как идут дела? – задала Вика чисто американский, ни к чему не обязывающий вопрос, следуя за нырнувшей к лифтам женщиной.
– Я провожу вас к третьей студии. Запоминайте, Антония, в нашем новом корпусе можно заблудиться только в том случае, если вы дальтоник или абсолютно неграмотны. Заметили лиловые стрелки? Шагайте по ним. Но, предупреждаю, это не близко.
Выйдя из лифта, Хейли влилась в поток служащих студии, снующих по широким переходам.
– Так вот, о Джеральде Хоксе – моем шефе. Никто не мог бы обвинить его в чрезмерном внимании к женскому полу. Да и не в чрезмерном тоже. Но ваше фото на стене кабинета принесло ему несколько очень выгодных предложений. Он запустил две новые передачи, получившие отличный рейтинг, а теперь намерен завязать серьезную историю с Ингмаром Шоном. Ну вот, пожалуйста, мисс Браун, вас уже ждут. Это наш лучший режиссер Рем Поллак. Разрешите вас покинуть, у меня дела. – Хейли поспешно удалилась, оставив Викторию с невысоким полным мужчиной, наверняка считавшим себя похожим на знаменитого актера Джека Николса. Только он выглядел более плотным и крепким, донашивая видавшую виды кожаную куртку, уже жавшую подмышками и не сходившуюся на груди на темно-серой футболке с лучистой эмблемой CFM.
"Очень приятно", – протянула Антония руку, абсолютно не представляя, что может произойти через пять минут. Сценарий она просмотрела ночью, поняв только то, что Ингмар мастак путать следы. Эта штука была написана скорее для того, чтобы сбить со следа, а не прояснить суть дела. Кроме того, она впервые в жизни оказалась в съемочном павильоне, а должна была выглядеть опытной и всезнающей. Виктория решила выбрать тон наивной простушки.
– Честно говоря, я ничего не поняла из сценария господина Шона. И буду вам очень благодарна, если вы возьметесь руководить мной.
Рем хмыкнул и явно сдержал резкую реплику.
– А я как раз надеялся на ваше покровительство, мисс Браун. Впервые в жизни чувствую себя на площадке идиотом. И задаю себе вопрос, а уж не оставить ли Ингмара одного со своей командой?..
В огромном павильоне, напоминающем ангар для парковки "Боингов", шла кипучая деятельность: мигали попеременно полосы софитов, сплошь покрывающие черные перекрытия потолка, по металлическим балконам, опоясывающим зал, скользили камеры, прицеливаясь объективами к устанавливаемым внизу декорациям, трещали газосварочными разрядами пиротехники, суетились рабочие в черных комбинезонах с желтым очерком звезды Соломона на спине – "команда Ингмара".
– Отлично, девочка. Следуй вот за этой тетей, она будет тебя опекать. Уж извини, костюмы и косметика у меня собственные, не от Лагерфельда. Впрочем, зря извиняюсь – она лучше, – Ингмар, почти неузнаваемый и будто наэлектризованный энергией, представил Тони молоденькую девушку с выпуклыми бесцветными глазами.
Виктория прошла вслед за своей опекуншей в костюмерную, имевшую, как и полагалось, зеркальную стену, ярко освещенную шеренгой специальных лампочек.
– Я плохо говорить французски. Мадемуазель, пожалуйста садиться. Все делать я сама. Сегодня нужно это платье. – Девушка достала из картонной коробки, обитой мешковиной, узкий чулок золотой лайкры.
Виктория послушно влезла в облепившую её тело ткань – голые плечи, голые ноги, посередине кусок литого металла.
– Белье надо снять. Это платье есть кожа. Сегодня будут делать трюк, – пыталась объяснить ситуацию девушка механическим голосом робота.
– Понимаю, – коротко вздохнула Виктория, почувствовавшая себя в мини-платье без трусов очень неловко.
– Положите голову сюда, – прохладные пальцы девушки, прихватив виски Виктории, запрокинули её лицо на подголовник кресла.
Процесс гримирования оказался очень коротким – влажные касания тампона, пахнущего камфарой – лицо, шея, плечи, потом колени, ноги. Мягкое скольжение кисточки по векам, губам. И все. Из зеркального марева как из морской глубины, пронизанной прожекторами подводной лодки, на Викторию смотрело зеленоватое безбровое чудище. Ощущение липкости на всем теле, подвергшемся гримировке, довершало ассоциации с морским животным.
Виктория зябко передернулась – кальмар или спрут? Но вопросов здесь не задают. А если задают – остаются без ответа.
– Это специальный состав, для нашего освещения. Мадемуазель выглядит великолепно, – в заключении гримерша одела на голову Виктории золотую шапочку из тонкой резины, довершив сходство с морским уродом.
"А что, если этот Волшебник не сумеет расколдовать меня и так же просто,, как Вика стала Антонией, Антония превратится в мурену и будет жить в большом аквариуме?". – Мысль показалась Виктории вполне реальной, не вызвав, однако особого испуга. Напротив, в ней мерещилось какое-то облегчение. Сейчас, за минуту до встречи с телекамерами, она предпочла бы броситься в водяную пучину без особой надежды быть расколдованной.
– Все готово, радость моя, пора начинать, – Ингмар внимательно осмотрел плечи и колени Виктории. – Не люблю делать дубли. А когда делаю, все равно оставляю первый вариант. В нем есть неожиданность и страх. Когда так противно сосет под ложечкой… Это ведь фиксируется аппаратурой, так же, как свет или цвет… Хорошо, хорошо, только не дрожать, – коснулся он пальцем живота Виктории и ей стало совсем страшно оттого, что этот лохматый блондин видел её насквозь. Длинные волосы Мага, получившие стальной оттенок, падали на плечи вьющимися легкими прядями. Черный гладкий комбинезон – то ли трико гимнаста, то ли одеяние средневекового рыцаря, навевал образы таинственной магии и боевых турниров. Его пальцы, наручником охватившие запястье Вики, оказались холодными. Как во сне она нырнула вслед за черным рыцарем в металлическую капсулу, напоминающую цистерну. Внутри было темно и пахло жженой резиной…
– Проводка не выдерживает напряжения, спешим, спешим, девочка. Удобно? – Вика с помощью Шона легла в пластиковый саркофаг, опутанный проводами. – Всего одна минута. Считай медленно до шестидесяти, по биению пульса. Ты в материнской утробе. Тесно. Страшно. Темно. Представь себя на краю трамплина. Вышка на самом краю скалы. Внизу безбрежное море. Нет, океан – ласковый, теплый… Прямо перед тобой восходящее солнце – огромное, манящее, расплавляющее тебя пронизывающими лучами. Оно дает радость, силу, жизнь… Ты тянешься к нему, ты подходишь к самому краю лучистой бездны, соскальзываешь и – летишь!
– Нам нужна музыка. Пожалуйста, Серж, внимательней. Собрались! сказал он в микрофон и исчез.
Плотная тьма непроницаемой стеной обступила саркофаг. Где она, что вокруг? Виктория боялась даже пошевелить пальцами, думая о том, что ноги у неё босые и она совсем нагая под тонкой прилипчивой тканью. "Тук, тук", четко и громко с влажным хлюпаньем заработало усиленное динамиками сердце.
Виктория начала считать, ощущая нарастающее волнение. "Пятьдесят пять, пятьдесят шесть", – ей хотелось закричать от страха, подступая к конечной точке. И вот – тишина, абсолютная, со звоном в ушах, и откуда-то из её глубин тихая музыка, подкрадывающаяся со всех сторон. Знакомая, Боже, – да это первый концерт Чайковского! Виктория сразу представила распахивающиеся под эти аккорды перед новобрачными двери. Наверно, она засмеялась, но с треском электрического разряда темнота лопнула, её ложе, оказавшееся абсолютно прозрачным, повисло в ослепительном свете, поднимаясь в вертикальное положение. Виктория зажмурилась, вытянув руки навстречу пылавшему перед ней в голубой бездне огненному шару. Пол под её босыми ногами плавно пружинил, заманивая в полет, оркестр гремел, поднимаясь к крещендо – и она оттолкнулась от края площадки, взвившись вверх. Тело обрело невесомость – она парила в необъятном просторе, пахнущем озоном, стремясь к огню и свету. В какое-то мгновение Виктория словно увидела себя со стороны – маленькая сверкающая искра, летящая к солнцу. Волосы, освободившиеся от шлема, парили золотым ореолом, тело переливалось и плавилось драгоценным блеском… В живот впился тонкий обруч, потянуло подмышками – она полетела вниз, зажмурившись, до боли в горле задержав дыхание.
Под белыми лепестками роз, устилавшими долину, чувствовались острые камни. Она лежала, затаясь, чуть приоткрыв под завесой волос глаза. Музыка отдалилась, в ярком свете софитов парили клочья белого дыма.
– Не двигайся, не двигайся! Отлично. – голос Ингмара приближался. Здравствуй, Чудо! Он откинул с лица пряди волос. – Теперь ты с нами.
Черный Маг помог Виктории сесть, ласково улыбаясь под метелью сыпавшихся сверху белых лепестков. Его глаза светились восхищением, а из-за спины прямо в растерянное лицо Виктории пристально смотрел объектив камеры. Она протянула к нему руки и на секунду ладони Мага и Мечты соединились.
