Текст книги "Умереть, чтобы жить"

Автор книги: Людмила Бояджиева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

21

В августе Ане исполнилось двадцать четыре. Алина с матерью, отдыхавшие на Кипре, позвонили в шесть утра с теплыми поздравлениями. Даже после обильных пожеланий всяческих успехов юбилярше веселее не стало – она куксилась с утра, осознавая при этом, что теперь целый год, как утверждают люди суеверные, ей придется провести в таком же кислом настроении.

Отношения с Карлосом запутывались все круче и становилось ясно – из этого узла не вырваться. Уж очень он странно исчезал, заставляя Аню мучиться. А когда она почти смирялась с потерей, появлялся, и был так искренен, так нежен и так несчастен, что Аня обреченно шептала, глядя в тонкое, смуглое лицо: «Я люблю тебя. Люблю. И с этим ничего поделать нельзя».

Проходили месяцы, и странная любовь превратилась в мучительное испытание. Аня несколько раз порывалась уйти из ансамбля, но все как-то не получалось – она снова выходила на сцену, чтобы слиться со своим партнером в огненной мамбе.

В день рождения, как всегда, как это было уже двадцать четыре раза, её ждало на вешалке новое платье, сделанное матерью без примерок, в качестве сюрприза. Как правило, Верочка старалась сшить нечто нарядное и практичное, с учетом наступающей осени. В этот же раз, открыв глаза, Аня сразу увидела голубое сияние, исходящее от длинного чешуйчато-перламутрового платья, висящего на дверце тройного шифоньера.

– Мам! – позвала она, – иди сюда, я уже все разглядела.

– С днем рождения, детка, – протиснулась в полуоткрытую дверь Верочка. – Чад на кухне, пирожки малость прижарились.

– Спасибо, такая роскошь… Но это туалет для мадам Южной, проводящей вечера в клубах и казино. А мне для поездок в пригородном автобусе чего бы попроще… – Аня виновато взглянула на мать.

– Причем здесь автобусы! У тебя начинается интересная жизнь, надо будет показаться в обществе, а надеть нечего.

– Когда это начнется?

– В этом году, прямо, может, с завтрашнего дня – Убежденно заявила Верочка.

– Мы с тобой, мама, как что-нибудь загадаем, так обязательно просчитаемся.

– Случалось. Только теперь по-другому будет. Ты одевайся, а я сейчас кое-что тебе покажу.

Аня встала перед зеркалом, потянулась. Сквозь шелковые шторы падал зеленоватый свет, и загорелое стройное тело с копной пушистых, взлохмаченных кудрей было похоже на экзотическую рыбку в аквариуме. Тяжелый шелковый трикотаж в перламутровой чешуе скользил по обнаженной коже сам, холодя и лаская. Аня посмотрела на себя и чуть не заплакала – так стало жаль красоту, пропадающую задаром в этой тесной, заваленной старым хламом квартирке. Вошла Верочка, всплеснула руками и тут же уронила слезу:

– Деточка ты моя! Вот уж счастье мне перепало, – не было дня, чтобы на тебя не любовалась. Куклу растила, растила…

– Кукла и выросла. Безвольная, безропотная, безынициативная. – Аня плюхнулась на диван и поджала ноги. – Теперь уж ясно – наследственность такая, никуда не деться.

– Все правильно говоришь. Вот, смотри, мне этот журнал Кондратьева принесла. «Космополитен» называется, издается совместно с иностранцами. Значит, можно верить. А про тех, кто в августе родился, сама Глоба пишет. Надев висевшие на цветном шнурке очки, Верочка развернула нужную страницу и стала читать, медленно и значительно.

– «Рожденные под знаком Льва всегда заметны и притягательны – им покровительствует само Солнце, олицетворяющее творческое начало, вершину личного успеха…»

– Что-то не заметно… Хотя солнце я люблю. Без него кисну. А оно меня, видно, – не очень.

– Погоди, дальше все точно про тебя: «Львица любит царствовать. быть лучшей на празднике жизни – её призвание. Она там, где необходима её яркая артистическая природа, Львицы блистают на сцене и на подиуме»…

– Особенно, в ресторане «Вестерн». Чудесное место для праздника жизни… А там про любовь что сказано? – Аня заплела косу и скрутила узел над ухом.

– Ты про свой характер послушай, может, себя лучше узнаешь. «Любовь играет в жизни Львицы огромную роль, но избранник должен быть достойным: Львицу привлекают лишь интересные, преуспевающие и богатые мужчины. И одевается она, как никто, элегантно и ярко. Чтобы умилостивить Львицу, лучше всего сделать подарок – чем дороже, тем лучше. И обязательно цветы иначе она не оценит щедрость».

– Вот это очень кстати! Сегодня проверим. Пожалуй, я окажу милость тому, кто подгонит к нашему подъезду «мерседес». Естественно, в элегантной подарочной упаковке и в цветах.

…Когда поздно вечером, а точнее – ближе к полуночи – Аня открыла дверь и увидела Дениса, протягивающего корзину с фруктами, то даже заглянула за его спину.

– Там никого нет. Негра я отпустил. Здесь живописнейший натюрморт с разных континентов – манго, персики, виноград. Взгляни, Анна, какие сливы, гранаты! «Дэвушка, этот кишмиш как твои губки, твои глаза, твои стройные… гм…. Честное благородное слово,» – изобразил он сладкоречивого кавказца.

– А где цветы?

– Извини, детка, но прежде чем появились эти плоды, деревья и кусты цвели сумасшедшим образом. Ты видела цветущий гранат? Уверяю, это потрясающе, но не съедобно. – Денис трижды чмокнул Аню в щеки. – За Ингу Фридриховну, за супругу и за меня лично. – Он было прицелился в губы, но Аня увернулась.

– Я на минутку, не думал застать тебя дома. Был уверен, что сегодня в «Вестерне» дым коромыслом.

– Немного отметили с ребятами после программы… ну и все. Может, чаю с «Наполеоном» выпьешь?

– В следующий раз. – Денис категорически замахал руками. – Вера Владимировна, наверное, спит. Да и ты устала. Мне просто хотелось…

– Поняла. Спасибо. Порадовал. – Аня старательно изобразила улыбку, выпроваживая Дениса. Потом вернулась в комнату и уставилась в телевизор, мелькающий с отключенным звуком. На ночном канале шел фильм ужасов – из могил, тряся обрывками истлевших саванов, поднимались мертвецы. Аня с отвращением нажала кнопку.

В этот день все было как-то не так. Началось с заведомо ненужного вечернего платья, продолжилось книгой и розами Карлоса, подаренными в гримерке при всем честном народе. Это означало, что интимное чествование юбилярши – ужин вдвоем, как предполагалось накануне, отменялось. И, как всегда, без всяких объяснений – опущенные глаза, виноватая улыбка… Фруктовый натюрморт от Южных – красиво, полезно, приятно пахнет… Но, кажется, правильно сказано в гороскопе, что самый дорогой подарок без цветов не может порадовать Львицу… Да и цветы без любви – настоящее издевательство. Аня демонстративно оставила букет Карлоса в гримерной, а чудесный альбом «История танца в изобразительном искусстве» засунула подальше на полку – с глаз долой. Вот и все радости, принесенные праздником, бывающим, к сожалению, только раз в году… Засыпая, Аня приготовилась мужественно начать новый, трудный год.

24

Проснулась чуть свет, увидела встревоженное лицо матери.

– Вставай скорее! Уж не знаю, кто, но очень настойчиво тебя к телефону требует. Мужчина. Может, ресторан обворовали? Похож по голосу на милиционера.

Взглянув на часы, Аня недовольно поплелась к телефону.

– Это Анна Владимировна Венцова? – раздался характерный голос с мужественной хрипотцой. – Может, помните Михаила?

– Я вас узнала, – без особого восторга отозвалась девушка.

– Хотел вас поздравить, извините, опоздал. Мне только сейчас Денис сказал про ваш день рождения. Он и телефон сообщил.

– Спасибо, очень тронута… – Аня недоумевала, с чего это вдруг понадобился её телефон этому едва знакомому человеку. А он как-то мялся, не торопясь объяснить цель своего звонка.

– Извините, Михаил, я не выспалась. Вчера работала, поздно легла.

– Понимаю, понимаю… Когда бы вы могли со мной встретиться? Лучше не затягивать.

– Не поняла…

– Ах, я же не сказал! Смутился, что у вас день рождения… Дело вот в чем, – надо срочно застолбить одну вакансию. Я решил, что это совершенно ваше дело. Речь идет о работе. Можно мне подняться к вам? Денис дал мне ваши координаты. Я стою прямо у дома.

– Ну… – заколебалась Аня, ещё не сообразив что к чему.

– Спасибо. Через пару минут буду.

Аня метнулась в ванную, включила холодный душ.

– Мам, он сейчас придет, пригласи в столовую, а мне кинь сарафан, тот, ситцевый с бабочками.

– Кто такой? – Верочка принесла пестренький сарафанчик.

– Увидишь. Это по делу. Зовут Михаил, отчества не помню. Да ты его у Лаури на даче видела.

Аня подставила лицо под прохладные струйки, отгоняя остатки сна. Наскоро вытираясь, она слышала звонок в прихожей, а когда вышла – мать уже беседовала с гостем. На столе лежал потрясающий воображение букет каких-то особо породистых, снежно белых гладиолусов. Михаил поцеловал Ане руку.

– Поздравляю. Не знал, какие цветы предпочитаете. Выбрал свои любимые.

«Наполеон» пришелся кстати. Они выпили чай, а через полчаса Аня с Михаилом сидели в кабинете директора весьма престижного лицея.

Директор лишился руководителя хореографической студии и срочно, к первому сентября, искал замену. Все вокруг выглядело солидно, строго и как-то одухотворенно. В комнате висели бархатные бежевые шторы, а за дверцами книжного шкафа виднелись корешки полного Брокгауза-Эфрона и Британской энциклопедии. Программа обучения в лицее стремилась к гармоничному развитию личности молодого человека, непременным условием которого являлось практическое знакомство с историей танца. На переносице директора блестели потрясающие очки, перед ним возвышался бронзово-малахитовый письменный прибор, аккуратно лежали записные книжки в кожаных переплетах.

Марк Анатольевич, оказавшийся другом Михаила Сигизмундовича, очень извинялся, что не может сразу же предложить молодому специалисту максимальную зарплату. Но и названная им сумма почти приблизилась к ресторанному заработку. Аня ошеломленно молчала, поглядывая на Михаила.

– Так мы договорились? – Догадался директор. – Тогда возьмите вот эти бумаги, заполните дома. В следующий вторник у нас собрание персонала. Приходите на полчаса пораньше прямо ко мне – обсудим учебный план.

…Все случилось как бы само собой. Уходя из «Вестерна», Аня твердо решила, что никогда не вернется в ресторанное шоу и постарается забыть о Карлосе.

– Кажется, это то, что мне надо! – Вернувшись после первого ознакомительного занятия с учениками, Аня радостно закружила по комнате мать. – Подростки, но уже такие серьезные, солидные. Прямо дворянское собрание. Горят желанием освоить полонез, краковяк, вальс… А ещё у нас будут дополнительные занятия и студия для младших школьников.

– Ну и слава Богу! Михаил мне сразу понравился. Человек солидный и очень представительный – на актера Хмельницкого похож, особенно прическа и борода.

– А у него борода?! – старалась припомнить Аня, – да, вроде…

«Ты, дорогая, на него не заглядывайся, – поспешила урезонить себя Аня. – Он помог по-дружески. И ещё хотел своему приятелю – директору лицея оказать любезность».

– Что ты вообразила, мам? Никакие это не ухаживания. Чистейшей воды альтруизм

– А-а-а… Мне-то показалось… – Лицо Верочки разочарованно погасло. – Вот, думаю, и цветы ко дню рождения, и дорогой подарок.

– Причем, абсолютно бескорыстно, – твердо добавила Аня.

Аня не лукавила – Михаил не просил о встрече и больше не появлялся. Лишь в начале месяца они столкнулись в холле лицея – оба в серых плащах – и рассмеялись.

– Похоже, мы из одной команды. Бойцы невидимого фронта, – Михаил «по-шпионски» поднял воротник.

– Меня-то с детства одевает мама, – почему-то смутилась Аня.

– А я, кажется, впервые заметил, во что одет, – Михаил распахнул дверь. – Кстати, Марк Анатольевич сегодня очень хвалил вас и теперь считает себя моим должником.

Начавшийся с утра дождь не собирался отступать – все мокрое, пропитанное водой, промозгло-осеннее: блестящий лужами асфальт, желтые ясени и малиновые клены за лицейской чугунной оградой, тоже усеянной тяжелыми, скатывающимися по новенькому глянцевому лаку каплями.

Аня открыла клетчатый серо-черный зонт.

– Только не говорите, что у вас точно такой же.

– У меня вообще нет зонта. Зато имеется «движущееся средство». Мне по пути, я с удовольствием вас подвезу. – Михаил открыл дверцу серебристо-серого «вольво», Аня села и усмехнулась.

– Что-то не так? – Он мельком взглянул на девушку в зеркальце, выводя машину на шоссе.

– Теперь я вам не верю. Вы вовсе не такой уж увалень-простак, каким хотите казаться. В прическе поэтический беспорядок, но при ближайшем рассмотрении заметна рука опытного мастера. А верхняя одежда продуманно сочетается с цветом автомобиля.

– К тому же, с сединой и с цветом глаз. – Михаил на секунду повернул лицо к Ане и она успела заглянуть в его глаза. Ощущение было странным, словно прикоснулась к чему-то опасному и загадочному.

– Могу отметить, взгляд у вас честный. – Она смутилась, не сказав, что впервые видит у мужчины такие необычные глаза с серебристой в черной окантовке радужкой.

– Аня, признайтесь честно… Было бы не слишком странно, если бы я пригласил вас прогуляться в парке? Мы уже подъезжаем к Сокольникам.

– Темно, мокро… Там сейчас как раз бандиты и насильники грабят доверчивых училок и удачливых бизнесменов. Бр-р!

– Вы правы. Простите… Я-то люблю бродить по аллеям один и думать. И представьте, никого ещё на ограбление не спровоцировал.

– Ладно. Давайте попробуем. Может, и я надумаю что-нибудь важное. Приму ответственное жизненное решение.

Когда они вошли в пустую, блекло-сиреневую от редких фонарей аллею, дождь все ещё накрапывал. Пахло осенью – мокрой палой листвой и грибами.

– Придется пустить вас под свою крышу. Держите, у меня рост 171. – Аня передала Михаилу зонт.

– Я совсем коротышка, ниже на целый сантиметр. Но вам все же лучше взять меня под руку и прижаться, иначе толку от зонта будет не много.

Аня почувствовала, прозвучали позывные к какому-то значительном разговору. Но разговор не случился.

– Помолчим, ладно? Дойдем вон до той клумбы и вернемся. Не стану вас мучить, – сказал Михаил.

Прильнув к плечу своего спутника, Аня шла по темной аллее, плохо соображая, что бы все это значило. Ну, прежде всего, – отчего этот вполне самостоятельный мужчина не пригласил её, как положено, в ресторан, а бродит под дождем, как застенчивый школьник? И отчего молчит? Его локоть казался надежным и прочным, от волос пахло горьковатым парфюмом – ей хотелось прижаться ещё теснее и, закрыв глаза, помечтать.

«А не так уж плохо в этом заброшенном мокром парке! – С удивлением призналась она себе. – Наверно, Глоба права: Львицу привлекают преуспевающие и богатые мужчины. А почему, собственно, нет? Почему я, как верная поборница коммунистической морали, должна думать, что богатство не сочетается с духовными ценностями и сколотивший состояние „новый русский“ непременно должен быть хамом, циником и извращенцем?.. Дурное наследие „загнившего прошлого“ и „Вестерна“, эту совдеповскую теорию подтвердившего.

Ресторан – не лучшее место для изучения нравов. В любой среде имеются бандиты и аферисты, а есть и умненькие работяги, надрывающие пупок на любимом деле. Вот, как этот Михаил Сигизмундович. – Аня покосилась на сосредоточенный профиль своего спутника. – Ходит, думает! Под дождем, в темном парке, и даже не замечает, что стекают с зонта струйки прямо за шиворот его фирменного плаща».

– Спасибо, Анечка, что составили компанию и не мешали размышлять. Усадив девушку в машину, Михаил включил мотор. По запотевшим стеклам бежали блестящие капли.

– Приняли ответственное решение? – Осведомилась Аня.

– Как это ни смешно…

– Кажется, я тоже. Определила генеральную линию построения личной жизни.

– Странно, я трудился над тем же самым, активизировав все мыслительные резервы, – рассмеялся Михаил. – И знаете, что решил? – Он снова заглянул в Анины глаза. – Признаюсь: решил завтра подкараулить вас у лицея после работы. Вроде невзначай. Стыдно?

– Откровенно? Меня это не огорчит. Так как я решила, что гулять с вами под дождем мне даже приятно.

22

Каждый день серый «вольво» ждал Аню под канареечным ясенем. Они не договаривались о встрече накануне и поэтому сердце Ани всякий раз радостно ударяло, как от совершеннейшей неожиданности. Теперь они направлялись в центр старой Москвы, оставляли машину в каком-нибудь переулке и шли гулять, куда глаза глядят. Говорили мало, но все, что она узнавала о Михаиле, ей нравилось: парень из семьи технарей, учился в институте городского хозяйства, каждое лето проводил в стройотрядах – зарабатывал деньги то на гитару, то на строительство дома на садовом участке.

– Помешан я был на всяческих сооружениях. Едва ползать начал, уже из песка возводил «город будущего». А вот теперь, смотрите, Анечка, как вам этот шедевр? – Михаил указал на отреставрированный особняк за чугунной оградой в стиле модерн.

– Очень неплохо!

– Еще бы! Архитектор Щусев. Потом похозяйничали пролетарские буржуины, затем чиновничья номенклатура. Добро общественное – что можно, расхитим, остальное изгадим. А вот чинил все это я.

Потом ещё Михаил не раз показывал на разные дома – восстановленные и новые с гордым комментарием: «Тоже мой дом!».

Однажды Аня расхохоталась:

– Теперь мне понятно, почему вы предпочитаете бродить по улицам. Чужие строения раздражают. А в собственное пригласить неудобно.

– Это верно. На конкурентов либо злюсь за то, что хорошую возможность загубили, либо завидую, – ну, это если уж очень хорошо получилось. Поэтому все время рвусь к новым, как говорили, свершениям. Трудоголик. И вас за это люблю, Анечка. Заметил, как вы на своих занятиях выматываетесь, а без работы чахнете – даже лицо становится маленьким и тоскливым, как у брошенного щенка.

– Вот беда! А я-то думала, что выгляжу блестяще и радую притязательный мужской взгляд. Оказывается… Значит, как у брошенного щенка? – Достав пудреницу, Аня взглянула в зеркальце. – Правда, пора на Канарские острова. И аппетит страшный с вами нагуливаю – вчера полкастрюли борща в двенадцать ночи съела. Мать даже испугалась.

– Кретин, дубина! – Михаил закрыл лицо ладонями. – Таскаю голодную девочку по улицам и все хвастаюсь, хвастаюсь… Лучше бы повел в пиццерию.

– Неплохо придумано, оригинально. Но это в следующий раз. Вы уже должны мне два фанта – романс под гитару и тройную пиццу.

…Теперь она с волнением ждала вечера и того момента, когда впорхнет в распахнутую дверцу серого автомобиля. Однажды, быстро переодевшись в своем лицейском кабинете, Аня выглянула в окно – знакомого «вольво» на месте не было. А что если это не случайность и госпожа Венцова теперь трижды брошенка – Денисом, Карлосом, Михаилом?! О, Господи, она даже не знает его номер телефона! А если… Ведь с бизнесменами происходят такие страшные вещи. «Куда ж ты пропал, Миша? Ну, позвони хотя бы, позвони!» взмолилась Аня, впервые перейдя на «ты». И сразу стало ясно, как фальшиво и отстраненно звучало официальное «вы». Ведь Михаил знал о ней уже так много – даже о начале дружбы маленьких «сестричек», о влюбленности в Дениса, запутанных отношениях с Карлосом. За эти две недели молчаливый и не очень эмоциональный, он стал близок Ане. «Надо было потерять, чтобы оценить потерю», – зло сказала она себе, словно заслужила новое разочарование. В это же мгновение на столе зазвонил телефон. Поколебавшись, Аня подняла трубку.

– Ты ждешь меня? – вкрадчиво прозвучал особенный, глухой голос.

– Жду, – ответила Аня, счастливо закрывая глаза.

Наверно, в этом коротком диалоге было сказано больше, чем за все предшествующие дни. Или же он просто подвел черту: произошло то, что не могло не случиться.

Едва оказавшись вдвоем в машине, они бросились друг к другу в объятия, словно после долгой разлуки, и целовались до одурения, не замечая лицеистов, высыпавших во двор.

Потом куда-то ехали, молча, держась за руки. Даже когда Михаилу нужна была вторая рука, он хватался за руль, не отпуская Анину, прижимая её ладонь своею теплому ободу. Ехали долго, потом поднялись в лифте на последний этаж блочной башни в спальном районе, вошли в темную однокомнатную квартиру и долго стояли в крошечной прихожей, обнявшись, ощущая всем существом, что нет и не может быть на свете ничего лучше того, что случилось и должно произойти между ними.

Все было чудесно в ту ночь: ужинать на кухне, обернувшись в простыни, валяться на широкой тахте, видеть в темноте лишь огонек сигареты Михаила, лежащего рядом и держащего в охапке свою женщину.

В ту ночь было немало сюрпризов. Оказалось, что холодильник полон свежими деликатесами и, как нарочно, самыми любимыми. Аня грызла тонкие ломтики острой бастурмы и не могла оторваться от салата из крабов. Кроме того, горячим отбивным или антрекоту Михаил предпочел копченую курицу, приведшую Аню в кулинарный экстаз. А сладкое!.. Он старательно подготовился к встрече, и сделал это очень удачно. Итальянский торт со взбитыми сливками и ликером «Амаретто» можно было есть не останавливаясь.

Аня не просила его петь, – боялась разрушить очарование. Ей ещё не приходилось испытывать восторг от самодеятельных певцов и было страшновато за необходимость первой лжи – ведь хвалить она будет, каким бы ни оказалось его исполнительское мастерство. Михаил вспомнил про «должок» сам, снял со стены гитару, устроился в глубоком полуразвалившемся кресле и взял длинный, тающий в тишине аккорд. Аня закрыла глаза.

Михаил пел фантастически: проникновенно, естественно, виртуозно переходя от вокала к шепоту. Вот для чего судьба дала ему этот хриплый голос, немного тягучую напевную интонацию. Старые романсы следовали один за другим, слова любви звучали словно из самой глубины души, и все это могло выглядеть как признание, но смотрел Михаил не на Аню, а мимо – в темное окно с пятном отраженного в стекле зеленого абажура.

«Гори, гори, моя звезда», «Случайно и просто мы встретились с вами»… О ком же так тоскует его голос? Кого он любил и потерял? Аня узнала лишь по короткой реплике, что эту квартиру Михаил приобрел после развода, оставив жене все имущество. И перетащил вещи из своей старой комнаты. Действительно, обстановка крошечного жилища совершенно не соответствовала положению «нового русского». Но это Ане даже нравилось. «Значит, Глоба не совсем права – Львицы предпочитают преданных и великодушных мужчин. Черт с ним – с богатством!»

– Миш, иди сюда. Я одинокая и забытая. Ты поешь о другой, для другой…

– Ну что ты, девочка! – Сев возле Ани, он погладил её волосы и посмотрел в глаза как-то особенно ласково. У Ани перехватило дыхание – она поняла вдруг, что никогда не имела отца, а если бы он был, то жить было бы легче: он гладил бы её по головке точно так же – сильный, мудрый, заботливый.

– Я с тобой… Я очень давно с тобой… В тот вечер, когда впервые увидел тебя танцующей в ресторане, почувствовал, – хочу спать с этой девчонкой… Потом… Потом был прием на даче, – кажется, день рождения Алины. Я танцевал с не дождавшейся справедливой феи Золушкой и мне захотелось защищать тебя… А потом мы гуляли в Сокольниках и кто-то нашептал мне на ухо: «Эй, Михай, эта женщина тебе нужна. Ты хочешь любить её, оберегать её, восхищаться ею… Она станет твоей и тогда все обретет свой смысл. Настоящий смысл…»

…Никогда ещё московская осень не казалась Ане такой сказочной, созданной для горячих любовных свиданий. Главное – оказаться вдвоем в теплом пространстве, вознесенном на двенадцатый этаж, захлопнуть за собой дверь и обняться.

Ничего удивительного, что Верочка сразу обо всем догадалась и явно радовалась такому повороту событий. – «Мне он сразу понравился. Человек порядочный и солидный… И, согласись, Аня, приятно, когда рядом с тобой красивый мужчина».

– Тебе и Карлос нравился. – Аня вздохнула. – Странно, он куда-то пропал. Даже ни разу не позвонил. Может, чувствует, что я, наконец, от него освободилась?

– И правда, не скучаешь?

– Ни капельки, – соврала Аня. Воспоминания не оставляли её. Они подло подкрадывались в самый неподходящий момент, заставляя оценивать, сравнивать. Аня убрала подальше записи их музыки, боясь наткнуться на аргентинское танго, мамбу, «Карменситу»… Так уж, наверно, заведено на этом свете – либо ты категорическая однолюбка, вроде матери, не подпустившей к себе больше ни одного мужчины, либо однолюбка, но в процессе поиска, то есть, в принципе – «душечка».

Теперь Аня часто рассказывала Верочке про всяческие строительные проблемы. Та внимательно слушала, стараясь «перевести» новые понятия на привычные из области театральной жизни.

– Выходит, на премьере, ну, когда это новое здание откроют, – Михаила чествовать будут, ведь он главный режиссер.

– Главный архитектор, – поправила Аня. – Только театр не государственный, а как бы собственный – частная антреприза Лешковского.

– Это его фирма так называется?

– Да нет! Это я так объясняю. – Аня обняла мать. – Вообще-то я оказалась типичная «душечка». Помнишь, рассказ Чехова?

– А как же! Хороший был фильм с Касаткиной. Много страдала женщина и по-настоящему любить умела – всей душой, всеми своими помыслами.

– Вот и правильно. Быть душечкой – подвиг. Подвиг самоотвержения. Аня погрустнела. – Поэтому, наверно, счастливы только самолюбивые эгоистки.