Текст книги "Гипноз для декана (СИ)"
Автор книги: Лючия фон Беренготт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Глава 20
Подруги, впрочем, сидели здесь же, в комнате, на Ренатиной кровати – тихо, будто две послушные школьницы, даже руки сложили на коленях. Увидев, что я проснулась, они запыхтели, делая страшные глаза и дергая головами в сторону декана с таким усердием, будто без их усилий я бы его не увидела.
– Что ты… что вы здесь делаете? – пробормотала я, приподнимаясь на локте и протерла опухшее от долгого сна лицо.
– Выспалась? – он чуть повернул ко мне голову, но глаз от экрана не оторвал. Я невольно залюбовалась его аристократичным профилем, словно отчеканенном на какой-нибудь древней монете. Но любовалась недолго – пока он снова не открыл рот. – Так где ты прячешь эти видео?
– К-какие еще… видео? – пытаясь прийти в себя, я села в кровати, забыв даже, что надо прикрыться – хотя бы для вида, чтобы девчонки потом вопросы не задавали.
– Те самые, про которые мы с тобой говорили, – доходчиво объяснил он, наконец соизволив повернуться ко мне лицом и сложив руки на животе. – А если скажешь, что не знаешь, я немедленно пойду к ректору с четырьмя пакетиками амфетамина, которые только что обнаружил у твоих любимых подруг. Там хватит, чтобы посадить этих двух дур лет на пятнадцать, поверь мне, Сафронова…
И он мотнул головой в сторону Киры с Ренатой, которые еще больше съёжились и втянули головы в плечи.
У меня челюсть отвисла. Он что, реально не шутит?! Мне это не снится сейчас? Он на полном серьёзе приперся в мою комнату в общежитии и мало того, что без спроса копается в моем персональном компьютере (убить этих «дур» мало за то, что дали ему пароль!) так еще и шантажирует меня, грозясь их посадить!
Но девки-то хороши! Амфетаминчиком уже балуются? Кто-то, кажется, вчера втирал мне, что всё это ерунда и они только по марихуане и ЛСД. Я перевела грозный взгляд на подруг. Те в голос заверещали.
– Алин, это случайно получилось, клянемся! Мы даже не открывали их, просто… так получилось! – Кира делала выразительные глаза, мотая головой куда-то в сторону двери. Это Славчик попросил ее передержать, когда приходил вчера – поняла я. Возможно в уплату за моё сопровождение. И вздохнула с облегчением – ну хоть не прожженные наркоманки мои подруги. Просто дуры.
Однако с деканом это проблемы не решало – он явно слетел с катушек от мысли, что я могла где-то сниматься голой. На мгновение меня это даже приятно кольнуло – так вот значит, как ему «плевать» на меня…
– Ну, что, Алина-малина, будем правду говорить? Или сдать твоих подружек в потные ладошки борцов с наркотрафиком?
Переведя на него тяжелый взгляд, краем глаза я успела заметить, как вытянулось Ренатино лицо при упоминании моего нового прозвища. Еще бы! Иначе как по фамилии, декан никого из студентов еще не называл. А тем более, меня не стал бы. И если Кира еще что-то подозревала, то Рената вообще была не в зуб ногой.
– Мне кажется, что это стоит обсудить наедине… Андрей Федорович, – процедила я, сузив глаза.
– Наедине, говоришь? – хмыкнул он. – Ну что ж, можно и наедине. Подождите в коридоре, девушки.
Уговаривать этих двоих не пришлось – чуть не падая друг на друга, обе вылетели из комнаты, застряв на секунду в дверях. Не успела за ними закрыться дверь, я вскочила, забыв, что из одежды на мне – лифчик и трусики, которые успела натянуть утром после того, как приняла душ.
Декан оценивающе присвистнул.
– В зависимости от того, что я увижу в тех видео, Сафронова, могу тебе пообещать, что у меня для тебя в запасе парочка дорогостоящих игрушек.
– Да каких видео, ненормальный вы…
– Ты, – спокойно поправил он, поднимая глаза к моему лицу. – У нас уже давно «ты», если ты не заметила.
– Заметила, как тут не заметить! Но у нас опять «вы», если вы не заметили!
– Это с какой-то стати?
– С такой, что я не встречаюсь с мужчинами, которые меня в чем-то огульно обвиняют! И наркоманка я у вас, и проститутка! – от повторения этих обвинений у меня всё внутри вскипело, и я невольно сжала кулаки.
– Я не называл тебя проституткой, не придумывай…
– «Я не люблю порноактрис – считаю их теми же шлюхами!» – передразнила я его голос, делая его куда более противным, чем на самом деле.
– Шлюха и проститутка – это не одно и тоже!
– Для вас, может и не одно! А для меня одно!
Наорав друг другу в лицо, мы оба разом замолчали. Потом он резко повернулся и зашагал к выходу из комнаты. Я уже было подумала, что он уходит, но он лишь резко распахнул дверь, раскидав в стороны моих подруг, которые, конечно же, подслушивали, толкаясь у замочной скважины.
– Ещё раз попадётесь мне на глаза, можете сразу искать себе адвокатов! – прорычал он своим самым грозным голосом, отчего девушки заохали и ринулись восвояси.
Игнатьев вернулся ко мне, набрал в грудь воздуха, явно собираясь продолжить ругаться… и вдруг долго, прерывисто выдохнул.
– В общем так, Сафронова… Давай начистоту.
– ДавайТЕ! – с готовностью согласилась, делая ударение на последний слог.
Он поморщился, но продолжил.
– Я не хочу… не хочу, чтобы ты уходила. Начнем с этого.
О как! Мои брови поползли наверх. Это же что должно было произойти за эти несколько часов, чтобы он решился на такую откровенность?
– Погоди, не перебивай, – видя, что я готова выдать очередную колкость, он поднял руку, ладонью вперед. – Я понимаю, что обидел тебя, но и ты должна понять – у меня ОЧЕНЬ хорошая память на лица и… части тела. Любые. Ноги, руки, родинки… Если я увижу что-нибудь… человеческое, то уже никогда не забываю. И твою шикарную грудь я ТОЧНО где-то видел, – я сделала вид, что не заметила явный комплимент. – А так как я с тобой до позавчерашнего вечера даже не целовался, то… что мне остается предположить?
– То есть, извиняться вы не собираетесь? – я решила продолжать «выкать» до последнего, раз это ему неприятно.
– Слушай… – брови Игнатьева угрожающе сдвинулись. – Давай ты не будешь паясничать, а я не буду вспоминать о… вот этом.
И он красноречиво мотнул головой в сторону сложенных в стопку четыре аккуратных пакетика на моем столе.
– И вместо извинений вы пытаетесь добиться от меня прощения… внимание, барабанная дробь… шантажом! – заключила я торжествующе, с видом разоблачающей мужскую токсичность феминистки. – Как это ожидаемо от вас, уважаемый Андрей Федорови..
Договорить я не успела – так быстро он оказался рядом, подхватил меня за талию и с легкостью обладателя черного пояса по дзюдо бросил на кровать. Сам взгромоздился сверху и совершенно бесцеремонно схватил меня ладонью за шею.
– Слушай меня, колхозница ты обнаглевшая! – зарычал он еще более страшным голосом, чем тот, которым испугал девчонок. – Я не пришел к тебе добиваться твоего прощения! Мне оно на хрен не нужно! Но я готов был на определенные… объяснения, надеясь на твое понимание. Теперь я вижу, что зря был с тобой таким мягким – такие, как ты, понимают только силу, и чем грубее, тем лучше! Так вот, Сафронова – мне плевать, что ты об этом всём думаешь. Мне плевать – обижаешься ты на меня или нет, хочешь ты встречаться со мной или нет. Я просто желаю донести до тебя три факта. Первый! Я хочу тебя трахать. Столько раз, сколько мне заблагорассудится и до тех пор, пока мне не надоест. Второй – если ты еще раз сбежишь от меня, я подам заявление в полицию, что поймал твоих подружек с поличным за распространением на кампусе наркотиков – уверен, на этих пакетиках всё заляпано их отпечатками. И третий – я обязан знать, насколько ты шлюха, чтобы понимать, как именно мне строить с тобой отношения. Потому что разница между съемкой наивного «хоумвидео» с твоим мимолетным муженьком и отвязной тюремной групповухой в стиле «букаке» – это примерно как между воспитанницей монастыря и старым трансвеститом-сифилитиком. И да, я хочу тебя в любом случае. Можешь гордиться.
Слава богу, он сжимал мое горло не настолько сильно, чтобы мозг отключился от недостатка кислорода – явно рассчитывая больше на психологический эффект, чем на физическую угрозу моему здоровью.
Потому что начиная с его омерзительно-хамского «хочу тебя трахать», я начала усиленно думать, и к концу его самоуверенного спича наконец придумала, как мне выбраться из намечающего сексуального рабства.
– Я… я скажу вам… тебе… Андрей… Пусти меня… – прохрипела жалобным голосом, вцепляясь в его пальцы.
Он отпустил так быстро, словно у него руки горели. Видать, не особо-то и наслаждался меня душить, Отелло гребанный.
– Говори! – голосом строгого учителя потребовал, возвышаясь надо мной, как гора.
Я прокашлялась, проморгалась и придала лицу виновато-жалобное выражение.
– Ну… в общем… я на самом деле снималась в одном… ролике. Для рекламы одного… стрип-клуба. Но сама ни в чем таком не участвовала – просто снялась в одном единственном ролике! Для рекламы.
– Где он, этот чёртов ролик? – глаза его засверкали так яростно, что я даже зажмурилась.
– У меня сейчас нету, я стерла… но я тебе его найду, обещаю! Надо позвонить в агентство…
– Что за агентство?! Звони немедленно! – на мгновение мне показалось, что он окончательно потерял рассудок и сейчас просто задушит меня до смерти.
– Я н-не могу сказать… у меня договор о неразглашениии… Но копию ролика я у них могу попросить… в понедельник – когда откроются. Андрюш, ты не нервничай так… там ничего такого ужасного нет… – взмолилась я, уже не зная, как его утихомирить. Специально назвала его уменьшительно-ласкательным – может, хоть так в себя придет.
И ура-ура! Моя женская хитрость сработала! Бешеный блеск в глазах декана потускнел, мышцы ощутимо расслабились, нижняя челюсть перестала гонять желваки. Шумно выдохнув, Игнатьев отстранился от меня, резко встал и заправил выбившуюся из-под ремня рубашку.
Я же бросила косой взгляд на стол, надеясь, что он сейчас забудет эти грёбаные пакетики с наркотой… но не тут-то было. Он скорее бы свой телефон забыл, чем своё единственное оружие против меня.
– Если в понедельник к обеду этот ролик не будет у меня в почте… – он выразительно помахал всеми четырьмя пакетиками, которые предварительно обернул салфеткой и засунул их во внутренний карман пиджака.
– Знаю, знаю… – пробурчала я, изображая полное уныние. – Посадишь моих подруг на пять лет в тюрьму.
– Хоть с третьего раз поняла, – ухмыльнулся он. – А теперь собирайся, поедем ужинать. Я совсем оголодал с этими вашими…
Не найдя нужного слова, он раздраженно махнул рукой и вышел из комнаты.
– Жду тебя в машине. Собери всё, что тебе надо до понедельника, – небрежно бросил, чуть поворачивая голову. – Включая презервативы и любимые секс-игрушки, если они у тебя имеются.
Продолжая изображать покоренную рабыню, я уныло кивнула. Но как только дверь за этим ублюдком закрылась, вскочила с кровати и силой бросила ему вслед подушку.
Я тебе устрою секс-игрушки! Такие секс-игрушки, что ты у меня к понедельнику будешь думать, что ты саб-извращенец, который любит, чтобы его плетками стегали до красной задницы, потому что над ним папашка-алкоголик издевался!
– Уж я с вами поиграюсь, Андрей Федорович… – цедила, роясь в своей сумочке. – Вы у меня до понедельника маму родную забудете, не то, что какие-то наркотики! Я вам весь мозг в порошок сотру!
Наконец, я нашла свою единственную и самую главную в жизни игрушку. Своё самое страшное оружие, с помощью которого я устрою кое-кому его личный армагеддон – китайский медальон в виде часов-луковицы на цепочке! Схватила их и торжествующе потрясла. Потом нежно поцеловала, как дорогой и редкий амулет, и аккуратно уложила в чашку лифчика – поближе к телу. На всякий случай – мало ли где возникнет подходящая для гипноза атмосфера.
И быстренько начала собирать вещи «до понедельника».
Глава 21
– Куда мы едем? – не совладав с любопытством, спросила я, когда поняла, что Андрей свернул на рампу новорижского шоссе.
– Ко мне домой, – ответил он, не сводя глаз с дороги.
– Как домой? Мы же были у тебя дома! – я непонимающе нахмурилась. – У тебя квартира на Кутузовском…
Он хмыкнул.
– Это не дом. Это именно, как ты и сказала, «квартира» – съёмное логово, для того, чтобы не ехать домой, когда не хочется. Я не вожу обдолбанных девиц в свой настоящий дом.
Так и не решив, обижаться мне или спустить на тормоза, я неопределенно дернула плечом. Какая, собственно, разница, где он собирается меня разнузданно трахать, «пока не надоест».
Отвернувшись и уставившись на свое отражение в темном стекле, я принялась размышлять над куда более насущным вопросом – сразу его загипнотизировать или позволить… поиграться с собой?
Чего уж тут душой кривить? Я всё ещё хотела его. Именно его – умного, властного, знающего себе цену мужчину, умеющего довести девушку до состояния растекающегося желе. А не того, во что я превращу его безжалостным вмешательством в многомудрые мозги.
Я вообще не знала, что у меня получится, когда я закончу с ним – возможно, придется сдавать его в психушку. И уж точно я не захочу трахаться с пускающим слюни дегенератом, не помнящим своего имени.
Меня передернуло – нельзя было не признать, что то, что я задумала, было слишком жестоким. Но Игнатьев это заслужил.
– О чем задумалась? – на мою ляжку легла его теплая ладонь, и я поразилась до какой степени громадная разница была между моими ощущениями, когда меня трогал Андрей, и когда – Славчик. Будто они разные подвиды людей – каждый с присущим ему энергетическим полем, феромонами и составом кожного покрова.
От руки Славчика хотелось в лучшем случае вздрогнуть. В худшем – отдернуться и стряхнуть ее с себя, как какого-нибудь слизняка или таракана.
От руки декана хотелось… расставить ноги пошире.
Андрей тихо усмехнулся, и я поняла, что невольно сделала именно это – чуть съехав в кресле, подалась вперед бедрами и позволила коленям упасть в стороны.
Рассердившись на саму себя, я выпрямилась и резко сдвинула ноги обратно. Однако, он не растерялся – прежде, чем коленки мои стукнулись друг о друга, успел закруглить ладонь вокруг моей ноги и крепко вцепиться в нее.
Я тихонько заскулила – от сжатия ног ощущения усилились. К тому же теперь он теперь прикасался ко мне с двух сторон ладони, к обеим ногам. И явно не собирался останавливаться на достигнутом, протискиваясь всё выше и выше… пока не уперся в основание колготок.
– Чёрт… – тихо ругнулся, поняв, что дальше не пролезет без того, чтобы не совершить аварию. – Куплю тебе чулки, Сафронова, так и знай…
– Они сваливаются, – слабым голосом парировала я, уже вся взмокшая от тяжелой, горячей ладони так близко к промежности.
– А подвязки на что? А пояс? Будешь у меня ходить, как медсестра из порнофильмов. А еще лучше – танцевать! О да… – размечтался Игнатьев. – Представляешь, разодену тебя в костюм танцовщицы кан-кана – короткая пачка, чулки, подвязки… крошечные трусики с блестками, чтобы сверкать при каждом подскоке. А еще лучше – совсем без трусиков! Представляешь, как круто будет? Чулки, подвязки, пачка и посреди всего этого абсолютно голая, выбритая щёлка…
Ага, щас! – про себя огрызнулась я, не прекращая метаться между возмущением и возбуждением. Как бы ты у меня в чулках с подвязками не поплясал после того, как я тебе мозги подправлю. Ишь, любитель кабарэ нашелся… Рабовладелец хренов.
Картина пляшущего на столе Игнатьева в подвязках и чулках охладила меня почище холодного душа. Прям-таки воротило от подобного рода фантазий. Нет, я точно не в теме доминанток и сабов-мужчин – не представляю себе, как можно получать удовольствие от униженного и изуродованного всякими кожаными ремешками и розовыми кляпами мужика.
Я вдруг поняла, что неожиданно для себя начала отмякать. Ведь только что собиралась стереть ему чуть ли ни весь мозг, превратив в пускающего слюни идиота, а теперь и просто в мазохиста жалко? Неужели я настолько безвольна, что какая-то ладошка на ноге заставит меня отказаться от мести, которую этот негодяй явно заслуживает?
Дорога тем временем становилась всё более широкой, движение ускорялось, а он всё еще не убирал с моей ноги руку, словно боялся, что как только уберет, я снова обозлюсь и вернусь к своему изначальному плану. Так и вёл машину одной рукой – умело, плавно и спокойно, как и полагается настоящему мужчине. Вот прям так его и представляла себе, этого мужчину мечты – уверенно ведущего дорогой автомобиль, покоив одну руку на колено своей женщины…
Твою ж мать, Сафронова! Ты должна думать о том, как накажешь его за устроенный беспредел, а не о том, какой он «настоящий» мужчина! Он, между прочим, тебя настоящей женщиной не считает – для него «женщина» это Леночка и ей подобные. А ты так – игрушка на неделю-две. Резиновая кукла, с которой можно удовлетворить все самые низменные потребности и выкинуть ее на обочину жизни. И с него станется – еще заставит тебя потанцевать для него канкан на столе. БЕЗ трусиков.
– Голодная? Заедем куда-нибудь поужинать? – неожиданно спросил Игнатьев, слегка сжав пальцы на моей ляжке.
– Поужинать? – растерянно переспросила, совершенно не готовая к простому и будничному вопросу на фоне намечающегося разврата. – З-зачем?
Он подавил смешок.
– Вообще-то люди иногда ужинают, Алина. Не часто, не бывает. Хотя, с другой стороны – опыт потребления яичницы, приготовленной старым холостяком в одиннадцать часов вечера, дорогого стоит. Особенно если дать ей как следует подгореть, добавить тост с прошлогодним сыром и залакировать всё для аппетита джином с тоником… Только боюсь, вместо секса ты после такого ужина будешь полночи обнимать унитаз.
Не сдержавшись, я тоже хихикнула.
– А ты не будешь?
– У меня опыт, Сафронова! – он поднял кверху указательный палец, в первый раз отпустив мою ногу и положив руку обратно на руль. – Ты же не думаешь, надеюсь, что можно защитить кандидатскую без того, чтобы испортить себе желудок? Ну, или закалить его, как говорит мой старый друг Егор Артемыч…
– А на дипломатической работе можно? – я повернулась к нему, разглядывая его профиль, который, надо признаться, мне всегда нравился.
Он пожал плечами.
– Теоретически, можно… Если правильно составить расписание, чтобы успевать к заказанному времени за столиком в ресторане. Можно питаться на фуршетах в посольствах. Если постоянная вражеская вербовка не портит тебе аппетит.
Я рассмеялась.
– А не проще ли нанять домработницу? Думаю, у вас на это хватило бы средств.
– Можно… – отвлеченно ответил он, начиная выруливать в правую полосу. – Только где ты найдешь домработницу, которая будет срываться в десять вечера и ехать к черту на кулички с запасами еды, только потому, что я захотел поужинать дома? А постоянно держать чужого человека мне не камильфо – вполне достаточно того, что дом убирают раз в день и заботятся о саде…
Я уже открыла было рот, чтобы предложить ему еще несколько вполне приемлемых вариантов – таких, как кейтеринг, например. Или заказ еды из ресторана на дом. Но траектория нашего пути вдруг резко изменилось, и моё внимание перенаправилось в эту сторону.
Мы сворачивали с шоссе на вспомогательную дорогу, а оттуда – к придорожному торговому центру – скопищу магазинчиков и офисов под открытым небом, вокруг большого продуктового. Уменьшив скорость, Игнатьев неспешно подрулил к какому-то заведению с лаконичной вывеской «Восток» и рекламой аппетитных роллов и суши на всех окнах.
И тут же тихо выругался. Судя по темноте окон и погасшей вывеске, ресторан был безнадежно закрыт.
– Поздравляю, Сафронова! Опыт потребления в ночи холостяцкой яичницы тебя не минует. «Восток» – единственное приличное место в этих широтах, что б им провалится…
– Да, ладно, не психуй… Вон, подрули лучше к продуктовому, прикупим чего-нибудь.
Игнатьев покачал головой.
– Не думаю, что там всё ещё открыта кулинария. Хотя я и не отказался бы сейчас даже от их дерьмового шашлыка…
– Зачем нам кулинария? – я вскинула брови. – Там же всё вчерашнее, если не хуже. Купим фарша, картошки, лука, овощей… сварганим что-нибудь по-быстрому, салатик сделаем. Можно еще пельмени присмотреть, но я не большой любитель магазинских… а лепить долго.
Он уставился на меня с искренним изумлением.
– Ты что, собралась… готовить?! Вот прям… готовить пищу? На огне? Сама?!
Я фыркнула от его ошалелого тона.
– А что, в вашей жизни еще не было женщины, которая умеет готовить?
– Да, были конечно… – он поднял глаза к потолку, вспоминая. – Да вот хоть моя няня из далекого детства… Моя секретарша – приносила пирог собственного приготовления, так я чуть пальцы не сожрал… А еще домработница моей матушки, царство ей небесное. Она охрененно пекла блины, помнится. Домработница, я имею в виду, не матушка. Так что ты в хорошей компании, Сафронова – гордись.
Я только под конец смогла уловить язвительные нотки – до такой степени серьезным голосом он всё это проговаривал. Уставилась на него в неверии.
– Типа, готовить должна уметь только прислуга, а высшему сословию – зазорно? Это ты имеешь в виду? Андрей, мне вот интересно – ты серьезно сейчас злишь единственного человека, который может накормить нас в этот поздний час?
Успев припарковаться рядом с магазином, декан вскинул обе руки в пораженческом жесте.
– Что ты, Сафронова! Неужели я похож на идиота, который хочет, чтобы ему плюнули в тарелку?
Я многозначительно подняла бровь.
– Заметьте! Не я это предложила!
– Стоп! Откуда это… дай вспомню… А, точно! «Покровские Ворота»! Нихрена себе, Сафронова, у тебя культурная база… И готовить умеешь. И в постели – огонь!
– Ага. Еще и крестиком вышиваю, – беззлобно огрызнулась я, выходя следом за ним. – И по лицу переехать, если надо – тоже не вопрос.
– Ого! Да ты – бой-баба, детка. Может, жениться на тебе? Будешь мне и жена, и охрана бесплатная…
– За вас замуж?! Нет уж, уважаемый Андрей Федорович, у меня в планах – минимум трое спиногрызов. Женитесь на этих ваших – амебах в мешках.
Не прекращая соревноваться в зубоскальстве, мы зашли в раскрывшиеся стеклянные двери магазина и спустя двадцать минут вышли, обнимая два пакета с самыми разными продуктами – от основных, типа лука, огурцов и картошки, до десерта – маленького, изящного тортика с муссовой начинкой. Вернее, пакеты обнимал он, а я несла букет цветов и бутылочку своего любимого «Мерло», которую подхватила со стенда рядом с выходом под одобрительное кивание Игнатьева.
– Мне нравится твой настрой, Алина-малина… – бархатным голосом пробормотал он мне в макушку, пока мы стояли в небольшой очереди на кассу. – Подожди тут, сейчас кое-чего прихвачу, чтобы соответствовать.
И, оставив меня рядом с тележкой, куда-то быстро ушел. Вернулся спустя минуту, неся пышный букет черно-оранжевых лилий.
– Роз не было, – объяснил и вручил букет мне, маскируя смущение за кривой усмешкой.
Пока шли к машине, я переваривала метаморфозу, произошедшую в наших с Игнатьевым отношениях за какой-то несчастный час. Как и когда мы превратились из ненавидящих друг друга врагов в получающую удовольствия друг от друга парочку? Ну, ладно я – молодая девчонка, голодная на любовь после неудачного брака… Меня в принципе не так трудно увлечь, особенно взрослому, искушенному в амурных делах мужику.
Но декан-то отчего так размяк? С чего это он стал таким обходительным? Да, подкалывает меня, язвит, как и прежде, но как-то… не обидно, что ли… Беззлобными и даже веселыми шутками, от которых хочется шлепнуть его по плечу, но никак не букетом по морде.
Перемена в поведении Игнатьева была столь разительной, что я бы даже подумала, что он притворяется, играя со мной в любовь. Но зачем ему?! Разве не в его власти использовать меня, как сексуальную рабыню, не тратя сил на всякие там букеты-конфеты? Почему бы ему не заставить меня «поужинать» его спермой, делая ему прямо в машине минет? Или не остановиться в какой-нибудь посадке и не трахнуть, разложив на капоте?
Я бы даже предположила, что он играет во влюбленного ради того, чтобы я передумала его наказывать, но ведь он понятия не имеет, на что я способна и что собираюсь сделать!
И только когда мы уже погрузились – ровно перед тем, как нырнуть в темный, глухо урчащий салон автомобиля – меня вдруг осенило подозрением. А что если декан так ведет себя потому, что… хочет меня не только в постель?
Что если звезда фандрейзингов и гроза бюджетников в меня реально… втрескался?!
