Текст книги "Гипноз для декана (СИ)"
Автор книги: Лючия фон Беренготт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
Глава 17
– Сколько у тебя было мужчин?
Вопрос, которого я боялась больше всего, конечно же, застал меня врасплох. Если честно, я вообще сомневалась, сохранили ли мы c Игнатьевым способность общаться на связном человеческом языке, без бесконечных междометий, вскриков, ругательств, аханий и упоминаний самых разных сверхъестественных существ всуе.
Надеясь, что мое тело не так напряглось, что это стало заметным, я прочистила горло и ответила небрежным тоном, не поднимая головы от груди декана.
– Один. Мой бывший муж.
– Что? – нотки неподдельного удивления прозвучали у него в голосе. Плечо дернулось, заставляя всё же меня приподняться. – Когда ты успела замуж сходить? Тебе ж только-только девятнадцать исполнилось… И почему не указала это на заявлении?
Я выдохнула – то есть, получается боялась я зря, и сердиться на меня за то, что не девственница никто не собирается? И тут же скисла – ревновать к бывшему он меня тоже, по всей видимости, не собирается… Удивился странному факту биографии и больше ничего.
А чего ты ожидала, Сафронова? Что он будет рвать и метать, и грозить всем, кто осмелился хоть раз посмотреть на меня, расправой? Скулы покраснели вон, и на том спасибо!
Кстати, а чего это он покраснел, будто это он потерял девственность раньше времени, а не я?
И я вдруг поняла, отчего. Он только что признался, что помнит, когда у меня день рождения! Я спрятала мстительную усмешку за ладонью, делая вид, что зевнула. Ага! Сидел, небось, листал долгими ночами мой файлик в своем аккаунте в деканате, изучал про меня всё, что только можно… И ненавидел. Меня, за то, что ворвалась в его спокойную, сытую жизнь на вершине Олимпа, себя – за то, что не может устоять перед какой-то там «колхозницей»…
Не желая, чтобы его злость перекинулась из прошлого в настоящее – когда мы лежим в обнимку голые, разнеженные после самого крутого секса в моей жизни – я сделала вид, что ничего не заметила.
– Я… не хотела выделяться среди сокурсников, – вздохнула, садясь в постели напротив него. – Это было очень короткое замужество. Через три месяца развелись.
– Одноклассник? – угадал он, понимающе усмехаясь. – Трахался небось направо и налево, а ты его заловила на какой-нибудь подружке-потаскушке. Я прав?
Я неловко пожала плечами – в принципе, даже не удивляясь его прозорливости. Сюжет-то известный.
– Да. Мы были то, что называют «high-school sweethearts». И закончили также, как и большинство из них – скоропостижным разводом. И нет, господин декан, я не была беременна, когда выходила замуж! Перестаньте смотреть на мой живот! – следя за его взглядом, я недовольно закрыла живот ладонью.
– Я вовсе не на твой живот смотрю. С чего ты взяла? – удивился он, поднимая на меня глаза. – Я вообще не про это сейчас подумал.
– А про что тогда? – я вызывающе задрала подбородок.
– Про то, что хорошо бы переместить тебя на двадцать сантиметр вправо. Ты сидишь передо мной по-турецки, Сафронова. Голая. И весьма эротично называешь меня «господин декан». Про что, по-твоему, я должен думать, кроме секса?
У меня слегка отвис подбородок.
– Вы серьезно?! Мы же только что… три раза!
– Это ты три раза, – резонно парировал он. – А я только два. К тому же сегодня выходной, а в выходной я привык не вылезать из постели – накапливается за неделю, знаешь ли. Особенно когда на таких, как ты, насмотришься…
Он сказал это настолько буднично, что какое-то время я еще сомневалась – расстраиваться мне или нет. Вроде бы – что здесь такого? Взрослый, состоявшийся мужик, красивый, сексуальный и при деньгах – ежу ясно, чем он по выходным занимается. Не в церковь же ходит…
А с другой стороны – это что же получается? Я для него – такая же воскресно-субботняя развлекуха, как и все его «Леночки»? Очередное женское тело, чтобы сбросить напряжение после долгой недели?
Да, пусть я – та, ради кого он Леночек и таскал, но всё же это как-то… нехорошо. И сексом со мной занимается совсем уж безудержно – будто боится не успеть напробоваться меня вдосталь, пока я не сообразила, что меня просто матросят. Попахивает методом «вывода из системы» навязчивого фетиша – чтобы потом забыть меня раз и навсегда.
– У тебя губы трясутся, – отвлеченным голосом заметил Игнатьев, не сводя нечитаемого взгляда с моего лица. Вытянув руку, провел по нижней губе пальцем. – Ты, похоже, сейчас заплачешь… Как вчера… И позавчера. Для женщины в разводе ты удивительная плакса, Сафронова.
От его слов стало совсем горько – теперь я для него «женщина в разводе». Фактически «брошенка».
Но разреветься он мне не дал. За подбородок притянул к себе, в медленный, плавящий мозги поцелуй. Перекинул одну мою ногу через себя и просунул руку между нами, нащупывая и массируя пальцами вокруг промежности.
– Хочу тебя… – прошептал, на мгновение оторвавшись, опаляя меня жарким дыханием.
И я загорелась снова.
Плевать. На всё, что будет потом – на мои слёзы в подушку, когда он бросит меня, на всех этих «Леночек», с которыми я буду видеть его до самого конца моей учебы, на его взгляд, который снова станет ненавидящим, когда я откажу ему, поняв, что не хочу его делить…
На всё плевать. Сегодня – я с ним. И сегодня я тоже «хочу его».
Упершись руками в его грудь, я выпрямилась, седлая его. Убрала его руку и сама нащупала уже полностью готовую эрекцию. Приподняв бедра, наделась на крупную головку и медленно, не сводя с него глаз, опустилась, одновременно судорожно выдыхая.
Веки декана на мгновение закатились, голова откинулась на подушки…
– Такая тесная… – не двигая бедрами, он гладил меня по ногам ладонями – так нежно, что у меня ком поднялся к горлу. – Не спеши… дай прочувствовать. Ты… совсем как девочка… невероятно…
Ком в горле подкатил совсем высоко, грозя разразиться слезами. Как бы я хотела… чтобы он был у меня первым. И последним. Моим… навсегда.
Сука! Я прикусила губу и, не в состоянии больше переносить всю эту нежность и ласки, приподнялась, надавила бедрами и резко съехала по члену вниз, словно заглатывая его своим телом. О да! Физическая боль сразу же затмила душевную. Вот чем надо глушить непрошенные и никому не нужные чувства! Качественным трахом и болью! Как же я раньше-то не догадывалась!
Уперев ладони в мощную грудь мужчины, я зажмурилась, чтобы больше не видеть его лица и сосредоточилась на ощущении заполненности и растянутости внутри. Неужели и сейчас смогу кончить? Неужели я научила себя вагинальному оргазму? Да я с такими способностями пол-университета перетрахаю!
Напрягшись, я запрыгала, заходила бедрами вверх и вниз, скользя по этому великолепному органу, вкушая хриплые и скупые стоны. Запомни это! – интуитивно пыталась впечатать в его тело с каждым скачком и погружением его в себя. Запомни, какая я – твоя «колхозница»! Небось модели твои не такие резвые! Распластываются, небось, неженки, и принимают всё, что ты им даешь, жалобно поскуливая.
– Стой… погоди… Саф… Алина… стой тебе говорят, я… Ох, твою ж… оххх…
Его слова я услышала, как сквозь вату, совершенно на них не отреагировав. Равно как и на руки, пытающиеся сдержать мою бешеную скачку. Слишком далеко меня унесло, слишком высоко я пыталась допрыгнуть вслед за постоянно ускользающим удовольствием.
Так и не допрыгнула.
Зато Игнатьев, судя по всему, отыгрывался за нас обоих. Всё ещё не останавливаясь, я открыла глаза и тут же уперлась взглядом в его зрачки – расширенные и потемневшие. Приоткрыв рот и схватив меня за бедра, он замер в диком напряжении… несколько раз мотнул головой из стороны в сторону… и сорвался, с тяжелым, утробным стоном выстреливая где-то глубоко внутри меня.
Я прыгала на нем до последнего, буквально выдаивая его, словно моё тело хотело оставить себе на память хоть что-то, хоть каплю от этого могучего мужского организма. И только, когда всё закончилось, я поняла, что я наделала.
– О боже… простите меня… я не хотела… – в ужасе я закрыла рот руками.
Теперь он меня точно возненавидит. Мало того, что я не дала ему надеть резинку, он теперь будет думать, что я специально заставила его кончить внутри меня, чтобы залететь от него и потом шантажировать.
– Я… я куплю таблетку, вы не волнуйтесь, я знаю, какую – только надо быстро, уже сегодня!
Слетев с него и с кровати, я начала метаться, собирая вещи и сброшенную одежду. Господи, что на меня нашло? А если я и в самом деле залетела, неужели придется аборт делать?! Я ведь понятия не имею, есть ли такие таблетки и сколько они стоят! А если они опасные? А если они не абортируют, а покалечат плод, и я рожу инвалида? Да я вообще не хочу никого рожать сейчас! Боже, убереги меня!
Только одевшись и натянув колготки, я оглянулась и поняла, что Игнатьев даже с места не сдвинулся. Всё также лежал на кровати – в той же позе, в которой я его оставила. Не прикрылся даже.
В растерянности остановилась, сжимая в руках сумочку и совершенно не понимая, что дальше делать и что говорить.
– Вы же верите, что я… не специально? Мне это также не надо, как и вам.
Моргнув, словно выходя из задумчивости, он резко и глубоко втянул носом воздух.
– Если и специально, то должен тебя разочаровать. А если неспециально – расслабься. Никуда бежать не надо. Я не могу иметь детей – ни с тобой, ни с кем другим. Я – бесплоден, Сафронова. Можешь хоть до смерти меня затрахать – у тебя не получится от меня забеременеть.
Глава 18
– Как… так? – в еще большей растерянности я опустилась рядом с ним на кровать.
Игнатьев равнодушно пожал плечом.
– Обыкновенно. Чего-то там недостаточно для жизнедеятельности сперматозоидов… Я не вдавался в подробности, докторам виднее. Только не вздумай меня жалеть, Сафронова – мне этот казус только на руку. Если бы не бесплодие, я бы всерьез задумался бы над искусственными методами стерилизации. У меня от детского писка критически поднимается уровень озверина в крови, если ты понимаешь, о чем я.
Это было логично, учитывая характер декана, и всё же хотелось расставить все точки над «и».
– И вы не злитесь на меня? Даже за то, что я… ну… в общем…… – я замялась и покраснела, не зная, как соединить в одном предложении всё, что я хочу сказать и местоимение «вы». И в эту самую минуту я поняла, что время перейти на «ты» прошло где-то примерно три половых акта назад. И решилась. – Залезла на тебя… без презервати…
Он не дал мне договорить, резко поднявшись и схватив меня ладонью за шею. Притянул, перекинул через себя, опрокинул на спину и закрыл рот поцелуем.
Тут же разомлев, я отдалась на волю его губам и следующие несколько минут только и делала, что пыталась им соответствовать, да еще воздух в перерывах ртом хватала.
Наконец, оторвавшись от меня, он приподнялся, осмотрел мое раскрасневшееся лицо и хмыкнул, облизнувшись, словно довольный кот.
– Обожаю видеть тебя такой – ошалевшей от поцелуев и распластанной по кровати… – его горящий взгляд под полуприкрытыми веками скользнул ниже, потом еще ниже…
Не злится, поняла я. Как минимум потому, что мы всё ещё в постели, и он всё ещё голый. Заметив, куда он смотрит, я подняла руки кверху и уперла их в изголовье, давая груди под платьем выпятиться, а самому платью задраться выше. Неудовлетворенность с последнего раза пробудила желание и заглушила все вопросы, отложив их на потом.
– Хм… – неопределенно и даже с каким-то легким удивлением произнес он, рассматривая меня, как экспонат на музейной полке. Потом медленно протянул руку и положил ее мне на грудь – легко, почти невесомо. И держал так, не двигаясь, пока дыхание мое не участилось и набухающий сосок не ткнулся ему в ладонь.
– Хочу тебя! – вырвалось у меня совершенно бесконтрольно, и тело дернулось ему навстречу.
Но он продолжал с увлечением рассматривать меня, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, и прищуриваясь. Потом медленно подцепил одним пальцем декольте моего платья, стянул его с груди. Пальцами пробежал по оголенному полушарию, заставляя меня вздрагивать под его касаниями, наклонился, всматриваясь, и зачем-то провел по груди щекой, сводя меня с ума двухдневной щетиной.
– Пожалуйста… – всхлипнула я, запрокидывая голову назад и вся выгибаясь.
– Чего ты хочешь? Скажи мне, – пробормотал он прямо мне в сосок.
– Ты знаешь… – проныла я.
– Конечно, знаю, – он усмехнулся и тихонько подул на сосок – прямо как в своей фантазии под гипнозом. – Но мне хочется, чтобы ты это сказала. Меня это… заводит.
Боже, неужели он снова «заведется»? Он вообще человек или секс-робот?!
– Хочу… хочу, чтобы ты лизнул меня… туда! – выпалила я после очередной порции прохладного воздуха, обдавшего нервные окончания в самом чувствительном месте.
Я, конечно же, имела в виду сосок, который он терзал вот уже несколько минут. Но почему-то Игнатьев понял под этим… другое.
– Запросто, – жарким шепотом выдохнул, быстро всосал-таки измученный левый сосок… и съехал вдоль по моему обнаженному телу вниз. Сильно вниз.
С запозданием поняв, что он задумал, я резко втянула ртом воздух, приподнялась на локтях и даже попыталась брыкнуться.
– Тшш… – отвлеченно шикнул он, чуть придавливая мои ноги ладонями, будто успокаивал напуганного, дикого зверька. – Не бойся, я умею это делать…
Подняв и так задравшееся платье, он потянул мои колготки вниз вместе с трусиками. И с этого момента меня будто парализовало – только и могла, что смотреть на него расширенным, остолбенелым взглядом.
О, я знала – это будет гораздо интимнее, чем всё, чем мы занимались до сих пор. В сто раз интимнее, чем моя оральная ласка ему – женщина ведь не вникает в то, что делает, когда занимается минетом. Она просто открывает рот и принимает то, что ей дают, часто закрыв глаза. Мужчина же наоборот – разглядывает женское интимное место, бесстыдно изучает его и любуется, раскрывая, словно лепестки розы, каждую складочку, каждую потаённую впадинку и выпуклость… Он – единственный, кто знает, как выглядит женский клитор – в любом его состоянии.
Именно поэтому я всегда стеснялась куннилингуса и не позволила бы Лёшику даже приблизится туда, если бы он захотел. Потому что знала – единственная мысль, которая будет одолевать меня, когда он спустится на этот уровень – а вдруг я там… страшная?! Вдруг у меня там всё сморщенное, как гриб-сморчок, или же, наоборот – всё торчит, непомерно большое, красное и распухшее?! И самое ужасное – вдруг там пахнет не так, как должно?!
Я всё ещё не была в состоянии пошевелить и пальцем, но от таких мыслей меня начало потряхивать – особенно, когда Игнатьев закончил стаскивать с меня колготки и уверенно развел мои ноги в стороны.
– Ты вся дрожишь, – заметил он, поднимая на меня удивленный взгляд. – Что с тобой? Не хочешь?
Я и в самом деле дрожала – мелкой, нервной дрожью, сжимая пальцами простынь, которую натянула на грудь. И уж точно не смогла бы сказать, хочу я, чтобы он сейчас лег между моих ног и зарылся головой туда, куда только что смотрел, или дал мне сдвинуть ноги.
Да, хочу – в идеальном мире. Нет, не хочу – там, где он начнет оценивать мои гениталии, сравнивая их с фигурно выбритыми лобками и изящными клиторами своих «моделей» в мешках.
И тут меня осенило.
– Я… ну в-в общем… мне надо в ванную… а потом уже… – пролепетала я, пытаясь выкарабкаться из-под него. Проверить, всё ли у меня в порядке самой – вот что я должна сделать! Рассмотреть себя в маленькое зеркальце из сумки, подбрить если что – благо всегда с собой ношу приборчик на случай захода в бассейн, ну и подмыться не помешает – мало ли что…
– Вот ты дурочка, – усмехнулся вдруг он, останавливая меня и укладывая обратно на спину. И, уже без промедления, гибким движением нырнул головой вниз, захватывая меня под ягодицы ладонями.
В этот раз я не успела даже пискнуть. Вцепилась в его густую шевелюру и прикусила губу, надеясь, что это поможет мне сдержать крик.
Крик сдержала. Но не тело – меня буквально подбросило от первого же прикосновения языка в самом эпицентре моего внутреннего жара. Стало понятно, зачем он так крепко держал меня за попу ладонями – если бы не это, я бы ударила его лобком в нос.
В миг пропал весь стыд и вообще все ненужные, посторонние мысли. Всё стало неважно и «не причём». Всё, кроме этого мастерки-гибкого, влажного языка, который, как заводной, крутился, охаживая все те впадинки и выпуклости, которые я до этого даже показывать стеснялась.
– О боже, да… О, пожалуйста… Да, там, там! – совершенно бесстыдно выгибаясь, я стонала и всхлипывала, купаясь в неописуемом, почти невыносимом наслаждении… Подставлялась под ласки и направляя мужчину туда, где мне больше всего хотелось, и отстранялась, когда язык попадал туда, где ощущения были слишком пронзительными… И декан – о чудо! – слушался меня, вылизывая всё, что умоляло быть вылизанным, останавливая меня только тогда, когда уж слишком подскакивала и ёрзала – коротким, властным рыком и иногда шлепком.
А потом он сделал кое-что, что не выдержал бы никто – а уж тем более я, которая наслаждалась этой лаской в первый раз в жизни – аккуратно и почти трепетно всосал пульсирующий бугорок клитора себе в рот.
И меня снесло. Сжавшаяся внизу живота горячая пружина распрямилась, выгибая так, что чуть не подняла на «мостик», изо рта вырвался тонкий, беспомощный крик… и мир мой взорвался, рассыпаясь вокруг огненным фейерверком.
Я больше… не ненавижу его – поняла вдруг, оседая и обмякая в его объятьях, пока он устраивался рядом, довольный результатом своих умений. И уже повернулась к нему – притянуть его в благодарный поцелуй, как вдруг заметила его задумчиво-озадаченный взгляд – и снова мне на грудь.
– Знаешь… мне почему-то кажется, что я это уже видел, – неожиданно сказал он, приподнимаясь на локте и захватывая одно из полушарий ладонью. – Твою грудь. Ты нигде не снималась голой? У меня очень хорошая память на такие вещи.
Глава 19
– Что? – от изумления я даже закашлялась и резко села, чуть не стукнувшись с ним лбом. – Ну знаешь ли! То, что я не была девственницей, еще не значит, что я голой фотографиру…
И запнулась, вдруг сообразив, почему ему кажется, что он видел мою грудь. Потому что он ее действительно видел! Только забыл об этом!
Растерявшись, всё ещё плохо соображая после оргазма, я замялась, залепетала что-то совершенно неубедительное – мол, понятия не имею, о чем ты говоришь, и вообще, мало ли похожих грудей на свете!
– Похожих, может и мало, – Игнатьев насмешливо сощурил глаза. – А вот идентичных, да еще и с той же самой родинкой на том же самом месте… не бывает. Я точно твою грудь где-то видел! Колись, давай, Алина-малина – где снималась? Надо же, а я и в самом деле поверил, что у тебя один мужик был…
– Ах ты гад! – не веря, что еще минуту назад я подставлялась под его поцелуи в самом интимном своем месте и чуть не призналась в любви, я вскочила с кровати. – Да как ты смеешь такое предполагать! Я не одна из твоих шлюх-моделей! И вообще – я не собираюсь тут оправдываться перед тобой! Не твое дело, где я снималась и сколько у меня мужчин было!
– Дело-то может и не мое, – он последовал за мной, вставая и отбрасывая одеяло – знал, зараза, что его нагота меня смутит и запутает. – Вот только ты спрашивала, не злюсь ли я, что ты на меня без защиты налезла – так вот… я не злился. Пока думал, что ты почти девочка! Ты хоть чистая, Сафронова? Давно проверялась?
Совершенно ни о чем не думая, я размахнулась и с налету влепила ему смачную пощечину.
– Сволочь! – прошипела, от ярости готовая наброситься и вцепиться ему зубами в глотку. – Как ты смеешь такое про меня думать?!
– А что я должен про тебя думать?! – процедил он в ответ, держась ладонью за щеку. – Если я нашел тебя вчера в лесу, обдолбанную после обжиманий с каким-то проходимцем? Думал – мало ли, в первый раз попробовала девочка – с кем не бывает… А ты не только наркоманка, но и порноpзвезда, оказывается! Ну, погоди – дай только найти, где ты снималась! Я тебе устрою вечер охренительных историй! Знал бы, так и оставил бы тебя вчера в лесу, ей богу!
Я замерла на полувдохе, не успев залепить ему еще одну пощечину.
– Что? В каком лесу? О чем ты?
Он скривился, скрещивая на груди руки.
– Уверен был, что ты даже и не вспомнишь. В общем, Сафронова, я не люблю недомолвок и не люблю порноактрис – считаю их теми же шлюхами. Но ради тебя, так и быть, сделаю исключение – уж больно ты горячая штучка. Только куни я тебе больше делать не буду – как минимум, пока на все болячки не проверишься… Я-то чистый – можешь не сомневаться, у меня в этих делах опыт большой… Эй, куда пошла? А ну вернись немедленно, а то…
Его голос заглушило грохнувшей входной дверью и что он сделает, если я «немедленно» не вернусь, я уже не слышала. В голос рыдая, почти на ощупь сбежала несколько этажей с лестницы, толкнула тяжелую дверь, взмахнула проезжающему мимо такси и только когда упала на заднее сиденье поняла, что забыла у этого гада не только колготки, но и трусы. Плевать! Всхлипывая, я оттянула низ платья как можно ниже. Мне недалеко ехать! Возвращаться за такой мелочью я точно не буду!
Не успела кое-как объяснить водителю, куда мне ехать, затрезвонил телефон в сумочке. Я и забыла, что он у меня есть за это сумасшедшее утро. Вытащила его из-под залежей косметики и салфеток, глянула – незнакомый номер. И же интуитивно догадалась, что это он мне звонит – Игнатьев.
На мгновение удивилась – откуда у него мой номер телефона, и тут же фыркнула – ну, конечно у него есть мой номер телефона. Он же декан!
Разумеется, не ответила. И сообщение, прилетевшее следом за звонком – «Сафронова, не дури!» тоже проигнорировала.
Мало того – решительным движением пальцев заблокировала звонок и стерла номер этой сволочи из памяти телефона, чтоб соблазна не было.
Пусть побегает, если хочет, чтобы я простила его – тут одними звонками не отделаешься. А не захочет – так тому и быть! Я не тряпка, чтобы об меня ноги вытирать.
И всё же, пока я ехала, сомнения в собственной правоте снова закрались мне в голову. Игнатьев, конечно, хам, но с чего, собственно, всё началось? Не с твоего ли гипноза? Не с твоей ли желания заставить декана забыть о происшествии с трофеем, из-за которого он забыл, где именно он видел твою грудь?
Вот так из одной маленькой лжи вырастает целая паутина, из которой потом не знаешь, как выбраться.
И всё равно не прощу ему такое отношение! – я хлюпнула носом и выпрямилась, упрямо выставив вперед подбородок. Пусть на коленях сначала поползает, если хочет свою «горячую штучку» обратно.
Телефон в руках снова затрезвонил, и я от неожиданности чуть не выронила его на пол салона машины. Я же тебя заблокировала, гад ты настырный!
Но это звонил не он, а Кира. Странные, весьма смутные воспоминания всколыхнулись в моей голове – что-то неприятное и опасное, связанное с подругой… Но так и не поняв, что с чем это связано, я провела пальцем по экрану, принимая звонок.
– Алинчик, ты в порядке?! – сразу же, как только я ответила, заверещали обе – и Кира, и Рената. Будто только и делали со вчера, что ждали меня из этого гребанного клуба.
Ну, конечно, ждали! – вспомнила я. Они же меня туда и снарядили. И даже сопровождение дали – в виде какого-то… Славчика. Я, наконец, вспомнила имя белобрысого наркодилера, который должен был изображать моего бойфренда на вечеринке.
– Алин, не молчи, не пугай нас! – наоравшись, девчонки поняли, что не слышали от меня даже «алё». – А, может это уже… не она? – осторожным, тихим шепотом спросила Рената.
– А кто это может быть? – вздохнула я, откидываясь на спинку сиденья. – Мой похититель звонит за выкупом?
Я услышала, как Рената громко икнула и даже вскрикнула что-то, явно закрывая рот руками.
– К-какой похититель, Алин, ты о чем? – заикаясь, переспросила Кира. – Ты где сейчас? Ты в порядке?
Я нахмурилась – чего это они так переполошились? Вроде я не маленькая девочка, чтобы перед кем-то отчитываться, где ночь провела.
– Понимаешь, Алин, Славчик вчера без тебя вернулся – сказал, что ты наклюкалась и с деканом куда-то ушла. Ну, как мы и предполагали – для гипноза. Только тебя же предупреждали не пить ничего, а ты не послушалась! Вот мы и в растерянности – думали, может, он тебя по дороге где-нибудь бросил… У тебя получилось с ним? Ты хоть что-нибудь помнишь? Где ты провела ночь, Алин?
Протараторив всю эту тираду без единой остановки, Кира шумно выдохнула. Я же нахмурилась еще больше – постепенно вчерашний вечер восстанавливался в памяти, кроме одной маленькой детали – декан говорил, что нашел меня в лесу «обдолбанную», а Кира утверждает, что я ушла с ним с вечеринки сама. Точнее, не Кира утверждает, а этот ее Славчик.
Кто-то из них явно врал. Но кто?
– Алин, ты ответь хоть что-нибудь, а? – взмолилась с того конца связи подруга, перебивая мои размышления. Я нетерпеливо поморщилась.
– Погоди… Славчик, значит, сказал вам, что я ушла с деканом… – медленно, думая вслух произнесла. – Ушла, значит… сама…
Девчонки затаили дыхание, внимая каждое мое слово, но вслух я продолжать не стала – потому что это означало признаться в том, с кем я провела ночь.
В принципе, тут и размышлять-то нечего. Кому выгодно выставить меня в дурном свете, заставить думать, что я наркоманка и шлюха, чтобы манипулировать мной и внушить, что я больше ни на что не годна, кроме как стать его личной «горячей штучкой»? Кто хочет отомстить мне за случай в кабинете и доказать самому себе, что он еще «могёт»? Игнатьев, который будто бы соткан из комплексов и пороков, или какой-то левый парень-закладчик, который вчера видел меня в первый раз в жизни?
Ясное дело – кому. Ни хрена он не нашел меня в лесу, манипулятор бессовестный! Да и как бы он нашел меня, если бы я действительно оказалась вчера в лесу? Не по запаху же…
– В общем, девчонки, всё пошло совсем не по плану, – совершенно честно призналась я, но на этом мои откровения закончились. – Фиг знает как декан меня с вечеринки утащил, но только очнулась я сегодня утром в больнице. И декан рядом сидит, представляете? Говорит, плохо мне стало у меня в машине, пока вёз домой, в общагу…
На том конце явно чем-то подавились.
– В б-больницу? – Кира прокашлялась. – А-а-а… з-ачем?
– Я ж говорю – плохо мне стало. Сознание потеряла, тошнить начало, и всё такое прочее. Короче, декан в больницу меня привез, решил не рисковать.
– И-и-и… что в больнице? Нашли что-нибудь? – голос у подруги просел, будто она только что выпила стакан ледяной воды.
– Пока нет, но взяли анализы – декан настоял. И на наркоту тоже, – я усмехнулась. – Помнишь, я говорила – он думает, что я под наркотой народ гипнотизирую.
С той стороны связи раздался глухой звук – словно кто-то со стула упал.
– С-серьёзно? И когда р-результат?
– Да что ты паришься-то? – удивилась я. – Я же не под наркотой была. Да, перебрала маленько, но кроме алкоголя у меня в крови ничего не было вчера. Вообще думаю, это у меня что-то гормональное… Анализы покажут.
– Ага, покажут… – слабо ответила Кира таким тоном, будто сейчас в обморок упадет. Но у меня уже не было сил удивляться ее реакции.
Я вдруг почувствовала дикую усталость – реальную, физическую усталость от всего этого вранья и интриг, от этой ночи и от сумасшедшего утра, в течение которого я успела столько, сколько не делала за всю свою жизнь. Даже влюбиться и разлюбить успела.
Я хочу спать – поняла яснее ясного. Просто прийти домой, заткнуть уши затычками, надеть на глаза маску и вырубиться часов эдак на двенадцать, выключив телефон и послав всех к чертовой матери. А назавтра утром, я хочу проснуться и чтобы всё вернулось к точке исхода – когда я спокойно училась, решала свои проблемы и была обыкновенной студенткой, а не постельной игрушкой экзальтированного сноба, вершащего сейчас мою судьбу.
Первую часть своего плана я выполнила. Доехала до общаги и, не обращая внимание на суетящихся вокруг подруг, бросила сумку на пол, наскоро забежала в душ и свалилась в кровать, едва успев откинуть одеяло. В сон отъехала, только-только положив голову на подушку.
А вот со второй частью плана было сложнее – потому что, проснувшись вечером, я увидела перед собой отнюдь не подруг, а того, того, кого, собственно, и собиралась забыть в моей новой жизни раз и навсегда – Андрея Федоровича Игнатьева, который как ни в чем ни бывало, сидел в моем же собственном кресле и… о ужас! копался в моем же собственном компьютере.
