Текст книги "Жизнь за гранью (СИ)"

Автор книги: Любовь Тильман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Посвящение

Мы с Гуру сидели на земле, лицом друг к другу, у небольшого озерца в чаше скал. За его спиной располагался огромный монолит, с прорезанными в нём, словно выходящими из камня, статуями. Возле учителя стоял Петерс, по обе стороны от него монахи, возле меня – Фруми и Лёнечка, а по обе стороны дети.

– Арс! – голос Петерса прозвучал так громоподобно, что если бы я не сидел, то наверно упал бы от неожиданности.

– Да, брат! – прозвучал в голове голос Лёнечки.

– Да, брат! – послушно повторил я предупреждённый о том, что сын будет мне суфлировать, при необходимости.

– Ты знаешь для чего мы собрались здесь сегодня? – продолжил Петерс.

– Да, брат!

– Ты готов взять на себя ответственность за то, что произойдёт здесь сегодня?

– Да, брат!

– Он готов, Учитель! – поклонился Петерс Гуру и сел на землю, после чего сели все присутствующие, а я встал.

Я думал, что Гуру будет говорить сидя на земле, не понимая, как я могу при этом стоять возвышаясь над ним, и не успел заметить, как он, не меняя позы, взмыл в воздух и завис над землёй прямо напротив моего торса, так, что наши глаза оказались на одном уровне. Зрачки Гуру расширились и я увидел всё, что меня окружало, словно у меня глаза на затылке выросли, и в то же время ничего не видел, словно меня погрузили в обсидиановую черноту беззвёздной и безлунной ночи, без единого проблеска. А потом перед глазами снова появилось лицо гуру, всё также висящего в воздухе.

– Зовите Садовника, – сказал он, плавно опускаясь на землю, – Окхкокхышхкыш – истинный сын Великого Ветра и Отец Ветви Древа Жизни.

«Что ещё за садовник?!» – только и успел я подумать, потому, что последовавшее за словами Гуру заставило меня усомниться, что это не сон. Каменные статуи за его спиной, посторонились, пропуская монаха в блекло-сером одеянии и скрытом под капюшоном лицом. Он склонил голову в приветствии, а затем сел на середину каменой скамьи, возникшей непонятно откуда у основания монолита, а по обоим сторонам от него сели каменные люди. Было что-то очень знакомое в его фигуре, хоть я и не мог сообразить, что именно.

Арсуш! – обратился ко мне Петерс, и на этот раз голос его был обычным, я бы даже сказал ласковым. – Сейчас я должен исполнить обещание, данное мной отцу и его старшему брату, нашему дяде, и посвятить тебя и Фрумиле в некоторые тайны семьи, после чего тебе будет дано время обдумать действительно ли ты желаешь обладать Силой и принять окончательное решение. Что бы ты ни выбрал, мы примем твой ответ с уважением и пониманием, а для меня ты всегда был и будешь любимым братом. Следуйте за мной!

Тайны брака

Небольшая пещера встретила нас прохладой и полумраком. «Разговор будет недолгим, – сказал Петерс, – но всё-таки присядьте поудобнее, у вас сегодня трудный день, особенно у тебя, Арсуш. Итак, вы возможно уже догадались, что между вами имеются родственные связи, что вы не просто так облюбовали один и тот же зал, в одном и том же кафе, и не случайно оказались там запертыми. Ты, Фрумиле, прапраправнучка старшего брата нашего с Арсом отца.

Но не спешите обвинять своих родных. Перед нами стоял нелёгкий выбор – пустить всё на самотёк и оставить стареющие поколения жестоко страдать из-за невозможности передать потомкам свою силу, или, используя ДНК-тесты, попытаться восстановить людские ресурсы древних родов.

Наш отец, как я уже говорил Арсушу, больше не хотел терять семью и передал основную часть своей Силы Лёнечке, а когда в ментальное поле попала информация о готовящемся уничтожении лабораторий, он использовал остатки силы, чтобы защитить вас. Не будучи уверенным в её достаточности, отец постарался, чтобы Фрумиле с сыном оказались в том самом кафе, за стариной кирпичной кладкой, гасящей все внешние энергии.

У тебя, Арсуш, большая часть генома нашего отдалённого предка – Великого Ветра и понемногу, по убывающей, от людей воды, земли и Древа Жизни. У тебя, Фрумиле – чуть меньше половины генома от людей воды и понемногу миров животных, растений, минералов, а также нашего отдалённого предка – Великого Ветра. Мне тяжело говорить вам об этом, но вы должны понимать, что если Арс примет Силу, у большинства ваших потомков будет высокая вероятность набрать геном Древа Жизни, а при благополучном стечении обстоятельств, в третьем и последующих поколениях – людей ветра и воды. Но у вас самих длина жизни окажется принципиально разной, даже если Фрумиле получит прасилу и проживёт значительно дольше среднестатистического человека разума.

Теперь я оставлю вас наедине, а через десять минут приду за Фрумиле, чтобы у тебя Арсуш была возможность спокойно взвесить все за и против. Но повторюсь, что бы ты не решил, твоё положение в семье не изменится, как и моё отношение к тебе!» – Петерс крепко обнял меня, потом пожал мне обе руки, глубоко заглянув в глаза: «Держитесь, ребята!» – и вышел из пещеры, а мы с Фрумиле ещё с минуту смотрели друг на друга, не в силах произнести ни слова.

– Как я могу?! – с трудом выдохнул я, преодолевая шоковый спазм.

– Ты должен! – тихо проговорила Фрумиле. – Иначе получится, что всё напрасно…

– Но как я… без тебя…

– Ты будешь не один, с тобой будет Лёнечка и другие наши дети…

– Но ты… ты…

– Это будет ещё не скоро, я успею тебе надоесть… – грустно улыбнулась Фруми.

Я нежно обнял мою мужественную девочку: «Ты?! Никогда!»

Этим было всё и сказано. Дальше решать предстояло мне самому. На сердце была такая горечь, словно я теперь, в эти мгновения, терял мою Фрумиле, которую любил больше жизни. И эта боль подсказала мне, что решение уже принято, чаша весов качнулась в сторону долга и замерла, словно над пропастью бездонных одиноких лет.

Сила и слабость

Сколько я пробыл один в пещере не знаю, но когда вышел, солнце уже скрылось за горами, подсвечивая их верхушки золотыми и порфирными тонами. Все ожидали моего решения, сидя полукругом напротив входа в пещеру. Мне было неловко, что я не заметил, как пролетело время и заставил их так долго ждать.

– Простите, – произнёс я в смущении, – задумался…

– Ты готов огласить свой выбор, брат?! – спросил Петерс, стоящий у входа в пещеру.

– Я готов принять Силу! – прямо ответил я, не желая больше ни на минуту затягивать церемонию.

– Тогда очисти свой разум и следуй за Садовником! Помни! Ты должен отвергать любую мысль, не додумывая её, и быть полностью расслабленным, с радостью принимая всё, независимо от событий и ощущений! Прощай брат!

«Он твой!» – повернулся Петерс к монаху в сером, стоящему по другую сторону от входа. Монах то ли кивнул, то ли поклонился и стал подниматься в гору над пещерой, по едва заметной тропке. Я молча последовал за ним, сосредоточившись на верхушке его капюшона. Мы пришли к неширокой полке, за которой располагалась ещё одна пещера, и опустились на землю перед входом.

Пока мы шли, мне слышалось какое-то странное пение. А теперь я увидел, что внизу, откуда мы поднялись, все обходят вокруг высоко стоящих носилок, затем четыре монаха подняли носилки на плечи и пошли вслед за Петерсом, а остальные последовали за ними. Пение всё приближалось и приближалось, пока с противоположной стороны скалы не показались Петерс и монахи, несущие носилки, на которых сидел, похожий на древние изваяния, учитель. Они зашли в пещеру, а сопровождавшие опустились на землю напротив входа, их и пение стало таким тихим, что едва улавливалось слухом. Затем монахи с Петерсом вышли, сделали нам прощальный поклон, и сели рядом с остальными. Наступила тишина. Садовник дал мне знак и мы вошли под свод.

Я ожидал увидеть обычную пещеру, а оказался в величественном, уходящем под небеса, храме, мгновенно почувствовав себя мелким и незначительным. Празднично украшенный Гуру неподвижно сидел в высокой, сверкающей драгоценными камнями и золотом, нише. Мне была отведена скромная глубокая ниша, расположенная напротив у самого пола.

Монах сбросил капюшон и я узнал Майкла.

– Помни, не всё есть тем, что кажется! – повернулся он ко мне. – Расслабься и сосредоточься на глазах Учителя.

– Вращающий Колёса Времён! – обратился он к Гуру. – Ты знаешь этого человека?

– Да! Несущий Милосердное Успокоение! Это Хранитель Жизней Воспитывающий Сердца, из рода Великого Ветра, правнука сына моей младшей дочери, Повелительницы Ветров, сын Ветра Жизни, Возвращающего Знания, отец Великого Управителя, мой ученик, которому я открыл его истинное имя.

– Ты готов отдать ему, полученное тобой и ставшее частью тебя, удерживая в этом мире?

– Да! Несущий Милосердное Успокоение! Я ждал его, как обещал своей дочери, и с радостью передам, уже ставший тяготить меня дар.

– Желаешь ли ты оставить себе часть отдаваемого, для продления пребывания здесь?

– Нет, благодарю тебя, Милосердный! Мой путь был слишком длинен, даже для Вращателей Колёс…

– Спасибо, Учитель! – низко поклонился Майкл, сложив руки в прощальном приветствии. – Ты достойно прошёл Путь Времён и достойно оставляешь его! Можешь передать полученное и накопленное… Я отпускаю тебя!

Я слушал этот торжественный, строгий и скорбный, скупой диалог, почти не дыша, боясь пропустить хоть единое слово, не в силах отвести взгляд от почти неподвижного лица Учителя. С последними словами Майкла стало абсолютно темно и, в то же время, я видел всё, что окружало гору: и птицу в небе, и озеро, и медитирующую семью, и распростёртых на земле монахов…

А потом всё растворилось, и осталось только, наплывающее на меня, лицо Гуру, огромное, как сама скала. Помня инструкции, я изо всех сил пытался расслабиться, не сопротивляться. Но оно всё вдавливало и вдавливало меня в скалу, перекрыв доступ воздуха и кроша рёбра. Я ничего не видел и не мог пошевелить даже кончиком пальца, не слышал биения своего сердца, боль исчезла и мне показалось, что я умер.

– Открой глаза! Окхкокхышхкыш!

Веки были такие тяжёлые, что я сколько ни силился, никак не мог разлепить их.

– Помогите ему!

Чьи-то холодные пальцы потянули меня за веки и я увидел глаза Учителя, сидящего наверху в нише, светящиеся белым переливчатым светом. Неожиданно его зрачки расширились и свет хлынул потоком, мгновенно ослепив меня…

– Не закрывай глаза! Окхкокхышхкыш!

Ощущение было такое, словно в тело вливалось пылающее пламя, выжигая его изнутри. Сколько это длилось – мгновение?! Вечность?! Казалось я качусь в огненном колесе, пересекая моря, пустыни, посёлки, города… наблюдаю как растут и становятся взрослыми дети… как учатся студенты… как работают мастерские… заводы… войны… свадьбы… похороны… подробности жизней бесконечных поколений… Колесо всё замедляет и замедляет ход, и я словно вижу себя со стороны – маленького лягушонка, пытающегося разбить толстое стекло террариума или перепрыгнуть через него. Но стеклянные стенки всё растут и растут, и я расту вместе с ними, заполняя собой всё пространство – аномальный кристалл пиропа в толще базальта… Распирающие меня изнутри силы, настолько мощны, что базальт не выдерживает и начинает крошиться… И вот, ура! Свобода!

Во мне такая лёгкость, что я взлетаю и… внезапно обнаруживаю себя парящим над горой. Думая, что это всё ещё видения, я расслабляюсь и камнем лечу вниз, попадая прямо в объятия, взмывшего мне навстречу, Петерса: «Ну, ну, – улыбается он, прижимая меня к себе и бережно опуская на землю, – не до такой же степени расслабляться».

Сила

Сила – это вероятно чудесно, если уметь с ней управляться. Но пока что она управляла мной, заставляя то подпрыгивать, то взлетать, а то вдруг начинала душить изнутри, требуя выхода. Быстрота реакции и скорость движения изменились настолько, что в первый день я не мог самостоятельно даже кушать, пронося пищу мимо рта или лупя себя по зубам. Что, впрочем, не мешало мне продолжать изводить Петерса своими бесконечными вопросами. И начал я с того, что мучило меня больше всего.

– Получается, что я убил Учителя?! Не забери я у него силу, он бы ещё жил и жил?!

– Не переворачивай всё с ног на голову. Чтобы забрать у кого-то Силу, надо обладать во много раз большей Силой. Так что не ты забрал, а он подарил тебе.

– Но я согласился и тем фактически лишил его жизни.

– Успокойся, я уже объяснял тебе, что Душа не стареет, но тело с веками изнашивается настолько, что оказывается за гранью того, что мы именуем жизнью, а не отданный дар, ещё долго, не даёт ему перейти в состояние, воспринимаемое людьми, как небытие. Выплеснув из себя то, что ему не принадлежит, человек прерывает цепь мучений, обретая покой.

– Иными словами – умирает.

– Полагаю, об этом, тебе лучше поговорить с самим Учителем.

– С Учителем?! Но разве он не умер?!

– Пока ещё нет! – усмехнулся Петерс. – Отдыхает и набирается сил, после твоего бешенного сопротивления и бегства.

– Я старался расслабиться, но согласись, что это нелегко. Не понимаю, как дети могут выдерживать такое.

– Для детей это просто игра. Их не мучают угрызения совести, как тебя, и поэтому они не противодействуют и не испытывают того давления, которое пришлось испытать тебе. Я знал, что ты ещё не готов, поскольку привык воспринимать себя, как человека разума, а не народа, но Гуру настаивал. Садовник был согласен со мной, и сразу предложил отдать тебе только часть силы, а остальное потом, когда ты будешь действительно готов. И хоть Гуру не согласился, но в конце оно так и получилось.

– Да разве я сопротивлялся?! Я не мог даже пошевелиться.

– Конечно, ведь Садовнику пришлось растворить тебя в камне, чтобы борьба не разорвала твоё тело. Твой Дух не мог успокоиться, обуреваемый мыслью, что переход дара делает тебя невольным убийцей. А кроме того, ты постоянно анализировал свои ощущения и как только набрал достаточно Силы вылетел, словно пробка из бутылки, хорошо хоть сумел собрать себя, находясь уже в воздухе, – опять усмехнулся Петерс, склонив голову на бок, как птица, – а то бы ещё не досчитались какой-нибудь части тела.

– Я всегда думал, что Майкл простой фермер, помогающий нам по доброте и в благодарность за дочерей, а потом – потому, что мы сдружились. Но получается, что это всё было обманом?! Вы не доверяли мне?

– Эх, брат, – обнял меня Петерс за плечи, – какой же ты ещё юный. Никогда не понимал, как, в одном человеке, могут уживаться глубокая мудрость с наивностью, доходящей до глупости. Подумай сам – человек, живущий жизнью людей разума и отождествляющий себя с ними вдруг получает в своё распоряжение огромную силу, не имея ни малейшего понятия о её свойствах и возможностях. Естественно мы должны были присматривать за вами и подталкивать в нужном направлении, чтобы вы могли потом самостоятельно существовать в меняющемся мире.

– Но у меня тогда ещё не было никакой силы!

– Я вижу тебе просто хочется подольше поговорить со мной, – засмеялся Петерс. – Ты и сам можешь прекрасно ответить на преобладающее большинство своих вопросов.

– Ты имеешь ввиду детей?!

– А вот и подтверждение! – Петерс опять засмеялся. – Ладно, пошли спать, а то тебя уже Фруми заждалась, да и у меня ещё кое-какие дела на сегодня намечены.

– Петерс, постой, последний вопрос: почему Майкла называют Садовником, неужели из-за фермы?! Как он мог не понять, что из себя представляли Кама и Мадзира и не знать, что его дочери у нас?!

– Это уже пять вопросов! – прыснул смехом Петерс. – Но, если кратко, Садовник помогает пересаживать дар, открывая Ворота Истечения. В женщин он влюблялся чисто по человечески, просто как мужик. От их наблюдений ему ни холодно, ни жарко. А его дочерям у вас было, как на каникулах. Всё! До завтра, брат!

– Погоди, а почему ты сказал «Прощай», передавая меня Садовнику?! – потонул в удаляющемся смехе Петерса мой, увы, отнюдь не последний, вопрос.

Трудный выбор

Я оставался прежним и становился другим, сам не понимая всех, происходящих во мне, изменений. Пропажу аппетита, я посчитал следствием пережитого стресса, но объяснения, почему при этом увеличился вес, так и не нашёл. Кроме того, полученная Сила полностью изменяла опыт моих предыдущих эзотерических практик. Если раньше визуализация требовала от меня сложной концентрации и значительного напряжения всех видов памяти, то теперь любая мысль тут же визуализировалась так ярко, словно это была материализация, со всеми её атрибутами.

Невольно вспомнились слова Петерса в ответ на мой вопрос, почему я не слышу его мыслей – «…я не думаю, а делаю». «Но если я не буду думать, то как же я смогу находить ответы на вопросы и принимать решения?!» – зазудело в голове, и тут же я услышал короткий смешок Петерса и оглушительный смех детей. Мои «тихие» мысли теперь звучали, как набат, оглашая окрестности.

На следующее утро меня пригласили к Учителю.

– Я виноват перед тобой, сынок… – ласково сказал он после обоюдного приветствия. – Проводник и Садовник предупреждали меня об эксклюзивной двойственности твоей натуры, но я так давно отошёл от мирского… Мне хотелось оживить и передать потомкам Древний Ритуал и Место. И кто для этого мог подойти больше, чем сын Ветра Жизни, Возвращающего Знания, отец Великого Управителя, и двух людей Древа Жизни?! Я не ожидал, что похоронный церемониал так на тебя подействует. Но ты должен простить меня и помочь мне. Я слишком долго ждал тебя, и теперь у нас осталось мало времени. Если за трое суток, от начала истечения, мне не удастся передать всей Силы, Цветок Дара закроется и я буду обречён на долгие мучения.

Никакие слова не могли бы описать, охватившие меня чувства. Эмоции душили … Я готов был убиться от презрения к своей слабости и жалости к Учителю…

– Учитель! Я всё сделаю, как ты скажешь… – простёрся я перед ним ниц, содрогаясь от сухих беззвучных рыданий.

– Встань, Арсуш, и присядь возле меня, – тихо сказал Гуру. – Ты прав! Умирать никому не хочется. Но бесконечной жизни не бывает, а бесконечная смерть – ужасна. Только представь, каково это ощущать и осознавать, когда твоё тело поедают бактерии, грибы, насекомые, черви… душат и извлекают жидкости корни растений… обкусывают грызуны… Тебя растаскивают на клеточки, на молекулы, каждая из которых помнит и знает, что это – ты, и всё что с тобой происходит… они бесконечно тянутся друг к другу, но уже никогда больше не смогут воссоединиться. Пламя холодного огня бесконечно разносит их, встраивая в чужие структуры из которых они не в состоянии вырваться. Проходят века, прежде чем в них стирается твоя память. Я прожил очень долгую жизнь, слишком долгую, чтобы желать ещё и долгой смерти. Позволь твоему милосердию взять верх над твоей гордыней.

– Я осознаю и смиряюсь, Учитель! Простите, что своей слабостью я заставил Вас дважды пройти то, что и один раз не просто… – еле выговорил я, сквозь судороги, снова простёршись перед ним ниц.

– Встань, сынок! Я понимаю и не виню тебя, – произнёс Учитель и подал мне знак, что я могу удалиться.

Сон Силы

Чтобы не грузить других своими мыслями, я отправился к реке. Вода всегда восторгала и успокаивала меня. Я часами мог смотреть на следы, оставленные водным транспортом, удивляясь как долго они не расходятся. А однажды, в парковом пруду, беспрестанно щёлкая затвором фотоаппарата, чтобы поймать момент, когда рыба выхватит, из-под носа утки, брошенный Фруми хлеб, я случайно заснял водный коридор, по которому выпрыгнула одна из рыб, и водную копию другой, выскочившей из воды рыбы.

Вот и теперь, сидя на берегу, я с удивлением наблюдал, как бегут через небольшой водопадик и порожки, сплетаясь и расплетаясь, струйки воды, не смешиваясь друг с другом. Все мысли куда-то улетучились. Ничего не было, кроме меня и бегущих вод, пронизанных радужно сияющими пузырьками воздуха. Было так легко и хорошо, что я разделся и погрузился в каменную чашу, выбитую водопадом, выстирал и развесил сушиться по камням одежду и незаметно для себя уснул, согретый солнечными лучами.

– Одень панаму и рубашку! – сказала мама. – Не то обгоришь и получишь солнечный удар.

– Ма, я потом, доиграю…

– Никаких потом! Уже!

– Сонча, ну как он в панаме и рубахе будет в футбол играть?! – вступился отец. – Сейчас мы продуем и оденемся.

– Лады! – согласилась мама. Она стояла такая красивая, молодая, в широкополой шляпе с лентами, блузе с длинными рукавами и высоким воротником, в широкой клетчатой юбке, с бантом сзади на поясе, в беленьких носочках и мокасинах. – Только, когда вы обгорите, жалуйтесь, пожалуйста, друг другу, я вас лечить не буду!

Мы с отцом дружно рассмеялись и пропустили гол. «Пошли одеваться! – сказал он. – А то нашей маме когда-нибудь надоест и она выполнит свою угрозу!»

Мама всегда так говорила, когда мы делали что-нибудь иначе, чем она считала нужным, но потом первая бросалась к нам на помощь с утешениями, таблетками, пузырьками и мазями. Она не любила кровавых сцен, и в кино всегда прикрывала глаза, во время их показа, но если кому-нибудь нужна была помощь, могла обработать и зашить рану, не поморщившись.

– Вот теперь можешь играть сколько угодно! – улыбнулась мама, когда я оделся: «Лови свой мяч!» – и ударила носком мокасина по мячу.

– Свеча! – со смехом констатировал отец. – Ты удаляешься с поля!

Я стоял и смотрел на улетающий в небо, золотящийся на солнце мяч, никогда не думал, что моя мама такая сильная.

– Что же ты смотришь?! Лови?! – засмеялась мама, и её смех просыпался серебряными колокольчиками, сквозь мчащийся навстречу земле мяч. Он падал так быстро, что его окружности сливались в несущийся на меня столб золотого света. Я протянул руки, и мяч упал в ладони, мгновенно приобретя свой естественный цвет.

– Эх, ты, – сказал папа, – ну да ладно, если уж схватился за мяч руками, значит играем в волейбол. Пасуй!

Они, вдвоём с мамой, играли против меня, а я ни разу не упустил мяч. Я скакал и прыгал так высоко, словно сам был золотым мячиком, насыщенным тёплыми лучами предзакатного солнца. Потом мы плескались в морском прибое и, уже совсем без сил, грелись на золотом песке пляжа под удивительными соснами с янтарной корой.

Проснулся я от прикосновения. Тёплая лапка упёрлась коготками мне в грудь. Маленький остромордый лисёнок стоял надо мной в раздумье: попробовать откусить от меня кусочек, или не стоит. Я сказал ему, что не стоит, и он чинно удалился искать себе другую добычу. Солнце уже скрылось за скалы и становилось прохладно. Странно, я был не только одет, но ещё и укрыт меховым одеялом, хотя хорошо помнил, что перед тем, как заснуть постирал и разложил сушиться всю одежду.

«А как же Учитель?! Неужели я опять подвёл его?!» – мелькнула мысль, но почему-то не обеспокоила меня. На Душе было так хорошо и спокойно, словно я и в самом деле вернулся в детство. Я скатал одеяло и уже собрался идти к лагерю, когда вдруг увидел сидящих чуть в отдалении на земле близняшек, Петерса и Садовника. Они смотрели на меня с таким любопытством, словно я сейчас сделаю, по меньшей мере, сальто мортале.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался Петерс.

– Отлично! – пожал я плечами. – Искупался. Отдохнул. А что случилось?

– Папа, с тобой действительно всё в порядке?! – переспросили Близняшки.

– Да что случилось?! Скажет мне кто-нибудь, или нет?! – почти на автомате произнёс я, и вдруг всё понял: «А Учитель?! Где он?!»

Майкл встал и заглянул мне в глаза:

– А ты молодец! Я даже не думал, что ты сможешь принять столько Силы! Ты смирил свою гордыню и выполнил волю старшего. Его подарок был щедрым. Он отдал тебе не только Полученный Дар, но и всё, что скопил за свою долгую жизнь. Теперь ты в Круге Посвящённых. Сейчас твоя работа – семья, но со временем мы подыщем тебе подходящую специализацию, как у каждого из нас.

– Специализацию?! – переспросил я, скорее по привычке.

– Ну не может же человек быть одинаково хорош во всём, – засмеялся Петерс, – впрочем, из тебя получился неплохой Воспитатель. Хотя я бы конечно предложил назначить тебя Великим Вопрошателем, – добавил он, смеясь, и глаза его засветились такой добротой, что я вдруг понял сколь многому научил меня мой старший брат.

– Спасибо, Учитель, – сказал я серьёзно, – трудно не задаваться вопросами, когда рядом такой Великий Провокатор.

– А он прозревает… – искоса глянул на меня Майкл, из-под капюшона. И все засмеялись.

– Отец, не слушай их, – обняла меня, сквозь смех, Лиси, – ты самый лучший! – чем вызвала ещё больший взрыв хохота.