Текст книги "Жизнь за гранью (СИ)"

Автор книги: Любовь Тильман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Фрумиле. Побег

В один из дней, когда она раскрыла окно, чтобы протереть рамы, прилетел дрозд. Птица посидела несколько секунд на подоконнике, склонив головку на бок и как бы присматриваясь к ней, а потом слетела на плечо и проговорила в самое ухо: «После захода, коровник… коровникююю» и тут же улетела. Фруми не удивилась тому, что птица разговаривает, они видели много говорящих птиц, и даже однажды выкормили галчонка, который приветствовал их коротким: «Пррривет!», удивительным было само поведение птицы и выбор ею объекта.

Фрума-Лея совсем не была уверена, что эта информация предназначалась именно ей, и уж тем более не представляла, как она после захода солнца сможет попасть в коровник. Вечером, после окончания всех работ, во двор выпускали собак, и встретиться там с ними было равносильно самоубийству, а уйти раньше с кухни, тем более незаметно, было просто невозможно. «Разве что попытаться пойти с кухни не в барак, а в коровник…» – подумала она и тут же услышала: «Собак не бойся!» Было такое ощущение, словно голос прозвучал у неё в голове. Она оглянулась. Рядом никого не было, кроме большого рыжего хозяйского кота. Кот лениво зевнул, потянулся, а потом подошёл и потёрся об её ноги. «Дошла, – подумала она, – со мною уже и коты разговаривают».

Всю вторую половину дня Фруми раздумывала как поступить и в конце концов решила рискнуть – всё же это был какой-то шаг, какое-то действие, правильное или нет – но не сидение на месте. Как только зашло солнце и сгустилась тьма, она вышла во двор и чуть не закричала от ужаса, увидев метнувшиеся к ней чёрные тени громадных собак. Собаки, против её ожидания, не только не залаяли, оповещая охранников о инциденте, но лизнув ей руки, пошли рядом. Когда они приблизились к коровнику, одна из собак схватила её за одежду и повлекла за собой, по какой-то ей одной ведомой тропке, между коровником и конюшней, а вторая шла следом, отрезая пути к отступлению.

В голове Фруми царила паника: «Зачем она пошла?! Куда её тащат?! Что будет с Лёнечкой?!» Она не видела куда ступает, и неверно ставила ноги, скользя и подворачивая лодыжки, но потом, вспомнив старую туристскую выучку, пошла на пружинящих коленях и перекатывающейся ступне, стало немного легче. Однако вскоре она почувствовала невыносимую вонь, а под ногами зачавкало. Они спускались по какой-то всё углубляющейся расщелине, переходящей в трубу, куда и повлекла её за собой нежданная проводница.

Фруми ползла между двумя псами, головой вниз, по скользкой вонючей трубе, погружаясь в нечистоты, слегка повернув голову набок, чтобы нос был на поверхности и думала: «Всё! Сейчас я свалюсь в выгребную яму и там утону». Но ямы не было, труба выходила на склон, на котором сидел, обхватив ручонками коленки, Лёнечка. На мгновение прижавшись друг к другу, и не произнеся ни слова, они взялись за руки и побежали вниз, туда, где призывно шумел, пробегая по дну оврага, стремительный поток.

Вода была холодная, но Фруми это не остановило, ей хотелось кожу с себя содрать, чтоб избавиться от назойливого запаха и зуда. Однако времени долго размываться не было. Рядом плескались собаки. Окунувшись пару раз, они облизали Фруми и Лёнечке лица и побежали вверх по склону.

Сначала Фруми думала перейти поток и подняться по противоположному берегу, но потом поняла, что так поступать неразумно. Как бы ей ни было страшно и жалко окунать сынишку в ледяной поток, это было самым оптимальным решением. Река была бурная и подняться по ней вплавь, против течения, они никак не могли. Поэтому Фруми нашла длинную ветку и они с сыном, вцепившись в неё, позволили потоку нести их вниз по течению. Не зная особенностей русла, она старалась удерживать ветку перпендикулярно движению, чтобы не разбиться и не потеряться на перекатах.

Несколько раз их переворачивало, один раз чуть не засосало в омут, а в конце вынесло на широкую равнину, где течение стало настолько медленным, что они почти не двигались. Надо было выбираться. Лёнечка совсем выбился из сил. Маленькие ручонки, вцепившиеся в ветку, посинели, и Фруми с трудом разжала крошечные пальчики, чтобы освободить их. Несмотря на то, что сама она была ненамного лучше, она взяла сынишку на руки и вынесла на берег. Надо было где-то спрятаться. Лёнечка никак не хотел забираться к ней на спину, уверяя, что сможет идти сам, но несколько раз упав, согласился. Под берегом были промоины, выбрав самую глубокую, Фруми забралась в неё, и так они уснули, она на животе, а он у неё на спине.

Зачем они бежали?! Куда?! – она не знала. Впрочем, зачем – знала – у неё хотели отобрать сына. Проснувшись, Фруми понятия не имела, что делать дальше. Ясно было только одно: надо, как можно скорее покинуть это место. Они шли до изнеможения, поедая по дороге листики и семена, засыпая под деревьями или в густой траве. Фруми понимала, что и сама долго так не выдержит, не говоря уже про сынишку. Для такого маленького ребёнка было просто чудом, как он держался. Не всякий взрослый мог бы похвастаться такой стойкостью.

Пора было искать пристанище. В отдалении, на возвышенности, виднелся небольшой лесок, к нему они и направились. Фрума надеялась поставить в лесу шалаш, а оказалось они пришли в чей-то сад. Надо было решать – рискнуть преодолеть забор и подняться к дому, или тихонько уносить ноги. Боясь опять попасть к кому-то в рабство, они начали спускаться с холма. И тут на них напали. С мольбой и слезами Фруми бежала за людьми, уносившими Лёнечку. Их затолкали в разные машины…

Как они попали в монастырь Фруми не знает. Она с окаменевшим сердцем, безразличная ко всему, находилась в комнате с другими пленницами, когда дверь открылась и женщина, возникшая на пороге, тыкнула в неё пальцем: «Ты! Пойдёшь со мной!» На улице их ждала машина, дверь приоткрылась и она увидела спящего Лёнечку. Сердце взлетело, чуть не вылетев из груди, она едва сдержала крик. Женщина привезла их в какую-то квартиру, где они наконец-то смогли помыться тёплой водой и переодеться, а ещё там была настоящая кровать с чистым бельём. Их так разморило, что они даже кушать не могли. А проснувшись, обнаружили себя в монастыре.

Я предложил Фрумиле немного поспать, но она возразила, что всё равно не сможет уснуть, пока не услышит всего, что произошло со мной. Ночь уже подходила к середине, когда мы, наконец, задремали, то и дело вздрагивая и просыпаясь, чтобы проверить, что это не сон и мы, в самом деле, все здесь, вместе.

Проснулся я от прикосновения маленьких ладошек. Лёнечка, усевшись на меня верхом, гладил мои щёки и вздыхал сквозь катящиеся слёзки и шмыгающий носик: «Папочка… папка… папочка…» Я обнял сына, и из моих глаз брызнули слёзы. – Но это ведь совсем не зазорно – когда двое мужчин плачут от счастья.

Петерс. Экскурсия по монастырю

После завтрака близняшки пригласили нас погулять и мы с радостью согласились. Одни из дверей трапезной вели в небольшой внутренний дворик, украшенный фонтанчиками, растениями и живописными гротами. Петерс предложил нам экскурсию по монастырю и вскоре к нам присоединились остальные дети и некоторые взрослые. Рассказы были красочны и увлекательны, но выдержать их количество сумели далеко не все. А после монастырского общежития, где за каждой дверью притаились десятки историй, из чужих, осталась только одна девочка.

– Здесь такая скукотища, – подошли к ней близняшки, когда мы перешли в храм, – пошли лучше поиграем.

– А мне интересно! – приняв надменный вид, ответила девочка.

– Конечно интересно, – подхватили другие дети, – но экскурсия сильно долгая. Петерс, можно мы дослушаем её в другой раз?

– Простите, я увлёкся, – рассмеялся монах, – ведь для вас это всего лишь истории, а для меня – прошедшая жизнь. Конечно бегите! Но не забывайте: через пол часа все по своим кельям готовиться к послеобеденным занятиям.

– А как они узнают время? – удивился я.

– Кроме солнечных часов внутреннего двора, у нас ещё имеются большие песочные часы и… – он лукаво улыбнулся, – обычные механические.

Все рассмеялись, и стайка детей растворилась в сумеречных стенах притвора. С нами осталась только одна, незнакомая мне, девочка.

– Адри! А ты почему не бежишь? – весело спросил Петерс.

– Мне интересно здесь, с вами, – ответила девочка, густо покраснев.

– Хорошо! – пожал плечами монах, – только на пол часа, а потом ты отправишься в свою келью готовиться к занятиям, как все!

– Я уже всё выучила! – возразила Адри.

Монах молча отвернулся от неё и продолжил рассказывать про храм, его историю и жизни людей, связанных с ним. Однако, по прошествии 30 минут, он строго посмотрел на девочку: «Адри! Тебе пора!» Взгляд его был настолько суров, что меня самого словно холодом обдало. Девочка беспомощно посмотрела на нас. «Пусть останется», – попросила Фрума. «Распорядок един для всех! Они должны учиться!» – тоном не допускающим возражений сказал Петерс.

Девочка, чуть не плача, убежала, а Петерс предложил нам помолиться. Сам он совершил молитву в алтарной части. Завершив молитву, Петерс повёл нас на хоры. На нижних ступенях лестницы он остановился и пошептал что-то Лёнечке на ухо. «Подожди нас здесь, мы скоро вернёмся!» – громко сказал он ребёнку. Лёнечка послушно уселся на ступеньки, а мы пошли дальше, слушая о знаменитых музыкантах и певчих взращённых в этих стенах.

Наверху монах сел на пол, предложив нам сделать тоже самое, и тихо шепнул: «подождём». Ждать пришлось недолго. Через несколько минут мы услышали рёв Лёнечки и чуть было не ринулись вниз, но Петерс удержал нас, приложив палец к губам.

– Они бросили меня здесь, а сами ушли… – причитал сын.

– Куда ушли? – я вздрогнул от неожиданности, услышав чужой мужской голос рядом с ребёнком.

– Туда… – тянул плача Лёнечка.

Мы услышали, как кто-то бежит по лестнице. Петерс дал нам знак подняться и пошёл к балюстраде: «Эти личности сыграли несомненно важную роль не только в приобретении нашим храмом известности, – мы уже ступили на верхние ступеньки и взбежавший человек растерялся, явно не ожидая нас здесь встретить, – но и приобщению многих людей к истинному роднику веры… – как ни в чём не бывало продолжал монах. – Присоединяйтесь, Али! – ласково улыбнулся он мужчине. – Жаль Вы пропустили рассказ о регентах, Вам, как музыканту, это было бы очень интересно». Мужчина не нашёлся что ответить, кроме угрюмого «Спасибо!»

Внизу, передохнувший Лёнечка радостно набросился на нас с упрёками, что мы его оставили. У него явно просыпался артистический талант.

– Я устал, я хочу спать… – вновь захныкал Лёнечка.

– Извините, Петерс, – вступил я в игру, осознав, наконец, происходящее, – он и в самом деле измучился.

– Это вы меня простите, не привык иметь дело с такими маленькими детьми… – он потрепал Лёнечку по кудрявой светлой головке. – А ты держался молодцом! За это получишь от меня подарок! Иди сюда! – он хотел взять мальчика на руки, но тот не дался: «Я сам! Я уже не маленький», – и пошёл рядом, доверчиво вложив свою маленькую ладошку в огромную ручищу монаха.

– Тогда я самостоятельно проведу себе здесь экскурсию, – произнёс Али нам вдогонку.

Петерс проводил нас до нашей кельи и пригласил прийти после обеда на общемонастырские занятия.

– В монастыре вы можете чувствовать себя абсолютно свободно, – сказал он, пожимая нам руки на прощание, – здесь стены без ушей, и никому нет дела о чём вы думаете или говорите.

Фраза выглядела вполне безобидной, если бы при этом он не дал нам знак, что всё с точностью до наоборот, в чём мы и сами только что наглядно убедились.

Монастырские занятия

Мы ожидали, что занятия будут проходить в помещении за столами, с библией, раскрытыми молитвенниками и другими атрибутами веры, и были немало удивлены, оказавшись в выбитом, сотнями ног и десятилетий, дворе.

Все расселись, скрестив ноги, на земле, образовав круг, и, после непродолжительной молитвы и короткого приветствия, стали, по очереди, рассказывать о том, что успели изучить за сегодняшний день. Это был интересный и необычный опыт. Один рассказывал про табличку умножения, другой – про дифференциальное исчисление, или цикл Кребса, третий про литературу, искусство или природу… и при этом, каждый, задавал вопросы до тех пор, пока озвученный материал не становился ему понятен.

Происходящее больше походило на игру, чем на занятия. Даже наш Лёнечка, который только-только научился распознавать буквы и складывать их в слова, увлечённый общей энергией, задал несколько вопросов, и у меня создалось впечатление, что он действительно сумел разобраться в полученных ответах.

Позднее, Петерс изложил мне свою теорию обучения. Многих вещей мы и сами не понимаем, говорил он, хотя и думаем, что знаем их, но только потому, что нам знакомы их названия. Получается, что для лучшего усвоения незнакомого материала, сначала надо заложить в память обучаемых категориальный аппарат, шаблоны, на которые потом и будет накладываться вся последующая информация.

Но как сделать информативный материал более запоминаемым – он должен быть живым, понятным и повторяемым. Обучаемый, должен объяснить усвоенное настолько просто, чтобы оно стало доступно любому неподготовленному человеку. Но мы ведь все знаем, что нет ничего труднее, чем объяснить нечто сложное простыми словами. Здесь и помогают многочисленные вопросы, от самых простых и наивных, до сложных и заковыристых. Отвечая на них, уже и сам наконец начинаешь понимать суть изложенного тобой, а задаваемые вопросы и озвученные ответы способствуют многократному повторению сказанного и, соответственно, лучшему запоминанию.

Занятия продлились до самого ужина. Вернувшись в свою келью, мы обнаружили потрёпанный школьный учебник для первого класса, письменные принадлежности и книги «Письменность и этапы её формирования. От предметных посланий к алфавиту» и «Гидрология».

– Попались, – рассмеялась Фруми, – ну, кто что будет учить?

– Я вот эту! – заявил Лёнечка, успевший открыть «Гидрологию». – Здесь картинки цветные.

Монастырская библиотека

Во время завтрака холмогорские дети заявили мне, что соскучились за моим яблочным пирогом. Петерс, и в этот раз, удивил меня педагогическим талантом и рациональностью. В ответ на просьбу воспользоваться монастырской кухней и продуктами, он предложил мне вести уроки кулинарии, со всей побочной информацией о ингредиентах и процессах. Дети восприняли его инициативу, как новую интересную игру, и после еды, увлекли нас с собой в монастырскую библиотеку.

Мы так увлеклись разыскиванием сведений о яблоках, яблонях, пшенице, сахаре… их химических и физических характеристиках, переходя вслед за Петерсом из одной комнаты со стеллажами в другую, что не заметили, как оказались в небольшом помещении со старинной мебелью: конторкой, столом со складывающейся гармошкой крышкой, высокими стульями и маленькими подставками для ног. Присоединившиеся было к нам любопытствующие отсеялись, видимо не находя никакого удовольствия в таком времяпрепровождении. Петерс оглядел всех оставшихся, довольно хмыкнул, и сделал такой едва уловимый и знакомый жест рукой, что я невольно заподозрил у него на груди медальон, скрытый монашеским одеянием.

Но самое удивительное произошло дальше. Это было нечто, с чем я был давно знаком и согласен теоретически, но никак не ожидал, что такое возможно на практике. Весь знакомый нам мир построен единообразно из тех же самых кентавриков – частица-поле, в сущности те же волны, только пока не вполне понятной нам природы, с огромными относительными расстояниями между ними, которые и создают возможность взаимодействия и взаимопроникновения.

Если разобраться, то любое наше телодвижение, это проникновение частиц, из которых составлено наше тело, сквозь аналогичные частицы воздуха или воды, путём сдвига или уплотнения последних. Но какой силой надо обладать, чтобы управлять взаимодействием с более плотными средами?!

Дети, во главе с монахом, взявшим на руки Лёнечку, сели на пол, образовав плотный правильный круг и пригласили нас присоединиться. Мы сели рядом, но нас тут же рассадили по разным сторонам так, что мы образовали с Петерсом равносторонний треугольник. Все начали медленно, синхронно, раскачиваться, совершая лёгкие кругообразные движения небольшой амплитуды. Я почувствовал всё усиливающееся движение воздуха, и неожиданно увидел, что частички пола в центре круга, превращаясь в мелкую пыль, кружатся во всё убыстряющемся и расширяющемся смерче. От внезапного сильного головокружения потемнело в глазах и я на миг лишился чувств.

«Вставай, приехали!» – похлопал меня по плечу Петерс. Мы находились в небольшой, пещере, в стенах которой, как я не искал, так и не смог обнаружить ни одного отверстия. «Дети тебе полностью доверяют! – неожиданно на «ты», обратился ко мне Петерс. – Я вижу, что они любят тебя, и ты относишься к ним, как к родным, поэтому хочу доверить тебе детей. Надеюсь, что и Фрума-Лея полюбит их, а с Лёнечкой у них и так взаимное обожание!»

От неожиданности всего произошедшего, я словно онемел, и стоял, как истукан, не в состоянии произнести ни слова.

– Конечно он согласен! Согласен! – смеясь, бросились ко мне дети с объятиями и поцелуями.

– Да, – наконец смог выдавить из себя и я, обнимая детей и еле сдерживая наворачивающиеся слёзы, – но только я ничего не понимаю, совсем ничего.

– Я не смогу защитить вас, находясь рядом с вами. Ты уже знаешь какие неприятности может причинить ментальная волна неподготовленному человеку, попавшему в зону её действия. Ещё большая сила скрыта в биоэнергии клеток, а их объединение может сокрушить даже сами основы Бытия. Я многому обучил этих детей. Однако им ещё расти, прежде, чем они сумеют набрать, если будут продолжать работать над собой, необходимую силу. Но сенситив не может скрыть сколь-нибудь долго своё местоположение от других слышащих, поскольку мы все связанны единым ментальным полем. Поэтому, в скором времени, детям придётся уйти отсюда, и либо вернуться в Холмоград, либо примкнуть к фермерам или вольным семьям, либо основать свою общину. Если они решат жить самостоятельно, им нужен взрослый товарищ, который сможет заботиться о них, защищать, обучать и руководить жизнью сообщества.

– Обучать и руководить?! – изумился я. – Да они же во много раз сильнее и умнее меня!

– Не преувеличивай! – засмеялся Петерс. – Они всего лишь дети! Хотя очень умные, сильные и добрые дети! – с любовью глянул он на ребят, которые притихли, в ожидании окончательного решения.

– Я согласна! – неожиданно сказала Фруми. – Я всегда хотела много детей.

Ребята смотрели на меня с такой надеждой и отчаянием, что я рассмеялся, чтобы скрыть охватившее меня волнение: «Только, если вы будете и дальше обучать меня!»

Ментальное оружие

– А теперь поговорим о раскладе сил и о политике сосуществования, – прервал Петерс наступившее ликование. – Но сначала небольшой экскурс в историю.

Итак, военное ведомство, собрало несколько независимых групп учёных для разработки, как было объявлено, космического проекта ментального обнаружения инопланетных разумных существ и невербальных контактов. Самую большую из них, разместили в специально построенном для этих целей комплексе «Холмоград», под прикрытием супер-города будущего, остальные – в старых, заброшенных монастырях. В качестве испытательных полигонов, была также перекуплена и продвинута сеть супермаркетов в ряде населённых пунктов разных стран.

Подразумевалось, что эти группы ни только не будут контактировать, но даже и подозревать о наличие друг друга. До катастрофы военные были уверены, что так оно и было. Слабые отголоски полей улавливались, но поскольку всем было заявлено, что они единственные, то никто и не писал об этом в научных отчётах. Хотя даже примитивного анализа графиков продаж по отдельным товарам торговой сети было достаточно, чтобы составить карту испытаний. Так что мы приблизительно представляли районы расположения друг друга и продвинутость адептов, но дальше этого не заходили.

Мы знали, что наши наработки, как и любые другие научные труды, можно превратить в мощное оружие, и всё же верили, что работаем на будущее космических исследований. Кроме того, мы также выполняли некоторые гражданские заказы различных ведомств.

Наша щепетильность, по отношению к результатам чужих исследований, и бережное отношение к детской психике, и позволили лабораториям Холмограда значительно продвинуться вперёд и спровоцировать катастрофу. Они задумали создать планетарную империю, сосредоточив в своих руках всё знание и материально-технические средства, лишив всех остальных возможности обучения, превращая себя и своих потомков в касту просвещённых, которые единственные, имеют право создавать семьи и жить со своими детьми.

После катастрофы стало известно, что в Холмограде был второй уровень лабораторий, где военные проводили опыты, используя химические и радиоактивные мутагены, разделяя детей на группы по доминантным реакциям – способности к мысленному общению, восприятию тепловых и электромагнитных полей, существованию в водной среде… Вы находились в привилегированном положении, – он обвёл глазами детей, – поскольку имели врождённый талант к ментальному общению, поэтому над вами не проводили никаких экспериментов, кроме психологических.

Несмотря на различные цели и вражду между Холмоградом, вольными и фермерами, они все завлекают и воруют людей, и проводят между собой натуральный обмен материальными средствами, пленниками и информацией. В результате, в каждой из групп имеется команда ретрансляторов – адептов другой группы, которые передают своим хозяевам данные, обо всём происходящем.

Петерс улыбнулся и внимательно посмотрел на сидящего возле Алисы парня.

– Я не хотел, – почти прошептал, сорвавшись на фальцет, непослушными, мгновенно пересохшими от переживания губами, длинноногий подросток, – у них два моих младших брата.

– Знаю, – похлопал монах парня по плечу, – именно поэтому ты здесь, а не с той стороны стены.

– Хорошо подумайте: желаете ли вы в самом деле жить отдельной общиной, – обратился Петерс к присутствующим, – ведь вам придётся отказаться от всех благ технической оснащённости Холмограда: водопровода, электроэнергии, транспорта, комфортного жилья с кухонным оборудованием…

– Чем пользоваться всем этим на дне озера, уж лучше на костре готовить, – заметил один из ребят, и все засмеялись.

Последняя фраза навела меня на мысль, что они тоже слышали тот ужасный разговор неизвестного с Марго, о предназначенном нам будущем. И сразу стало понятно почему дети покинули Холмоград. Как же я был им благодарен за то, что в такой момент(!) они не забыли обо мне.

– Петерс, – спросил я, – если мысленное общение изначально присуще людям и не проявлялось только вследствие воздействия технических электромагнитных полей, то почему же сейчас большинство людей не способны слышать мысли?

– Люди тоже эволюционируют, – ответил монах, – теряя неиспользуемые органы и способности своего организма, у некоторых они остаются, или вновь проявляются, как своего рода атавизм. Человек может осознано или бессознательно глушить в себе чужие мысли, принимая их за болезненное состояние психики. Если способность приёма невелика, и её не стремятся использовать и развивать, она может не проявлять себя вовсе, проявляться в стрессовых ситуациях или дать одноразовый всплеск, при внезапном исчезновении нивелирующих её влияний. Широко известны ментальные связи между родными, близко контактирующими или долго живущими вместе, людьми. Но, не понимая природу своих способностей, они говорят о наитии, шестом чувстве, инстинкте и тому подобном.