Текст книги "Синто. Героев нет. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Любовь Пушкарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 68 страниц) [доступный отрывок для чтения: 25 страниц]

  В один из би-вечеров меня перехватил Дин Таксон, он был нервным и мрачным. Первое, что пришло в голову – заговор, убили президента, и нам всем придется уносить ноги. Мы зашли к нему.

  – Что случилось? Глядя на тебя, можно подумать, что свергли президента, – попыталась я пошутить.

  – Нет, все не так плохо, а может, еще хуже. Это как смотреть.

  – Дин, не в твоих привычках плести языком. Что случилось?

  – Извините, леди ВикСин. Не знаю... Не знаю, как начать. Вот... – и он вставил инфокрис с текстом. Я принялась читать, это оказалась история болезни, рассеянный склероз...

  – Я попросил у Вольфа его личный архив на лучших курсантов, и среди крисов с эгофайлами оказался этот.

  – Что ты хочешь сказать? – голос не слушался, я не могла нормально вздохнуть.

  Вместо ответа Дин пролистнул файл.... Дарел Вольф, генерал в отставке, ректор двенадцатого училища...

  У меня все поплыло перед глазами... Это не опухоль, которую можно вырезать, не проблемы с сердцем или сосудами, которые можно подлатать. Не с каким-то органом, который можно заменить, на худой конец. Да, все сейчас лечится, и это тоже. Но такое лечение могли себе позволить очень немногие, это все равно, что полностью омолодить себя. Очень долго и очень дорого.

  Мне вспомнилось, что Дарел стал подволакивать ногу, объясняя это старой травмой. Дата диагноза – чуть больше года назад.

  – Сволочь, засранец, тварь, – застонала я. – Годы – это не только потери, но и уроки... 'Научился ценить подарки Судьбы'... Тварь, знал, что скоро сдохнет, и решил напоследок сделать девочке приятное...

  Дин в ужасе смотрел на меня. Я не удержалась и завыла, обхватив голову руками. Выпустив боль, я посмотрела на Дина.

  – Я найду деньги. Но как уговорить его лечится? – спросила я спокойным деловым тоном. Дин замотал головой, приходя в себя.

  – Ваши перепады... – промямлил он. – Я думаю, если вы объясните ему, насколько он для вас дорог, пригрозите... он послушает.

  – Пригрозить чем? Помереть вместе с ним? Он не поверит.

  – Нет, внушить, что он вам жизнь поломает.

  – А ведь поломает, – сказала я грустно. – Я не хочу его терять. Только не это. Ведь это будет ужасно глупо.

  – Только вот пассаж о глупости его не проймет, даже я не понимаю, почему это будет глупо.

  – Потому что бессмысленно! Этого же можно избежать, реально можно. Без каких-то сверхнапряжений.

  – Вы уговорите его, леди ВикСин, вы и мертвого уговорите, – заверил меня Дин.

  – Надеюсь, ты прав, потому что иначе я его возненавижу. И убью. Любила – убила.

  – Мрачные у вас шутки.

  – Это не шутки, Дин. Увы, не шутки.

  Я развернула тихую, но активную деятельность. Слетала к брату, там, подальше от Вольфа, узнала, где и за сколько такое лечат. Самые подходящие клиники были на Тропезе и Синто, но на Синто получалось бешено дорого, потому что Вольф не гражданин и не служил по контракту у нас. Значит, Тропез. У меня была треть нужной суммы, учитывая, что я не успела вернуть брату деньги, как собиралась. Где брать остальное? Спрошу отца, не даст, так, может, что-то посоветует.

  – Ты с ума сошла! Да что у тебя каждый месяц происходит? Ты ходячее несчастье. – Кричит, значит, все будет хорошо. – А ты знаешь, что твой ректор выпытывал у меня ненароком, сколько стоит инорожденный ребенок и как у нас относятся к детям, у которых родители иностранцы? С чего бы ему понадобилось такое знать?

  – Не знаю.

  – Решай, что ты хочешь: Вольфа или ребенка от него!

  – Отец, но он же переболел омега-вирусом...

  – Те, кто служил в ЕвСе, сдавали генматериал, и он свой сохранил. Если я все правильно понял, то он сейчас хранится где-то на Тропезе.

  – Откуда ты все знаешь?

  – Оттуда, что я думаю головой, а не... Или Вольф, или его ребенок!

  – И то и другое, – твердо сказала я. Отец уставился на меня.

  – Ребенок может подождать, – поспешила я успокоить его. – Папа, ну пожалуйста, у меня ведь есть треть суммы, на первый цикл лечения хватит. Я же не знаю, какие у нас перспективы, может, это и не такая уж и большая сумма?

  – Треть – это год работы, твоей и Ронана.

  – Семья ведь получила вознаграждение по персональному контракту? – я не собиралась требовать эти деньги, но придется.

  – Получила стандартную сумму, то есть еще четверть у тебя есть, а где возьмешь недостающую половину?

  – Папа, но ведь если он будет умирать долго и мучительно у меня на глазах... – попыталась я зайти с другого бока.

  – Не будет, – перебил меня отец. – Скорее голову себе снесет при первых симптомах.

  – Первые симптомы уже есть. Если его не будет – мне будет плохо. Очень плохо, – твердо сказала я. – Он имеет очень сильное положительное влияние на меня.

  Отец зло зыркнул.

  – Скажи уж – влюбилась в него, а то выдаешь тут околонаучные фразы.

  – Влюбленность разная бывает. Вольф помогает мне сохранять спокойствие, настраивает на позитивный лад. Он действительно очень много для меня значит и много для меня делает.

  Отец задумался. Я была спокойна: если бы он категорически не хотел мне помогать, то не кричал бы, а спокойно сказал об этом и прекратил разговор.

  – Клиника где?

  – На Тропезе.

  Опять задумался.

  – Иди, я посмотрю, что можно сделать. А он вообще как, быстро согласился?

  – Я еще не говорила с ним.

  Отец фыркнул.

  – Иди.

  Первый, кого я встретила в учебке, был Дин с подбитым глазом.

  – Он догадался. Вспомнил, куда дел инфокрис, – шепнул он мне, проходя мимо.

  Да... Задача усложняется, мягко говоря. Я решила, что не буду первая заводить разговор, и отправилась к имитаторам, давно пора проверить, чему научились курсанты. Би-ночью, уставшая и опустошенная, мечтая лишь о подушке, я добрела до своей комнаты. Вольф буквально оттащил меня от двери и впихнул к себе.

  – Что ты задумала?

  Я молча побрела к кровати.

  – Что ты задумала?!

  Я упала, не раздеваясь, и стянула сапоги

  – Что, Дарел, лучшая защита – это нападение, да? – начала я уставшим голосом. – Ты думаешь, я что-то задумаю для тебя, непорядочного сукиного сына?

  Он смутился.

  – В чем ты меня обвиняешь? – спросил он с вызовом.

  – В том, что стал единственным, стал всем для меня. Понимаешь, всем! Зная, что отнимешь! Что только я поверю в счастье – ты уйдешь! – прокричала я в слезах и разрыдалась в подушку. Хлопнула дверь, он ушел.

  Кажется, этот раунд я проиграла. Выплакавшись, я уснула.

  На следующий день отец сообщил, что сможет все устроить. Я ни секунды в этом не сомневалась. Вольф был в учебке, но мы не увиделись даже мельком. На следующий день все повторилось. К вечеру я уже была в бешенстве; подкараулив его ночью у двери, ворвалась следом в комнату. Он был готов опять скандалить.

  – Вот что, – спокойно сказала я, – у тебя есть выбор. Или ты лечишься, и мы делаем сына, или подыхай как пес, зная что испоганил мне жизнь.

  – На какие деньги? И какого сына?

  – На Тропезе что хранится?

  – Шпионы, – и добавил ругательство.

  – А деньги есть! Иначе не предлагала бы.

  Он помолчал, глядя в пол.

  – Я не смогу вернуть, – зло выкрикнул он. – Я не смогу вернуть этот долг!

  – Вот как? Ты слишком горд, чтобы принять подарок от любящей женщины. Жаль, что ты также слишком бессовестен, чтобы понять, что будет значить для меня твоя смерть.

  – Да что? Поплачешь и утешишься, тебе девятнадцать лет!

  Я со всей силы влепила ему пощечину и ушла.

  Оказавшись у себя, я опять расплакалась. О, Судьба, ну почему не может долго все быть хорошо, почему все проходит и за все надо платить? Сквозь слезы услышала, как открылась моя дверь, доступ ректора ко всем помещениям, будь он неладен.

  Дарел подошел к изголовью и встал на колени.

  – Ну зачем я тебе, старый, больной?

  Я молчала.

  – Прошу, сделай ребенка, если получится, – продолжил он. Зря он об этом заговорил.

  – Я не хочу ребенка от тупого эгоистичного гада, который его даже не увидит никогда, – закричала я в бешенстве. – Убирайся, не хочу тебя видеть! Ненавижу! Ненавижу тебя! Чтоб ты сдох! И поскорее!

  Я отвернулась, накрыв голову подушкой. Как он вышел, я не слышала. На следующее утро я не встала с постели и провела в своей комнате весь день. Вечером со мной связался Ларсон.

  – Леди ВикСин, вы заболели?

  – Да.

  – Давайте я пришлю врача.

  – Не надо.

  – Ректор Вольф улетел, оставив меня за старшего, а у меня нет доступа к вашей комнате. А вы болеете. Я приду настроить дверь, впустите меня, хорошо?

  – Куда улетел Вольф?

  – В админкорпус.

  – Приходите, впущу.

  Вольф не вернулся ни на следующий день, ни потом. Я связалась с отцом, он удивленно сообщил, что Вольф взял бессрочный отпуск и улетел на Тропез лечиться. Странное дело, я не почувствовала радости, я должна была обрадоваться, но почему-то внутри была только пустота.

  Но все мои переживания скоро отошли на второй план.

  Наши безопасники получили довольно обширную информацию о пиратах. Хорес не все время провел у Хозяина, до этого его поносило по всему пиратскому сектору, он работал на корабле младшим техником и по несчастливой случайности был продан в рабство в возмещение причиненного ущерба. Так вот, некоторые наши коммерсанты были готовы финансировать военную акцию против пиратов, которые гробили их бизнес, и Хелен-Инга была одной из наиболее активных. Она подключила своих знакомых и партнеров и вышла на похожее объединение тропезских коммерсантов. Если Синто и Тропез объединятся, это не просто удвоит шансы на победу, это возведет их в квадрат. Загвоздка была в том, что требовался план военных действий, четкий и конкретный; разведданные были, а вот все остальное... Пиратов смогли потрепать только русы, имеющие большой корпус высококвалифицированных десантников, но и они понесли немалые потери. Какими бы трусливыми сволочами пираты ни были, но, зная, что умрут, они дорого продавали свои жизни. С десантниками было туго как у нас на Синто, так и на Тропезе, а Дезерт своих уже подписал на несколько лет вперед. Никто не хочет становиться расходным материалом, ведь десантники гибнут первыми. Болтаться в тяжелом скафандре, подбираясь к атакуемому кораблю, потом взрезать обшивку, и все это под огнем... Потом выброс при разгерметизации, засады обороняющихся, малейшее повреждение скафандра циркой, и в результате, как минимум, ожог холодом. Короче, абордаж космического корабля – дело долгое, хлопотное и опасное. И хорош он только в случае нападения вооруженного судна на торговое, которое не может толком защититься. Пираты уничтожают летчиков-хранителей, а потом без помех проникают в грузовик.

  Нужна новая концепция ведения войны, более стремительная и менее затратная по человеческим ресурсам. Отец рассказал мне все это и спросил, нет ли у меня каких-либо мыслей. Я подумала, вспомнила наш бой с тропезками. И выдала предложение о бое насмерть – атаках, при которых гибли обе стороны. Стремительно и менее затратно в отношении людей, ведь идет размен – один пилот истребителя за весь экипаж атакуемого корабля. Хотя, это конечно бред – жертвовать техникой и людьми, да еще и с негарантированным результатом. К моему удивлению, отец не спешил меня высмеивать, и принялся расспрашивать о возможностях катапультирования, о том, что можно сделать, чтобы уменьшить смертность. Я восприняла это как игру ума и говорила все, что приходило в голову, каким бы парадоксальным оно ни казалось. Отец слушал и кивал. А через десять дней на Дезерт прибыла смешанная делегация тропезских и синтских конструкторов, а еще через два дня – наши старые знакомые: пять летчиц.

  Мы начали разрабатывать модификации истребителей, пригодных для боев камикадзе. Оказывается, все уже было когда-то, и на Земле Изначальной подобных летчиков-смертников звали камикадзе. Задача состояла в том, чтобы сохранить жизни пилотам. В результате усилили броню капсул, снабдили их маленькими маневровыми двигателями и маломощными щитами. Разработали корабль-спасатель, лишенный ходовых двигателей, а значит, невидимый почти для всех радаров, с мощной защитой и хорошей маневренностью; его задачей будет подбирать капсулы во время боя. Спасатель станет, по сути, призраком, не влияющим на ход событий, способным выдержать несколько залпов в упор, но не способным отстреливаться. Вокруг последнего пункта шло много споров, не хотелось делать корабль совсем беззубым, но и не хотелось, чтобы он занимался не своим делом. Сами истребители тоже изменили: уменьшили топливные баки до минимума, усилили огневую мощь. Разработали обманки – роботизированные пустышки, имитирующие выхлоп истребителя. Весь этот скарб предполагалось максимально близко донести к пиратскому флоту на крупном корабле – защищенном транспортнике, линкоров у нас не было, и выпустить всех сразу – обманки, истребителей и спасателей. Спасатели тихо, по дальней траектории, подбирались бы к месту боя, пустышки отвлекали первый огонь на себя, а после к бою с дезориентированным противником подключались бы истребители. Таков план в идеале.

  На все ушло полтора месяца, имитаторы были переделаны под новые условия, и мы обкатывали наши придумки, доводя их до ума. В конце концов, мы отчитались заказчикам, что план готов. Что характерно, все ученые и летчицы имели персональные контракты с коммерческими структурами, а не с государственными. На данном этапе наши действия были лишь частной инициативой.

  Когда мы только начинали работать, наши конструкторы относились ко мне как к врагу, стараясь опровергнуть любое мое предложение, тропезцы же были беспристрастны. Меня это здорово нервировало, знать бы, что нашим про меня наговорили; тем не менее, я все время держалась так, как на Совете, контролируя любое слово и жест. Примерно через неделю отношение стало меняться в лучшую сторону, и к концу работы ко мне уже относились с уважением. В день их отлета я решилась и спросила у старшего конструктора, в чем причина их предубеждения. Он извинился, но не объяснил, я настаивала.

  – Господин Джерис-Китлинг, вы же понимаете, что это очень важно, ведь если вы получили неправдивую информацию, ее может получить кто-то еще, и в конечном итоге это может вылиться в серьезные проблемы не только для меня.

  Он замялся.

  – О вас говорили как о гейше, не способной мыслить логически. И никто не верил, что это ваши идеи. Думали, что ваш отец просто пытается выставить вас в выгодном свете.

  – Кто говорил? Пожалуйста, ответьте.

  – Леди Китлинг... Лорд Хорес...

  Он что-то понял по моему лицу, я не ожидала услышать эти фамилии.

  – Я в отчете дам позитивную и правдивую оценку вашим действиям, – заверил он меня.

  – Спасибо.

  Мне срочно надо поговорить с отцом, что за игры затеяли хозяева крепостей? Отец выслушал, задумался и как всегда промолчал, мне хотелось кричать и требовать ответа, но я знала, что это бесполезно.

  Была еще одна проблема – Илис. Еще в первый приезд я заметила, что она подрастеряла свое человеколюбие и обостренное чувство справедливости. Это очень помогло нам сблизиться, она уже не нервировала меня по поводу и без. Из случайных фраз в разговорах я поняла, что в армии ей не так уж и нравится, что там все не так, как она представляла. Сама она ничего конкретного не рассказывала, а я не сочла возможным лезть ей в душу. В этот раз я увидела другого человека, горько-циничного, она кардинально изменилась буквально за пару месяцев, произошло что-то, что сломало ее. Я выбрала время и попыталась вызвать ее на откровенный разговор, но она отказалась, и довольно грубо. Жили мы вместе в моей комнате, куда поставили еще одну кровать, но общались мало, потому что обе очень уставали. В одну из ночей, я почему-то не провалилась в забытье, как обычно, а уснула беспокойным прерывистым сном. Среди ночи я услышала всхлипы и бормотание. Подойдя к Илис, я поняла, что ей снятся кошмары. Пока думала, будить или не будить, она сама проснулась. Какое-то время мы смотрели друг на друга, а потом она раскричалась, обвиняя меня непонятно в чем. Эти крики не вызвали у меня ответной агрессии, вместо того чтобы кричать в ответ, я принялась ласково ее утешать, она расплакалась.

  Ее отец разорился, брат, пытаясь предотвратить разорение, нарушил закон, что-то намудрил с налогами. Многие так делают, многих ловят, наказывают, как правило, не слишком жестко. Но на его примере решили преподнести урок остальным, выслали с планеты на принудительные работы на астероид, отобрали остатки денег и повесили долг на семью. Теперь Илис почти половину жалования отчисляет государству. Но этого мало, если раньше к ней относились вполне сносно, поскольку нет дураков становиться врагом человека из богатой семьи, то после разорения начался кошмар – домогательства от старших и травля со стороны равных. Конечно, ей раньше завидовали – красивая, богатая, умная и действительно хороший летчик, теперь же мстили. Дошло до того, что пятеро негодяев попытались ее изнасиловать. Они вытащили ее из женской казармы, и сослуживицы позволили им это, она отчаянно сопротивлялась, и ее зверски избили. Илис потеряла сознание и очнулась уже в лазарете. Майор Дебюсси сказала, что она подоспела вовремя и разогнала подонков. Соврала она во спасение или сказала правду, Илис не знала, она была так избита, что ей было уже все равно. Насильники отделались гауптвахтой, их даже не понизили в звании, потому что их родители оставались богатыми и уважаемыми членами общества, хорошо хоть их отослали на другую базу. Все эти события – разорение, травля, избиение уложились в двухнедельный промежуток. Поправлялась Илис очень медленно: сломанное ребро проткнуло легкое, были разрывы селезенки. Через три недели ее выпустили из лазарета, и Дебюсси взяла над ней шефство. Илис почти оставили в покое, только стали называть 'подстилкой'. Майор Дебюсси любила женщин, молодых и красивых, но сволочью не была и ни к чему Илис не принуждала, но кто об этом знал? Илис же ненавидела всех: мужчин за то, что сначала отвешивали комплименты, а потом превратились в скотов, завистливых сослуживиц, предавших ее, и даже Дебюсси – за то, что та молчаливо ждет, когда же она сдастся. И самое ужасное в том, что уйти из армии она не может, у нее контракт, разорвать который нельзя из-за долга перед государством. Некуда деваться.

  Я плакала вместе с ней, у меня не было слов утешения.

  Когда до отлета тропезок осталось два дня, я пошла к Дебюсси.

  – Я не могу спать, Илис стонет по ночам, я замучилась цыкать на нее, – сказала я майору. Она опустила глаза, но ничего не ответила.

  – Майор, я знаю, вы честная и порядочная женщина, – продолжила я; она вскинула на меня глаза, готовясь сказать колкость, но я опередила ее: – Я знаю, что вы не хотите Илис зла, что вы защищаете ее, как можете. Но ей нельзя возвращаться.

  Дебюсси задумалась.

  – Да, синто, ты права, я не хочу ей зла. Я люблю эту девочку, – сказала она с вызовом после раздумий.

  – Любите так, что готовы пожертвовать своими интересами ради нее, или так, что любым способом будете удерживать рядом с собой?

  – Ты наглая тварь, – было мне ответом.

  – Я ее друг, и вижу, что она в тупике, выход из которого – перебить всех или умереть самой. Если она опять вернется к тем же людям, в ту же ситуацию, то будет опасна. Если она не убьет себя, то нет гарантии, что она не попытается отомстить тем, кто ее сломал.

  Дебюсси опять задумалась.

  – У тебя есть план? – спросила она.

  – Есть.

  – Ну и?..

  – Рассказывать сейчас ничего не буду. Нужно готовить летчиков, я одна не справляюсь.

  – Интересно, кто поставит девчонку, год как из училища, на инструкторскую работу?

  – Может и поставят... Спасибо вам, – сказала я на прощание.

  В день отлета Илис слегла с высокой температурой. Диагноз оказался страшненьким – мутоксоплазмоз. Я, как выяснилось, была носителем, Илис, имея пониженный иммунитет, во время сна получала бóльшую дозу инфекции, чем остальные. Полковник Грево рвала и метала, называя меня мусорной кошкой. Дебюсси просто мрачно смотрела. Пришлось показать зубы и вызвать Грево на дуэль, но драка не состоялась. Полковник еще не выжила из ума, она извинялась долго и старательно, пока не начала закипать. Видя, что она уже готова взорваться я приняла извинения, едко поинтересовавшись, у всех ли летчиц такой низкий иммунитет или это следствие пребывания в лазарете? Грево сдержалась и ничего не ответила. Тропезки улетели вчетвером.

  Илис быстро поставили на ноги, никакого мутоксоплазмоза у нее, естественно, не было; правда, пришлось ввести вакцину, чтобы выработались антитела. Внимание к мелочам – это то, что отличает профессионала от дилетанта, втолковывал нам дедушка Синоби.

  Я поговорила с Ларсоном, объяснила, что не справляюсь, и что для всех будет лучше, если появится еще один относительно опытный инструктор летной практики, и что это даст дополнительные шансы мальчишкам в будущих боях. Он проникся и подбросил идею Грево.

  Через десять дней Илис получила приказ-назначение на инструкторскую работу. Ну что ж, как говорили сотни и сотни лет тому назад и говорят сейчас – мир не без добрых людей, какая бы Дебюсси ни была, без ее помощи этого назначения не было бы.

  На Тропезе и Синто начали собирать модифицированные истребители и прочие наши придумки, пока в частном порядке. Мы с Илис вели инструкторскую работу посменно, давая имитаторам три раза по два часа в сутки на 'остыв', сами же по двенадцать часов гоняли курсантов маленькими группами и днем и ночью. Надо ли говорить, что в конце своей смены мы еле доползали до подушки. Илис отселили в пустующую ректорскую комнату, и мы с ней иногда не виделись сутками. Однажды я встретила в коридоре Каса и Пола, они на меня как-то неадекватно среагировали, даже не могу объяснить, как – не так, и все. Я их давно не видела, потому что безвылазно сидела в учебке, а значит, они были мне не нужны, и отец перенаправил их к Ронану.

  – Какими судьбами? – поинтересовалась я.

  – Да так... – промямлил Касс; Пол как всегда молчал.

  – Ронан здесь? Почему меня не предупредили? – они вообще стушевались.

  – Что происходит? – грозно спросила я тоном, отработанным на курсантах.

  – Ваш брат здесь, – все же выдавил из себя Касс, – но он прилетел не к вам. – Пол неодобрительно уставился на Каса.

  – К кому?

  – К тропезке.

  – К Илис?!

  Кас кивнул.

  – Зачем?

  Они ничего вслух не ответили, но мимика была красноречивой.

  Надо отдать мне должное, я не стала сразу ломиться в ректорскую дверь, а зашла к себе и попыталась собраться с мыслями. Не получилось.

  Я подошла и позвонила, свободного доступа в эту комнату у меня уже давно не было. Открывать никто не спешил, я принялась обрывать звонок. Дверь в конце концов распахнул Ронан, наспех одетый, и не дал мне зайти, выперев в коридор.

  – Пусти! – брат достаточно меня знал, чтобы понять: если не пустит, то будет валяться с повреждениями, а я все равно войду.

  Мы вошли. Илис полуодетая сидела на кровати.

  – Может, вы все-таки объясните мне, что происходит? – постаралась спокойно спросить я. Вместо ответа Илис зло глянула на меня.

  – Я люблю ее, и хочу, чтобы она была моей младшей женой, – выдал брат.

  Я уставилась на него; нет, он не шутил.

  – Илис! В наложницы! С ее феминистскими заскоками? А ты ее спрашивал, хочет ли она быть твоей МЛАДШЕЙ женой? – я кричала, бред какой-то. Ронан 'закусил удила'.

  – Да, спрашивал! И она согласна. Люди меняются. И некоторые в худшую сторону, – это он на меня намекает. Ладно. Я повернулась к Илис.

  – Ну что ж ты, подруга моя единственная, скажи, что любишь моего брата! Что он не средство, чтобы выкарабкаться из неприятностей. Что мой брат не такой, как все мужики – скоты, которых надо просто использовать. Что ты готова рожать ему детей и не вмешиваться в их воспитание. Готова быть ему опорой во всем и не требовать награды. Скажи!!!

  Илис молча смотрела на меня.

  – Илис... – раздался потерянный голос брата за моей спиной.

  – Что Илис! – ее прорвало. – Такой же, такой же! Нежные слова и все такое, а понять, что я никогда не буду его вещью, не в состоянии! Я своим умом поступила в космолетное, была лучшей! Я не буду инкубатором для ваших ублюдков. – Тут она развернулась к Ронану: – Ты дурак и ничтожество!

  Она собиралась сказать что-то еще, но моя пощечина ее остановила.

  – Довольно...

  Я буквально выволокла Ронана из комнаты и завела к себе. Сказать, что брат был в шоке, значит ничего не сказать. Эта неблагодарная сука сломала его мир, я это хорошо понимала, потому что недавно пережила подобное с подачи Вольфа. Я нашла успокоительное и буквально влила ему в рот.

  – Почему? Она ведь знала, что нравится мне, еще с училища. Я ведь хотел быть с ней, объяснял, почему младшей женой... Подробно рассказывал все эти наши тонкости и традиции, она вроде все понимала. Судьба... Я взял у матери денег для нее, чтобы она могла уйти из армии... Думал, при первой возможности выкупим ее брата...

  Я молчала, пусть выговаривается...

  В дверь позвонили, высветилось лицо Илис, брат вздрогнул и отвернулся. Я обесточила визор и звонок.

  – Ронан, она просто другая, – все же сказала я. Он не успел разлюбить за эти минуты, значит, оскорблять ее нельзя, хоть и очень хочется. – Культурный барьер. Просто культурный барьер. То, что для тебя понятно и естественно, для нее – дикость и извращение. Да и нахлебалась она всякого, а вернее, не смогла расхлебать и сломалась. Ты ж помнишь, какой она была в учебке, той девушки больше нет. Это как стирание и наложение личины.

  Ронан сидел, обхватив голову руками.

  – Да, она рассказывала... Ты раскусила ее в момент, а я...

  – А ты мужчина, нормальный влюбленный мужчина. Дарел дурачил меня год, так что не приписывай мне проницательности.

  – Не понял... – О, хорошо, хоть на секунды отвлеку.

  – Он знал о болезни и не собирался лечиться, знал еще до того, как мы встретились. А когда я предложила деньги на лечение, тут был такой спектакль... Даже набил морду Таксону за то, что тот мне рассказал... Избегал меня, оскорблял, и когда я уже на полном серьезе кричала, что ненавижу его, только тогда полетел лечиться. Знаешь, типа вот, 'я выживу, теперь ты, гадкая эгоистка, будешь довольна или нет?'

  – Понятно, я не знал подробностей...

  – Да что ж рассказывать? Что дура? Да, доверчивая дура.

  – Ты говоришь мои слова в надежде, что я их не скажу, – горько усмехнулся брат. – Я в долги залез ради нее.

  – Я тоже. Ничего, рассчитаемся. А они пусть подавятся. Братец, родной, любимый, не обижай меня так больше... – Ронан удивленно поднял брови. – Почему ты мне ничего не сказал с самого начала? Раньше ведь мы ничего друг от друга не скрывали.

  Он молча пожал плечами.

  – Ты первая начала, – это было не оправдание, а констатация факта.

  – Прости меня... Что тебе рассказать?

  Он опять пожал плечами:

  – Да ладно, раз не рассказываешь, значит, мне это не нужно знать.

  – Лорд Синоби меня домогается. – Зачем я ему это говорю? Ронан в удивлении уставился на меня, пришлось продолжить: – Я выясняла с ним отношения, он меня трусил за плечо... В общем, армкамзол разошелся, и он увидел меня полуголой. Его заклинило на мне, как раньше на маме, так считает отец.

  – С ума сойти, и что ж теперь делать? – брат был в шоке, и то хлеб, хоть чуть отвлекся от своих проблем.

  – Да ничего, отец змеей крутится, не пускает меня на Синто. Вот. Только ты не бери в голову и не выдавай отцу, что я рассказала. Я по-прежнему самая слабая на голову в семье, не надо отцу лишний раз об этом напоминать.

  – Выясняла отношения с лордом Синоби... Да, сестричка, при всем желании тебя выгородить...

  – Да ладно, я знаю, что делаю глупости, и смирилась с этим. Смирись и ты...

  – Уж постараюсь...

  – Спи у меня, у меня как раз время сна, мы так давно не спали вместе. С самого детства, – говорила я, лихорадочно соображая, была ли у них возможность спать вместе или только время на секс.

  Ронан согласился, с некоторым смущением, правда. А я была очень рада – сколько себя помню, всегда хорошо засыпала, если рядом кто-то есть, со временем это почти вытравилось, но все равно спать вдвоем на одной постели мне спокойно и радостно.

  Илис вскрыла себе вены под нашей дверью, дура. Таксон нашел ее и оттащил в лазарет. Спасибо, что убрали кровь, и Ронан, так ничего и не узнав, улетел рано утром. Я сообщила болящей, что отключила визор после первого звонка и спектакль пропал ввиду отсутствия зрителей. Может, я и жестокая сука, но если ты совершаешь подлость, будь готов получить сполна, не жди, что те, кто помог и вместо благодарности получил плевок, будут тебе сочувствовать. Я готова, я помню об обещании Хоресу, и если не смогу его выполнить – готова получить сполна. Поэтому имею право бить эту лежачую. Сука, тварь, ведь если бы попросила – и так помогли, я сама думала, как рассчитаться с долгами и откупить ее.

  Она прикинулась обморочной и никак не среагировала на мои слова, ну и ладно. Я рассказала Таксону все в подробностях – это агентство ЯГТС ('я где-то слышал') донесет информацию до всех заинтересованных.

  Ронану я рассказала о неудачном суициде и в очередной раз убедилась, что подача информации зачастую важнее этой самой информации. Рассказала так, как увидела ситуацию я. Гадкая попытка мести, потому что если бы брат увидел ее в крови или мертвую, очень вероятно, что крайней оказалась бы я. А разбивать семью – это то, что синто не прощают, как, впрочем, неблагодарности и предательства. Надеюсь, что брат справится со своими чувствами, и она уже ни чем не сможет ему навредить.

  Я погрузилась в работу. Илис валялась в лазарете уже не с физической, а психической болячкой – нежелание жить, знаете ли. А я занималась летчиками. То, что я проводила с ними все свое время, имело положительную сторону, я для них стала чем-то вроде строгого, но уважаемого отца. Не матери, ни в коем случае, именно отца. Они обращались ко мне 'леди' так, как если бы это был чин. 'Разрешите доложить, леди', 'слушаюсь, леди'. Я приняла эту роль; если с моими спецкурсантами, которых я, увы, забросила, я позволяла себе некоторую мягкость и чуткость, то с летчиками я была 'железной леди'. Это себя оправдало, они были готовы ради меня на все и слушались беспрекословно. Хоть что-то мне удалось на все сто. Мои спецкурсанты видели меня только в выходной, и то мельком, ими теперь занимались профессионалы. К чете Синоби-Тук добавились еще двое – пожилые мужчины, агенты на пенсии, один из семьи Синоби, другой – Шур.

  Из-за негативных эмоций и длительной усталости, отягощенной нехваткой сна, у меня началась депрессия. Все синто знают, что надо делать в этом случае, ведь мы нация, свихнутая на здоровье, телесном и душевном. Но не получалось, главная проблема была в том, что не хотелось работать с собой, не хотелось пси-практиками навязывать себе искаженную картину мира. Хватит и того, что со времени прилета конструкторов я каждое утро 'надевала маску'. Простенькая практика, когда ты надеваешь воображаемую маску, она впитывается в лицо, и ты в ней, пока не снимешь. Можно сказать, что это очень облегченный вариант 'зеркала'. Это помогало мне справляться с враждебным отношением со стороны наших, помогало быть железной леди в работе с летчиками. Помогло легко пережить предательство Илис. И выходку Таксона.