Текст книги "Дело о мастере добрых дел (СИ)"

Автор книги: Любовь Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

– Доктор Илан! Кровотечение!

Илан сунул карту и журнал Неподарку со словами «прижми к себе и никому не давай в руки». Но первая мысль, что Актар заливает кровью полы в хирургии, оказалась неверной. Фельдшер поймал его под локоть и повернул в сторону акушерского. Впрочем, когда они добежали, было поздно. Навстречу, стиснув зубы, шел Гагал. Шел не к Илану, а в коридорный пролет, отделяющий акушерское от хирургического, бить кого-то из родственников скончавшейся. Гагала пришлось ловить, почти выворачивая ему руки. Он успел швырнуть в крупного обрюзгшего мужчину окровавленные перчатки и фартук. Мужчина, капризно кривя полные губы, прикрывался руками, две женщины в шелках и монистах, бывшие с ним, со змеиным шипением расползлись по сторонам, слуги пробовали вступиться за хозяина, но от них Гагала загородил Илан, подставив свою спину.

– Не сметь ей удалять разорванную матку? – кричал Гагал. – Ей еще рожать? Кого и как?! Она такая молодая? Нужно еще детей? Не сметь нести на операцию и спасать ей жизнь? Господин не желает, чтобы она осталась бесплодной? А мертвую он не желает получить?! Идите!.. Любуйтесь на свои запреты!.. Уроды мордатые! Она такая молодая, чтобы умирать, а вы себе еще одну купите, да?!

Доктора Гагала с помощью санитаров заволокли обратно в отделение, усадили на скамейку в коридоре, побежали налить воды. Может, и не воды. Илан оставил его на попечение персонала, заглянул в смотровую. Перевел дыхание. Рассматривать в подробностях не стал, вернулся к Гагалу. Тот схватил его за руку:

– Сволочи, богатые сволочи, – твердил он. – Бедняки любят своих жен, жалеют, не дают им умирать, знают что такое горе. Не лезут ко мне с запретами... А этот гад купил себе третью жену, девчонку молодую. Родила не у меня. Дома. Не вышла плацента, акушерка отделяла вручную. После этого потекло, и они решили, что я им сделаю чудо. Папенька мой посоветовал обратиться, будь он неладен... Привезли уже без сознания. Я мог спасти, удалить все к чертям, шансы были половина на половину, что выжила бы, они перегородили путь – нет, не сметь, ее, как собаку, завели для породистых щенков, она должна рожать и рожать, у двух других не получилось, пусть эта рожает... А она умерла. На моих руках, на моей совести.... Я виноват. Нужно было их не слушать. Нужно было наорать, дать по морде и за них решить правильно. Я виноват! Я этого не сделал! Скажи им, пусть убираются, а ее потом заберут из морга. Если я опять пойду, я разобью ему лицо, только поздно, нет смысла... Пожалуйста, братишка, сходи ты. Скажи им, чтоб исчезли...

Илан погладил его по голове, как пациента. Пошел выполнять просьбу.

Троица в окружении слуг и так собралась уходить. Застегивали подбитые мехом плащи – редкость в Арденне, где мало кто готовится к зиме.

– К сожалению, мы не всесильны, – сказал им Илан. – Было потеряно драгоценное время. Мы не смогли сделать невозможное. Примите соболезнования и извинения за поведение доктора Гагала. В начале вечерней стражи вы можете забрать тело в морге. Он стоит отдельно у северных ворот. Там вам помогут и подробно объяснят причины смерти.

Поклонился. Не так, как делал с равными, по-настоящему. Собрался уйти.

Грузный мужчина лет сорока с небольшим, высокий, когда-то красивый и сильный, теперь запустивший себя из-за невоздержанности в еде и питье, стоял, надменно задрав голову и всем своим видом выражая недовольство. Вид у него был внушительный. И слегка подергивалась щека, лениво обозначая, что господин гневается.

– Дешевка она и есть дешевка, зачем теперь-то забирать, – по-змеиному шелестели у него за спиной его старшие жены. – Живая была никчемной, зачем она нам мертвая? На похороны деньги тратить? Их можно потратить с бОльшим умом...

– Вы же госпиталь для нищих, – тягуче-равнодушно прогудел низким голосом мужчина. – Похороните ее сами. Вы не смогли? А что вы вообще можете... Мы и не надеялись. Наше дело теперь – воспитывать сына.

Илан ошибался. В госпиталь за молодой женой это семейство притащилось не из сочувствия и сострадания. Они просто беспокоились за оказавшееся в опасности ценное имущество. Илан, как пружина, выпрямился из еще незавершенного поклона и уже начатого поворота прочь. Не сдержал в голосе внезапную злость:

– Здесь решаю я! Заберёте и похороните достойно! И попробуйте этого не сделать!..

Под высокими потолками прокатилось эхо. «А то что?» – никому и в голову не пришло спросить. Все трое, вместе со слугами, одновременно шагнули назад и сдвинулись друг к другу – сбиться в кучу, как стадо перед хищником. Илан готов был поклясться, что в этот момент его узнали. Вернее, не его самого, а его отца в нем. Адмирал Римерид обладал властью над людьми не только по праву рождения. И про власть эту в городе помнили.

– Да, да, господин. Конечно, – спесь и равнодушие слетели с главы семейства в долю мгновения. Он замельтешил мелкими поклонами, а жены полностью спрятались ему за широкую спину. – Как скажете, так сделаем...

Илан поглядел мимо семейства и, с деревянно-выпрямленной спиной, направился в сторону хирургии. В палату к Актару. У доктора Гагала не было выбора, на какой жизненный путь становиться. Но Илан иногда задавал себе вопрос: зачем, зачем он сам так упорно пытался стать врачом? Не его пациент ушел. А пальцы дрожат у него. Его собственный маленький погост тоже начинался с женщин и детей. Гагал, наверное, напьется.

* * *

– Эти обязанности необязательны, – сказал доктор Никар Илану, когда тот прошел по всем палатам и снова вернулся к Актару в послеоперационную. – Где пора снять швы и кого перевязать, я вижу. Если не вижу, прочту в дежурном журнале. А вам, доктор Илан, давайте сделаю укольчик. И вы поспите. Недолго, но крепко. Сил нет смотреть, как вы над собой издеваетесь.

Илан отказался:

– Не надо. У меня голова потом будет болеть. Сильно.

– Тогда пойдемте, хоть пообедаем.

– Да, – сказал Илан. – Сейчас.

Набрал на тампон бесцветный раствор для обработки и промокнул вдоль шва и вокруг выпускников. Тронул один пинцетом. Вроде бы, норма, а вроде бы, не совсем... Лучше бы прижечь энленским розовым, но под ним не заметишь вовремя, не начинается ли воспаление. Сказал:

– Доктор Актар, не надо так бояться. Я никогда не сделаю больно намеренно. Если вы вдруг почувствуете боль от моих рук, это может случиться только в ваших же интересах.

– Когда из меня достанут вот те куски, за которые вы трогаете?

– Скоро.

– А швы не разойдутся, если я начну поворачиваться и вставать?

– Там сшито в несколько слоев, каждый слой по-своему. Все крепко, не переживайте.

– Как же я хочу вам верить... Вы простите меня, что я вас вчера оскорбил на словах и... недоверием. Вы лучший из всех, кого я видел.

– Можно покормить, – повернулся Илан к доктору Никару. – Если будут посетители, следите, чтобы только разговаривали, но не прикасались.

– Кто-то приходил? – оживился Актар.

– Да, советник Намур вчера всю операцию сидел под дверью и боялся за вас. Я сказал ему, что вечером впущу.

– А жена?

– Как вам сказать...

– Понятно. А можно еще спросить?

– Ну...

– Как вышло, что госпиталь находится в царском дворце?

– Так получилось, – вздохнул Илан и поднялся. – Доктор Никар, распорядитесь принести пациенту супа и пойдемте обедать.

– Никто не хочет отвечать на этот вопрос, – огорчился Актар. – Я много читал по истории Арденны. И книги, и даже древние свитки. Это такой интересный город, и Ардан интересная древняя страна с прекрасной культурой. Мои предки родом отсюда. Здесь всегда почитали царскую династию. Царей считали богами. Что случилось в последние годы, что цари отказываются править? Кровная линия ведь не пресеклась. Династия жива. Куда ушел из своего дворца арданский царь?

– Никуда не ушел, – Илан положил Актару ладонь на лоб, думая, что от этого он успокоится. – Здесь живет. Какой вы стали разговорчивый. Сумеете сесть – доктор Никар перебинтует вас как следует, и попробуйте ходить. Пару шагов туда, пару обратно. Глубоко дышать не больно? Кашля нет?

Но сбить Актара со взятого следа было не так-то просто.

– Если царь здесь, почему он отказался от страны? Почему правит генерал-губернатор, а не он?

– Ему некогда, – объяснил Илан.

– Странная история...

– Странная, но не возвышенная. От нее не пахнет древними свитками. В предпоследние годы цари пролили очень много крови. В последние просто стараются это исправить.

– Ну, что вы так переживаете за арданского царя, – подошел с другой стороны Никар. – У вас даже пульс подскочил. Лежите-ка спокойно. Давайте я чуть подыму, а доктор Илан поправит подушку...

Тут Илана спасли от дальнейших расспросов, хотя, это уже было не особенно важно. Все равно кто-нибудь и правду расскажет, и вдобавок сказок доплетёт.

– Доктор Илан! – всунулся кто-то из младшего персонала в приоткрытую дверь. – Хорошо, что вы здесь! Дуроловы опять сломали иглу в буйном. Просят помощи, у самих достать не получается!

– Вот и пообедали... – опустил руки доктор Никар.

Илан кивнул:

– Инструмент, перчатки, спирт с собой. Остальное у них там есть, нету, кто-нибудь знает?.. Извините, доктор Никар. Обедайте без меня.

– Нет уж, я дождусь. Кто-то же должен вас контролировать. Сами-то вы не умеете.

Дуроловами в госпитале для простоты словесного выражения звали персонал отделения для сумасшедших. Путаница из-за того, что пациентов этого отделения называли звероловами – из-за их обыкновения ловить кого-нибудь на стенах и под кроватью и разговаривать с пустотой – все равно возникала. Впрочем, зверолова повредили во время лечебных манипуляций, или дуролов попал под раздачу, для хирургического вмешательства было тождественно.

У дуроловов Илан застрял на четверть стражи. Иглу сломали тонкую, она вывалилась из опрессовки винтового держателя и ушла глубоко в ягодицу, доставляя зверолову массу острых ощущений, от которых тот сильно дрыгался, пытаясь освободиться. Ровно держать его впятером не получалось, даже если Илан помогал, прижимая больного коленом, а действует ли на него обезболивающее, было вовсе непонятно. Сам он утверждал, что ему щекотно и умолял прекратить щекотаться. На стол в хирургию доставить такого пациента было нереально, пришлось работать на месте, с плохим светом и с веселыми и сильными, но имеющими совершенно неподходящие навыки помощниками. В конце концов Илан извлек искомое и, несмотря на нетипичность обстановки и некоторое количество неудачных подходов, возвращался в приятном настроении и с чувством выполненного долга. У доктора Арайны в отделении не размазывали по стенам трагизм и драму, даже если кто-то там для настроения щедро размазал экскременты. Нужно было – изредка становились серьезными. Не нужно – смеялись от души, чтоб не нырнуть вслед за спасаемыми в глубокую придурь. Ко многим вещам относились фаталистически, что, впрочем, тоже не повергало в грусть, а было поводом для шуток.

Отделение это находилось от хирургии дальше всех прочих. В другом крыле дворца. Туда Илан перебежал напрямую через двор, получив в спину хорошего тычка от остатков шторма. Назад пошел в обход по дворцу, потому что сырой и стылый ветер с моря не утих, а плащ с собой Илан в спешке не взял. Не весь дворец был занят под госпиталь. Даже для немаленького количества страждущих царские апартаменты оказались слишком велики. Илан миновал холодные залы, анфилады пустых комнат, несколько лестниц, сделанных в разное время и в разном стиле. Где-то в окна вставили ишулланское стекло, где-то гуляли сквозняки из-за продырявленных для доступа света ставень. В одном из пустых, не занятых под госпитальное хозяйство коридоров Илан ее и встретил. Что она тут делала одна, бог весть. Случилось это недалеко от детского отделения. Возможно, она работала в детском. Та самая девица, которой Илан залепил пощечину за мышиную разрисованную грамматику. Он ее узнал, она сначала отступила с его дороги, потом неторопливо повернула прочь. Илан прибавил шагу и крикнул ей:

– Постой! Я хотел извиниться!

Она приостановилась у затемненного глухими ставнями большого окна.

– Я повел себя недопустимо! Я не имел права тебя... – проговорил Илан, догнав ее, но ничего больше сказать не успел.

Она взяла его за кафтан на груди, потянула на себя и впилась губами в губы так сильно, что они вместе чуть не упали на покрытый пылью и мусором широкий подоконник. Руки у Илана были заняты – в одной коробка с оставшимся стерильным инструментом, в другой сверток с бутыльками и использованным нестерильным. Он был готов все это уронить, подхватить ее и посадить прямо в мусор, когда она вдруг поднырнула ему под локоть и, схватив юбки, побежала прочь. Ему показалось, что со смехом, но из-за шума крови в ушах и ветра снаружи он бы не поклялся, что она действительно над ним смеётся. Илан бросил на подоконник вещи, уперся кулаками и почти десять сотых стражи ждал, когда тело и воображение успокоятся и он будет способен идти дальше. Что это было, спрашивать себя или кого-то было бессмысленно. Что делать с этим дальше – тем более. Наверное, пора звать Гагала в город на поиски приключений. Все как-то неожиданно очень... В госпитале нельзя. С персоналом нельзя. Узнать, выходит ли она куда-нибудь за пределы дворца?.. Вроде, она ночует в спальне, значит, ходить ей некуда. А как ее зовут? Узнать бы, а то про доктора Илана ходит маловато сплетен... И все же, она над ним смеялась.

Илан потряс головой. Собрал развалившийся сверток. Вытер ладонью рот – нет ли следов какой-нибудь краски. Вроде, нет. Увидел, что рукава и правая пола кафтана в пыли. Постоял еще немного, пытаясь вернуть лицу обычное выражение. Если в таком виде отправиться в хирургическое, доктор Никар вкатит укольчик, не спрашивая разрешения. Да и к лучшему. Действительно, пора.

* * *

Так получилось. Так получалось каждый раз. Доктор Наджед уехал в лепрозорий. Город обледенел после шторма, дороги в горах в неизвестном состоянии, ветер еще не утих. Неясно, как доберется, и когда решит вернуться обратно. Иногда он пропадал на трое суток, а говорили, мог и на декаду задержаться. Мог бы вообще не ехать. Но – не мог. У доктора Гагала сложности с утренней пациенткой. Вернее, после нее. То, что поднесли ему вместо успокоительного, точно было не водой. Доктор Никар дежурит, но сложнее, чем зашить собачьи укусы, зафиксировать перелом или вырвать зуб, сам в операционной не сделает. Если привезут ущемленную грыжу, острую кишечную непроходимость, аппендицит или еще что-то экстренное, надежды на него нет. Доктор Раур выставлен на форпост – в приемное отделение. Вчера он отработал хорошо. Иногда раздражающе долго думал, но это от непривычки, и он вообще медленный. И немного странный. Илану казалось, скажи ему: «Доктор Раур, вы мне нужны», – он обязательно отзовется: «Я?» Или: «На первом этаже у нас акушерское отделение». Он переспросит: «Для женщин?» И сделает это не из вежливости. Тем не менее, по словам персонала, мелкие проблемы он решает на месте. Наверное, просто не понял еще, что с фурункулом или поверхностным порезом можно спокойно отослать пациента в операционную.

Когда доктор Наджед отсутствовал, Илана в общее расписание не ставили, потому что он замещал руководство, и дело это временами бывало непростое.

А доктор Илан опять ночь не спал, почти сутки не ел, влип в непонятное недоразумение с красивой, но дерзкой женщиной, и уже думал, что кончился, как доктор и как живое существо, когда добрел до предопреационной. Там доктор Никар, застелив кусок стола операционной салфеткой, ел суп и пирожки. Илан хотел позаимствовать пирожок и попросить кого-нибудь из сестер заварить чай, но доктор Никар сказал:

– Вы извините, я вас не дождался. Этот ваш пациент меня задрал абсолютно. Такой капризный... Честное слово, не знаю больных сволочнее, чем сами врачи. Вот вы, доктор Илан, хотите лечиться? Не хотите? А вам надо. Усталость тоже болезнь, когда накапливается. Вам бы хотя бы поспать. А этому не знаю, чего надо. Вставать он не хочет, у него боли, лекарство он не хочет, у меня, видите ли, руки не такие, как подходят к его... физиологическим отверстиям. Боится он меня. Дать ему распоряжаться лекарством самому я не могу без вашего ведома. Под одеяло к себе заглянуть не пускает, верните ему доктора Илана, а если нет, то он умрет и пусть всем будет стыдно. Я сказал, если он умрет, я его лечить точно не буду. И доктор Илан откажется. Хорошо, что вы вернулись, только что ж так долго-то?

– А, – махнул Илан рукой. – Лучше не спрашивайте.

– Да я вижу, что по вам дураки табуном прошлись и потанцевали, а доктор Арайна в сторонке стоял, смотрел и счастливо смеялся. Вот перчатки, идите к этому вашему... К нему уже жена прорывалась. И советник какой-то. С очень страшным лицом. Я не пустил. Я просил их вас дождаться. Вот вам его лекарство, я забрал, потому что он к нему руки тянет.

Илан положил на место надкушенный пирожок, взял банку и поспешил в палату. Доктор Актар обидел доктора Никара недоверием, потому что простому и прямому доктору Никару не удалось деликатно и дипломатично обойти проблему, созданную то ли самим доктором Актаром, то ли доктором Арайной, то ли всеми вместе взятыми... А доктор Илан – он волшебный. Ему вместо обеда приносят на блюде проблемы, он их решает. Потому что если не он, то кто, крути им хвост. Как же есть-то хочется...

В этот раз никаких разговоров Илан не поддерживал. Так проще было оставаться вежливым, аккуратным, добрым и никого не обидеть. А, главное, так все получалось быстрее. На любое обращение, жалобу или физическую реакцию отвечал полушепотом: «Тихо-тихо-тихо» и «Сейчас-сейчас».

Доев суп, пришел Никар. Перевязали. Поставили на ноги и почти сразу посадили обратно, уговорили глубоко подышать. Госпожу Джуму и советника Намура Илан не встретил, и готов был наложить на входы и выходы из хирургического какое-нибудь шаманское заклятье из лежащего в кармане рецепта от доктора Арайны, чтобы и дальше не встречать. Не по силам было выдержать еще и нападение родственников с друзьями детства. От них заклинанием «тихо-тихо» не отделаешься. В лабораторию на второй этаж Илан прошел через акушерское и мимо главного входа, по парадной лестнице. Сделал крюк на треть дворца, но внутренняя чугунная вела не только с первого на второй, но и выше, к жилым комнатам на третьем этаже, и путь по ней чреват был ненужными встречами.

Зато в лаборатории его ждала отрадная картина. Во-первых, Неподарок догадался вовремя вынуть спиртовку из-под колбы экстрактора. С беготней по отделениям Илан про нее забыл, и труд двух ночей и одного дня мог бы пойти прахом. Во-вторых, Неподарок вслух читал Мыши госпитальный устав, а она внимательно слушала, забравшись с ногами на укрытую попоной скамью. В-третьих, был заварен свежий чай. Илан пришел, упал рядом с Мышью на лавку, и ему молча подали все, что было в данный момент нужно: чай, сахар и тарелку с жидкой теплой кашей для тяжелобольных. Жить сразу стало свободнее и легче. Так же, не говоря ни слова, Илан лег на изъятую у Мыши в общее пользование попону, положил под голову возвращенный Неподарком судовой журнал и вырубился намертво.

Подняли его, когда за окнами стояла первозданная плотная тьма. Бок на жесткой скамье Илан отлежал до полного одеревенения, потому что спал, ни разу не пошевелившись. Как лег, так и проснулся. Шея затекла и голова не поворачивалась.

– Что с ним? – спрашивал в кабинете мужской голос.

– Устал, – объясняла Мышь. – Я вам не дам его будить. Вы-то ночью спали.

– Ну-ка... Эй!.. Ой!..

Кому-то перепало немного трущобных умений Мыши защищать территорию и интересы. Похоже, что советнику Намуру. Цепная Мышь – верный страж.

Смех. Другой голос. Намур явился не один.

Илан с трудом сел, поставил ноги на пол. Покачался из стороны в сторону. Потер ладонью затекшее до колючих мурашек левое плечо. В лаборатории было прохладно. Печь стояла остывшая, автоклав пустой. Горячие котельная и прачечная располагались под хирургическим крылом – акушерским и хирургическим отделениями, там всегда было тепло. Второй этаж с его высокими потолками, сквозными коридорами и мрамором на полу выстывал мгновенно. Стоило лишь погаснуть углям в печи. Илан окликнул:

– Мышь, впусти! И сделай свет.

Раздались неодобрительные слова Мыши:

– Ну, вот. Разбудили!..

В лабораторию вошел Намур, за ним, невежливо толкнув его выставленным вперед локтем, Мышь с лампой. А следом Джениш и Аранзар. Джениш держал в руках промасленный, съедобно пахнущий сверток, а Аранзар тыквенную бутыль.

– Доброй ночи, доктор, мы же не с пустыми руками, – сказал Намур, опасливо сторонясь Мыши. – Что ж нас встречать-то так неласково?..

– Я так велел, – принял на себя вину Илан. – Ко мне часто кто-то ломится, кто мне совсем не нужен. Мышь, доктор Наджед вернулся?

– Нет, – ангельским голоском отвечала Мышь, вежливо присев и опустив глазки.

– А времени сколько?

– Третья четверть вечерней. Вас спрашивал доктор Никар, но я сказала, вы спите, и он решил, что это хорошо. Велел мне не позволять вас будить. Я и не позволяла.

– Спасибо, Мышь. Можешь идти. Неподарка отправь в мужскую спальню, если он еще не ушел. На ночь заданий ни для кого не будет.

Мышь подпрыгнула и побежала исполнять. Сокровище, а не девочка. Только хорошее и никакого плохого на другой чаше весов. А должно быть. Очень подозрительно. У советника Намура о ней, конечно, другое мнение. Но это его проблемы.

Джениш в это время разворачивал на столе рядом с экстрактором большой заливной пирог с рыбой и овощами.

– Стаканы у тебя есть? – спросил он.

– Я не пью, – сказал Илан. – И распитие в моей лаборатории не приветствую.

– Да что там пить-то, – удивился Аранзар. – Пальмовое вино. Пиво и то крепче.

– Возьмите чашки на стеллаже в кабинете. Рядом с чайником, – сказал Илан, отдавая судовой журнал Намуру. – И поставьте тогда для меня чай. Сейчас я умоюсь, и к вам вернусь. Десять сотых.

Вышел в коридор, чтобы идти в дезинфекцию. В противоположную сторону удалялись Мышь и Неподарок. Бок о бок, вовсе не на расстоянии вытянутой руки. Устав читали, но то ли ничего в нем не поняли, то ли к сведению не приняли. Что-то Илан начал опасаться всерьез. Надо будет разводить их с завтрашнего дня по разным направлениям. А то получится, что доктор Гагал накаркал. «Гагал» на староарданском значит «ворон». Птица внимательная и вещая. Покровитель медицины среди древних божеств. Не докатиться бы с таким карканьем до акушерского...

Когда вернулся, чайник на коптилке уже шипел, а гости в лаборатории листали все тот же журнал, поворачивая его на столе вокруг собственной оси, как колдовскую тарелку для вызова духов, от одного к другому.

– Что вычитали, доктор, рассказывайте, – с порога предложил Намур.

– Ничего, – ответил Илан. – Как и боялся.

– Садитесь, – Намур подвинулся на лавке. – Вы теперь с нами. Без обязательств обойтись все же не удастся. Вы нам нужны.

– Не помню, чтобы я назначал встречу тайного общества ночью у себя на работе... – начал было Илан.

– У нас секта, – перебил его Джениш. – Но ты можешь не приобщаться к таинствам. Отправляйся блуждать во тьме. Не блуждать люди из префектуры все равно не умеют, так что тяжело тебе без нас придется.

Илан подошел ближе, но садиться на освобожденное для него место не стал. Встал рядом со столом, грея руки о чашку с горячим чаем. Подумал: из тебя, Джениш, тот еще поводырь.

Джениш подвинул к нему лист пальмовой бумаги с крупно порезанным пирогом.

– Тогда, – сказал Илан, – давайте мне и все остальное. Не только пирог.

– Вина? – с готовностью предложил Аранзар.

– Нет. Результаты расследования по Номо.

– У вас самого, доктор, по Номо и журналу какие результаты? – вкрадчиво поинтересовался Намур.

– Он был на том корабле. Но недолго. Только пока шло нападение. Его подстрелили свои. Как бы ни неприятно было признавать, что бывшие наши теперь перешли на чью-то другую сторону, и свои для них не мы. Зацепили в заварушке случайно, так бывает.

– Да, – согласился Намур. – Так бывает. Плохо не это. Плохо, что в городе он оказался в одно время с самим «Итис». Это значит, что он не единственный свой, кто не на нашей стороне. Или, еще хуже, у нас под боком гнездо этих самых «не наших».

Илан отхлебнул чая. Спросил:

– И все же. Почему ваше тайное общество заседает не в префектуре и не в адмиралтействе, а у меня?

Безразличен к вопросу оказался только Аранзар. И у Намура, и у Джениша были разные по числителю, но общие по знаменателю ответы на этот вопрос. Из-за дочери Намура, из-за брата Джениша. Из-за госпожи Мирир, которая хоть и не жена ни Намуру, ни Адару, но мать их детей. И префект Арденны. Поэтому оба они промолчали, отводя глаза, а ответил Аранзар:

– Мы не уверены, что гнездо «не своих» не прихватило и префектуру тоже. И адмиралтейство.

Если учитывать, что гнездо это прихватило государев собственный остров Ишуллан, объяснение было хоть и не вполне правдивое, но разумное.

– Так вы мне расскажете, что вы накопали по убийству Номо?

– То же самое, что ты в журнале. То есть, почти ничего.

– Ну, я в журнале все же кое-что нашел, – сказал Илан, поставил чашку на стол и вынул из-под переплета карту.

Разложил ее поверх журнала.

– И? – пожал здоровым плечом Намур.

Илан понял, что он не видит. Подогнул архипелаг Ходжер и арданское побережье. Оставил юго-западную четверть с краешком Островов Одиночества и Хофрой.

Джениш тоже не увидел, Намур нахмурился. Аранзар кивнул и полез смотреть типографское клеймо.

– Ты меня понимаешь? – сказал ему Илан. – Не знаю, как в Таргене, а в Ардане никогда не было собственных океанских карт. Все – перерисовки или гравюры с таргских.

– Таргские и ходжерские копии с хофрских, – сказал Аранзар. – А на Хофре свои особые традиции.

– Да. И вдруг у нас собственная карта. Другая. Сравните ее с обычными. Не только по наличию Хофры. Мне кажется, что на ней и береговая линия подробнее, и островов к югу от Арденны больше, и рифовые поля возле Тобо указаны...

– Представь, они удивились, когда такое увидели, – усмехнулся Аранзар. – По крайней мере, я бы на их месте удивился. И разозлился.

Илан кивнул:

– И испугался. И спросил бы: откуда? Вы, советник Намур, думаете, будто это вас и нас на Ишуллане и в Арденне продали? А на Хофре думают – продали их. Еще три-четыре года назад Арденна весь медицинский инструмент закупала на Хофре. Теперь его везут с Ходжера. Карты? Остров Ишуллан. Книги? Остров Ишуллан. Оптика, огнеупорное и химически стойкое стекло – остров Ишуллан. Причем, оптику теперь Хофра сама закупает на Ишуллане, а не наоборот. Медицинская сталь, автоклавы, тонкий инструментарий, шовный материал, химические составляющие для изготовления лекарств... нет, не остров Ишуллан. Остров Джел. Но какая разница? Если это утечка специалистов с Хофры, она попала на благодатную почву. Если нет... им нужно выяснить, откуда что взялось и к чему им готовиться в будущем.

– Среди тех, кого похитили с «Итис», не было хофрских специалистов, – сказал Намур.

– Это вы знаете, советник. А люди на Хофре, которые испугались новой карты, не знают и не понимают ничего. Иначе не пошли бы на такое преступление, как нападение на ходжерский корабль. К тому же, всегда можно спросить, у кого специалисты учились. И по каким материалам. Можно не привозить учителей, в некоторых случаях будет достаточно книг.

– Я и на Ишуллане никого с Хофры не знаю, – покачал головой Намур. – Зато с материка там многие. Ходжер специально ищет их, отбирает самых способных и приглашает на службу.

– С материка... Вчера приехали врачи из Дартаикта – второго по величине имперского города. Опытные врачи. Не знают, как сделать операционный доступ к почке. Чем правая в доступе отличается от левой. На Ходжере знают. Я, только начав практику, умею больше таргского хирурга с двадцатилетним стажем. У меня другие инструменты, другие препараты, другой подход... Пусть в медицине ходжерский прогресс начался не вчера, но металлургическое и химическое производства выросли, как цветы в пустыне – после первого дождя. И кто бы вас не заподозрил в плохом, советник Намур, при таком раскладе? В подкупе, шпионаже, может быть, и в похищениях специалистов? Только слепой, глухой и тупой. Приглашение мастеров и ученых с материка никак не объясняет карту. Вообще никак. Ишуллан сам подставился. Эта карта либо намеренная наглость и неуважение, либо ошибка. Либо вызов. И чем она точнее, тем большую по силе ответную реакцию вызывает. Судя по паруснику «Итис», карта идеально точная. После нее прежних отношений с Хофрой у Тарген Тау Тарсис не будет. И на Хофре не успокоятся, пока не поймут, кто из них свою родину продал и сколько за это взял.

– Доктор, – сказал Аранзар. – Вернись к нам в префектуру.

– Не могу, – поморщился Илан. – Тетя Мира против восстановления монархии. Я буду мозолить ей глаза.

– Ты разве собрался восстанавливать монархию? – удивился Джениш.

– Даже в мыслях не держал. Но некоторым это неочевидно.

– Ну, что ж, – сказал Намур. – Тогда мы будем ходить к вам и проводить собрания нашего общества у вас, доктор. Потому что, если Хофру кто-то продал, он действовал в наших интересах. А тот поганец, кто продал нас – нет.

– Вы, – сказал Илан, – решайте, кто кого продал, кому и зачем. А я пройдусь по больным. У меня, помимо прошлого в префектуре, есть настоящее в госпитале.

Поклонился, вышел за дверь.

– Видели? – негромко сказал Джениш участникам общества. – Чем выше перед ним шишка, тем меньше он гнет в поклоне спину. А ведь умеет быть вежливым. С чем это связано?

– Я тебе потом объясню, – отвечал Аранзар. – Значит, что мы имеем на сегодняшний вечер...

Илан ушел.

* * *

В хирургии спали. Все поголовно. Кого-то доктор Илан разбудил, кто-то даже не проснулся от того, что до него дотрагивались. И в акушерском спали. Пищал младенец в одной из двух палат, но тихо и полусонно. От появления Илана вскочил только младший персонал, и то случайно, нечего ноги-руки свешивать куда попало. Чахоточные играли в карты на мелкие деньги и пуговицы. Илан забрал у них лампу и пригрозил новым доктором Рауром, который разберется, кто всегда выигрывает, и выпишет этих симулянтов за порог. Одному из постоянно живущих в госпитале поменял пропитанный йодоформной эмульсией тампон в позвоночном свище. На коридорном посту возле чахоточных можно было и остаться, почитать что-нибудь, пополнить журнал назначений, все равно это отделение, собранное, в основном, из постояльцев города нищих, колобродило по ночам, беспокоя соседей. Но Илан отправился дальше.

Сам доктор Раур тоже спал в приемном на смотровой кушетке. А рядом с ним на трехногой табуреточке сидела, пригорюнившись госпожа Джума и терла салфеткой нос, покрасневший от слез. При виде Илана она испуганно вскочила и отступила к выходу из приемника. К выходу в сторону города, а не госпиталя. Илан понял, что даже говорить ничего не надо, один его неверный взгляд, и она действительно сбежит. Резких движений в жизни она делала много, и странные решения принимала спонтанно, не подумав. Странные слова... на них можно было даже не обращать внимания. Они норма. Это Илан тоже понял.