Текст книги "Дело о мастере добрых дел (СИ)"

Автор книги: Любовь Федорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

Мышь, посланная на кухню хоть за какой-нибудь краюшкой, торопилась ему навстречу по коридору с котелком и свертком.

– Там были вареные яйца и бульон для послеоперационных, – без намека на разрешение затараторила она. – Я забрала, что сказали можно, сейчас почищу, поедим...

У Илана не осталось ни моральных, ни физических сил говорить ей, что-либо про болтовню. Он неопределенно мотнул головой. В лаборатории было тепло. Два из трех окон застеклены, как в адмиралтействе, третье пока заколочено, поломанный подоконник кривенько, но вправлен на место. На полу щепки, опилки и какая-то липкая дрянь, на которую клеили стекла.

Растопленная в обед алхимическая печка все еще стояла с углями, ветер порывами гудел в ее железной трубе. Мышь быстро зажгла лампы, бросила на стол пару чистых салфеток вместо скатерти, разложила добычу и быстро стала обстукивать скорлупу, для скорости катая яйца в ладонях. Первое же почищенное целиком запихнула себе в рот и, не останавливаясь, принялась за второе для начальства. Илан пил горячий недосоленный бульон прямо через край котелка. Под смотревшим во внутренний двор окном с топотом и грохотом пролетела конная упряжка, развернулась на мощеном кругу вокруг сухого фонтана, захрапели резко осаженные лошади, застучал в дверь посыльный.

– Врача в адмиралтейство! – послышалось оттуда. – Срочно!

– Меняй бикс в сумке, собирай сердечные и карбидную лампу, у нас второй круг, – велел Илан, потом махнул на Мышь рукой. – Ай, ладно. Ешь. Я сам.

На этот раз Илан думал, они разобьются. По крутому спуску лошади летели, фонтанами высекая искры из мостовой, карету кренило на поворотах, и от госпиталя до адмиралтейства они домчались за пять сотых стражи, не больше. Мышь едва успела дожевать сразу два в отчаянии запихнутых в рот яйца. Вот молодец, думал Илан, и поспала, и поела, один я ничего не успел... Но повели их в этот раз не в административную часть здания, обращенную к порту, а в пристроенный со двора новый флигель. И не к стекольному мастеру, очередной приступ после допроса или внушения про секретность у которого подозревал Илан. Сердечные препараты он с собой по чистой случайности взял очень правильно и очень верные. Они пригодились. Только не старому знакомому с Ишуллана, а генерал-губернатору Ардана, киру Хагиннору Джелу, которого пришлось успокаивать чуть ли не больше, чем лечить. И нельзя было, как простого пациента, оставить наедине с выписанными каплями, сняв боль и выровняв сердечный ритм.

Поэтому Илан и сердце выслушал так, как никому никогда не слушал, и легкие проверил, и в других местах проблемы поискал, но всерьез не нашел. Организм был в относительном порядке, учитывая, что киру Хагиннору почти шестьдесят. Просто господин генерал-губернатор оказался с дороги, уставшим, всерьез испугался, когда начал задыхаться и боль из-за грудины поползла в шею и левую сторону головы. Местные умники без предисловий обрадовали его новостью про ходжерский корабль, с этого все и началось. Нет, раньше с ним никогда ничего похожего не случалось, поэтому опыта преодоления нет, а страх смерти есть. И Илан четверть стражи сидел рядом с постелью, просто держал пальцы на пульсе и уговаривал, что сердце здоровое, хорошее, что все это нервное, что проходит, что, возможно, даже никогда не повторится, что он не доверит исполнение лекарства местным аптекарям, сейчас оставит немного из запаса, а новую порцию сделает сам, что момент не упустили, что если вовремя подхватить, то развития у болезни не будет, и прочие утешительные слова, от которых больным обычно становится легче.

Мышь, вначале державшая лампу, давно привернула газ и ушла, как заведено было, в дальний темный угол. А Илан, понимая, что сейчас сам полностью успокоится и заснет от звука собственного голоса, взял на самую тонкую иглу четверть капли нитораса и уколол кира Хагиннора в вену на тыльной стороне кисти. Уже было можно. Вреда от такого количества не будет, а страхи пройдут и настроение улучшится. Прихватил выступившую каплю крови тампоном, приготовился наклеить пластырь. Стукнула дверь, раздались шаги.

– Все в порядке, – не оборачиваясь, сказал Илан, решив, что это кто-то из адмиралтейских. – Я могу остаться до утра, но, на самом деле, опасности нет.

– Ты уверен? – спросили его, и Илан обернулся посмотреть, кто интересуется.

Спросивший бросил мокрый от дождя плащ прямо на пол, быстро подошел и перехватил из ладони Илана руку с пульсом. У него были арданские черные волосы, но в остальном он на арданца походил мало. На тарга или ходжерца, впрочем, еще меньше. Илан перевел взгляд на профессионально держащие пульс пальцы – бумагомарака с чернилами на манжетах, и ногти позолочены, как у высших столичных чиновников. Не так, чтоб Илан много с такими общался на Ходжере. Так, иногда встречал. И не сказать, чтобы народ это был приятный. Но не носит не перстней, ни украшений. Ничего, что подчеркнуло бы статус, намекнуло бы на финансовую состоятельность. Только на левой руке на среднем пальце латунное скромное колечко. Видимо, какая-то память.

– И что примчался, – с совершенно иной интонацией, чем разговаривал с Иланом, обратился к ночному гостю кир Хагиннор. – Сидел бы себе... где сидел. Все хорошо. Тут есть, кому мной заняться.

Гость молча слушал пульс. Потом приложил к запястью кира Хагиннора какую-то маленькую блестящую штучку, внутри которой плавала искорка.

– Вы врач? – спросил Илан.

Тот выдержал паузу:

– Не совсем.

– Тогда прошу меня простить, но вы мне мешаете. – Отрезал кусок пластыря, забрал руку генерал-губернатора обратно себе и приклеил пластырь на место. – Ну, вот. Теперь совсем все хорошо.

Гость остался стоять со своей блестящей штукой в руке, поворачивая ее между пальцами. Напряжение на его лице слегка разгладилось. Кир Хагиннор вдруг тихо засмеялся. То ли ему окончательно полегчало, то ли ниторас начал действовать.

– Это сын Хозяйки, – сказал он гостю, кивнув на Илана. Потом и Илану кивнул на гостя: – А это мой сын.

Илан, насколько мог, с достоинством встал и кивком поприветствовал равного по крови. Точно так, как учила мать. Не кланяться слишком. Вообще почти не кланяться. Никому. Так вот чем кир Хагиннор четверо суток был занят в пустыне на дальней верфи, на которой и пол дня провести много. Семейная встреча. Интересно, что государь Аджаннар забыл в покинутой даже привидениями Мертвой пустыне, и как туда попал, если навигация закрыта, и что все это значит... Впрочем, а не наплевать ли?

– Хозяйка – это кто? – не понял государь.

– Хозяйка Дворца-На-Холме, – объяснил кир Хагиннор. – Хозяйка Ардана.

Илан взял за спинку свой стул, развернул его к таргскому государю и сказал:

– Пожалуйста.

Тот не стал садиться, облокотился на спинку и внимательно поглядел Илану в лицо. Снизу вверх, потому что Илан был выше ростом. Проговорил:

– Я мало понимаю, что у вас тут за правила... А отец кто?

За такие вопросы Илан обычно сразу бил в зубы. Начал в детстве, когда сам еще не знал, кто его отец. Когда узнал, поводов защищать себя от подобных расспросов стало много больше.

– Я потом тебе объясню, – быстро сказал кир Хагиннор, заметив, как Илана шатнуло. – Там все сложно. Ступай, доктор. Спасибо, что помог.

– Нет, подожди, – остановил Илана государь. – Учился на Ходжере?

– Да.

– Средний курс или полный?

– Полный.

– Есть специализация?

– Абдоминальная хирургия.

– Работал?..

– На острове Гекарич.

– А сейчас?

– Благотворительный госпиталь Арденны.

– Ничего не понимаю, – потряс головой император. – Тебе зачем все это?

– Сидеть в тронном зале дворца в съезжающей на нос неудобной короне лучше? – недобро усмехнулся Илан, которого вопрос про отца еще не отпустил.

– Ты как со мной разговариваешь?

– Имеет право, – напомнил кир Хагиннор и тоже усмехнулся: – Мы на его земле.

– Я, – сказал государь с примирительной ноткой в голосе, – первый раз такое вижу. Чтобы по собственной воле из царей – и в самую грязь.

И тут вдруг выступила Мышь, которую разговоры выманили поближе к кругу света от лампы на прикроватной тумбе.

– Да как вы смеете! – вдохновенно заявила она и даже топнула ножкой. – Доктор Илан – он... он святой!

Илан закрыл глаза – далеко стоит, коза, для подзатыльника. Кир Хагиннор закашлялся пополам со смехом. И только государь Аджаннар остался почти серьезен.

– Я смотрю, о вас отличные отзывы, доктор. – И он повернулся к Мыши. – Вы, юная дева, значит, готовы рекомендовать доктора Илана для императорской семьи?

Мышь слегка растерялась от серьезности возложенного на нее вопроса, но, тем не менее, уверенно пискнула:

– Да!

Государь три стука сердца в упор смотрел на Мышь. А Мышь, враждебно набычившись, отчего ее глаза косили еще сильнее, на государя. Наконец, и государь засмеялся и на мгновение закрыл лицо рукой:

– Я так не могу, у меня от этого взгляда голова кружится, – и доброжелательно кивнул Илану. – Насколько я понимаю, благотворительный госпиталь – это учреждение, в котором за услуги не взимают плату. Значит, мне нужно как-то по-другому проявить благодарность. Я не люблю быть обязан. У вас есть ко мне какая-нибудь просьба, доктор Илан?

– Я бы хотел, чтобы нас здесь покормили, – сказал Илан. – Уже ночь, а я еще не завтракал.

Государь приподнял бровь. Всем просьбам просьба. И решил попытать удачи с Мышью:

– А вы, смелая девушка, чего бы хотели?

– Я забыла на галерее учебник по грамматике, – недоверчиво проговорила Мышь. – Мне бы его найти...

* * *

Одного госпитального новшества Илан вовремя не заметил. На первом этаже, на стене между ведущей внутрь госпиталя раздвижной дверью приемного покоя и входом в главный дезинфекционный блок, состоящий из дюжины помещений для больных, врачей, белья и инструментов, повесили большое зеркало шириной в полтора локтя и высотой в человеческий рост. День был операционный, Илан шел, ничего не подозревая, за инструментом и перчатками, которые не влезли в лабораторный автоклав, и вдруг увидел себя. Его словно ударили обухом по затылку. До реального ощущения боли и подгибающихся ног. Пришлось сначала остановиться и перевести дыхание, потом тихонько вдоль стены ползти в сторону, чтобы не видеть, кто на него смотрит.

Нет, зеркало на стене висело, как зеркало. И Илан не был дикарем, встречался он с ходжерскими зеркалами и раньше. Только не в Арденне, где каждый или почти каждый мог увидеть, насколько Илан похож на того, на кого похожим лучше не быть. Почему он раньше этого не замечал или не придавал значения? Как он ходит по госпиталю и по улицам, у всех на виду? Наверное, все это потому что госпожа Гедора тоже похожа на своего отца. А он, Илан, похож на госпожу Гедору. И на все семейные портреты, аккуратно вынесенные во флигель и запертые там в пустой комнате. Может быть, люди видят, в первую очередь, другие семейные связи. Но не сами Илан.

А хорошо его спросили вчера – кто отец. Как, интересно, кир Хагиннор объяснил государю Аджаннару, что отец Илана, дед Илана и арданское чудовище, дважды топившее Арденну в крови, и чуть не утопившее в третий раз, – один и тот же человек, которого он, Илан, намеренно убил. А теперь видит в зеркале. От него никогда не отвяжутся призраки прошлого, потому что он сам призрак кровавого и смутного безвременья. Свои собственные долги худо-бедно отработать можно. Долги перед всем миром, которые показало ему зеркало – никогда. Стоит ли вообще стараться...

– Доктор Илан, ну-ка, пойдемте...

Дежурный по приемному, доктор Никар, человек большой и добрый, взял Илана огромной ладонью под мышку и почти внес в приемный покой. Посадил на застеленную свежей простыней кушетку, сунул под нос нашатырь, расстегнул ему пару верхних пуговиц на кафтане.

– Нельзя совсем не спать, – наставительно произнес он. – Даже если много работы. Нам хватает пациентов и без вас. Сходите, вон, в зеркало за дверью полюбуйтесь: на себя непохожи...

Доктор Никар не умел выглядеть строгим, даже если очень старался. Он смотрел на Илана сверху вниз обеспокоенно, и все равно улыбался. Он видел перед собой только доктора Илана, которого вернули из адмиралтейства в середине ночи, утром у которого была назначена операция, и который не умеет рассчитывать свои силы.

Илан встряхнулся. Хватит бредить наяву. И правда ведь устал, какие еще могут быть объяснения...

– Все нормально, – сказал он. – Спасибо, доктор Никар, я пойду.

– Знаю я эти ваши нормально, молодые люди. Нельзя объять необъятное, но вам пока невдомек. Хотите грохнуться в обморок за операционным столом? И кому вы поможете, если загоните себя до беспамятства? Идите спать, я сообщу доктору Наджеду, что он слишком сильно вас загружает!

Илан хотел возразить, но доктор Никар, бывший родом откуда-то из южного Таргена, и в разговорах о жизни любивший подчеркнуть, что он из мирных землепашцев, которые тянут плуги наравне с волами, снова взял его под мышку и поволок отдыхать, сказав:

– Я провожу.

Единственное, что удалось Илану – перенаправить доктора Никара с курса во флигель на курс в лабораторию. После доктор Никар сделал еще одно «доброе дело» – застращал доктора Наджеда. Илан присел в приемном кабинете к столу, подсунул ладонь под расстегнутый Никаром кафтан на груди и пытался нащупать, что там, внутри, происходит. Кожа до сих пор была холодной и липкой от испарины. Думал Илан о том, что теоретически, так можно и свихнуться. А острые психозы, действительно, лечатся сном.

У скрипучей кабинетной двери была тысяча интонаций, она звучала в зависимости от того, кто и с каким намерением входил. Доктора Наджеда она в этот раз впустила с резким писком придавленной мыши. Или Мыши, то и другое звучало бы примерно одинаково. Илан принял твердое решение сегодня же смазать петли. Скрип предупреждал его о входящих, когда он сам был в лаборатории, раньше это казалось удобным. Но лучше уж повесить колокольчик. Ездит по ушам невыносимее, чем нож по стеклу.

Доктор Наджед, вернее, госпожа Гедора, которая испугалась за сына, схватила Илана сразу за обе руки. С сердцебиением уже все было более-менее, но она стала рассматривать запястья повернув руки Илана к свету – искала следы от нитораса.

– Мам, ты что, – удивился Илан. – Ты за кого меня принимаешь. Я просто...

«Зеркала испугался» Илан договаривать не стал. Глупо признаваться.

– Я отложила твою операцию, – сказала она. – Там же нет ничего срочного?

– Опухоль удалить, – сказал Илан, поправляя вздернутые ею рукава. – Тянуть тоже не надо бы. Я сейчас посижу немного, вернусь и сделаю.

– Чаю сладкого попей, – сказала госпожа Гедора, слегка успокоившись. – Бледный, как снежное чучело. Никар на меня ругается, говорит, я тебя довела... Так что всё. Не нужно ничего сегодня делать. Свободен до завтра. Если случится что-то срочное, я сама подойду.

Она погладила Илана по плечу, кивнула и собралась уходить, но черт дернул его за язык.

– Мам, – сказал он, – я правда на него очень похож?

Она остановилась на полушаге.

– Какие странные и страшные вещи у тебя, оказывается, в голове, – проговорила госпожа Гедора, медленно разворачиваясь обратно к Илану. Положила одну ладонь ему на темя, вторую на грудь и слегка нажала, толкнув от себя. – Вот этим люди отличаются. Только этим. Кому какая разница, как ты выглядишь? У тебя правильная умная голова и теплое живое сердце. Помни это и никогда не думай, что он, безумный и бессердечный, для тебя что-то определяет. Ты нисколько на него не похож, и поэтому я тобой горжусь.

Через мгновение она растрепала ему волосы, Илан перехватил ее ладонь и дотронулся до худых сильных пальцев губами. Улыбнулся впервые за утро. Не так все было просто, как ему сейчас сказали. Но одно утешает – если он таки свихнется, до корпуса с умалишенными рукой подать, и там его, может быть, даже вылечат.

В лаборатории снова не оказалось ни сахара, ни Мыши. Что странно, потому что Илан пребывал в уверенности – и сахар есть, и Мышь спит в чулане на сваленных там старых диванных подушках, оставшихся от тех времен, когда госпиталь был еще Дворцом-На-Холме. Сахара Илан занял у соседей, воду в чайник слил из автоклава. Почти успокоился, только отсутствие Мыши ему не нравилось. Ее следовало наказать серьезно еще за вмешательство в историю с Адаром. Илан этого не сделал. И она, как водится, снова решила, будто ей позволено больше, чем другим. С другой стороны, если ты живешь в нижнем квартале и состоишь в какой-нибудь банде или выживаешь вместе с большой семьей, принцип «наших бьют» не предполагает размышлений, кто, за что, и насколько справедливо. Сначала нужно спасать своих, а потом, если будет нужда и возможность, смотреть, в чем была причина. Это впитанные с младенчества инстинкты. Они не преодолеваются воспитанием. Их можно только сдерживать, и таким искусством Мышь пока не владела. Но попытка порвать за Илана таргского императора – это лежит уже слегка за гранью добра и зла. У кого собаки цепные, а у нас – Мышь...

Вчера на ужине в губернаторской резиденции Мышь съела раза в три больше, чем Илан, и еще набрала с собой пирожков пол госпиталя накормить. Подававший блюда лакей, изогнув бровь и скосив глаза, наблюдал, как Мышь уминает суповой ложкой с фарфоровой золоченой тарелки все, что ей ни положи. Видимо, тоже любопытствовал, сколько же в нее влезет. Менять себе тарелку вместе с блюдом она не позволяла, видимо, полагая, что посуду отберут навсегда и прекрасный ужин будет закончен. Илан твердо пресек этот спектакль, только когда ей хотели налить вина. Казалось бы, спи и спи после такой трапезы. Тем более, что начальник в раздумьях после произошедшего вчера и не торопится будить, потому что не знает, что ей сказать про все это. Но нет. Опять смылась по своим делам без разрешения. Пирожки пошла раздавать, что ли...

С установкой прозрачных стекол в окна все шумы внутреннего двора, которые раньше Илан игнорировал из-за плохой видимости источников, обрели зримый образ, плоть и кровь. Жизнь под окнами и раньше не текла спокойно. Сейчас слышимость чуть уменьшилась, зато добавилась картина происходящего. Вот кто-то из младших интендантских побежал к конюшням, звеня тяжелой связкой ключей, словно каторжник кандалами. Вот загремели распашные створки внутреннего выхода, крыльцо которого располагалось почти под окнами лаборатории. «Осторожнее, кир Хагиннор, ступеньки!» Мать твою, сказал Илан вслух. Я же велел тебе, старому грибу, лежать. Что за дурацкая самонадеянность в таком-то возрасте?..

Процессия из семи или восьми человек, возглавляли которую интендант и сам кир Хагиннор, двинулась от крыльца в сторону конюшен-складов.

Илан одним глотком допил чай, схватил плащ и поспешил восстанавливать нарушенный порядок.

По чугунной черно-золоченой лестнице, соединяющей этажи, целиком сделанной из кованых решеток, гулкой, звонкой и прекрасной, Илану навстречу громыхал запыхавшийся от бега и волнения помощник господина интенданта.

– Хорошо, что я вас встретил, доктор! – обрадовался он Илану. – Вас требуют к генерал-губернатору ящики считать!

– С каких пор я у хозяйственной части коренником в обозе? – удивился Илан.

– Вы же подписывали страховые документы!

Тьфу ты, подумал он. Правда.

Илан подошел в самый драматический момент. Вся делегация уже была внутри склада. Государь, нисколько не опасаясь предупреждающих надписей, взобрался на свинцовые ящики и смотрел на занятое ими пространство сверху. Илан с интересом рассматривал, как тот, при своих холеных руках, одет. Совсем простая, далеко не новая одежда. Серый кафтан с обычными чиновничьими рукавами, черно-бурый грубый плащ, черные сапоги без блях и пряжек. Даже пуговицы, и те деревянные. Человек-Рукава-В-Чернилах. Писарь из карантина. Для удобства, или позерство такое?..

– Все правильно, я не перепутал, – сказал император. – Сорок три. Двух не хватает.

– Где? – только и спросил кир Хагиннор интенданта. – Я тебя спрашиваю, крыса канцелярская. Где?!

Тот тряс сжатой в руках пачкой документов, мотал головой и похоже было, что его сейчас хватит удар или настигнет какой-нибудь припадок. В момент, когда господин интендант, не находя ответа, бухнулся перед генерал-губернатором на колени, Илан и подоспел. Выдрал у того документы из сведенных судорогой пальцев, пролистал судовую опись и штампы таможни, открыл на странице со страховым договором, предъявил киру Хагиннору цифру «43», ткнув в нее пальцем.

Тот взял в руки документы, стал проверять постранично.

– Сколько привезли, – сказал Илан, помогая интенданту подняться с засыпанного старой соломой пола. – Здесь никто ничего не трогал. Спрашивайте с порта.

– Опять ты, – государь легко спрыгнул с ящиков и отряхнул ладони. – И здесь ты.

Илан наклонил голову, здороваясь.

– Это тот самый благотворительный госпиталь. Где еще мне быть? – сказал он. – Я не напрашивался. Меня позвали.

– Святой, – ответил таким же недопоклоном государь. – Я помню. Я ошибся вчера. Задавая вопрос, надо понимать, что потом делать с ответом. Я задал не тот вопрос. Я сожалею.

– Ошибаться не стыдно, – пожал одним плечом Илан. – Стыдно не признавать ошибок... государь.

– Это не раскаяние, – повел головой таргский император, подходя ближе. – Всего лишь осознание, что за тот эпизод себя не похвалишь... государь.

– Стоять! – объявил кир Хагиннор, шагнув между ними и останавливая государя ладонью, а Илана пачкой документов. – Мне наплевать, нравитесь вы друг другу, или нет, или что между вами сейчас происходит. Никаких больше вопросов! Никому!

Илан опустил взгляд, не наклоняя головы.

– Не хотел показаться невежливым и негостеприимным, – сказал он. – Но я просил вас полежать сегодняшний день, кир Хагиннор.

– Не получилось, – по-ардански беспечно отвечал генерал-губернатор, свернул документы и ткнул ими в ни живого, ни мертвого стоящего тут же интенданта. – На вашем складе ящиков нет и не было. А где они тогда?

– Пойдемте ко мне, я проверю, все ли у вас хорошо, – специальным ласковым голосом для пациентов пригласил Илан.

– Да какой черт хорошо! – вскинул голову кир Хагиннор. – Хвост с ними, если их сняли с корабля вместе с людьми. Все равно уже... не вернуть. А если сперли или потеряли где-то в городе?.. Ты представляешь себе, что там?!

– Я читаю на северо-ходжерском, – уклончиво отвечал Илан. – Пойдемте ко мне. Это нужно сделать.

– Пойдемте, – согласился кир Хагиннор. – Заприте здесь двери, опечатайте, замуруйте, изобретите другой способ изоляции, но следите, чтобы даже кошка не пролезла. Мы не можем забрать их сегодня. Они побудут у вас. Не знаю, сколько. Пока ситуация либо не исправится, либо, хотя бы, не прояснится. И не дай бог, если их потом окажется сорок два, сорок один или тридцать восемь. Тогда, как бы ни было противно этим заниматься, за государственную измену придется кого-нибудь казнить.

* * *

– Проведи меня по госпиталю, – неожиданно попросил Илана государь. – Я хочу посмотреть, как здесь что устроено.

Делегация из адмиралтейства рассыпалась на части еще по пути со складов. Кто-то остался возле опасных ящиков, пока их не запрут надежно, кто-то отделился на первом этаже. Кир Хагиннор, напоенный для профилактики микстурами разной степени волшебности, послал секретаря к Наджеду, сам остался в лаборатории листать документы и что-то подсчитывать в столбик на мышином линованном листке для прописей. С Иланом пошел только государь.

Илан вначале оглядывался, не понимая, должно ли быть какое-то сопровождение, потом просто повел его, как просили. Через все три этажа и цоколь. Показал послеоперационных и сумасшедших, легочных и почечных, детское инфекционное отделение, акушерское, большую, полную пара и шума кухню, столовые для ходячих больных и для служащих, дезинфекцию (тщательно не глядя в сторону зеркала), в которой надеялся встретить Мышь, перевязочные, процедурные, прачечные, автоклавные, аптекарский корпус, котельную, круглые сутки греющую для дезинфекции воду и плиты, учебные помещения и спальни для младшего медперсонала. По сути, обход госпиталя был посвящен поискам Мыши. Иначе Илан спихнул бы необходимость водить любопытных на доктора Наджеда. В конце концов, это его госпиталь. Не Илана.

Мышь не находилась. Привычное отсутствие ее бросалось в глаза до такой степени, что даже государь спросил, когда они завершили поход, выйдя из приемного покоя на ступени главного входа:

– А где та блаженная с... выразительным взглядом?

Внизу перед ними лежала вся Арденна. Илан пожал плечами:

– Убежала.

– А прибегала она откуда?

– Приблудилась из трущоб, – кивнул в сторону нижнего города Илан.

– Подбор персонала блещет, – как бы про себя проговорил государь и добавил неожиданно: – Город у вас очень красивый. Очень спокойный. Радостный какой-то... Нравится мне. Я бы здесь остался, если бы мог выбирать... – Перехватил взгляд Илана, направленный на его золоченые ногти, объяснил: – Я должен на церемониях красиво держать свитки с указами. Так надо, так принято. Не съезжающая на нос неудобная корона, но что-то вроде. – И спрятал ладони в свободные таргские рукава.

Илан улыбнулся:

– Я не со зла сказал. Просто некоторым в городе бредится, будто я вернулся в Арденну, чтобы сидеть тут в золотой царской короне предков. Она была тяжелая и совершенно дурацкая, я ее мерил лет пять назад. Потом ее разобрали на камешки и золото и заказали на них на Хофре стальной хирургический инструмент, автоклавы, дистилляторы и коробки для дезинфекции операционного и перевязочного материала. Так что короны арданского царства у меня больше нет. Но какую-то часть ее я теперь всегда ношу с собой.

– Вон она бежит, – вдруг сказал государь и указал на проулок, сбоку ведущий к большой площади перед парадной лестницей.

Оттуда, подхватив юбки и припадая на одну ногу, действительно спешила Мышь. Красные башмаки ее были заляпаны грязью по самый верх, лицо, на котором застыло ожесточенное выражение, разбито по всей левой стороне, волосы растрепаны, пелерина на бок, платок с головы с пятнами крови и торчит за пазухой.

Илан пошел навстречу, заранее понимая, что ругать и воспитывать ее не выйдет. Опять мимо. Мышь побывала в какой-то переделке. Ушла самовольно, поэтому – по своей вине, но...

Задыхаясь, она свалилась ему в руки и повисла почти без сил, вздрагивая и всхлипывая оттого, что больно было дышать. Илан встал на одно колено, дотронулся до ссадин на виске и на лбу, приподнял запекшуюся губу пальцем, заглядывая, целы ли зубы. Спросил:

– Что это такое? Где тебя приложили?

– Дома... – прохрипела Мышь. – Отчим...

– Да уж... – проговорил у Илана за спиной таргский государь. – Я подожду в твоей лаборатории. У меня есть разговор, но не надо из-за меня торопиться. Делай, что должен.

Илан за руку повлек Мышь в приемный покой, она споткнулась на лестнице, чуть не упала в ступеньки носом, пришлось подхватить ее и нести. Там сдал в руки Никару.

– Очередная красота, – покачал головой тот. – Третья за сегодня, а день только начался. Что-то нынче много их...

Санитарка стала раздевать Мышь до нижней юбки. Мышь закрыла ладонями лицо, прижала локти к отсутствующей груди и разревелась с заиканиями, потому что рыдать ей тоже было больно. На животе под ребрами у нее разливался приличных размеров синяк, бока были помяты и поцарапаны, левая коленка ободрана до мяса, но кости, вроде, целы и шить не нужно. Следующую восьмую часть стражи Мышь всхлипывала и икала, Илан вытирал ее мокрым полотенцем и салфеткой с антисептиком, Никар бинтовал, по-доброму ворча: «Не жмись, мышь хворая. Титьки вырастут – будешь жаться, а пока они у тебя внутрь растут, не наружу... Локтем мне в глаз не целься, выбьешь... Руку подними...»

Илан, немного зная мышиный характер, и ориентируясь на то, что крови на ней было многовато для нее одной, в конце концов осторожно спросил:

– Скажи-ка Мышь, тебя побили, или ты подралась? Ты же ему тоже взвесила на сдачу?..

– Я хотела мелким дать пирожков и бежать назад, – стала рассказывать Мышь. – Не знала, что мать с отчимом дома, думала, не вернулись с ночных заработков. Она... – Мышь всхлипнула, – оказывается, договорилась все ж продать меня в веселый дом, где бы ей за меня платили каких-то денег, а они бы их пропивали... Сраные уроды... Хотели меня запереть, я вылезла. Хотели меня поколотить и заставить, я нож схватила. Отчим... он за лезвие рукой взялся, сказал, мол, мне его зарезать слабо. Я ему руку и вспорола. Только руку, честно... Нож еще тупой был... Как потом выбралась, не помню. Я правда не хочу туда ходить, но мелких очень жалко... Хоть бы сестра отобрала их у нее... Она замужем за конторским из порта...

– Ну... – сочувственно произнес доктор Никар. – Зарезать человека тупым ножом действительно непросто.

Илан надел Мыши на голову чистую робу, теплую с дезинфекции, и предоставил ей искать рукава самой.

– Все, – объявил он. – На сегодня приключения окончены. Иди в общую спальню, с головой накройся одеялом и не отсвечивай. И не попадись случайно на глаза доктору Наджеду. А то меня живьем съедят.

– Угу, – сказал Мышь.

Но приключениям заканчиваться было рано. Кому-то припекло, и он, как дурной, забарабанил в двери приемного покоя.

– Вот деревня, – сказал доктор Никар и крикнул громовым голосом: – Открыто, входите!

Дверь не сразу, но сдвинулась в сторону – с той стороны привратник помог сообразить, что она не открывается туда или сюда, ее нужно дернуть вбок. На пороге стояла растрепанная, плохо выглядящая худая женщина, за плечом ее маячил испитый мужик с опухшим сизым носом. Он показательно держал перед собой перемотанную нечистой тряпкой руку. Илан выдохнул. Раз сами добрались, значит, в брюхо ему Мышь нож и правда не воткнула.

– Верните мерзавку! – визгливо выкрикнула женщина, сразу углядев сжавшуюся за спинами врачей Мышь, и ткнула в нее пальцем. – Я мать, я требую!

Мышь уцепилась Илану за одежду.

Илан поднялся с табурета, ладонью показав Мыши не дергаться.

– Если вы нездоровы, вам окажут помощь, – металлическим голосом отчеканил он. – Требовать здесь что-либо у вас нет права.

– А я требую отдать мне мою дочь! – не унималась женщина. – Моя дочь должна пойти со мной!

Мужчина сделал попытку оттолкнуть женщину и перевалить через порог, но Никар взял в одну руку самую большую из изогнутых хирургических игл, в другую скальпель и поманил смельчака:

– Иди, ко мне, родной. Порезался? Зашью.

Тот сразу отступил обратно и перестал показывать руку.

– Вашей дочерью подписан контракт, – жестко сказал Илан. – Она не вещь, забирать ее или возвращать. Она решает сама.

– Кормильца семью лишила, падаль! – женщина погрозила выглянувшей было Мыши кулаком. – Для чего я тебя рожала?! Контракт у нее!.. Я доберусь до тебя, сучка! Я из тебя еще потрохов наверчу! И на вас управа найдется! Я напишу судье!..