Текст книги "Зверь. Изменил мне — изменил меня (СИ)"

Автор книги: Ляна Вечер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Глава 5

– Карим… – сто пятидесятый раз произношу его имя.

Карим. Карим? Карим!

Ни тени, ни отголоска эмоций не вызывает. Ничего вообще.

Странно, но даже собственное имя кажется чужим. Хотя почему странно? Возможно, такое положение вещей – норма для моего состояния. Но хотелось бы вспомнить.

Запустив пальцы в волосы, напрягаю извилины, пытаясь вызвать воспоминания. Получается вызвать только головную боль.

Без толку всё.

Выдыхаю и тянусь к телефону, который мне дал Карим. Сказал, что я могу позвонить ему.

Кручу мобильник в пальцах, и так мне тошно. Я сейчас хоть с чёртом готова говорить, лишь бы не молчать. Соседей по палате нет. В коридор выползти, чтобы пообщаться с другими пациентами, я не могу. Одиночество убивает.

– Привет, – доносится мягким басом из трубки.

До мурашек просто! Ответил после первого гудка. Будто ждал.

– М-м… привет, – сдавив пальцами переносицу, закрываю глаза. – Не помешала?

– Нет, конечно. Как ты?

– Если честно, не очень, – выдыхаю.

– Что случилось? – в голосе брата неподдельное беспокойство.

– В том и дело, что ничего, – горький смешок рвётся из горла. – Я по-прежнему не помню, кто я. Может, ты расскажешь?

Долгое молчание в динамике напрягает. Неужели так сложно?

– Врач сказал, что воспоминания должны возвращаться сами. Постепенно, – говорит, а я слышу неуверенность в его голосе.

– М-да… – только и могу ответить.

– Завтра тебя выпишут, и поедем домой. Здесь точно что-нибудь вспомнишь.

– Завтра? – у меня глаза лезут на лоб. – Но я в больнице всего сутки.

Карим снова молчит. А я напрягаюсь больше прежнего. Как можно выписать человека, которому явно нужно лечение?

– Послушай, я тоже не в восторге от этой идеи, но доктор сказал, что так будет лучше.

Разговор с братом зашёл в тупик. Я просто отключаю звонок.

Слушать дежурные фразы не собираюсь. Я собираюсь найти врача. Пусть объяснит, какого чёрта он решил выпихнуть меня из больницы в таком состоянии.

Но есть проблема – мне тяжело ходить. Ноги болят и не слушаются. Видимо, тоже из-за падения с лестницы. Или нет? Чёрт возьми, я даже не знаю, могла ли я нормально ходить до того, как потеряла память!

Цепляясь за мебель и стену, кое-как выхожу из палаты. Коридор пуст. Ни медсестёр, ни врачей, ни пациентов. Никого.

– Эй! Кто-нибудь может мне помочь?! – кричу в надежде, что услышат.

Только лампы гудят. Это бесполезно.

Приходится ползти дальше. В палатах выключен свет, люди десятый сон видят, а я ищу сестринскую комнату. Пусть объяснят, как меня можно выписать в таком состоянии!

Нога подворачивается, и мой путь заканчивается падением. Грохот вышел хороший: я улетела вместе с громоздким стулом, за который пыталась держаться. Ещё и лбом приложилась о гранитную плитку.

Голова гудит, а в венах вместо крови чистая злость. И она вскипела.

– Что же вы так неосторожно? – девушка в белом халате помогает мне подняться. – Зачем вы вообще из палаты вышли?

– Я бы не вышла, если бы докричалась до кого-нибудь, – цежу зло.

– Знаете, мы тут тоже не чаи гоняем, – фыркает.

Серьёзно?! А у меня ощущение, что гоняют чаи. Без перерыва.

– Тогда хоть костыли можно выдать?! – срываюсь. – Или тросточку?!

– Не кричите! – медсестра тоже психует. – Во-первых, сейчас ночь – все спят. А во-вторых, у нас тут не коммерческая клиника – костыли с тростями ещё достать надо.

– Богадельня чёртова, – ругаюсь тише. – Хотя бы врач у вас есть?

– Врачи из отделения уже закончили работать. Есть дежурный доктор. Вам зачем?

– Хочу узнать, с каких-х… – едва не сматерившись, поджимаю губы. – На каком основании меня собираются выписать?

– Этого вам до завтра никто не скажет, – медсестра ведёт меня под локоть. – Ждите обход с утра.

Заводит меня в палату, помогает усесться на кровать. И тут я понимаю, что она сейчас испарится, а я останусь один на один с пустотой. А завтра меня вообще выпишут. Я поеду в дом, который не помню, с братом, которого не знаю…

– Стоять! – хватаю девушку в белом халате за руку. – Я хочу знать, что со мной! – крепче сжимаю пальцы, глядя ей в глаза. – Когда ко мне вернётся память? Почему мне трудно ходить? Где мои документы? – цежу вопросы сквозь зубы. – Я хочу увидеть мой паспорт. Принесите… – голос дрожит, дыхания не хватает.

Наверное, я сейчас выгляжу как сумасшедшая. Да и чувствую себя душевнобольной. Но как ещё может выглядеть и чувствовать себя человек без прошлого? А возможно, и без будущего.

– Подождите немного, – медсестра ловко освобождает конечность из моей хватки. – Я скоро вернусь.

Она уходит, а я остаюсь сидеть на кровати и сверлить взглядом темноту за окном. В стекле отражение худощавой девушки в больничной одежде, с всклокоченными волосами и бессилием в глазах. Это я. Надо как-то осознать данный факт.

Телефон звонит. Карим.

– Ты почему трубку бросила? – спрашивает строго.

– Хотела узнать здесь у кого-нибудь, почему меня завтра выписывают, – выдыхаю, едва сдерживая слёзы.

– Узнала?

– Нет, – всхлипываю.

Молчание в трубке какое-то растерянное. А я рыдаю от души.

– Послушай, сестрёнка, – он говорит мягко, – не надо плакать. Слышишь?

– Слы-шу… – не могу остановить истерику.

– Я завтра приеду и поговорю с врачом. Всё выясню, обещаю. Со мной ты будешь в безопасности… – замолкает на несколько мгновений. – Я тебя в обиду не дам.

Такие простые и такие нужные сейчас слова. Всхлипнув ещё раз, растираю слёзы по щекам.

– Поклянись, – шепчу.

Снова тишина на том конце связи. Долгая, мучительная.

– Я клянусь, что никому не позволю тебе навредить, – ровным твёрдым тоном, наконец, обещает брат.

И снова просто слова. Но ощущение, что он кровью под каждым из них расписался. Камень на душе становится чуть легче, а в теле появляется слабость.

– До завтра.

Нажимаю кнопку отбоя и ложусь на кровать. Больничные запахи забираются в ноздри – противно. Мне здесь совсем не нравится. Наверное, дома с братом мне будет спокойнее и лучше…

– Сейчас укольчик поставим, и вы поспите, – девушка в белом халате нависает надо мной.

Я только киваю. Устала.

* * *

У меня была бессонная ночь и кипишное утро.

До рассвета я двигал мебель, чтобы создать иллюзию комнаты для сестры. Дом у меня маленький, даже одному здесь тесновато. А теперь нас будет двое. Я отгородил шкафом пространство, притащил туда кровать и тумбу. Получился такой даже уютный закуток.

В восемь утра выдвинулся в город, забрал у Тимура пакеты с вещами, поддельные документы и ещё раз посмотрел в его наглые глаза. Ничего не поменялось. Упырь, как есть.

Потом мне снова пришлось ехать в лес, чтобы распихать женские шмотки по шкафам. Тимур даже фото наши с сестрёнкой изобрёл. Не сам, конечно, но нашёл дизайнера, который за ночь слепил кадры из несуществующей жизни. Много. Не перестаю поражаться креативу этого ублюдка.

– Сыночек, поезжай, – тёплая рука матери сжимает мою лапу. – Давно уже сидишь.

У меня было немного времени, и я заехал в пансионат посмотреть, как устроилась матушка. Всё по высшему разряду. Отдельная комната с хорошим ремонтом, кровать-трансформер для лежачих больных, сиделка круглосуточно.

– Да, скоро поеду, – киваю, взглянув на часы.

– Правильно, – мама улыбается. – Ты много работаешь, но про отдых забывать не стоит. У тебя уставший вид.

Она думает, что я устроился на хорошую работу и с аванса оплатил место для неё в пансионате. Я не смог признаться матери, как достал эти бабки. Ей лучше не знать.

Столько сложностей – башка от них лопается не первый год. И ведь всё может быть иначе. Совсем по-другому. Для этого нужно лишь согласие моей матушки.

– Я могу тебе помочь, – в сотый раз завожу этот разговор. – Одно твоё «да» – и ты будешь здорова. Проживёшь ещё много счастливых лет.

– Что ты знаешь о счастье, сынок? – на губах мамы появляется мягкая улыбка. – Поменять твоё будущее на десяток лет моей жизни? – вздыхает. – Я не стану от этого счастливее. И ты тоже.

– Мам… – хмурюсь.

– Слышать ничего не хочу, – добавляет строгости в тон.

Мы с ней не родня по крови. Я – волк, она – человек. Матушка вырастила меня как родного, а когда стая меня изгнала, она тоже ушла. Мы не родственники с ней, но самые родные друг для друга. И я могу помочь – излечить, продлить жизнь. Один мой укус – и все проблемы решатся, но… она не соглашается. Без её согласия никак.

– Зря не слушаешь, – смотрю на неё исподлобья. – Это глупо.

– Глупо ради жизни старухи ставить под угрозу собственную жизнь. Что будет, если ты встретишь истинную и она окажется человечкой? Просто представь это, – смотрит на меня, приподняв брови. – Потратишь оборотный укус на мать – лишишься всего.

Шанс, что я встречу истинную сильно, невелик. А шанс, что она окажется человечкой, и того меньше. Но мою матушку не переубедить.

Всё дело в том, что если мне несказанно повезёт встретить пару и она окажется не волчицей, а человеком, единственный шанс для нас зачать ребёнка – мой оборотный укус. Он у оборотня один в жизни. Матушка уверена, что я должен беречь эту возможность как зеницу ока. Но я бы хотел помочь ей, а не ждать непонятно чего.

– Мы обязательно вернёмся к этому разговору, – касаюсь губами маминой ладони и встаю.

Мне пора ехать в больницу за сестрой. Опаздывать нельзя.

– Поезжай, сынок, – у матушки на губах лёгкая улыбка. – А я посплю. Устала что-то, – закрывает глаза.

* * *

В больнице прямой наводкой иду к заведующему отделением. Он тоже какой-то знакомый Тимурчика, соответственно – говнюк. Надо забрать у него медицинские документы, а ещё выяснить, что мне делать с девочкой. Может, ей лекарства какие-то нужны или процедуры. Мало того, что бедняжке память отшибло, она ещё и не ходит – ползает.

Только вместо рекомендаций я получаю кучу тупых жалоб. Бедолага не выходит из кабинета с раннего утра. Боится на глаза девочке попасться – вдруг она его опознает? Так подставляться доктор не планирует.

Взахлёб рассказывает, мол, моя сестра полночи терроризировала медсестёр – еле угомонили. А с утра принялась за докторский состав. Требует свои документы, которых у врачей в помине нет. Да я бы на месте девочки эту больницу вообще к хренам разнёс вместе с некоторыми обитателями.

На вопросы мои докторишка не отвечает – истерит только, запивая мандраж чем-то неположенным в рабочее время из чайной чашки. Короче, нечего с этого ссыкуна взять, кроме анализов. Придётся разбираться с состоянием здоровья сестры как-то по-другому.

Здесь ей точно помощь не окажут, а значит и задерживаться незачем.

Забираю выписку и двигаю в палату. Пора валить из этого «прекрасного» заведения.

– Почему так долго? – девочка сидит на кровати явно не в настроении. – Я тебе звонила, – рыкнув, складывает руки на груди.

– Видел, – отвечаю спокойно. – Но трубку взять не мог. Переодевайся, – вручаю ей пакет с одеждой, – и поехали отсюда.

– Мне нужны мои документы, – не унимается. – И с врачом надо поговорить.

– Говорил я с ним. Он тупой, как валенок. Мы тебе другого доктора найдём, – отчитываюсь без подробностей. – А документы вот… – кладу на матрас выписку, паспорт, полис.

Сестра хватает паспорт. Ручонки тоненькие дрожат, а глаза блестят злостью. Вчера она выглядела милее. Испуг и растерянность делали своё дело, а сегодня точка кипения достигнута. Что ж, девочку можно понять.

– Гаязова Асия Ахмедовна… – ненастоящее имя срывается с губ худенькой девочки.

– Всё? Или ещё посидим? – вынимаю из тонких пальцев паспорт. – На дорожку, – смотрю на неё, вздёрнув бровь.

– Всё, – соглашается без радости.

– Давай уже переодевайся, и валим отсюда. У меня от местного колорита изжога.

Про изжогу не соврал. Только она от голода. Жуть как хочется загрызть кого-нибудь. Нервный я стал.

Глава 6

С футболкой я справилась быстро, а вот с джинсами никак. Натянула их до колен и на этом силы закончились. Барахтаюсь, лёжа на кровати – пытаюсь совершить подвиг.

– Помощь нужна? – Карим стоит у окна спиной ко мне.

– Справлюсь, – кряхчу и дышу часто.

– Да ладно тебе, – небрежно бросает брат и поворачивается.

Взгляд у него не родственный. Так на сестёр не смотрят. А вот на объект вожделения – да.

Карим мой брат, но по сути – чужой человек. Если верить его рассказу, общей крови у нас нет. Его отец сошёлся с моей матерью. Хоть и росли вместе, мы не родня.

– Отвернись! – рявкаю.

– Что я там не видел? – невозмутимо бросает и идёт помогать.

Я только булькнуть успеваю от возмущения. Одна огромная пятерня уже вероломно подсунута мне под попу, а другая деловито натягивает джинсы. М-да, непросто такими крупными пальцами справиться с бегунком на молнии.

Ох…

От манипуляций брата у меня всё внутри сжимается. А потом разжимается. И снова сжимается. Спазмы приносят стыдное удовольствие, а в палате становиться подозрительно мало воздуха, словно его кто-то одним вдохом высосал.

– Я сам-м-ма… – мычу, отпихивая от себя нахальные руки.

– Всегда пожалуйста, – довольно скалится Карим.

Справившись с молнией и пуговицей, присаживаюсь на кровати. Стараюсь дышать ровно. Но есть ощущение, что брат носом чует ни с того, ни с сего накрывшее меня возбуждение. И это совсем не метафора. Он стоит надо мной и принюхивается. Как зверь какой-то.

– Может, пойдём? – спрашиваю неуверенно.

Мне уже не надо ни объяснений, ни рекомендаций врачей. На воздух бы. И желательно побыстрее.

– Пойдём, – легко соглашается брат.

Но быстрее не получается. Ни трости, ни костылей. В качестве опоры мне предложено надёжное сильное мужское предплечье. Цепляюсь, и мы с Каримом медленно ползём по больничному коридору.

– Ненавижу это всё… – шепчу с раздражением.

– Приедем домой, клюку тебе выстругаю, – будничным тоном отзывается брат.

Что, прошу прощения? Останавливаюсь и смотрю на Карима большими глазами.

– Выстругаешь? – переспрашиваю в надежде, что мне послышалось.

– Ну да, – он только плечами пожимает. – Найду подходящую ветку и сделаю трость.

– Стоп, – зажмуриваюсь. – Мы что, за городом живём? – открываю глаза.

– Можно так сказать, – хмыкает.

Ох, что-то не нравится мне его ответ. И глаза хитрые. В чём подвох?

– Подробнее, – требую.

– Увидишь, когда приедем, – снова сверкает хитрющими глазами. – А может, и вспомнишь, – добавляет загадочно.

– Так не пойдёт, – мотаю головой. – Рассказывай сейчас.

Вместо слов Карим предпочитает дело – подхватывает меня на руки и бодрым шагом топает к выходу. Это лучше, чем плестись со скоростью улитки. И, чёрт возьми, я чувствую себя в крепких объятиях брата под надёжной защитой. А ещё у меня снова эти непонятные ощущения. Приятные. Это пугает до чёртиков!

Всего несколько минут, и я уже сижу на переднем сиденье большой машины. На такой не застрянешь даже в болоте. Только грязноватая она. М-да… Бардак в салоне конкретный.

Но напрягает не пыль на приборной панели. Не глиняное крошево на ковриках. Бензопила! Рядом с не самой свежей одеждой на заднем сиденье она смотрится зловеще. Я потеряла память – не помню ничего о себе, но эмоции от фильмов ужасов забыть невозможно. Кажется, они отпечатываются на уровне подсознания.

– Это… зачем? – спрашиваю, поглядывая в зеркало дальнего вида.

– Что – это? – Карим ищет взглядом причину моего беспокойства. – Пила, что ли? – оборачивается.

– М-м-угу, – поджимаю губы.

– Дрова пилить, – он смотрит на меня как на умалишённую. – А ты что подумала, сестрёнка? – улыбается.

Жуть всякую. Что завезёт в лес и этой вот бандурой вжик-вжик меня, а не дрова. Тут, случаем, маска хоккейная не завалялась нигде?

– Не обращай внимания, – выдыхаю с дрожью и обнимаю себя за плечи. – У меня, наверное, паранойя.

Не наверное – точно. Но моей власти над параноидальными мыслями нет. Оно само! Я чувствую опасность, но понять её не могу. Ужасные ощущения.

Едем по городу. Виды вызывают лёгкое дежавю, не больше того. Я пытаюсь напрячь извилины, но голова снова начинает болеть. Нет уж, хватит. Разбитый затылок, амнезия, заплетающиеся ноги – этого больше чем достаточно. Со временем память вернётся, никуда не денется. Надеюсь.

Выезжаем из города, двигаемся по трассе. По обочинам лес, на горизонте лента шоссе. Машин практически нет. Только изредка нам на встречу попадаются фуры. А потом вообще начинается гравийка. Становится всё тревожнее.

Финиш паники случается, когда Карим сворачивает на разбитую лесную дорогу. Да, он взял и свернул в густой тёмный лес! Дом за городом в каком-нибудь посёлке – это я ещё поверю, но, чёрт подери, не в тайге же мы живём!

– Куда мы едем? – выкручивая себе пальцы, кошусь на брата.

– Едем домой, – он повторяет уже известную мне мантру.

– Но мы… в лесу, – шепчу из-за сдавленного от ужаса горла.

– Так и есть, – соглашается невозмутимо и останавливает машину.

Карим глушит мотор, а у меня сердце уходит в пятки и умирает там.

Что?.. Зачем? Почему мы остановились?!

Брат выходит из авто, открывает заднюю дверь и берёт бензопилу. Всё, кажется, приехали. Конечная…

– Дрова приметил, – брат кивает на поваленный ствол дерева, который лежит неподалёку, – надо распилить.

Господи, какая же дура! Я уже готова была дёрнуть рычаг на двери и бежать… Ползти, если точнее. Бегать я не в состоянии. Каждому ежу в этом лесу понятно, что далеко я бы не уползла.

* * *

Дров у меня хватает, но я остановился распилить поваленное дерево. Пока я работаю, пусть девочка пораскинет мозгами и догадается, что теперь её дом в лесу.

Не хочу объяснять. Все мои объяснения сведутся ко лжи. Язык не поворачивается врать бедняжке. Лучше пустить всё на самотёк. Сестрёнка сама придумает несуществующую жизнь, а я поддакну в нужный момент.

Загружаю деревянные чурки в багажник и плюхаюсь за руль.

– Всё, можем ехать, – завожу мотор.

– Значит, мы живём в глухом лесу? – сестра кусает губы.

– Да, – мысленно выдыхаю с облегчением.

– Почему? – поворачивает ко мне голову.

– Так сложилось, – всё, что могу ответить.

– У тебя нет семьи? – хлопает ресничками.

– Ты моя семья, – выдавливаю из себя враньё.

– Я имела в виду жену и детей.

– Жены и детей у меня нет. Ты тоже не замужем. И ни с кем не встречаешься, – следующая порция лжи тоже идёт с трудом.

– Ну-у, неудивительно… – девочка кривится. – В таком месте можно разве что за волка замуж выйти.

Это точно. Волки тут водятся. Один даже с человеческим паспортом. Хоть сейчас под венец.

– Я не спешу связывать себя узами брака, – решаю технично съехать с темы. – Сначала надо денег заработать, жизнь наладить.

– Угу, и чем мы в лесу зарабатываем? – тоном махрового скептика спрашивает сестрёнка.

– Охотой, – говорю правду.

Несколько мгновений молчания на раздумья, и моя новая родственница вздыхает:

– Брат и сестра живут в тайге, зарабатывают охотой. Это бред какой-то, – разводит руками. – Если нет жилья, можно устроиться на работу в городе и снять квартиру. Я не понимаю.

Да, согласен – звучит как отборный бред. Надо исправлять ситуацию.

Глушу мотор, сжимаю баранку до скрипа и смотрю сквозь лобовое стекло. Снова придётся импровизировать, перемешивая правду с ложью.

– Меня не возьму на нормальную работу, – приоткрываю занавесу тайны.

– Это почему? – девочка в недоумении. – Надо просто приложить усилия и…

– У меня семь лет отсидки, – перебиваю её жёсткой правдой.

– Оу-у… – глазёнки становятся круглыми. – За что?

– За убийство.

– Ты серьёзно? – сестра бледнеет.

– Слетел с катушек, защищая близкого человека.

Девочка переваривает информацию, кусая губы.

– Можно узнать, кого ты защищал? – наконец, решается спросить.

– Можно. Но не сейчас, – отвечаю сухо.

От давно пережитых эмоций меня начинает крыть. Не хватало только, чтобы от воспоминаний крыша поехала.

– Тогда расскажи, что с нашими родителями. Где они? – сестрёнка не унимается.

И тут мне придётся врать конкретно. Я даже о своей матери рассказать не могу. Моя немощная матушка находится в пансионате с круглосуточным уходом, а больную сестру, я везу жить в глухомань, куда даже скорою не вызвать. Максимально странная история.

– Мой отец и твоя мать давно почили, – говорю, а посмотреть на девчонку не могу. От стыда сгораю.

– А твоя мать и мой отец? – мнёт пальцами переносицу.

– Голова разболелась? – ловлю момент, чтобы закрыть неудобную тему.

– Есть немного, – отвечает тихо.

– В таком случае завязываем. Достаточно информации на сегодня.

– Ты прав, – сестра массирует виски.

Вот и хорошо, а то я уже вспотел от морального напряга.

Завожу машину и давлю на газ. Домой едем. В лесной избушке всегда дел по горло. Вот и займусь, чтобы на разговоры не было времени.

Минут десять нехилой тряски по кочкам – мы на месте. Полумрак соснового леса, чириканье птиц и мой скромный дом с не менее скромными придворовыми постройками. Для меня пейзаж привычный, а девочка разглядывает всё это с интересом. Но из машины выходить не спешит.

– Что-то вспоминается? – спрашиваю, прекрасно понимая – нет.

– Ничего, – вздыхает. – Здесь мило.

Милее не придумаешь, ага. В анамнезе у этой малышки сытая жизнь в шикарном доме. Да, муж у неё судак конкретный, но это не отменяет сытой жизни в прошлом. Хорошо, что она этого не помнит, потому что теперь всё будет на много уровней ниже.

Помогаю сестрёнке выбраться из тачки и, придерживая за талию, веду к дому.

Запах у неё… сладкий. Я даже на пару мгновений ловлю лёгкое головокружение. Ни хрена себе! Никогда со мной такого не случалось. Тем более из-за аромата женщины. Не знаю, с чем его можно сравнить… Пахнет жена Тимура так, что у меня едва слюни не текут. Я это ещё в больнице приметил, но тогда не до обнюхиваний было. А сейчас накрыло меня. Надо с этим что-то делать.

Помогаю девчонке сесть на чурку для рубки дров:

– Погоди секунду, – иду к бочке с дождевой водой.

Умываюсь, растирая горящую непонятно от чего рожу ладонями. Запах девочки… в ноздрях стоит, не уходит. Хоть сморкайся, честное слово! И штаны в районе паха внезапно становятся малы. Хочется в эту чёртову бочку нырнуть полностью. Не понимаю, что происходит и как от этого избавиться.

– Это дом, – сестра кивает на избушку. – А это что? – показывает взглядом на постройку поменьше.

– А?.. – отплёвываюсь от воды. – Это?.. Баня. Мыться.

– Я думала, сарай, – смущённо улыбается. – Извини.

– Не за что, – выдыхаю. – Ты права, её давно пора перестраивать. Да и дом нужен побольше.

Э-э, уважаемый! Откуда энтузиазм? Откуда, мать его?!

До сегодняшнего дня меня всё устраивало. И избушка моя малогабаритная, и баня покосившаяся. А сейчас едва не подпрыгиваю от желания срочно поставить тут хоромы с бассейном и джакузей. Чо за дела?! Может, ещё корову заведём с домработницей? Дебил!