Текст книги "Сказки Рускалы. Василиса (СИ)"
Автор книги: Ляна Вечер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
Глава 12
– Не гляди на него, – я потащила разбойника за рукав.
– Помню.
Не зря Соловей на пироги захаживал. Пока уплетал мою стряпню, развлекала гостя рассказами и про вестника говорила.
Ворон вспорхнул на ветку и призывно гаркнул. Ох, как же захотелось обернуться к птице, еле удержалась. Соловей напрягся не меньше моего, на шее тонкой струйкой забилась жилка.
– Убил бы его, но как в слепую нож кинуть?
Вестник зашелся в гортанном карканье, шумно забил крыльями, пролетев перед нами. Молодец успел вскинуть руку, но птица ловко ушла за спину.
– До старости хороводы водить станем, – зло процедил парень.
– Что ж я не сообразила! – догадка ошпарила кипятком – шапка-невидимка!
Накинет ее Соловей и убьет нечисть, взглядами не встретившись. Я потянулась к сумке, перекинутой через плечо. Вестник снова оживился и закружил подле. Чтоб ты сдох, нечисть крылатая! Он даже не глядя в душу лез, одним только карканьем. Страшно, и ноги – тесто мягкое.
Новый круг птица не закончила. Резкий рывок – и старенькая ткань треснула под острыми когтями, выпустив на подтаявший снег все, что было в сумке. Соловей с силой метнул нож, но промахнулся – кинжал глухо брякнул, войдя по рукоять в толстую сосну.
Книжка Феклы раскрылась, весенний ветер заиграл страницами. Нельзя глядеть на вестника, нельзя! Неловко шагнула к книге и расстелилась в рыхлой каше, успев дотронуться до шершавой бумаги. Кривые птичьи пальцы оставили рваные отметины на листе, а я щепотью уцепилась за край. Вестник поднялся в воздух, увлекая за собой тетушкину книгу, в кулаке хрустнул кусок страницы. По земле, мерцая черным пламенем, покатились руны заклятья Вечности. Часть улетала к вестнику, часть исчезала в моей пятерне.
Колдовство, запертое в книге, почуяло неладное и решило защищаться. Изогнувшись от пронзительной ломоты в теле, я заорала от боли. Мощь заклятья безжалостно прошлась по телу, словно вражеская рать. Вестника и краем силы не зацепило, он спокойно поднялся выше и исчез, забрав книгу и надежды на лучшее.
Недооценивать врага – последнее дело, и тут я оплошала. Не слыхала, чтобы вестники на людей первыми нападали, да еще воровали. Видать, Кышеку заклятье Вечности нужно больше, чем представить могла. Шутка ли – птицу такой силищей наделить!
Встав на четвереньки, почуяла, как из носа покатились частые капли, оставляя на снегу алые отметины. Соловей принялся поднимать меня. Узкие, раскосые глаза парня округлились, пальцы суетливо сминали плащ.
– Василиса, что ж ты делаешь?! – сокрушался разбойник. – Сама говорила – нельзя книгу с заклятьем рвать…
– Будто я специально, – захлебываясь, бухтела в комок ткани.
– Теперича паскудник заклятье Вечности Кышеку доставит прямо в руки.
– Не доставит… не все, – разжала кулак и показала молодцу обрывок страницы.
– Дай-ка сюда, – он внимательно посмотрел на руны. – Глянь, Вась, тут с дюжину слов будет.
Пока ехали до хутора, у меня голова совсем мутной сделалась. Добро шибануло колдовство, да не сразу почуяла. Дурман забрался глубоко, меня мутило, дорога ходила кругами – чуть из седла не ушла.
Когда послышались людские голоса, мы остановились. Соловей спешился и прошелся вперед, превращая снег в кашу. Наши следы здесь единственные – глухое местечко.
– Лошадь на хуторе оставлю, сам пешком в Глухомань вернусь.
– Как бы худо не вышло, – я сглотнула подкатившую тошноту, – Кышек за нами пошлет, не сомневайся.
– Не родился еще тот, кто Соловья-разбойника погубит, – храбрился молодец, но по глазам видела – боязно.
– Возьми, – достала из-за пазухи скомканную шапку-невидимку и протянула парню.
– Вот за это спасибо, не помешает.
– На хуторе не задерживайся.
– Не буду. Пирогов твоих там все одно нет, – заулыбался Соловей.
Лежа в сугробе, на морозе диву давалась – где весна-то? Знала бы, где упаду, теплее бы оделась. На небе перемигивались звезды, Крес фыркал рядом, то и дело щекотал губами макушку.
– Живая я, живая, – легонько хлопнула коня по морде, чтобы отстал.
Матушки-батюшки! Огромная луна освещала округу не хуже сотни факелов. Здесь и впрямь зима, недаром морозец щипал кожу. Мы с найтмаром очутились на берегу реки. Мостик справный: обоз пройдет – он не колыхнется, а речка странная... Бережок чуть снегом припорошен, рыхлый – сапог топнет. Запустила палец в землю и обомлела – кисель же!
Пытаясь согреть озябшее тело, закуталась в плащ и зашагала по мосту, конь отправился следом, что верный пес. Спать хотелось, слабость в теле страшная играла. За перину и одеяло дала бы неприлично много золота, да денег все одно не было. Где же Кощей? Обещал, брошу перстень и подле него окажусь. Может, соврал? С него не убудет. В сказках читала о его злодеяниях: как города без крошки хлеба оставлял, как девиц невинных к себе в хоромы увозил. Что ему ложь? Так, забава…
Скоро сквозь легкую дымку тумана углядела строения. Огромные терема стояли вплотную друг другу в окружении высокого частокола. Не меньше десятка – богатое жилище, только неухоженное. Боюсь представить, сколько веков не красили резные срубы. Вошла в ворота и почуяла, как земля из-под ног ушла. В хороводах перед глазами мелькали людские черепа на частоколе и коптящие факелы. Полная луна двоилась, звезды весело приплясывали в небе. Тяжелый, холодный воздух туго заходил в грудь, разрывая изнутри.
– Не ждал гостей, – голос Бессмертного прозвучал совсем рядом.
Колдун стоял далече, на высоком крыльце одного из теремов. Как и прежде статный, разодетый в черные шелка мужчина выглядел среди старых запущенных построек, словно новенький золотой на грязной тряпке.
– Худо тебе, ведьма? – Кощей разом оказался подле меня и протянул руку.
– Не шибко хорошо.
– Ну и разит от тебя, – он сморщил нос, прищурив медово-карие глаза. – Ты в бочку с крутым зельем упала? – последнее слово колдуна вошло в уши эхом, вокруг стихло.
Очнулась в тепле, укутанная в тяжелую медвежью шкуру. Просторный зал наполнял мягкий свет: сотни полторы свечей – не каждый себе позволить может. По стенам дубовые полки от пола до потолка заставлены книгами. Голова закружилась от запаха бумаги и кожи. Нос защекотала пыль, но при виде такого великолепия никто чихнуть не решится. Открыв рот, глянула вверх – обложки переливались почище сокровищ в государевой казне: драгоценными камнями украшены, золотыми нитями вышиты.
– Легче, ведьма? – хозяин сидел на стуле с высокой спинкой, вроде трона.
– Не знаю, – вытащила руки из теплого меха и попыталась подняться. Точно такой же «трон» тихонько пискнул подо мной.
– Не спешила бы, серьезная беда с тобой приключилась.
Я, конечно, добро получила от заклятья Вечности, но до серьезной беды не дошло, слава солнцу. Цела, жива – это главное. Кощей уловил мое непонимание:
– Дай руку, – он слегка изогнул брови и взглядом чуть не в душу залез.
Меня передернуло от прохлады его ладоней. Бессмертный ухмыльнулся, поняв, отчего вздрогнула – сделалось неловко. Колдун набрал воздуха в грудь и выпустил дыхание на мою ладонь. Из руки в воздух метнулись две черные руны, я вжалась в спинку стула и замерла от ужаса.
– Не бойся, ведьма, – голос колдуна показался холоднее кожи, – я их унял, вреда не причинят, но вытащить из тебя не смог. Расскажешь, что за напасть такая? – он собрал мои пальцы в кулак, и надписи исчезли.
Ох, как спешила рассказать! Слова бойко рвались с губ, я путалась, дюжину раз возвращалась к началу, забывая, о чем говорю. Кощей терпеливо слушал, но оставался безразличным. Ни искорки волнения в глазах, лицо что камень. Обычно одно упоминание заклятья Вечности вызывало у людей неподдельный страх или удивление, но не сейчас, не у Бессмертного.
– Не очень интересная история, – зевнул колдун, – но раз такое дело, можешь у меня пожить какое-то время.
– Как пожить? Я не за тем пришла.
– Зачем же?
– Помощи просить.
– Разве я не помог?
– Помог, конечно, – растерялась, ведь и впрямь помог. – Только Рускалу так не спасти, Гороха на трон не воротить…
– Погоди-погоди, – ладонь Кощея закрутилась в завершающем жесте, – ты всерьез думаешь, что мне до Рускалы и Гороха есть дело?..
Вот тут я пыл поумерила. Ожидала, что Бессмертный сразу не согласится, но чтобы так жестоко отрубить голову надежде… Слов не нашлось ответить. Рот открывала, воздух, что рыбка, хватала, да ничего не придумала.
– …Хоть черт лысый на трон Горохов влезет – плевать.
– Мне о тебе другое сказывали, – наконец, собрала разлетевшиеся мысли и заговорила. – Яга, Соловей, Малуша – все говорили, что ты не такой, как в сказках написано. Видать, ошиблись они.
– Друзей моих не тронь, – зло бросил Кощей.
– Они и мои друзья. Вот только никто из них не сомневается – вызволять надобно Рускалу из рук Кышека.
– Горох, по-твоему, не понимал, что Кышек на трон метит? Что ж теперь всякому малохольному помогать?
– Понятно, – я с трудом выбралась из тяжелой медвежьей шкуры и поднялась со стула. – Зря пришла.
– Куда собралась? – колдун встал на пути. – Ты хоть знаешь, как отсюда выбраться?
– Разберусь, – схватила плащ со спинки стула.
– Тут заночуешь, – он резко развернулся и отправился к выходу.
Хворь отступила, но силы пока не вернулись. Догнать Кощея не вышло, и я уперлась в закрытую дверь. В замке послышался поворот ключа.
– Эй! Отвори! – барабанила кулаком да сапогом прибавляла. – Отворяй, кому говорю!
– Утром, – глухой, холодный голос колдуна исчезал вместе с гулкими шагами.
Вот ведь ирод, запер! Прислонилась к двери и еще раз ударила каблуком. Что ни день – новые неприятности. Да когда же это закончится-то?! Поглядела на ладонь – через кожу виднелась пара рун. Словно воском залитые знаки слабо переливались черным светом. Что же получается, заклятье Вечности на три части разделилось: одна в книге осталась, вторая на клочке бумаги, а третья во мне спряталась?
Уставшая, ослабшая забралась в шкуру и устроилась поудобнее на стуле. Высплюсь, а утром отправлюсь бабу Ягу искать. Других мыслей все одно нет.
Проснулась от чужого дыхания. Открыв глаза, встретилась взглядом с нависавшим надо мной колдуном и чуть не взвизгнула. Кощей сразу выпрямился и, скрестив крепкие руки на груди, недовольно сдвинул брови.
– Уже утро? – в окно заглядывало яркое солнышко, спина затекла. – Значит, я могу уходить, – потянувшись, откинула край шкуры.
– Не можешь, – бросил Бессмертный и мягко опустился на соседний стул.
Колдун подпер голову кулаком и задумался. Терпение мое понемногу испарялось. На рожон лезть не хотелось, но отказ сбил с толку. Молчание звенело в ушах, в голове билось беспокойное сердце.
– Я подумал и решил… – в утреннем солнце на пальцах Кощея заиграли блеском драгоценные перстни, – решил, что помогу.
Заворожено глядела на сверкавшие грани камней. Нацепил с десяток, да и одежа на нем сегодня… нарядная, что ли. Рубаха светлая до полу, вышивка – птицы заморские в садах красочных. Вон, даже лысина блестит.
– Ты слышишь, чего говорю, ведьма?
– А? Да-да, слышу, – встрепенулась я. – Помочь решил, значит. Чего это?
– Слыхала, что утро вечера мудренее? Так и есть.
– Ой ли? – недоверчиво сощурилась я.
– Не язви, – почти приказал колдун. – Отправлюсь в палаты Гороха, разузнаю, что да как, а ты меня здесь обождешь. К вечеру ворочусь, там и решим.
Согласия дожидаться не стал, встал и отправился прочь из зала.
– Снова запрешь?
– Нет, – Бессмертный на мгновение замер, но не обернулся, – можешь по теремам ходить, но со двора ни шагу.
Колдун оставил дверь приоткрытой, словно в подтверждении доброй воли не закрывать меня здесь. За порогом оказалось не так тепло. В коридоре ни души. В таких хоромах должно быть не меньше полусотни прислужников.
Побродив немного по пыльным закоулкам, поняла – никого не встречу. Пуст дом Кощея, что дырявое ведро. Окна грязные в паутине, половицы визжали почище девок в холодной речке. Домовуха во мне чуть не кричала от такого запустения. Чуяла – когда-то здесь домовые водились. Их следы, невидимые глазу, но не скрытые от моего носа, повсюду, разве что мхом не поросли – так давно это было. Дверей не один десяток, все заперты, а в замочных скважинах темнота. Чудное место, колдовством из каждого угла несет, а на что чары наложены – непонятно.
Живот свернуло от голода. Поискать кухню да сообразить себе каши. Наберусь сил и во двор отправлюсь. Найтмар, поди, тоже голодный, еще и не поеный, на холоде ночь стоял. Спустилась по лестнице вниз и оказалась прямо перед входом в кухню. Петли голые, двери сняты. Грязища кругом, света белого не видать. Печь добрая, но до того закопченная… Посуда, что ни горшок – с трещиной, что ни тарелка – жиром перепачкана. Ложки под столом валяются, полотенца можно ставить – не упадут. Воды в кадках нет, бочки какие-то – огурцы квасили или капусту. Плесень, пауки, пыль – добренькое утречко. Даже есть расхотелось.
Нет, так дело не пойдет. Взмахнула руками, зашептала заклятье и выпрыгнули метелки. Давай по кухне ходить, по углам пауков гонять, пыль смахивать. Воды сообразила, тряпки лихо по полу заерзали, посуда закружилась и чистая на полки отправилась. С печкой дольше всего возилась. Пока копоть убрала, так умаялась, даже вспотела.
– Вот это я понимаю! – с печи спрыгнул огромный – размером с рысь будет – черный кот с белой грудью.
От удивления присела на лавку и за грудь схватилась. Чтобы кошки по-человечески говорили – не слыхала еще. Котяра деловито обошел чистую кухню, подергивая пушистым хвостом, и присел напротив.
– Хорошо-то как, – желтые глаза довольно сощурились, – а сметаны можешь?
– Могу, – удивленно выдохнула я.
– Будь добра, девица, побалуй меня, – морда с богатыми усами растянулась в улыбке.
Не решаясь встать с лавки, шепотком стянула с полки тарелку и наполнила жирной сметаной. Кот осторожно понюхал угощение и принялся слизывать.
– Уважила, спасибо, – мурлыкнул пушистый и принялся умываться, как обычные кошки после еды.
– Еще?
– Попозже, – натирая лапой морду, сообщил он. – Ты к Кощею надолго?
– Надеюсь, нет.
– Жалко, уж больно сметана вкусная. Я тут частый гость, можно сказать, живу, и с едой в хоромах негусто, ежели честно.
– А… – я замялась, – а кто ты?
– Кощей не говорил? – в голосе кота послышалось огорчение. – Баюн, кот Баюн. Может, слыхала?
– Конечно, слыхала, – теперь стало понятно, что из ума не выжила, просто кот волшебный. – Ты сказки рассказываешь, а люди засыпают, потом на грудь им прыгаешь и до смерти задираешь…
– Ой-ой! – остановил меня усатый. – Наговорят, а ты слушаешь. По-твоему, выходит, я злодей какой-то.
– Так в книжках написано.
– Нашла кому верить – книжкам. Нет, конечно, бывало дело – помирали, – желтые глаза задумчиво уставились в потолок, – но это редкость. Что мы все обо мне да обо мне? Как тебя звать?
– Василиса.
– Хорошее имя. Кощей о беде твоей рассказал, а как звать – не говорил.
– Он меня все ведьмой кличет, без имени, – отмахнулась я.
– Шибко не обращай внимания. Одичал совсем в одиночестве наш Кощей. Только я к нему и захаживаю.
– Такой уж одинокий?
– Напрочь, – кивнул Баюн. – Когда-то здесь жизнь, что кипяток из котла выплескивалась, а теперь глушь да паутина. Еле уговорил его по Рускале погулять. Горох давно на разговор звал.
– Что за дела у Кощея с Горохом?
– Да какие дела, – кот поднялся и запрыгнул ко мне на лавку, – так, делишки. Царь хотел за него Несмеяну сосватать. К государевой дочери повадился аспид летать, дюже папку раздражал.
– Потап-то? Не самый плохой суженый для Несмеяны.
– Знакома с ним, значит… Может, и не плох он, но для царевны не пара, а Кощеюшка – жених видный: злата, серебра, каменьев – не счесть, да и дань ему давненько не плачена.
– Какая такая дань?
– Много шибко вопросов, – недовольно мурлыкнул Баюн. – Дань как дань, обыкновенная. Кощей все одно не согласился Несмеяну замуж взять.
– И хорошо.
– Чего это?
– Уж лучше за аспида, чем за Бессмертного.
– Глупая ты девка, Василиса, а так сразу и не скажешь, – кот поджал лапы и приготовился задремать. – Пойди, Кощею в благодарность ужин сообрази. Он тебя спас, помочь согласился, – Баюн приоткрыл один глаз. – Вечером голодный вернется, опять яблоками перекусит.
– Мне коня накормить-напоить надобно.
– Напоен, накормлен уже, – пушистый обнял себя огромным хвостом. – Займись ужином, не побрезгуй.
Не горело в сердце пожара обхаживать колдуна, но кот прав – отблагодарить надо. Вон, даже про Креса не забыл. Для начала прошлась шепотками по коридорам – вычистила все до блеска, к вечеру управилась. Как стемнело, везде факелы зажгла. Засияли хоромы Бессмертного. Хоть и старенькое здесь все, облезлое, но порядок быть обязан.
Вспомнив, как Кощей пировал, когда грамоту мне выдал, поняла, что кухня тесновата. Решила в зале, где ночевала, ужин справить. Там стол большой, места много. Надо расстараться, чтобы попробовал колдун стряпню и понял – не едал такого никогда. Пирогами не обойтись, даже полбыка дело не спасло бы. Давненько не готовила пир горой… Ох, только бы не оплошать.
Первым на стол упал лебедь запеченный, румяный да ароматный – во главе стола оставила. Хорош! Перепелок в чесночной подливе на золоченом блюде разместила – кожа поджаристая на драгоценном металле еще краше смотрелась. Взмахнула руками – и поплыли в воздухе почки заячьи, уже в молоке моченые, им навстречу сало тонкими ломтями – и ну оборачивать потроха. На прутики наделись, с угольками над столом заплясали верченые почки. Поглядела-поглядела и лапши намесила, чтобы не пустые стояли. Щуку нафаршировала туго, ухи жирной из стерляди наготовила – у самой слюна капала. Совсем без пирогов обойтись нельзя, но просто на тарелку сложить – скучно как-то. Наворожила деревце и развесила на ветках малюсенькие пирожки сладкие да пряники.
Оглядела свою ворожбу – не хватает чего-то. Словно на столе пусто. Пальцы сами собой заходили, губы зашептали, сердце в груди затрепетало – и встали на столе хоромы Кощеевы из сахара. Весу в них пуд будет, а от настоящих не отличить. Разве что домики не облезлые. Вот теперича все, нечего добавить.
Не успела косу поправить, как услыхала шаги за дверью. Скорее волосы лентой перевязала, стулья к столу подвинула. Сидела, дышать боялась. Не понравится, я же не переживу! Столько стараний, столько сил в ужин вложила. В животе до боли заурчало – завтрака не было, обед тоже пропустила…
– Ведьма, твоих рук… – Бессмертный не договорил, взгляд зацепился за яства, в лице поменялся. – Это что такое? – голос колдуна проваливался. – Терема мои, что ли?
– Ага, – боязливо мяла пальцы, – похоже?
– Как вылитые! – Кощей жадно вдохнул запахи, и в медово-карих глазах вспыхнули задорные огоньки. – К чему такой пир? – он потер ладони, явно готовясь досыта поужинать.
– Поблагодарить хотела за то, что меня вылечил, руны усмирил да в помощи не отказал. Узнал, чего в палатах Гороха делается?
– Обожди, – он поднял ладонь, – благодарность принимать стану.
Глава 13
Колдуна за столом не узнать. Обычно весь из себя важный, степенный, он накинулся на еду и казался несуразным, что дите малое. Дотягиваясь до миски с ухой, неуклюже ронял куски на пол. Чуть не опрокинул блюдо с лебедем, гремел тарелками и так аппетитно чавкал… Диву давалась, ковыряя ложкой фаршированную щуку.
– Вкусно?
– Пойдет, – колдун даже глаз не поднял.
Когда последний пряник исчез с деревца во рту хозяина, пиршество остановилось. Кощей с чувством вздохнул и откинулся на спинку стула. Закрытые глаза и тяжелое сытое дыхание, едва заметная улыбка в уголках губ – видать, по нраву пришлось угощение.
– Спасибо тебе, ведьма, – не размыкая век, заговорил Бессмертный, – давненько здесь женской руки не было.
– Вот это и странно, – отодвинула свою тарелку с недоеденной щукой, – поговаривают, что девиц у тебя много, а жены до сих пор нет. Живешь один, дом запустил, домовые и те разбежались. Ты невест, случаем, не ешь?
– О-о-ох, – тяжело закряхтел Кощей в поиске удобного положения. – Я ведь даже обозлиться толком не могу. Ведьма-ведьма, накормила до отвала и издеваешься.
– Больно нужно, – я хмыкнула, понимая – ничего он о себе не расскажет. – Разузнал, что в палатах у Гороха творится?
– Кышек на троне, царь в темницах, аспид твой тоже в кандалах. Еще гадалка у Кышека есть…
Услыхала о гадалке, и в сердце будто игла вошла. Неужто снова Досада в полон угодила? Стоит ей кинуть кости, узнает Кышек, где искать оставшиеся части заклятья.
– Гадалка не чертовка случайно? Шубка у нее белая и рыльце свиное.
– Похожа.
– Плохо, ой как плохо! Кощей, обличи самозванца, ты ведь древний колдун, ты сможешь.
– Простая какая, – выпучил глаза Бессмертный. – Ладно, Горох дурак дураком, но Кышек-то с головой дружит. Чародеи государевы на его стороне, и воевода тоже. Плахи не боюсь, но в цепях болтаться что-то не хочется.
– Что же делать? Чертовка им все как на ладони покажет.
– Здесь ты в безопасности. К моим хоромам просто так не подобраться, впрочем, как и выбраться. Завтра перенесу сюда Соловья и Ягу, вместе решим, что делать.
– И Несмеяну, она палаты царские лучше нас всех знает.
– И Несмеяну, – немного поразмыслив, согласился Кощей. – А сейчас спать иди, опочивальня давно готова.
– Сначала коня накормлю.
– Накормлен уже, – Кощей потянулся к сахарному терему и отломил кусочек. – И не надо перечить, – продолжать разговор Бессмертный явно не собирался.
Опочивальню отыскала быстро. Единственная распахнутая дверь на весь коридор так и манила к порогу. На удивление внутри оказалось чисто и тепло. В углу стреляла влажными дровами печь, широкая постель хвасталась пухлыми подушками да чистой простыней. Вместо одеяла снова шкура медвежья. Охотится, что ли, Кощей? На сундуке нашла теплую рубаху до полу. Приятно стало – позаботился о гостье хозяин. Еще бы в баньку сходить, но пришлось довольствоваться водой из кадки и рушником – тоже неплохо.
Переодеваясь, развязала пояс, и на пол повалились мои скромные пожитки. Плохо без сумки-то. Натянула чистую рубашку и, плюхнувшись на коленки, стала собирать вещи. Мятый обрывок заклятья Вечности играл проклятыми рунами да тоску нагонял.
– Добренького вечера, – мурчащий голос Баюна неожиданно раздался за спиной.
– Зачем подкрадываться? – наскоро замотала клочок теткиной книги в пояс и сунула в рукав.
– Не серчай, – богатые усы дернулись от широкой улыбки. – Кощей просил с тобой заночевать. Беспокоится.
– Обо мне беспокоится?
– Конечно, ты ведь его гостья. Как иначе?
Недоверчиво улыбнулась пушистому, взбивая подушки. Кот завел громкое урчание и ловко вспрыгнул на кровать. Потоптался по мягкой перине, выпуская когти, как положено кошкам. Устроившись в ногах, спрятал нос в хвосте и закрыл желтые глаза. Ну раз так, будем спать. Забравшись под шкуру, устроилась поудобнее.
– Василиса, будь спокойна, ежели Кощей вызвался помочь – поможет, не бросит, – Баюн мягкой поступью прошелся по кровати и улегся ближе ко мне.
– Не о том сердце плачет, – почесала кота за ухом.
– Расскажи, – желтые глаза блеснули в мягком свете.
– Ох, так сразу и не сообразишь с какого края начать… Запуталась я, все в жизни с ног на голову перевернулось. Любимый меня оставил, а лиходеи из сказок друзьями стали. Вот скажи, как понять – где добро, а где зло?
– Нет, Василиса, ни добра, ни зла, – голос Баюна сделался твердым. – Как лиходей говорю, знающий не одну тысячу сказок.
– Как же это?
– Обыкновенно, – кот уселся на перине. – Вот ты попала в передрягу с заклятьем Вечности, так?
– Так.
– Добрая, простая девица, домовой волшбой занимаешься – так?
– Так.
– Когда-нибудь о тебе тоже сказку сложат, и, слава солнцу, ежели сказитель все верно истолкует, а народ его правильно поймет.
– Что же, врут сказки?
– Не врут – приукрашивают. Так что Яга у нас молодцев в печи варит, а Кощей девок губит.
Про Бессмертного не уверена, а что ведьма с молодцами в печи творит – своими глазами видала: ничего худого, только польза им. Да и сама баба Яга – приятная старушка. Язык не повернется о ней плохо сказать.
– Гляди в оба, Василиса. Порой люди совсем не те, кем кажутся.
Щелчком пальцев потушила свечи и прижалась щекой к мягкой подушке. Урчание кота скоро стихло. Уснул Баюн, а мне не спалось. Все думала о его словах. Прав усатый, хоть тресни – прав.
Тихонько поднялась с кровати и запустила ноги в сапоги. За окном стеной валил снег – зима зимой… Жаль на улицу ходить не велено. Люблю ночные снегопады. Кругом тишина, и будто слышно, как снежинки на землю опускаются, шуршат. Вздохнула, ощутив себя полонянкой. Нет уж, по теремам прогуляюсь, хоть в окна на снег погляжу. У Кощея двор ночью светлый, да и сна ни в одном глазу.
Бессмертный – любитель бесконечных коридоров и переходов между теремами. Ума лишиться недолго, или ног. На первом этаже остановилась у самого большого окна, и забыла, как дышать. На улице творилась настоящая сказка. Снегопад поутих, на землю опускали редкие хлопья. Сверкая в свете доброй сотни факелов, снежинки казались драгоценными камнями. Ни одна сокровищница, ни одна царская казна не видала такого великолепия. Даже черепа на частоколе больше не пугали.
– Васенька… – хриплый голос здорово напоминал Яркин.
В ужасе дернулась назад и, обернувшись, почуяла, как сжалось сердце. Показалось? В теремах тишина, только стены иногда щелкают бревнами на морозе. Лучше спать пойду, не к добру это. Только шаг сделала, снова хрипотцой в уши зов прилетел:
– Вася, Васенька…
Кроме лестницы на второй этаж, тут еще одна имелась – вниз вела, и голос точно оттуда слыхала. Что Яру в подвале Бессмертного делать? Когда голова понимает, а ноги ее не слушаются – отыскать неприятности легче легкого.
Голос друга звал все настойчивее, а сердце стучало так быстро, что в груди гудело. Перебрав ступени, очутилась в подземелье. Душный воздух, на стенах факелы коптили, освещая тяжелую кованую дверь и несколько распахнутых решеток. Дальше – полумрак и темнота.
– Вася…
Готова была руку на отсеченье отдать – из самой глубины каменного коридора звал Ярка.
Дернула из кольца горящий факел и зашагала к темноте. Волнение выходило дрожью, огонь в руках трясся, а я неслась на зов.
– Ярушка, – шепот сорвался с пересохших губ, когда увидала любимого за толстыми прутьями запертой решетки.
– Вася, беги от Кощея! – в грязной рубахе, бледный, он ползком отправился ко мне.
– Как ты здесь, Ярка? Что приключилось?
– Уходи из хором, уходи… – словно безумный повторял друг, глядя на меня остекленевшими серыми глазами.
– Да куда бежать-то?! Как же тебя здесь оставить?!
– Не уйдешь – оба умрем. Беги за помощью, Вася! На тебя одна надежа.
– Яр…
– Беги, скорее. Скорее, Вася, – во взгляде милого столько мольбы, что дурно сделалось.
Выходит, обманул Кощей, ирод проклятый! Запер Ярку, меня из теремов не выпускает. Неужто он с Кышеком заодно? Вот так угодила, Василиса Дивляновна. Отдаст меня в руки лиходея, и поминай как звали. Кто знает, какие у них с самозванцем дела? Небось, продал меня Кышеку, уж злато Бессмертный любит – это всем известно.
Дверь терема громко хлопнула за спиной. Достала из рукава свернутый пояс с торчащим краешком обрывка заклятья Вечности и замерла. Во рту заиграл соленый привкус, губу защипало. Нечего тут думать, тикать надобно! Угодить в подземелье Бессмертного – раз плюнуть, тогда уж не вытащить мне друга.
По двору крадучись ходила, во все постройки заглянула, но Креса не нашла. Куда найтмара дел, паршивец?! Может, и нет моего коня больше. Сытый да напоенный…
Ничего вокруг не замечала, неслась по мосту через речку, доски под сапогами свистели. От факела толку мало – ни рожна не видать. Сама не поняла, как в лесу очутилась. Споткнулась о торчавшую корягу и полетела в сугроб, выпустив огонь из рук. Нырнула палка в снег и потухла. В кромешной тьме я очутилась. На небе ни луны, ни звездочки – затянуло снежными тучами. Будто ослепла я.
Зубами от холода стучала – в одной рубахе на морозе несладко. В ногах силы пропали. Да и куда бежать теперь? Только подумала – сгину в ночном лесу, как доля придумала новую напасть. Шорох крыльев, и у ног очутились два красных огонька – вестник. Глаза не видели, но почувствовала, как птичьи когти полоснули по рукаву, куда спрятала заклятье.
– Ведьма, ты сдурела?! – огоньки глаз нечисти разошлись в стороны и потухли, яркое пламя на миг осветило зимний лес.
Кощей из Нави, если нужно, достанет. Холодные ладони Бессмертного опустились мне на плечи, мы тотчас очутились в его тереме.
– А ну объяснись! – зарычал чародей, глаза налились яростью.
– Я все поняла про тебя! – попятилась от колдуна и уперлась в стену. – Зачем ты Ярку полонил? Решил меня Кышеку отдать? Сколько он тебе злата обещал?
– Ты чего, ведьма?! – ярость Кощея быстро сменилась нешуточным удивлением. – Кого я полонил?! Какое злато?!
– Яра – любимого моего! Он сейчас у тебя в подземелье, – дрожала, захлебывалась словами. – Признавайся, к Кышеку ходил договариваться?!
Бессмертный глаза раскрыл от удивления, изогнув брови. Глядел на меня, что на скомороха, с ответом не спешил. Молчание только пуще раззадоривало, дров в топку подкидывало. Уже и о страхе забыла – зло взяло.
– Глядеть волком перестань, – холодно заявил Кощей и потащил за руку к лестнице в подземелье.
Спускалась, чуть не падая – торопился колдун, увлекая за собой. Оказавшись внизу, он отпустил меня и, раскинув руки, повернулся кругом:
– Показывай, ведьма, где твой любимый?
– Там, – указала в глубину коридора, – своими глазами видала.
– Идем, – холодные пальцы снова сжались на моем запястье, факелы вспыхнули, развеяв темноту.
За решеткой, где недавно томился друг, оказалось пусто, дверь распахнута. Кощей поджав губы, глядел с укором. Не знала, что думать, что сказать – не ведала. Словно и не было здесь милого никогда. Схватилась за рукав – на месте заклятье, грудь под рубахой часто заходила.
– Ну, чего сопишь? – Бессмертный перешагнул порог комнаты и прошелся, пошевелил скрипучую решетку.
– Ты его спрятал, – еле слышно зашептала, чувствуя, как голова идет кругом.
– Мороком тут знатно несет, – Кощей сморщился и вышел в коридор. – Сама подумай, зачем мне твой… Как его там? Любимый твой мне зачем? Кышеку бы тебя отдал, и время не тратил.
– Кощеюшка, ты тут? – в подземелье показался Баюн. – Нет ее нигде, все… – кот осекся, разглядев меня за решетчатой дверью. – Нашлась, ну слава солнцу!
– Баюн, я тебя на воротник пущу, вот тебе слово, – колдун недобро покачал лысой головой. – Она в лес сбежала, вестника встретила.
– Как вестника?! Где вестник?! – кот угрожающе изогнул спину и распушил хвост.
– Не шипи, убил я его, но это дела не меняет. Чуешь, мороком несет?
– Как такое быть может? – кот закивал головой, улавливая запах колдовства. – Кому удалось сюда забраться?
– А вот теперича представь, как они там колдуют, чего вытворяют.
