Текст книги "Сказки Рускалы. Василиса (СИ)"
Автор книги: Ляна Вечер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
Глава 9
Яр быстро приходил в себя, раны зажили меньше, чем за седмицу. Пришла пора заканчивать пользоваться гостеприимством Малуши. Хозяйка она радушная, но привыкла жить одна. Староста Глухомани – Немир – оказался мужиком слова: сказал – избу молодым сообразим, и сообразил на следующее же утро.
С мечтами стоит быть осторожнее. Ярка оказался не против выдать нас за мужа и жену. Одно к одному сложилось, что страницы в книге. Очутившись в натопленной горнице нашего с другом дома, хорошенько струхнула. Нет, изба-то в порядке. Хоть без хозяина долго стояла, да Немир заботился – печь подтапливал, пыль убирал. Другое покоя не давало – как вести себя с Ярушкой: как с другом или как с мужем?
Душу на части рвало. Измученная переживаниями, молча расставляла по полкам кухонную утварь, подаренную Малушей. Друг-муж ковырялся с засовом на двери – тот от долгого простоя перестал задвигаться.
– Вась, ты как порог переступила, и слова не вымолвила. Не захворала часом?..
Ох, захворала, и хворь моя любовью зовется. Только Ярке о том неведомо…
– …Вася, – настойчиво позвал кузнец. – Лица на тебе нет. Что приключилось-то?
– Мысли всякие… – собравшись с силами, выдохнула: – Не думай.
– Да как же это? – Яр бросил заниматься засовом и присел на лавку. – Глянь, как славно нас в Глухомани приняли. Избу ладную позволили занять, посуды тебе надарили, коврики тканые – хоть все здесь застели ими. Не о том разве мечтала?
– Не о ковриках, – смутилась я. – А ты? Ярка, ты ведь никогда оседлой жизни не хотел, в кузнице работать не мечтал…
– Всяко бывает, – грустно улыбнулся друг. – Не вышло у меня колдуном стать. Кое-чему научился, конечно. Не будь у меня той науки, с вороном и не справился бы, но все одно – таланта нет. Зато есть ты, Васенька, – серые глаза Ярки блеснули искрами.
Как говорит ладно! Губы тут же растянула улыбка, выдавшая радость с потрохами. Друг улыбался в ответ и глядел, словно мед на сердце мазал. Застыла, прижимая к груди деревянное корытце – слова сказать не сумела.
– Когда сказали, что Косиселье погорело, думал, все – нет тебя больше, – Яр тяжело вздохнул и поджал губы. – Знаешь, одно дело знать, что свидимся рано или поздно, и совсем другое – понимать: никогда твоих глаз не увижу.
К лицу хлынула кровь, обжигая щеки. Отвернувшись, трясущимися от волнения руками принялась устраивать корытце на полку. Неуклюжие попытки кончились грохотом и подскочившим ко мне Яркой.
– Ты чего?! – широкие ладони нежно коснулись моих щек. – Вась, ты горишь. Ну точно захворала…
– Нет, не захворала, – словно завороженная, шептала я, перебирая пальцами льняные пряди друга.
Надеялась, что Ярушка все по взгляду поймет. Мысленно добрую дюжину раз в чувствах призналась, а рта раскрыть не могла. Трусиха первая на селе, Василиса Дивляновна. Ежели так дальше пойдет, до старости не соберусь милому в любви объясниться.
– Молодежь, ну как вы здесь, обустроились? – безо всякого стука в избу вошел Немир, впуская с собой клубы морозного пара. – Ух, холодина! – он протопал по горнице и плюхнул на стол увесистый узел.
– Вашими стараниями обживаемся, – Яр протянул руку старосте.
– Чем можем, – улыбка Немира мелькнула в рыжей бороде, он хлопнул кузнеца по ладони. – Вот здесь вещички дочка пивовара передала. Разбирай, хозяйка, – он подмигнул мне, снимая суконный зипун и шапку.
В узле оказалась добротная кадка, наполненная расшитыми рушниками да скатертями. Хороших тряпок в избе как раз не хватало. Думала наворожить, но теперь подарков с горкой, на год вперед хватит. Любуясь вышивкой, складывала рушники стопкой на столе.
– Надо бы ко мне за сундуком сходить, а то у вас и вещи складывать некуда, – заметил Немир.
– Твоя правда, – кивнул Ярка. – Для начала отогрейся. На улице люто.
– Ох, люто… Теперь неизвестно, когда отпустят морозы. Дров надобно срубить завтра. Запасов может не хватить во дворах. Не гадали мы о такой зиме. Подмогнешь?
– Я помогу, – перебила разговор мужчин. – Чего вам в такой холод в лес идти, лошадей гнать?
– Хорошо, когда есть своя домовуха, – лихо размахнулся рукой староста. – Пройдись по дворам с утра, поспрошай кому надобно.
– Сделаем, – закончив с тряпками, хлопнула в ладоши, наполнив кадку водой.
– В Глухомани вам понравится, – пообещал Немир. – Народ у нас добрый, каждый со своим горем, конечно, но стараемся не тужить.
– От хорошей жизни в затворники не уходят, – закивал Ярка.
– Про вашу беду знаю, – лицо старосты сделалось серьезным. – От меня скрывать не станут… Ну, ничего-ничего, многое пережили и это переживем, – он поднялся и принялся одеваться. – Пойдем, Яр, за сундуком.
Пока Ярки не было дома, успела наворожить теплых одеял, мягких подушек и промести пол. Умаялась колдовать с непривычки. Уселась за стол и провела ладонями по гладким доскам – хорошо! Как и у Малуши, в нашем доме горница да комнатка с кроватью, только уютнее здесь. Может, от того, что сама руку приложила, а может, показалось. Волнение покидало сердце. Ярушка новой жизни вроде рад, и мне тяжкими думами голову мучить не стоит. Авось заживем теперь как и мечтала, а признаться еще успею.
Друг вернулся приятно взволнованный, раскрасневшийся от мороза. Грохнув сундуком об пол, скинул рукавицы и подхватил меня на руки. Горница закружилась вместе с нами. Казалось, вся изба пританцовывает с Яркой.
– Немир сказал, можно утром в кузницу идти, – друг широко улыбался, не прекращая танца.
– Неужто от того радуешься? – крепче обхватила его за шею, чтобы не выскользнуть из рук.
– А еще! – он резко остановился и опустил меня на пол. – А еще по весне баньку поправим – покосилась шибко, – Яр вытаращил на меня серые глаза и расхохотался.
– Ну тебя! – шлепнула кузнеца по плечу и отвела глаза.
– Меня одному диву обучили. Глянешь?
– Гляну.
Яр на ходу скинул кафтан и цапнул с полки кружку. Усевшись за стол, загадочно улыбнулся и кивнул, мол, иди сюда. Как только опустилась на лавку напротив, кузнец поднес кружку к губам и зашептал.
– Теперь послушай, – он протянул мне глиняную утварь.
Недоверчиво глянув на Ярку, приподняла бровь и поднесла кружку к уху. Из гулкого шипения эхом раздался голос милого – «Васенька, скучал по тебе, страсть как…» Ухватила косу на плече и смущенно прикрыла ей глаза. От улыбки его краснела, а тут признание, хоть и из кружки, но уж больно откровенное.
– А ты скучала? – Яр осторожно коснулся кончика моего носа.
– Скучала, – еле шевелила губами, кажется, сердце стучало громче, чем звучал голос.
– Смутил тебя, – друг убрал косу с глаз и так глянул, что голова кругом пошла. – Вась, ты самое дорогое, что есть у меня в Яви, – он говорил тихо, голос подрагивал. – А кружку далеко не убирай, слушай иногда…
– Спать пора.
Испортила такой момент. В душе тут же гадко заныло. Ох, сама бы себе язык вырвала…
– Пора, – погрустнел Яр. – Ложись на печи, комната плохо прогрелась.
Кивнув, отправилась стелить на печи. Кляла себя, на чем свет стоит, жмурясь от осознания глупости. Ярка тоже больше разговор не затевал. Потушил лучины в комнате и улегся на кровать. Скоро друг ровно засопел.
Мужики… Им все нипочем. Кажется, даже после самых волнительных событий, когда приходит время спать, они спят. Горыныч за окном лютует? Нет – пора на боковую, завтра разберемся, и через мгновение богатырским храпом заходятся. Девице такое не под силу. Любая мелочь на сердце камнем ляжет – и сна не видать.
Уснула далеко за полночь, а утром выспаться не дал настойчивый стук в дверь. Видит солнце, старательно натягивала одеяло на голову и ждала, пока Ярка отворит.
– Иду! – поняв, что друг не собирается встречать нежданных гостей, спрыгнула с печи и накинула на плечи платок.
Мельком заглянула в комнату – кровать аккуратно застелена. Видать, в кузницу ушел рано утром.
Дивные люди в Глухомани живут. Кто-то без стука, как Немир, заходит, а кто-то тарабанит почем зря. Дверь лязгала незапертым засовом, чуть приоткрывалась, впуская холод в горницу.
– Кто там? – рыкнула я, потянув за ручку.
Чуть не свалив меня с ног, через порог скакнула девица с вытаращенными глазами. Укутанная в тяжелую шубу, с кое-как повязанным платком на голове она глядела на меня, жалобно скривив брови.
– И тебе не хворать, – попятилась от этого чуда.
– Ты Василиса, что ли? – выдала девушка.
– Я-то Василиса, а ты кто будешь?
– Любава. Меня Малуша к тебе отправила.
– Ну, проходи, Любава, – плотнее закрыв дверь, задвинула засов. – Рассказывай, зачем пожаловала.
Вместо слов девица принялась разматывать платок. От увиденного чуть ни присела – на голове девушки будто птицы гнездо свили. Едва заметный золотой волос – колтун на колтуне, дегтем щедро полит, смолой сдобрен. Перья, видать из подушки, намертво к красоте прилипли.
– Кто же тебя так? – поджимая уголки рта, старалась не улыбаться.
– Домовой! – визгнула Любава. – С постели поднялась, а нечисть за печку шмыгнула прямо от кровати. Сваты к нам вечером пожалуют, а у меня – вот! Давай уже, колдуй чего положено.
– Ух, какая! Ты, видать, и с домовым так общаешься?
– Как? – оторопела девушка.
– Что царевна, – кинула я, доставая из сундука шерстяную рубаху. – Обожди, переоденусь, а там поглядим.
Любава нахмурилась, но терпеливо подождала, пока я натягивала одежу в комнате. Нарочно задержалась дольше, чтобы неповадно было указы с порога раздавать.
Девица ерзала на лавке, вздыхала, дотрагиваясь до прически, и охала. С одной стороны – жалко ее, коли правду говорит про сватов, а с другой… поделом, нечего домовят обижать. Нечисть эта мирная, с людьми в ладах обычно. Может поозорничать немного, но до такого поступка домового довести – надобно хорошо постараться.
– Чем заслужить умудрилась? – подбоченившись, строго глянула на гостью.
– Откуда мне знать? – возмущенно задышала девица. – Вот изловлю и на мороз выкину!
– Гляди, как бы лихом не обернулось, – внутри потихоньку закипало.
– Куда хуже-то? – она злобно глянула на меня. – Первую красавицу села перед самым сватовством… Удавлю! – сквозь зубы процедила девушка, сжав кулак.
– Смотри, еще одно резкое слово – и на макушке куст репейный вырастет, – старалась говорить как можно строже, чтобы проняло как следует.
Любава оказалась не только первой красавицей, но и дюже сообразительной девицей. Вмиг позабыла ругань, скинула шубу и уставилась жалобным взглядом. Так-то! Негоже в моей избе домовят хаять.
– Давай-ка вспоминай, чем нечисть обидела, а я пока подготовлюсь.
Девушка тяжело вздохнула, надула алые губки и принялась размышлять. Есть же люди, у которых все на лице написано. Она дергала бровями, вдыхала, будто готовясь рассказать, но тут же разочарованно махала ручкой и продолжала искать в памяти причину, толкнувшую домового испоганить волосы.
Пока Любава ломала голову, я успела согреть воду в еще теплой печке и плеснула в кадку. Дальше все зависит только от гостьи: коли не найдем причину – прическу не поправим.
– Ничего плохого ему не сделала, – чуть не плача, наконец, заговорила, девушка.
– Может, из домашних кто? – видела – она и впрямь не понимает своей вины.
– Так я с братом живу. Отец-то помер у нас, а братец дома редко появляется. Сегодня должен воротиться, к сватам как раз.
– Чудно выходит, – недоверчиво сощурилась я.
– Василиса, помоги. Помоги, родненькая! – она ухватила прохладными руками мои плечи. – Нельзя мне в таком виде перед сватами, перед женихом. Братец тебе денег хороших заплатит.
В глазах девушки мелькнули черные точки – едва заметные, мелкие – и тут же пропали. Выдернулась из ее хватки и шагнула назад. Ох, не к добру!
– Говоришь, видала домовенка? – потирая плечи, старалась избавиться от ощущения холода после пальцев Любавы.
– Едва ли видала, – растерялась девица. – Только кто же еще в избе за печку прятаться вздумает?
Добрая дюжина мурашек пробежала по рукам. Подойдя к девушке, глубоко вдохнула. Тоненький, слабый – запах настоящего колдовства. Домовые чары после себя не оставляют, а вот серьезное волшебство всегда пахнет особенно. Запах не бил в нос с порога, его перебивал резкий деготь. Точки в глазах…
– Одевайся, – скомандовала я, вытаскивая валенки из-под лавки.
– Это куда мы? – Любава не растерялась и принялась заматывать голову платком.
– К тебе пойдем. Поглядим, кто за печкой прячется.
Изба гостьи оказалась совсем рядом с нашей – через пару дворов. Уже перед порогом я почуяла неладное. В такой мороз дверь дома приоткрыта, изнутри бедой так и веяло.
– Мне страшно, – шепотом выдала Любава, застыв на крыльце.
– Мне тоже, – ободрить девушку нечем, у самой ноги того и гляди подкосятся.
– Давай не пойдем?
– Ты, ежели хочешь, тут обожди, – отодвинув девицу, вошла.
В остывшей горнице стояла нехорошая тишина. Не такая, что обычно встречает хозяев, а тревожная, она почти звоном отдавала в ушах. Не разуваясь, зашагала к углу с печкой.
– Погоди, Василиса, – голос Любавы задрожал за спиной. – Малушу позвать надо бы.
– Иди, позови, – не оборачиваясь, согласилась я.
– А ты?
– Здесь побуду, – затылком почувствовала, какое облегчение испытала девушка, порхнув за порог.
Что же за зверь ты? Я осторожно вглядывалась в темный проем между бревенчатым срубом и печной стенкой. Там точно сидела какая-то погань. Запах колдовства щекотал ноздри до слез. Нос шибко зачесался, и я расчихалась. Нечисть зашуршала, заскребла по дереву. Сделалось совсем нехорошо. Может, когтями, а может, и зубами…
В голове вертелся десяток догадок, все что угодно в избу из леса забрести может. Зельного круга над Глухоманью не стоит. Малуша говорила, мол, пустая трата силы колдовской, село надежно спрятано. Так то оно так… От глаз человеческих сокрыто, а от нечистой силы лесной – нет. Не простая тварь здесь притаилась. Обыкновенная нечисть так не смердит.
Соваться за печку в одиночестве не решалась, а Любава с Малушей ко мне на помощь, видать, не слишком-то спешили. Нараставшее клокотание нечисти отчетливо давало понять – тикай, Василиса Дивляновна, так, чтобы валенки мелькали, но я застыла от страха. Не в силах сдвинуться с места, понимала – беда.
Из темного угла с визгом вымахнула тварь размером с локоть. Разглядеть не успела. Нечисть полоснула по лицу лапой. Щека занемела. Почувствовала, как теплая кровь спускается по скуле за ворот шубы. Голова шла кругом, ноги отпустило от оцепенения. Сделав несколько шагов назад, я повалилась. Глухая боль от встречи затылка с полом, туман перед глазами и булькавшее рычание нечисти. Погань ходила вокруг меня медленно, словно раздумывая, когда совершить следующий прыжок и прикончить. Жутко даже думать, не то что шевелиться. Будто с диким зверем повстречалась: одно неловкое движение, один неуклюжий жест – и конец. Горница кружилась, перед глазами стоял туман.
Сквозь мутную пелену разглядела мужицкие ноги в валенках. Знакомая рука резко сгребла ощетинившуюся нечисть. С трудом повернувшись, увидала Ярку. Друг сжимал в кулаке шею гадины, на кончиках пальцев другой руки рождался морный шар. Матушки-батюшки! Он и морный шар вертеть научился? Колдовское оружие скользнуло в извивавшуюся нечисть и исчезло вместе с жизнью твари.
– Ты как здесь? – я попыталась подняться и почувствовала, как ладонь угодила в липкую лужу крови.
Ярушка не ответил. Поднял меня на руки и бросился из избы на улицу. От тряски сделалось совсем худо. Голова запрокинулась, почувствовала, как Явь уплывает от меня.
– Малушу позовите! – срывал голос друг.
Очнулась у нас дома на кровати. Рядом хлопотала Малуша. Заметив, что я открыла глаза, слегка улыбнулась и приложила палец к губам, мол, не разговаривай.
– Что случилось? – резкая боль из щеки ушла в голову, я замычала.
– Помолчи ты, – нахмурилась Малуша. – Сейчас намажу, тогда и поговорим.
Она щедро накладывала на рану сильно пахнущее снадобье. Скоро боль поутихла. По лицу растекался приятный холод.
– Ежели полегчало, рассказывай, как в избе Соловья-разбойника очутилась?
– Какого разбойника? Меня туда Любава привела.
– Любава? – ведьма округлила глаза. – Это что за вести такие? Нет у нас никакой Любавы и отродясь не было.
– Утром ко мне девица пришла. Волос дегтем да смолой перемазан. Говорила – домовой напакостил, а ты ее ко мне отправила.
– Так, значит, – лицо Малуши вмиг сделалось серым, что грозовая туча, – пойду, гляну, что за гадину Яр прикончил, опосля разберемся.
Повернувшись вслед уходящей ведьме, увидала Ярку, сидевшего на сундуке.
– Ох, напугал, – опустив голову на подушку, от неожиданности выдохнула.
– Ты меня все одно больше напугала, – мрачно заявил друг. – Зачем ты в тот дом пошла?
– Говорю же, девица утром приходила…
– Это я слыхал, – оборвал Яр. – Неужто нельзя нос куда попало не совать, а? Вась?
– Ругать меня вздумал? Лучше расскажи, зачем утаил, что морные шары вертеть умеешь?
Ярка опустил глаза и замолчал. Он глядел на огромные, чуть подрагивавшие ладони, перебирал пальцами, сжимая кулаки.
– Сам не ведаю, – едва слышно начал кузнец. – Живот от голода свело, думал поесть, ну и домой пошел. Тут из избы соседней колдовской дух и рычание. Я туда, а там ты на полу в крови, и дрянь эта вокруг ходит, зубами скрипит. Ну… само оно как-то случилось.
– Голыми руками ворона горящего победил, запах чародейский учуял, морным шаром в нечисть… Пора бы за грамотой в Первоград ехать.
– Ты мне сердце не рви, – ударив кулаком в стену, друг вышел из комнаты.
Да что со мной приключилось? На глазах выступили горячие слезы. Вместо «спасибо» милому чуть не кипятка в лицо плеснула. Шмыгая носом, старалась унять сердце. Неспокойно мне с самого приезда в Глухомань. Боюсь, что Ярушка снова меня оставит. Не ровен час, вспыхнет душа тягой к чародейству, и уйдет он искать мечту. Как увидала тогда его бой с вороном, так и поняла – есть в нем талант, только спрятан глубоко.
– Яр! – слышала, как кузнец подкидывает дров в печь.
– Чего?! – отозвался друг.
– Поди сюда!
– Ну? – он заглянул в комнату.
– Погляди, книга на месте? В сундуке сумка.
– На месте. Проверяли уже, – друг собрался вернуться в горницу.
– Стой! – утерев слезы, присела на мягкой перине. – Прости, не со зла я. Боюсь, уйдешь из Глухомани счастье искать.
– Нашел уже, – немного подумав, буркнул Яр.
Хлопнула дверь, и за спиной друга появилась Малуша. Раскрасневшаяся от холода, она тяжело дышала и держалась за грудь.
– Охотника прибил, – ведьма одобрительно хлопнула Ярку по плечу. – Чем ты его?
– Шаром морным.
– Хорош у нас кузнец, – выдала Малуша. – И подковы, и шары морные может. Ладно, – она утерла потекший от тепла нос, – надо обойти избы, проверить – нет ли других. Со мной пойдешь, собирайся живенько.
Об охотниках знала мало, но даже моих знаний хватило, чтобы сердце в пятки ушло. Эту нечисть делают чародеи из чего угодно, хоть из кикиморы, хоть из самого черта. После затейливых заклинаний появляется опасная тварь, готовая переплыть моря-океаны, пройти дремучие леса, перелезть самые крутые скалы лишь бы выполнить приказ хозяина.
– Малуша, это из-за книги, да? – голос задрожал, сделалось жутко.
– Пока не знаю, Василиса. Сейчас Глухомань вверх дном перевернем с Яром, сыщем в чем тут дело. С тобой пока Соловей побудет, он парень хороший, ты его не обижай, – ведьма даже сейчас умудрялась добро улыбаться.
Глава 10
Разлеживаться нельзя. Любая хворь в самую душу заползет, коли в постели киснуть. Прошлась по избе, за одно взялась, за другое – дела не спорились. Подкинула дров в печь и присела у окошка.
Прав Немир – лютые морозы пришли в село. Туман стоял – дальше собственного двора не видать ничего. На сердце камень, щека начинала ныть, отходя от чудесной мази. Ежели и впрямь за книгой охотника подослали? Тогда придется покинуть Глухомань, снова остаться бездомной. Всего пара дней, а я в избе словно год провела. Чую, мое это место, наше.
– Хозяйка, встречай гостя, – закрыв за собой дверь, широко улыбнулся высокий молодец. Стройный с раскосыми глазами парень снял шапку и тряхнул волосами. Гляньте, не сельский простачок. Ух, красотища! Волос струился до плеч, что черная конская грива. Так и замерла, дивясь на молодца. – Здоровенько, хозяюшка, – он вытянул шею и помахал мне пятерней. – Я не морок – настоящий Соловей-разбойник. Это в моей избе ты пол кровью устряпала.
– Ой, проходи, не стой! – засуетилась, подскочив с лавки у окна. – Ты прости за пол. Хочешь, помогу отмыть?
– Смешная какая, – губы разбойника разошлись в очаровательной улыбке. – Лучше накорми – я с дороги голодный, что волк.
Позабыв о ноющей ране, принялась готовить для гостя. Заодно и Малушу с Яркой накормлю. На улице начинало темнеть, вечер совсем близко, а у нас и маковой росинки с утра во рту не было. Хороша хозяйка, ничего не скажешь.
Сотворив гору пирогов, взялась за жаркое из зайца. Соловей поднял брови и заворожено вертел головой вслед колдовству.
– Да-а-а, – одобрительно закивал разбойник, – многое повидал, но чтобы тесто в корыте само мялось, а вишня из воздуха бралась…
– Домовая ворожба – она такая, – с гордостью вздернула нос и хлопнула в ладоши. На стол шлепнулась разделанная заячья тушка и миска с травами. – А ты, значит, разбойник? – взялась за зайчатину. – Малуша говорила, нет в Глухомани преступников.
– Папка мой хорошо куролесил, а я так – ерунда. Свистеть даже не умею.
– А кто у тебя папка?
– Соловей-разбойник.
– Ты – Соловей, он – Соловей… оба разбойники?
– Догадливая, – парень уперся ладонью в колено. – Басурманских кровей мой отец, а матушка Рускальская. Папу и не знал, только в сказках о нем читал. Говорят, помер, а я вот – кровь родная, похожей дорожкой пошел, но с совестью.
– Грабишь и прощения просишь? – хохотнула я.
– Матушка моя попала в немилость к Гороху за отсутствие грамоты. С Ягой знаком был, она маму в Глухомани и спрятала. Прошлой весной не стало матушки, а дом остался. Теперь здесь живу… как живу – бываю частенько. В основном, разбойничаю по трактам. Награбленное в Глухомань привожу. Тяжело тут людям – все своим трудом, ничего не купишь на ярмарке.
– И в этот раз привез?
– Привез, конечно. Только Малуша сказала, теперь мне или здесь отсиживаться, или носа в село не казать. Не знаешь, чего стряслось?
– Знать-то знаю, – вздохнула, понимая из-за чего все, – но сказать не могу.
На столе исходило паром жаркое из кролика, но гость к мясу решил не притрагиваться. Напал на пироги с вишней и не успокоился, пока миска не опустела наполовину. Попросив кружку парного молока, Соловей довольно погладил живот и облокотился на стену.
– Уважила хозяйка, так вкусно давно не ел. Пирожки словно матушка моя лепила.
– Рада, что угодила.
За самое сердце взяло признание разбойника. Я и сама бы сейчас душу вынула за стряпню тетушки, которую больше никогда отведать не смогу.
Дверь скрипнула, и в горницу вошли Малуша с Яром. Друг недобро глянул на довольного разбойника и покосился на стол с едой. На лице ведьмы, что пером написано – недобрые вести через порог ступили.
– Покушайте, – в надежде сдобрить тяжелую обстановку, предложила я.
– Остатки сладки, – пробурчал Яр, не сводя глаз с Соловья.
– Ешь, давай, – Малуша легонько подтолкнула скинувшего верхнюю одежу кузнеца к столу, – нам еще всю ночь на холоде бродить.
– Не сыскали? – достала миски и принялась накладывать жаркое.
– В том-то и дело – сыскали, – ведьма уселась, потеснив разбойника.
– Худо? – осторожно дотронулась до плеча друга.
– Могло быть хуже, – Ярка протянул пустую кружку. – Охотник за книгой приходил.
– Значит, придется уйти из Глухомани, – почти шептала, наливая квас.
– У вас, гляжу, секреты не для моих ушей, – Соловей, вставая, тяжело закряхтел.
– Сиди уж, – остановила его Малуша, – тебя тоже касается. А мы, Василиса Дивляновна, не лаптем деланы.
– Ежели спалят лиходеи и Глухомань?
– Погоди ты! – хлопнула по столу ведьма. – Охотник к вам в избу попасть не смог. Я ведь оберег кинула под порог. Вот и выманивал мороком, надеялся, видать, с книжкой в соседний двор пойдешь. Как-никак тебе колдовать предстояло. Ежели по-честному говорить, слабоват головой его хозяин. Бестолково сработал.
– Свезло, считай, – заключил Ярка.
– Да уж, – осторожно дотронулась до щеки рядом с раной.
– Мое упущение, что зельного круга на селе не стоит. Поужинаем и пойдем ставить. Яр подсобит. До рассвета управимся.
– И я с вами! – решительно стукнула кулаком по столешнице.
– Дома посиди, – строго, но с ласковым взглядом пресек мое рвение друг. – Нечего раненой на морозе делать.
– Он прав, – поддержала ведьма. – Мазь тебе оставлю и травку сонную. Соловей с тобой останется на всякий случай.
– Погоди-погоди! – с полным ртом заговорил кузнец. – Зачем ему оставаться? Вась, собирайся, с нами пойдешь!
– Уймись, – заулыбалась Малуша. – Не съест он жену твою. Соловушка, ножичек при тебе?
Разбойник ловко выхватил из ножен на поясе незатейливый на первый взгляд кинжал. Лезвие переливалось желтоватым светом, а края казались совсем тупыми.
– Всегда при мне, – он сунул оружие обратно. – Поизносился, но на разок, думаю, хватит.
Кинжал разбойника оказался зачарованным на бой с нечистью, и, судя по износу, Соловей им пользовался много. Страшно подумать, кого он там на трактах без денег в карманах оставляет. Гость – сплошная загадка. Басурманская кровь выточила на его лице черты, не присущие нашему народу, но вместе с тем не встречала я человека, знающего о Рускале больше него. Весь вечер травил байки о своих приключениях.
Захваченная речами разбойника, заваривала сонную траву, а перед глазами вставали красочные образы. Как наяву видала скалы и леса, моря и равнины, диковинные города и волшебных созданий. Рассказчик он знатный. Ему бы не кошельки резать, а в сказители податься – цены бы не было.
– …Алконост спела для меня. Ох, Василиса, влюбился тогда, голову потерял, но она не для человека создана, – Соловей-разбойник закончил историю о волшебной птице с нежной улыбкой.
– Пора ложиться, – хлебнув готового отвара, глянула на темень за окном.
– И то правда, – заморгал молодец.
Определила гостя на печи, а сама отправилась в комнату. Щедро намазала рану и почуяла, как боль начала стихать. Разбойник задвинул засов на двери, потушил лучины в горнице и тоже собрался на боковую.
Сон-трава Малуши сработала на славу – дрема почти сразу взяла верх над головой. Тяжесть на сердце отступила, оставив место покою. Да только недолог сон вышел. Надо было всю кружку выпить, чтобы крепко-накрепко уснуть.
Посередь ночи меня разбудила возня Соловья в горнице. Замотавшись в пуховый платок, отправилась глянуть – чего гость не спит. Разбойник ковырялся в печи, пытаясь поджечь углями лучину. Прищелкнув пальцами, зажгла огоньки в горнице.
– Не выйдет, – улыбнулась растерявшемуся Соловью, – эти обычным огнем не разжечь.
– Оттого им сносу нет? – он поднес зачарованную щепочку к носу.
– Ага, – зевнув, прошлепала к столу, где стояла кружка с остывшим отваром. – Чего бродишь?
– Не идет сон, ворочался.
– Отвару хлебни, – я протянула кружку молодцу.
– Нет уж, благодарствую, траву басурманская кровь не терпит. Если бы шепоток какой.
– Есть такой, – шлепая босыми ногами, отправилась в комнату за книгой.
У тетушки было хорошее заклинание для сна. Фекла его показывала, но никак руки не доходили потренироваться на ком-то, а тут такой случай. Плюнула на палец и зашуршала страницами.
– Из-за этой книжки охотник приходил? – Соловей сощурил и без того узкие глаза.
– Из-за нее, – остановилась я.
– Расскажи, что в ней такого? Охраняю тебя сам не знаю от чего.
Раз уж Малуша сказала, мол, и Соловья касается, можно рассказать. Тем более и правда стережет домовуху, не подозревая, чем может обернуться ночка в нашей избе.
Выслушав, молодец не схватил в охапку шапку с тулупом, не бросился из дома, что ошпаренный. Наоборот, он с интересом заглянул мне в глаза, будто пытаясь найти ответ на какой-то вопрос.
– Слушай, Василиса, – голос разбойника сделался вкрадчивым, – неужто самой никогда не хотелось заклятье Вечности прочитать?
– Не хотелось, – оторопела я.
В голову не приходило о таком думать. Может, занята другими мыслями была, а может, довольна тем, что имею. Потерять Ярку, променять любовь на колдовскую силу… Сделаться настоящим чудищем без души и сердца – нет уж!
– А мужа твоего не тянет? – не унимался Соловей.
– Да что ты пристал?! – взбеленилась я и, позабыв о шепотке на сон, неуклюже затрясла сумкой, пытаясь спрятать книгу обратно.
– Ну, прости, – принялся оправдываться молодец, – но даже мне интересно стало: как это – обладать великой силой.
– Как-как?! Никак! Ты о себе прежнем и не вспомнишь, душу чернота заполонит…
Попытки справиться с сумкой провалились. Разозлившись, в сердцах тряхнула ее, и по полу покатился перстенек. После разговора с Малушей спрятала подарок Бессмертного, чтобы Ярушке на глаза не попался. Добро, что пока носила, не заметил. Не хватало еще милому объяснять, откуда он у меня и зачем приняла дорогое украшение.
– Знакомая вещица, – Соловей поднял перстень. – Кощеев?
– Откуда знаешь?
– Когда-то был и у меня перстенек этот, – разбойник протянул мне драгоценность. – С Кощеем знаком, дружим мы.
– Кого ни встречу, все с ним дружбу водят. Не гляди, что злодей.
– Так и друзья его не тихая вода, – улыбнулся парень. – Все мы, Василиса, в глазах закона государственного – преступники. Али не заметила?
Ответа не нашлось. В последнее время мое представление о добре и зле пошатнулось, подкосилось и с ног повалилось. Сказки рассказывали о победе чистых сердцем людей над силой черной, а на деле… За одним столом с той силой ем, помощь принимаю и плохого пока не видала.
– Попроси Кощея помочь с книжкой. Он колдун древний, придумает чего…
– Спать ложись, – сунув книгу и перстень в сумку, отправилась в комнату.
– Васенька, а оберег от медведей? – Ярка заливал воду во фляжку.
– И оберег, и рубаху, и пирогов… – задумчиво глядела в сундук, соображая, что бы еще положить милому в дорогу.
Зиму пережили потихоньку. Ярушка в кузнице обжился, а уж как люди тому обрадовались – не передать. Поначалу чуть не ночевал в кузнице – столько работы навалилось. В Глухомани принято рассчитываться за любую работу кто чем может. С легкой руки односельчан наша полупустая изба быстро обросла кучей барахла – то ли радоваться, то ли выкинуть половину. Свой вклад в захламление дома я тоже внесла. Как помогла соседям с дровами в морозы, так и пошли ко мне люди – кому домового присмирить, кому воды в баньку справить. Одежи теперича целый сундук – еле закрывается.
– Добро собираться, – Яр с улыбкой взял меня за плечи. – Пора в путь-дорожку. Немир, поди, заждался у ворот.
Зельный круг Малуши работал на славу, к селу не то что охотник, самый худой черт носа не казал. К концу зимы ведьма разрешила людям из села выезжать, хоть и нечасто.
