Текст книги "Сказки Рускалы. Василиса (СИ)"

Автор книги: Ляна Вечер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава 5

Время растянулось, что смола по дереву. Сколько болталась в темноте – не знаю, но словно вечность прошла. Так и умом тронуться можно.

Когда, наконец, веки разомкнула, поняла – не у Потапа в пещере. Спину согревало приятное тепло – на печи лежала, укрытая теплым покрывалом, в рубахе не своей.

Осмотрелась. Избушка в одну горницу, два окна. В печке трещал огонь. Пахло терпко травами пряными. Из обстановки: пара лавок, стол, а сундуков-то – не счесть. Утвари кухонной по полкам, что у трех хозяек, прялка в углу платком прикрыта. Сколько веревок с сушеными штучками! Стен не видать, и под потолком через всю избу тянулись, еще и гроздьями свисали: рябина, грибы, травки… Ой! Мыши летучие – тоже сухие. Меж ними обереги соломенные, из ниток куколки.

Принюхалась хорошенько. Так и есть – не ошиблась. В воздухе, кроме пряного аромата трав, витал запах серьезного колдовства. Моя домовая ворожба не пахнет почти, а вот серьезные чудеса оставляют стойкий дух. Ни с чем не спутаешь, любая ведьма учует.

Поднявшись, ощутила легкую слабость, но здоровье, вроде, в порядке. Хворь больше не крутила ни желудок, ни голову. Опустившись на пол, принялась искать свою одежу, но, кроме сапог, так ничего и не нашла. Занятая поисками, не сразу углядела – за окном-то белым бело, на стекле изморозь. Это сколько же я спала?! Тетушка там с ума сходит – беспокоится.

На улице ни города, ни села, и природа незнакомая. В оба окна заглядывали сосны да ели. Растопырив заснеженные лапы, деревья гордо отправляли стволы в небо. Лес вековой, старинный. Солнце терялось в хвойных кронах, свет еле-еле струился сквозь узкие расщелины. То ли день за окном, то ли вечер – леший разберет.

Как назло, хозяин избы домой не торопился. Я уж все глаза проглядела, чего только не увидала. Ладно, мимо дома зайцы скакали, никого не боясь, так ведь и волки ходили – жуть одна. Двора не видать, даже плетня нет. А изба то и дело покачивалась, словно с ноги на ногу переминаясь.

Растеряв терпение, натянула сапоги и распахнула дверь. В лицо ударил морозный ветер, принеся с собой колючую снежную пыль. Тело под тонкой рубахой обожгло зимней прохладой. Продышавшись от сильного рывка воздуха, глянула под ноги. Крыльцо избушки уходило вниз, а последняя ступенька над землей нависла, не касаясь.

Глянула под крыльцо и обомлела – две ноги… когтистые… курьи! Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто хозяин избы.

Лиха на помине – баба Яга вышла из леса и, прихрамывая, зашагала к дому. Чудная старушка – ею детей Рускальских пугают, чтобы не озорничали. Мне тетушка с малых лет объяснила – переврали люди все, что о Яге известно. Ведьму древнюю представили злобной старухой, готовой кости добрых молодцев глодать. Кому надо брехать – не ведомо, но лиха беда начало, дальше ложь как по маслу заскользила.

Внешне бабуля далеко не простой трухлявый пенек. Ростом низенькая, еще и горб вниз тянет. Сама костлявая, кости кожей обтянуты, лицом морщинистая. А нос-то! Батюшки… что коряга кривая. На голове платок ушастым узлом на маковке – совсем как у тетушки моей. Одежа – тряпье, лохмотьями свисает.

Замерев, глядела, как Яга к избушке ковыляет. Знаю – вранье о ней по Рускале ходит, все одно страшно – сильны людские сплетни.

– Проснулась, дочка, – тяжело дыша, она утерла потрепанным рукавом лоб.

Ведьма добралась до крыльца и, поманив избу пальцем, скомандовала ей присесть. Курьи ножки послушно склонили дом, ступеньки коснулись снега.

– Здравствуй, бабушка.

Ни скрипучий голос Яги, ни ее тяжелый взгляд из-под лохматых седых бровей на удивление страх не внушали. От таких людей за версту веет мудростью и покоем.

– Стоит, дверь настежь! – неожиданно ведьма перешла на сердитый тон, плюхнув наземь корзину с пихтовыми ветками. – Выстудишь избу-то!

Размахивая худыми руками с округлыми суставами, она загнала меня внутрь и с ворчанием хлопнула скрипучей дверью.

– Бабушка Яга! Как я здесь очутилась? Где моя сумка? – вопросы лились потоком.

– Разошлась, гляди, – старушка чуть улыбнулась краешком оттопыренных губ.

– Не серчай, миленькая, мне домой надо. Сколько я спала-то? Зима на дворе. Тетушка, поди, с ума сходит в неведении. Еще и книжку колдовскую потеряла, кажется…

– Охолони, говорю! – уже без улыбки заявила ведьма. – Присядь за стол и обожди, пока трав заварю. Долго толковать придется.

Пришлось послушаться. По одному виду старухи становилось ясно – спорить не стоит. Молча наблюдала, как ведьма, несмотря на хромоту, ловко сновала по горнице. Она доставала травы, мешочки с сухими листьями: крючковатые пальцы мяли, растирали все в порошок. Залив кипятком сбор в кувшине, Яга поставила на стол пару деревянных кружек и уселась напротив.

– Вот что, дочка, – немного обождав, начала она, – разговор непростым будет. Не вздумай выкинуть чего, спокойно слушай… – Убедившись, что поняла ее просьбу, старушка плеснула в кружки еще плохо заваренные травы и тяжело вздохнула: – По лету принес тебя Потап – он знакомый мой старинный. Сказал, мол, нахлебалась какой-то дряни и уснула сном мертвецким. Сердце еле колыхалось, не дышала. Пришлось над тобой поколдовать знатно. Честно скажу – думала, нет надежи, а ты девка бойкая оказалась, к осени вздохнула, а к началу зимы сердце биться гулко начало.

– Чуть не померла по собственной глупости, – пальцы ходили по теплой кружке, но покрывались мерзкой прохладой изнутри.

– Так, стало быть, – кивнула Яга. – Теперича о селе твоем... – она вдруг резко помрачнела. – Сожгли его начисто, доченька...

В груди заклокотало ледяное волнение, растекшись по телу, дало в голову хмельным медом. Что Яга говорит?! Видя, что я и слова вымолвить не в силах, ведьма продолжила:

– …Потап сказывал, ты из Косиселья будешь… Ну, думаю, потеряют девку родственники. Стала ветра отправлять в твои края, да все ко мне ворочались. Воют мне в ухо, что сама им шептала. Видать, беда приключилась. Отправила аспида глянуть, так и узнали.

– Бабушка, жив кто?

– Начисто, – с горечью повторила Яга, – вместе с людьми.

– Как же? Как же так, бабушка?!– чувствовала, как к глазам подступают горячие слезы.

Договорив, я прижала ладонь к губам и зажмурилась, позволяя слезам покатиться из глаз, остужая боль в груди.

– Пей-ка, пей! – ведьма, силой отняв мои руки от лица, сунула кружку с отваром. Горячий напиток немного успокоил, помог протолкнуть ком отчаянья, вставший в горле. Слезы скоро унялись и я, хлюпая носом, выдыхала, стараясь прийти в себя.

– Родных потеряла, девонька?

– Тетушка там осталась… а может, жива?

– Потап лешего нашел. Тот рассказал, что пришли люди, а то и нелюди – чародеи. Десятка три, во главе колдун, видать, лихой. Искали чего-то, переполох знатный подняли, да не сыскали нужного. Тогда согнали народ в амбар общий и пригрозили поджечь, коли не выдадут, что им надобно. Больше всего знахарку вашу трясли…

– Тетушка!

– Тетка твоя? – Кивала в ответ ведьме, уже понимая, чем рассказ кончится.

– Не сказала она, люди тоже смолчали, так и подожгли вместе с селянами. Никого не пожалели, ироды проклятые. Леший ваш тот еще оболтус – ничегошеньки не запомнил. Ни лиц, ни чего искали…

– Лешие толком не запоминают ничего.

– Твоя правда. – Яга внимательно скользила по моему лицу взглядом, стараясь понять – не устрою ли истерику. Мне очень хотелось выплеснуть боль криком, слезами, швырять глиняные горшки с полок на пол, но я молчала. – Зря, – Яга сунула кривой нос в кружку, – поплакать тебе не мешало бы.

Внутри меня бушевал пожар, такой же, как в Косиселье: наполненный страхом, скорбью и безысходностью. Так ясно виделась тетушка, рвущаяся от языков пламени из амбара, задыхающаяся от едкого дыма вместе с соседями. Сердце камнем обернулось, трещинами пошло.

– Ведаешь, что лиходеи искать могли?

– Нет, бабушка, не представляю даже.

– Ничего, дочка, еще подумаем над тем, – ведьма встала из-за стола и подошла к одному из сундуков. – Вот, вещички твои сберегла.

Костлявые руки старушки держали мою сумку и летнюю одежу. Книжка! Я мигом подскочила с лавки и вцепилась в суму. Пальцы нащупали через грубую ткань обложку. Испустив вздох облегчения и прижав сумку к груди, я опустилась на пол.

– Важное что-то? – ведьма, кряхтя, наклонилась ко мне.

– Важное, бабушка. Очень важное.

– Ладно, дочка. Лобызайся тут с сумкой, а я пойду баньку тебе истоплю. Попарим с пихтовым веничком – как заново родишься. Выхлещем беду начисто.

Яга оказалась не только моей спасительной ниточкой между Явью и Навью, но и строгой, временами грубоватой силой, которая не давала раскваситься. Решили, что зиму пережду в избушке ведьмы в Темном лесу. Люд тут бывает редко, вокруг только нечисть лесная да животина дикая. Тишина и покой: зализывай душевные раны, сколько влезет.

Чтобы лишний раз не думать о тетушке и доме, переделали Яге кучу домашних дел: дров заготовили на три зимы вперед, крыльцо поправили, чтобы лестница до земли спускалась, баньку законопатили, в избе многолетний бардак разобрали. Старушка нарадоваться не могла, а я все боялась – дел не останется, тяжелые думы в голову пойдут.

На улице крепчал мороз, заставляя дверь изнутри покрываться инеем. Печь истопили так, что в горнице можно голышом ходить. В слабом свете лучин, заговоренных на долгий огонь, избушка наполнилась волшебным уютом, а терпкий запах трав в духоте разошелся сильнее.

Мы с ведьмой с ногами забрались на лавку подальше от сквозняка и принялись перебирать корешки. Она терпеливо объясняла, чем один отличается от другого. Только голова не запоминала урока. Кожей чуяла – сегодняшний вечер не закончится обыкновенно. Яга словно собиралась начать разговор, но все не решалась.

– Ягиня-матушка, не томи. Чувствую, что поговорить надобно, – не выдержав, сама затеяла беседу.

– Давно пора, дочка, – согласилась старушка, откладывая в сторону корешки. – Не удумала, чего лиходеи у твоей тетки искали? Не просто так людей посожгли и село загубили.

– Не ведаю, бабушка. Никаких сокровищ у нас отродясь не было.

– Что для одного безделушка, для иного – клад, – ведьма убрала выбившиеся пряди седых волос под красный платок. – Подумай еще, Василиса.

Любую лишнюю деньгу тетушка откладывала впрок. Говорила, мол, мне на будущее. Только не станут из-за кошеля золотых колдуны целое село изводить. Кроме небольших денег, ценного не водилось у нас: одежа в сундуках, травки лечебные, утварь кухонная да книжка тетушкина.

– Бабушка… – С опаской глянув на свою сумку, где томилась колдовская книга, перевела взгляд на Ягу, – …книжка у тетки была. Я по ней домовой волшбе училась, а она рецепты записывала.

– Где та книжка? – нахмурившись, старушка внимательно заглянула в мои глаза.

– У меня. Вон, в сумке.

Баба Яга, не раздумывая, спустила ноги с лавки и отправилась к сундуку. Она ловко развязала тесьму и достала колдовскую книгу. Немного повертев ее в руках, прижалась горбатым носом и, закрыв глаза, шумно вдохнула. Маленькие глазки Яги вновь суетливо забегали по кожаной обложке, но открывать книгу ведьма не спешила. Кажется, она откусила небольшой кусочек от уголка или и впрямь показалось.

– Чудная вещица, – наконец, заключила Яга.

Ведьма отправилась к столу, на ходу раскрыв книжку. Под кривыми старческими пальцами шелестели страницы. Яга едва доходила до середины и возвращалась к началу.

– Здесь знаки чужие, – ведьма ткнула ногтем в строчки.

– Да, иноземные. Откуда – знать не знаю. Один гость был у нас и прочел, сказал, вроде сказки его земель.

– Диво! – мозолистая ладонь шаркнула по странице. – Чую, что-то с ней не так, а что – не ведаю. Непонятны первые страницы с иноземными рунами, но и от них бедой не пахнет, – Яга еще раз принюхалась. – Хорошей знахаркой тетка твоя была, Василиса. Добрые рецепты собирала, редкие, но разве за такое можно людей погубить?

– Не знаю, бабушка.

Ведьма продолжала переворачивать страницы, одобрительно кряхтела, кивала вдумчиво. Видно – по нраву Яге тетушкины зелья от хворей.

– Ничего не найду тайного, – она, наконец, отложила книжку, – все рецепты добрые, но убить за них не могли. А тебе и поучиться не стыдно. Хорошей знахаркой можешь стать, теткино дело продолжить.

– Куда мне до тетушки! Никакого толку в учении с самого детства. Домовую ворожбу осилила – и то хлеб. Да и на знахарство новую грамоту получать придется, – легко улыбнулась, вспомнив, как принимала из рук Бессмертного документ, – а моя грамотка не простая – самим Кощеем подписана.

– Неужто? – морщинистые щеки Яги расплылись в ухмылке. – Кощей Бессмертный на посылках у Гороха?

– Нет, случайно вышло. Он наездом в столице был…

– Триста лет о нем ни слуху, ни духу, а тут – нате, в царских палатах объявился. Встречу его, припомню, – хихикнула бабушка. – Хотя он на девиц падкий, мог ради того грамоты раздавать. Поглазеть на молоденьких девиц любому мужику приятно.

– Старух в очереди не видала. – Мы с Ягой дружно расхохотались, позабыв о тяжелых думах.

Веселье грубо прервал настойчивый стук из-под пола. Замерев, позабыла о шутках и с удивлением уставилась под ноги. Кто там дверь найти не смог, под избой кулаками колотит?

Баба Яга плечи расправила, принялась одежу отряхивать. По щекам себя легонько похлестала – налились скулы румянцем:

– Как я? Ничего?

Вопрос Яги окончательно сбил с толку. Среди ночи в Темном лесу кто-то из-под пола шумит, а старуха и глазом не ведет – о красоте печется.

– Чего сидишь-то?! Гости у нас! – скрипучий голос Яги вдруг сделался тоненьким, мягким. Не понимая, что должна делать, на всякий случай переложила тетушкину книгу со стола на крышку сундука в углу и уставилась на бабушку.– Ох, горе ты мое, – причитала Яга, торопливо поправляя узел на платке, – на стол собирай. Резвее, милая! Зимы три никто носа не казал, – нараспев завела она, – пожаловали, наконец-то!

Пританцовывая, ведьма зашаркала к крышке подвала и, дернув за кольцо, прервала неутихающий стук. Тут уж совсем не до шуток стало – какой, к чертовой матери, подпол в избушке на курьих ножках? Раньше крышки этой и не замечала.

– Ягиня-матушка! – из подвала высунулась голова молодца в соболиной шапке.

Лицо парня сияло радостной улыбкой, что новый золотой, но на щеках не было румянца от мороза, что на улице сейчас гуляет. Может, совсем перемерз молодец? Так нет – не бела кожа.

– Ивашенька, – Яга мило сложила ладони и захлопала маленькими глазками. – Каким ветром, миленькай?

– Здоровье поправить надобно, – басил молодец, с трудом протискиваясь из подвала в избу. – Совсем силушка богатырская иссякла. Ворога далече колен в землю вбить нет мочи.

Заохала Яга, заахала. Одежу верхнюю парню снять помогла и снова ко мне обернулась:

– Вася, дочка, что же стол еще не накрыла?

Перемены в характере бабы Яги просто невиданные. За три седмицы запомнила – ежели с первого раза ее просьбу не выполнить, второй раз такого ворчания наслушаешься… А здесь – тихая, ласковая. Чудо впрямь!

Лихо будить не стала: скорее завертела тесто на пироги, попутно придумывая, чем начинять стану.

Добрый молодец все с Ягой беседовал и на меня глаз косил. Огромный-то какой! Ярка рядом с ним ребенком покажется. Кулачищи – полголовы лошадиной, плечи – коромысло, макушкой чуть ни в потолок упирается. Борода рыжая, словно топором рублена. Такой и топором подстрижется – не поморщится.

– Не захворала, матушка? – молодец беспокойно глянул на ведьму. – Гляжу, стряпуху взяла. Совсем сил нет готовить?

– Что ты! – старушка игриво склонила голову. – Гостья моя, домовуха. Пущай поможет – справная ведьма. Василисой кличут.

– Дивляновной.

– Иван – коровий сын, – не растерялся богатырь. – Будем знакомы.

– Будем, – отправив нарезаться капусту, буркнула я.

Не переняла радости Яги от появления незваного гостя в избушке. Настроившись на тяжелый разговор о сгоревшем селе, надеялась сегодня его и закончить. Теперь откладывается беседа, а потом снова рану бередить придется.

– Баньку тебе истоплю, касатик, – ворковала бабушка. – А вы пока с Василисой поболтайте. Дело молодое, – накинув на плечи пуховый платок, она скрылась за дверью.

Молодое дело у нас с богатырем не заладилось сразу. Здоровенный детина отлично уплетал пироги, собирался в баньку, а в разговорах оказался слаб. Еле стерпела, пока Яга домой вернется. Слушать о том, как Иван лихо вбивает татей по пояс в землю, уже не было сил. Первый десяток бедняг в моей голове уложился кое-как, а дальше и считать перестала.

Оказалось, что дюжина пирожков с капустой – присказка, а за сказку Ивашка собрался приняться после бани. Пришлось наготовить полный стол и кваску не забыть.

Довольный распаренный богатырь под опекающим взглядом бабушки Яги с удовольствием уплетал кушанья, утирая рукавом рыжую бороду. На том пополнявшие молодецкую силу обряды не закончились. Ведьма собственноручно замесила в огромной кадке тесто: накидала трав разных, сдобрила шепотками волшебными. Выдернув заслонку топки, старушка разгребла кочергой почти остывшие угли и внимательно вгляделась внутрь.

– Василиса Дивляновна, косой глаза завяжи, – ухмыльнулась она, – гостю раздеться надобно.

Я только бровь подняла, а молодец и не удивился. Не дожидаясь, пока отвернусь, он принялся стягивать влажную после бани рубаху. К щекам хлынула кровь. Мигом встала к гостю спиной и зажмурилась для верности. Слышала, как шлепает тесто по телу, как баба Яга складные заклятья шепчет. Интересно сделалось. Закусив губу, набралась смелости, стыд отогнала и через плечо вполглаза посмотрела.

Матушки! Стоит Иван – коровий сын, с ног до головы тестом обмазанный, а ведьма уже лопату хлебную достала.

– Прыгай, Ивашенька, – бодро скомандовала старушка, подставляя ее.

Богатырь присел на лопату да ноги поджал. Даже не скрипнула деревянная утварь, словно хлеб приняла – не молодца. Баба Яга поднатужилась, ухнула, подняла Ивана и прямо в печь на лопате отправила.

– Подглядела все же, – заулыбалась ведьма, задвигая заслонку.

– Ты чего, бабушка, испечь его взялась?

– Да уж прям, – буркнула старушка. – Иль ты сказкам злым веришь?

– Не верю, – повернувшись, твердо заявила я.

– Вот и правильно. Погреется в печи молодец, а как тесто коркой встанет, я его выну. Очистим, причешем – как новенький станет. Ворогов по шею в землю вгонять будет.

– Ой, хватит про ворогов, – выдохнув, присела на лавку.

– Вижу, и тебе Ивашка про свои молодецкие забавы рассказал, – засмеялась ведьма. – Ладно, хватит болтовни. Стели гостю на ночь. Спать уж пора, полуночничать нечего.

С постелями выходило плохо. В тесной горнице избушки на курьих ножках еле поместилась кровать, которую я же и сотворила. Сколько сил потратила – один леший ведает. Домовуха – не плотницких дел мастер. Второе место для сна – печь, а третьего-то нет. Богатырю, как дорогому сердцу ведьмы человеку, положено спать на теплой печке. Ягу на лавку отправить совесть не позволила, пришлось самой устроиться на узкой дощечке.

Сытый и довольный Иван захрапел, едва голова подушки коснулась. Яга тоже недолго ворочалась, а мне сон не шел. Присяду, снова встану. По прохладному полу в темноте босыми ногами пройдусь да улечься пытаюсь. И как гостю нашему во сне не икалось – диву даюсь. Такими словами про себя распекала – стыдоба.

Сдвинула три сундука, кинула покрывала и калачиком свернулась – так лучше будет. Глаза сразу принялись слипаться. Пяткой нащупала книжку на крышке сундука брошенную. Не убрала, не спрятала, но силы встать так и не нашла, заснула.

Сквозь сон почувствовала жгучую боль в ноге. Обожженная, подскочила, за пятку схватилась. Голова после короткого сна соображала туго, но картина, явившаяся взору, заставила резво в себя прийти.

Перед сундуком у раскрытой книги стоял Иван – коровий сын. На страницах ярким черным пламенем полыхали руны. В колдовском свете остекленевшим взглядом молодец заворожено глядел на чудо и не шевелился. Знаки разгорались сильнее, начинали отрываться от страниц, оставляя нити, что смола растаявшая.

– Бабушка! – заорала я.

– Погоди, – сухим голосом заявила ведьма.

Баба Яга не спала. Равнодушно наблюдая за происходящим, сидя на лавке, будто ничего особенного не случилось. Без зажженных лучин в колдовском свете горница наполнилась беспокойством, а старушке нипочем. Руны закоптили, отдавая воздуху едкий запах дыма.

– А вот теперича хватит.

Яга спешно отправилась к колдовской книге. Хлопок – и в темноте тело богатыря глухо ударилось об пол.

– Бабушка, он жив? – мой голос дрожал от волнения.

– Жив, не переживай.

Прищелкнув пальцами, ведьма зажгла лучины. Беглым взглядом оценив обстановку, вздохнула и принялась будить молодца. Иван, что хмельной, еле шевелил ногами. Кое-как добравшись до кровати, повалился на мягкую перину. О том, чтобы забраться обратно на печку, и речи быть не могло.

– Бывало уже такое? – серьезность в голосе бабушки заставила сердце сжаться.

– Было…

Вспоминая, как в постоялом дворе из книги пытались вырваться знаки, кляла себя за то, что раньше не вспомнила.

– И ведь смолчала, – с укором проскрипела ведьма. – Спать ложись. Утром потолкуем.