Текст книги "Серпомъ по недостаткамъ (СИ)"

Автор книги: Луиза Франсуаза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 45 страниц)

– Ладно, знал. А теперь ты знаешь, как его делать – так что ты куда как умнее Эйнхорна получаешься. Молодец. Кстати – а может быть и не очень кстати... ты придумала, как этот ДДТ нейтрализовать? Мы же распылили почти шестьсот тонн яда, и потихоньку продолжаем его делать. Со вшами бороться надо – но если он не разлагается, то скоро и люди того гляди целыми селами вымирать начнут...

– Кое-что придумала. ДДТ состоит из трех изомеров, и два почти совсем на насекомых не действуют. Их можно убирать из продукта, но для этого нужно много раствора нитрата аммония. Зато тот, который насекомых убивает, разлагается в растениях быстро, месяца за три – а если добавить в раствор или порошок нитрид меди, то вообще меньше чем за месяц. И те изомеры, которые не разлагаются быстро, но и на саранчу не влияют, можно разложить азотной кислотой. Все это хорошо, но, сам видишь, нужно очень много азотной кислоты – а где ее взять? Сейчас чилийскую селитру только военное ведомство закупает, да и то немного: не продают. Армия даже с коксовых заводов аммиачную воду почти всю забирают, скоро соду будет не с чем делать... Так что остается надеяться, что к следующему нашествию саранчи у тебя на прицефермах вырастет миллион кур.

Ну вот, и тут нужно много азотной кислоты. Почему-то все ее просят, но никто не хочет ее делать. Может, самому заняться?

– Камилла, ответь мне на такой вопрос: а ты сможешь эту азотную кислоту сама сделать? Я имею в виду, из аммиака? А то я просто не знаю, как ее делают. Аммиак – знаю, а азотную кислоту – нет.

– Так я тебе говорю: сейчас военное ведомство постановление выпустило, что всю аммиачную воду с коксовых заводов положено сдавать казенным предприятиям. А если кому нужно для производства, то покупать ее можно только с казенных складов. Хорошо, что у нас на содовых заводах запас сделан, тонн двести, так что пока производство продолжается. Но если азотную кислоту начать делать, то скоро и соду выпускать не с чем будет. При возгонке лигнина аммиак, конечно, получается – но его едва-едва на рефрижераторы хватает...

– Еще раз. Я правильно тебя понял, что если будет много аммиака, ты сделаешь кислоты сколько угодно?

– Да. Но аммиак взять негде, я тебе...

– Все, спасибо. Я тебя попрошу подготовить предложения по строительству завода на, скажем, двадцать тысяч тонн азотной кислоты в год. Или на сто тысяч тонн – посоветуйся с Юрой. А аммиаком я тебя обеспечу.

Про производство аммиака я знал почти все. Ну то все, что можно было вынести из пятнадцатиминутной лекции человека, который занимался этим много лет.

Экзамен по химии после первого курса я сдавал отдельно от группы, досрочно – поскольку по расписанию он был последним, а в экспедицию выехать надо было двумя днями раньше. Так что я просто пришел на кафедру с разрешением из деканата, и преподаватель, отведя меня в лабораторию, сунул билет, дал полчаса на подготовку и куда-то увеялся. Химия у нас была на уровне, понятное дело, детского сада, на вопросы я ответил почти сразу, вот только с одним запутался – как раз вопрос попался по производству аммиака из водорода и азота воздуха. Ну не могу я запомнить: там пятьсот градусов и триста пятьдесят атмосфер или наоборот триста пятьдесят градусов и пятьсот атмосфер?

В лаборатории было пусто, только в уголке сидел какой-то парнишка, по виду – лаборант из старшекурсников. Вот к нему-то я и обратился:

– Парень, сделай доброе дело, глянь в учебнике что там и как... на странице двести одиннадцать – сумка с учебниками под строгим взором преподавателя была положена под преподавательский стол у двери и я резонно опасался лезть туда самому.

– Да зачем? – ответил мне лаборант, – я и так помню. А что конкретно тебя интересует?

– Все интересует. А в особенности – пятьсот – это градусы или атмосферы – ответил я, поглядывая на входную дверь.

Парнишка же спокойно пересел ко мне за стол, и очень подробно рассказал весь процесс синтеза аммиака. Что-то спрашивал – больше о том, правильно ли я понял сказанное, иногда "отклонялся от темы", рассказывая различные смешные и не очень случаи из жизни аммиачного производства – в общем, минут за пятнадцать он вопрос изложил мне так, что я был практически готов сесть дежурным оператором этой самой установки. А затем, когда в дверь, наконец, вошел преподаватель, парнишка весело его спросил:

– Витя, это твой? Ставь ему "отл", я с ним уже поговорил.

Уже осенью я узнал, что парнишка этот оказался замзавкафедрой химии, доктором наук – и диссертация его как раз была посвящена повышению эффективности аммиачных заводов. А еще чуть позже, встретив его в коридоре, поинтересовался, с чего бы он решил мне помочь.

– Знаешь, я эту главу сам писал. Но вот номера страниц – не помню. Вижу – человек предмет действительно учил, но волнуется, бывает такое. Так почему бы и не помочь?

Я не стал ему говорить, что номер страницы наобум ляпнул, потому что учебник и вовсе не открывал... но вот как делать аммиак – теперь уже знаю.

И с этим знанием отправился ловить Антоневича.

– Саша, – начал я издалека – я сейчас попрошу тебя построить еще один завод. То есть все бросить и построить один завод. Вообще все остальное бросить и построить один очень секретный завод, после чего благодарное человечество воздвигнет тебе золотую статую чуть-чуть поменьше Камиллиной. Но тут есть два тонких вопроса: завод этот будет абсолютно секретный – это раз. И два – никто не должен будет знать не только то, что завод будет делать, но даже где он будет находиться. Никто, кроме меня и тебя. Поэтому строительство завода будет для тебя последней работой – не в смысле, что по завершении я тебя убью, а в смысле, что после завершения ты его и возглавишь. Так что пойдем ко мне и обсудим детали...

К Антоневичу я с этим поручением обратился не просто так. Уже года два назад он написал мне обстоятельное письмо с предложениями, как, по его мнению, нужно подходить к вопросам строительства промышленной империи. По сути своей он изложил в письме основы хозяйственного планирования. И я бы с огромным удовольствием воплощал бы его предложения в жизнь, но мешало одно обстоятельство: для их реализации нужно знать, что должно получиться в результате. А я – не знал. Раньше не знал.

Теперь же у меня появилась хоть и небольшая, но вполне определенная цель, которая – в силу различных обстоятельств – должна быть достигнута исключительно "своими силами", то есть все оборудование нового завода должно было быть исключительно собственного производства. Ведь только таким образом можно было сохранить в тайне от иностранцев не только технологию получения аммиака, но и сам факт ее наличия. А ведь аммиак – это азотная кислота. Это – удобрения, это химизация сельского хозяйства в широком смысле (включая безопасные ядохимикаты), это – не побоимся громких слов – обеспечение сытой жизни народа. И – безопасной жизни, потому что это – порох, тол – то есть патроны, снаряды...

Вот такую задачу – построить все своими силами – я перед Сашей и поставил.

– А строить все это богатство мы будем в Кологриве.

– Почему в Кологриве?

– Места – глухие, а по Унже вполне доступные. На "Амазонках" доступные, обычные же пароходы до Кологрива не пройдут даже в половодье. Опять же земля там дешевая, можно купить очень много – и наладить приличное сельское хозяйство. Для картошки, капусты – самые хорошие места. А посему потребуется трактороремонтный завод, ну а чтобы не создавать новых сущностей – еще какое-нибудь полезное механическое производство поставим. Например, пусть экскаваторы делают – а то у меня острая нехватка экскаваторов.

– Нехватка чего?

– Ну, механических лопат...

– Так ты же механические лопаты не выпускаешь...

– Потому и нехватка. Ладно, это я для примера. Главное, что ближайший иностранец не ближе, чем верстах в двухстах появиться сможет. Давай прикинем, во сколько нам все это обойдется...

Глава 31

Александр Платонович не первый раз оказывался в этом кабинете, но сейчас он нервничал. Не сильно, однако он понимал, что откровенное признание в том, что заслуги его в полученном результате почти и нет, могли быть расценены как скрытое прошение об отставке – а отставки он не желал. Впрочем, он был готов и на отставку – все же в последнее время болезнь все чаще давала о себе знать, и некоторый отдых наверное был бы и полезен. И если Император решит этот отдых от дел, то Александр Платонович его примет..., наверное, даже с определенной благодарностью.

Обычно аудиенции с губернаторами Император проводил наедине – если вопрос не касался сразу нескольких губерний. Но сейчас в кабинете присутствовал какой-то незнакомый артиллерийский подполковник и фон Плеве, саратовскому губернатору, напротив, хорошо знакомый. О чем Николай говорил с артиллеристом, Александр Платонович не узнал – разговор уже закончился, а вот то, о чем говорил Вячеслав Константинович, губернатору понравилось, хотя и звучало очень... неожиданно:

– По словам же мужиков, перед работой все они по приказу Волкова молились за здоровье губернатора и императора, им такого губернатора поставившего. Так же сообщают, что дама эта, Синицына, говорила, в том числе и публично, что будь в Области Войска Донского столь же умный и деятельный начальник, как губернатор, то саранчи бы и вовсе не было...

– Спасибо, – Николай остановил министра внутренних дел и повернулся навстречу входящему Энгельгардту. – Вот как раз умный и деятельный губернатор подошел, так что и у него кое-что спросим. Александр Платонович, вы, как я понимаю, в господином Волковым во время борьбы с саранчой часто встречались. Скажите, по вашему мнению способен он командовать, например, полком? Не по воинским знаниям, а как инженер... инженерным полком?

– В военных делах я не специалист, но мое мнение – он и инженерной дивизией командовать сможет. Фактически у него под началом с саранчой боролись почти десять тысяч человек – включая и Бобруйский резервный батальон, и по моему мнению организация всех работ была просто отменной. Я думаю...

– Спасибо, Александр Платонович, – прервал его царь, пододвигая к себе и подписывая какую-то бумагу. – Вот передайте ему – он протянул документ подполковнику, – думаю, что это его обрадует. А теперь вернемся к вашему вопросу. Вы считаете, что ваши заслуги в борьбе с саранчой не большие, нежели заслуги этого юноши и девицы Синицыной?

– Совершенно уверен в этом, Ваше величество.

– Ваши же успехи вполне заслуживают того, чтобы быть отмеченными. Но вы считаете, что их следует отметить не ниже?

– Никак не ниже, Ваше величество, а, думаю, выше.

– К сожалению, пока это невозможно... Но вы правы – тут нужно отметить из особо... – и император, подвинув к себе несколько листов, что-то вычеркнул, исправил текст и подписал. Затем, протянув два подписанных документа саратовскому губернатору, сказал:

– Ну а это уже вы вручите имениннику... Спасибо.

Выходя из кабинета, Александр Платонович снова краем уха услышал, как Государь Всея Руси уточняет в фон Плеве:

– Так говорите, приказал молиться за императора?

Год закончился удачно. И в смысле борьбы со злой природой, и в плане борьбы с тупым чиновничеством. «Злая природа» принесла мне семнадцать центнеров с гектара пшеницы – со всех пятидесяти семи тысяч этих самых гектаров, засеянных «белояркой». Сто тысяч тонн пшенички – это уже кое-что. Если не считать двадцативосьмицентнерового урожая с пяти с половиной тысяч десятин, засеянных «Царицынской» пшеницей из моего прошлого будущего – но эти шестнадцать тысяч тонн пойдут на семена.

Рожь тоже не подкачала, так что все четыре выстроенных за лето элеватора – семидесятипятитысячника были заполнены под завязку. Да и два стареньких, на пятнадцать и двадцать тысяч тонн, не стояли пустыми.

Был получен неплохой урожай овощей: картошки, капусты и морковки было много. Особенно капусты: в прошлом году неожиданно был получен огромный урожай семян. Так что в плане "насчет пожрать" все было хорошо. Да и запуск за год еще двенадцати заводов кормовых дрожжей делу способствовало: корма хватало теперь на тот самый пресловутый миллион кур. Поголовье, правда, еще немного отставало от возможностей, но это дело наживное: полсотни ферм уверенно его наращивали.

А еще я занялся разведением коров. Местные коровки производили на меня удручающее впечатление, и я, вспомнив "нужные слова", закупил в Швейцарии довольно приличное стадо коров симментальской породы. Целую тысячу коров. А еще – сто бычков. Причем за покупкой отправил известного ярославского корововода Угрюмова. Я, конечно, про него вообще ничего не знал и даже имени его не слышал, но Анна Ремизова мне его для этой цели горячо посоветовала. Что ей было сделать нетрудно: с сентября она проживала у меня в городке и работала диктором местной радиостанции.

Сподвигнул меня на разведение коров Мухонин: в первом своем трансатлантическом рейсе он перевез, кроме всего прочего, и по две дюжины коров и быков голштинской породы. Сказал, что это – самая молочная порода в Америке. Я не проверял, но молока они дают действительно много, и молоко жирное, вкусное.

Ну а я в ноябре запустил новый завод, который полностью сам и спроектировал. Кологривский электродный завод.

Электродов у меня тратилось очень много, и, поскольку никто их не производил, делать электроды приходилось самому. Дело-то нехитрое (если знаешь как и из чего): бери себе проволоку, макай в обмазку и жди пока высохнет. Потом – еще раз макай...

С собой в экспедиции мы с Василичем всегда брали пару килограмм силикатного клея и мешочек доломитовой муки. Это на случай, если вдруг варить придется в поле, "гвоздем". Мешаешь клей с доломитовой мукой, добавляешь уже пшеничной муки или крахмала, макаешь, сушишь... Но лучше конечно в мастерской колхозной нормальный электрод взять. А если нет?

Самое тоскливое поначалу было напильником пилить кусок ферромарганца, добытого на французском заводе. Но для раскисления сварочного шва без него никак. Потом, когда появились нормальные станки, с этим делом стало гораздо легче, но все же "чего-то не хватало". И тут, совершенно неожиданно, Камилла (а как же без нее?) вдруг попросила меня купить ей гору... любительница горных пейзажей, тоже мне. На мое резонное замечание, что в окрестностях Царицына я гор как-то наблюсти не могу, она уточнила, что гора ей нужна не любая, а вполне конкретная, и не рядом с Царицыным, а вовсе неподалеку он Нахичевани. Выслушав се это, я, наконец, с полным основанием смог "вернуть" девушке ее любимый вопрос:

– А тебе зачем?

После того, как я узнал зачем, я тут же пообещал взять ее в любимые жены (сразу после того, как овдовею): оказалось, что эта конкретная года как бы не целиком состоит из рутила. Ну не то чтобы целиком, но рутила там много... то есть там его можно найти в довольно приличных количествах. В таких количествах, которые заметно перекрывают потребности Камиллы в титане.

Гору я купил. А для производства рутиловых (а уж заодно и всех прочих) электродов выстроил завод. Конечно, Кологрив довольно далеко от Нахичевани, но скоро там столько всего варить придется!

Хотя место я выбрал действительно "секретное": хотя я и ошибался насчет пароходов (в половодье они до Кологрива могли добраться – просто незачем было), глухоманью Кологрив был знатной. Для строительства завода пришлось везти все, кроме леса: в городе с населением почти в две с половиной тысячи человек кирпича не делали. Впрочем, у меня сложилось впечатление, что в городе вообще ничего не делали. Зато всему учили.

Правда, не всех. Что меня удивило, так это наличие в городе (точнее, рядом, практически на окраине Кологрива) именно "Низшего сельскохозяйственного училища". Еще в городе была женская прогимназия на полсотни учениц (мужчин, видимо, кологривцы считали излишним), уездное училище (мужское, для народа), церковно-приходская школа. Зато пятнадцать процентов населения были "почетными гражданами" города, и еще в городе жило больше полусотни дворян.

Еще в городе было с десяток гостиниц. Но, поскольку я приехал в разгар местной ежегодной ярмарки, мест в гостиницах не было – чему я нимало не расстроился. Две недели, что я провел в городе, я прекрасно ночевал на борту доставившей меня в город "Мароньи", благодаря чему так и не познакомился с толпами клопов и тараканов. Тараканов я своими глазами видел в уездной управе, где оформлял многочисленные свои приобретения, а про клопов мне красноречиво поведали постоянно чешущиеся купцы – посетители ярмарки.

Захолустье – оно захолустье и есть. Местное население свято уверено, что стоит им только вырваться "в столицы" – и уж они себя покажут! Вот только средств на "вырывание" не хватает. Поэтому у местных "частновладельцев" за очень умеренные деньги (в среднем рублей по шесть-восемь за десятину) удалось купить почти восемь тысяч десятин земли "первой категории" – то есть на которой хоть что-то могло расти и почти шестнадцать тысяч – земель второй и третьей категории – земли, на которой что-то когда-то произрастало.

Два участка оказались очень удачными. Один – на котором я, собственно, и выстроил электродный завод – размером в триста с небольшим десятин начинался сразу же за северной границей города и тянулся версты две с половиной на северо-восток. Другой – почти в пятьсот десятин размером – располагался в пяти верстах к северу от города и верстах в трех от Унжи. Там, по моим прикидкам, стоило поставить аммиачный завод – до города в общем-то недалеко, а место – абсолютно со всех сторон закрыто лесом.

Но Кологрив мне не понравился не только своей "уединенностью" и засильем местной "элиты". Нравы в городе были... скажем, сомнительные. Я уже привык, более того, вжился в современную асексуальность царицынского населения. Точнее – той его части, что называлась "чистой публикой" – и в этом названии крылось куда больше, чем я себе раньше представлял. Может быть, сказывалось провинциальное воспитание, но в Царицыне женщины и девушки были не только внешне именно асексуальны, но и поведение их было, прямо скажем, обескураживающим. Малейший намек в разговоре с девушкой – и в лучшем случае ты оставался в "гордом одиночестве", а позволявшие себе чуть больше вольности молодые офицеры Бобруйского батальона пощечины воспринимали практически как неизбежность.

Конечно, в Царицыне были публичные дома, но проституток и актерок вообще за людей не считали. И это не считая довольно легкомысленного отношения к гигиене...

В силу моего статуса (и, как я подозреваю, действий некоторых особ из моего ближайшего окружения) я более или менее постоянно испытывал "матримониальное" давление со стороны как родителей девиц подходящего возраста, так и самих этих девиц. Но в очень мягкой форме и, без сомнений, с четкими планами на дальнейшие строго семейные перспективы (безотносительно подлинных мотивов подобных инициатив). Но такого, как в Кологриве – когда местный "предводитель дворянства" простыми и понятными словами предложил мне "попробовать" его дочку, "а не понравится, я вам завтра другую приведу", я себе и представить не мог.

Хотя, с другой стороны, не мог я себе представить и нищеты, в которой обитали местные жители. В городе более или менее прилично, на мой взгляд, жило не более трех-четырех десятков семей. Остальные – что мещане, что даже "почетные жители" или мелкие купцы – жили вряд ли лучше ерзовских "середняков". Поэтому, наверное, местные жители и были готовы торговать своими дочерьми (да и женами тоже, были и такие "предложения") в надежде хоть как-то облегчить свое беспробудно-печальное существование.

Ладно, дочерей и жен я пристрою, правда несколько иным способом: "макать и сушить" электроды я нанял на завод почти сто человек, причем большей частью – именно женщин. С удивлением узнав, что предлагаемое жалованье в пятнадцать рублей почти вдвое превосходит уровень местных зарплат для "сильной половины". Ну ничего, вот скоро начнется строительство остальных заводов – и в Кологриве жизнь станет куда как веселее.

И только по дороге обратно в Царицын я, с некоторым опозданием, сообразил, что эта жизнь – реальность для сотен маленьких городов Империи. Просто как-то раньше проходившая мимо меня, поскольку очень мало где я умудрялся задерживаться больше чем на пару дней. Но Петербург, Москва, Харьков или даже Калуга – это несколько иные сущности. А Россия – она большей частью именно такая, захолустная глубинка.

Ничего, потихоньку и глубинку приведем в нормальное состояние. Для этого ведь так немного нужно: вот построим завод – и превратится Кологрив в приличный город. А что стоит построить завод?

Сам по себе завод стоит относительно недорого. Даже совсем недорого, учитывая, что ректор на двадцать килотонн аммиака в год будет сделан из нержавейки: всего-навсего миллион двести тысяч рублей. Еще какие-то копейки (которые даже считать неприлично) уйдут на строительство рабочего городка – вся инфраструктура которого вряд ли встанет больше двухсот тысяч, и это включая школу, больницу, клуб...

Вот только аммиакоделанье – штука довольно энергозатратная. По расчетам Саши Антоневича, для производства тонны аммиака нужно потратить около девяти мегаватт-часов энергии. Из которых шесть – строго электрической (остальные три – что пойдет на нагрев смеси в реакторе, можно и углем добрать. Даже обязательно углем – с газового завода, который будет водород производить). Так что нужен еще газовый завод. И электростанция: для производства двадцати тысяч тон аммиака в год электростанция нужна всего-навсего мощностью в двадцать мегаватт. В двадцать два мегаватта. Не считая потребностей городка, расходов на освещение самого завода... Четыре шестимегаваттных генератора (при том, что в мире сейчас всего четыре таких и есть, на моей электростанции на Дону) обойдутся еще в полтора миллиона рублей. Вот ведь загадка природы: удельная стоимость киловатта мощности с ростом единичной мощности растет, хотя повышается и экономичность агрегата. Впрочем, Сергей Игнатьевич (который, естественно, был приглашен к планированию проекта) сказал, что это временно. И он прав – все же в стоимость первых генераторов много привнесли возведенные Антоневичем цеха, а я считал именно полную стоимость всей системы.

Зима – неплохое время для проведения сложных расчетов. Например, финансово-экономических. Хорошо – в полях тихо, заводы мерно работают, сиди себе и считай с утра до вечера. Чем я, собственно, и занимался с Мышкой. Дарья только пироги подтаскивать успевала.

С финансовой стороны все было более чем в порядке: ежесуточно за кордон отправлялось по двести двадцать пять "Бычков", что уже давало девятьсот тысяч рубликов чистой прибыли. А еще в далекие страны отправлялись мотоциклы, мотороллеры, велосипеды – так что нетто-поток прибыли из-за границы составлял миллион рубликов в день. "Добрые" французы попытались было этот поток подсократить (в свою пользу, естественно), запретив на законодательном уровне экспортировать в Россию шары для подшипников. Но мир не без добрых людей, а добрым людям из-за океана было вообще наплевать кто и что покупает – лишь бы деньги платили, так что нехватки подшипников у меня не было. А на французов я сильно обиделся. Не на всех – с Полем Барро у меня отношения оставались самыми дружескими, но вот на нацию в целом...

Я, конечно же, понимаю: обидно, когда французские фермеры отказываются покупать французские трактора подешевле и демонстративно берут русские и подороже. Но и фермера тоже ведь нужно понять: не готов он покупать трактор, у которого мотор клинит через неделю работы. Ну а мне объяснять французским бракоделам тонкости техпроцесса изготовления поршневых колец просто некогда... и тем более некогда рассказывать про балансировку коленвала.

Кстати о велосипедах. Харьковский велосипедный заработал в сентябре. Причем сразу начал выпускать по сотне велосипедов в сутки, а к октябрю выпуск достиг двухсот пятидесяти машин. Но, по хитрой договоренности в Артуправлением, велосипеды были всего лишь "крышей" – и именно поэтому бурные вопли рижского Липгарда власти оставили без внимания: он свои драндулеты продавал по сто рубликов, и, когда я вылез на рынок с проверенной буквально веками моделью "Украины" (которую назвал все же "Русь" – нафиг нам сепаратизм?), продаваемой по сорок девять рублей, пошел по миру. Вслед за ним отправился и Юлиус Меллер, оставив мне "в наследство" завод "Дукс". Впрочем, на мой погляд на этом заводе не было совершенно ничего сколь-нибудь достойного внимания, и купил я его собственно ради здания в Москве. А основной продукцией Харьковского велозавода стали грузовики. Пока их выпускалось по двадцать четыре штуки в сутки, но к лету я рассчитывал на учетверение производства.

Но была еще продукция "неосновная", точнее – в планах была. Илья на производственной базе завода потихоньку готовил выпуск дизель-электровозов. Два Тимофеевских дизеля вращали шестисоткиловаттный генератор, от которого, в свою очередь, запитывались двенадцать пятидесятикиловаттных тяговых мотора. Эти моторы Африканыч делал давно уже десятками – оказалось, что траулеры с электрической "трансмиссией" получаются и надежнее – нагрузки на дизель становились более равномерными, и более технологичными – не требовались прецизионные валы от двигателя к винтам. Да и сами винты стали меньше – хотя теперь их ставилось по четыре штуки, судно стало маневреннее и в обслуживании проще. Хорошие траулеры получились. Немцам они очень понравились, а Березин их теперь в Феодосии собирал по две штуки в день, германский траловый флот лишних полста тысяч рубликов мне в карман ежедневно подтаскивал. Мне самому-то много траулеров не нужно: после того, как Мухонин договорился с очередным своим приятелем – уже греческим, и строго греческая "Пирейская рыбная компания" арендовала у меня этих корабликов сто двадцать штук (за девяносто процентов улова), мне рыбу стало просто некуда девать. Два сухогруза-морозильника по три тысячи тонн, так же построенных Березиным в Феодосии, раз в десять дней рыбу привозили из Эгейского моря – по три тысячи тонн и привозили. Хорошо еще зима на дворе – удавалось мороженую рыбу растащить по городам и селам Российским до того, как она протухнет. А вот что с ней летом делать?

Вот я и считал. И Мышка считала. Но чем дальше, тем расчеты становились грустнее:

– Получается, Александр Владимирович, что у нас уже в мае будет острая нехватка угля. Сейчас, Сергей Игнатьевич говорит, спрос на уголь уже растет, в Лисичанске от теперь уже по три с половиной копейки, в к лету по четыре с половиной будет, если не по пять. И это если наши закупки не считать. А с нашими потребностями, выходит, и до семи подымется, и все равно мы не сможем купить столько, сколько потребно будет. Вот сами смотрите: только на новые электрические станции, которых каждый месяц по две штуки, потребуется...

Неожиданно Камилла, спокойно жевавшая пироги и вроде как внимания на наши расчеты не обращавшая, спросила:

– Господа счетоводы, а когда вы жениться-то собираетесь?

– Что?!

– Когда вы жениться будете, спрашиваю. А то мне Юра предложение сделал, а я возьми да брякни: после Саши предложение приму. А я же теперь не абы кто, баронесса, мне слово держать надо. Вот мне и интересно стало, можно платье венчальное заказывать или придется еще подождать. Только долго ждать мне не хочется, так вы уж поскорее...

Мышка резко покраснела и, судя по всему, готова была высказать Камилле много теплых и ласковых слов. Но не успела:

– А что, Мария Иннокентьевна, Камилла-то у нас не совсем дурочка получается. Есть, есть у нее светлые мысли в голове. Ну что, не дадим девке в девках остаться?

– Что?

– А то. Выходите-ка вы за меня замуж.

– Я... я не могу. Скажут, что я вас из корысти... вы же нынче самый богатый человек в России, а я кто?

– Это я из корысти. Даже из двух: во-первых, на зарплате бухгалтера сэкономлю деньжищ немеряно, а во вторых лень свою потешу: не надо будет вставать и одеваться, чтобы узнать собственное финансовое положение. Так что выхода у вас нет, придется предложение принимать. Вы же все же бухгалтер, должны понимать важность экономии на зарплате.

Мышка, считая, что я все свожу к шутке, уже более спокойно ответила:

– Ну, я не знаю... разве что как бухгалтер.

– Зато я знаю. Камилла, тебе поручается проследить, чтобы моя невеста была самая красивая – и чтобы она, как бухгалтер, не занималась мелочной экономией на бриллиантах там и прочих мелочах. Учти – царица должна от зависти локти себе кусать, а весь город – пусть вообще от зависти сдохнет. Сроку тебе дается неделя, денег миллионы, время пошло. А что же до угля, я думаю мы проблему решим. После свадьбы – ведь до мая еще далеко, так ведь, милая моя?

– Хорошо, я согласна, Александр Владимирович. А сейчас, если вы не возражаете, я пойду – мне нужно побыть одной...

После того, как Мышка ушла, я высказался:

– Камилла, ты все же дура. Ну кто так делает? Поставила Мышку в неудобное положение, по сути вынудила ее согласиться...

– Я не дура и не вынудила! Она тебя любит, я знаю! И ты ее тоже – вон, все время Мышкой зовешь, пока она не слышит... А ты сам дурак, так бы и сидел бобылем до старости, опасаясь предложение сделать.

– Ладно, проехали. Но все равно неудобно получилось. Так что беги к ней, скажи, что я тебе давно говорил что хочу на ней жениться, только не знал как предложение сделать... Беги, чего расселась?

Откровенно говоря, о свадьбе я до этого момента и не думал. Оставшись в этом мире один, я как-то очень быстро стал считать близкое окружение чем-то вроде своей семьи, точнее кем-то вроде родственников. К Камилле и Машке Векшиной вообще как к сестрам относился, Сергей Игнатьевич был кем-то вроде старого дядьки... К Мышке тоже отношение было похожим, и даже случившееся два года назад наших отношений почти не изменило. По крайней мере моего к ней отношения. Но когда Камилла так неожиданно выступила, я вдруг подумал, что она наверное все же права: сестрой Мышку я точно представить не мог. А женой...

Ладно, всяко хуже не будет. А лучше – очень может быть.

Чтобы мешать бурным свадебным приготовлениям (а свадьба Юры и Камиллы была назначена на тот же день, сразу "после" моей), я отправился на недельку в Ковров. Там как раз намечался пуск нового завода. Ковровского экскаваторного.

Экскаватор – штука полезная, особенно в свете моих сырьевых потребностей. Можно, конечно, руду и лопатой с кайлом добывать, но экскаватором – быстрее и дешевле. Поэтому в Императорском техническом училище я подобрал молодого и незашоренного выпускника, который за лето спроектировал мне гидравлический экскаватор с ковшом на четверть кубометра. И рискнул начать строить завод под этот проект, не имея ни одного хоть сколь-нибудь работоспособного опытного изделия. В Коврове – все же Кологрив был уж очень неудобен в плане логистики. Рискнул – потому что в мире пока не было ни одного прототипа такой машины: все действующие (паровые) экскаваторы имели тросовые приводы и машинами были все же крайне ненадежными (на мой взгляд) и капризными. Коля Скоробогатов – так звали этого юного гения – поначалу предложил мне повторить "опробованный и доказавший эффективность" вариант, с заменой паровой машины на бензиновый мотор. Но после того, как мы с карандашом в руках посидели пару дней, мнение свое изменил: по прикидкам получалось, что гидравлическая машина с ковшом на четверть куба по производительности минимум втрое превосходила лучший американский тросовый "паровик" с двухкубовым "черпалом". И сейчас мне предоставлялась возможность в этом убедиться – или не убедиться.