Текст книги "Серпомъ по недостаткамъ (СИ)"

Автор книги: Луиза Франсуаза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 45 страниц)

– Поставьте новичков к мастерам своим, пусть они опытом делятся.

– Так не хотят! Зачем, говорят, других учить, нас-то никто не учил, сами до всего доходили. И я так их уговаривал, и сяк – но не хотят!

– И сколько эти мастера у вас получают?

– Вы не поверите – по сто двадцать рубликов я им плачу. И другим бы платил – так нет других-то!

– И что, они так без брака лопатки и делают?

– Не без того, конечно. Но в брак идет не больше трети, а другие, сколько ни старались, хорошо если одну из пары дюжин хорошую сделают.

– Когда же успевают-то?

– Так в ночную смену-то станки стоят, вот некоторые специально в ночную и просятся, чтобы попробовать: ведь если получится, то зарплата как бы не вдвое вырастет. Но не получается ни у кого...

– А давайте сделаем так, Герасим Данилович... есть у меня мысли, как сделать чтобы захотели мастера других учить. Очень захотели. Пойдемте в контору, что ли. Африканыч, тебе тоже полезно послушать будет...

Парсонс был талантливым инженером – разве что знаний у него не хватало. Меня же господь талантом не наградил – но вот знания, которых так не хватало Парсонсу, в меня буквально мимоходом впихивали еще на первом курсе. Поэтому у британца на турбинах было по тридцать-сорок рядов лопаток, простых, как грабли: они тупо крутили вал за счет плавного снижения давления пара между рядами. Ну а в турбине Гаврилова, которую тот создал после моих скорее менее, чем более подробных разъяснений, ступеней было всего одиннадцать. Но лопатки были хитрой формы, работали как своеобразные сопла Лаваля и использовали не только давление, но и температуру: пар, расширяясь и ускоряясь на каждой ступени, тратил и кинетическую, и потенциальную энергию. Поэтому КПД у моей уже турбины был как бы не вдвое больше парсоновской, а габариты – вчетверо меньше. Вот только чтобы изготовить лопатку такой турбины, рабочему нужно было иметь ну очень высокую квалификацию. Счастье, что Гаврилов хотя бы двух таких рабочих нашел. Но чтобы турбины эти делать массово, мне их нужны десятки. И где их взять?

– Давайте сделаем так: разделим рабочих, в зависимости от того, что они делать умеют, на разряды: первого разряда – кто станок сам включить только может, а шестого – кто любую деталь сделает, и сделает хорошо. Мастерам разрешить – еще раз, не обязать, а разрешить – брать учеников. Скажем, не больше двух за раз. Сдаст ученик на следующий разряд – мастеру месячная зарплата на рубль поднимается. Точнее за второй и третий разряд – на полтиник, там обучение несложным будет, за третий и четвертый – рубль. За пятый – два, даже три, а за шестой разряд – пятерку. Подготовил рабочего второго-третьего разряда – рубль этот целый год платиться будет, четвертого разряда – три года, пятого разряда – пять лет. А подготовил мастера, то есть шестого разряда – всю жизнь, причем даже если с работы уйдет по старости или еще по какой причине. Но если рабочего подготовил, а он в течение трех лет с работы сам ушел, или выгнали его за пьянку – вся добавка обратно из зарплаты вычитается. Так что я попрошу вас в ближайшее время сделать описание навыков, что рабочий какого разряда должен уметь делать, отдельно по разным специальностям, и рабочим это объявить. А чтобы рабочие сами учиться хотели – зарплату тоже в зависимости от разряда установить, чтобы высшего разряда рабочий за такую же работу хоть немного, но больше получал.

– Так это что, подготовит мастер десяток других – и может вообще не работая каждый месяц полсотни рублей в кассе получать? – поинтересовался Гаврилов.

– Пусть получает – у вас будет десять новых мастеров работать.

– Интересный подход...

– И еще, я не знаю, сколько времени на обучение уходит, какие работы сложные, а какие простые... Я расценки на обучение примерно назвал. А вы тоже подумайте, какие на самом деле определить. Причем так, чтобы мастер за пять лет смог себе – если он нормальную смену подготовит – получить прибавку к жалованию рублей семьдесят пять, а то и сто. Лучше сто – сто пятьдесят. Договорились?

– Полтораста рублей прибавки? За это рабочие точно все силы на обучение кинут. А работать вообще некому будет – усмехнулся Иванов.

– Ну так условие поставьте – все это только при выполнении нормы, в смысле – урока. Ну сами придумайте, как все обставить. Будем считать, что на ваших двух заводах проводится эксперимент по повышению квалификации рабочих. Получится – очень хорошо, не получится – будем еще что-нибудь придумывать...

По дороге обратно в Царицын поезд почему-то надолго остановился на станции города Козлов. Говорили, что на мосту через Воронеж сошел с рельсов товарный вагон и его пытаются оттуда стащить, но это получится не очень скоро. Проводник сказал, что часа два точно простоим, так что я отправился "оборзеть окрестности". В здании вокзала увидел знакомый мне по другим местам стеклянный "фонарь" пончиковой, обрадовался. Не тому, что Кузьма уже и Тамбовскую губернию охватил выгодным общепитом, а просто свежим пончикам. За пончиками стояла небольшая очередь во втором классе, что меня порадовало тоже (хотя, возможно, это всего лишь результат задержки нескольких поездов), да и в первом почти все столики были заняты. Но "демократия" Царицынского заведения проникла и сюда, так что я смело уселся за огороженный столик под двумя пальмами в кадках.

– Извините, господин хороший, этот столик не для посетителей – робким голосом, но изображая твердость, сообщила мне девочка-официантка. – Вот же, тут написано – на столике стояла табличка с надписью "для служащих Железной Дороги", причем именно с заглавными буквами.

– Девочка, я – Волков, Александр Владимирович, хозяин пончиковой. Мне тут тоже сидеть можно, так что принеси пару пончиков и попить чего-нибудь холодненького.

Девочка отошла, но через полминуты рядом возник городовой:

– Извините, господин...

Я вытащил визитку, показал городовому:

– Я – хозяин пончиковой. И всех остальных на всех прочих вокзалах России. Еще вопросы ко мне есть?

Когда испуганная официантка принесла мне пончики и запотевший стакан морса, я поинтересовался:

– Как тебя зовут-то, чудо?

– Вера... – обреченным голосом выдавила их себя девица.

– Вот тебе, Вера, за хорошую и правильную работу рубль, ты все правильно сделала. А откуда морс такой замечательный?

– Так это управляющий тутошний по осень яблоки да вишню скупает, сироп варит... ой!

К столикам первого класса подошли двое железнодорожников и, немного потоптавшись на месте, решительно направились в мою сторону.

– Добрый день, господа, я – Александр Волков, владелец этого заведения. Но вы присаживайтесь, я уже закончил. Верочка, обслужи господ, я дальше сам...

Другая девица, постарше, отправила меня в подсобку в зале третьего класса, где управляющий – довольно угрюмого вила мужик – мешал тесто в большой эмалированной кастрюле. При виде меня он сердито посоветовал пойти подальше... оценив одежду, уточнил – в первый или второй класс, вон там – но, после того как я представился, отставил кастрюлю в сторону:

– Чего изволите?

– Я вот морс попробовал...

– Так это, публика в жару-то холодненького просит, а не кофий с чаем. А ежели нету холодненького попить, так и пончики не берет, так что я уж для пользы дела морс-то предлагаю – начал оправдываться он. Понятно, небольшой побочный бизнес, ну да ладно.

– Я не про то, сироп-то сам варишь?

– Ну, сам...

– И много?

– Шесть ведер по осени сварил, и еще четверти с две.

– Хороший сироп. А если я попрошу ведер, скажем, сто сварить – сможешь?

– Да побойтесь Бога, в день-то разве что пару четвертей и получается. Да и обратно, сахару-то где напастись столько? Да и вишни, поди, столько не купить. Яблок-то, пожалуй, и найдется, а вишни – точно нет.

– Давай так договоримся, ты за неделю напиши, как сиропы варишь, сколько чего кладешь. Писать-то умеешь?

– Обучены мы...

– Вот и хорошо, это напишешь, потом подумай, сколько чего надо чтобы что ведер за неделю сварить: ну, тазов там, прочего, сколько народу надо. Тебя Кузьма нанимал?

– Да, Кузьма Егорыч...

– Вот он приедет, все посмотрит. А ты мне морсу сейчас с четверть сделай, отнеси в поезд вон тот, седьмой вагон, второе купе – я протянул ему рубль. – И учти – если что полезное придумает кто – лучше мне сразу о том и сообщать, я за полезные придумки больше заплачу, чем ты сам на морсе этом получишь.

Мужик четверть принес, причем засунутую в ведро с колотым льдом. И, когда поезд, наконец, выехал из городка, я, попивая холодный напиток, пытался вспомнить что-то очень важное, как-то связанное именно с Козловым. Но жара и покачивания вагона меня разморили, и вспомнить я не успел – заснул. А когда проснулся – мне стало совсем не до Козлова.

Глава 27

Генерал-лейтенант Арсеньев с некоторым удивлением посмотрел на закрывающуюся дверь. Причем удивлялся он больше себе, точнее, охватившим его чувствам.

Дмитрий Гаврилович, в отличие от многих других, с уважением относился к работе жандармерии – и жандармерия платила ему тем же. Видимо поэтому папка с нужными бумагами появилась на его столе еще утром. Но бумаги – это всего лишь сухой перечень различных событий, ни в малейшей степени не отражающий глубинной их сути – и теперь, после разговора с молодым человеком, генерал Арсеньев понял, насколько эти бездушные строчки на листах могут исказить реальный облик человека.

Папку он эту уже читал – давно, месяца два назад, когда получил немного странный указ Императора и попросил у местного начальника жандармерии немного информации об упомянутой в указе личности. И при чтении этих бумаг перед глазами вставал прожженный деляга, ловко пользующийся чужими затруднениями и скупающий за полцены имущество неудачников, обращая его в свою пользу. Добавления в папке, прочитанные сегодня утром, лишь углубили образ "героя" и окрасили его уж в совсем дьявольские тона: делец этот буквально отнял владения несчастной девушки-сироты в Ярославле, а затем и вовсе заставил крестьян отдать ему все имущество деревни бесплатно. Поэтому, когда секретарь доложил, что упомянутая личность ожидает аудиенции в приемной, Дмитрий Гаврилович приготовился принять нагловатого мужчину лет сорока-пятидесяти с фальшивым раболепием в глазах и выслушать от него просьбу о совсем небольшом, и только в качестве исключения, послаблении закона по отношению к просящему.

Но вместо этого в кабинете появился молодой человек, совсем еще юноша – который, с видимым интересом оглядев обстановку, тут же сообщил о том, что дарит губернии какие-то свои машины. А когда генерал-лейтенант поинтересовался, ради какой корысти преподносятся сии дары, он с удивительной наивностью сообщил, что для защиты общественного порядка. Причем слова его были настолько естественны, что Дмитрий Гаврилович чуть было не поверил в их искренность – и только некая смешинка в глазах юноши подсказала ему, что тут все обстоит гораздо интереснее. Юноша не каялся во взятке, и не был наивным простаком – он проверял, насколько его собеседник умен. Причем проверял так незаметно, что генерал-лейтенант, прошедший немало битв – как воинских, так и сугубо административных – вдруг почувствовал даже гордость за то, что этот "экзамен" у своего гостя он прошел.

Удивило губернатора и то, что молодой человек вообще ничего не просил. Он просто сообщил, что теперь в круг его интересов входит и подчиняющаяся Арсеньеву губерния, а посему губерния вправе просит у него изрядных размеров помощь. То есть – и с этим бывший генерал-губернатор Амурской области и нынешний губернатор Пермской губернии сталкивался впервые в жизни – уже ему отводили роль просителя! Но сделано это было настолько тактично и необидно...

Тогда, два месяца назад, генерал Арсеньев так и не понял причин, побудивших Императора издать тот указ. И лишь теперь, провожая глазами молодого человека, он решил, что замысел Императора ему открылся. Этот молодой человек, выросший вдали от Родины, настолько проникся тем, что он один отвечает за всю страну, что и мыслит, и действует исключительно так, что все остальные, с ним встречающиеся, невольно проникаются этими мыслями и действиями – а затем, столь же неосознанно принимая то, что молодой человек в этом имеет больший опыт, следуют ему и стараются помочь. Он и сам, после буквально пары минут разговора с ним, действительно захотел помочь чем может. И, дай Бог, помощь его хоть и невелика будет, но пойдет на пользу общему делу.

Общему? А, пожалуй, да – губернатор – тоже чин, действующий на пользу России, и именно это делает дело общим.

Кстати, он просил составить ведомость по голодающим селам и деревням. Ну это-то есть кому поручить... кстати, и самому не мешало бы с ней ознакомиться. Да и вообще, что там в губернии с провиантом творится – он же сказал, что в следующем году "будет еще хуже"?

Дверь за странным посетителем давно уже закрылась. Да он, наверное, уж и из управы давно ушел... Но вот кое-что он него в кабинете осталось: напор и уверенность в том, что все дела будут сделаны. Дмитрий Герасимович вызвал секретаря и стал диктовать ему несколько новых распоряжений. Как там этот молодой человек сказал? "Время не ждет"?

Неприятности никогда не приходят поодиночке. Первая неприятность была очень неприятной: Полю отказали в патенте на трактор. То есть германский (точнее, берлинский) патент Поль получил: немцы вообще на все что угодно патенты выдавали, а вот французы заупрямились. Тогда Поль тут же подал заявки на кучу разных отдельных частей трактора, но тут уж как повезет. В качестве некоторой моральной компенсации можно была рассматривать патент на новое изделие Ковровского завода – его Поль запатентовал и целиком, и по частям. Что очень радовало: поставка первых пяти ковровских мотороллеров с оригинальным названием «Kovrov» показала, что интерес к машине очень велик. Первенцы не продавались, использовались для демонстраций – и по результатам Поль набрал почти полтысячи предварительных заказов на довольно дорогой – больше тысячи франков – аппарат.

Ну а вторая неприятность оказалась вовсе не человеческой природы. "Внезапно" выяснилось, что на всем протяжении охваченных высокой агрокультурой речных долин – то есть в огородах вдоль Терешки и Иловли (не говоря уже про Волгу и Дон) капуста расти не захотела. От слова "вообще". То есть как растение она росла, но даже намека на кочаны не было: по виду росшее больше напоминало горчицу-переросток и даже в массовом порядке пустило стрелки. Ну вот, а говорили – двухлетняя культура... Никакой культуры, сплошной обман! Однако что-то надо было делать – и пришлось фактически обманутым крестьянам пообещать обмен капустных (все же капустных, я специально у Кудрявцева проконсультировался) семян на зерно из расчета пять пудов пшеницы за стакан капустных зернышек. Ну да, с погодой не повезло, но ведь эта же капуста прекрасно (то есть терпимо) росла и у Коврова, и у Калуги.

Вот еще где-то нужно хлебом разжиться – а у Царицынских хлеботорговцев его просто не было. В прошлый год еще практически под метлу в зарубеж продали... И вот тут у меня наступила все же небольшая, но везуха.

В верховьях Вятки, Ветлуги и многочисленных их притоков деревенек было много, хоть большинство и небольших. Хлеботорговцы там не промышляли: с целой деревеньки хорошо если пару сотен пудов зерна возьмешь, да еще туда пойди доберись: выше Шарьи, допустим, и в обычные-то годы большая лодка не везде пройдет, а уж в такую-то засуху водного пути почти совсем не было. Вот крестьяне тамошние хлеб-то и не продавали в основном, только когда приспичит – сами вниз по реке свозили на рынки и продавали. Я раньше слышал, что хлеб оттуда только в пищу хорош, а сеять его не годится: зерно, прежде чем в обмолот идти, годами, бывало, в снопах так и хранилось.

Оказалось, что мне не врали – хранилось, и – довольно много. Ну а куда не могли добраться "драккары" и их осадкой в один фут, добирались новые корыта, под названием "Ветлуга": жестяной тазик шесть на два метра и с осадкой в десять сантиметров легко перевозил по тонне зерна. А если река позволяла – то и по две. Пара же моторчиков от "Еруслана" с небольшими водометами давала возможность зерно доставить на элеваторы в приемлемые сроки. Конечно, "Ветлуги" зерно свозили лишь до более тяжелых собратьев, но и "Сухогрузы" особо не простаивали: две сотни "малюток" шустро освобождали затерянные деревушки от "избытков" зерна. Причем большей частью "торговля" была в виде натурального обмена – косы, топоры, лопаты пользовались хорошим спросом (поскольку обменный курс был крестьянину довольно выгоден), да и обувка (очень недорогие кеды) не залеживались. При "цене" пуд зерна за две пары кед обувку обычно прижимистые крестьяне покупали даже детям.

Но выявился и еще один очень интересный источник продуктов, о котором я поначалу не подумал. На "Ветлуги" я опять посадил офеней, благо контактов с ними было налажено много. Мужики эти отличались не только феноменальной честностью, но и здравым смыслом. Так что когда в августе небольшая их группа пришла ко мне с интересным предложением, я и думать не стал.

Этих малодоступных деревенек на реках было много, сотни – ведь офени тихой сапой добирались по Унже и Костроме аж в Вологодскую губернию. Пару тысяч тонн зерна они мне собрали, что само по себе неплохо. Но они начали закупать и продукт, которого в деревнях могли заготовить десятки тысяч тонн – соленых грибов. Могли – но не заготавливали, потому что избытка соли в деревнях не было. Ну что, сделаю немножко поменьше соды – она и так на складах пока оседает, зато хоть как-то компенсирую неурожай капусты.

Зато семян у меня будет в этом году очень много! И что с ними делать? Капустка – растение явно не степное. Ладно, под Калугой у меня есть полторы тысячи десятин, еще сколько-то у Коврова, опять же под Оршей какое-никакое имение... но этого явно маловато будет. А землицу желательно закупить там, где есть вода, потому как у Калуги избытка воды точно нет. Я вообще сколько капустных полей видел – то все где-то в поймах рек. Рек в России много...

Кузьке бы агитатором работать на выборах: с его способностью уговаривать людей он и дауна протолкнул бы в спикеры парламента. Но не тут выборов – и не надо, Кузьма Егорович, получив довольно невнятное указание цели, уговорил целую деревню "продаться" мне в "колхозники". Вместе с землей, естественно.

А получилось все довольно неожиданно – хотя что-то подобное я давно планировал. Капитаны "Сухогрузов" таскали мне все доступные газеты со всего Поволжья – мало ли где еще заводик продать захотят. Но кроме газет собирали они и изустную информацию: постоянно общаясь с купцами, они были в курсе окрестных новостей, в том числе в газеты не попадающих. И вот кто-то из них притащил известие, что некий мелкий помещик из Епифани собирается продавать очень неплохое имение, потому как уж больно много задолжал. Информация была уточнена на месте, и вскоре за довольно умеренную сумму (порядка тридцати рублей за десятину) мне досталось полторы тысячи десятин в самом верховье Дона. В таком верховье, что при известной сноровке Дон можно было просто перепрыгнуть: шириной великая река была метра четыре.

Имение представляло собой местами заболоченную луговину, тянущуюся вдоль реки верст на пять. Что меня удивило, никаких признаков хозяйственной деятельности на участке обнаружить не удалось. Правда, крестьяне лежащего через реку села Люторич кое-где луговину выкосили, но без особого фанатизма: на луговине больше осоки росло, чем приличных трав, да и по погоде все приличное давно уже напрочь выгорело. Несколько рощиц так же подверглись разграблению на дрова, но опять-таки народ деревья в основном не рубил, а таскал сухостой – так что мне досталась почти что "первозданная природа".

Всем хорош был участочек, вот только в паре верст от Люторича, с севера имение "подрезалось" землями деревеньки со старинным названием Бело Озеро, и местные жители предъявляли некоторые претензии на четыреста с лишним десятин луговины: они утверждали, что земля эта сдана им прежними хозяевами в многолетнюю аренду под выпасы. По бумагам – был такой договор, с четверть века назад хозяева участок действительно сдали, но – только на десять лет. Ну я и попросил Кузьму довести эту информацию до селян – мне капусту на следующий год тут сажать.

Кузьма пообщался с местным населением, вник в их проблемы – после чего пришел ко мне с "предложением, подкупающим новизной":

– Александр Владимирыч, тут ведь вот какое дело... Деревенька-то землицей и сама небогата, да и землица тут неважная. Так что выпас этот им жить-то и дает, нет тут иных угодий для скотины. Забрать выпас – так вся деревня по миру пойдет, а скорее и вовсе вымрет. Но и не забрать – тогда где нам все сажать да сеять? Так что я вот что думаю: а давай ты всю деревню в колхоз себе возьмешь? Мужики-то работящие, они тебе в тот год все и посодют, и посеют. Обратно наших мужиков сюда везти не нужно будет. А народ тут справный, у них жизнь устроена, почитай, как в колхозе, разве что победнее, конечно. Обратно, кулаков в деревне вовсе нет, так что никто супротив и не будет. Тут бы тракторов пару, ну штук пять – сразу и тебе выгода будет, и людям полегчает. Мужики-то не против, твоего решения ждут...

Поскольку все мероприятия по покупке имения проводились даже не мной, а специально нанятым адвокатом-поверенным, местоположение новой собственности я представлял лишь примерно. Но, выслушивая Кузькину идею, я все же на карту взглянул и понял, что в тех местах я уже бывал.

За два года до "переноса" мы с Василичем за каким-то нужным для института добром ездили в Новомосковск. Приехали в пятницу рано утром, имея в виду до обеда вернуться и честно свалить на дачу пораньше. Но, как водится, нужное было еще не готово, и заводское начальство предложило нам "передохнуть" до понедельника на заводской базе отдыха – видать, чем-то им институтский заказ важен был. Агитировали изо всех сил, хвалили рыбалку в старых карьерах... Когда Василич сообщил, что приедем снова в понедельник, а стоимость бензина пусть институт из контракта вычтет, нужное нам добро тут же нашлось – но насчет карьеров я запомнил. И – теперь поехал в далекую деревню.

Деревенька по моим меркам была небольшой – дворов сорок с небольшим, но по местным – вполне себе немаленькая. И была она не то, чтобы "победнее" – а абсолютно нищей. Земли при деревне – чуть больше пятисот десятин, всей земли, пахотной – десятин двести. Вроде как и не мало по нынешним меркам, вот только выпахали землю эту еще, небось, при Петре Первом, так что большая часть угодий представляла собой чахлые луговины. Высохшие, как и поля: единственным источником воды в окрестностях был протекавший в двух верстах Дон (он все же из озера какого-то вытекал, не пересох), но ведь оттуда – не натаскаешься! Даже с питьевой водой было напряженно – неглубокие колодцы тоже пересохли.

Но был в этой деревне какой-то порядок и спокойствие, все тут жили одной дружной, почти семейной общиной. Все друг другу помогали, никто на соседях не наживался. Бедно жили – но одинаково бедно. И вместе боролись с трудностями – как могли, конечно. Сейчас, когда совсем хреново было, все запасы зерна лежали в двух общинных амбарах, да и невеликие запасы сена никто по домашним сеновалам не прятал: его, сено, хранили по сортам, а не по хозяевам. И до моего приезда, как я понял, так же совместно планировали, кто в нынешнюю зиму на погост отправится, а кто будет жить дальше, поскольку на всех еды не хватит.

Но планировали, работы не прерывая: тощие лошадки упорно таскали с реки бочки с водой, обеспечивая хоть и недостаточный, но полив нескольких огородиков.

– А чего же колодцы-то поглубже не сделали? – спросил я, узнав, что колодцы и безо всякой засухи почти каждый год пересыхают.

– Так глубже-то вода негодная, вонючая да бурая. В ту большую засуху отрыли глубокий колодец, на десять саженей – так людишки с той воды и померли. Вот колодезь тот и зарыли обратно, чтобы кто случаем не выпил.

Так, похоже предчувствия меня не обманули. Ну, с этой деревенькой понятно, продуктов немного завезем, курятников понаставим – за зиму деревенька отъестся. А имение-то я очень удачно прикупил. Договор с деревней в деньгах обошелся мне совсем в ничто: вся земля тут была давно у Земельного банка выкуплена, и за присоединение деревенской территории к имению я только пошлину заплатил в двадцать рублей. Ну а то, что придется всякого имущества сюда направить – так я это "имущество" сам и делаю.

Двадцать четвертого августа в Царицын приехал Леонтьев. Станислав Викентьевич привез ещё пятьдесят тонн "Царицынской" пшеницы – она в Уругвае даже тамошней зимой неплохо растет, еще полсотни нутрий и молодую жену. Не совсем молодую, красавице-креолке было под тридцать, но самому-то ему уже за полста давно перевалило.

Однако – это его личное дело, главное – "общественное" не пострадало. Леонтьев организовал на моем ранчо весьма неплохую семенную станцию, и, вдобавок, сильно поспособствовал прокормлению русского народа: с десятком тракторов он вспахал больше пяти тысяч гектаров полей и собрал с них четыре тысячи тонн фасоли. Я, несмотря на трудности с ее готовкой, предпочел закупать именно ее: в книжке прочитал, что фасоль в три раза питательнее мяса. И, судя по реакции кормимых фасолью рабочих, в книжке не очень и наврали. Но фасоль – все же не "русская" культура – климат для нее не лучший. А вот насчет пшеницы – иной разговор.

Тем более что пшеницей Леонтьев даже не сказать что был очень доволен. Излагая мне свои впечатления, он только что по столу не прыгал от радости:

– Александр Владимирович, это же такой сорт, такой сорт! Очень положительно реагирует на поливы, у меня вот тут все графики составлены. А уж как отзывчива на удобрения! Я на небольшой участке использовал чилийскую селитру, в весьма умеренных дозах – и собрал урожай вы просто не поверите какой: двести восемьдесят пудов с десятины!

– Впечатляет. А какие почвы были? у нас-то что-либо похожее есть? Я-то на опытной делянке в свое время собрал, в пересчете на гектар, шестьдесят центнеров, то есть... сейчас прикину... почти четыреста пудов с десятины. Но – с опытного участка, где за каждым зернышком отдельно ухаживали.

– Да что вы, никто у нас так не ухаживал. А анализ почв я конечно же провел. Если взять нашу почву, ту же степь заволжскую, то по сравнению с уругвайской наблюдается некоторая недостача калия и фосфора, но именно небольшая. Вот азотных соединений – нехватка довольно сильная, но в первый год целина обещает очень приличные урожаи. Что же до земель в средней полосе, или тут, на правобережье, то почвы да, бедны чрезвычайно. Несколько лет выращивания клевера помогут восстановить потребное количество азотистых веществ, но фосфора все равно будет большая недостача. Германцы для фосфора активно вносят шлаки с металлических заводов, может и нам перенять этот метод? Мне сказали, что у вас теперь имеется большой металлический завод...

– Завод-то есть, но фосфора в шлаках нету – рудой у нас служит огарок от сернокислого производства. Но это – решаемо. Правда вот нескольких лет клевером все засевать у нас нет. Я где-то читал, что есть какой-то однолетний клевер, горный, что ли – так он и сена очень богатый урожай дает, и почву улучшает. Вдобавок, неплохо растет и в засушливых местах. Вы не посмотрите при случае, где можно семена его купить?

– Посмотрю, обязательно. Но однолетний – не знаю, не знаю. Чтобы достаточно азотистых веществ скопилось, клевер нужно выращивать все же лет пять...

– Станислав Викентьевич, у вас какие планы? Снова уезжаете в Уругвай или здесь остаетесь?

– Ну, еще одну зиму там побуду, я же приехал чтобы несколько знакомых туда на работу пригласить – вы очень хорошо придумали семена растить и зимой и летом, селекционерам от этого огромная выгода по времени. И станцию в Уругвае забрасывать никак невозможно – но мне уже эта работа не по годам. Вот опыт молодым передам – и по весне окончательно домой вернусь. А супруга моя нынче поедет в Ленкорань, на тамошнюю станцию. Она, знаете ли, дома-то у себя большую ферму по выращиванию нутрий завела, в Ленкорани им климат подходящий будет. Я вас попрошу – вы уж окажите ей в том содействие, а пользы от болотного бобра изрядно нам будет.

– Конечно, конечно... вы сейчас в Москву собираетесь?

– В Москву на пару дней, а потом – в Петербург. Я, знаете ли, списался с Университетом, мне сообщили что есть несколько весьма талантливых студентов – вот и попробую их уговорить со мной поехать.

– Это очень хорошо, тем более – Университет. Вас не затруднит профессору Фаворскому письмо мое передать?

После разговора с Леонтьевым я немедленно направился в лабораторию к Камилле:

– Эй, женщина-химик! Мне нужна срочная химическая консультация. Как разделить хлористый натрий от хлористого калия? Вот у меня есть тысячи тонн смеси, а нужно в одну кучку сложить почти чистый калий, а в другую – вполне съедобную поваренную соль. Уточняю: ты этим заниматься не будешь, а заниматься будут простые мужики без химического образования. Возможно, и без церковно-приходского тоже.

– А деньги у тебя есть?

– Камилла, солнышко, сколько тебе на этот раз надо? Я куплю тебе все что ты захочешь – но только после ответа на мой вопрос и, возможно, не сразу.

– Мне денег не нужно, просто потребуется много дров или угля. Потому что надо все это растворить в кипятке, а затем остудить – и хлористый калий выпадет в осадок. Потом в этой же воде снова растворять твою смесь – и то, что не растворится – это будет поваренная соль. Я тебе потом напишу на бумажке, сколько надо воды и смеси, но примерно и так понятно: воду надо много раз кипятить и охлаждать, а если ты говоришь, что у тебя смеси тысячи тонн, то дров потребуется очень много. А тебе зачем?

– Мне – нужно. Я тебе сегодня оставлю самый вкусный пирожок, спасибо!

Не знаю, когда у меня начнется спокойная и размеренная жизнь весьма небедного дворянина? Пирожок я Камилле оставил, потому что не успел его съесть: поезд снова уносил меня вдаль. Для начала – в Москву: знал я там одно местечко. А со мной – впервые – ехала Мышка: предстояли немаленькие расходы, а кроме нее вряд ли кто-нибудь смог бы удержать меня от разорения. Потому что земля в Подмосковье стоит несколько дороже, чем в Поволжье.

Впрочем, восемьдесят верст от Москвы – это все же достаточно далеко для того, чтобы цены не взлетали до небес. Восемьсот восемьдесят десятин земли напротив села Воскресенское обошлись мне всего-навсего в сто тысяч – правда при том, что вообще-то земля в этом районе шла хорошо если по шестьдесят-семьдесят рублей за десятину. По счастью, подходящий участок целиком принадлежал не очень богатому дворянину из Коломны, весьма обрадовавшемуся случаю заметно поправить свое финансовое состояние – ну а я, откровенно говоря, был готов к тому, что придется землю скупать мелкими кусочками. Оформление всех бумаг я взвалил на Мышку, а сам отправился уже совсем далеко – в Пермь.