Текст книги "Приключения знаменитых первопроходцев. Азия"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

В Юньнани мандарины дали ему новые рекомендации для ти-таи, или маршала Ма Жулуна, занятого тогда осадой Тунчжоу. Маршал Ма Жулун, отныне командующий китайскими войсками, был сперва известен под именем Ма Хен как один из самых свирепых предводителей восставших.

Война началась по незначительному поводу: в 1855 году произошла пустячная ссора между членами разных сект, и она превратилась в массовое побоище во многих частях провинции, в настоящую войну на истребление между китайскими мусульманами и китайцами других верований[158]158
  Национальные и религиозные восстания охватили в середине 50-х – начале 70-х годов XIX века весь юго-запад Китая. Начало им положило восстание мяо в мае 1855 года на юго-востоке провинции Гуйчжоу, которое длилось почти два десятка лет. На юго-западе Гуйчжоу с декабря 1858 года по май 1872 года активно действовали мусульманские повстанцы «белого флага». Было еще множество мелких, независимых друг от друга восстаний ханьцев, мяо, буи и других народов. Эти движения получили в исторической литературе название «войны знаков». На территории Юньнани мусульмане восставали в центральных и западных частях провинции. Наиболее значительными были восстания под руководством Ду Вэньсю (октябрь 1856 – декабрь 1872) и Ма Жулуна (1858–1863).


[Закрыть]. Ма Хен, бывший мусульманином, встал во главе своих единоверцев и двинулся от города к городу, от деревни к деревне, убивая и истребляя всех, кто попадался под руку и кто, в свою очередь, уничтожал его сторонников. Он отправил на тот свет, как сам признавал позднее, около миллиона человек. Он уже готов был захватить столицу, когда китайцы согласились на требования мусульман; Ма Хен принял встречные предложения и обязался умиротворить мусульман, проживающих на западе Китая, которые хотели продолжать борьбу. Позже Ма Хен был назначен ти-таи и принял официальное имя Ма Жулун.

Жан Дюпюи покинул Куньмин в конце февраля 1871 года и поплыл по каналу, который связывает эту провинциальную столицу с озером того же названия. Окаймленное с запада горами или, вернее, холмами трехсотметровой высоты над уровнем своих вод, прекрасное лазурное озеро омывает подножие великолепной пагоды, которая служит местом отдыха для мандаринов в дни больших церемоний. К югу от Куньмина находится на берегу озера город Куэнянг[159]159
  Куэнянг (точнее – Куэйянг) – современный Гуйян в провинции Гуйчжоу.


[Закрыть]. Прежде его окружали деревни, но почти все они разрушены мусульманами в 1871 году. В окрестностях Куэнянга обитают горцы лоло[160]160
  Лоло – народ, относящийся к тибето-бирманской группе тибето-бирманской семьи; живут преимущественно в Китае; их общая численность составляет 3,2 млн. человек; горные лоло живут в горах Лунаньшань, восточнее излучины реки Цзиньшацзян.


[Закрыть] – представители народа, не имеющего ничего общего с китайцами. К югу от Куэнянга, примерно в шестидесяти ли[161]161
  Ли соответствует 577 м. (Примеч. автора.)


[Закрыть], раскинулась долина Син-Шин, самая красивая и богатая в Юньнани. Долины Таншан и Шинго, стиснутые высокими лесистыми горами, где живут некитайское население и сектанты старых верований, избежали смертоносного и разорительного вторжения.

В Шингосен всего пять тысяч жителей. Эти люди из племен паи и черных лоло храбры и гостеприимны. Китайцы немного необдуманно и легкомысленно нарекли их ицзу, то есть «дикие». Дюпюи приводит интересные подробности из жизни этих туземцев, в частности, об их брачных отношениях.

«Каждый из будущих молодоженов приглашает своих родителей и друзей, в день свадьбы все направляются к невесте, и брачная церемония, состоящая из танцев и обильных возлияний, длится три дня. А после этого молодая жена возвращается к своим родителям, где она должна оставаться до двадцати пяти или двадцати шести лет, если она богата, и до двадцати восьми или тридцати, если бедна. Все это время она остается свободной, и то, что она заработает своим трудом, составляет ее экономический взнос для вступления в семейную жизнь.

В целом это женщины крепкого сложения, хотя и довольно маленького роста. У них короткий нос, круглое лицо, толстые щеки, что придает им слегка грубоватый вид. Они превосходят мужчин в силе, и те их побаиваются. Молодые девушки носят маленькие колпачки из разноцветного пестрого материала; замужние женщины – высокую прическу с накидкой темного цвета. Костюм их состоит из штанов длиной чуть пониже колена и одной или нескольких рубашек, в зависимости от температуры воздуха. Эти рубашки ниспадают до колен и застегиваются, как и у китайцев, на боку. Нижние рубашки очень ярких расцветок, с пестрыми каемками. Они носят на груди множество серебряных украшений в виде фигурок животных, а прически украшают шпильками, медальонами и подвесками. Мужские костюмы не выделяются ничем особенным. В праздничные дни мужчины надевают поверх рубах куртки, расшитые серебром или многоцветным шелком. При любой погоде и женщины и мужчины ходят босиком».

Дюпюи проехал без остановок от Шинго до Тунхая и остановился в лагере маршала Ма. Последний, предвидя всевозможные опасности для путешественника, приложил все силы, чтобы задержать его у себя. Не добившись успеха, он отправил вместе с Дюпюи охрану и одного из мандаринов, отлично знающего страну. Из Тунхая Дюпюи направился, наконец, прямиком к Красной реке. Местность была бедная, гористая и безлюдная до Нинчжоу. От этого города начинается плодородная долина Хамичжоу, затем Тачуан, деревня, населенная исключительно мусульманскими бандитами, которые опустошают и грабят все окрестности. Там, к величайшему удивлению исследователя, его ожидал великолепный прием, более двух тысяч жителей вышли ему навстречу.

В шестидесяти ли от Тачуана он попадает в Мынцзы, крупный рынок, где на прилавках встречаются изделия из металла и чай из Пуэльфу с лаосским хлопком. Все эти товары направляются по рекам Куэй и Куангси к месту их слияния с рекой Кантон[162]162
  Видимо, имеется в виду река Сицзян.


[Закрыть] в Пейсай. Последнее прибежище принцев династии Мин[163]163
  Минская династия правила в Китае в 1368–1644 годах.


[Закрыть], крепость Синьаньсо, где еще можно увидеть обитые железными обручами большие пушки, находится примерно в десяти ли от Мынцзы.

Двадцать третьего апреля 1871 года Дюпюи прибывает в Манг-Хао[164]164
  Манг-Хао – современный Маньбань.


[Закрыть] и видит внизу панораму Сон-кой, или Красной реки, которая катит свои бурные воды среди остроконечных гор. В этом месте ширина ее не превосходит сотни метров. Манг-Хао, расположенный на левом берегу Красной реки и населенный почти одними китайцами из Кантона[165]165
  Современное название Кантона – Гуанчжоу.


[Закрыть], прежде был крупным торговым центром. Сегодня это пришедшая в упадок большая деревня.

Манг-Хао и крепость Лаокай, отделяющая Китай от Тонкина, изобилуют рудниками, где добывают золото, серебро, медь, олово, сереброносный свинец, цинк, горный хрусталь, а самое главное – уголь и железо. С давних времен Лаокай вел широкую и оживленную торговлю. Но ее подчинили себе Черные Флаги[166]166
  Черные Флаги, Желтые Флаги – солдаты иррегулярных частей китайской армии, получившие названия по цвету своих знамен.


[Закрыть], тогда как Желтые Флаги обосновались в Хажанге, на реке Светлой[167]167
  Река Светлая в русской дореволюционной литературе нередко называлась Белой; современное вьетнамское название реки – Ло.


[Закрыть], притоке Красной. Эти бандиты не замедлили перессориться между собой, и Желтые Флаги, чтобы пресечь всякие контакты своих соперников с Тонкином, разбили лагерь в Лаокае. Но Черные Флаги объединились с аннамитами и отбросили соперников во внутренние районы, оставшись, таким образом, единственными хозяевами Красной реки от Лаокая до Хуанце, первого поста аннамитов на границе с Тонкином.

Вся эта местность до завоевания Тонкина аннамитами была спокойной, процветающей, хорошо ухоженной. Сегодня здесь на добрую сотню миль не встретишь мирного, занимающегося производительным трудом поселения. Жители ушли в глубь страны, под защиту непроходимых лесов, которые спасают их от речных разбойников, бандитов самого худшего сорта.

Эти леса с неслыханно богатой растительностью покрывают почти весь регион. Повсюду встречаются заросли, пробраться через которые невозможно без помощи топора, а то и пилы. Еще более недоступны речные берега, заросшие непроходимым кустарником и деревцами, купающими свои ветви в воде, где полощутся невероятные сплетения лиан. Очень разнообразная флора включает многие породы деревьев, которые легко использовать ввиду близости реки. Заметим попутно, что преобладают твердые породы. Не менее богата и фауна. Слоны бродят многочисленными стадами, как и буйволы, дикие быки, носороги, но они встречаются только на правом берегу, в юго-западной части края.

Кабан, олень, косуля, лань, серна, мускусная козочка, дикий баран встречаются повсюду. Павлин, фазан, куропатка, перепел, глухарь, гусь, кряква, утка-мандаринка, синьга (разновидность дикой утки) и все виды голенастых в изобилии водятся в зарослях, что стоят стеной вдоль берега реки.

Миновав Хуанце, Жан Дюпюи увидел, что не сжатая больше скалистыми берегами река становится все шире и шире. По мере того как он спускался вниз по течению, взору его открывались тучные земли, разделенные на мелкие, тщательно обработанные участки. До бесконечности раздробленные поля окружают маленькие деревушки, очень чистые, но весьма скромные по внешнему виду. Понемногу они укрупняются и начинают появляться все чаще. Местность явно становится богаче и многолюднее.

Черная река, крупный правый приток Красной реки[168]168
  Современное вьетнамское название Черной реки – До.


[Закрыть], впадает в главный поток примерно в двух километрах выше Хынгхоа, маленькой крепости, расположенной почти на границе с Тонкином. Вход в реку затруднен большой мелью, затем Черная становится судоходной до деревни Цонг-По, где находятся большие пороги и непреодолимый водопад.

Здесь начинается край мононгов, туземцев, образующих независимые и сильные племена. Они живут по берегам Черной реки. О них идет слава как о богачах, поскольку в их владениях много золотых и серебряных приисков. Но их женщины, питая нелепую и неодолимую страсть к игре, которая совершенно сводит их с ума, теряют на ярмарках большие суммы, что, впрочем, абсолютно их не тревожит. И на следующие ярмарки они снова приносят крупные суммы, а затем проигрывают их с такой же легкостью.

Километрах в десяти ниже устья Черной реки находится река Светлая, которая берет начало около Каухоа в Юньнани и подходит к Красной реке слева. Этот приток крупнее Черной реки.

В Хуанце Дюпюи, узнав о судоходности Красной реки до самого моря, прерывает свое путешествие. Возвратившись в Юньнань, он совещается с маршалом Ма в Тунчжоу, а 16 декабря 1871 года, после пятнадцатимесячного отсутствия, он возвращается в Ханчжоу, оттуда через несколько дней уезжает во Францию, чтобы организовать новую экспедицию.

Маршал Ма поручил Дюпюи привезти ему по реке Красной оружие и военное снаряжение, чтобы разбить раз и навсегда мятежников-тайпинов, чьи бесконечные нападения ставили под удар безопасность империи. Кроме того, маршал предоставил нашему земляку корпус из десяти тысяч человек для его защиты от Черных Флагов, которые оккупировали берега Сон-кой, и предложил официально аккредитовать Дюпюи при императоре Аннама, находившемся в зависимости от Китая.

Жан Дюпюи согласился выполнить коммерческое поручение, но отказался от всякого вмешательства китайских властей, потому что он решил предоставить Франции все выгоды от своего открытия. Он приехал в Париж и поделился своими планами с адмиралом Потюо, тогдашним морским министром. Адмирал, которого тревожили исключительно коммерческая сторона дела, а также положение Франции в ту эпоху – ведь на дворе был 1872 год, – объявил Жану Дюпюи, что мы не в состоянии расширять наши заморские владения. Тем не менее он дал ему рекомендательное письмо для губернатора Кохинхины и согласился для придания большего престижа миссии Дюпюи предоставить в его распоряжение корабль, на котором тот отправится в Хюэ.

Частично удовлетворенный итогами своего визита, благодаря официальной поддержке французского правительства, Жан Дюпюи отбыл в Азию. По прибытии в Тонкин он тотчас же принялся выполнять свои обязательства перед китайским правительством и снарядил торговую флотилию, груженную оружием и провиантом для маршала Ма. Он поднялся по Красной реке, но едва прибыл в Ханой, как со всех сторон возникли трудности, спровоцированные аннамским правительством, в которых угадывались интриги англичан, крайне завистливых и ревнивых к французским успехам. Ведь мы нашли путь проникновения в глубь континента, который они столь долго и безуспешно искали, путь для торговли с Китаем с этой стороны.

Как бы там ни было, мандарины отказались снабдить Дюпюи продуктами питания, парализовали все его действия и, сами будучи китайскими вассалами, сделали для него невозможным выполнение обязательств перед китайским правительством. Перед лицом этих фактов Дюпюи больше не сдерживался. Он отказался платить таможенную пошлину, которую ему навязывали, заявил, что пройдет силой, и потребовал защиты у адмирала Дюпре, губернатора Кохинхины. Адмирал, очень довольный возможностью проникнуть в Тонкин, сделал заявление при дворе в Хюэ и потребовал открытия Сон-кой для французских судов. При этом вмешательство Англии стало неизбежным. Королевское правительство, крайне враждебно настроенное к договору, выгодному для французов, обязало своих агентов настроить против нас аннамские власти и, в частности, старого и недееспособного вице-короля Тонкина.

Видя, что переговоры затягиваются, адмирал Дюпре вызвал из Сайгона Франсиса Гарнье, чьи профессиональные знания и высокий интеллект он очень ценил. В нескольких ярких и лаконичных тезисах Гарнье составил план операции и вручил его своему руководителю. Речь не шла о насильственных действиях, о попытке завоевания, которое нетрудно совершить, ибо потом гораздо труднее удерживать захваченное. Наоборот, следовало помешать исчезновению аннамитской власти в Тонкине, чтобы поддерживать там в неприступной дипломатической плоскости и на законном основании французское влияние. Таким образом, переговоры начались одновременно с Пекином, чтобы предотвратить вступление китайских войск; с наместником Юньнани, чтобы гарантировать открытие нового пути и договориться о справедливых таможенных тарифах; с Хюэ, чтобы показать императору Аннама опасности, которым он подвергался, сохраняя закрытой Сон-кой, и, наоборот, выгоды и преимущества, которые он немедленно получил бы, разрешив торговлю по реке под наблюдением французской таможенной администрации, подобной той, которая функционирует в Китае под управлением англичан. Следовало также внушить двору в Хюэ, чтобы он потребовал официального вмешательства Франции.

Получив одобрение плана, Франсис Гарнье 18 октября 1873 года выступил в Тонкин во главе маленького подразделения, состоявшего из двух канонерок, «Мушкетон» и «Скорпион», и отряда морской пехоты.

Несмотря на то, что он имел право рассчитывать на знаки уважения как представитель великой державы, Гарнье встретил со стороны мандаринов лишь плохо замаскированную брань под личиной восточного лицемерия. Его пытались обвести вокруг пальца, заставить попусту потерять время и, видя, что он держался с достоинством, стали выдвигать возражения, что у него нет полномочий на переговоры. К тому же мандарины настраивали жителей против Гарнье, а наместник Тонкина Нгуен огорошил его наглым требованием покинуть страну.

Гарнье, в чьем распоряжении находилось всего сто восемьдесят человек, не желал уступать и с неслыханной смелостью предъявил ультиматум! Это произошло 19 ноября 1873 года. Содержание ультиматума было таково: если в этот же самый день наместник не отзовет свой приказ о высылке посланца Франции из страны, если он не принесет извинений представителю Франции, которую он оскорбил, если он не даст согласия на открытие Красной реки для коммерческой навигации, то Гарнье завтра же его атакует. Он готов был напасть на город с населением в восемьдесят тысяч человек и с крепостью, которую охраняли семь тысяч солдат! Впрочем, население в своем большинстве было за нас. Прокламации, распространенные в первые же дни, привлекали жителей мягкостью и в то же время – твердым тоном. Они обещали под нашим покровительством освобождение от тирании мандаринов, свободное участие в торговле, установление справедливых налогов и законный суд вместо самоуправства всемогущих властелинов, для которых не существовало иного закона, кроме собственной прихоти.

Но, чтобы в открытую перетянуть на нашу сторону множество людей, требовался успех. Вот почему Гарнье не колеблясь замахивается на прямо-таки немыслимое, невероятное: взятие Ханоя.

Не получив ответа на свой ультиматум, Гарнье подал команду атаковать назавтра, 20 ноября, в шесть часов утра. Во главе своих ста восьмидесяти человек, к которым присоединился маленький отряд дисциплинированных китайских солдат, вооруженных и возглавленных Жаном Дюпюи, он выступает против крепости, в то время как две канонерки непрестанно ее бомбардируют. Действия были молниеносными, порыв всеобщим, и самый строгий порядок царил в этой атаке, совершенно неожиданной для противника. Застигнутые врасплох аннамские солдаты, которых подняли и подстегивали их начальники, понемногу выходили из оцепенения. Они заняли посты на валах и зажгли фитили у пушек. Пули и снаряды свистели с обеих сторон; но наши почти всегда попадали в цель и поражали врага, тогда как у французских солдат не было ни единой царапины.

Большая часть осажденных бросала с высоты валов громадные бревна; другие осыпали нападающих камнями; наконец, третьи швыряли на землю пригоршнями треугольные гвозди, которые, упав, обязательно торчали острыми концами кверху – вероятно, осажденные полагали, что наши солдаты маршируют босиком.

Наместник лично командовал контратакой и проявил незаурядное мужество. Но он был ранен в самом начале, и это лишь приблизило час окончательной победы. Врата крепости были осаждены в мгновенье ока, невзирая на адский огонь, и выбиты ударами топоров, которыми ловко орудовали матросы. В половине седьмого утра они пали, и люди Гарнье устремились в пролом в несокрушимом порыве. Двадцать минут спустя французский флаг уже развевался на самой высокой точке крепости, и канонерки прекратили обстрел.

Моряки-артиллеристы и солдаты морской пехоты охраняли выходы, но мандарины обманули их бдительность и сумели ускользнуть, вырядившись в лохмотья, под которыми их невозможно было распознать. Наместник, несмотря на рану, также хотел бежать. Разоблаченный переводчиком, он был задержан, как и военный губернатор города с четырьмя другими генералами.

На следующий день сорок два человека под командованием заместителя Гарнье, лейтенанта флота Бальни Даврикура, овладели фортом Фухаи в семи километрах от Ханоя, еще остававшимся под властью аннамитов. Четыреста пленников, несколько лет сидевших на цепи и в шейных колодках, были освобождены. Исполненные благодарности, они пришли вместе с именитыми гражданами города благодарить своих избавителей. Победа была настолько полной, что местные жители, встречая француза, простирались ниц в знак великой радости и покорности!

Маленький экспедиционный корпус, блестяще выполнив свою задачу, завладел огромным количеством оружия, пороха, пушек, продуктов питания, а также слонов и лошадей. Франсис Гарнье, обосновавшийся в крепости, которую он назвал Храмом Королевского Духа, принимал от местных чиновников заверения в готовности служить новой власти; затем он отправил в Сайгон наиболее важных пленников и обратился к адмиралу с просьбой о подкреплении.

Великолепную победу в течение нескольких дней завершили помощники Гарнье: лейтенант флота Бальни Даврикур, доктор Арман, судовой врач, помощник комиссара Морис Дюбар, младший лейтенант морской пехоты де Трентиньян и гардемарин Отфёй. Надо сохранить в памяти имена этих бесстрашных молодых людей. Самому старшему из них, Бальни Даврикуру, не исполнилось и двадцати восьми лет, а самому молодому, Отфёю, было лишь девятнадцать! И это тот самый Отфёй, который с пятеркой солдат овладел крепостью Ниньбинь!

Не теряя времени, Гарнье занялся вопросами управления. Он опирался на своих разумных и деятельных помощников. Действительно, следовало прежде всего позаботиться о безопасности войска, обеспечить сообщение с морем, распространить на промежуточные провинции, с таким малым количеством людей, французское верховенство, гарантировать порядок тонкинцам, воспользоваться их расположением для вербовки помощников среди них и, наконец, окончательно открыть Красную реку для торговли. Со своим блестящим знанием китайского характера, со своей деятельной, ловкой и осторожной натурой Франсис Гарнье сумел выполнить эти задачи за один месяц.

Тем временем, оправившись от первого шока, аннамиты начали приходить в себя. Чем больших успехов добивался наш маленький экспедиционный корпус, тем труднее становилось поддерживать и охранять наши завоевания. Черные Флаги угрожали Ханою. Гарнье понимал неотложность мирного решения проблемы. Он возобновил переговоры с аннамитами, которые после поражения стали более покладистыми. «Торговый договор и протекторат одобрены в принципе, – писал он 21 декабря 1873 года. – Я надеюсь, что все идет к лучшему».

Увы! В тот же самый вечер он трагически погиб.

Атакованный Черными Флагами, он совершил вылазку, оказался в окружении превосходящих сил противника, все же потеснил их, однако в разгаре боя оступился, попал ногою в яму и не смог уже подняться. Бился он до последнего, как лев. Оставшись без патронов и со сломанной саблей, он пал под натиском врага. Его растерзали в тот момент, когда в нескольких шагах от него погибал в героической борьбе Бальни Даврикур.

Четыре дня спустя, 25 декабря, прибыло долгожданное подкрепление: двести пятьдесят человек. Хотя и осложнившаяся из-за гибели Гарнье, ситуация не стала критической. Едва лишь возникала какая-либо угроза для французов, как молодые соратники Гарнье успешно преодолевали возникавшие трудности, встречая их лицом к лицу и выказывая после геройских сражений выдающиеся административные способности. Мы могли повелевать деморализованными мандаринами, лишенными своих крепостей и потерявшими доверие в собственных войсках. Мы организовали тонкинскую милицию, раздавили бандитов, перейдя в решительное наступление, и успокоили страну. И все это было проделано без большого кровопролития, с горсткой людей и с головокружительной быстротой.

Напуганный Аннам пообещал Жану Дюпюи все, чего тот от него потребовал. Присланные в Тонкин послы были уступчивыми без меры; они согласились открыть Тонкин для торговли французской, испанской, китайской и аннамитской; поставить на постой в крепостях французские гарнизоны вплоть до заключения окончательного договора, разрешить французам подавлять восстания и гарантировать на вечные времена мирную навигацию по Красной реке. Текст этого соглашения был составлен, его должен был подписать месье Эсме, когда все прервалось из-за прибытия новых полномочных представителей от французов и аннамитов.

Вот что произошло. Когда Гарнье покидал Сайгон, под началом адмирала Дюпре служил один флотский лейтенант по имени Филастр, который, увлекшись аннамитской цивилизацией, проводил свою жизнь в обществе посланников Хюэ, перенял их язык и в конечном итоге неизвестно как и почему стал слепо следовать их примеру во всем. Питая недостойное чувство зависти к Франсису Гарнье, чью память он пытался очернить, этот печальный персонаж был нашим злым гением в Тонкине, и только ему следует приписать всю ответственность за последующие события.

Это Филастр, обманув адмирала, добился для себя назначения посланником в Хюэ якобы для обсуждения условий договора, который поверженный Аннам и так уже согласен был подписать. Нельзя было сделать худшего выбора. Мы победили безоговорочно, Тонкин у нас, тонкинцы на нашей стороне против Аннама, и вот этот странный уполномоченный действует таким образом, как будто побеждены мы и находимся в зависимости от Аннама! Он соглашается с распоряжениями Ту Дока, нашего злейшего врага, и, любой ценой желая убрать Гарнье, который не стал бы терпеть подобные гнусности, предписывает ему направиться в Сайгон для переговоров с аннамитскими посланниками.

К несчастью, Гарнье погибает через несколько дней.

Оставшись хозяином положения, Филастр, вследствие какой-то аберрации зрения, очень смахивающей на предательство, начинает уступать всем приказаниям мандаринов. Этот французский офицер отдает распоряжение о немедленной эвакуации из провинций, занятых нашими войсками всех наших отрядов, затем, нисколько не уважая благородную память злосчастного Гарнье, называет его пиратом и авантюристом и горько упрекает месье Эсме в том, что тот составил неуважительный по отношению к аннамитам договор.

Одно из двух: либо этот человек был предателем, либо – сумасшедшим. Выберем меньшее из зол и назовем его сумасшедшим.

Но это еще не все. Странный сей француз, который также стал аннамитом из разряда наихудших мандаринов Ту Дока, позволил оскорблять французов, уничтожать наших тонкинских союзников и изгнать без всякого вознаграждения Жана Дюпюи, чьи суда, оружие и товары были конфискованы! Шестого февраля он подписал соглашение, по которому нам позволялось иметь нашего резидента с охраной в Ханое и давалось обещание открыть Красную реку. Но, эвакуируя крепости, мы лишались всякого залога, который гарантировал бы выполнение иллюзорных обязательств, так и оставшихся на бумаге! Ведь самым важным было то, что Филастр удовлетворил все претензии своих друзей мандаринов. Тело Франсиса Гарнье было погребено безо всякой торжественности, разоренному Дюпюи грозила тюрьма, с принявшими нашу сторону тонкинцами обращались как с разбойниками. Ту Док не только не открыл для торговли Красную реку, но наш поверенный в делах в Хюэ пять лет не мог добиться аудиенции у этого чучела, которое дрожало перед Гарнье с его двумя сотнями людей. Наконец, Черные Флаги, тайно подстрекаемые этим подлым правительством, полностью прервали всякую торговлю.

Положение стало абсолютно нетерпимым. Кроме того, поскольку Тонкин превратился в пристанище для всех китайских бандитов, пиратство могло послужить предлогом для иностранной интервенции, и несомненно, Англия с удовольствием взяла бы на себя полицейские функции в этой стране.

Чтобы предупредить интервенцию, в результате которой нас бы вытеснили с уже завоеванных земель, в Ханой был послан комендант Ривьер с целью изучения ситуации и постепенного оттеснения Черных Флагов. Оскорбленный мандаринами, комендант предпринял атаку на крепость 16 апреля 1882 года. К несчастью, вместо того чтобы припугнуть Ту Дока и заставить его подписать договор о протекторате, удовлетворились полумерами. Он же обратился за поддержкой к Китаю, и китайские претензии не заставили себя ждать. Императорские войска вступили в Тонкин в конце июня. Коменданта города Ривьера заговорщики попытались отстранить от власти.

План, разработанный месье Буре, который делил Тонкин между Францией и Китаем, был отброшен, а потому следовало действовать быстро и энергично. Однако удовольствовались отправкой отряда в семьсот пятьдесят человек, да и те прибыли на место лишь в конце марта 1883 года. Ободренные долгим нашим бездействием, китайцы и Черные Флаги сжали вокруг Ханоя кольцо блокады. 19 мая комендант Ривьер погиб во время вылазки. Лишь тогда Франция решилась на более энергичные действия.

Организовали крупную экспедицию, которая увенчалась, без сомнения, серьезным успехом, однако утверждение нашего господства в Тонкине стоило нам немало золота и крови.

Потратили три года, пожертвовали тысячами человеческих жизней и сотнями миллионов франков, чтобы восстановить завоевания Франсиса Гарнье и исправить преступные нелепости Филастра!