Текст книги "Приключения знаменитых первопроходцев. Азия"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Иезуиты пользовались благосклонностью китайских правителей более полутора веков и сумели добиться многих привилегий. В те времена в Китае существовала поразительная веротерпимость. Высшие слои общества исповедовали учение Конфуция, в котором не было строгих религиозных догм, кроме предписания с особым почтением относиться к умершим предкам. Простолюдины же поклонялись древним божествам, в которых верили многие поколения китайцев задолго до того, как возникло учение Конфуция. Одновременно с расширением влияния католицизма ширилось и влияние буддизма. В 1691 году император издал указ, имевший большой резонанс в обществе. По этому указу христианство признавалось одной из государственных религий. Император приказал построить прямо в своем дворце церковь для набожных европейских ученых, и вскоре в Пекине уже был возведен настоящий собор. За короткий срок число новообращенных достигло четырех тысяч, причем эта цифра была, наверное, далеко не точной.

Иезуиты оказались очень умными и тонкими политиками. Они понимали, что не добьются ничего, если будут действовать прямо, в лоб, и станут пытаться бороться с верованиями, существовавшими в Китае на протяжении многих веков. Они сознавали, что вина людей, поклонявшихся древним божествам, заключалась лишь в том, что их верования отличались от верований европейцев. Иезуиты вели себя тихо и скромно, они демонстрировали большую веротерпимость и умеренность, и у них становилось все больше приверженцев. Именно вследствие столь разумного поведения количество новообращенных было очень велико. И это среди китайцев, которые из всех народов отличались наибольшим равнодушием к вопросам религии.

Однако вслед за иезуитами в Китай проникли и представители других религиозных братств Европы: доминиканцы, августинцы, якобинцы[233]233
  Якобинцы – название, под которым долгое время были известны монахи-доминиканцы во Франции, потому что они получили от Филиппа-Августа здание для приюта паломников на Пиренейский полуостров, к гробнице святого Иакова в испанском городке Компостелла. В 1611 году якобинцы основали свой монастырь на улице Сент-Оноре в Париже; во времена Французской революции 1789–1794 годов здесь находился знаменитый клуб, членов которого также прозвали якобинцами (по месту их собраний в якобинском монастыре).


[Закрыть], лазариты и монахи всякого рода из Испании и Португалии. Глядя на деяния иезуитов, они уже давно испытывали жгучую зависть, а потому торопились, вели себя неразумно и даже глупо, проявляли ужасающую нетерпимость и всячески поносили иезуитов, обвиняя их в невежестве, а зачастую и в пособничестве дьяволу. Разумеется, все эти скандалы, сплетни, заговоры и дрязги могли только повредить делу распространения христианской веры в Китае.

Клеветники действовали нагло и напористо. Они даже достигли некоторых успехов. Так, в результате наговоров замечательная книга иезуита отца Леконта, в которой он оправдывал действия своих собратьев и восхвалял конфуцианскую мораль, была торжественно приговорена парижским судом к сожжению, и палач совершил казнь на Гревской площади[234]234
  Гревская площадь – обширное незастроенное пространство в Париже, на берегу Сены, некогда занятое лугом (откуда площадь и получила свое название), где происходили публичные казни. С 1806 года называется площадью Мэрии (Отель-де-Виль).


[Закрыть].

Все эти доминиканцы, августинцы и лазариты рыскали по всем провинциям огромной империи как одержимые. Они пытались внушить бедным и темным простолюдинам пагубные мысли о несправедливости общественного порядка в их стране. К тому же они утверждали, что столь чтимые в Китае древние божества есть не что иное, как порождение дьявола.

Правительство Китая забеспокоилось, как бы в народе не вспыхнули беспорядки. Во все концы страны из Пекина отправились мандарины. Они провели многочисленные дознания, а затем прислали императору донесения обо всем увиденном и услышанном. Прочитав эти донесения, составленные самыми образованными людьми, мы поймем, каково было в те времена положение европейцев в Китае. Вот отрывок одного из них:

«В этой провинции всего восемнадцать христианских храмов. Те, что были построены недавно, очень высоки и просторны. Старые же храмы были не так давно отремонтированы. Чтобы возвести столь величественные здания, потребовались огромные суммы денег, и деньги эти были взяты у народа. Бедные простолюдины, столь скупые, когда речь идет о расходах на иные нужды, не жалеют денег на храмы, хотя те не приносят им никакой пользы, а лишь вред. Они закладывают свои дома и продают имущество. А что всего ужаснее, они не воздают почестей умершим! Нисколько не опасаясь того, что им самим никто не будет воздавать почести после смерти, эти несчастные соглашаются оставаться бездетными. Не имеем ли мы дело с очень вредной сектой, которая совращает простых людей, разрушает семьи и ухудшает нравы?»

Вопрос был столь важным, что занимал умы представителей всех слоев китайского общества. В конце концов дело было передано на рассмотрение совета по ритуалам. После длительных дебатов этот высший суд вынес следующее решение относительно всех служителей христианской церкви: арестовать и выслать!

Если опустить многочисленные преамбулы, которыми изобилуют все юридические решения в Китае, смысл вердикта был таков: «Европейцы, находящиеся при дворе, оказывают ценные услуги по составлению календарей. Они бывают полезны также и в некоторых других случаях. Те же, что находятся в провинциях, не приносят никакой пользы. Они завлекают в свою веру темных, необразованных людей. Они возводят храмы, где собираются все вместе, без различия пола, под тем предлогом, что возносят там молитвы своему богу. Они не приносят империи никакой пользы. А потому надо оставить при дворе тех, кто оказывает императору услуги, а также прислать из провинций тех, кто может быть полезен. Что касается всех прочих, то их надо отправить в Макао».

После того как суд вынес такое решение, император издал указ: выслать за пределы страны «всех чужеземцев-фанатиков, которые нарушают законы, призывают к бунту против социальных установлений общества, вносят смятение в умы простолюдинов, оскорбляют национальные чувства и пренебрегают приличиями».

Однако некоторые миссионеры в провинциях заупрямились и осмелились ослушаться императорского указа. Правительство прибегло к жестоким репрессиям: некоторых поймали и обезглавили.

В Пекине же иезуиты продолжали без помех делать свое дело, хотя в провинции католицизм был строжайше запрещен. Они были очень осторожны и осмотрительны, с великим тщанием соблюдали все законы и следовали всем указаниям правительства, а также продолжали оказывать властям ценные услуги, а потому сохранили благорасположение императора.

Однако из чувства христианского долга иезуиты были вынуждены предпринять какие-то меры, чтобы вступиться за своих собратьев по вере, и они обратились с прошением к императору. Он принял их очень милостиво и разрешил им и далее оставаться в Пекине и Кантоне, но только в том случае, если они будут строго подчиняться его указам. Вот что он сказал:

«Я хочу быть единственным хозяином в моей империи, и горе тем, кто явится сюда, чтобы вносить смятение в умы моих подданных, призывать к бунту и учить пренебрегать культом умерших предков. Когда Сей Матеу (так по-китайски звали преподобного Риччи) прибыл в Китай, он был совсем один. В первые годы вас было мало, у вас не было последователей и храмов в провинции. Но теперь в Китае много христиан, вы обратили людей в свою веру, и они признают только вашу власть и ваше слово. В годину потрясений, народных восстаний или голода они станут слушать только вас… А что же будет с нами, если вы обратите в христианство всех наших подданных? А как приняли бы у вас на родине китайских бонз и лам, если бы я послал их проповедовать нашу веру? Так знайте: я не желаю ничего слышать о миссионерах в провинциях! Их там быть не должно! Но я согласен позволить вам оставаться в Пекине. Моей единственной заботой является хорошее и разумное управление империей, поддержание в ней должного порядка и предотвращение, а при необходимости и подавление восстаний!»

Миссионеры не торопились отвечать покорностью на предъявленный ультиматум. На свой страх и риск они оставались в самых отдаленных провинциях, но стали более осторожны и действовали уже не с прежним глупым рвением, породившим столько бед.

Император же был столь великодушен, что закрыл глаза на их существование, позволив им прозябать в безвестности в глухих уголках страны и изредка обращать в свою веру китайцев.

Несмотря на жестокие преследования, христианские священнослужители сумели удержаться в Корее, стране, находившейся в некоторой, правда весьма условной, зависимости от Китая. Им даже удалось обратить в католическую веру довольно большое число корейцев, но все их попытки открыть страну для европейцев окончились неудачей.

Миссионеры попытались проникнуть на остров Формоза[235]235
  Формоза – старинное европейское название китайского острова Тайвань.


[Закрыть], обширнейшее владение китайских императоров, длиной в 100 и шириной в 30 лье. Очень долгое время европейцы ничего не знали о его существовании. До 1637 года в Европе не было никаких документов, где бы упоминалась эта земля. Первым, кто представил ученым достоверные сведения о восточной части этой территории, оказался голландский миссионер Кондидий.

Еще очень долгое время покров тайны окутывал края, о которых ловкие мистификаторы писали так называемые отчеты и доклады, но их быстро разоблачили. До XVIII века не было ни одной серьезной публикации об острове Формоза, куда проникали редкие миссионеры да еще более редкие мореплаватели. Из числа последних один достоин быть упомянутым особо, ибо его ждала громкая слава. То был граф Морис Август Бенёвский.

ГРАФ БЕНЁВСКИЙ [236]236
  Бенёвский Маурицы Август (фр. вариант имени – Морис Огюст; 1741–1786) – дворянин венгерского или словацкого происхождения; родился в Вербове (Словакия); в 1768 году вступил в контакт с польскими конфедератами, в следующем году в Жванце, на Днестре, стал членом повстанческого отряда Казимежа Пулаского. В одном из сражений был взят в плен и в 1770 году депортирован на Камчатку, в Большерецкий острог, где в 1771 году организовал бунт и побег ссыльных. В 1790 году в Лондоне были опубликованы его живописные «Мемуары», подлинность которых весьма сомнительна.


[Закрыть]

Еще один представитель славной когорты искателей приключений, история странствий которого настолько невероятна, что похожа на сказку. И раз уж счастливый случай заставил нас упомянуть это имя, то автор полагает, что читателю будет интересно хотя бы вкратце познакомиться с историей его бурной жизни.

Граф Морис Август Бенёвский родился в Венгрии в 1741 году. В очень юном возрасте он поступил на военную службу к австрийскому императору, а затем по каким-то непонятным причинам внезапно вышел в отставку и отправился в Литву. Граф совершил несколько морских путешествий, во время которых изучал искусство управления кораблем.

В 1768 году граф Бенёвский предложил свои услуги польским мятежникам[237]237
  Речь идет о так называемой Барской конфедерации (1768–1772), вооруженном союзе польской шляхты, заключенном 29 февраля 1768 года в украинском городе Баре с целью защиты старинных дворянских вольностей и борьбы за независимость Польши против короля Станислава Августа и России.


[Закрыть] и был возведен в ранг полковника, а позднее – и генерала кавалерии. Но конфедераты потерпели поражение, и Бенёвский попал в плен к русским. Его судили, через всю Сибирь провезли до Камчатки, где он и должен был отбывать наказание. Губернатор Камчатки очень хорошо принял графа и, встретив в лице ссыльного образованного человека, свободно говорившего на нескольких языках, поручил ему обучать своих детей французскому и английскому языкам.

Однако случилось непредвиденное: дочь губернатора, Анастасия, влюбилась в осужденного и заявила во всеуслышание, что хочет выйти за него замуж. Услышав столь решительное заявление и зная несгибаемый характер дочери, губернатор согласился на ее брак с графом. Он даже решил отпустить пленника на свободу, хотя и понимал, что рискует бесповоротно себя скомпрометировать. Но Бенёвский не хотел покинуть этот печальный край в одиночку, ибо состоял в заговоре с другими ссыльными, страдавшими от тягот угнетения и от разлуки с родными.

К великому огорчению графа, заговор был раскрыт. Однако любящая и преданная жена вовремя предупредила его, и Бенёвский сумел бежать. Вместе с ним бежали шестьдесят девять его бывших соратников.

В погоню за беглецами была послана целая рота солдат. Завязалось настоящее сражение, из которого граф и его друзья вышли победителями. Бенёвский сумел даже захватить небольшую крепость и получить столь необходимые деньги, оружие, боеприпасы и продовольствие. После многочисленных волнующих приключений Бенёвский добрался до Формозы и обосновался там.

Через некоторое время граф купил корабль, обучил своих спутников искусству мореплавания, а сам стал капитаном. Он попытался организовать на Формозе какую-нибудь торговую компанию и наверняка преуспел бы в своем начинании, если бы неведомая болезнь не начала косить ряды его сотоварищей. Несчастная Анастасия, разделившая с графом все тяготы скитаний (хотя она и узнала, что он уже был женат законным браком), стала первой жертвой эпидемии.

Бенёвский тяжело переживал утрату и буквально впал в отчаяние, так как остался почти совсем один в чужом краю, который люто возненавидел. От горя бедняга едва не лишился рассудка. Он продал все свое имущество, в том числе и корабль, а сам вместе с немногими уцелевшими друзьями поднялся на борт какого-то французского судна.

Граф Бенёвский прибыл во Францию. Его очень хорошо приняли в Версале. Бенёвский изложил морскому министру давно созревший и хорошо продуманный план колонизации заморских земель. Он был убежден, что основать колонию и даже целое поселение на Формозе будет довольно просто, и говорил, что подарит Франции этот большой остров, ибо им очень легко завладеть, имея поддержку со стороны правительства мощной державы. Разумеется, нужно было завоевать доверие и благорасположение местного населения, но Бенёвский был заранее уверен, что он легко и быстро преуспеет в этом деле. Как показало дальнейшее развитие событий, граф нисколько не ошибался в своих талантах. По плану Бенёвского, должно было случиться следующее: когда умы и сердца островитян будут завоеваны, они сами признают новых поселенцев, иначе говоря колонистов, хозяевами края и с удовольствием станут подчиняться. Вот тогда уже можно будет установить на острове такие законы, какие будут угодны победителям в этой тонкой игре.

План получил одобрение министра, но только с тем условием, что осуществлен он будет не на Формозе, а на Мадагаскаре. Бенёвский тотчас же согласился, ибо ему было все равно. В распоряжение графа предоставили 1200 человек, но он заявил, что потребуется всего 300, сам отобрал наиболее подходящих и отбыл в дальние края 8 августа 1772 года.

На Мадагаскаре граф Бенёвский пробыл более двух с половиной лет и сумел добиться поразительных результатов: он заставил туземцев работать на себя после того, как при помощи какой-то дьявольской хитрости уговорил их построить дороги. Короче говоря, граф осуществил свой план покорения умов и сердец дикарей. Даже сто лет спустя агенты Мадагаскарской компании находили в лесах, к своему величайшему удивлению, следы его бурной деятельности.

Следует, однако, сказать, что сразу по прибытии графа на Мадагаскар между ним и колониальными властями Иль-де-Франса в лице губернатора, интенданта и прочих чиновников разгорелась жестокая вражда. Плантаторы и администрация пытались помешать Бенёвскому исполнить его миссию и старались заставить его удалиться с острова.

Бенёвский не получал никакой помощи от метрополии, а администрация Иль-де-Франса, как я уже говорил, не только не содействовала ему, но и всячески старалась навредить. Дело дошло до того, что состоявшие в преступном сговоре губернатор и интендант, под чьим контролем находились склады новорожденной Мадагаскарской компании, отдали приказ служащим как можно хуже вести счета и потакать разграблению богатств. Однако, несмотря ни на что, компания получила в первый год 340 тысяч ливров дохода, а во второй – 450 тысяч.

Осознав, что дальнейшая работа невозможна, граф Бенёвский потребовал от губернатора письменного свидетельства о том, что дела компании находятся в полнейшем порядке, и подал в отставку с поста «управляющего королевскими предприятиями в заливе Антонжиль». Однако граф не покинул Мадагаскар, где туземцы буквально боготворили его, а потому на всеобщем совете под открытым небом (ампамсакабе) назвали повелителем довольно большой части острова.

Хотя у графа не было никаких причин признавать над собой и над подвластной ему территорией верховенство французского короля, он все же пожелал передать под покровительство монарха правительство, которое он организовал и которое функционировало идеально. Его не хотели слушать, ему даже запретили упоминать в каком бы то ни было документе имя короля Франции. Во время его отсутствия распустили порочащие его честь слухи, и он, если можно так выразиться, добился от министра проведения расследования.

Из Франции прибыли компетентные чиновники и провели это расследование на месте. Дело обернулось таким образом, что пришлось публично признать выдающиеся заслуги графа. Его даже наградили именным оружием. Тем не менее от всех его предложений правительство Франции отказалось.

По совету находившегося одновременно с графом в Париже Франклина[238]238
  Франклин Бенджамин (1706–1790) – американский публицист, ученый и дипломат; в Париже находился в качестве посла США с 1776 по 1783 год.


[Закрыть] Бенёвский обратился к правительству совсем еще юной республики Соединенных Штатов Америки. Один из крупных торговых домов Балтимора предоставил в распоряжение графа корабль, и он снова отправился на Мадагаскар, но из соображений такта высадился на том берегу, где не было французских поселений.

Хотя Бенёвский провел вдали от Мадагаскара целых восемь лет, его появление на острове туземцы встретили с необычайным восторгом. Два года спустя возник новый конфликт между графом и французскими уполномоченными с острова Иль-де-Франс, причина которого так и осталась не выясненной до конца. Из Порт-Луи[239]239
  Порт-Луи – порт в северо-западной бухте острова Маврикий, главный город острова и его административный центр.


[Закрыть] против него был выслан отряд солдат из полка, что квартировал в Пондишери, и 3 мая 1786 года граф Бенёвский был убит выстрелом из ружья в стычке с французами.

«Так бесславно погиб, – пишет господин Полиа, – один из самых странных и загадочных представителей рода человеческого, а быть может, и один из самых замечательных людей XVIII века. В любой другой стране, кроме тогдашней Франции, были бы рады воспользоваться его услугами».

ГЛАВА 8

Аббат Дегоден. – Леон Руссе. – Доктор Пясецкий. – Полковник Пржевальский.

Даже в XIX веке проникнуть в Китай было очень нелегко, ибо правительство этой страны, не питавшее никакого доверия к иностранцам, упорно отвергало самые выгодные предложения европейцев, будь то миссионеры, торговцы или даже представители властей мощных держав.

Однако и те, и другие, и третьи страстно желали проникнуть в Китай либо для того, чтобы установить дипломатические отношения, либо для того, чтобы основать там отделения своих торговых домов, либо для того, чтобы попытаться обратить китайцев в свою веру.

Но напрасно правительства различных стран направляли в Поднебесную империю одного чрезвычайного посла за другим; напрасно торговцы, привлеченные запахом богатой наживы, рисковали своим состоянием; напрасно бесстрашные миссионеры пытались преодолеть строго охраняемые границы Китая (иногда даже с риском для жизни). Ворота загадочной страны не желали распахиваться ни перед расточавшими льстивые улыбки дипломатами, ни перед сулившими неслыханные доходы торговцами, ни перед преподобными отцами – любителями читать проповеди. Из всех европейских стран одна только Англия добилась определенных привилегий для ведения торговли, коими довольно широко пользовалась Ост-Индская компания. Однако в 1834 году договор о предоставлении особых привилегий не был продлен, а ведь именно они более всего интересовали наших соседей. Товаром, что приносил Ост-Индской компании наибольший доход, был опиум, который китайцы с превеликой охотой, даже с какой-то страстью, употребляют до сих пор.

Английские купцы были страшно разочарованы: раз договор не продлен, придется распрощаться с баснословными прибылями! Англичане попытались исправить положение и стали провозить опиум контрабандой. Они ввезли в Кантон двадцать тысяч ящиков с дьявольским зельем, прибегнув к подкупу и обману. Мошенничество оказалось делом довольно легким благодаря ужасной, просто сказочной жадности и продажности чиновников.

Но китайские власти, имевшие, вероятно, очень веские основания для того, чтобы разорвать торговое соглашение с Англией, приказали произвести тщательный обыск в порту. Ящики с опиумом были обнаружены, и по распоряжению правительства их затопили в открытом море. Англичане остались страшно недовольны тем, что китайцы осмелились столь вольно распорядиться чужим имуществом, находившимся, правда, на территории Китая. Гордые британцы полагали, что император не имеет права мешать своим подданным травить себя ядом, если яд приносит Англии баснословные барыши. Таковы были причины «Опиумной» войны[240]240
  Речь идет об Англо-китайской, или Первой «опиумной» войне 1839–1842 годов.


[Закрыть], в результате которой пушечные ядра пробили первую брешь в китайской стене.

Англичане предъявили ультиматум: либо власти Китая предоставят им полную свободу продавать в Поднебесной империи опиум, либо – война!

Китайское правительство предпочло воевать. И хотя правительственные войска были очень многочисленны, они не могли противостоять военной мощи Британской империи и были вынуждены капитулировать, а затем китайцам пришлось уплатить сто двадцать миллионов фунтов стерлингов в возмещение убытков. Англия же получила монопольное право на торговлю опиумом.

Когда соглашение между двумя странами было подписано, Франция пожелала заключить с Китаем такой же договор. Поводов для предъявления ультиматума было предостаточно: хотя бы один тот факт, что китайские власти отказали в разрешении на въезд миссионерам-лазаритам. И вот в ответ на настоятельные просьбы французского посла в Китае, господина Лагрене, Наполеон III тоже предъявил ультиматум повелителю Поднебесной империи.

Как и в случае с англичанами, китайцы заупрямились и отказались удовлетворить требования французов. Теперь войну Китаю объявила Франция[241]241
  Это произошло в 1856 году.


[Закрыть]. Со своей стороны, лорд Палмерстон[242]242
  Палмерстон Генри Джон Темпл, виконт Палмерстон (1784–1865) – министр иностранных дел Великобритании в 1830–1834, 1835–1841, 1846–1851 годах, премьер-министр в 1855–1858 и 1859–1865 годах.


[Закрыть] считал, что Англия «недостаточно завернула гайки» (по выражению этого известного дипломата), и он предложил заключить с Францией военный союз, объединив усилия как сухопутных, так и морских сил двух держав.

В 1859 году объединенные войска союзников появились в устье реки Пей-Хо. Китайцы оказывали ожесточенное сопротивление захватчикам, но не могли устоять против английских и французских пушек. Все форты и укрепления, защищавшие вход в устье реки, пали.

Начались переговоры, и европейцы очень легко уверовали в то, что китайцы дадут им в скором времени дойти до Пекина, не оказывая ни малейшего сопротивления. Они медленно двигались по богатой, плодородной долине реки и видели большие каналы, прорытые для того, чтобы облегчить судоходство. «Местность здесь плоская и ровная, – писал один историк, – а пышная растительность и прозрачный, чистый воздух напомнили мне о плодородных долинах Ломбардии. Повсюду люди были заняты тяжелым трудом. Они были опрятно одеты, вежливы и, видимо, очень трудолюбивы. Повсюду нам встречались большие деревни, где у каждого дома был сад и огород. Почти во всех деревнях мы видели мечети и мусульман, а это было явным свидетельством того, что люди, которых обвиняли в крайней религиозной нетерпимости, на самом деле, напротив, очень веротерпимы, и все обвинения казались нам теперь несерьезными…»

Между тем французов и англичан поджидал один из тех пренеприятнейших сюрпризов, от коих почти никогда не может уберечься европейская армия, когда она имеет дело с противником, которого она беспричинно недооценивает.

Случилось же вот что: французские и английские офицеры, на коих была возложена почетная миссия вести переговоры с китайцами, а вместе с ними и несколько миссионеров-переводчиков совершенно неожиданно для себя наткнулись на целую армию маньчжуров, прибывших со всего бассейна Амура для защиты ближних подступов Пекина. Все европейцы были убиты самыми изощренными способами, на какие только способны вообще склонные к жестокости китайцы. Правда, в скором времени несчастные жертвы были отомщены, и с не меньшей жестокостью.

За ужасной бойней последовало решающее сражение. Оно началось у деревни Паликао. Войска союзников, хорошо обученные и дисциплинированные, имевшие на вооружении дальнобойную артиллерию и точно поражающие цель ружья, очень быстро обратили в бегство орду азиатов, вооруженных кто чем: кто копьями, кто луками, кто старинными мечами, а кто и древними мушкетами. Китайцы были очень храбры и собирались сражаться отчаянно, но они не могли, разумеется, устоять против косивших их ряды снарядов.

«Деревня Паликао, – писал в своем донесении Наполеону III генерал Кузен-Монтобан, получивший за победу в сражении несколько комичный и весьма экстравагантный титул графа Паликао, – сначала подверглась обстрелу. Затем наши войска решительно пошли в атаку. Китайские пехотинцы защищали буквально каждую пядь земли. То, что мы понесли незначительные потери, можно объяснить лишь тем, что противник, хотя и многочисленный, был плохо вооружен. Сообщаю вам, что мы потеряли убитыми и ранеными тридцать человек, в то время как китайцы – около трех тысяч.

На мосту через реку осталась лишь элита китайского воинства. Разодетые в роскошные одежды люди размахивали знаменами и отвечали на ураганный огонь нашей пехоты редкими выстрелами. Они жертвовали собой, чтобы прикрыть поспешное отступление кавалерии, проявившей сегодня утром большое рвение.

Невозможно вообразить себе блеск и роскошь летней резиденции китайских императоров, – писал далее главнокомандующий французским экспедиционным корпусом. – На протяжении более четырех лье высились пагоды неописуемой красоты, в которых находились золотые, серебряные и бронзовые статуи богов огромных, гигантских размеров, а далее среди прекрасных садов и прохладных озер виднелись здания из белого мрамора, покрытые разноцветной черепицей.

В каждой пагоде находятся тысячи и тысячи самых диковинных предметов из золота, разукрашенных жемчугом и драгоценными камнями. Чтобы представить себе роскошь, в которой купается китайский император, достаточно сказать, что здесь в качестве упаковки используют самые тончайшие шелка».

Англичане и французы без зазрения совести присваивали себе драгоценные украшения, слитки золота и серебра, а также прочие драгоценные вещицы, но от жадности у них разбегались глаза и они, по признанию генерала, «сожалели только о том, что не могут унести все».

Разграбление летнего дворца, разумеется, не делало чести союзным войскам, тем более что в результате действий англичан и французов в здании начался пожар, и замечательный памятник искусства был уничтожен огнем.

Объятые ужасом китайцы запросили мира, который и был заключен. Китай обязался выплатить огромную сумму в счет репараций и открыть три новых порта для европейских торговцев.

Аббат Дегоден совершил несколько путешествий в Китай до и после вторжения союзных войск в эту страну. Он много раз подвергал свою жизнь риску, пытаясь проникнуть в Тибет. Первую такую попытку бесстрашный миссионер совершил в 1856 году. Он провел восемь месяцев в Дарджилинге, у подножия Гималаев, но так ничего и не добился. В 1858 году он сумел добраться только до буддийского монастыря в Канаме. В 1859 году он решил попробовать проникнуть в Тибет через Китай и отправился в Гонконг. В то время союзные войска осаждали Пекин, и аббат оделся как китаец. Несмотря на все хитрости, аббата опознали и даже заточили на три недели в тюрьму. Он вновь двинулся дальше и сумел добраться до Талинпина[243]243
  Талинпин – город Та-ли, или Да-ли в провинции Юньнань; современное написание – Дали.


[Закрыть], где его ждал епископ, хотя путешествовать в тех краях в то время было очень опасно из-за многочисленных банд разбойников.

С окончанием военных действий и подписанием мирного договора аббат Дегоден решил, что ничто уже не помешает ему совершить путешествие в Тибет, и он направился в Лхасу, где находится резиденция далай-ламы. Лхаса – священный для всех буддистов город, то же самое, что Рим для католиков.

Но китайцы приняли аббата за шпиона и вновь бросили его в тюрьму, где продержали целый год. В 1862 году его отвезли в Бонгу, и там он провел в заточении два года. Христианская община в этом городе была уничтожена, и отважный миссионер, бежавший из тюрьмы, укрылся высоко в горах у дикарей лузе[244]244
  Лузе – лутсе, «дикое» население Юньнани и пограничных районов Бирмы, отличающееся явно выраженными индонезийскими чертами лица; питалось пойманной на охоте дичью и мукой, изготовлявшейся из выращиваемых ими злаков.


[Закрыть], где ему оказал большую помощь один буддийский монах, что является еще одним доказательством того, что дух веротерпимости, одушевляющий поклонников этой азиатской религии, еще не оценен по достоинству.

Когда в стране воцарился наконец мир, аббат Дегоден, по-прежнему неутомимый и упорный, отправился к берегам Меконга, где и обосновался. Отважный миссионер, обладавший столь же обширными знаниями, как и его славные предшественники, собрал множество ценнейших сведений, так как проводил метеорологические и астрономические наблюдения, а кроме того создал подробнейшую карту района, где проживал.

ЛЕОН РУССЕ [245]245
  Руссе Леон – помимо подробно пересказываемой Л. Буссенаром книги «А travers la Chine» («По Китаю»), вышедшей в парижском издательстве «Ашетт» в 1878 году, ничем выдающимся не отличился и заметного следа в синологии не оставил; французские энциклопедические издания никаких сведений об этом путешественнике не приводят.


[Закрыть]

Одним из французов, наилучшим образом изучивших Китай, является, несомненно, Леон Руссе. И в самом деле, у нашего выдающегося соотечественника было то, чего обычно так не хватает путешественникам, которые торопятся посетить как можно больше стран, коснуться в своих путевых заметках как можно большего числа явлений и поверхностно осмотреть множество памятников, не изучив глубоко ни один. Так вот, у господина Руссе было время для глубокого и пристального изучения Китая! Находясь на одном месте в течение долгих лет, он мог в свое удовольствие наблюдать ход событий, действие законов и различные явления общественной жизни. Он имел возможность проверить при помощи более обстоятельного рассмотрения предметов и явлений некоторые свои впечатления и даже убедиться в их ложности. Он мог выбирать объекты для изучения, спокойно писать свои заметки и вести кропотливые исследования.

Прибавьте ко всему вышесказанному большой ум, превосходное образование и тонкий вкус, и вы согласитесь с тем, что Леон Руссе был словно самим Богом предназначен для последовательного и скрупулезного изучения Китая в течение тех семи лет, что он преподавал различные науки детям европейцев в порту Фучжоу. Не стоит и говорить о том, что он был очень проницательным и прозорливым наблюдателем. Это столь необходимое для путешественника качество будет проявляться по мере того, как мы будем знакомиться с замечательным циклом путевых заметок Руссе, опубликованных под скромным названием «По Китаю».

Едва приехав в Фучжоу и обосновавшись в европейской колонии на правом берегу реки Мин, Леон Руссе начал делать записи. Его первые впечатления от Китая были откровенно мрачны, и не без причины: дома европейцев располагались на склонах небольших холмов, как раз посреди некрополя[246]246
  Некрополь (греч. «город мертвых») – кладбище.


[Закрыть]. Как отметил для себя Руссе, у китайцев нет кладбищ как таковых. Они хоронили (и хоронят) своих покойников практически повсеместно, но чаще всего именно на склонах гор и холмов, в местах, соответствующих определенным правилам. Таким образом, в Китае можно наткнуться на захоронение в самом неожиданном и, на наш взгляд, неподобающем месте.

Следует сказать, что представление китайцев о смерти резко отличается от нашего. Либо в силу привычки, либо в силу существующих верований, либо даже из полнейшего равнодушия китайцы преспокойно живут среди могил и, похоже, нимало не озабочены таким соседством. Кажется, они никогда не думают о роковом часе, напоминанием о коем служат многочисленные надгробные памятники. Китайцы так сжились с мыслью о смерти, что выбор гроба для них – предмет самых больших забот.

Почтительный сын непременно должен выразить свое уважение и любовь к отцу, подарив тому при жизни вместилище, в котором будут покоиться его бренные останки. Гроб является как раз тем предметом, на покупку которого китаец, живущий очень просто и скромно, не жалеет денег и платит не скупясь. Обычно выбирают самый роскошный, самый богато изукрашенный гроб, какой только может позволить себе семья в соответствии с доходами.