Текст книги "Путешествие парижанина вокруг света"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

„Романист, говорите вы, господа? Да, конечно, если вы хотите называть романами приводимые рассказы о преступлениях бессовестной шайки и борьбе с ними честных людей, словом, вражду добра и зла.

Все здесь присутствующие смело могут мне поверить, что за последние шесть месяцев мне несколько раз под угрозой смерти было предложено отказаться от моей задачи. Но я не обратил внимания на угрозы этих негодяев и потому явился мишенью всякого рода нападок с их стороны. Даже здесь, в Париже, мне только чудом удалось спастись от трех покушений на убийство… Поверьте, господа, все, что я вам говорил, как ни фантастично и как ни маловероятно вам оно показалось, все это бледнеет перед действительностью!

Что же касается меня лично, то я глубоко убежден в истине всего этого, и отныне моя жизнь, мое состояние и моя честь посвящены мною разоблачению названных преступлений. И день торжества настанет для меня, господа, в тот час, когда последний из этих пиратов будет вздернут на грот-мачте моего корабля, а обычные зрители мрачной работы палача увидят отрубленную голову вождя этой страшной шайки“.

„Да полноте, пиратов больше не существует; не то в каком же веке мы живем?! – воскликнул какой-то скептик. – Если так, то следовало бы вооружать по-военному все торговые суда!“

„Господа, всем известно, что в морском министерстве лишних денег нет, что там дорожат каждым золотым. И мечтатели, пустые фантазеры там пропускаются сквозь частое сито разумных возражений, обсуждений и здравых взглядов. Если бы адмирал М. не был убежден в справедливости моих доказательств, он не предоставил бы мне командование крейсером четвертого ранга, вооруженным четырьмя восемнадцатидюймовыми орудиями и одним двадцатисемидюймовым орудием, находящимся в бронированной башне; не возложил бы на меня миссии, в осуществлении которой никто мне помешать не может, потому что мне дан карт-бланш!

Я набрал себе экипаж из лучших моряков, образцовых артиллеристов и лучших механиков. У меня превосходнейшая машина, а судно блиндировано. Я надеюсь, что при таких условиях вы вскоре услышите о крейсере „Молния“ и его командире де Вальпре!“

Если я так пространно остановился на этих фактах, которые передаю дословно, о чем вы можете судить, так как вы и были этим героическим капитаном, то сделал это отчасти с целью показать, как свежа моя память, а также с целью доказать в дальнейшем, как безошибочно правы вы были в своих предчувствиях, как вы хорошо знали все, кроме имен главных главарей, а также их штабной квартиры, то есть места их пребывания и их вспомогательных отделов. Вы хорошо были знакомы со стариком-архимиллионером, графом де Жаверси, в доме которого тогда находились, высокая честность, великодушие и высокий ум которого признавались всеми. Вы были его гостем, так же как и я. После того вы не раз пожимали его руку. Но в тот момент, когда вы кончили говорить, он скрылся на минуту, сделав едва заметный знак некоторым из его собеседников.

Вы всегда знавали его богачом, но я знал его еще в то время, когда он не был в состоянии уплатить пяти золотых, проигранных им в карты. И это было не так давно; он был уже стариком, хотя его мощная фигура, казалось, не поддавалась времени.

Вдруг его состояние возросло до невероятной цифры. Крупные финансовые операции, всякий раз удачные благодаря особому таланту разбираться в делах и пользоваться благоприятным случаем, вскоре создали ему громкую популярность и снискали всеобщее уважение.

Вскоре он сделался владельцем прекрасной виллы в Трувилле. Затем построил себе роскошный дворец в Сен-Жерменском предместье, которому позавидовал бы любой князь, затем отель в парке Монсо – одно из лучших украшений Парижа.

Наконец он приобрел титул графа, достигнув, таким образом, вершины своих желаний. И этот день, когда мы с вами стали его гостями, должен был завершить его торжество; он, вчерашний нищий, ныне миллионер, он, носивший раньше глупое имя Гайльярден и ставший теперь графом де Жаверси, должен был выдать свою дочь за последнего отпрыска одной из древнейших и знатнейших фамилий. Ведь его единственная дочь должна была стать вашей женой, командир, не так ли?

Вам неизвестно было прошлое графа де Жаверси, но вы сейчас узнаете его.

Спустившись на второй этаж его роскошного дворца, вы входите в громадную комнату с двойными, обитыми войлоком и железом дверьми. Посредине стоит громадный стол, заваленный разложенными морскими картами, размеченными красным и синим карандашом; тут же – раскрытые счетные книги, балансы и отчеты.

На другом столе груды деловых бумаг, связанных красными шелковыми шнурочками, точно нотариальные акты, но написанные какими-то странными знаками, совершенно непонятными для непосвященного человека.

Рослый пенсильванец по имени Холлидей, который скупал когда-то кожи и торговал керосином, стоял, облокотившись о стол; возле него находился сэр Флиндерс, богатейший австралийский скваттер, бывший капитан Ост-Индской армии. По другую сторону стола находился сеньор дон Педро Жунко, господин с экзотической наружностью, только что возражавший вам, богатый бразилец, разговаривавший с князем Дурасовым, командовавшим русской эскадрой во время Крымской кампании. Наконец, в конце стола, спиной к дверям пребывали ваш покорный слуга, куривший сигару, и низенького роста человечек лет тридцати пяти по имени Винсент, личный секретарь графа.

Граф де Жаверси, казалось, председательствовал на этом совете интимных друзей. Чело его было нахмурено – он казался озабоченным. Сосредоточившись в течение нескольких минут, он, по-видимому, принял известное решение и, медленно поднявшись со своего места, произнес:

„Господа, заседание совета открыто!“

Эти простые слова заставили вздрогнуть пятерых мужчин, находившихся тут, и глаза всех с заметной тревогой остановились на графе.

„Потребовались весьма важные обстоятельства для того, чтобы я, пользуясь своей властью, счел нужным собрать совет ордена, командором и главой которого я состою“.

„Действительно, граф, – сказал князь Дурасов, – но нас здесь только пять человек, тогда как совет состоит из семи непременных членов, и так как наши статусы строго формальны…“

„На сегодня мы нарушим их; ответственность я принимаю на себя. Тем более разве я не верховный владыка, не самодержавный властитель судеб ордена? Но теперь не время останавливаться на этих пустых формальностях. Наши секреты нужно соблюдать только для низших членов ордена, которые верят, что служат высоким политическим, социальным и даже религиозным целям, будучи частями механизма нашего „великого дела““.

„Хорошо сказано! Наши умы, давно уже освобожденные от жалких человеческих предрассудков, витают высоко над тем, что пугает и терроризирует слабые умы и робкие души. У нас только один господин – это орден и его статуты, воплощением которых являетесь вы, граф, хотя вы и подчинены им наравне с нами. Все мы рабы абстракции, но хозяева мира“.

„Довольно, господа! Вы, конечно, все те же энергичные и деятельные люди, без всяких предрассудков, осуществляющие в данный момент те планы, благодаря выполнению которых мы имеем почести и богатства. Все вы, конечно, дорожите этими житейскими благами и желаете и впредь пользоваться ими, этими плодами стольких жертв?“

„Да! Да!..“

„В таком случае за дело! Смелость и согласие необходимы, и минуты дороги. Непримиримый враг пошел войной против нас; он силен потому, что его поддерживает целое правительство. Он вызывает нас на бой, не зная нас. Вы сами слышали его сегодня. И он знает еще больше того, чем говорит. Уж нет ли изменника среди нас, господа, что наши тайны становятся общим достоянием?“

Глухой ропот протеста, сопровождаемый энергичным жестом отрицания, был единственным ответом пятерых мужчин.

„Но этот непримиримый враг – это ваш будущий зять, – проговорил почтенный Холлидей. – Каковы же ваши предложения поданному поводу?“

„Надо, чтобы этот человек исчез!“ – пробормотал дон Педро Жунко, в глазах которого сверкнула злобная молния.

„Тише, сеньор, тише, я хорошо знаю, что у вас рука верная, как у опытного хирурга, чему доказательством служит столь своевременная смерть Томаса, которому вы там, в Бремене, немножко помогли стать самоубийцей. Там вы поступили разумно, хотя его смерть все-таки не заглаживает тех неприятностей, какие вызвала его оплошность!“

„Но, граф, у нас, слава богу, нет недостатка в средствах, чтобы избавиться от этого врага! Ночное нападение, несчастный случай, внезапная болезнь, мало ли что! Наш арсенал, кажется, достаточно разнообразен и богат; вам остается только выбирать. Стоит вам только сделать знак, и десять тысяч рук поднимутся, чтобы уничтожить его, стереть его с лица земли“.

„Да, но на этот раз я этого не желаю!“

„Вы не желаете?“

„Нет!“

„Вот чего я не ожидал!“

Рослый пенсильванец по имени Холлидей стоял, облокотившись о стол, возле него находился сэр Флиндерс. По другую сторону стола – сеньор дон Педро Жунко.

„Милейший дон Педро, вы просто дуралей, скажу я вам!“

„Что?.. Чтобы кровь моих благородных предков…“

„Оставим в покое ваших предков, скакавших некогда впереди или позади королевских экипажей, и слушайте меня“.

Идальго замолчал, как бы привороженный холодным, светлым взглядом грозного старика.

„У меня тоже было намерение заставить его исчезнуть. Я готовил ему ловушки и западни, в которые всякий другой, наверное, попался бы. Вероятно, какой-нибудь талисман хранит его, потому что каждый раз он выходит победителем, более закаленным, более опытным и более сильным, чем раньше. Теперь он не может более исчезнуть, по крайней мере не теперь: он слишком на виду у всех. Его неосторожные речи спасли его; его смерть только послужила бы подтверждением существования той грандиозной корпорации, о которой он говорил. Наконец, документы, находящиеся у него в руках, в настоящее время хранятся у таких лиц, которых никакими деньгами не купишь, тем более что они приняли все возможные предосторожности“.

„Что же вы рассчитываете делать?“ – слащавым голосом спросил Дурасов.

„Прежде всего выиграть время; затем привлечь его на нашу сторону, если это будет возможно; скомпрометировать его, если он станет противиться, и позднее, если будет нужно, его смерть обеспечит наше торжество!“

„Хорошо“, – сказал сэр Флиндерс, единственный из всех слушавший спокойно, как и я.

„Он обожает мою дочь, и та любит его не меньше. Я хочу воспользоваться его привязанностью, чтобы без насилия уничтожить врага. Эта любовь осадит его рвение, ослепит его на время, а если впоследствии правда и предстанет ему в своем настоящем виде, то он будет поневоле молчать“.

„Согласны, но мы должны знать, какими средствами вы решили действовать!“

„Вы все понимаете, что раз этот молодой паладин отправится в свой крестовый поход, нам трудно будет уследить за ним. Став же моим зятем, он, естественно, станет делиться со мной своими планами, намерениями, вплоть до маршрута, который он предполагает избрать. Разве я не отец той, которую он боготворит, человек, вполне разделяющий его благородный энтузиазм и который при случае может поддержать его неограниченным кредитом? Возможно, что постоянные неудачи обескуражат его. Или же его постоянная погоня за неуловимым врагом наконец заставит его усомниться в том, что существует такое понятие и явление, как пиратство“.

„Браво!“ – воскликнули все четверо мужчин.

„Но это еще не все, господа! Если бы он все-таки обманул наши надежды, если бы он в конце концов открыл всю истину и предпочел своей любви все то, что называет своим долгом, вздумав заговорить…“

„То мы заставим его исчезнуть с лица земли!“ – вставил дон Педро Жунко, возвращаясь к своей первоначальной мысли.

„Это бесполезно, господа! Если бы он обманул наши ожидания… я приму здесь, в вашем присутствии, такую меру предосторожности, что достаточно будет одного слова, чтобы заставить его молчать, как могила“.

Граф встал, подошел к громадному сейфу и открыл его. Сейф этот был вделан в стену и замаскирован до неузнаваемости. Привычным движением он привел в действие секретные пружины замков и в этом железном нутре открыл потайной ящик, из которого достал маленькую записную книжку в черном переплете, с красным обрезом и полированными стальными уголками.

„Вот, господа, книга, куда вписываются обязательства и присяга главарей ордена. Мое на первом месте, затем ваши все, господа, а также и обязательства и присяга ордену наших отсутствующих товарищей. К этим именам людей, связанных общей солидарностью, я прибавлю имя нашего неумолимого врага!“

„Винсент, пишите!“ – сказал граф, передавая ему книгу, и стал диктовать:

„Я, нижеподписавшийся, Эдм-Мари-Эдуард, барон де Вальпре, лейтенант французского флота, командир бронированного крейсера „Молния“, ознакомившись с уложениями и статутами ордена Хищников, обязуюсь служить этому ордену во всякое время и во всяком месте. Я посвящаю этому служению всю мою жизнь, клянусь содействовать преуспеванию ордена всеми своими действиями, даже и теми, которые, по-видимому, могли бы быть ему враждебны.

Принимаю с благодарностью звание главаря Французской секции с тем, чтобы пользоваться всеми правами, выгодами, привилегиями и прерогативами такового.

В подтверждение чего я подписываю это обязательство, сего двадцать пятого числа декабря, 18… года.

Эд., барон де Вальпре“.

„Готово?“

„Да, господин!“

„Хорошо! Дайте мне сюда эту книгу. Превосходно! У вас, милейший Винсент, совершенно особый талант подделывать почерки! Сам мой будущий зять не мог бы усомниться в подлинности этой подписи и этого документа: ни малейшего упущения, даже тот же смелый росчерк, который мы вскоре увидим под его брачным контрактом.

Ну, господа, поняли вы теперь меня? Наш лев загнан в клетку! Возможно ли будет ему впоследствии отречься от своего соучастия в наших делах?“

„Господин, изобретательность ваша спасает нас. Я всецело и во всеуслышание одобряю ваш план и благодарю вас!“ – подтвердил сэр Флиндерс.

„Пусть он теперь заговорит, если ему захочется. Я берусь приставить к нему нескольких надежных соглядатаев, по моему выбору, которые будут держать меня в курсе его жизни, минута в минуту, так что ни одно его движение не ускользнет от нас. Благодаря этим мерам предосторожности он всегда будет работать впустую и, быть может, сделается подозрительным в глазах своего начальства и властей!“

„Мало того, мы можем даже время от времени подсунуть под его таран какой-нибудь старый негодный шлюп, который он темной ночью пустит ко дну, сам того не желая. Тогда упоминание о такого рода странных случайностях в судовом журнале также немало скомпрометирует его“.

„Теперь, когда этот важный вопрос улажен и грозящая опасность, так сказать, отстранена, не желаете ли, господа, привести в ясность, в каком положении находятся наши текущие дела?“

„Охотно!“

„В таком случае я вскрою почту при вас!“

Письма и депеши, открытые и разрезанные рукой секретаря, лежали грудой на конце стола под бронзовой фигурой.

За несколько минут он пробежал все.

„Ну вот, сегодня всего только одно небольшое дельце, и то не бог весть какое прибыльное… Винсент, вы готовы?“ – обратился он к секретарю.

„Да, господин!“

„Ну так пишите! Вы сами отправите все письма и депеши завтра ранним утром!.. Итак, „Армида“! Посмотрим, что это такое! Позвольте сюда список на литеру А, № 37 большой книги. Так, так! „Армида“ из Гамбурга, трехмачтовое судно в восемьсот тонн, капитан Шеффер, принятый в орден в 1869 году, хотел продать князю В. все, что ему известно из тайн ордена. Судно имеет груз кампешевого дерева и индиго, возвращается из Калькутты и везет два миллиона в слитках. Арматор Боер… Нечего шалить. На судне два матроса из посвященных: Герман и Лобек. Прекрасно!.. Винсент, завтра ранним утром отправьте с первой почтой капитану Флаксхану приказание выйти из Гавра и отправиться крейсировать в виду архипелага Биссаго. На 20° северной долготы и 10° западной широты он встретит „Армиду“ и захватит ее. Никто не должен убежать. Золотые слитки он перевезет в фоты Аденского залива, а экипаж пусть оставит на судне, дно которого будет пробито. Спасены должны быть только Герман и Лобек.

Теперь перейдем к другому делу. Мне кажется, что наш приятель, губернатор Сан-Филипп де Бенгела, слишком часто занимает деньги“.

„Господин, – заметил Винсент, – это он отправил четыреста негров Ибрагима-бея!“

„В таком случае выдать сто тысяч франков консулу чеком на банкирский дом Агуеро и Пинто. Потребуйте немедленно формуляр Деметрия Латопулоса. Лишите его командования и субсидий… Может быть, придется совершенно избавиться от этого неудачника… Выдать сто тысяч франков Линс-Ченгу, чтобы вознаградить его за гибель джонки. Бедняге не везет, а между тем это верный слуга нашего ордена. Также пошли ему пятьдесят лепешек смирнского опиума… Этот подарок его особенно порадует. Выдать шестьдесят скорострельных ружей Сумрибуль-Кооро для вооружения его пирог и в придачу тысячу ружейных патронов. С малайским пароходом „Пуерта“ следует отправить два стошестидесятимиллиметровых орудия с одной тысячей снарядов для защиты бухты Аденского залива, между Дурдурой и Берберой, и двенадцать мин, которые должны быть заложены при входе в бухту, а то английские крейсеры стали уж чересчур назойливы… Ну, на сегодня все! В будущем следует прекратить применение автоматических мин. Надо дать время общественному мнению позабыть об этом бременском происшествии, об этом несчастном случае на „Мозеле“ и о страховых премиях. Мы пока заставим немного больше поработать Флаксхана и его судно. Таким образом получится больше разнообразия в так называемых „несчастных случаях““».

Эти последние слова, особо подчеркнутые, приобретали страшный смысл.

Командир «Молнии» не моргнул глазом, несмотря на ужасные открытия, которые он сделал, читая эту рукопись; только тонкие подвижные ноздри его правильного носа с легкой горбинкой задрожали от волнения. Это был железный человек, который в самых отчаянных положениях и острых ситуациях всегда оставался совершенно невозмутимым.

Выправив ход судна, он снова вернулся в свою каюту и продолжал прерванное чтение, спокойно и не торопясь, как бы желая запечатлеть в своей памяти каждое слово этого важного документа.

«Я хотел изложить вам подробно эти две сцены, чтобы доказать, что моя память ни в чем не изменила мне, и чтобы описать вам каждого из этих лиц и те роли, которые они играли. Теперь вы знаете все и поступите, конечно, соответствующим образом. Но я считаю нужным добавить, что преследовать разбойничье судно бесполезно, и сейчас объясню почему. Я укажу вам точно место их убежища, так что вы сумеете попасть туда с закрытыми глазами; там ваш суд, вероятно, будет скорым и правым.

Вы, конечно, все поняли. Тайна корпорации теперь в ваших руках. Она известна только одним главарям ордена; даже и Флаксхан далеко не все знает.

Вы мужественно боролись, но что вы могли сделать против такого врага, у которого есть сообщники во всех частях света и союзники которого рассеяны по всей земле? На службе ордена состоят отбросы всех классов общества и подонки всех народов пяти частей света! Враг этот своей невидимой сетью опутал оба полушария, он всемогущ и вездесущ, притом неуловим и незрим.

В тот момент, когда вы должны были окончательно попасть в руки бандитской шайки, став мужем дочери ее Великого господина, несчастной девочки, почти ребенка, нисколько не повинного в преступлениях отца, – нам таинственно сообщили страшную весть. Ваша мать и сестра, возвращавшиеся с острова Бурбон [15]15
  Остров Реюньон в составе Маскаренских островов, переименован в Реюньон после свержения династии Бурбонов во Франции в 1793 году.


[Закрыть]через мыс Доброй Надежды, должны были быть в числе пассажиров на пакетботе „Виль-де-Сен-Назэр“. Этот пароход, по причинам преступных планов, нужно было пустить ко дну в открытом море. Вы покинули Париж. Ваше обручение было отложено, и „Молния“ вышла в море несколькими часами раньше судна Флаксхана.

Вы прибыли на Бурбон. Болезнь вашей матушки помешала ей попасть в число пассажиров „Виль-де-Сен-Назэра“, а само судно тем не менее было обречено на гибель, но вы продолжили свое плавание.

Это была безумная погоня за бандитами. Но увы! Негров Ибрагима тем не менее вывезли из Африки, „Виль-де-Сен-Назэр“ на ваших глазах пустили ко дну, а вы были беспомощны и бессильны предпринять что-либо для спасения несчастного пакетбота главным образом потому, что у вас в экипаже оказались предатели.

Теперь я признаюсь, почему я оказался в качестве простого матроса на разбойничьем судне, как его прозвали ваши люди.

Ввиду столь важной экспедиции было решено, что один из нас, членов совета ордена, смешавшись с экипажем судна, будет наблюдать за действиями и поведением Флаксхана и его штаба.

Жребий пал на меня, и поэтому эта конфиденциальная миссия была возложена на меня. Я стал, так сказать, „цензором“ Флаксхана.

Я имел право в любое время сместить его и заменить другим командиром, если бы он по нерешительности или неспособности нарушил интересы нашего консорциума.

Но мне не было надобности вмешиваться в корабельные дела: этот американец и энергичен, и спокоен, лучшего командира найти трудно. Далее, вам известно, каким образом я очутился в ваших руках после абордажа. Так, видимо, суждено!

Теперь я скажу вам о том таинственном судне или, вернее, страшном и губительном орудии, посредством которого совершают нападения морские бандиты. Вы, без сомнения, восхищались этим оригинальным судном, этим удивительным механизмом, приспособленным к роли орудия истребления, как любуются красотой хищника, в то же время охотясь на него и преследуя его. Это судно – необыкновенное во всех отношениях, начиная с названия. Для тех, кому оно служит, оно имеет только одно название – „судно“, для вас и ваших людей – это разбойничий корабль, а для морских властей – это торговое судно или, вернее, четыре торговых судна, плавающих под разными флагами.

Оно по очереди бывает: „Франклин“, трехмачтовый голет из Нью-Йорка; „Джордж Вашингтон“, паровое судно, приписанное к порту Нового Орлеана; „Королева Виктория“, голет из Ливерпуля, и, наконец, „Сильфида“, голет из Гавра.

Преступнику и злодею нужно маскироваться в разные одежды и иметь все документы в исправности, и вот разбойничий корабль гримируется, перекрашивается, переодевается и преображается в различных ситуациях, становясь, когда хочет, неузнаваемым даже для опытного глаза моряков.

У него четыре „лица“ под четырьмя соответствующими названиями, в коммерческих портовых книгах; у него налицо документы на все якобы четыре судна. И ежедневно ведутся четыре судовых журнала, в которые заносятся все путевые происшествия, приписываемые соответственно каждому из четырех судов.

„Франклин“ имеет корпус черный и белые борта – им командует лично капитан Флаксхан. „Джордж Вашингтон“ обладает большой трубой, извергающей клубы дыма, – им официально командует третий лейтенант разбойничьего корабля мистер Браун из Луизианы, остающийся фактически в полном подчинении у Флаксхана, который, так сказать, в данной ситуации остается за кулисами. „Сильфида“, светло-серая с блестящей черной бортовой полосой, с отсутствующей фок-мачтой, французский голет с командиром Мариусом Казаваном, старшим офицером разбойничьего судна, помощником самого „дьявола“. Наконец, „Королева Виктория“, окрашенная в красивый темно-зеленый цвет, несущая английский флаг и находящаяся под командой сэра Генри Кентлея. Все эти „капитаны на случай“ были, в сущности, подставными лицами Флаксхана, и сам экипаж, всегда находящийся в строжайшем повиновении у настоящего командира, попеременно преображался то во французов, то в англичан или американцев, будучи одинаково хорошо знаком как с французским, так и с английским языками и корабельными уставами и командами.

По всему этому вы сами можете судить, какие громадные выгоды могут извлекать люди без предрассудков из такого исключительного и, быть может, единственного в записях флота положения.

Разбойничий корабль – бандит, но бандит высокого класса, так сказать, привилегированный бандит высшего общества, в котором он чувствует себя равным членом. Он не может вечно скитаться по морям, как легендарный „Летучий голландец“. Нет, он возит негров, хлопок, какао и пряности и является как бы честным купцом, путешествующим по морям по своим делам. Четыре различных национальности этого морского бандита позволяют ему заходить во многие порты, возобновлять запасы топлива и продуктов, выгружать свои товары и принимать новые грузы тотчас же после того, как он пустил ко дну в открытом море какое-нибудь судно, страховая премия которого неизбежно попадает в руки морских бандитов, то есть того таинственного консорциума, которому оно служит. Если его действия покажутся подозрительными какому-нибудь из крейсеров, то разбойничье судно смело поднимает флаг, отвечает на сигнал и ведет себя строго согласно морскому уставу. И это почти всегда удается. Если же его застигают врасплох или слишком близко подходят к нему, то оно убирает свои паруса и уходит из-под носа у недруга благодаря своей поистине фантастической машине.

Крейсер, конечно, гонится за ним, преследует, но наступает ночь, а когда светает, то крейсер видит перед собой вместо преследуемого им черного трехмачтового судна светло-серый незнакомый голет, идущий в направлении, диаметрально противоположном тому, куда бежало преследуемое судно.

Пьеса разыграна как по нотам. Холщовая оболочка, окрашенная в черный, серый или белый цвет, сдергивается ночью и убирается в трюм. Судно, носящее несколько надетых один на другой чехлов, скидывает один из них и становится другим судном. Мало того, оно совершенно преображается.

Когда готовится одна из страшных сцен крушения, мирный купец превращается в грозный разбойничий корабль и вид его становится ужасен. Он облачается, так сказать, в свои доспехи палача: паруса убираются; весь он облекается в черное и выкидывает свой черный пиратский флаг; бортовые люки подняты; на нем нет никаких огней, наверху ни души. Не только никого из людей экипажа не остается на палубе, но и у руля не остается никого: рулевой скрывается в батарее, где имеется второй штурвал и все необходимые приборы для управления судном, то есть для указания пути. Судно, все черное и безлюдное, несется, точно грозный призрак, на свою жертву. Неожиданно на нем открывается громадный черный люк, глубокий, как колодец, и из него, из самой глубины медленно поднимается металлическая платформа с тяжелым боевым орудием, которое устанавливается в надлежащем направлении почти автоматически.

Вокруг орудия нет прислуги. Но она недалеко; по свистку она, точно стая демонов, выскакивает из подполья, если только порох должен заговорить, в подкрепление и завершение дела тарана. Совершив свое страшное дело, разбойничий корабль под черным флагом уходит и скрывается.

Немного спустя он снова преображается в мирное трехмачтовое судно или безобидный пароход. Для этого достаточно только поставить большую дымовую трубу, под которой сжигается разный мусор и отбросы, дающие дым, а так как судно винтовое, то получается полнейшая иллюзия торгового парохода.

Каким образом бандиты могут придавать почти моментально своему судну совершенно иной вид, убирать фок-мачту, передвигать вперед грот-мачту, выдвигать на палубу или убирать с нее тяжелое боевое орудие весом в несколько тысяч килограммов и при этом не терять еще скорость хода, превышающую скорость самых быстроходных судов Старого и Нового Света, вот что важно знать! Морские разбойники далеко не чужды науке; они решили применить себе на пользу все, что создали трудолюбивые ученые и изобретатели в тиши своих кабинетов.

Они усовершенствовали свое орудие уничтожения, не щадя затрат, как просвещенный фабрикант совершенствует свои машины для успеха дела.

Уголь представляет собой нежелательный груз, когда угольный трюм или ямы могут быть заняты другим грузом. Кроме того, не всегда бывает удобно возобновлять запасы при известных условиях, не говоря уже о том, что топка и котлы занимают громадное место в помещениях судна. Наконец, паровая машина – вещь сложная, и, чтобы пустить ее в ход, требуется несколько часов времени и многочисленный персонал.

Ввиду всего этого они придумали нечто лучшее. Водород, считавшийся долгое время только газом, благодаря открытию одного молодого химика, нашедшего способ превращать его в жидкость, приобрел громадное значение, так как в таком сгущенном состоянии он представляет собой колоссальную силу, развиваемую им при соприкосновении с воздухом, когда он принимает свой первоначальный объем, превышающий, как вы знаете, в несколько миллионов раз его объем в газообразном состоянии. Эта разница в объеме освобождает громадную энергию, которую пираты и используют в качестве двигателя, и жидкий водород стал двигателем разбойничьего корабля.

Требовалось только заключить его в надежные приемники, могущие выдержать давление в шестьсот пятьдесят атмосфер, такие как аппараты Рауля Пикте.

Этими приемниками являются сосуды из кованой стали эллиптической формы, обитые обручами и снабженные на обоих концах стальными кольцами для удобства нагрузки. Каждый их этих сосудов имеет отводную трубку с краном.

Эти сосуды находятся в трюме.

Миллионы гектолитров газа, то есть двигательной силы, заключаются во вместилищах невероятно малых и в любой момент могут быть употреблены в дело.

Само применение жидкого водорода до чрезвычайности просто. Когда требуется привести в движение винты, достаточно только соединить с машиной один из сосудов, содержащих водород, и открыть кран, задерживающий выход последнего.

При соприкосновении с воздухом жидкость превращается в газ подобно тому, как вода превращается в пары, и результат получается тот же. Клапаны начинают двигаться, поршни работают, ось вращается, винты разбивают волны, и судно быстро идет вперед.

Итак, водород является душой разбойничьего корабля. И эта невероятная сила, умело применяемая, служит для преобразования судна с быстротой мысли. Когда „Франклин“, трехмачтовое судно, превращался в простой одномачтовый голет „Королева Виктория“, то фок-мачта должна была исчезнуть. Мачты на нем были все полые, железные, состоящие из нескольких колен, входящих одно в другое, как части подзорной трубы. По знаку командира грот-мачта, освобожденная в нижней своей части от вантов и подпор, скользя по дну трюма, медленно сдвигается машиной до своего места, подтягивается в том же направлении за верхушку на талях, затем останавливается там, где должна занимать место на голете, на передней трети судна. Точно так же устанавливается и бизань-мачта на второй трети судна. Это передвижение мачт может совершаться не иначе как в особой прорези, специально устроенной от киля и до палубы, которая после того тотчас же закрывается.