Текст книги "Путешествие парижанина вокруг света"
Автор книги: Луи Анри Буссенар
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)
– Нет, право, я, очевидно, рожден для того, чтобы умереть с голода! – рассуждал он. – Я не могу прожить полугода, чтобы не изведать голод. Вот хотя бы теперь! Ну скажите пожалуйста, на что я буду пригоден еще через двенадцать часов? Между тем надо во что бы то ни стало увести отсюда моего малыша, который может сильно расхвораться, а эти чернокожие облепили нас кругом, как мухи, и точат на нас зубы в довершение несчастий. Я не могу даже отправиться на берег за какими-нибудь плодами, которыми мог бы утолить свой голод и поддержать силы моего малыша, не рискуя при этом быть схваченным этими дикарями. А что, – продолжал размышлять Фрике, – если бы, проплыв под водой и не поднимаясь на поверхность, добраться до бедного Осанора и отрезать от него кусочек мяса на нашу долю?! Это была бы последняя услуга, которую благородное животное могло бы оказать мне, своему другу! Нет, право, это счастливая мысль!
Убедившись, что Мажесте крепко спит, Фрике осторожно спустился в воду и очень долго не появлялся на поверхности. Уж не сделался ли он добычей крокодилов и не пошел ли ко дну, внезапно ослабев? Нет! Река заволновалась на расстоянии всего нескольких метров от того места, где он нырнул под воду, и на поверхности показалась его голова.
Он потянул в себя воздух, зафыркал, как это обыкновенно делают профессиональные купальщики, и затем тотчас же снова нырнул.
Секунд через двадцать он показался снова над водой, но уже по другую сторону острова, под которым проплыл как под мостом. Выбравшись на сушу с помощью тростников и веток ивняка, за которые он ухватился руками, Фрике принялся отплясывать какой-то дикий танец, который свидетельствовал если не о том, что он лишился рассудка, то, во всяком случае, о том, что он был чем-то чрезвычайно обрадован.
– А я еще проклинал голод! – воскликнул он. – Что ни говори, а это имеет свою хорошую сторону… Теперь я благословляю голод! Да здравствует голод! Он спасет нас. Только бы нам посчастливилось найти как-нибудь добрую тарелку матросской похлебки, когда все это будет окончено!
Но что было общего между голодом и спасением наших двух друзей? А вот что.
В тот момент, когда Фрике нырнул и собирался уже, плывя под водой, направиться к туше слона, он, как отличный пловец, прежде всего огляделся вокруг и сразу заметил нечто странное: весь остров, где он с Мажесте нашел себе убежище, держался на стволе дерева средней толщины. Этот ствол служил единственной точкой опоры островка, который иначе унесло бы течением.
Ствол этот наполовину сгнил, а частично был размыт водой. Поднявшись на поверхность и набрав воздуха, Фрике снова нырнул и проплыл под островом, убедившись, что старый ствол был единственной сваей, поддерживавшей его, и это внушило ему оригинальную мысль. Если бы ее осуществление ему удалось, то они оба были бы спасены! И это вызывало в нем бурную радость.
– Ну, будет кривляться, Фрике! – остановил он сам себя. – Надо быть хоть немножко серьезным! Сейчас мы будем сниматься с якоря: надо приберечь силы, тем более что ты один… Какое все-таки счастье, что я был голоден! Ни малейшей опасности несварения желудка, как говорил доктор, кроме того, если бы я не был голоден, то не захотел бы добыть кусочек слоновьего мяса и не подумал бы нырнуть под воду, не увидел бы, что наш остров держится на старом древесном стволе, как гнездо чирка на сухих ветках!
Фрике даже и не подозревал, насколько близко и верно было его сравнение. Русло африканских рек нередко перемещается вследствие различных причин, в том числе и геологических изменений, являющихся последствием землетрясений или ураганов.
Еще не в столь отдаленное время эта самая река была выбита из своего прежнего русла, и ее воды проложили себе новый путь; и вот на пути их встретилось дерево; его ветви задерживали все, что плыло вниз по течению. Все эти отбросы мало-помалу складывались, новые вещества беспрерывно ложились на предыдущие, и из всего этого образовалась нынешняя почва. Ветви дерева давно сгнили, и ствол его медленно распадался.
Наконец водяные травы и растения, найдя себе подходящую почву, с невероятной силой стали произрастать на вновь образовавшейся суше, которая теперь представляла собой настоящий плавучий остров, держащийся на своей подставке, как опенок на тоненькой ножке.
Достаточно было небольшого усилия, чтобы сломить эту подпору и превратить этот островок в зеленый плот.
Вот что задумал Фрике.
Конечно, бедный мальчуган был чересчур мал, чтобы одними своими силами выполнить эту задачу, тем более что истощенный голодом он значительно ослаб. Но зато не ослабевали его энергия и настойчивость.
– Ничто не достается без труда! – утешал себя мальчуган. – Но зато, когда я освобожу этот остров, он плавно поплывет вниз по реке; тогда я растянусь, как царь, и высплюсь всласть. А тем временем мы выплывем в море, которое должно быть недалеко. Черномазые теперь попрятались; они переваривают бедного Осанора; мой малютка спит, как праведник. Время самое подходящее. Пора переходить от мечтаний к делу!
С этими словами он нырнул, держа свой нож в руке.
Спустя две секунды остров заколыхался и стал содрогаться; подпоры его подпиливались ножом. Через полминуты Фрике вынырнул на поверхность, отдышался и снова нырнул. И так он действовал до полного истощения сил. И чем больше он уставал, тем с большим ожесточением работал. Хотя ствол все еще по-прежнему удерживал остров. Однако мальчуган не хотел признать себя побежденным.
Каждый раз, поднимаясь на поверхность, чтобы запастись воздухом, он оглядывался по сторонам, чтобы убедиться, что все спокойно.
Однако эта абсолютная тишина и отсутствие чернокожих не внушало ему особенного доверия. Так как он очень устал и чувствовал, что силы начинают ему изменять, то решил вылезти на берег и немного отдохнуть. Это он сделал как раз вовремя; туземцы подстерегали его, готовясь к новому нападению. Они подплывали к острову, как аллигаторы, не показываясь на поверхности реки, плывя под водой без малейшего шума. Но Фрике заметил их. Он спрятался в траве, насторожив уши и держа наготове револьвер.
– Всего только четыре заряда! – шептал он про себя. – Только бы мой малышка не шевелился: это осложнило бы наше положение! И какая обида, что я не смог своротить этот противный ствол, который, в сущности, едва держится. Наш островок плыл бы теперь по течению, и эти убийцы остались бы с носом! А вот и они!
Действительно, пять курчавых голов появились над водой всего на расстоянии пары метров от островка, а затем показались их плечи. Они уцепились руками за прибрежные стебли тростника островка, и все пятеро почти одновременно выросли перед Фрике, огласив воздух громким отвратительным криком, в котором было что-то свирепое и злорадное.
Притаившись в траве. Фрике замер, не двигался с места, не шевелился. Но прыжки дикарей раскачали островок и он чуть не на целый метр погрузился в воду под их тяжестью. Удивленные, они переглянулись между собой. Вдруг раздался треск. Зеленый плот медленно описал полуоборот, заколыхался и поплыл по течению. То, чего не мог достигнуть Фрике, потратив столько усилий, само собой сделало помимо их воли внезапное нападение его врагов.
Последние, рассчитывающие на ожесточенное сопротивление, совершенно растерялись. Пустынность и безлюдье острова совершенно противоречили их предположениям, а движение почвы, которую они считали твердой землей, наводило на них страх.
Тут Фрике с револьвером в руках выскочил из своей засады и смело кинулся на них.
– Эй, чтоб вас здесь не было! Живо! Слышите?! – крикнул мальчуган.
Все разом очнулись, завязался бой, но длился он недолго. Первый, кто хотел схватить мальчугана, покатился с раздробленной челюстью по земле. Другому также не посчастливилось: пуля, пушенная в упор в грудь, заставила его скатиться в воду. Третий, обезумев от страха, недолго думая нырнул и поплыл к берегу, и это было самое лучшее, что он мог сделать.
У Фрике оставалось еще два заряда. Борьба на этом маленьком островке начиналась отчаянная: оставалось или победить, или умереть. Фрике отлично понял это по решительному виду двух туземцев, готовых наброситься на него.
Один из них замахнулся на Фрике своим копьем, но тот, ловко уклонившись от смертельного удара, откинувшись назад в самый последний момент, в то же время спустил курок. Однако револьвер на этот раз дал осечку.
– Что такое?! – воскликнул мальчуган скорее удивленный, чем испуганный. – Ну, теперь последний гостинец! – И, вытянув вперед руку, он выпустил свой последний заряд.
Неприятель свалился с простреленным черепом. В тот момент, когда Фрике бросил свое оружие, теперь уже бесполезное, он сам упал от удара в затылок, нанесенного ему последним из чернокожих, который, полагая, что враг убит, тотчас же бросился в воду и поплыл к своим.
– Мой бедный малютка, мой маленький братец! – простонал Фрике. – Что с тобой будет без меня? – И он остался недвижим на траве.
Между тем течение быстро уносило островок к устью реки. Он плыл, часто описывая полуобороты и кругообразные движения, наталкиваясь на берега, останавливаясь на время и снова, подхватываемый течением, двигался дальше. Мало-помалу быстрота его движения увеличивалась по мере того, как само течение реки становилось быстрее и сильнее. Фрике все еще не приходил в себя после глубокого обморока. Возле него лежал труп убитого им туземца, а рядом спал мирным сном Мажесте.
Сильный толчок наконец разбудил его. Островок к чему-то пристал.
Был уже ясный день. Оба мальчугана, разом очнувшись, громко вскрикнули. У Мажесте уже не было больше жара, но он был страшно слаб. Фрике был в ужасном состоянии: у него сильно болела голова, и крепло чувство голода.
На их крик ответили десятки голосов на смешанных туземных и иностранных наречиях:
– Вабт! Wasist! Стоп! Halte!
– Что за черт! Да где же мы? – воскликнул Фрике, недоумевая. – Я слышал, кто-то крикнул «Halte!». Значит, здесь есть французы, земляки!.. Эй, поспешайте! Мы тонем!
По странной случайности островок наткнулся на борт большого судна, стоявшего на якоре в устье реки.
Фрике протирал себе глаза, как будто ему что-то пригрезилось. Удивление его было непродолжительным: он вдруг понял, что его остров, разрезанный бушпритом надвое, уносило течением в море.
Он едва успел ухватить в охапку Мажесте и уцепиться одной рукой за один из канатов, свешивавшихся с борта судна.
Те, кто издавал крики, слышанные потерпевшими крушение, поспешили теперь подтянуть обоих ребят кверху и вытащили на палубу почти в бессознательном состоянии.
Впрочем, обморок наших друзей был непродолжительным; Фрике открыл глаза, и первый человек, которого он увидел, был Ибрагим! Сам Ибрагим, работорговец, который преспокойно курил свою трубку, сидя на богатом ковре, скрестив под собой ноги.
– Эй, здравствуйте, патрон! – весело, позабыв об усталости, крикнул парижанин, узнав своего доброжелателя.
Ибрагим чуть было не выказал удивления при звуке этого знакомого ему голоса, но сдержал себя и, к немалому изумлению приближенных, встал и, подойдя к Фрике, похлопал по плечу и пожал ему руку.
– Как видите, мы не погибли, патрон, и, признаюсь, очень счастливы видеть вас. А знаете, наш бедный Осанор умер, и чернокожие съели его. Но зато я убил их с полдюжины! Вы только посмотрите, что они с нами сделали, эти негодяи! Ах да, я и забыл, что вы ведь говорите только по-арабски! Это досадно… Ну а как поживает месье Андре? А где доктор? Где они? – осведомился мальчуган, вдруг побледнев, с выражением тревоги в голосе, так противоречащей его вечной веселой беспечности.
В этот момент к ним подошел высокого роста энергичный господин в европейском платье и сказал:
– Вы говорите, как вижу, о тех двух французах, которые были освобождены Ибрагимом и доставлены им сюда?
– Да, милостивый государь!
– Называйте меня капитаном!
– Да, капитан! Не будете ли вы столь добры сообщить мне о них то, что вам известно? Мы, этот черный мальчик и я, их друзья, и их отсутствие нас страшно беспокоит!
– Вы можете успокоиться! Они оба в надежном месте. Ибрагим, который рассказал мне их историю, а также и вашу, сдержал свое обещание. Он препроводил их в Шансонксо, в португальские владения, откуда они без труда сумеют вернуться на родину.
– Ну, теперь последний гостинец! – И, вытянув вперед руку, он выпустил свой последний заряд.
– Ах, это просто прекрасно! – воскликнул Фрике с видимым облегчением. – Благодарю вас, капитан! И если это вам не будет неприятно, я очень желал бы отправиться к ним! Вероятно, это не очень далеко?!
– Да, действительно, это недалеко, но отправиться к ним вы все-таки не сможете.
– Почему же, если позволите спросить?
– Потому, что вы должны остаться здесь!
– Неужели?
– Да. Вам и вашему негритенку предоставляется выбор: вступить в число матросов моего экипажа или быть сброшенными в море с двадцатичетырехфунтовым ядром, привязанным к ногам.
– Так неужели другого выбора нет?
– Нет!
– Если наши друзья в безопасности, а вы желаете принять на себя заботу о предоставлении мне возможности совершить мое кругосветное путешествие, то я принимаю ваше любезное предложение и за себя, и за моего малыша.
– И вы правы, поступая так!
– Но я хотел бы, однако, знать, где мы находимся!
– На борту невольничьего судна, милейший.
– A-а! Так это вы вывозите живой товар этого мошенника Ибрагима!
– Да! – сказал капитан, по-видимому заинтересовавшись этим разговором. – Однако вы оба, вероятно, голодны, а у меня не в обычае заставлять голодать даже новых членов экипажа. Идите, матросы, поешьте – это прежде всего, а потом будет видно, что с вами делать.
– Слушаю, капитан! Пойдем, Мажесте, – сказал Фрике и направился прямо на камбуз как человек, знакомый с помещениями на судах.
Мажесте, шатаясь, побрел за ним. Его рана причиняла ему страшную боль.
– Послушайте, матрос, а как вас зовут? – окликнул француза капитан.
– Фрике, капитан, Фрике-парижанин.
– Хорошо! Так вас и запишут в списки экипажа. А вашего негра сейчас осмотрит доктор!
– Благодарю вас, капитан!
– Идите!
– А этот капитан с виду совсем не свирепый. Главное – раскусить, в чем тут дело. А пока попробуем-ка здешней матросской похлебки, а там дальше видно будет!.. Все-таки это какое-то странное судно. Так вот, значит, мы на невольничьем судне, то есть рискуем каждый день быть повешенными, если только нас изловит крейсер. И нет никакой возможности сбежать отсюда: капитан, как видно, не шутит, говоря о двадцатичетырехфунтовом ядре… Не успеешь оглянуться, как это может случиться! Но все-таки прежде всего следует попробовать суп!
Действительно, то было страшное судно, на которое волей судеб попал теперь Фрике.
С убранными парусами и мачтами оно походило на понтон, а вид его оснастки, все мачты и реи, в том числе и грот-мачта, были сняты и аккуратно уложены вдоль палубы. Крепко установленный на якорях, корабль этот мог быть принят за обыкновенное судно, ожидающее здесь капитального ремонта. Но, видя, что борта сидят глубоко, можно было с уверенностью сказать, что оно приняло полный груз и, по-видимому, готово к отплытию, хотя в данный момент и было лишено своих обычных двигателей, то есть мачт и парусов.
Все несчастные, которых Ибрагим доставил сюда из страны осиебов, были теперь загнаны в трюм этого судна. Чернокожий человеческий скот был осмотрен, выбракован и продан по хорошей цене. Дело было кончено.
Капитан принял на себя доставку этого черного дерева и ночью должен был выйти в море.
Только один Ибрагим со своим помощником еще оставались на судне; все его люди были уже на берегу и ожидали, когда их предводитель закончит последнюю важнейшую формальность.
Это продолжалось недолго.
Капитан спустился на минуту в свою каюту и вернулся оттуда с двумя большими мешками золота, которые и вручил помощнику Ибрагима.
Кроме того, он принес еще бумагу, написанную по-английски и по-арабски, которую Ибрагим внимательно прочел от начала до конца.
Это был чек на один из важнейших банкирских домов в Кейптауне, цена человеческой жизни.
Ибрагим, выздоровевший благодаря лечению доктора Ламперрьера, был достаточно богат. Африканский торговец человеческим мясом теперь хотел только одного – примириться со своей совестью. А это было нетрудно. Что же касается остального, то он решил распустить своих людей, уступить свою торговлю и кредит своему помощнику и ехать получать из банка причитающуюся ему по чеку громадную сумму, а затем вернуться морем в свою милую Абиссинию, где будет мирно наслаждаться плодами своих праведных трудов.
Пожав в последний раз руку капитану, он спустился в ожидавшую его шлюпку и, не попрощавшись с Фрике, отбыл к своей охране.
Что же касается нашего парижского гамена, то, поглотив изрядное количество превосходной матросской похлебки, от которой, по его выражению, у него сердце подпрыгнуло до ушей, он отвел Мажесте в лазарет и передал его на попечение врача, после чего, вернувшись на палубу, уже не увидел на ней Ибрагима, а за кормой виднелись только пустынные, безлюдные берега.
ГЛАВА IV
Таинственное судно. – Фрике удивлен еще больше. – Хитрости негодяя. – Крейсер и невольничье судно. – Ходячий труп. – Мнение доктора Ламперрьера о друзьях Ибрагима. – Охота на бандита. – Как и почему доктор и Андре очутились на военном судне. – Доктор находит парик и… цирюльника. – Встреча с трехмачтовым судном. – Капитан Мариус Казаван. – Что подразумевалось на борту «Роны» под названием сырого материала для сахарного завода? – Метаморфоза негодяя. – Враги лицом к лицу. – Кто бы мог подумать? – Каким образом можно получить менингит. – Бред негодяя. – Ужасная истина.
Невольники, привезенные Ибрагимом из дальних мест Африки, были размещены в межпалубном помещении таинственного судна.
На какие берега выбросит судьба этих несчастных, этот человеческий скот? Приобрел ли капитан Флаксхан этот транспорт чернокожих за свой собственный счет или за счет одного из тех богатых судовладельцев, не особенно совестливых и разборчивых в средствах добывания денег, которые и по сие время еще снабжают Бразилию, Рио-Гранде-ду-Сул, Кубу и другие страны, – что бы там против этого ни говорили, – черными рабами, на которых там существует постоянный спрос.
Тот же самый вопрос задавал себе и Фрике, который уже через два часа по прибытии на судно чувствовал себя здесь как дома, заглядывал во все углы в сопровождении своего неразлучного Мажесте, следовавшего за ним повсюду, как тень.
Для Фрике было все равно, куда плыть – ему были важны только две вещи – разыскать доктора и Андре и совершить кругосветное путешествие. Он твердо верил в свою счастливую звезду и нисколько не сомневался в осуществлении этих двух своих желаний.
Каким образом и какими средствами суждено ему добиться их осуществления, парижский мальчуган, конечно, не знал, но он обладал счастливой уверенностью, что все устроится согласно его желанию.
В списки экипажа он был зачислен в качестве матроса второго разряда по имени Фрике, родом из Франции, из города Парижа.
Что же касается негритенка, то его назначили юнгой под именем Мажесте, вольноотпущенного негра родом из Габона.
В данный момент их обязанности сводились к нулю, так как судно было лишено мачт и скорее походило на понтон или еще более на громадного кашалота, отдыхающего в тростниках.
Искусно спрятанное за небольшим мысом, оно не было заметно даже на расстоянии километра, не только что с открытого моря.
А океан вот он, здесь, в двух шагах. Прилив медленно подходит. Прибрежные травы по очереди омываются то пресной водой реки, то солеными волнами океана, сначала всплывают на поверхность волн прилива, затем совершенно покрываются ими и распространяют в воздухе тот отвратительный гнилостный запах, который так губителен для здоровья непривычных европейцев.
Мало-помалу, когда волны океана совершенно покрывают эту часть низменного берега, зловонный запах ила и тины уменьшается, тучи мошек разлетаются, и устье реки превращается в морской залив, а через несколько минут этот залив сольется с морем.
Раздался свисток. Вся палуба, словно по мановению волшебного жезла, мгновенно заполнилась людьми. Хотя экипаж состоял из матросов всех существующих национальностей, он повиновался, как один человек, команде, раздающейся на английском языке.
Здесь можно было встретить странные, мрачные, даже страшные физиономии. Но, к сожалению, за малым исключением, почти не было видно простодушно-веселых лиц типичных французских матросов.
Весь этот экипаж состоял, скорее всего, из отщепенцев человеческого общества, людей, опустившихся на дно, очевидно, бывших хороших моряков, но людей без всяких предрассудков, набранных капитаном во всех частях света, чуть не из-под виселицы, и теперь сдерживаемых железной дисциплиной.
Все это заметил наблюдательный Фрике и собирался уже спросить одного из них, француза, которого он тотчас же распознал среди остальных, как вдруг его поразили слова команды:
– Готовься поворачивать! Поднимай якорь!
– Поворачивать? – пробормотал про себя Фрике. – Хотел бы я видеть, как это они повернут этот понтон, содержащий в себе свыше четырехсот человек негров, да еще без единого лоскута парусов и, главное, без машины! Посмотрим!
Здесь можно было встретить странные, мрачные, даже страшные физиономии.
Как мы уже говорили, судно стояло на якоре у левого берега реки. Кроме того, его нос был привязан длинным канатом к громадному баобабу на правом берегу реки.
Вслед за раздавшейся командой по всему судну пробежала как бы легкая дрожь; как будто пары проникали разом во все части машины, как это бывает перед тем, как машина начинает работать. Затем послышался глухой шум движения поршней. Сердце судна забилось, и медленно, без малейшего усилия и без того, чтобы кто-либо из экипажа приложил руки, оба якоря носовой части были буквально вырваны из глинистого дна реки. Цепи со скрипом стали автоматически навиваться на барабан лебедки благодаря сильному натяжению изнутри. В две минуты якоря были уже подняты и стали на свои места.
Фрике был поражен, ведь не виднелось ни труб, ни дыма, ни малейшего признака паров, даже отсутствовал своеобразный раскаленный воздух, который ощущается вблизи машины от топки. А между тем факт поднятия якорей в две минуты был налицо!
Что же это за необычайная машина скрывалась в корпусе судна? Понять такие таинственные превращения, как ни ломал голову, Фрике не мог.
Но звук поршней был хорошо знаком бывшему кочегару; он не ошибался: машина есть, но где она спрятана? Непонятно…
Наконец трос, которым судно было пришвартовано с носовой части к правому берегу, натянулся; ось судна, находившаяся параллельно реке, стала постепенно перемещаться, образуя прямой угол.
Благодаря своей скрытой машине этот «понтон», как его упорно продолжал называть Фрике, подтягивался на тросе, который постепенно наматывался на барабан, представляющий собой не что иное, как простой ворот или брашпиль.
Теперь судно уже встало перпендикулярно к обоим берегам; конец троса, прикрепленного к баобабу, отдан, и судно, повинуясь течению, захватывавшему его поперек, стало поворачиваться, но так как кормовой якорь все еще удерживал его на месте, то оно описало поворот вокруг себя и в один момент стало на прежнем месте, но только в обратном направлении.
– Немало чудес я видел на свете, но таких маневров никогда не встречал! – проговорил про себя Фрике. – Несомненно, командир хитрец из хитрецов! И все это продолжалось не более пяти минут, причем ни один из матросов не шевельнул пальцем! Хотя бы у этого судна был винт…
– Go ahead! (Вперед!) – раздалась команда капитана.
Под кормой тотчас запенился громадный вал. Судно дрогнуло, затем вдруг рванулось вперед, как чистокровный конь, почуявший шпору.
– Вот здорово! – воскликнул Фрике. – Мы идем! – И его ноздри раздулись, глаза расширились, рот раскрылся от удивления. – Право, если бы я верил в колдунов, то приписал бы эту работу нечистому… Судно, которое идет не на парусах и не на парах и мчится быстрее всякого почтового пакетбота; судно, у которого винт гудит, как небесные громы; винт-то ведь у него есть, даже два, – это я скажу безошибочно по борозде, которую он оставляет за собой. Конечно, все это не очень естественно!.. Но чудо или не чудо, чертовщина или нет, – все равно, это меня ужасно интересует! – решил Фрике. – Нет, ты посмотри только, Мажесте, как это великолепно! Ведь ты сейчас увидишь море, настоящее море, океан! Беспредельное кладбище потонувших кораблей, пустыню, населенную парусниками и дымящимися пароходами, где носятся чайки и играют моржи и тюлени… Мы вступаем в беспредельность, идем навстречу всякого рода приключениям. Мы начинаем свое кругосветное путешествие, правда, в дурной компании, что меня несколько расхолаживает…
– Можно есть соль? – робко осведомился негритенок, который уже давно хотел задать этот вопрос, причем глаза его горели от жадности.
– О да! Про соль-то я забыл! – воскликнул Фрике, прыснув от смеха. – Какой ты еще ребенок, Мажесте!.. Соли тебе дадут сколько хочешь… подожди только! Кой черт, не одно же лакомство важно!..
Фрике не успел взглянуть на Мажесте, так как в тот самый момент капитан отдал новый приказ: «Стоп!», затем: «Машина, задний ход».
При последней команде судно, которое теперь было на ходу, разом остановилось.
– Как видно, что-то там внутри есть! – пробормотал себе под нос Фрике.
На судне царила мертвая тишина.
Дело в том, что капитан, прежде чем выйти из устья реки, желал убедиться относительно присутствия или отсутствия военных крейсеров, которые в течение всего года неустанно обследуют все малейшие бухточки побережья в поисках невольничьих судов.
Так как в данном случае капитан рисковал не только своим грузом, но и своей жизнью, то он хотел выйти в море не иначе как после обстоятельной разведки.
На горизонте не было, по-видимому, ничего подозрительного. Солнце светило ярко, небо было густо-голубого цвета, резко отличавшегося от сине-зеленого цвета моря, казавшегося вдали на горизонте бледно-лазурным. Ни малейшего облачка, ни малейшего тумана в воздухе, а между тем там, вдали, смутно чудился какой-то черноватый пар, там, на краю горизонта, где море сливалось с небом. Словно то был едва уловимый след дыма. Но как не бывает дыма без огня, так и в море не бывает дыма без машины, а в этих подозрительных местах дым означал почти всегда присутствие военного крейсера, который уже сам по себе вызывает представление о джентльмене без предрассудков, пойманном на месте преступления с поличным и пеньковый галстук которого навсегда избавляет от всяких забот и тягот жизни.
Вот почему капитан скомандовал: «Стоп!»
Судно в этот момент находилось всего в двух десятках метров от берега. Легкая шлюпка в одну минуту была спущена на воду с тремя людьми и в несколько дружных ударов веслами пристала к берегу.
Один из трех матросов, находившихся на ней и имевших при себе дорогую подзорную трубу, с проворством и ловкостью белки вскарабкался чуть ли не на самую вершину громадного баобаба, примостился там и с помощью подзорной трубы внимательно исследовал горизонт. Это продолжалось всего несколько минут, после чего этот матрос проворно спустился вниз, вскочил в шлюпку и вместе с остальными, не теряя ни минуты, вернулся на судно. Капитан его уже дожидался.
Сдернув с головы свой берет, матрос вынул изо рта жвачку, вздувавшую ему щеку, и, почтительно вытянувшись перед капитаном, доложил:
– Это он, капитан!
– «Молния»?
– «Молния»!
– Хорошо, мы пройдем! – И капитан поспешно спустился вниз.
Спустя пять минут он снова вышел на палубу. Десятка три матросов выросли точно из-под земли. Все они были рослые, широкоплечие, мускулистые люди с крепкой грудью, сильные и выносливые. Им не было отдано никакого приказания, но они, очевидно, сами знали, в чем их задача. То дело, за которое они взялись и которое они выполнили быстрее, чем это можно передать словами, было поистине удивительным.
Появление слабого дымка на краю горизонта, несколько слов, которыми обменялся капитан и отправленный на разведку матрос, донесение о «Молнии» и, наконец, эти слова «Мы пройдем» достаточно ясно говорили о том, что путь невольничьему судну был прегражден крейсером.
Тем не менее капитан со спокойной уверенностью сказал: «Мы пройдем». Каким же образом?
Это мы сейчас увидим. Палуба очень мало выдавалась над водой, а потому это судно в том виде, какой оно имело, без мачт и труб, и наверняка покинутое экипажем, могло быть принято за остатки судна, потерпевшего крушение.
Если бы судно с надлежащей оснасткой шло на всех парусах или полным ходом под парами, то оно, конечно, возбудило бы подозрение всякого крейсера, особенно вблизи этого сомнительного побережья. Но чем могла заинтересовать разбитая, брошенная посудина, с которой, по всей вероятности, бежали не только люди, но даже и крысы? Капитан, который, по-видимому, не впервые проделывал этот фокус, именно на это и рассчитывал.
Матросы тотчас же принялись разбирать некоторые части бортовых перил, в них от этого образовались большие бреши, которые можно было приписать действию сильного напора волн во время бури. Все винты, гайки и скобки, служившие для соединения перил, были тщательно прибраны в межпалубном помещении. Отверстия для стока воды, выкачиваемой насосами на корабле во время бури, все были раскрыты, и так как форма их была самая разная и неопределенная, то получилось впечатление громадных, бесформенных дыр.
Румпель убрали, и наконец, чтобы иллюзия была полной, запасная мачта, предварительно сломанная, с обрывками парусов, была положена так, что частью приходилась на бортовые заграждения, которые она как будто проломила при падении.
Замаскированное таким образом невольничье судно нельзя было не принять за жалкие останки потерпевшего крушение судна, хотя все это было только великолепная подделка. Это превращение, произошедшее с судном, могло сравниться с преображением актера, который из джентльмена за несколько минут становится отвратительным пропойцей, а из пропойцы – благородным старичком. Несколько мазков, несколько черточек углем, парик – и все готово.
То же самое произошло теперь с разбойничьим судном.
По-видимому, лишенный своих двигателей и потерявший свой экипаж, этот жалкий калека должен был возбуждать у неосведомленных созерцателей сожаление, а не подозрения или опасения.
На самом же деле в межпалубном помещении скрывалось четыреста негров и чудеснейшая машина, дремавшая в данный момент, но которой предстояло вскоре пробудиться и показать себя на деле.
Хотя устье реки было весьма широко, тем не менее течение здесь было чрезвычайно сильно, и судно несло в открытое море.