Текст книги "Новые приключения парижанина"
Автор книги: Луи Анри Буссенар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
– Пойдем! Мы за тобой! – сказал Тотор Ламбоно, и все трое направились к загону.
Их взору открылась страшная картина.
Пленных было человек сто. Разбуженные криками и стрельбой, не понимая, что происходит и будучи не в состоянии освободиться от пут и оков, люди пытались подняться на ноги, но тут же падали, давя друг друга.
Увидев Тотора, Мериноса и Ламбоно, пленники решили, что настал их смертный час, и завопили на разные голоса.
Хорош-Гусь уговаривал, объяснял, утешал.
Все трое принялись распутывать веревки, сбивать кандалы. Работа оказалась не из легких и заняла немало времени.
Когда друзья взялись за ножи, негры подумали, что их всех сей же час перережут.
– Как жаль, – вскричал Тотор, – что я не могу свободно говорить с ними. Чему только нас в школе учат, я вас спрашиваю! Ни языка коттоло, ни языка томба мы не знаем!
Освободившись от оков и пут, некоторые бедняги хотели бежать. Тогда Хорош-Гусь снова принялся успокаивать негров, уверяя, что им желают только добра.
Измученные люди боязливо жались друг к другу, а Хорош-Гусь продолжал увещевать… Внезапно самых сообразительных словно осенило… Наконец негры поняли, что свободны и что спасли их белые. Радость дикарей была столь же беспредельна, как минуту назад горе и отчаяние.
Они бросились к ногам спасителей, целовали колени и непрестанно что-то кричали.
– Так собака виляет хвостом при виде хозяина, – заметил Тотор.
Немного успокоившись, негры признали и своего колдуна Ламбоно. Теперь они были уверены в том, что бог Хиаши спас их, прислав колдуна и того белого, которого Ламбоно слушается и от чьего имени говорит. А может, тот белый и есть сам бог Хиаши? Кто знает…
С детской наивностью томба тут же пустились в пляс. Женщины забыли о недавних страданиях и даже о потерянных детях. Глаза их светились счастьем и благодарностью.
– Что нам со всеми ними делать? – недоумевал Тотор. – Управлять ими, полагаю, не так-то просто. Воют, рычат, точно дикие звери, а секунду спустя поют, резвятся и кротки, как невинные ягнята.
– Внимание! – насторожился Хорош-Гусь. – Коттоло что-то примолкли. К чему бы это?
– Пойдем посмотрим, – ответил Тотор, всегда готовый идти вперед.
– Нет, нет! – испуганно закричал колдун. – Дай-ка я сам!
Что-то испугало Ламбоно. Кто-кто, а он хорошо знал этих бестий и первого – Аколи, и боялся, что Тотор может прийти не вовремя и застать ужин по-африкански в полном разгаре. Тогда горячая голова снова полезет на рожон и придется выручать его. Ламбоно быстро вскочил на плечи какого-то негра и выглянул за ограду.
Однако то, что увидел Хорош-Гусь, превзошло все его самые смелые ожидания.
Аколи удалось-таки призвать своих людей к порядку. Что он им сказал? Каким образом вождь дикарей, еще вчера сам бывший первым гурманом среди каннибалов, смог прервать кровавое пиршество? Варвары на редкость умеют быть преданными. И Аколи лишний раз доказал это. Он стал кровным братом Тотора, подчинился победителю, уступил ему свой титул, а значит, обязан был держать слово, обязан был слушаться.
Аколи вновь завоевал прежний авторитет и поставил его на службу хозяину, нашел нужные слова, построил коттоло в шеренгу, разделил, как прежде, на отряды, назначил капитанов (он называл их «окри») и занял место во главе войска.
Трупы исчезли; их, очевидно, спешно закопали где-нибудь неподалеку. Негры сложили палатки, поймали лошадей и, что особенно поразило и обрадовало Ламбоно, погрузили на них трех арабов, которых не успели прикончить.
Уникальный факт в истории негритянских войн!
На остальных лошадей взвалили оружие, провиант и боеприпасы.
И что уж вовсе не поддавалось объяснению, так это то, что тело Ора-Ито положили на импровизированные носилки и четверо коттоло вызвались нести их в деревню. Ламбоно страшно обрадовался, потому что понимал, что сие внезапное превращение каннибалов в «порядочных» (по понятиям белых) людей доставит удовольствие его кумиру, его идолу Тотору.
Хорош-Гусь крикнул белым:
– Бегите оба сюда! Увидите, что мы не так уж свирепы, как вам кажется!
Друзья не поверили своим глазам. В самом деле, даже в оснащенном наисовременнейшей техникой театре такую молниеносную «чистую перемену» увидишь не всегда.
Аколи махнул рукой, и армия встретила своих предводителей восторженным приветствием.
Освобожденных распределили по отрядам, и через полчаса войско направилось к деревне коттоло.
Тотор, Меринос и Аколи ехали верхом, а Хорош-Гусь пешком возглавлял процессию, лихо отбивая ритм, как заправский тамбурмажор[49]49
Тамбурмажор – главный полковой барабанщик во французской армии XIX века.
[Закрыть].
– Эй, приятель! – усмехнулся Меринос, взглянув на Тотора. – Ты похож на цезаря, возвращающегося с триумфом в свою столицу.
– Коколь! Коколь! – хором провозглашали коттоло и томба.
– Ну, как тебе это нравится, патрон? – спросил Хорош-Гусь, весьма непочтительно ухмыляясь.
– Надолго ли их хватит, хотелось бы мне знать, – философски промолвил Тотор.
ГЛАВА 7
Белый пленник. – Йеба – настоящий ангел. – Сын Фрике. – Сапожник с улицы Сен-Совер. – Друзья детства. – Я царствую! – Пятеро корешей!
Войско возвратилось в лагерь. И здесь настроение негров вновь изменилось. Если по дороге радость победы пьянила, люди возбужденно переговаривались, отовсюду доносился веселый смех, то теперь все как будто преисполнились сознанием серьезности момента. Хорош-Гусь и колдун-коттоло взобрались на самую вершину бугра, служившего жертвенником, и обратились к народу с пламенными речами. Толпа внимала в благоговейном молчании.
На Тотора и Мериноса все смотрели как на богов и пикнуть не смели, чтобы не осквернить их слух. Лишь шепот восхищения и признательности пробегал порой по рядам воинов, одержавших победу, о которой никто здесь и мечтать-то прежде не смел.
Женщины плакали от радости и в исступлении тянули руки к триумфаторам.
– Они, однако, порядком утомили меня, – проворчал Тотор. – Поспать бы, черт побери! А то в пояснице стреляет. Хорош-Гусь, вели им оставить нас в покое. Свой восторг они продемонстрируют позже, когда я высплюсь и поем. Пусть пока займутся пленными томба. Глянь, какие доходяги! О них необходимо позаботиться, накормить, ну и всякое такое. Меринос, а нам пора на боковую.
Не успел Хорош-Гусь перевести коттоло слова Тотора, как они уже кинулись выполнять приказ и мгновенно разобрали томба по своим хижинам, ибо законы гостеприимства для варваров священны.
– Не беспокойся, патрон. Их накормят до отвала, и завтра они будут как огурчики.
Ламбоно прервался на полуслове, ибо кто-то вдруг подбежал к нему и бросился на шею.
– А! Йеба! Красавица моя! – воскликнул Тотор и взял девушку за подбородок. – Видишь, крошка, я доставил твою обезьяну в целости и сохранности. Ну же! Улыбнись дяде!
Йеба не поняла ни слова, но в ответ на приветливую улыбку лицо ее озарилось счастьем, а в глазах сверкнули лукавые огоньки.
Но тут Тотор хлопнул себя по лбу:
– Кстати, Хорош-Гусь, узнай-ка, что сталось с тем белым, которого мы велели ей охранять и выхаживать.
Хорош-Гусь перевел Йебе вопрос, и она объяснила, что белый чувствует себя очень хорошо, хотя поначалу ей пришлось изрядно потрудиться. Рана на голове не очень серьезна, но он потерял много крови. Его подобрали полумертвым. Беднягу изрядно помяли. Хорошо, что благословенные спасители подоспели вовремя и вырвали его из лап смерти. Лечение и заботливый уход сделали свое дело. Человек пришел в себя и заговорил. Правда, чернокожая сестра милосердия ровным счетом ничего не поняла.
– Йеба просит тебя, патрон, зайти к больному буквально на одну минутку, поскольку он еще очень слаб. Ему будет приятно увидеть белого.
– Тысяча чертей! – взревел Тотор. – Поспать в этом сумасшедшем доме мне так и не дадут!
Но Йеба подошла к нему и, нежно взяв за руку, увлекла за собой.
– Ты надеешься, моя птичка, разжалобить такого твердокаменного болвана, как я? Ну что ж! Идем. Меринос, за мной! Не повалишься же ты спать, когда твой друг вынужден бодрствовать! А ты, Хорош-Гусь, приготовь чего-нибудь перекусить. А потом – в постель!
– Есть, патрон! Все сделаю в лучшем виде, пальчики оближете.
– Итак, дружище Тотор, нам удалось то, что еще никому здесь не удавалось. Доволен ли ты наконец? – спросил Меринос, пока Йеба вела их по деревенской улице. – Ты отныне король, Цезарь, Александр Македонский, Наполеон.
– Эх, старина, – философски протянул Тотор. – Я слишком утомлен, чтобы думать о двух вещах одновременно. Король? Возможно! Только какой-то придурковатый. Сделай милость, не говори со мной о политике! Впрочем, догадываюсь, тебе, презренный интриган, тоже не терпится заполучить какую-никакую должностишку. Министра внутренних дел или министра торговли? Выбирай! А лучше хватай все разом. Забирай портфели и оставь меня в покое!
Смеясь и подкалывая друг друга, друзья добрели наконец до той самой хижины, где томились еще совсем недавно и откуда им удалось сбежать.
Йеба вошла первой и указала на человека, лежавшего на ворохе сухого папоротника. Он как будто дремал. Рядом коттоло свалили его вещи: карабин, портупею с прусским орлом.
Немец! Какой дьявол занес его в эти края?
Неожиданное открытие огорчило Тотора. Слишком много ужасного пришлось ему в свое время слышать о немцах, особенно в тот проклятый год поражения. Однако как бы то ни было, а человек есть человек. К тому же здесь, в Африке, все белые – братья.
Мужчина не шевелился.
Тотор тронул его за плечо.
– Эй! Приятель, повернись-ка! Дай-ка взглянуть на тебя.
Незнакомец резко обернулся. Лицо наполовину прикрывала повязка.
Раненый едва успел взглянуть на вошедших, как сквозь распахнутую настежь дверь прямо в глаза ударил луч солнца. Он зажмурился и прошептал:
– Was ist das?[50]50
Что это такое? (нем.)
[Закрыть]
– A-а! Стало быть, ты бош! – сказал Тотор.
– Sind Sie Franz?sen?[51]51
Вы французы? (нем.)
[Закрыть]
– Француз, француз, детка! Тебе это не по нраву?
Незнакомец задрожал с головы до пят, а потом вдруг пронзительно завопил на чистом французском языке:
– Французы! Но ведь и я француз!
– Шутишь! Почему же форма на тебе немецкая?
– Это ничего не значит! Я больше чем француз – я эльзасец!
– Но ты немецкий солдат?
Раненый сел и воззрился на Тотора.
– Неужели я спятил? Это какой-то кошмар! Ты здесь, ты говоришь со мной? Быть не может! Если я не ошибаюсь, ты Гюйон, сын Фрике!
– Проклятье! Вот так номер! Разве мы знакомы?
– Да! Да! Посмотри на меня внимательнее! Погоди, сдвину повязку, она мне пол-лица закрывает. Ну, смотри!
Тотор нагнулся и стал внимательно вглядываться в лицо незнакомца.
– Вспомни: Монмартр, мы играем на мостовой, а потом получаем подзатыльники от отцов, потому что нас никак не загонишь домой.
– Постой! Постой! – Тотор неистово тер лоб, силясь хоть что-нибудь вспомнить. – У меня мозги расплавились. Как зовут твоего отца?
– Фриц Риммер.
Тотор всплеснул руками:
– Сапожник с улицы Сен-Совер!
– Конечно! Мы ведь дружили с тобой тогда!
– Старина Ганс! Я узнаю тебя. Ну ты подумай! С холмов Монмартра да в столицу коттоло! Господи! Это действительно ты! Здорово! Если б знать, я не то что один – десять раз спас бы тебя.
Друзья взялись за руки и не отрываясь смотрели друг другу в глаза. В памяти всплывали годы детства. О! Это была парочка что надо, гроза всей округи. Дни напролет возились они в сточных канавах и вечерами возвращались домой мокрые и чумазые.
– Но как очутился здесь мой отважный француз? Что ты тут делаешь?
– Я, – прыснул Тотор, – царствую… Недавно. Сколько все это продлится, понятия не имею. Я, дражайший Жан[52]52
Немецкое имя Ганс (Hans) является уменьшительным от Йоханнес (Johannes), которое равнозначно французскому имени Жан (Jean).
[Закрыть], король коттоло, а мои возлюбленные подданные – это как раз те, кто норовил тебя сожрать.
– Но это не объясняет…
– Все разъяснится со временем. Хотелось бы услышать и твою историю, но не сейчас. Я совершенно разбит, с ног валюсь, надо отоспаться. Да! Позволь представить тебе моего друга Мериноса.
– Тоже француз? – спросил Жан (которого мы отныне будем именовать именно так), протянув руку.
– Американец, янки, так сказать, – пояснил Тотор. – Но добрый и отважный малый. Ручаюсь! Пожмите друг другу руки, и айда спать. Кстати, Жан, не прикажешь ли перенести тебя в мой дворец? У меня есть дворец – все, как у настоящего короля, ни больше, ни меньше. И он в полном твоем распоряжении. Или предпочитаешь остаться?
– За мной здесь отлично ухаживают, – ответил Жан.
С этими словами он взглянул на Йебу, а та лишь улыбнулась в ответ.
– Понял! – сказал Тотор. – Только не очень-то строй глазки Йебе. Не то мой военный министр господин Хорош-Гусь из тебя отбивную сделает.
– Нет, нет, не бойся. Но должен признать, что она нежна, как хлеб… черный! Ладно! Ты едва на ногах держишься, да и твой товарищ тоже. У меня от долгих разговоров голова отяжелела. Пора отдохнуть. Ступайте. Еще одно, дорогой Гюйон…
– Называй меня, как все, Тотором.
– Охотно. Я хотел сказать, что, когда узнаешь мою историю, убедишься в том, что, несмотря на форму, я хороший француз.
– Не бери в голову. Для меня достаточно твоего слова. Ты всегда был честен и искренен; звезд с неба, может, и не хватаешь и пороха не изобретешь, зато добрый и справедливый малый. Я счастлив, что оказал тебе услугу, может, и ты когда-нибудь поможешь мне.
В это мгновение на пороге появился Хорош-Гусь в костюме колдуна. Он комично склонил голову и произнес:
– Не соизволит ли его величество Коколь пройти со мной в свои апартаменты?
– Конечно. Хорош-Гусь, взгляни на этого парня! Он твой должник. Не мне, а тебе он прежде всего обязан тем, что его не съели. Тебе первому пришло в голову встать на его защиту. Это мой давний товарищ, друг. Понимаешь?
– В мое время на Холме говаривали – кореш.
– Именно! Послушай, он – это я, я – это он. Служи ему верой и правдой, как служишь мне. Отныне нас, благородных людей, пятеро: Меринос, Жан, Хорош-Гусь, Йеба и я. Ну и наделаем мы тут дел! Поклянемся же никогда не расставаться. А дел для нас, полагаю, найдется немало.
Растроганные и смущенные гораздо больше, чем им хотелось бы показать, друзья еще раз пожали друг другу руки.
Тотор и Меринос направились вслед за Хорош-Гусем в королевские покои.
Признав Тотора законным вождем, доблестный Аколи уступил ему свой дом. И хотя на настоящий дворец это жилище, строго говоря, походило мало, все же оно было не лишено некоторого шика. Пол и стены устилали звериные шкуры, в углу стояла постель с мягкой периной, разве что постельного белья недоставало.
Но Тотора подобные мелочи не занимали. Едва добравшись до кровати, он повалился навзничь, сладко потянулся и через секунду спал непробудным сном. Точь-в-точь как спал Наполеон после сражения под Аустерлицем!
Меринос тотчас последовал примеру друга.
Хорош-Гусь с минуту постоял на пороге.
– Бравые ребята! – прошептал он и на цыпочках вышел на улицу.
__________
Друзья проспали восемнадцать часов! Зато проснулись отдохнувшими, полными сил, со свежей головой. И со зверским аппетитом.
Хорош-Гусь пришел от Аколи с приглашением на королевскую трапезу.
Бывший вождь и Хорош-Гусь вытянулись в струнку в ожидании, пока монарх и его первый министр отужинают.
Заметив это, Тотор возмутился:
– Так не пойдет! Давайте-ка по-семейному. Лопать – так лопать вместе!
Он потянул Аколи за руку, принуждая сесть рядом.
Негр сопротивлялся.
– Что это значит? К чему ломаться? Или ты сейчас же сядешь, или я тебе ноги переломаю!
Хорош-Гусь сквозь смех перевел Аколи приказ повелителя, и дружеская угроза заставила того подчиниться.
– Только вот что, – произнес Тотор, – переведи, чтобы он не вздумал нализаться, а не то я рассержусь! Теперь, Хорош-Гусь, сходи и приведи сюда Йебу и моего друга, если он, конечно, сможет и захочет прийти. Вы сядете напротив. На шестерых здесь места как раз хватит. Ну, чего стоишь? Отправляйся!
Хорош-Гусю не требовалось повторять дважды. Одна нога здесь, другая – там. Пять минут спустя он привел Жана Риммера. Тот был еще слаб и опирался на плечо Йебы.
О! Негритянка успела принарядиться. Еще бы – королевский ужин не шутка. Она так важничала, что Тотор так и покатился со смеху.
Наконец ужин начался.
Тотор попросил Жана рассказать о том, какой злой рок привел его в немецкую армию, да еще в Африке. Они услышали рассказ о несправедливости, о страданиях и унижениях, рассказ, полный гнева, боли и отчаяния.
Жану удалось раскрыть заговор Али бен Тайуба и лейтенанта фон Штерманна.
– Как! – вскричал Тотор. – Ты точно знаешь, что этот негодяй помогает работорговцам в их черных делах?
Жан кивнул. Он давно подозревал что-то неладное. Немец промышлял контрабандой оружия, продавая его арабам. А визит бен Тайуба за несколько часов до кровавой бойни окончательно развеял все сомнения.
Разве Жан не видел собственными глазами, как лейтенант расстреливал невинных детей? Разве не по его приказу солдаты преградили путь тем несчастным, что хотели спастись на немецкой территории?
– Матерь Божья! Я забыл о субординации и дисциплине, бросился на грязного убийцу, но он выстрелил мне в голову из револьвера. Слава Богу, черепок у меня крепкий! Пуля только поцарапала кожу, и я пришел в себя. Смотрю – вокруг никого. Конечно, меня сочли мертвым. Есть только один человек, который стал бы плакать обо мне. Тоже эльзасец, немец, но отважный и честный парень, зовут его Петер Ланц. Ах, как бы я хотел, чтоб он поскорее демобилизовался и исполнил свое обещание: поехал бы к моему бедному старому отцу и рассказал обо мне.
Бедняга запнулся. Ком в горле не позволил ему продолжать, да и вообще Жан был еще очень слаб…
– Гляди веселей! – подбодрил Риммера Тотор, который терпеть не мог меланхолии. – Все обошлось. Ты жив, а остальное приложится. Счастливый случай свел нас всех вместе. Я – король, а значит, по крайней мере еще несколько дней, у нас будет еда и крыша над головой. Погодите! Мы еще провозгласим здесь республику. Король, король! Пакость какая! Идиотский титул! Президент Республики коттоло – вот это дело!
Ай да Тотор! Даже Аколи, которому Хорош-Гусь попытался перевести и объяснить слова Тотора, смеялся до упаду.
Да, под счастливой звездой началось царствование Тотора-Коколя!
ГЛАВА 8
Префекту посвящается. – На прусский манер. – Вечный Жид. – Победа или смерть! – Триумфатор.
Четыре недели пронеслись, точно четыре волшебных столетия.
– Скажи, Тотор, – начал как-то Меринос, прогуливаясь по деревне коттоло под руку со своим приятелем-монархом, – как ты думаешь: путешественник, побывавший здесь месяц назад, узнал бы эти края теперь?
– Любишь, когда тебя хвалят? – отозвался Тотор.
– Речь не обо мне. Да или нет? Согласись, тут все преобразилось. Так чисто…
– Словом, парижской префектуре не мешает прислать сюда своих архитекторов поучиться уму-разуму.
Вокруг действительно творились чудеса.
Меринос взвалил на себя тяжкую обязанность – отвечать за расчистку деревни коттоло. Результат превзошел даже самые смелые ожидания.
В считанные дни американец выучил несколько слов, необходимых для того, чтобы руководить работами.
Ни коттоло, ни томба задуманное белыми не пришлось по вкусу. Они уважали в своем прошлом все, даже страшные и темные его стороны, и предпочитали десятилетиями ничего не менять. Повсюду валялись груды мусора, нечистоты сливали прямо возле домов, так что вдоль деревенских улиц журчали мутные, зловонные ручьи. Когда припекало тропическое солнце или порывы ветра возвещали о приближении бури, становилось нечем дышать.
Уполномоченный высшим властителем, Меринос заставил коттоло повиноваться кого силой, кого убеждением. С помощью местных кузнецов он наладил производство лопат и вооружил ими подданных Тотора. Корзинщики вязали метлы, и мало-помалу территория и впрямь заметно преобразилась.
Дело дошло до интерьеров. Инспектор здравоохранения Меринос заходил в хижину, прикрыв нос платком, и заставлял хозяев скоблить, мести, мыть.
Вскоре сами коттоло, их жилища, домашняя утварь и улицы заблестели, как новенькие монетки.
Кое-кто возмущался, мол, кощунство, святотатство. Однако оба колдуна – Хорош-Гусь и Наир-Вазим – просвещали недовольных.
Меринос работал наравне с остальными, показывая всем пример. Он собственноручно, вооружившись американской щеткой, принялся отмывать и самих дикарей. Первая жертва выворачивалась и визжала, точно испуганный поросенок. Но Меринос знать ничего не хотел, и вымытый, выдраенный, выскобленный негр два дня прятался от сородичей, стыдясь своей чистоты. И лишь убедившись в том, что никого не минует чаша сия, сдался, а вскоре стал первым в деревне поборником санитарии и гигиены.
Король Коколь потихоньку распорядился уничтожить столб для казней. Однако, храня верность английской системе, требовавшей уважать веру покоренного народа, устроил для Хиаши, которого представлял на земле, достойный божества алтарь.
Совмещая духовную и светскую власть, Тотор был для туземцев и папой и императором.
А что же Хорош-Гусь? Отошел в сторону?
Ничуть не бывало!
Получив портфель военного министра, заручившись поддержкой умного и бесконечно преданного Аколи, он решил превратить деревню коттоло в неприступную крепость.
В то время как женщины наводили чистоту, Ламбоно превратил мужчин в заправских землекопов. Они вырыли рвы, соорудили укрытия, возвели редуты по всем правилам фортификационной науки. Коттоло-Сити превратился в укрепленный лагерь, надежно защищенный целой системой земляных валов и готовый выдержать любую осаду.
Но и это еще не все. Помимо принадлежавших белым карабинов, в распоряжении короля Коколя оказались трофеи, приблизительно около пятидесяти единиц огнестрельного оружия.
Как только Риммер окончательно поправился, Тотор, посовещавшись с друзьями, поручил Жану, превзошедшему прусскую военную науку, особо важную миссию – генерального инструктора по строевой подготовке и стрельбе.
В помощники инструктору прикомандировали Аколи. Зачарованный небывалыми чудесами белых, экс-вождь служил им верой и правдой. Работа спорилась.
В гвардию отобрали самых красивых, рослых и сильных мужчин. Жану предстояло сделать из них солдат.
Когда негры впервые взяли в руки ружья, да нажали курки, да раздался неимоверный треск, Боже правый, что с ними сталось! Подскочив на месте, они попадали на землю и, точно испуганные страусы, зарылись головой в песок.
Но армия есть армия. Вторая попытка, третья…
Жан отдавал команды четко и невозмутимо. Нельзя было удержаться от смеха, когда совершенно голые чернокожие верзилы прилежно чеканили шаг, стараясь не сбиться с ритма и тянуть носок. И – честное слово! – им это неплохо удавалось.
Они научились стрелять с любой позиции, метко целились, а главное – до такой степени привыкли к звуку пальбы, что пришлось применить силу, чтобы заставить этих взрослых детей расстаться со своими огнестрельными игрушками, когда пришла пора обучать новую партию.
Йеба тоже не сидела сложа руки. Превосходная хозяйка, она охотно передавала опыт женщинам племени.
В общем, жизнь потихоньку налаживалась. Но вот загвоздка: через две недели после счастливого воцарения короля Коколя наступил срок народного праздника, когда по традиции богу Хиаши приносили в жертву человека.
Обычно охотники подкарауливали в округе какого-нибудь заплутавшего бедолагу из соседнего племени. Если же они возвращались ни с чем, Наир-Вазим, свершив варварский обряд, сопровождаемый омерзительными жестами и нелепыми заклинаниями, выбирал искупительную жертву среди самих коттоло.
Итак, всякий раз мужчины покидали деревню в поисках страшной добычи. Они знали одно: то, что должно произойти, должно произойти, – и, встретив в лесу подгулявшего пьянчужку, радовались как дети.
Часто это был один из тех персонажей, которые играли здесь, в сердце Африки, ту же роль, что аэды[53]53
Аэд – странствующий певец и музыкант в Древней Греции, исполнявший слагаемые им эпические сказания под аккомпанемент струнного инструмента.
[Закрыть] в Древней Греции или трубадуры в средние века. Некто. Неизвестный. Вечный Жид[54]54
Вечный Жид – персонаж средневекового церковного сказания, еврей, будто бы отказавшийся хоть ненамного облегчить муки несущего крест Иисуса Христа и осужденный за это на вечные гонения и странствия вплоть до дня последнего расчета Бога с человечеством – Страшного Суда.
[Закрыть].
Он не коттоло, а значит, его можно спокойно съесть. К тому же, не будь его, колдун укажет на кого-то из соплеменников. И что же?
Акция эта носила даже некий патриотический характер. Чужак и есть чужак. Чужака не жалко.
На этот раз все держали в такой тайне, что ни Хорош-Гусь, ни даже Наир-Вазим ни о чем не подозревали.
И лишь нараставший гул и неистовые крики возвестили Тотору и его друзьям о возвращении удачливых охотников.
Первым о случившемся узнал Аколи. Сначала он подумал было ничего не говорить Тотору. Ведь жертвоприношение могло свершиться тайно, и все бы обошлось. Да и сам он еще не так уж и далеко ушел от своих сородичей, чтобы пренебречь древним обычаем.
Но вот что удивительно: дикарь уважал свое слово, быть может, сильнее, чем иной джентльмен. Откуда это в нем? Какой неведомый атавизм[55]55
Атавизм – появление у организмов признаков, отсутствовавших у их ближайших предков, но существовавших у предков более отдаленных; в просторечии – пережиток.
[Закрыть] управлял его действиями и душой?
Аколи решился, и Тотор узнал правду.
Оказалось, в заговоре принимали участие все коттоло, даже самые с виду покладистые.
Хорош-Гусь, Меринос и Жан собрались на совет.
Но поскольку мнения разошлись и дискуссия затягивалась, кипевший от возмущения Тотор прервал дебаты:
– Только через мой труп! Или я, или этот человек! – отрезал он сухо. – Хорош-Гусь, где они его держат?
– В хижине одного старика.
– Прекрасно! Проводи меня туда!
– Ты не можешь идти один, патрон!
– Именно один!
– Ты смертельно рискуешь!
– Можно подумать, в первый раз! Достаточно дискуссий. Я король и требую, чтобы мои приказы выполнялись беспрекословно. Хватит пререкаться!
Вечерело. Пройдет каких-нибудь два часа, и свершится кровавое злодеяние.
Тотор показался на пороге один, с непокрытой головой. Он подошел к главной площади, утоптанной и ровной, как паперть у собора Парижской Богоматери. На плацу царило заметное оживление.
Завидев короля Коколя, коттоло громко приветствовали его и как ни в чем не бывало окружили обожаемого монарха, уверенные в его полном неведении.
Безоружный Тотор с невозмутимым видом двинулся сквозь толпу.
Его пропускали, но бросали вслед обеспокоенные взоры.
Сомнений не было: он направлялся прямо к той самой хижине, где ожидала своей участи несчастная жертва.
Возле хижины лениво слонялись несколько коттоло с пиками (ружья им не доверяли). Глядя на них, можно было подумать, что они оказались здесь случайно и просто вышли поразмять ноги.
Заметив приближающегося Тотора, часовые насторожились и сделали шаг вперед. Король смерил их презрительным взглядом, подошел к двери и резким движением открыл ее.
На земле сидел сморщенный, плешивый старикашка с отвислой губой, а за его спиной виднелось нечто бесформенное. Это был накрепко связанный человек.
Несчастный увидел Тотора, и ужас исказил его черты. Но ведь это белый! Белый не может быть палачом.
– Help! Help! – завопил он.
Это английское слово означало: на помощь!
Захлебываясь, путая английские, французские, немецкие слова, незнакомец молил о пощаде.
Тотор расспросил беднягу и узнал, что это бродячий певец и странствует он по Черной Африке, никому не причиняя зла, он жил во Французском, в Бельгийском Конго, в Камеруне, в Дарфуре[56]56
Дарфур – здесь: Дарфурский султанат – государство, существовавшее в Восточном Судане в XIX веке; в настоящее время значительная часть его территории (область Дарфур) является западной провинцией Республики Судан.
[Закрыть], поэтому говорит понемногу на всех языках.
Он знает, что его ждет, и просит, умоляет…
– Хорошо! – сказал Тотор, быстро развязав и освободив пленника.
Старик сопротивлялся, грозил кулаком и кричал что-то нечленораздельное. Тотору пришлось ударить его, чтобы заставить замолчать.
Тотор распахнул дверь, и в кроваво-красных лучах заходящего солнца на пороге показались двое; король был спокоен, только суровая складка перерезала лоб; второй чужеземец дрожал всем телом, глаза его беспокойно бегали, в лице не было ни кровинки.
Перед Тотором собралась разъяренная толпа. Не добрый народ, не славные верноподданные, но дикая орда предстала теперь перед королем коттоло. «Да, старина, – сказал он сам себе, – держись! Будет жарко!» И, обернувшись к своему протеже, бросил:
– Не вмешивайся! Не отставай и доверься мне.
Тотор двинулся вперед с таким торжественным и важным видом, будто возглавлял триумфальное шествие.
Толпа взревела. Тотор поднял голову, и молнии сверкнули в его очах. Коттоло невольно содрогнулись.
Король все-таки!
Однако с ним пленный, их добыча…
О! Бедняга не отличался геройским поведением. Съежившись, как бы уменьшившись в размерах, точно хотел уместиться в мышиной норке, он семенил за Тотором. А из толпы тянулись жадные руки, готовые разорвать, растерзать его…
Заметив это, Тотор молниеносно схватил несчастного за пояс и изо всей силы толкнул прямо в толпу, так что растерявшиеся коттоло расступились.
Мгновение они колебались. Но нетерпение перебороло страх. Этот человек принадлежал им. Толпа набросилась на Тотора. Казалось, спасения нет.
Но сын Фрике дрался как тигр. Толпа поглотила его, но когда расступилась, на земле валялось человек десять.
Тотор работал головой, руками, ногами, и негры, скуля от боли, падали и падали под его ударами.
Парижанин собрал последние силы. Он призвал на помощь все свое умение и ловкость боксера.
Победа или смерть! Третьего не дано.
И он одержал еще одну победу.
