Текст книги "Новые приключения парижанина"
Автор книги: Луи Анри Буссенар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
ГЛАВА 5
Кама. – Султан Си-Норосси. – Си-Ля-Росс. – Скала над бездной. – Гарем. – Вот так роскошь! – Не мешает привести себя в порядок. – Меринос!.. – Гляди-ка! Кот! – Выход Тотора.
Раба, которому поручили охранять Тотора, нашли связанным неподалеку от подземной тюрьмы.
Он рассказал о дерзком побеге пленника, и, как только партию привели в Каму, один из охранников отправился в Зерибах с тревожной новостью.
Он доложил о происшедшем фон Штерманну, тому самому человеку, который, зная о щепетильности султана в отношении французов, посоветовал водворить беглеца в каменный мешок.
Узнав о побеге, фон Штерманн пришел в ярость и приказал бить провинившегося раба палками, пока тот не испустит дух.
Тотора необходимо было найти любой ценой. Начались допросы. В результате выяснилось, что под покровом ночи француз, возможно, прибился к партии рабов и, стало быть, прячется где-то среди пленников.
Дальнейшие события подтвердили эту гипотезу.
Укрепленный лагерь Кама, откуда Си-Норосси и бен Тайуб рассылали отряды бандитов для захвата несчастных дикарей, раскинулся в междуречье Шари, Логоне и Уама, на северо-восток от Лаи. Лагерь построили несколько месяцев назад километрах в двухстах пятидесяти от французских фортов Бретонне на севере и Аршамбо на востоке, в самом центре плато, защищенного с одной стороны рекой, а с другой – густым лесом. Дальше высились неприступные горы, еще дальше зияли глубокие ущелья, настоящие бездонные пропасти.
Место выбрали весьма удачно.
Колонны пленников и караваны с награбленным без труда добирались до озера Иро и пешком, по долинам Шари, или на пирогах, по реке Аук, прибывали в Дарфур.
Между тем караваны не раз уже натыкались на французов и на находившиеся под французским протекторатом племена на берегах Гринбинги, из-за чего Си-Норосси нес серьезные потери.
Поэтому султан, естественно, ненавидел европейцев, но инстинктивно опасался их, зная, как отомстили они за гибель Лами[63]63
Лами Франсуа-Жозеф (1858–1900) – французский офицер, командовавший военным отрядом, сопровождавшим транссахарскую экспедицию Ф. Фуро; в апреле 1900 года, когда три французских экспедиционных отряда соединились (Фуро, Жантиль и Вуле-Шануан), было решено направиться в Куссери, где сосредоточились силы мусульманского вождя Рабаха, господствовавшего над территориями Центральной Сахары. Французы наголову разбили противника, но в одной из последних контратак мусульман Лами был убит. Очевидно, эту победу автор и называет «местью» за ранее убитых белых исследователей.
[Закрыть], Бретонне, Беагля, Крампеля, и, несмотря на гордость из-за легких побед над несчастными африканцами и на несметные, добытые нечестным путем богатства, он не решался вступить в открытый конфликт с европейцами, и в частности с французами.
У жестокого, алчного, неразборчивого в средствах султана была, однако, своя особая философия. Он все хорошо взвешивал, предпочитая действовать наверняка. Бен Тайуба, авантюриста по натуре, жившего сегодняшним днем и никогда не загадывавшего на будущее, раздражало то, что он называл малодушием Си-Норосси. Амбициозный работорговец мечтал о дерзком походе к озеру Чад, чтобы отбросить французов к северу и основать грандиозную центральноафриканскую империю от Логоне до Санга.
Злобный и мелкотщеславный фон Штерманн поддерживал бен Тайуба в его безрассудных мечтаниях. Оба не раз ловили друг друга на мыслях о том, чтобы свергнуть Си-Норосси и занять его место, но, принимая во внимание популярность султана и верность ему армии, не решались действовать.
Такова была ситуация на момент, когда Тотор предстал перед лицом Си-Норосси.
Критический момент!
Парижанин нисколько не заблуждался на собственный счет, понимая, что на этот раз зашел слишком далеко и наверняка погибнет.
Оставалось держаться стойко и принять смерть достойно, с высоко поднятой головой и чистой душой.
Они прошли вдоль улиц Камы и, немного попетляв, оказались у подножия холма высотой метров в пятьдесят, на вершине которого Тотор разглядел просторное здание, сверкавшее белизной под лучами тропического солнца.
Холм составляли отвесно обтесанные каменные глыбы, и на первый взгляд взобраться на вершину было решительно невозможно. Но конвоиры обошли скалу кругом и поднялись по вырубленным в граните ступенькам. При входе на лестницу стояли человек двадцать стражников, вооруженных по-европейски, скорострельными карабинами.
«Немецкая контрабанда», – отметил про себя Тотор. Он старался быть предельно внимательным и не упустить ни единой мелочи.
Путь на лестницу преграждала массивная решетка кованого железа. Лязгнули петли, и Тотора втолкнули внутрь. Здесь пленного с рук на руки передали другим солдатам.
«Черт возьми! – подумал наш герой. – Экий изысканный этикет при дворе господина Си-Ля-Росс»[64]64
«Си» – от арабского «сид» (господин); «ля росс» по-французски означает «кляча», а также «злюка», «вредина». (Примеч. перев.)
[Закрыть].
Такую кличку он сам придумал султану Си-Норосси.
Поднялись наверх. Теперь Тотора охраняли рослые арабы с обветренными, смуглыми лицами, в длинных белых одеяниях и с пистолетами на поясе.
– Вид у этих ребят не слишком приветливый, – проворчал Тотор. – Впрочем, они довольно вежливы.
В самом деле, до сих пор его никто и пальцем не тронул, просто окружили плотным кольцом, так что француз был вынужден подстраиваться под их шаг.
Вышли на просторную террасу, откуда открывался вид на необъятные дремучие леса. Тотор остановился возле каменной балюстрады и слегка перегнулся через нее, стараясь побольше увидеть.
Быстрая река протекала у подножия скалы, огибая невысокий утес, к которому вплотную подступали деревья, чьи мощные ветви сплетались над водой в тенистый навес.
Несмотря на то что один из стражей торопливо дернул Тотора за рукав и увлек за собой, наш герой успел все же разглядеть (хотя, быть может, он и ошибся) нечто напоминающее распластанную на камнях человеческую фигуру.
Да, конечно, это скорее всего дефект камня… Ведь туда невозможно добраться…
Между тем процессия двинулась дальше.
Еще один маленький коридор – крошечный туннель, выдолбленный в граните, – лестница, вторая терраса.
Ситуация не располагала к лирическим настроениям, и все же Тотор не сдержал восхищенного возгласа. В самом деле, трудно было представить себе что-либо более прекрасное, чем открывшийся его взору залитый светом африканский пейзаж. О, эти сверкающие блестки золотого песка в изумрудном обрамлении свежей листвы! Горизонт растворялся вдали, и все краски, словно преломляясь сквозь невидимую призму, играли в воздухе.
Тотор ощутил сильный толчок в спину и двинулся дальше. Полуприкрыв глаза, стараясь продлить очарование, он прошептал:
– Отчего природа так великолепна, а человек так жесток и зол?
Проходя через террасу, он услышал, как хлопнули ставни. Это с силой закрылись окна. Тотор удивился.
– Гарем! – пояснил один из охранников, радостно улыбнувшись.
Таков порядок: когда кто-то проходит через террасу, следует закрыть окна, чтобы жен султана никто не увидел.
Процессия свернула за угол и очутилась перед высоким крыльцом, ведущим к широкой двери, сплошь изукрашенной арабским орнаментом, переливающимся на солнце, точно золото.
– Вот это роскошь! – воскликнул Тотор. – Этот чертов работорговец, кажется, умеет наслаждаться жизнью.
Молодой человек поднялся на крыльцо и вошел в отворившуюся перед ним крошечную боковую дверцу.
Внутри было светло, стены затянуты яркими многоцветными тканями, по бокам стояли диваны… как будто только что доставленные из Клиши.
– Шикарно! – прошептал Тотор. – Если б меня еще и развязали!
Правда, на ходу веревка на запястьях немного ослабла, а охранники и не думали вновь затянуть ее. В мгновение ока пленник высвободился и стал крутиться перед зеркалом.
– Хо-хо! Ну и видок у меня в этих негритянских лохмотьях. Вскоре, очевидно, меня захочет принять Великая Обезьяна. Ну что ж! Придется удостоить его такой чести.
Что и говорить, видавший виды костюмчик, который он все это время носил, сильно поистрепался: из шести пуговиц на рубашке осталась только одна, да и та болталась на ниточке; брюки растянулись и, того и гляди, готовы были упасть; одной гетры как не бывало; башмаки просили каши…
Но француз всегда француз.
Тотор принялся тщательно причесываться, ероша шевелюру пальцами. На столике рядом с зеркалом он заметил кувшин.
– Это, должно быть, вода! Во всяком случае – какая-то жидкость с запахом роз. Тотор, хочешь, чтобы от тебя приятно пахло?
Он вылил содержимое кувшина на руки и смыл с лица остатки черной глины, затем, ничуть не стесняясь, сорвал со стены кусок белого кашемира и тщательно вытерся.
– Ну вот я и чист как стеклышко!
Неожиданно прямо перед ним открылась дверь. По обе стороны встали два чернокожих охранника в расшитых золотом ливреях, с ярко блиставшими саблями, чьи изукрашенные драгоценными камнями эфесы слепили глаза.
Некто в белом пригласил Тотора следовать за ним. На голове у незнакомца возвышался громадный зеленый тюрбан – верный знак того, что его владелец совершил хадж[65]65
Хадж – паломничество по святым местам, связанным с деятельностью мусульманского пророка Мухаммада; включает в себя посещение определенного числа святынь и строгое исполнение положенных ритуалов.
[Закрыть].
«Тотор, дитя мое, ну, теперь держись! Вдохни поглубже и вперед! Помни одно: ты француз и должен умереть красиво, как Ришпен»[66]66
Ришпен Жан (1849–1926) – французский писатель, представитель артистической богемы Парижа; после объявления в 1870 году войны с Пруссией вступил в ополчение.
[Закрыть].
И вот, гордо выпятив грудь, наш галльский петушок вошел в зал. Дьявольщина! Декор напоминает ворота Сен-Мишель[67]67
Сен-Мишель – имеется в виду триумфальная арка в Париже, воздвигнутая в 1674 году архитектором Пьером Бюлле и пышно декорированная скульпторами Дежарденом, Марси, Ле-Онгром и Легро; арка воздвигнута в честь короля Людовика XIV по случаю присоединения провинции Франш-Конте.
[Закрыть]. Огромный зал, точно неф кафедрального собора в стиле Альгамбры;[68]68
Альгамбра – крепость-дворец мавританских властителей в Испании, построенная в XIII–XIV веках около Гранады; считается лучшим образцом мавританского искусства в Испании.
[Закрыть] колонны и свод украшены мозаичными панно, на стенах разноцветная обивка, ноги утопают в теплом ворсе восточных ковров, высокие окна выходят на террасу, откуда открывается великолепный вид. Все это слегка напоминает театральные декорации, однако очень красиво.
В глубине, под балдахином, возвышался трон. Не кресло, а нагромождение подушек, шелка, бархата, золота, серебра.
– Потрясающе! – подумал Тотор. – Но меня почему-то не покидает ощущение, будто все это липа. Вкуса им явно недостает!
В зале было много солдат – арабов и негров: белоснежные одеяния вперемежку с пестрой униформой.
Заинтриговало Тотора то, что он увидел у подножия трона, немного правее от центра: какой-то резервуар непонятного предназначения, что-то вроде большого таза из меди или золота, диаметром метра в два, возле которого стоял высоченный негр, ростом не менее шести футов, небрежно опираясь на гигантскую саблю без ножен.
По другую сторону от трона Тотор заметил группу людей и…
Верить ли глазам? Сон это или кошмар?..
Меринос, Меринос собственной персоной! Руки связаны, лицо бледное и равнодушное. Он явно утомлен.
Но жив, жив, черт побери!
Тотор расхорохорился и, не обращая внимания на важных придворных, на вооруженную охрану и мусульманское духовенство, заорал во все горло, так что стены величественного зала задрожали.
Ему ответил такой же радостный, счастливый крик.
Поначалу Меринос не заметил вошедшего Тотора, но, узнав его, тотчас захотел было протянуть другу руки, однако помешали кандалы.
– Негодяи! – вскричал Тотор, пытаясь пробиться сквозь толпу.
Его не пропустили. Солдаты сомкнули ряды, и Тотор вынужден был остановиться.
Он смотрел на Мериноса. Того тоже оттащили назад, и великан с обнаженной саблей встал рядом.
Тотора била дрожь, кровь кипела, и невыразимая радость наполняла душу. Меринос! Его Меринос жив!
Но другу тоже грозила опасность. Впрочем, следовало вести себя осторожно. Не стоило дразнить гусей, не то быть беде. Вероятно, все это плохо кончится. Но, по крайней мере, они умрут вместе, рука в руке, как братья.
Между тем почтенное собрание глухо волновалось и Тотор ощущал на себе недружелюбные взгляды. Но тут зазвучали фанфары, и толпа всколыхнулась. Военные вытянулись в струнку, высоко подняв ружья, иные обнажили сверкающие сабли. Имамы[69]69
Имам – духовный руководитель, глава мусульманской общины.
[Закрыть] склонили головы и сложили руки в мусульманском приветствии.
В нише за троном отворилась дверца.
– Гляди-ка! Кот! – негромко произнес Тотор.
У трона стоял султан Си-Норосси, и более точного сравнения нельзя было придумать. Небольшого роста, довольно толстый человечек; под тяжелым тюрбаном – широкое квадратное лицо с реденькой, всклокоченной бороденкой. Глаза казались круглыми, остановившимися и совершенно невыразительными.
Послышались ритмичные восклицания, долженствовавшие, по всей видимости, означать: «Да здравствует Си-Норосси!» Тотор молча ждал.
Султан раскинулся на подушках. Рядом возник бен Тайуб, высокий, красивый, точно сошедший с литографии; лицо его было сурово и замкнуто.
С другой стороны, но на ступеньку ниже, встал немец фон Штерманн.
«Арабский костюм идет ему как корове седло!» – подумал Тотор. Он ненавидел фон Штерманна, ибо хорошо запомнил рассказы Риммера.
Си-Норосси подал знак. Перед ним поставили инкрустированный перламутром и медью табурет с чашкой дымящегося черного кофе. Негр на коленях поднялся по ступенькам трона и поднес султану кальян[70]70
Кальян – разновидность курительной трубки, в которой дым, перед тем как попасть к курильщику, проходит через сосуд с водой.
[Закрыть], который тот небрежно взял в рот, полузакрыв глаза и не говоря ни слова.
В зале воцарилась тишина.
– Вот остолоп! А эти-то притихли, можно услышать, как муха пролетит! – пробормотал Тотор, отнюдь не разделявший всеобщего благоговения. – Глянь, кажется, зашевелился.
Си-Норосси действительно обернулся и что-то сказал бен Тайубу. Тот немедленно передал приказ столпившимся у трона офицерам. Один из них вышел, однако через мгновение вернулся. За ним двое солдат ввели негра в цепях.
Вид у несчастного был подавленный. Кожа казалась бледно-лиловой, он весь дрожал, губы нервно подергивались, по лицу то и дело пробегала судорога.
Человека подвели к трону и, толкнув в спину, заставили пасть ниц.
Султан заговорил с ним по-арабски, и Тотор, к сожалению, ничего не понял. Однако ясно было, что бедняга попал в беду и султан как верховный судья оглашает вердикт.
Затем властелин поднял руку. Тогда стоявший возле Мериноса негр набросился на приговоренного, схватил за горло, подтащил к медному резервуару и, размахнувшись, отрубил ему голову, так что та упала, гулко ударившись о металлическое дно. Кровь залила стенки чана.
Все произошло молниеносно.
– Чудовищно! – вскричал Тотор.
Но крик его потонул во всеобщем хоре восхвалений мудрости султана.
А этот мерзкий кот и бровью не повел, лишь отпил глоток кофе и вновь потянулся к кальяну.
Затем Тотор увидел, что он повернулся к Мериносу. В суматохе, пока никто не обращал на него никакого внимания, сыну Фрике удалось «передислоцироваться». Теперь он стоял в первых рядах и прямо смотрел в глаза султану. Парижанин все рассчитал. В случае чего он в два прыжка доберется до Мериноса и сразит палача, которому прикажут обезглавить его друга, потом набросится на Си-Норосси и тогда уж покажет мерзавцу, где раки зимуют.
Но палача никто не звал. Меринос с равнодушным видом по-прежнему стоял на том же месте, скрестив руки на груди.
Си-Норосси снова обернулся к бен Тайубу и что-то сказал; работорговец не сумел скрыть удивления, однако тут же послушно кивнул, медленно спустился по ступенькам и направился к Тотору, который сказал себе: «Похоже, пришла моя очередь. Но, прежде чем моя голова слетит с плеч, неплохо бы слегка позабавиться!»
– Come[71]71
Подходи (англ.).
[Закрыть], – сказал ему бен Тайуб по-английски.
Тотор встал в позу провинциального тенора и, слегка покачиваясь, пошел вслед за арабом, напевая сквозь зубы на мотив арии из «Прекрасной Елены»:[72]72
«Прекрасная Елена» – комическая опера французского композитора Жака Оффенбаха (1819–1880), поставленная в 1864 году.
[Закрыть]
– Вот идет Тотор. Тор идет вперед.
Тотор прекрасно видел, что кот-султан посматривает на него сверху вниз, между тем как глаза его сверкали яростью.
Бен Тайуб подвел Тотора к самому подножию трона, указал на него своему повелителю и занял прежнее место.
Тотор остался один. В трех метрах от него алел свежей кровью медный чан.
ГЛАВА 6
Приятная беседа. – Условия. – Письмо.
Тотор держался очень прямо. Лицо его было спокойно, взгляд светел. Сын Фрике вполне владел собой.
Султан поерзал на подушках и обратился к Тотору, сказав ему несколько слов по-арабски.
– Я ваш чертов язык не понимаю. Можете разглагольствовать сколько угодно. Мне наплевать!
Султан и глазом не моргнул, но продолжал уже по-французски:
– Ты француз?
– Ба! Да тут еще и тыкают, – произнес Тотор. – Давай на «ты», коли тебе так больше нравится, папашка. Да, француз, что ни на есть чистокровный француз, архифранцуз!
На этот раз султан улыбнулся во весь свой кошачий рот.
– Мне нравится Франция! – сказал он проникновенным тоном.
– Неужели? – подхватил Тотор. – Вот так новость! Ну и какой мне с этого навар?
Султан нахмурился. Этот образный язык был ему незнаком. Сам Си-Норосси говорил на ломаном французском. Вдруг он улыбнулся.
– Ты знать, почему я убить раба?
– Нет, да и что мне за дело?
– Он предать меня. Обмануть. Я никого никогда не предавать, не обманывать.
– И не говори! Ты что же, награду за добродетель выпрашиваешь? Так не я их раздаю! Я не из этой шайки-лейки.
Си-Норосси не растерялся, ведь окружающие должны были думать, что он все прекрасно понимает. Султан продолжал:
– Я мочь убить тебя, если бы хотеть!
– Чего еще от тебя ждать?
– Но я сам не хотеть!
– Быть не может! Отчего же?
– Оттого, что я любить Франция и французы, хотеть переговаривать с ними.
– Эва, куда хватил! Губа не дура, как я погляжу!
Потом, очень ясно и четко произнося слова, чтобы его поняли, Тотор отчеканил:
– В таком случае ты нуждаешься во мне. Прекрасно! Если ты хочешь, чтобы я выслушал тебя и ответил, то прими одно условие.
– Только я ставить условия, ни от кого не принимать.
– В таком случае, детка, не о чем больше балакать. Впрочем, я все-таки закончу. Здесь есть еще один белый (и он указал на Мериноса). Это мой друг, мой брат! Позволь ему присоединиться ко мне, и тогда я готов говорить с тобой.
Си-Норосси вспыхнул:
– Но он… преступник… не француз!
– И что с того? Это человек, белый человек, человек моей расы и моей крови, мой брат. Взгляни!
Тотор подскочил к Мериносу и надавал его конвоирам таких тумаков, что те мигом оказались на ковре. Взяв друга за руки, он обернулся к султану:
– Убив его, ты убьешь и меня! Тогда весь твой треп о переговорах с французами выеденного яйца не будет стоить! Понял?
Фон Штерманн мертвенно побледнел. Неужели тот самый мусульманин, что всегда был всевластен, гневлив и жесток, позволит так обращаться с собой? Рискуя навлечь на себя гнев господина, немец высказал свое недоумение в довольно резких выражениях, а бен Тайуб поддакивал.
Си-Норосси взглянул на обоих и только ухмыльнулся.
– Ты хорошо француз! – сказал он, обращаясь к Тотору. – Доброе сердце и отвага. Я сделать то, что ты хочешь. Ты взять твоего друга!
Тотор радостно вскрикнул. Однако легкая победа удивила его. Что заставило этого дикаря согласиться? Впрочем, как бы то ни было, а нужно пользоваться моментом.
Он увлек Мериноса за собой. Секунду спустя оба стояли возле трона.
– Пусть с него снимут кандалы! – скомандовал Тотор.
Приказ тотчас исполнили.
Решительно, Тотора здесь признали. Все складывалось как-то уж чересчур хорошо, так хорошо, что даже подозрительно, тем более что Си-Норосси знай себе улыбался.
– Теперь ты доволен? – спросил он. – Ты видеть меня добрый, благородный; я любить белых, всех белых.
– Так чего же ты хочешь от меня? – перебил султана Тотор.
– Почти ничего. Ты написать письмо.
– Кому?
– Французский командир, который несколько дней назад покинуть Абешер с большое войско и теперь быть в двух днях пути отсюда.
– Ба! Старина, если он идет по твою душу, тебе, должно быть, не по себе.
– Ты говорить на французский шутка, ну да все равно! Напишешь письмо?
– Почему бы и нет? А если я откажусь?
– Я сначала убить твоего товарища, твоего друга, здесь, саблей, раз, два…
– Ясно! Ты говоришь, сначала, а после?
– Сначала отрубить пальцы на твои ноги, потом пальцы на твои руки.
– Писать, пожалуй, так будет не очень удобно…
– Потом на медленный огонь поджарить одна пятка, а другая прижечь раскаленным железом…
– О-о! Это надолго…
– Конечно… Это для того…
– Короче, уважаемый сын Аллаха, ты разрежешь меня на мелкие кусочки на китайский манер… Ты очень мил, я в высшей степени признателен тебе… только ведь твоим живодерам придется попыхтеть…
– Мы много терпения.
– Спасибо!.. Итак, что я должен сделать, дабы избежать столь печальной участи?
– Я уже говорить – написать письмо…
– Ну да, французам… Но что будет в этом письме?
– Ты понять, что я хорошо говорить по-французски, но плохо писать… Я диктовать, ты записывать… поправлять фразы… Я перечитать и проверить… и тогда ты свободен…
– И мой друг тоже…
– Твой друг… и золото, серебро, драгоценности из моя сокровищница…
– Черт возьми! Похоже, ты толкаешь меня на какую-то низость, если готов оплатить ее так щедро…
Си-Норосси недобро засмеялся.
– О чем говорить? Пять-шесть строчек, и все!
– Самому Ришелье[73]73
Здесь имеется в виду самый известный представитель этого аристократического рода Арман Жан дю Плесси, кардинал де Ришелье (1585–1642).
[Закрыть] не требовалось столько писанины, чтобы повесить человека.
– Ты согласен? Да или нет?
Тотор замялся.
Из этой затеи не выйдет ничего путного. А, впрочем, кто знает? Да и чем он, в конце концов, рискует? Выслушает и напишет то, что ему заблагорассудится. Его, конечно, могут поджарить на медленном огне, но тем самым арабы лишь усугубят свое собственное положение.
Тотор поднял глаза на султана и произнес:
– Месье желает, чтобы я писал… Нечего и рассуждать понапрасну… Гарсон! Чего изволите?
– Как смешно ты говорить! Я полагать, ты согласен?
– Совершенно верно, пухлячок!
– Скажи просто: да!
– Да!
Си-Норосси вновь развалился на подушках, подал знак, и два негра-исполина, покинув на мгновение зал, вернулись, неся искуснейшей работы столик, который установили у ног господина.
Один из них положил сверху лист белой бумаги.
– Сесть! – обратился Си-Норосси к Тотору. – Ближе, ближе! Устраиваться удобнее. Это надо очень красиво писать… ты ведь понимать… не так ли?
– В обиде не останешься! Я известный каллиграф.
– Слушать внимательно!.. Писать слово в слово, не то…
– Не начинай по новой! Я сказал да, значит, да! Диктуй, я записываю.
Тотор взял перо и приготовился.
Си-Норосси прикрыл глаза, оперся головой на руку, будто бы медитировал. Потом начал:
«Командиру французской колонны.
Я – пленник султана Си-Норосси, мне угрожает мучительная смерть вместе с другими товарищами-европейцами… Нас держат в крепости Кама, и здесь нам удалось многое узнать… Си-Норосси совершенно пал духом! Он больше не в состоянии платить своим воинам, и те готовы взбунтоваться. Нет ничего проще, чем склонить их на свою сторону… Цитадель не охраняется. Достаточно внезапного нападения, и дело будет сделано… Добраться сюда можно через Картафур, где нет войск. Французы без малейшего риска могут одолеть сильного противника и освободить страну… Поручаю письмо верному человеку, который подтвердит вам точность моих слов… Меня зовут…»
– Кстати, а как тебя зовут?
– Валяй дальше! – процедил сквозь зубы Тотор, и перо вновь заскользило по бумаге. Теперь он говорил отчетливо и громко: – «Меня зовут Тотор, сын Фрике, знаменитого парижанина, совершившего кругосветное путешествие…»
– Хорошо! Хорошо! – согласился султан.
Тотор же продолжал:
– «Все это сплошная ложь, продиктованная мне под страхом смерти подлецом Си-Норосси, коему я постараюсь расшибить башку…»
– Эй! Что ты говорить? – вскричал султан.
Но больше ничего сказать не успел. Тотор вскочил, схватил столик и со всего маху ударил султана по голове. Тот повалился на свои подушки.
– Ко мне, Меринос!
Парижанин успел выхватить султанову саблю и пистолеты, пока Меринос сражался с охранниками.
Через мгновение оба взбежали на трон, готовые отразить нападение.
Озверевшая толпа с ревом двинулась на них.
Положение казалось безвыходным.
Мадонна! Шутки в сторону! Когда Тотор сообразил, на какое предательство толкал его Си-Норосси, заманивая французов в ловушку, кровь ударила ему в голову… Будь что будет! По крайней мере, жизнь свою Тотор и Меринос отдадут недешево!
Тотор перевернул вверх тормашками стол, подушки, склянки с притираниями и благовониями и навалил все это на султана, так что тот не мог выбраться из-под груды вещей.
Спрятавшись за импровизированной баррикадой, друзья выиграли несколько секунд.
Строгая иерархия не позволяла арабским воинам даже в такой ситуации подняться по ступенькам трона, только бен Тайуб и фон Штерманн оказались на одном уровне с Тотором и Мериносом.
Тайуб бросился в атаку первым, но не успел и глазом моргнуть, как сильнейший удар Тотора сбил его с ног. С разбитым носом, изрыгая жуткие проклятия, араб покатился вниз.
Немец был осторожнее и предпочел атаковать Мериноса. Американец, оказавшийся достойным учеником парижанина, ловко ударил противника ногой в живот, и бош упал навзничь.
Тем временем стоявший у чана палач опомнился и, размахивая саблей, ринулся на Тотора, однако тот перехватил его руку, сжал, да так, что кости хрустнули. Негр завопил и выронил грозное оружие, а Тотор только того и ждал. Он подхватил саблю, со всего маху рубанул… и негр с раскроенным плечом повалился к его ногам.
Из-под подушек подал голос султан.
Нападавшие воодушевились. Жалобные вопли султана наэлектризовали их. Атаки становились все ожесточеннее.
Тотор, вооружившись саблей, разил врагов направо и налево… Меринос, за неимением ничего лучшего, прихватил два массивных подсвечника, превратив их в две жуткие булавы. Увы… исход ужасной схватки был предрешен…
Еще немного, и друзья не выдержат натиска. Слишком неравны силы. Их оттеснили к стене, и тут в голову Тотору пришла сумасшедшая мысль. Умереть? Пускай! Но они увлекут за собой в мир иной и врагов! Все лучше, чем быть просто распятыми на этой стене, словно пришпиленные булавками жуки в коробке коллекционера!
Кольцо вокруг них все сжималось, и тогда Тотор схватил со стены горевший факел и поджег шелковую обивку. Ткань, иссушенная жаром пустыни, мгновенно занялась…
Пламя молниеносно побежало к потолку, по залу пополз черный дым…
Солдаты в ужасе отпрянули. Крики, топот ног, повальное бегство, толчея…
Люди Си-Норосси не думали больше о своем повелителе, а помышляли лишь о том, как спастись, как убежать от жарких языков пламени и едкого дыма.
Давя и сбивая друг друга с ног, все бросились к выходу. Только отважный и преданный бен Тайуб позаботился о султане. Когда начался пожар, он подбежал к трону, освободил Си-Норосси и, не обращая внимания на уже пылавший бурнус, взвалил повелителя на свои могучие плечи, вышиб окно кулаком и вместе со своей ношей устремился в пустоту.
Фон Штерманн понимал, что погибнет, если не побежит вслед за остальными, но он готов был умереть, только бы увлечь с собой в могилу и двух своих заклятых врагов. Его отвагу питала ненависть. Немец ринулся в огонь, зная, что друзья где-то за троном. Он хотел увидеть ужасную агонию, хотел лицезреть обгоревшие трупы!
Волосы тлели, он задыхался, но никого не находил.
Фон Штерманн метался в бессильной злобе. А пламя подступало все ближе… Немец упал…
Тотор и Меринос бесследно исчезли!
