Текст книги "Новые приключения парижанина"
Автор книги: Луи Анри Буссенар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Часть третья
ЯБЛОКО ОТ ЯБЛОНИ НЕДАЛЕКО ПАДАЕТ, ИЛИ КАКОВ ОТЕЦ, ТАКОВ И СЫН
ГЛАВА 1
В Париже. – Фрике-рантье. – Сапожник Фриц Риммер. – Дурные новости или неизвестность. – Депеша из Банги. – Что случилось? – Мамаша Гюйон. – Вдвоем на штурм Африки.
Париж.
На углу улиц Монмартр и Сен-Совер, как раз возле винного погребка с вывеской, представляющей сцены из Евангелия, приютилась лавчонка или лучше сказать – крошечная мастерская шириной не более двух метров. На открытой витрине в ожидании починки разбросаны поношенные башмаки, сапоги да ботинки.
За сапожным столом день-деньской хлопочет хозяин: прилаживает союзки, подбивает каблуки.
Над входом – деревянная дощечка:
ФРИЦ РИММЕР
Ремонт по доступным ценам
В сумраке лавочки, словно на картинах Рембрандта, падающий с улицы солнечный луч высвечивает согнувшегося над работой мастерового. Лысый череп, костлявая фигура, осунувшееся лицо. На всем его облике лежит печать неизъяснимой грусти.
Но вот какой-то человек замедлил шаг и остановился у входа.
– Здравствуй, Риммер.
Сапожник оторвался от работы, поднял голову, и тень улыбки скользнула по его губам.
– A-а, месье Фрике! Как дела?
– Хорошо! А у тебя?
– Да что я! – махнул безнадежно рукой сапожник. – Я человек конченый.
– С ума сошел! В твоем-то возрасте! Что, старина, нервишки пошаливают? Пойдем выпьем по чашечке кофе.
Риммер долго отказывался, но прохожий не отставал. В конце концов Фрике зашел внутрь и похлопал Риммера по плечу.
– Перестань ломаться! Не то я схвачу тебя в охапку да вынесу вон…
– Черт побери! Тебе сорок лет, ты маленький, тщедушный человечек! И откуда только силу берешь? Ты вон еще молодцом, а я вот – совершенная развалина…
Наконец Риммер сдался.
Это был крупный, высоченный мужчина, всего-то на два или три года старше своего приятеля.
– Гретли! – крикнул он куда-то в глубь мастерской. – Я отлучусь ненадолго с Фрике… Посматривай тут! Если придут от Мольера, возьмешь двадцать девять су…
Из темноты показалась маленькая кругленькая женщина с желтоватыми волосами и печальным взором.
– Здравствуйте, месье Гюйон, – обратилась она к гостю, протянув пухленькую ручку. – Очень мило с вашей стороны навестить нашего бедного Фрица… Он, признаюсь, совсем зачах и махнул на себя рукой. О, Матерь Божья! Какой удар, какой удар!..
– Перестань! Сколько можно?
– А вы, месье Гюйон, узнали что-нибудь о вашем малыше? О! Ему всегда все было нипочем, из любой переделки выкарабкается. За него можно не волноваться.
– Да, да! Не волноваться… – повторил Гюйон-Фрике и как-то весь передернулся. – Пойдем, Риммер! До скорого, мадам Гретль!
Они пересекли улицу, вошли в винный погребок и уселись за столиком в дальнем углу.
Друзья переглянулись и вдруг в едином горестном порыве склонились друг к другу, взялись за руки и хором произнесли:
– Мой бедный Риммер! Мой бедный Фрике!
Фрике опомнился первым.
– Ладно! Ладно! Что это мы, точно мокрые курицы… Положеньице наше, конечно, никудышное. У тебя – с тех пор как из Камеруна явился этот эльзасец и рассказал, что случилось с твоим сыном, а у меня… тоже не лучше. Вот уж три месяца, как ни единой весточки от Тотора. Однако не стоит отчаиваться!
– Легко тебе говорить! Если нет писем, тому может быть масса причин. Почта оттуда, полагаю, приходит редко и нерегулярно… А в последнем письме твой Тотор сообщал, что отправляется в глубь Африки, где одни только негритянские племена. Какая ж там почта? Письмо может прийти не сегодня-завтра! А вот я… У меня нет больше надежды.
– Почем ты знаешь? Откуда такая уверенность? Петер Ланц видел лишь потасовку, после которой твой сын исчез…
– Но он уверяет, что собственными глазами видел и то, что лейтенант размозжил Жану голову…
– Ну, так уж сразу и размозжил… Голова-то у парня все же не орех, не так уж это и просто…
– О, этот лейтенант! Фон Штерманн… Попался бы он мне… Негодяй и прощелыга! Переметнулся к бандитам, к работорговцам… Кто знает, быть может, когда-нибудь его и поймают…
– Но ведь тот эльзасец не видел Жана мертвым…
– Ну и что же? Если даже он и выжил, то оказался один-одинешенек в этой проклятой стране. Там он обречен на голодную смерть. Либо его разорвут дикие звери… Нет, нет, старина Фрике, не успокаивай меня! Все кончено.
– Для него не более, чем для моего Тотора… Понимаю, неизвестность страшна и невыносима, но надо держаться. В путешествиях я и сам тысячу раз оказывался в безвыходном положении. И тем не менее находил выход! Случай поможет выбраться из трясины, когда уже вроде бы увяз по самую маковку. На то он и случай! Твой сын Жан – крепкий малый… сильный, боевой. Он что-нибудь придумает.
– Хоть бы только его не убили на месте…
– Э-э! Такого никогда не бывает. Воскресают раза по три… Как мой Тотор! Вот уж кто дешево себя не отдаст!
– Куда лучше было бы видеть его здесь, чем знать, что он там.
– Что ты хочешь? Яблоко от яблони недалеко падает. Бродяжничество у нас в крови. Я бы на четвереньках пополз куда угодно, чтобы посмотреть, как он там.
– Ты? В твои-то годы? Сумасшедший!
– Какие еще годы! Мне всего сорок один, а чувствую я себя моложе лет на пятнадцать. Будь в моем распоряжении десять – двадцать негров или папуасов, я не задумываясь снова пустился бы в путь.
– Ты не можешь бросить жену! – заметил Риммер.
Не успел Фрике ответить, как с улицы донеслись шум и крики. Мальчишки-газетчики зазывали покупателей.
– А-а… – протянул Фрике, – приложение к «Нувелисту»… Опять какие-нибудь глупости, чтобы публику одурачить.
Но Риммер вдруг побледнел, выскочил из-за стола и, будто позабыв о своем приятеле, кинулся к выходу.
Минуту спустя он вернулся с газетой в руке и указал на набранный крупным шрифтом заголовок во всю страницу: «ТРЕВОЖНЫЕ НОВОСТИ С ВЕРХОВЬЕВ УБАНГИ: Султан Си-Норосси поднял знамя восстания. Взятие Лаи».
– Лаи! – Фрике вытащил из кармана карту Центральной Африки. – Но ведь это город или деревня при слиянии рек Логоне и Пеноэ[58]58
Современный Лаи расположен значительно ниже впадения р. Пеноэ в р. Логоне.
[Закрыть]. Это как раз в том самом месте, где должны находиться Тотор и его друг Меринос!
У Виктора Гюйона потемнело в глазах, сердце болезненно сжалось, а в горле застрял ком.
– Читай же! – вскричал Риммер.
Фрике взял себя в руки и с трудом принялся читать:
– «Нам сообщают о новых действиях султана Си-Норосси. Небывалому разорению подвергнуты районы Логоне и Шари. По слухам, истреблено или угнано в рабство более двух десятков негритянских племен. Акции проводились с неслыханной жестокостью, несчастные жертвы подверглись чудовищным мучениям. Говорят, что в распоряжении Си-Норосси более четырех тысяч солдат, вооруженных европейским оружием, и, подняв знамя священной войны, он заявил в распространяемой повсюду декларации, что изгонит руми[59]59
Руми – арабское название византийцев, впоследствии перешедшее на всех европейцев вообще.
[Закрыть] со всех территорий вплоть до озера Чад. Наконец, по непроверенным слухам, в одном из негритянских селений в плен взяты двое или трое белых. Какую судьбу уготовил им кровожадный султан, неизвестно. Северные районы Французского Конго охвачены волнением. Депеша из Банги подтверждает печальные новости о плененных Си-Норосси белых. Поговаривают о двоих, французе и американце…»
Сдавленное хрипение вырвалось из груди Фрике.
Смертельно побледнев, он упал на стул и попытался сорвать душивший его галстук.
Риммер бросился к другу и крепко обнял:
– Фрике! Старина Фрике! Очнись! Не пугай меня!
Фриц поспешно налил в стакан воды из графина, намочил платок и приложил ко лбу и вискам Фрике.
Тот постепенно приходил в себя. Невидящими глазами уставился он на Риммера, как будто не узнавал его.
Потом взгляд Фрике вновь упал на газетный лист, и только тогда в голове его прояснилось.
– Сын мой! Мой Тотор! – прошептал Фрике и разрыдался.
– Но нет никаких указаний на то, что это именно они.
– Да ладно! Один француз! Один американец! Американец – это Меринос, его закадычный друг!.. Последнее письмо, которое я получил, пришло из Банги. Тотор сообщал, что отправляется в те самые проклятые места.
– Погоди! – произнес Риммер. – Допустим, это они. Но ведь речь шла о том, что их всего лишь взяли в плен.
– Разве эти свирепые работорговцы уважают пленных? Малейший каприз, дикая выходка – и они убьют их. А перед смертью еще наиздеваются вдосталь, ведь известно, что некоторые белые, чтобы спасти свою жизнь, унижаются, молят о пощаде, предают свою расу, точь-в-точь как Иуда предал своего учителя… Но разве мой сын способен на такую низость? Тотор, плоть от плоти моей, кровь от крови, прирожденный парижанин, презирающий сильных мира сего… Он будет горд и смел перед лицом врага, и враг жестоко отомстит…
– Ну почему? Почему? – вскричал Риммер, позабыв о собственном горе. – Сколько раз ты сам выходил сухим из воды? Почему же он, по-твоему, не сумеет выкрутиться? Тысячу раз ты уверял меня, что он так же смел, так же ловок… В Австралии он уже доказал, чего стоит… Ты оскорбляешь сына, не веря в его счастливую звезду.
Риммер вложил в свою речь столько жара, столько искреннего сочувствия, что Фрике приободрился и поднял голову.
В самом деле, всякое возможно. Почему бы и нет? Когда в былые времена прилетали вести о том, что Тотор намерен пересечь Тихий океан или спуститься в кратер вулкана, отец не отчаивался. Дорогой мальчик! Он настоящий боец, сильный и смелый. И потом, он весь в отца, его волю ничто не сломит.
– Ах, Риммер, твоими бы устами да мед пить! Если бы ты оказался прав! Во всяком случае, я знаю, что делать…
– О чем ты говоришь?
– Пойдем, увидишь.
Он схватил друга за руку и увлек за собой. Они дошли до дома на углу улицы Круассан и поднялись на пятый этаж, в квартиру Фрике. Однако на пороге он замешкался. Видно было, каких усилий стоило ему взять себя в руки.
– Говори как я! – обратился он к Риммеру.
Ключ звякнул в замке, и друзья вошли.
В маленькой комнатке в два окна под самой крышей за шитьем сидела женщина. Милое, доброе лицо покоряло с первого взгляда.
Это была мадам Фрике – мадам Гюйон. Фрике женился на ней более двадцати лет назад, после кругосветного путешествия, когда, по его собственным словам, отошел от дел.
Она обожала мужа, и он платил ей тем же. Жизнь их текла теперь мирно и неторопливо под воспоминания о бурном прошлом.
Она подарила ему сына, Тотора, несносного мальчишку, проказника и непоседу, которого оба любили без памяти и у которого, как и у отца, вместо крови в венах пульсировала ртуть…
Два года назад мать, конечно, высказалась против намерений сына путешествовать. Но что могла она сделать?
Бедняжка плакала потихоньку, сердце ее сжималось от страха, если от сына долго не было вестей. Она просыпалась по ночам и шепотом звала, звала…
Однако добрая женщина старалась скрыть от мужа свою тревогу, да и он тоже не подавал виду, хотя жена своим чутким сердцем все ощущала.
Услышав, что кто-то вошел, она подняла глаза от шитья.
Как ни пытался Фрике выглядеть спокойным, сердце матери почуяло неладное.
Она подбежала к мужу, голос ее дрожал:
– Фрике, как скоро ты вернулся! Что-нибудь случилось?
– Да, да, – отвечал Фрике, силясь улыбнуться. – Есть новости…
– От нашего мальчика?
– Именно…
– Рассказывай быстрее! Ведь ты принес добрые вести, не так ли?..
– Конечно, конечно… То есть и добрые, и не слишком… Ты же знаешь, это тот еще перец, как и его папаша…
– Умоляю тебя, не тяни! Он ранен? Ему грозит опасность?
– Нет, нет! Но ему взбрело в голову сражаться с четырехтысячной армией арабов. Видишь ли, это многовато для одного человека… Он в плену…
– В плену? Где? У кого?
Несчастная так побледнела, что, казалось, вот-вот упадет в обморок.
Но она тоже была Фрике и сдержалась.
– Послушай, скажи мне всю правду… Его не убили?
– Убили?! Еще чего!.. Не стоит обманываться, он действительно попал в переплет. Эти чертовы арабы злобны и вспыльчивы… Угодить к ним в лапы легко, а вот выбраться… Короче, он попал в плен к некоему султану по имени Си-Норосси, врагу Франции, который, очевидно, намеревается использовать его в качестве заложника, чтобы шантажировать наших… Пленник! Газета только об этом и пишет…
– А его друг, Меринос?
– Вместе с ним… Хорошо, что мальчик не один. Вдвоем они что-нибудь придумают, сумеют устроить побег. Ты же знаешь нашего сына. Тотор – философ… Он не станет портить себе кровь и найдет средство обвести негодяев вокруг пальца…
– Арабы очень жестоки?
– Ну-у, не так уж… И потом они постараются, чтобы с его головы ни один волос не упал. Ведь он белый. Можно нарваться на неприятности…
– Но ведь они уже убивали отважных исследователей…
– Когда это было! Их тогда так потрепали, что отбили всякую охоту… Конечно, приятного мало, но и преувеличивать не стоит…
Мать упала на стул и беззвучно зарыдала.
– Мой Тотор! – шептала она. – Как он, должно быть, страдает!
– Не надо! Не надо! Ему досадно, вот и все. Уж кому-кому, а мне это хорошо известно, сам испытал… Но знаю я также и то, что в подобном положении думаешь только об одном – как выбраться. И это отвлекает… Я еще и не в такие передряги попадал! Плен – милое дело! Вот только…
– Что только? – переспросила мадам Гюйон, вскинув на мужа глаза.
– Я хотел сказать, что обычно рассчитывают на случай… на удачу… А случай – это когда кто-то вас любит, беспокоится о вас и хочет во что бы то ни стало выручить… Как некогда месье Андре меня вытаскивал из самых безнадежных ситуаций…
– Да, я понимаю! Но Тотор в дикой стране. Он никого там не знает. Меринос в плену вместе с ним. Откуда же ему ждать помощи?
Тогда Фрике взял в свои большие ладони обе руки жены и пристально посмотрел ей в глаза:
– Ты ни о чем не догадываешься? Черт побери! Ты же все понимаешь! Папаша Фрике и будет тем, кто вытащит Тотора из беды.
– Ты? Ты хочешь ехать… в эту кошмарную страну?
– Не бойся! Я найду их, вот увидишь. Разве это не естественно? Если сыну грозит опасность, отец должен прийти ему на помощь… Уверен, ты поддержишь меня. Дорогая моя! Ты верно говорила: наш сын нуждается в поддержке. А кто поддержит его, если не я?
– Так далеко! Так далеко! – повторяла мадам Гюйон, рыдая. – Ты оставляешь меня одну. У меня не будет ни сына, ни мужа.
– Эй! Эй! Что ты говоришь? Полагаю, мы вернемся с ним под ручку… Или ты больше не веришь в меня? Ты же знаешь, я прошел огонь и воду и всегда побеждал…
Фрике говорил так страстно и убедительно, что жена наконец сдалась. Бедняжка прекрасно понимала, что удержать его не сможет. Она обожала мужа, восхищалась его решимостью и верила, что он вернет сына под родимый кров.
Женщина взяла себя в руки и перестала плакать.
– Ты уезжаешь надолго? Ведь я могу и не дожить до твоего возвращения…
– Не стану тебя обманывать… Автобусов там, сама понимаешь, нет, и трудно рассчитывать время. Полагаю, месяца три понадобится…
– Три месяца!.. Если бы я могла быть уверена!.. Как только подумаю, какие опасности поджидают там тебя на каждом шагу… Ей-богу, помру…
– Как у тебя язык поворачивается! Умирают лишь слабаки, те, кто смирился и сложил руки… За жизнь, черт побери, надо держаться крепко! Мадам Фрике, вы парижанка, а значит, у вас душа римлянки. Вы непременно дождетесь меня. Главное – терпение и рассудительность. Я буду присылать весточку всякий раз, как только смогу… а в одно прекрасное утро вы получите телеграмму по десять или даже пятнадцать франков за слово. Там будет сказано: «Мы возвращаемся!..» Вот и попразднуем! Обнимемся и расцелуемся!
Слушая его веселые, задорные речи, жена невольно улыбнулась сквозь слезы.
– Теперь, – продолжал Фрике, – нельзя терять ни минуты. Прежде всего – деньги… У нас припасено кое-что на черный день. Я возьму половину… Остальное – тебе. Не отказывай себе ни в чем. Я должен быть уверен, что с тобой все в порядке, что ты не нуждаешься. Мне спокойнее будет. Схожу в министерство колоний, к моему приятелю, полковнику Б… Он изъездил Африку вдоль и поперек, знает там каждую пядь, и друзей у него там тьма. Он даст мне рекомендательные письма к французским офицерам… Дальше все пойдет как по маслу. Ах, господин Си-Норосси, каналья! Я вам еще покажу! Попомните мое слово.
Фрике совершенно преобразился. Он как будто сбросил лет двадцать. Глаза его блестели молодо и задорно.
Жену поразила такая неожиданная метаморфоза. Теперь она не сомневалась в том, что все будет хорошо! И все же спросила:
– Ты едешь один?
– Один?.. – прозвучал вдруг тихий голос. – Как это один? А я?
Это произнес Риммер. Скромный и незаметный, он все время сидел в сторонке и внимательно слушал.
Фрике оглянулся и строго посмотрел на приятеля.
– Что ты сказал?..
– Я сказал и еще раз повторяю, что ты едешь не один, потому что с тобой отправляюсь я…
– Ты в своем уме?..
Риммер стремительно поднялся.
– В своем ли я уме? И это говоришь мне ты? Не забывай, мой сын тоже там, и я не знаю, что с ним… Хочу отправиться на поиски. Верь, Фрике, у меня хватит сил. Я никого и ничего не боюсь… вот если только тебя немного!.. Я не помешаю, не буду обузой… У меня тоже есть сбережения… Отдаю их в общий котел… Не беспокойся… Ты командир, я подчиняюсь тебе, как собака… Прикажешь сломать себе шею – выполню приказ тотчас же и беспрекословно. Убежден, что и твоя жена поддержит меня.
Мадам Фрике подошла к Риммеру и крепко сжала его руку.
– Вы смелый человек. Благодарю вас.
– Ну, ну! – все еще ершился Фрике. – А Гретль?
– Гретль поймет… Они вместе с мадам Фрике будут думать о нас и ждать.
Фрике смутился. Преданность старого друга тронула его до слез.
О! Кто-кто, а уж он-то знал этого человека. Силен, отважен, неустрашим… В глубине души Фрике обрадовался такому решению, однако согласился не сразу, ибо слишком хорошо понимал, какие опасности сулит путешествие.
Но эльзасец был упрям. Коли что задумает, никогда не отступится.
Будь что будет! После нас хоть потоп!..
Фрике почувствовал себя вновь на коне. Годы оказались не властны над ним… И вот он опрометью бросился через весь Париж, ворвался в министерство колоний, и, поначалу озадаченный услышанным, полковник Б… мало-помалу пришел к выводу, что приятель его, несомненно, прав. Конечно, он близко знаком с офицерами из форта Крампель, из форта Аршамбо, из форта Бретоне… Фрике примут как родного, все разъяснят и помогут. Деньги есть? Прекрасно! Придется нанимать людей… И прежде всего в Сенегале, по дороге… Полковник наметил маршрут. Фрике спустится вдоль Конго. Банам Махади, Браззавиль, затем Лиранза. Наймет пироги и поднимется по реке Убанги до форта Крампель, а оттуда – согласно обстоятельствам.
– Не скрою, – сказал полковник, – предприятие ваше очень рискованно. Два шанса против одного, что живыми вам не вернуться… Однако разубеждать не стану. Французы не раз показывали примеры стойкости и самоотверженности. Обнимемся, мой дорогой Фрике. Успеха вам!
…Два дня спустя Фрике и эльзасец Риммер выехали скорым поездом в Бордо.
Вперед! На штурм Африки!
ГЛАВА 2
Взаперти! – Я хочу есть, значит, я жив. – Один в пустоте. – Сон без сновидений.
Природа беспристрастна. Насылая на сражавшихся ураган, она не встала ни на одну, ни на другую сторону.
Буря сметала все на своем пути и в одно мгновение стерла деревню коттоло с лица земли.
Что может противостоять стихии? Кто в состоянии сопротивляться? Ветер подхватывал людей, словно невесомые соломинки, и уносил неведомо куда.
Сколько времени Тотор пролежал без сознания?
Он не знал.
Молодой человек открыл глаза. Солнце нещадно било прямо в лицо.
Сначала он не понял, где находится и что с ним приключилось.
В ушах шумело. Голова раскалывалась, точно виски сжимал железный обруч.
Однако он был жив, а это главное.
Тело нестерпимо ныло, будто все кости были переломаны. Юноша попытался взять себя в руки и собраться с мыслями, но какая-то плотная пелена, казалось, обволакивала мозг, и Тотор никак не мог сосредоточиться.
– Тотор! Тотор! – шептал он сам себе. – Что это, кошмар или реальность? Нет, ты не бредишь… Ты не умер… Тебя слегка помяли… Все болит… Ой! Ой! Ты не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой. Почему?
Внезапно мелькнула страшная догадка: он связан по рукам и ногам, тугая веревка впивается в кожу. А эти толчки, сотрясающие все его существо? Да ведь он, как тюк, привязан к крупу лошади, а лошадь скачет галопом… Вокруг слышен топот копыт… Все стало ясно: он пленник и нет никакой возможности освободиться.
Сердце сжалось от бессилия и гнева. Где же вера в себя, которой учил его папаша Фрике?
К Тотору вернулась память.
«Вот что значит отдаться на волю слепого случая и броситься очертя голову в какую-нибудь авантюру! – думал он. – Бедные мои людоеды! На какую участь я обрек их! Они, наверное, погибли все до одного… Отважный, однако, человек был Аколи! Успел сделать кое-что в жизни… А Хорош-Гусь?.. А Йеба?.. Черт меня дернул втянуть их в эту историю. Из-за меня погибла целая деревня. Наполеон паршивый!»
Думать об этом было нестерпимо тяжко. Уж очень велика ответственность!
А о своем друге Тотор вовсе не мог вспоминать без боли. Он решил не произносить его имени, не думать, не помнить. И все-таки помнил и ругал себя последними словами:
«Он был богат и счастлив, мог исполнять любые свои желания. Ему бы жить в Нью-Йорке, в роскоши и благоденствии. Его окружали прекрасные женщины, одна богаче другой. Он женился бы, завел кучу деток! Это ты, эгоист Тотор, вырвал его из привычной обстановки и притащил в дикую страну, где люди пожирают людей. Нечего и говорить! Поработал на славу!»
Горло перехватило, а губы шептали:
– Меринос! Мой бедный Меринос!
Если б только он мог надеяться, что его друг также трясется сейчас, привязанный к лошадиному крупу! Веселого мало! Но он, по крайней мере, был бы жив…
Лошадь внезапно остановилась, и Тотор застонал от боли. Веревки врезались в тело так, что вот-вот, казалось, разорвут его в клочья.
На лицо ему набросили кусок материи. Тотор ощутил, как чьи-то руки вцепились в него и приподняли. Цокот копыт гулко отдавался в висках. От сильной тряски сердце, казалось, выскочит из груди. Не выдержав, парижанин, как слабая женщина, потерял сознание.
Он пришел в себя от ударившего в нос едкого запаха, открыл глаза и ничего не увидел. Наш герой чувствовал только, что лежит где-то, вытянувшись во весь рост.
Кругом царила кромешная тьма.
На мгновение страшная мысль пронзила мозг Тотора и заставила содрогнуться. А что, если он ослеп? Что, если палящие лучи африканского солнца выжгли ему глаза? Или его ослепили бандиты?
Тотор чувствовал, что он не один в этой тьме. Он не видел того, кто находился рядом, но отчетливо слышал его дыхание.
– Кто здесь? – спросил пленник сдавленным голосом.
Ответа не было. Только кто-то взял его за руку.
«Смотри-ка! Щупают пульс…» – удивился Тотор.
Рука незнакомца легла на грудь. Похоже, проверяли сердцебиение.
Тотор схватил руку и с силой сжал. Однако незнакомец без труда высвободился.
– Кто вы такой? – возмутился Тотор. – Где я нахожусь, чего вы от меня хотите?
По-прежнему никто не ответил. Таинственный посетитель, вероятно, получил приказ молчать, а возможно, просто не понимал по-французски.
На каком языке к нему обратиться? Тотор мог объясняться с папуасами и немного понимал речь коттоло. Надо попробовать.
На сей раз ему ответили, но Тотор ровным счетом ничего не понял. Очевидно, он в плену у работорговцев, а они орудуют на английской территории до Занзибара.
– Who are you? Where am I?[60]60
Кто вы? Где я? (англ.)
[Закрыть] – спросил он по-английски.
Ему ответил серьезный голос:
– Физик… арабский.
Врач!
Но человек умолк, и Тотор услыхал какой-то шорох. Он поднял голову и увидел, как незнакомец исчез через круглый ход в нескольких метрах над головой. Оттуда бил яркий свет. Небо! Голубое небо!
Тотор возликовал:
– Я не ослеп! Вот это, черт возьми, здорово!
Он не отводил глаз от залитого солнцем отверстия, как будто старался насмотреться, впитать свет про запас. Вместе со светом к нему возвращалась жизнь, воля, надежда.
– Все ясно! Я в колодце, откуда есть всего один выход. Ну что ж! Выбирать не приходится. Какое-никакое, а все-таки жилье. Да к тому же и недорого. И то хорошо! Я думал, что умер, а оказалось, что жив! Думал, что ослеп, а глаза мои видят! Чего еще желать? Жизнь прекрасна! А как там поживает наш скелет?
Тотор методично ощупал себя с головы до ног, попробовал пошевелить руками и ногами, покрутил головой, пошевелил пальцами…
– Все функционирует, Тотор. На что же тебе жаловаться? Ты устал? Не беда! Немного отдохнуть, немного подкормиться – и порядок. Да, чертовски хочется есть! Если небо смилостивилось и послало мне араба, говорящего по-английски и понимающего в медицине, то, может быть, оно пришлет и араба, понимающего в кулинарии? Остается ждать!
Воистину жизнь виделась Тотору в розовом свете… Ну, не в розовом, то хотя бы в сером… Глаза понемногу привыкли к темноте, да и свет, проникавший сквозь отверстие, позволял кое-что различить.
– Что это там, в углу? Я бы сказал, что это еда. Дьявольщина! И правда, там лежит кусок копченого мяса, лепешка из маниоки и плошка с водой. Меня хватают, отделывают под орех, швыряют в какую-то дыру, но при этом не морят голодом. Уже неплохо! Ну так налетай, как говаривал Хорош-Гусь… И что-то с ним сталось, с беднягой?
Так, по привычке рассуждая сам с собой, Тотор наелся до отвала. Хорошее предзнаменование.
К нашему молодцу вернулась способность философствовать, а с ней и былой оптимизм.
Почему, собственно, он решил, что Меринос погиб? Возможно, он тоже где-то здесь.
Тотор припомнил, что во время боя они постоянно находились рядом. Должно быть, эти проклятые арабы взяли в плен и его…
А что приключилось с Гансом Риммером? Где Хорош-Гусь, Йеба, Аколи?
– Это было бы слишком хорошо, если б и им удалось отделаться легким испугом, как мне. Но с другой стороны, почему бы и нет?
Тотор действительно чувствовал себя превосходно. Недавней усталости как не бывало.
– Друзья наверняка рассчитывают на меня, – не без самодовольства говорил себе Тотор. – Дальнейший план действий ясен: окончательно поправиться, и уж тогда… Тогда кто-то дорого заплатит мне за все. Мерзавец бен Тайуб, а может, – чем черт не шутит? – и сам султан Си-Норосси… Лично я с ним не знаком, но надеюсь, что буду иметь это редкое удовольствие. Не исключено, что именно он принимает меня так гостеприимно. Я в долгу не останусь. Пусть не сомневается, отплачу той же монетой. Глянь-ка, солнце заходит. Возможно, сегодня посетителей больше не будет… А вообще-то занятно, когда гость спускается к тебе по веревке…
Тотор обошел пещеру. Она имела форму бутылки. Стены абсолютно гладкие, сделаны из какого-то состава, напоминавшего цемент, и прочного, как гранит.
Ни единого уступа, никакой трещинки, за которую можно было бы зацепиться! Кроме того, Тотор заметил, что у него отняли часы, нож, спички. Не ногтями же прокладывать себе дорогу! И не головой же пытаться пробить стену, а то костей не соберешь!
Похоже, ему и в самом деле понадобится голова – придется пошевелить извилинами. А значит, необходимо как следует выспаться.
В углу (если у бутылки бывает угол) валялся относительно чистый соломенный тюфяк. А вот и мешок – вполне сойдет за подушку.
– Во всяком случае, меня не намерены мучить голодом и бессонницей. Пока остановимся на этом. Всему свое время.
Солнце зашло. Наступил вечер, и ничто не нарушало тишину.
Тотор почувствовал себя таким одиноким, что едва сдерживал дрожь, однако взял себя в руки. Никаких нервов! Спать! Он растянулся на тюфяке, закрыл глаза и провалился в сон.
Ему ничего не снилось.
Измученное тело требовало отдыха.
Неподвижность, тишина, забытье… Так протекли часы.
Проснувшись, Тотор поначалу не мог понять, где находится. Но вскоре вспомнил вчерашний день и огляделся. Все та же тюрьма – мрачная и странная. Отсюда не убежишь.
Сердце сжалось в тревоге. Ему стало не по себе. Тотор закричал:
– Эй! Бандитская шайка! Мерзавцы несчастные! Где же вы? Поговорим с глазу на глаз!
Молчание было ему ответом.
