Текст книги "Вор с палитрой Мондриана"

Автор книги: Лоуренс Блок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Глава 10

Я отпер стальную решетку, открыл дверь, подобрал с пола почту и бросил на прилавок, вытащил на улицу столик с дешевыми книжками и перевернул табличку на двери «Извините, мы закрыты» другой стороной: «Открыто, добро пожаловать». И не успел взгромоздиться на табурет за прилавком, как звякнул колокольчик и вошел первый покупатель. Им оказался джентльмен с по-женски округлыми плечами и в норфолкской куртке. [20]20
  Норфолкская куртка – мужская однобортная куртка с двумя нагрудными карманами.


[Закрыть]Он проявил умеренный интерес к стеллажу «Художественная литература. Общий раздел», я в это время примерно с тем же рвением изучал почту. Там оказались пара счетов, несколько книжных каталогов, открытка с запросом: не имеется ли у меня биографии Льюиса Кэррола Дерека Хадсона – не имелось, – а также письмо с официальным штемпелем вместо марки от одного полудурка, который спрашивал, может ли он и далее представлять мои интересы в Конгрессе. Вполне понятное желание. В противном случае ему пришлось бы самому нести почтовые расходы.

Пока тип в норфолкской куртке перелистывал какую-то книгу (кажется, Чарлза Рида), некая молодая особа с болезненным цветом лица и выступающими вперед, как у бобра, зубами купила пару книжонок с «дешевого столика». Зазвонил телефон, какой-то человек хотел знать, нет ли у меня в продаже Джеффри Фарнела. За все то время, что я работаю в лавке, мне звонили, наверно, тысячу раз, но клянусь, я впервые слышал, чтоб кто-нибудь интересовался Джеффри Фарнелом. Я проверил на полках, а потом сообщил звонившему, что у меня имеются две совершенно новенькие книжки, «Полет сокола» и «Джентльмен-любитель». Но его интересовал «Кузнец на празднике костров». [21]21
  Праздник костров – старинный кельтский праздник, отмечавшийся 1 мая.


[Закрыть]

– Нет, такой нет, разве что эти костры разводились под раскидистым каштаном, – пошутил я. – Но я поищу.

Мы договорились, что я отложу для него и две первые книжки, хотя вряд ли за это время кто-то может на них покуситься. Но я все равно снял их с полки, отнес в подсобку и положил на стол, где они могли греться в сиянии, исходившем от портрета на стене – там изображался святой Джон, покровитель всех книготорговцев. Затем вернулся в лавку и лицом к лицу столкнулся с высоким и упитанным мужчиной в темном костюме, сидевшем на нем словно с чужого плеча.

– Так, так, так… – протянул Рей Кирчман. – А это никак Бернард, сынок миссис Роденбарр, собственной персоной!

– А чему тут удивляться, Рей? – заметил я. – Это моя лавка, место, где я работаю. Так кому ж еще тут быть, как не мне?

– Правильно. Поэтому я и пришел сюда, повидать тебя, Берни. Но ты был в подсобке, и, знаешь, я даже запсиховал. А вдруг кто решил тебя похитить?

Я покосился через плечо на типа в норфолкской куртке. С Чарли Рида он переключился на что-то другое, только я никак не мог разглядеть, что именно.

– Бизнес, я вижу, процветает, а, Берни?

– Не жалуюсь.

– Подкармливает помаленьку, да? Хотя ты не из тех, кто нуждается в подкормке… Позволяет сводить концы с концами, верно?

– Когда как. Бывают удачные недели, бывают неудачные.

– Но ты на плаву держишься, правильно?

– Держусь.

– И еще небось ловишь свой кайф, продвигаясь по этой узенькой, но прямой тропинке, между добром и злом? Да одно это многого стоит, правда?

– Рей…

– Спокойную совесть, вот что ты имеешь. А это многого стоит, спокойная совесть, да…

– Э-э…

Я кивком указал на покупателя, который, судя по позе, навострил уши и так и ловил каждое наше слово. Рей обернулся, окинул его оценивающим взглядом и ущипнул себя за массивный подбородок.

– Намек понял, Берн, – сказал он. – Тебя беспокоит, что сей почтенный джентльмен будет шокирован, узнав о твоем криминальном прошлом, да?

– О, Господи, Рей!

– Сэр, – громко объявил Рей Кирчман, – вы, конечно, можете этого и не знать, но вам выпала честь купить книжку у бывшего знаменитого преступника. Наш Берни некогда являлся взломщиком, от которого было бесполезно запирать квартиры и дома. Теперь же он – ходячее свидетельство тому, что любой, даже самый закоренелый преступник способен стать на путь исправления. Да, сэр, могу со всей ответственностью заявить, что все наши ребята из нью-йоркской криминальной полиции очень высокого мнения о Берни. И вы, мистер, всегда можете заходить и спокойно покупать у него книжки. И последнее, что я собираюсь делать – так это преследовать вас за это.

Но мой покупатель уже устремился к двери, и через секунду она громко за ним захлопнулась.

– Спасибо, – с горечью заметил я.

– А-а, не расстраивайся, Берн! Он бы все равно ничего не купил. Какой-то замороженный. Такие типы заходят в книжную лавку, как в библиотеку. Я эту породу знаю, на таком и двух центов не заработаешь.

– Но, Рей…

– И потом, он вообще выглядел подозрительно. Глаза так и шныряли по сторонам. Еще, глядишь, и спер бы какую книжечку, только подвернись случай. Сам ты – честный парень, Берн, и понятия не имеешь, сколько ошивается вокруг разных жуликов.

Я промолчал. Не к чему его поощрять.

– Скажи-ка, Берн, – начал он и оперся тяжелой рукой о прилавок, – вот ты тут всю дорогу при книгах, все сидишь да почитываешь. А давай-ка я прочту тебе кое-что. Минутка у тебя найдется?

– Ну, э-э…

– Ну конечно же найдется! – сказал он и уже полез во внутренний карман пиджака, как вдруг распахнулась дверь и в лавку ворвалась Кэролайн.

– Ах, вот ты где! – воскликнула она. – Я звонила, но ты не отвечал, потом еще раз позвонила, но было занято, и тогда я… О, привет, Рей.

– О, привет, Рей, – эхом откликнулся он. – Нет, чтобы сказать, что ты рада меня видеть, Кэролайн. Я же не собачка какая-нибудь, которую ты собралась купать.

– Я бы советовала тебе сменить этот тон, – сказала она.

– Итак, ты звонила, и его не было дома, а потом позвонила, и было занято, и тогда ты примчалась сюда. Наверняка тебе есть что сказать своему другу, да?

– А что?

– Так говори.

– Могу и подождать, – сказала она.

– Тогда тебе лучше отправиться своей дорогой, Кэролайн. Иди доставай пылесос и высасывай блох у бландхаунда.

– Могу сделать тебе аналогичное предложение, – мило улыбаясь, ответила она. – Только обойтись при этом без пылесоса. Почему бы тебе не отправиться своей дорогой и не продолжить вымогать взятки? Я к Берни по делу.

– Я тоже, лапочка. Как раз собирался обратиться к нему как к литературному эксперту. Надеюсь, ты не обидишься, если я прочту кое-что твоему дружку?

Он извлек из кармана маленькую карточку.

– «Вы имеете право хранить молчание, – с выражением начал он, – и не отвечать на вопросы. Имеете право проконсультироваться со своим адвокатом. Если такового у вас не имеется, вы вправе потребовать предоставить вам адвоката». – И он продолжил в том же духе. Наверно, я не совсем точно воспроизвожу написанные там слова, но общий смысл, думаю, ясен. И я не собираюсь пересказывать все. Но если вас все-таки одолеет любопытство, ступайте и бросьте камень в окно полицейского участка. Оттуда кто-нибудь непременно выбежит и повторит все прочитанное Реем слово в слово.

– Что-то я никак не врублюсь, – заметил я. – К чему ты читаешь мне все это?

– Ох, Берни… Позволь прежде задать тебе один вопрос, о'кей? Тебе известен жилой дом под названием «Шарлемань»?

– Конечно. На углу Пятой Авеню и Семьдесят какой-то там, точно не помню. А что?

– Бывал там когда-нибудь?

– Как это ни странно, но не далее как позавчера.

– Серьезно? Ну, хорошо. Тогда будь другом, скажи-ка мне, слышал ли ты о человеке по имени Гордон Ондердонк?

Я кивнул.

– Мы встречались, – сказал я. – Один раз тут, в лавке, а второй – у него, два дня назад.

– На его квартире, в «Шарлемане»?

– Именно… – Куда это он, интересно, клонит? Ведь я ничего не крал у Ондердонка, к тому же тот вряд ли мог донести на меня в полицию только на том основании, что пропали любовные письма Андреа. Или же Рей специально напускает туману, чтоб усыпить мои подозрения, и вся эта болтовня об Ондердонке – лишь прелюдия к настоящему допросу, связанному с пропажей марок Дж. Ч. Эпплинга? Но ведь Эпплинги вроде бы еще не вернулись, во всяком случае, сегодня ночью дома их не было. Так как же они могли обнаружить пропажу и сообщить об этом в полицию? И как мог успеть Рей связать эту кражу со мной?.. – Он пригласил меня зайти, – сказал я. – Хотел, чтоб я оценил его личную библиотеку, хотя вроде бы продавать пока не собирается. Ну, вот я и посидел у него какое-то время, просматривал книги и подсчитывал общую сумму.

– Очень благородно с твоей стороны.

– Мне заплатили за работу.

– Неужели? Выписали чек?

– Нет, он заплатил наличными. Двести долларов.

– Да, это нечто. И ты, будучи законопослушным гражданином, конечно же успел доложить об этом своем доходе в налоговую инспекцию, да, Берн?

– Откуда такой сарказм? – возмутилась Кэролайн. – Ведь Берни ничего плохого не сделал.

– Никто ничего не сделал. И тюрьмы битком набиты ни в чем не повинными ребятами, застрявшими там по ложным обвинениям насквозь коррумпированной полиции.

– Одному Господу ведомо, сколько у нас продажных полицейских, – сказала Кэролайн. – И если это не они хватают и сажают ни в чем не повинных людей, тогда я не знаю, чем они там еще занимаются!

– Ладно. Так или иначе, но Берн…

– Кроме того, что обжираются в ресторанах и не платят при этом за еду, – продолжила она. – И торчат без дела на каждом углу, обмениваясь дебильными шуточками, а в это время бандиты насилуют и грабят пожилых дам! Кроме того, что…

– Кроме того, что выслушивают оскорбления от какой-то ничтожной лесбиянки, которой нужен срочный укол от бешенства и намордник!

Настал мой черед вмешаться.

– Давай по существу, Рей. Ты только что зачитал мне мои права. Там сказано, что я вовсе не обязан отвечать на твои вопросы. Так что спокойно можешь перестать задавать их. А вот я задам тебе один. К чему весь этот цирк и что означает…

– Ах, к чему! И что, черт побери, означает? Ты арестован, Берни, вот что. Иначе к чему бы я стал зачитывать тебе твои права?

– Арестован за что?

– О, Господи ты Боже, Берн! – Он вздохнул и удрученно покачал головой с таким видом, словно все его пессимистические взгляды на природу человека получили очередное подтверждение. – Этот тип, Ондердонк, – сказал он. – Его нашли в шкафу, в спальне. Связанным, с кляпом по рту и пробитой башкой.

– Так он мертв?

– А ты полагаешь, парень мог еще дышать после того, как ты оставил его в таком виде? Конечно, со стороны сукиного сына так помирать было неразумно, но именно это он и сделал. Да, он мертв, и я собираюсь предъявить тебе обвинение в убийстве. – Он показал пару наручников. – Придется воспользоваться ими, – добавил он. – Такие уж в наши дни установлены правила… Но ты можешь не торопиться, Берн, сперва запри магазин и все такое прочее. И смотри, запирай как следует. Эти воры, сукины дети, тут же углядят, что лавка осталась без присмотра.

Кажется, я так ничего и не сказал ему. Просто стоял и смотрел, и все.

– Кэролайн, придержи-ка дверь, я помогу Берни втащить столик. На улице оставлять нельзя. Да уже через час растащат все книжки до единой, а потом и сам столик упрут. О дьявол, Берни, ну как с тобой могло такое приключиться? Ты же всегда был тихим и смирным. Ну ладно, кража она и есть кража, но чтоб убивать… За что ты его, а, Берн?

Глава 11

– Что меня больше всего беспокоит, – сказал Уолли Хемфилл, – так это то, что стало невероятно сложно вырваться на пробежку. Времени катастрофически не хватает. Представляешь, как здорово было бы найти клиента-бегуна? Ну, ты сам знаешь, как это бывает. Многие обтяпывают свои дела прямо на поле для гольфа, над девятью лунками. «Понял вас, – сказал бы я, – но давайте сперва пробежим вокруг бассейна и посмотрим, что тут можно сделать». Не хочешь немного прибавить, а, Берни?

– Не знаю. Мы и без того бежим слишком быстро.

– Где-то около четырех с половиной миль в час, не больше.

– Странно. А я готов поклясться, мы несемся со скоростью звука.

Он вежливо усмехнулся и прибавил ходу. Я со свистом втянул воздух и старался не отставать. Занятно, скажете вы. Был все еще четверг, и я все еще не ложился спать, а было уже около шести тридцати вечера, и мы с Уолли Хемфиллом бежали по кругу против часовой стрелки в Центральном парке. Его круговая аллея длиной в шесть миль была закрыта для движения транспорта, и бесчисленное множество бегунов занималось тем, что вдыхало воздух, превращая кислород в двуокись углерода.

– Позвони Клейну, – сказал я Кэролайн, выходя из лавки в наручниках. – Скажи, пусть приедет забрать меня. Иди ко мне домой, возьмешь там бабки и постарайся внести залог.

– Что-нибудь еще?

– Желаю приятно провести день.

И мы с Реем направились в одну сторону, а Кэролайн – в другую. Я шел и размышлял о Норбе Клейне, который несколько раз представлял мои интересы в суде. Это был симпатичный низенький человечек, немного напоминающий разжиревшую ласку. У него имелся офис на Квинс-бульвар и маленькая частная практика, не принесшая ему громкой известности. Он не слишком впечатляюще выступал в суде, зато очень ловко умел обтяпывать делишки, так сказать, за кулисами, и всегда безошибочно знал, к какому из судей можно подъехать и как. Я как раз пытался вспомнить, когда мы с Норбом виделись в последний раз, как вдруг Рей, словно между прочим, заметил:

– А ты что, разве не слышал, Берн? Норб Клейн умер.

– Что?!

– Ты же знаешь, каким жутким бабником он был, ни одной юбки не пропускал. Он даже шлюх для своих клиентов поставлял, а перед тем непременно пробовал товар на вкус, и знаешь, чем кончил? Трахал свою секретаршу прямо в офисе, на диване. Девица проработала с ним лет восемь, а то и десять. И тут вдруг его прихватило. Обширная, как это ее там, коронарная… Ну, короче, помер, что называется, в седле. Бедняжка говорила, что пыталась оживить его всеми способами, и знаешь, я ей верю, но…

– Господи! – воскликнул я. – Кэролайн!

И мы коротко посовещались прямо на улице, и единственным человеком, пришедшим мне на ум, был Уолли Хемфилл, пытавшийся оградить себя от участи Норба Клейна с помощью изнурительной подготовки к марафону. У него была вполне приличная практика, правда, специализировался он исключительно на разводах, завещаниях, разного рода партнерских договорах, в этом роде. И у меня вовсе не было оснований полагать, что он сведущ в делах, так сказать, криминального толка. Однако он примчался по первому моему звонку, Господь да вознаградит его за это, и меня выпустили под залог, и я, следуя рекомендациям своего адвоката, категорически отказался отвечать на любые вопросы, задаваемые мне в полиции, и если мне удастся выдержать эту пробежку по парку, то я буду жить вечно.

– Занятно все же, – заметил Уэлли и гордо возглавил подъем на холм, словно воображал себя Тедди Рузвельтом. – Вот мы с тобой виделись только в парке, пробежали вместе каких-то несчастных несколько миль, но я всегда считал тебя настоящим бегуном.

– Да какой там настоящий! Мне больше трех миль в час не выжать. И потом, я не привык бежать в гору…

– Нет, погоди, дай мне закончить. Я же не критикую твой бег, Берни. Просто я всегда воспринимал тебя как бегуна. Мне и в голову не приходило, что ты можешь оказаться взломщиком. Я хочу сказать, ведь взломщики – это все же не совсем обычные ребята, с которыми можно поболтать о плоскостопии или там искривлении позвоночника, верно?

– Попробуй воспринимать меня как торговца подержанными книгами.

– И именно поэтому ты и оказался в квартире Ондердонка?

– Да.

– По его приглашению. Ты отправился к нему позавчера вечером, то есть во вторник, и оценил его библиотеку, так?

– Ага.

– И он был жив, когда ты ушел, так?

– Конечно был жив, когда я ушел! Я в жизни своей еще никого не убил.

– И ты оставил его связанным, так?

– Нет, я не оставлял его связанным. Я оставил его в добром здравии и отличном расположении духа, когда он вышел проводить меня к лифту… О, вспомнил! Он находился в холле всего секунду и почти тут же вернулся в квартиру, подойти к телефону.

– Так значит, лифтер не видел, что он выходил тебя проводить?

– Нет.

– А сколько было времени? Если он действительно говорил по телефону и нам удастся выяснить с кем, то…

– Около одиннадцати. Да, примерно так.

– Но лифтер, спускавший тебя вниз, дежурил только до полуночи, так? И привратник, и этот, как их там называют…

– Консьерж.

– Да, именно. Новая смена заступает на дежурство в полночь. Итак, если ты вышел из квартиры Ондердонка около одиннадцати…

– Ну, может, в одиннадцать тридцать.

– Что, так долго пришлось ждать лифта?

– Да эти лифты – все равно что поезда в метро. Пропустишь один, а следующий только через час, вот и стой, дожидайся.

– Нет. У тебя была еще одна встреча. В том же здании.

Не думаю, чтоб Норбу Клейну удалось бы так быстро додуматься до этого.

– Ну, что-то в этом роде.

– Мало того, ты побывал там же и вчера вечером. И уже не воспользовавшись именем Ондердонка, чтоб проникнуть в здание. Смена, заступившая на ночное дежурство, утверждает, что тебя видели выходящим из здания две ночи подряд, и в обоих случаях лифтер клянется, что забирал тебя на этаже Ондердонка. Так или нет?

– Угу.

– А ребята из другой смены утверждают, что ты проник под видом разносчика сэндвичей из деликатесной.

– Не сэндвичей, а цветов. Из цветочного магазина. Что, кстати, доказывает, какие надежные они свидетели.

– Вроде бы они действительно сказали «цветы».

– Из деликатесной, да?

– Думаю, они сказали «цветы из цветочного магазина», это просто я перепутал, подумал о сэндвичах. И еще, полагаю, ты заблуждаешься, называя их плохими свидетелями. К тому же и медицинская экспертиза также не сулит ничего хорошего.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, насколько мне стало известно, Ондердонк был убит ударом по голове. Ударили его дважды, тяжелым твердым предметом, второй удар оказался смертельным. Пролом черепа, церебральная гематома, боюсь, я не слишком сведущ во всей этой терминологии. Но суть ясна. Его ударили, и он от этого удара скончался.

– Время смерти установлено?

– Приблизительно.

– Ну и?..

– Согласно их расчетам, он умер приблизительно в том промежутке времени, пока ты находился в «Шарлемане».

– Во второй раз, – сказал я.

– Нет.

– Нет?

– Ты побывал у Ондердонка во вторник вечером, правильно? И ушел в среду, незадолго до часа ночи, так?

– Примерно так.

– Ну вот именно тогда он и умер. Плюс-минус, по всей видимости, часа два, потому как обнаружить тело удалось лишь через сутки, а это несколько затрудняет экспертизу. Но умер он в ту самую первую ночь, это определенно, Берни! Куда это ты направился, а?

А направился я в обход, по Сто второй улице, которая позволяла примерно на милю сократить путь по нашему шестимильному круговому маршруту да к тому же еще избежать подъема на самый крутой холм. Уолли нужно было набрать еще милю, и подъем компенсировал бы это, но я продолжал по-собачьи трусить по боковой дорожке, и ему ничего не оставалось, как последовать за мной.

– Послушай, – сказал он, – через пару лет ты будешь просто изнывать по крутым подъемам. Нет, времени для бега будет более чем достаточно. Тюремные дворы, вот что тебя доконает. Они там плоские как блин, и придется ограничиться беговой дорожкой длиной в одну десятую мили. Есть у меня один клиент, сидит в Грин-Хейвен, так он умудряется набегать сотню миль за неделю. Просто выходит себе во двор и бегает часами. Это утомительно, зато имеет свои преимущества.

– Наверное, потому, что нет особой нужды запоминать маршрут.

– Именно. В среднем за день он делает где-то по пятнадцать миль. Можешь представить, в какой он будет форме, когда выйдет на свободу?

– А когда это будет?

– О, трудно сказать. Но через пару лет он должен предстать перед комиссией по досрочному освобождению, и у него очень хорошие шансы. Если, конечно, за это время ничего не натворит.

– А за что его?

– Ну, у него была подружка, а у этой подружки завелся парень, и он об этом узнал, ну и порезал их маленько.

– В прямом смысле?

– Да, ножичком. И они… э-э… того, померли.

– О…

– Такие вещи случаются.

– Да, на каждом шагу, – подтвердил я. – Слушай, Уолли, сбавь обороты. Иначе у меня от всех этих гор копыта отвалятся.

– Тебе следует бросить вызов этим холмам, Берни. Иначе как ты разовьешь свою четырехугольную мышцу?

– Пока что я чувствую, что у меня развивается ангина… Но как он мог оказаться мертвым, пока я еще был в здании?..

Он не ответил, и какое-то время мы в дружном молчании бежали по дорожке. Потом, не глядя на меня, он сказал:

– Послушай, Берн, я догадываюсь, как это могло произойти. Он был здоровенным сильным парнем, и тебе, перед тем как ограбить квартиру, пришлось вырубить его и связать. И ты вырубил его, дал по башке, а потом связал, и в тот момент он был еще жив, но потом что-то произошло у него с мозгами, какая-то штука со всеми этими извилинами, а ты так и не понял, что ему крышка. Потому как вряд ли сунулся бы туда же назавтра, зная, что в доме находится покойник… Хотя нет, погоди минутку. Если бы ты знал, что оставил его живым и связанным, то вряд ли стал бы возвращаться. Да ты бы и на милю к этому зданию не подошел, верно?

– Верно.

– Так ты его не убивал…

– Конечно нет.

– Или же убил, и знал, что он мертв, и потому вернулся. Но зачем?

– Я и пальцем его не тронул. И ничего у него не украл, не говоря уже о том, что и не думал убивать! Так что на этот твой вопрос довольно трудно ответить, Уолли.

– Ладно, давай на время забудем об Ондердонке. Зачем ты еще раз сунулся в этот дом? Ведь ты уже побывал там накануне и совершил кражу. Ведь именно это ты и сделал, так? Что-то у кого-то стащил после того, как расстался с Ондердонком, да?

– Да.

– Так зачем ты вернулся? И не рассказывай мне сказки, что проникнуть в здание не составляло труда, потому как я все равно не поверю.

– Да, пробраться туда труднее, чем в Форт-Нокс. Черт!..

– Тебе станет легче, если ты доверишься мне, Берн. Все, что ты скажешь, останется между нами. Я никому не проболтаюсь.

– Знаю.

– Итак?

– Я ходил к Ондердонку.

– В квартиру Ондердонка?

– Да.

– У вас была назначена встреча? Хотя нет, ты притворился, что разносишь сэндвичи.

– Цветы.

– Я что, снова сказал «сэндвичи»? Я имел в виду цветы. И ты вернулся туда, зная, что он убит?

– Я вернулся, зная, что его нет дома, потому что никто не подходил к его долбаному телефону.

– Так ты звонил ему? Но зачем?

– Убедиться, что его нет. Чтобы войти в его квартиру.

– С какой целью?

– Украсть кое-что.

Левая нога, правая, снова левая, правая…

– Ты что-то присмотрел, когда оценивал библиотеку?

– Точно.

– И решил зайти и забрать, так?

– Нет. Дело обстоит несколько сложнее, но в целом ты прав.

– Знаешь, теперь мне гораздо сложнее воспринимать тебя как торговца книгами. И куда легче представить взломщиком. Тем, кого в газетах называют человеком, способным на непредумышленное преступление. Ну, нечто вроде клептоманьяка, но с неким провидческим даром. Итак, ты вернулся в квартиру, где уже успел накануне оставить целую кучу своих отпечатков. И где уже назвался своим настоящим именем на входе, так?

– Я не говорю, что это был самый разумный из моих поступков в жизни.

– Уже хорошо, потому как таковым он действительно не является. Ну, не знаю, что и сказать, Берни… Не уверен также, что идея нанять меня была из разряда самых удачных. Я вполне приличный адвокат, но особого опыта в криминальных делах не имею. Не могу сказать, что так уж много сделал для того клиента, ну, кто зарезал ту парочку. Правда, тогда, надо признаться, я не слишком уж лез из кожи, поскольку считал, что все мы будем спать спокойнее, пока этот тип бегает себе по двору Грин-Хейвен. Тебе же, если откровенно, нужен человек, знающий ходы и выходы. Умеющий подмазать как надо и кого надо, толково составить судебное прошение, ну, ты понял. Я для этих дел не гожусь.

– Но я невиновен, Уолли!

– А я до сих пор так и не понял, к чему тебе понадобилось заходить туда во второй раз.

– Послушай, Уолли, я прошлой ночью глаз не сомкнул, и больше четырех миль мне не осилить. Давай остановимся, иначе я сдохну.

– Можно немного сбавить темп.

– Хорошо… – Я, словно во сне, продолжал перебирать ногами. – А какая, собственно, разница, заходил я туда во второй раз или нет? – спросил я Уолли. – В квартире и без того было полно моих отпечатков, охрана меня засекла, и если он действительно умер в том промежутке времени, то второй визит был вроде бы излишним.

– Ага. За тем маленьким исключением, что теперь гораздо сложнее оспорить в суде тот факт, что ты вообще побывал там.

– О…

– Вчера ты проторчал там больше восьми часов, Берни. Этого я тоже никак не могу понять. Ты провел восемь часов в квартире с мертвецом и утверждаешь, что и понятия не имел, что Ондердонк мертв. Не кажется ли тебе это несколько странным?

– Я же не видел его, Уолли… – Уф, уф!.. – Рей Кирчман сказал, что тело обнаружили в гардеробе, в спальне. Я проверил все комнаты, но по шкафам не лазил.

– А что ты вынес из его квартиры?

– Ничего.

– Берни, я твой адвокат.

– А я уже было начал думать, мой тренер по бегу… Ладно, не важно. Да будь ты даже духовником, ответ все равно тот же. Я ничего не взял из квартиры Ондердонка.

– Но ведь ты пошел туда с целью украсть?

– Да.

– И вышел без оного предмета?

– Совершенно верно.

– Почему?

– Да потому, что его там уже не было, этого предмета. Его стащил кто-то другой.

– И ты развернулся и несолоно хлебавши отправился восвояси?

– Правильно.

– Но только через восемь часов или около того. Что-то интересное показывали по телевизору или ты решил перечитать все книжки в его библиотеке?

– Не хотел выходить прежде, чем сменится охрана. И потом, просидел я у Ондердонка вовсе не восемь часов, а меньше. Я находился в другой квартире, пустующей, примерно до полуночи.

– Так значит, ты рассказал мне не все?

– Ну, может, пару подробностей утаил.

– Ну, хорошо. Ладно, Бог с ним. Но ты ведь не солгал мне в самом существенном, нет?

– Нет.

– Ты уверен?

– Абсолютно.

– И ты его не убивал?

– Господи, нет!

– И не знаешь, кто это сделал, Берн? Скажи, тебе известно, кто его убил?

– Нет.

– Ну, хоть догадываешься?

– Понятия не имею.

– Ну что, еще кружок, а? Пробежим вон по той обходной дорожке, сделаем еще одну такую славную четырехмильную петельку, а?

– Нет, Уолли, не могу.

– Давай попробуем!

– Просто не в состоянии.

– Ну, как хочешь. – Грудь его вздымалась, локти работали, как поршни. – Тогда увидимся позже. Я пошел!