Текст книги "Вор с палитрой Мондриана"

Автор книги: Лоуренс Блок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Нет, поймите меня правильно. Я вовсе не пытаюсь оправдаться в ваших глазах. Воровство – это занятие аморальное, осуждаемое с позиций высокой нравственности, и я это вполне осознаю. Но ведь я не краду медяков с век усопшего, не вырываю куска хлеба изо рта у ребенка, не отнимаю у людей дорогие их сердцу памятные сувениры. Я просто обожаю коллекционеров, вот что я вам скажу. И очищаю их квартиры с самым чистым сердцем и без каких-либо угрызений совести.

Правда, государство имеет на эту проблему свою особую точку зрения. Оно не склонно проводить различия между похищением коллекции марок и кражей у какой-нибудь вдовы денег, отложенных на пропитание. А потому, сколь рациональны ни были бы мои объяснения и оправдания, приходилось принимать все меры, чтоб избежать тюрьмы.

Что означает, что мне уже давно пора убраться отсюда ко всем чертям.

Я выключил везде свет – кстати, в кабинете на столе тоже стояла лампа от Тиффани – и направился в коридор, к входной двери. Уже по дороге у меня вдруг засосало под ложечкой, и я подумал, а не заглянуть ли в холодильник и не соорудить ли себе большой сэндвич, в надежде, что хозяева не хватятся еды, как не хватятся пропажи целого состояния в виде марок. Но Синг-Синг и Аттика [5]5
  Аттика – одна из известных американских тюрем.


[Закрыть]просто переполнены парнями, которых в свое время вот так же сгубил один-единственный сэндвич, а если я благополучно выберусь отсюда, то смогу купить себе хоть целый ресторан.

Я посмотрел в дверной глазок, убедился, что в холле никого, потом приложил ухо к двери и прислушался. Ни звука. После этого отпер дверь, приотворил ее, еще раз убедился, что в холле ни души, и уже только тогда вышел. Снова занялся замком «Пуляр», но на этот раз аккуратно, щадя чувства изготовителя. Ставить на место поддельный охранный цилиндр не стал, просто подмигнул ему и двинулся дальше, не забыв, впрочем, стереть отпечатки с наружной части двери. И вот с атташе-кейсом в руке я благополучно добрался до двери на пожарную лестницу, отпер ее, вышел на площадку и с облегчением вздохнул, услышав, как она тихо затворилась за мной.

Поднялся на один этаж, затем остановился – снять резиновые перчатки, которые сунул в карман пиджака. Не хотелось открывать атташе-кейс, а то еще, не дай бог, эти чертовы марки разлетятся по всей лестнице… Затем поднялся еще на три этажа, отпер дверь, ведущую в холл, вышел и, подойдя к лифту, надавил на кнопку вызова. Пока он поднимался ко мне с первого этажа, взглянул на часы.

Без двадцати пяти час. Было примерно одиннадцать тридцать, когда я распрощался с Ондердонком, а это означает, что я пробыл в квартире Эпплингов около часа. Раньше мне почему-то казалось, что я вполне способен управиться и за полчаса, но я не учел, что на то, чтобы разобраться со всеми этими альбомами, понадобится куда больше времени. А вот задерживаться в спальнях было совсем не обязательно, к тому же следовало бы уделить меньше времени разглядыванию ламп от Тиффани. Но кто сказал, что человек не должен словить хоть какой-то кайф от работы? Ладно, как бы там ни было, но я благополучно выбрался оттуда, а это главное.

И все же, все же стыд и позор, что я не управился до полуночи. Ведь обычно именно в это время в строго охраняемых зданиях, подобных «Шарлеманю», происходит смена караула. И теперь меня увидят уже ночной лифтер, ночной консьерж и совсем другой привратник. Однако если б я вышел раньше, то тогда те, первые, увидели бы меня во второй раз, и еще неизвестно, что хуже. Впрочем, тоже не важно, ведь я называл им свое имя и…

Двери лифта разъехались. Я вошел в кабину и тут же развернулся лицом к двери в квартиру Ондердонка.

– Ну, доброй ночи, – сказал я. – Постараюсь выяснить эти цифры для вас как можно быстрей.

Двери закрылись, лифт начал спускаться. Я привалился спиной к деревянной обшивке и скрестил ноги.

– Долгий выдался денек, – заметил я.

– Для меня он только начался, – сказал лифтер.

Я старался не думать о камере над головой. Но это все равно что стараться не думать о том, что левая ваша нога попала в ведро с ледяной водой. Я не мог смотреть в телекамеру и одновременно никак не удавалось подавить желания взглянуть на нее хотя бы искоса. И тогда я принялся демонстративно зевать во весь рот. Спускался лифт совсем недолго, но эти секунды показались мне вечностью.

Небрежный кивок консьержу. Привратник придержал для меня дверь и тут же поспешил вперед, к краю тротуара, поймать такси. Одно подвернулось почти тотчас же. Я сунул привратнику доллар и велел водителю ссадить меня на углу Мэдисон и Семьдесят второй. Расплатившись с ним, я прошел пешком один квартал до Пятой Авеню, где поймал другое такси и уже на нем отправился домой… Я сидел на заднем сиденье, водрузив атташе-кейс на колени и перебирая в памяти отдельные наиболее яркие эпизоды моего визита в квартиру II-Би. Момент, когда замок фирмы «Пуляр», кокетничая, щелкал и дразнил меня, совершенно выводя из всякого терпения, а затем вдруг дрогнул, подался, задрал, что называется, лапки вверх. Вид этой перевернутой вверх ногами марки с самолетиком, единственной на всей странице, словно она так и поджидала меня там с того самого дня, как вышла из печати с браком…

Я дал водителю доллар на чай. Мой собственный привратник, молодой парень с остекленелыми глазами, работавший в ночную смену с двенадцати до восьми утра и непрерывно подогревающий себя мускатом, и не подумал бросаться навстречу, чтоб распахнуть для меня дверцу такси. Я ожидал, что он хотя бы придержит входную дверь, но в том не было нужды. Она почему-то оказалась распахнута настежь, а он остался сидеть и приветствовал меня хитрой заговорщицкой улыбкой. Интересно, подумал я, какие такие секреты, по его мнению, мы с ним разделяем?..

Поднявшись наверх, я сунул собственный ключ в собственный замок – просто разнообразия ради – и отворил дверь. В квартире горел свет. Наверно, я сам оставил его, чтоб отпугнуть воров. Но нет, погодите минутку… Нет, я точно помнил, что кроме меня свет оставить было некому, но я его погасил, это точно.

Так что же, черт возьми, происходит?

Я перенес ногу через порог, затем осторожно отвел ее назад, словно разучивая па из какого-нибудь нового танца. Затем все-таки решился и вошел. Обернулся к дивану и заморгал, а там, сонно моргая мне в ответ и напоминая при этом слегка косоглазую сову, сидела моя подруга Кэролайн Кайзер.

– Господи, Берни! – сказал она. – Наконец-то! Куда это ты, черт побери, запропастился?

Я затворил за собой дверь и запер на задвижку.

– И тебе удалось вскрыть мой рэбсонский замок? – изумился я. – Вот уж не думал, что у тебя такие таланты.

– Ничего я не вскрывала.

– Только не говори, что это привратник впустил тебя. Во-первых, не имел права, во-вторых, у него просто нет ключа.

– Ключ у меня, Берн. Ты что, забыл? Ты сам дал мне запасные ключи от твоей квартиры.

– Ах, ну да, конечно!

– Ну и я просто вставила его в замок, повернула, и провалиться мне на этом месте, если эта штука тут же не открылась. Ты хоть когда-нибудь бы сам попробовал, просто ради интереса? Работает как часы.

– Кэролайн…

– А у тебя есть что-нибудь выпить? Знаю твою манеру, ждать, пока кто-то первый не предложит, но ведь у человека всяческое терпение может лопнуть.

– В холодильнике две бутылки пива, – сказал я. – Одной я собираюсь запить сэндвич, который собираюсь себе сделать, другая в полном твоем распоряжении.

– Темное мексиканское пиво, да? «Дос Эквис»?

– Точно.

– Так его уже нет. А что у тебя еще имеется?

Я на секунду призадумался.

– Вроде бы оставалось немного виски.

– Солодовое? «Глен Ислей»? Что-то в этом роде?

– Так ты и до него тоже добралась?

– Боюсь, что да, Берн.

– Тогда придется влачить жизнь трезвенников, – сказал я. – Если, конечно, не хочешь угоститься «Лейвори». Сразу сбивает с копыт. В нем градусов шестьдесят, не меньше.

– Собачий сын…

– Кэролайн…

– А знаешь что? Я ведь собиралась сказать «сукин сын». Может, в этом выражении и есть некий оттенок сексуальности, но уж оно куда точнее, чем «собачий сын». Можно на каждом углу талдычить: «собачий сын, собачий сын», а людям и в голову не придет, что ты ругаешься.

– Что ты здесь делаешь, Кэролайн?

– Умираю от жажды, вот что.

– Да ты надралась, как свинья!

– Ни хрена, Берни.

– Нет, надралась. Выпила два пива и пинту виски и после этого будешь говорить, что не надралась. И физиономия у тебя вконец окосевшая.

Она уперлась локтем о колено, подбородком – в кулачок и окинула меня испепеляющим взглядом.

– Ну, во-первых, никакой пинты там не было. Всего-то от силы унций шесть, а это даже меньше чем полпинты. Да это все равно что выпить три рюмашки в хорошем баре или две – в самом шикарном. Во-вторых, некрасиво говорить своему лучшему другу, что она надралась как свинья. Ну, может, наклюкалась, нализалась, малость перебрала, ну, на худой конец, нетвердо держусь на ногах, еще куда ни шло. Но чтоб сказать человеку, которого любишь, что она надралась как свинья?.. И в-третьих…

– В-третьих, ты все равно пьяная.

– В-третьих, да будет тебе известно, я напилась еще до того, как попробовала эту твою дрянь! – Она торжествующе улыбнулась, затем нахмурилась. – И в-четвертых, Берни что-то я совсем запуталась. Или не в-четвертых?.. Не знаю. Никак не могу вспомнить, сколько забегаловок сегодня обошла. В-пятых, я была уже пьяная, когда пришла к себе домой, и была пьяная еще до того, как пришла к тебе домой, таким образом выходит, что…

– Выходит, что ты, возможно, не туда забрела? – предположил я.

– Не знаю, куда я там забрела. – Она раздраженно отмахнулась. – Да это и не важно.

– Не важно?

– Нет.

– Тогда что же важно?

Она настороженно огляделась по сторонам.

– Этого никому нельзя говорить.

– Никому нельзя говорить что?

– А жучков у тебя тут, случайно, нет, а, Берни?

– Да вроде бы нет. Только обыкновенные тараканы. А в чем, собственно, дело, а, Кэролайн?

– Дело в том, что мою киску украли.

– Не понял?

– О, Боже! – простонала она. – Моего ребенка похитили!

– Твоего ребенка… Но, Кэролайн, у тебя же нет детей. Сколько ты выпила, только честно? До того, как пришла сюда?

– Ни хрена! – сказала она громко. – Можешь ты меня нормально выслушать или нет? Это Арчи.

– Арчи?

Она кивнула.

– Арчи, – повторила она. – Они похитили Арчи Гудвина.

Глава 4

– Кота, – сказал я.

– Правильно.

– Кота Арчи. Твоего бирманца. Именно этого Арчи.

– Ну, ясное дело, Берн. Кого же еще?

– Ты сказала, Арчи Гудвина, и первое, что я подумал…

– Это его полное имя, Берн.

– Знаю.

– Я не имела в виду Арчи Гудвина – человека, Берн. Потому что это персонаж из романов о Ниро Вульфе, и похитить его могли только в книжке, и, даже если бы это и случилось, я бы не стала прибегать к тебе среди ночи и поднимать весь этот переполох. Хочешь начистоту, Берн? Мне кажется, тебе тоже нужно выпить, причем еще больше, чем мне.

– Думаю, ты права, – ответил я. – Посиди. Я через минуту вернусь.

На деле прошло минут пять. Я прошел по коридору мимо квартиры моей приятельницы миссис Хеч к двери миссис Сейдель. Миссис Сейдель отправилась навестить родственников в Шейкер-Хейтс – во всяком случае, именно так сообщила мне миссис Хеч. На всякий случай я позвонил, выждал несколько секунд, потом вошел в ее квартиру. (Уезжая, она даже не удосужилась запереть дверь на оба замка, так что всего и делов-то было, что отжать пружину куском пластика. Нет, кто-то все же должен всерьез побеседовать с миссис Сейдель на эту тему).

Вернулся я оттуда с почти полной бутылкой виски «Кэнедиан клаб». Налил две рюмки и не успел завинтить крышечку на бутылке, как Кэролайн уже осушила свою.

– Вот так-то лучше, – заметила она.

Я и сам выпил и, когда почувствовал, как виски обожгло желудок, вспомнил, что желудок у меня совсем пустой. И теперь уже мне ничего не стоит надраться в лоскуты, в то время как Кэролайн будет только трезветь. Эта перспектива не казалась слишком привлекательной… и тогда я открыл холодильник и соорудил себе сэндвич из тонко нарезанной польской ветчины с сыром «Монтерей» на толстом ломте такого темного ароматного ржаного хлеба, что продается такими маленькими квадратными кирпичиками. Откусил большой кусок и стал задумчиво жевать и готов был в эту минуту полжизни отдать за бутылочку темного пива «Дос Эквис».

– Так что же Арчи? – спросил я после паузы.

– Он не пьет.

– Кэролайн…

– Прости, я не хотела напиваться, Берн, – сказала она. Потом открыла бутылку и плеснула себе еще несколько кубиков из цилиндрической емкости под названием «К К». – Пришла домой, покормила котов, что-то сама поклевала, а потом вдруг запсиховала, знаешь, просто места себе не могла найти. И вышла. Болталась там же, поблизости от дома. Наверно, это как-то связано с луной. На тебя действует полнолуние, а, Берн?

– Нет.

– Вот и на меня раньше тоже нет. Но готова поспорить, она как раз сегодня полная, ну, или почти полная. И знаешь, наверно, поэтому все время казалось, что как-то я не на месте. Ну, вот и решила пойти куда-нибудь в другое место, но все равно не помогло. Сперва заглянула в «Паулу», потом – в «Герцогиню», затем – в «Келли Вест», еще пару каких-то забегаловок для натуралов на Бликер-стрит, потом снова вернулась в «Паулу» и немного поиграла в пул. [6]6
  Пул – вид игры в бильярд.


[Закрыть]Потом завалилась в этот свинарник на Девятнадцатой, забыла, как называется, потом опять зашла в «Герцогиню»…

– Представляю.

– Короче, шлялась из одного места в другое, ну и, понятное дело, когда заскакиваешь в какое-нибудь место, ведь непременно надо пропустить хотя бы рюмашку, а я заходила во много мест.

– И пропустила много рюмашек.

– А ты как думал? Но учти, мне вовсе не хотелось напиваться. Мне хотелось стать счастливой. Я надеялась, что мне наконец-то повезет. Разве Кэролайн Кайзер не заслужила настоящей любви?.. Ну ладно, если не любви, то хоть нормального секса.

– Догадываюсь, что и сегодня ничего не вышло?

– Я же говорю тебе, я не могла остановиться. Пару раз звонила Эллисон, чего, сам понимаешь, делать не следовало бы. Но ничего страшного, ее все равно не оказалось дома. А потом решила вернуться к себе, на Арбор-Корт. И рассчитывала пристойно скоротать ночь, ну, разве что пропустить еще рюмочку бренди перед тем, как вырубиться. Но когда я открыла дверь, то увидела, что кот пропал. Арчи, я имею в виду. С Юби все в порядке.

Арчи, полное имя Арчи Гудвин, был гладкошерстным лоснящимся бирманцем, подверженным приступам душераздирающего мяуканья. Юби, полное имя Юбиквити или Юбиквиус, [7]7
  Повсеместный, вездесущий (лат.).


[Закрыть]точно не помню, был толстым котом породы русская голубая, куда более ласковым и привязчивым и менее настырным, чем его бирманский собрат. Оба начинали свою жизнь как особи мужского пола, и оба в нежном возрасте подверглись несложной хирургической операции, в результате которой им только и оставалось, что мурлыкать сопрано.

– Да спрятался он куда-нибудь, – предположил я.

– Ничего подобного. Я знаю все места, где они прячутся. Везде смотрела – под вещами, за вещами, в самих вещах. Потом даже включила электрооткрывалку для консервов. Для Арчи это всегда было сигналом: «Кушать подано».

– Может, выскочил из квартиры?

– Но как? Окно было закрыто, дверь заперта. Да оттуда сам Джон Диксон Карр [8]8
  Карр Джон Диксон – британский писатель, автор детективных романов.


[Закрыть]не выбрался бы.

– Говоришь, и дверь была заперта?

– Накрепко. Я всегда запираю на два замка, когда ухожу, а замки у меня сам знаешь, какие, звери, а не замки. Это ты научил меня внимательно относиться к замкам. Да, и еще заперла на третий, полицейский, фирмы «Фокс». Точно помню, что заперла, потому, что когда вернулась, мне пришлось отпирать все до единого.

– Ну, может, он выскользнул, когда ты уходила? Или, наоборот, когда пришла?

– Я бы заметила.

– Но ты сама сказала, что пропустила больше, чем обычно, отмечала полнолуние. Может…

– Ну, не настолько же я была пьяна, Берн.

– Ладно, проехали.

– И потом, он вообще не имеет такой привычки, выскакивать за дверь. Ни один из них никогда даже не пытался. Послушай, я буду гнуть свое, а ты – свое, Берн, но это простое сотрясение воздуха и никуда нас не приведет. Потому как я точно знаю, что кота украли. Они мне звонили.

– Когда?

– Не знаю. Не помню, когда вернулась домой, не знаю, сколько времени искала Арчи и гудела этой самой открывалкой. Потом у меня оставалось немного бренди, и только я налила себе капельку и присела, как зазвонил телефон.

– И что?..

Она снова подлила себе немного виски, поднесла рюмку ко рту, а потом вдруг спросила:

– Берн! А это, случайно, не ты, а?

– Не понял?

– Я хочу сказать, может, это была шутка, которая зашла слишком далеко? И если да, то лучше скажи мне прямо сейчас, ладно? Если скажешь прямо сейчас, обещаю, что не буду сердиться. Но если не скажешь, считаю себя свободной от всех обещаний.

– Так ты думаешь, это я взял твоего кота?

– Да нет, не думаю. Не думаю, что ты способен на такого рода долбаные шуточки. Но люди иногда совершают очень странные поступки. К тому же кто еще, как не ты, может отпереть все эти замки, а потом, уходя, снова запереть? Вот я и хочу, чтоб ты просто сказал: «Да, Кэролайн, это я взял твоего кота» или: «Нет, ты, маленькая идиотка, я и не думал брать твоего кота», и я на этом и успокоюсь…

– Нет, ты, маленькая идиотка. Я не брал твоего кота.

– Слава Богу. Вернее, не совсем. Потому как у тебя кот бы был в полном порядке. – Она взглянула на рюмку в руке так, словно видела ее в первый раз. – Это что, я себе налила?

– Угу.

– Совершенно не соображаю, что делаю, – вздохнула она. – Так вот, раздался телефонный звонок.

– Да. Расскажи мне об этом.

– Не поняла, кто это был, мужчина или женщина. Может, мужчина, который нарочно старался говорить тоненьким голоском, или же женщина, пытавшаяся говорить грубым хриплым голосом, не знаю. Не скажу. Но кто бы он там ни был, акцент у этого типа был точь-в-точь как у Петера Лори, [9]9
  Лорри Петер – немецкий и американский актер, по национальности венгр. В кино с 1928 г.


[Закрыть]только поддельный. «Кы-ы-сса у нас-с», вот такой акцент.

– Именно это он и сказал? «Кы-ы-сса у нас-с»?

– Ну, или примерно это. И что если я хочу снова ее увидеть, то «ля-ля-ля, ля-ля-ля, трали-вали и т. д.»

– Что это значит, «ля-ля» и «трали-вали»?

– Ты не поверишь, Берн.

– Просил денег?

– Четверть миллиона долларов. Или я больше никогда не увижу своего кота.

– Четверть… чего?..

– Миллиона долларов. Именно. Ты не ослышался.

– Двести пятьдесят тысяч?

– Долларов, именно.

– За…

– За кота. Именно.

– Да будь я распоследним…

– Собачьим сыном. Именно. Я тоже.

– Нет, послушай, это безумие какое-то! – сказал я. – Прежде всего, ни один кот на свете не стоит таких денег. Он что, какой-то особенный?

– Возможно, но что с того? Ведь потомства от него все равно не получить.

– И потом, он же не телезвезда, как, к примеру, Моррис. [10]10
  Моррис – рыжий кот, снявшийся в десятках коммерческих телесериалов в США.


[Закрыть]Простой, обыкновенный кот.

– Мой кот, – заметила она. – Животное, которое я люблю.

– Дать платок?

– Господи, какая же я идиотка!.. Нет, никак не могу успокоиться. Дай платок. Где мне взять четверть миллиона долларов, Берн?

– Может, начать сдавать пустые бутылки?

– И накопить, да?

– Курочка по зернышку клюет. Нет, это просто безумие! Кому только в голову могло прийти, что у тебя могут быть такие деньги? Да, у тебя славная уютная квартирка, но ведь Арбор-Корт и Двадцать вторая это не «Шарлемань», верно? И вот кто-то отпирает дверь в эту квартиру, входит, потом выходит и запирает ее за собой… Нет, как-то в голове не укладывается.

– Да уж.

– У кого еще ключи от твоей квартиры?

– Только у меня.

– А как насчет Рэнди Мессинджер?

– Ну, она никогда не стала бы делать такую подлянку. И потом, этот замок, «Фокс», новый и появился уже после того, как наша любовь сошла на нет. Да ведь ты сам мне его ставил, помнишь?

– И ты точно заперла его, когда уходила, а потом, вернувшись, отперла?

– Совершенно точно.

– Может, все-таки не до конца провернула ключ, язычок соскользнул и…

– Да нет, Берн, точно тебе говорю. Замок был заперт, и мне пришлось отпирать.

– Так значит, Рэнди можно исключить из числа подозреваемых?

– Она вообще на такое не способна.

– Ладно. Но ведь кто-то мог сделать дубликат с ее ключа. Кстати, а мой наборчик не пропал? – Я пошел и проверил, и набор оказался в целости. Я вернулся и заметил свой атташе-кейс, прислоненный к дивану. Если продать его содержимое по полной рыночной стоимости, то удастся выручить примерно две пятых той суммы, которую просят за бывшего в употреблении бирманского кота.

О, Господи, подумал я.

– Прими пару таблеток аспирина, – сказал я Кэролайн. – А если хочешь еще выпить, советую добавить горячей воды с сахаром. Будешь лучше спать.

– Спать?

– Ага, и чем скорее ты уснешь, тем лучше. Можешь ложиться на кровать, я посплю на кушетке.

– Ой, не валяй дурака, Берн, – сказала она. – Я вполне могу поспать и на кушетке. Но только этого все равно не будет, потому что ложиться я не собираюсь и оставаться у тебя просто не могу. Они обещали позвонить утром.

– Вот поэтому я и хочу, чтоб ты легла. Тогда наутро голова у тебя будет ясная.

– А знаешь что, Берни? Хочешь, поделюсь одним секретом? Никакой ясной головы утром у меня не будет. Она будет как футбольный мяч, по которому только что врезал Пеле.

– Ну что же, – заметил я, – хоть моя будет ясная. Одна ясная голова все равно лучше, чем ни одной. Аспирин в ванной, в аптечке.

– Самое подходящее для него место. Могу побиться об заклад, ты из тех типов, кто держит молоко в холодильнике, а мыло – в мыльнице.

– А пока я приготовлю тебе горячий пунш.

– Ты что, не слышал, что я сказала? Я должна быть дома. Утром они будут звонить.

– Позвонят сюда.

– Но с чего это они будут звонить сюда?

– Да с того, что у тебя нет четверти миллиона долларов, – ответил я. – Кто, скажи на милость, мог спутать тебя с Дэвидом Рокфеллером? Тот, кто хочет получить за Арчи такой жирный куш, очевидно, предполагает, что ты можешь украсть эти деньги. А это, в свою очередь, означает следующее: им известно, что у тебя имеется друг, специализирующийся по этому делу. А это значит, они позвонят сюда. Так что давай-ка, выпей вот это. Прими аспирин и отправляйся в постель.

– Но я не захватила пижамы. У тебя найдется что-нибудь вроде рубашки, в чем можно спать?

– Конечно.

– И спать что-то совсем не хочется. Уже предвижу, как буду крутиться и вертеться, стараясь уснуть.

Минут через пять она уже храпела.