Текст книги "Вор с палитрой Мондриана"

Автор книги: Лоуренс Блок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– Мистер Ривз, прошу вас, осмотрите полотно.

Он подошел и взглянул на картину.

– Да, акриловые краски, – кивнул он, – и она не наша. Ну, что я вам говорил? Теперь…

– Снимите ее со стены и присмотритесь хорошенько, мистер Ривз.

Он так и сделал, и смена выражений, промелькнувших на его лице, являла собой зрелище достойное сострадания. В эти секунды он походил на банкира, вдруг обнаружившего, что все его закладные липовые и не стоят ни гроша.

– Бог ты мой!.. – простонал он.

– Вот именно.

– Наша рамка, – бормотал он, – наше клеймо, выбитое на дереве… И эта картина висела в галерее Хьюлетта, где на нее ежедневно смотрели тысячи глаз, и никто, никто не заметил, что это всего лишь жалкая акриловая подделка!.. – Он развернулся к Барлоу, глаза его гневно сверкали. – Хам, мерзавец! – воскликнул он. – Грязный вонючий убийца! Жулик поганый!

– Это какой-то трюк! – пытался защититься Барлоу. – Этот прохвост дурачит вас, идиоты, вытаскивает из шляпы фальшивых кроликов, а вы и рады! Да что это с вами, Ривз? Неужто вы не видите, что он просто водит вас за нос?

– Это вы водили меня за нос! – рявкнул Ривз. – Вы, сукин сын, и никто другой!

С этими словами Ривз шагнул к Барлоу. В долю секунды Рей Кирчман оказался на ногах и придержал его за руку.

– Полегче на поворотах, – сказал он.

– Когда эта комедия закончится, – сказал Барлоу, – я подам на вас в суд, Роденбарр. И будьте уверены, выиграю этот процесс и вас заклеймят как отпетого негодяя и преступника!

– Печальная перспектива, – заметил я, – особенно для человека, которого разыскивают сразу за два убийства. Но я буду иметь в виду… Только ни в какой суд вы не подадите, мистер Барлоу. Удерете куда-нибудь за тридевять земель и будете подделывать номерные знаки.

– У вас нет никаких доказательств!

– Вам не составляло труда проникнуть в эту квартиру. Вы с женой живете в этом же доме, на пятом этаже. У вас нет проблем со входом и выходом из строго охраняемого здания.

– Мало ли кто здесь еще живет!.. Уйма народу, но это вовсе не значит, что они убийцы.

– Не значит, – согласился я. – Просто удобнее обыскать ваши апартаменты, вот и все. – И я кивнул Рею, а тот в свою очередь кивнул офицеру Рокленду, а тот направился к двери и распахнул ее. И там, на пороге, стояли двое полицейских в форме и держали еще одного Мондриана – точную копию того, которого Ллойд Льюис, изрыгая проклятия, обозвал акриловой подделкой.

– Вот она, настоящая, – сказал я. – Стоит настоящей картине оказаться рядом с копией, и кажется, все вокруг меркнет, верно? Вы не слишком церемонились с подделкой Ондердонка, Барлоу, но эту берегли, ох как берегли! Это и есть та самая картина, которую Пит Мондриан подарил своему другу Хейгу Петросяну.

– Кстати, ордер у нас имелся, – вставил Рей. – Это я так, к слову. Если вдруг возникнут какие вопросы. И где вы ее нашли, ребята?

– В чулане, – ответил один из полицейских. – В той квартире, что вы сказали, на пятом этаже.

Ллойд Льюис поднес увеличительное стекло к полотну.

– Да, вот это уже больше похоже на правду… – сказал он. – Краски не акриловые, а самые что ни на есть настоящие, масляные. Да и вообще, она выглядит настоящей. Надеюсь, вы заметили, как разительно отличается она от этой жалкой подделки.

– Это какое-то недоразумение, – пробормотал Барлоу. – Послушайте меня! Произошла ошибка и…

– И вот еще чего нашли, – сказал полицейский. – В аптечке. Ярлыка нет, но я попробовал. И если это не хлоралгидрат, то тогда, скажу я вам, подделка будет еще покруче, чем та картинка!

– Нет, это просто невозможно! – воскликнул Барлоу. – Абсолютно исключено!.. – Мне показалось, он уже собрался объяснить, почему именно это невозможно, уже открыл было рот, чтобы сказать, что вылил оставшийся у него хлоралгидрат в унитаз, но он спохватился. Следует отметить, вовремя.

– Вы имеете право хранить молчание… – завел свою песню Рей, но дальше слушать его я не стал. Памятка о правах арестованного – вещь, конечно, хорошая, особенно если арестовывают не тебя, но кто захочет выслушивать ее до конца, причем уже не в первый раз?..

Глава 24

Полицейские позволили Дж. Маклендону Барлоу обменяться парой слов с женой – о том, что она должна срочно связаться с адвокатом и где и как его застать, – а затем увели его в наручниках. Фрэнсис Рокленд остался, Рей Кирчман – тоже.

Какое-то время в гостиной стояла торжественная тишина. Нарушила ее Кэролайн.

– Наверняка этот Барлоу убил и Тернквиста, – сказала она. – Ведь он использовал Тернквиста как художника-копииста, и тот мог его выдать, правильно?

Я покачал головой.

– Да, верно, Тернквист был художником, и рано или поздно Барлоу мог бы его прикончить, если б возникла в том необходимость. Но только Барлоу ни за что бы не стал приходить для этого ко мне в лавку. Ведь он представился мне как Ондердонк, помните? И если бы я вдруг увидел его, разгуливающим по городу живым и невредимым, весь его хитроумный план полетел бы к чертям. Полагаю, что после убийства Ондердонка Барлоу и носа из своей квартиры не высовывал. Хотел отсидеться до тех пор, пока я не окажусь за решеткой, а потому не смогу опознать его. Я прав, миссис Барлоу?

Все обернулись к женщине, которая уже в одиночестве сидела на кушетке. Она склонила головку набок, словно собираясь сказать что-то, затем, видимо, передумала и просто кивнула.

– Эдвин П. Тернквист был художником, – продолжил я, – и самым трепетным поклонником Мондриана. Он вовсе не считал себя мошенником. Бог знает, как только Барлоу удалось захомутать этого человека. Впрочем, познакомиться с ним не составляло труда, Тернквист имел привычку заговаривать с совершенно незнакомыми людьми в музеях и галереях. Как бы там ни было, но Барлоу сумел подцепить Тернквиста на крючок и начал его использовать. Он заставлял беднягу копировать картины. Сам же Тернквист получал колоссальное удовлетворение при виде своих творений, выставленных в лучших галереях города. Он частенько посещал и Хьюлетт, мистер Ривз. Там все его знали…

– Ах… – вздохнул Ривз.

– Он и за вход-то платил всего двадцать центов.

– Ничего особенного тут не вижу, – заметил Ривз. – Нам абсолютно не важно, сколько платят. Плата имеет чисто символический характер. Такова наша политика.

– И не допускать в музей молодежь – тоже. Ладно, это не важно. Узнав, что вы устраиваете ретроспективную выставку произведений Мондриана, мистер Дэнфорд, Барлоу запаниковал и позвонил Тернквисту. По всей вероятности, он требовал, чтобы художник на время скрылся из вида. Очевидно также, что их беседа носила весьма бурный характер. Мало того, Тернквист наконец понял, что все это время Барлоу не просто издевался над любителями живописи. Он догадался, что преступник делал на этом немалые деньги, и вот, будучи идеалистом в душе, Тернквист впал в ярость. Его вполне устраивала плата, которую он получал от Барлоу за подделки, на пропитание хватало, и ладно. Он жил другим. Считал, что искусство существует лишь ради самого искусства, и вдруг оказалось, что Барлоу наживает на святом для него предмете капитал.

Я взглянул на мужчину с бородкой и прямыми каштановыми волосами.

– И тут на сцене возникаете вы, не так ли, мистер Джейкоби?

– Ни на какой сцене я не возникал.

– Но вы ведь были другом Тернквиста?

– Гм… Скажем так: я его знал.

– Вы жили рядом, на одном этаже, в одном доме в Челси.

– Да. Иногда обменивались парой слов.

– Вы были с ним в одной упряжке, вот что. Вам или ему, не скажу точно, кому именно, удалось выследить Барлоу, и вы узнали, что он заходил ко мне в лавку. После чего вы и сами явились ко мне буквально за несколько часов до того, как сам я отправился сюда, оценивать библиотеку… Вы пытались продать мне книгу, украденную из публичной библиотеки. Вы хотели, чтоб я купил ее, зная, что книга краденая, и вообразили, что я непременно так и сделаю. Вам, очевидно, казалось, что у меня – некий рынок сбыта краденых и поддельных произведений искусства. И решили таким образом подцепить меня на крючок. Но когда я не клюнул на наживку, вы явно растерялись и не знали, что делать дальше.

– Что-то уж больно путано вы излагаете, – заметил Джейкоби. – Просто мы с Эдди никак не могли понять, какова ваша роль во всей этой истории, и я захотел выяснить, вот и все. И подумал, что, если мне удастся всучить вам ту книгу о бабочках, может, что-то и выяснится. Но этого не случилось.

– И вы решили оставить меня в покое.

– Я решил, что больно уж вы честный. Вряд ли книготорговец, отказавшийся от подобной сделки, станет связываться с крадеными произведениями искусства.

– Но в пятницу утром вы, видимо, передумали. И явились вместе с Эдвином Тернквистом ко мне в лавку. К тому времени я уже был арестован за убийство Ондердонка, а потом вышел под залог, что укрепило вас во мнении, что я все же замешан в этом деле. Тернквист же хотел рассказать мне, что замыслил Барлоу. Возможно, он догадывался, что меня подставили, и хотел помочь выпутаться.

Я отпил глоток кофе.

– Итак, в то утро я открыл лавку, а вскоре ненадолго вышел, навестить одну свою приятельницу. Возможно, вы двое забрались в лавку уже после моего ухода. А может, это вас принял я за пьяниц, шмыгнувших в подворотню, где вы собирались отсидеться и дождаться, пока я уйду. Как бы там ни было, но вы двое все же вошли в мою лавку. Уходя, я просто захлопнул дверь на автоматический замок, а он не представляет проблем для человека, который крадет из библиотек большие иллюстрированные альбомы.

– Да никакой я не книжный вор! – возмутился Джейкоби. – А та книга, это так, просто чтоб вас заинтересовать.

Я предпочел пропустить эту фразу мимо ушей.

– Оказавшись в лавке, вы заперли дверь на задвижку, чтоб никто не мог войти и помешать вам. И отвели своего доброго друга в подсобку, где вас никто не видел. И вонзили ему в сердце нож для колки льда. И оставили сидящим в туалете.

– Но к чему мне было убивать его?

– Да к тому, что он мог помешать вам делать деньги. Кроме того, у него хранилась целая куча копий, которые он успел написать в свободное время, и он собирался уничтожить их. Вы решили, что они стоят денег, и, возможно, не ошибались. К тому же у него имелись улики против Барлоу. И если б я оказался за решеткой, вы могли бы вплотную заняться Барлоу и шантажировать его до тех пор, пока не высосали бы все соки. И стоило Тернквисту проболтаться, мне или кому-либо еще, вы бы лишились этого куска пирога. Вы решили убить его, зная, что если это произойдет в моей лавке, то, вполне вероятно, меня обвинят и в этом убийстве, и уж тогда мне не отвертеться. И выкручивать руки Барлоу стало бы проще.

– Так значит, я убил его в вашей лавке?

– Да.

– Убил и вышел?

– Не сразу. Вы все еще находились в лавке, когда я вернулся. Дверь была заперта изнутри, я же оставил ее защелкнутой на один автоматический замок. И тот факт, что она оказалась заперта, означал, что вы все еще были там. Должно быть, затаились где-нибудь на складе или в подсобке, а потом, когда я отпер дверь, незаметно выскользнули. Кстати, именно этот момент представлял для меня наибольшую загадку, поскольку вскоре в лавку явилась посетительница… – я бросил многозначительный взгляд в сторону Элспет Петросян, – а я и не заметил, как она вошла. Сперва я даже думал, что это она пряталась в подсобке и убила Тернквиста, но к чему ей было это делать? Возможно, вы выскользнули, когда она входила, или же во время моего разговора с ней. Потому как разговор этот был очень долгим и бурным, и я уверен, вы вполне могли выбраться из лавки незамеченным.

Он поднялся на ноги, и Рей Кирчман тут же вскочил. Фрэнсис Рокленд уже стоял и приблизился к Джейкоби на расстояние вытянутой руки.

– У вас нет никаких доказательств, – сказал Джейкоби.

– Мы обыскали вашу комнату, – ласково заметил ему Рей. – И обнаружили там столько краденых книг, являющихся, кстати, собственностью города, что вполне хватило бы открыть маленькую библиотеку.

– Ну и что с того? Это же так, мелкая кража.

– Ничего себе мелкая. Около восьмисот наименований. Срок за каждую краденую книжку, конечно, не большой, но попробуйте сложить, вот вам и наберется вполне полновесная отсидка.

– Это клептомания, – сказал Джейкоби. – У меня болезненная тяга к похищению библиотечных книг. Опасности для общества это не представляет, к тому же я рано или поздно их возвращаю. Вряд ли это преступление можно квалифицировать как убийство.

– И еще мы нашли там несколько картин, – сказал Рей. – Наверняка подделки, но я в этих делах не больно смыслю. Вот мистер Льюис, тот специалист. Одно могу сказать: все они без рамок. И что вы, интересно, скажете, если все они окажутся работами вашего приятеля Тернквиста, а?

– Он их мне подарил. В знак дружбы. И попробуйте доказать, что это не так.

– А у нас имеется один парень, заходивший к другу в том же доме. И что, интересно, вы будете делать, если он подтвердит, что видел, как вы перетаскивали эти самые картины из комнаты Тернквиста в свою? И было это уже после того, как художника убили, но до того, как обнаружили тело. Посмотрю, как вы станете это объяснять. Плюс еще записка в комнате Тернквиста с именем и адресом Берни – точь-в-точь как та, что найдена на теле убитого. А что, если это окажется ваш почерк, а не Тернквиста, а?

– Ну и что это доказывает? Да, я записал для него имя и адрес.

– И еще позвонили в полицию. И сказали, что, если мы хотим знать, кто убил Тернквиста, надо спросить Берни Роденбарра.

– Может, кто-то звонил. Но это был не я.

– А что, если я скажу, что все поступающие в полицию звонки записываются и что запись голоса может служить идентификации личности с тем же успехом, что и отпечатки пальцев?

Джейкоби промолчал.

– А потом мы обнаружили в вашей комнате еще кое-что, – сказал Рей. – Покажи ему, Фрэнсис.

Рокленд сунул руку в карман и извлек оттуда нож для колки льда. Все присутствующие уставились на этот нож, и Ричард Джейкоби тоже не сводил с него глаз, и будь я проклят, если мне не показалось, что он вот-вот хлопнется в обморок.

– Вы его подбросили, – слабым голосом произнес он.

– А как, интересно, вы объясните, что на нем найдены следы крови? И что группа этой крови в точности совпадает с группой крови Тернквиста, а?

– Наверное, я забыл его в лавке, – пробормотал Джейкоби. – Хотя нет, это невозможно. Я выбросил его в канализационный люк в Демпси. Или же нет, ошибаюсь, я бросил его на пол, в лавке, и… Нет, нет, сейчас я совершенно точно вспомнил: он был у меня в руке, когда я выходил.

– Чтобы прикончить меня, если б попытался вас остановить, – вставил я.

– Вы и понятия не имели, что я был в лавке. И не заметили меня. Никто не заметил, никто не пошел следом. Никто не видел, как я вышел оттуда, пряча нож под курткой, завернул за угол, дошел до Бродвея и выбросил в первый попавшийся на глаза люк… Да, именно!.. – Он возбужденно вскочил на ноги. – И вам его оттуда сроду не достать! Так что все это сплошной блеф! – добавил он, обращаясь к Рею. – И если там, на этой вашей штуке действительно кровь, то принадлежит она кому угодно, только не Эдди. Кто-то подбросил мне этот нож, и никаким орудием убийства он не является!

– Ну, тогда, наверное, в комнате у вас хранился еще один точно такой же, – сказал Рей. – И теперь, когда вы объяснили, где искать тот, первый, особых проблем, думаю, не возникнет. Это не иголку в стоге сена искать. Может, вы желаете сообщить нам что-то еще, а?

– Ничего я не желаю, – ответил Джейкоби. – Ни слова больше не скажу.

– Вот тут вы абсолютно правы, старина, – заметил Рей. – Вы имеете право хранить молчание, не отвечать на…

Ну и так далее, в том же духе.

Рокленд увел Джейкоби, и Рей Кирчман сказал:

– Что ж, теперь нам предстоит самое интересное. – Он вышел на кухню и вскоре вернулся с моим пятифутовым цилиндрическим футляром. Снял с него крышку и вынул свернутое в рулон полотно. Развернул его и, провалиться мне на этом месте, оно показалось страшно знакомым.

Барнет Ривз спросил, что это такое.

– Картина, – ответил ему Рей. – Еще один из этих самых Мундрейнов, только подделка. Тернквист нарисовал ее для Барлоу, а тот продал Ондердонку и выкрал после убийства. И ей тютелька в тютельку подходит сломанная рама и обрывки полотна, которые мы обнаружили рядом с телом Ондердонка в шкафу.

– Не верю, – заявила миссис Барлоу. – Никогда не поверю, что мой муж настолько глуп, чтобы оставить подобную улику, даже не попытаться уничтожить ее.

– Очевидно, он просто не имел такой возможности, мэм. И потом, как он мог ее уничтожить? Бросить в мусоропровод, что ли? А если бы потом ее нашли? Нет, он спрятал ее в надежном месте, с тем чтобы явиться позже и спокойно заняться уничтожением улик. Мне удалось выяснить это с применением особой методики расследования, находящейся на вооружении нашей нью-йоркской полиции.

О, Бог ты мой!

– Короче, – добавил Рей, протягивая полотно Орвиллу Уайденеру, – вот, прошу вас!

Уайденер уставился на него, словно на собаку, притащившую в дом какую-то падаль.

– Что это значит? – спросил он. – Зачем это вы мне суете?

– Но я же только что объяснил, что это такое, – ответил Рей. – Я передаю вам картину в обмен на вознаграждение.

– Какое еще вознаграждение?

– Тридцать пять тысяч долларов, которые ваша компания обещала выплатить человеку, нашедшему картину. И вот я передаю вам эту картину при свидетелях и желаю взамен получить причитающееся мне вознаграждение.

– Да вы, должно быть, из ума выжили! – рявкнул Уайденер. – Вообразив, что мы станем отваливать такие деньги за ничего не стоящую подделку.

– Да, не спорю, это подделка, но насчет того, что она ничего не стоит, это как посмотреть… Короче, выкладывайте тридцать пять кусков и скажите спасибо, иначе вам придется выплатить в десять раз больше кузену из Калгари.

– Бред какой-то! – воскликнул Уайденер. – Мы ничего не должны платить. Картина – фальшивка.

– А вот это значения не имеет, – вмешался Уолли Хемфилл, опустив руку на больное колено. – Ондердонк застраховал картину, выплатил положенные взносы, и ваши люди приняли эти деньги. Тот факт, что она оказалась подделкой и что, таким образом, сумма страховых взносов была превышена, не освобождает вас от ответственности. Клиент действовал из самых честных побуждений, не сомневался в подлинности этого предмета искусства и выплатил компании процент за услуги, исходя из стоимости подлинника. И вам или придется отдать застрахованную картину моему клиенту из Калгари, или же возместить ему потерю трехсот пятидесяти тысяч долларов.

– Посмотрим, что скажут наши юристы.

– Они скажут вам то же самое, что и я, – парировал Уэлли. – И мне не совсем понятно, из-за чего, собственно, спор. Уверяю вас, вы еще дешево отделались. Если бы не детектив Кирчман, вам пришлось бы выплачивать полную страховую стоимость.

– Тогда получается, что детектив Кирчман отнимает у вашего клиента деньги, разве не так, адвокат?

– Не думаю, – ответил Уолли. – Потому как нам необходима эта подделка, чтобы иметь основания возбудить уголовное дело против Барлоу. У Барлоу есть деньги, часть из них он обманом отнял у покойного дяди моего клиента, и моя задача – заставить его через суд возместить потери, то есть вернуть сумму, вырученную от продажи поддельного Мондриана. К тому же я представляю и интересы детектива Кирчмана. Так что не думаю, что вам удастся отвертеться. Вознаграждение придется выплатить.

– Мы – солидная компания с безупречной репутацией. И мне не нравится это ваше выражение, «отвертеться».

– О, ради Бога! – заметил Уолли. – Не я его первый придумал, ваши же коллеги.

Барнет Ривз откашлялся.

– У меня вопрос, – сказал он. – Где настоящая картина?

– Да, где? – эхом повторил кто-то. А может, то было сразу несколько голосов.

– Вот она, настоящая картина, – сказал Ривз и указал на полотно, подлинность которого клятвенно подтверждал совсем недавно Ллойд Льюис. – И если не возражаете, я бы прямо сейчас забрал ее в галерею Хьюлетта, которой она и принадлежит.

– Нет, погодите минутку, – вмешался Уайденер. – Если наша компания выплатит тридцать пять тысяч…

– Да это же не за нее, – сказал Ривз. – А лично мне нужна моя картина.

– И вы ее получите, – сказал я и указал на полотно над камином, написанное акриловыми красками. – Именно эта картина была выставлена у вас в галерее, мистер Ривз, именно с ней вы туда и вернетесь.

– Ну, во-первых, эта картина у нас никогда не висела. Мистер Барлоу пожертвовал нам подлинного Мондриана и…

– Ничего подобного, – возразил я. – Он пожертвовал подделку и, надо сказать, ничуть вас при этом не ограбил. Ведь картина не стоила вам ни цента. Да, он обманывал департамент государственных сборов, и, возможно, они захотят обменяться с ним парой слов по этому поводу, но вас он не обманывал, разве что показал, какие вы все идиоты. То же самое, кстати, продемонстрировала вам и группа школьников, не далее как вчера. Так что никаких прав на настоящего Мондриана вы не имеете.

– Тогда кто же?

– Я, – заявила миссис Барлоу. – Полицейские вынесли ее из моей квартиры, но это вовсе не означает, что мы с мужем отказались от прав на нее.

– Нет у вас никаких прав! – огрызнулся Ривз. – Права вы отдали музею.

– Неверно, – заметил Уолли. – Картину должен получить мой клиент из Калгари. Раз она принадлежала Ондердонку, то теперь должна перейти его наследникам.

– Все это полная ерунда! – воскликнула Элспет Петросян. – Начать с того, что этот вор Барлоу никогда не имел на нее никаких прав! Картина принадлежит мне. Мой дед, Хейг Петросян, обещал передать ее мне после своей смерти, но ее украли. И мне плевать, сколько заплатил за нее Барлоу и кому потом передал или продал. В любом случае никакой сделки с законным владельцем он не совершил. Картина моя!

– Я был бы счастлив включить ее в ретроспективу, – сказал Мордухай Дэнфорд, – и заодно рассортировать все эти, остальные, но, думаю, это исключено.

Рей Кирчман подошел и положил руку на полотно.

– Пока что картина является вещественным доказательством, – заявил он, – и я должен ее конфисковать. Вы можете оспаривать и доказывать свои права, бороться за них сколько угодно. И пока будете таскать друг друга по судам, картина полежит у нас. Причем, сдается мне, довольно долго. – А Ривзу он сказал следующее: – Будь я на вашем месте, я бы взял вон ту, другую, и отвез ее в галерею. Пусть себе висит спокойненько на прежнем месте. Газеты распишут всю эту историю, и полгорода устремится в музей поглазеть на эту картину, причем не важно, настоящая она или нет. Вы, конечно, можете и дальше тратить попусту время и выглядеть при этом дураками, но только не старайтесь выглядеть большими дураками, чем вы есть. Потому кем, как не дураками, вы окажетесь, когда к вам выстроится хвост на несколько кварталов, чтоб хоть одним глазком взглянуть на эту штуку? И лично я не вижу в этом ничего плохого.