Текст книги "Вор во ржи"

Автор книги: Лоуренс Блок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава 19

– Не понимаю, – проговорил Рэй Киршман и почесал в затылке. – Те самые письма, за которыми гоняются все кому не лень и из-за которых даже убивают? Я что-то ничего в них такого не вижу. Он педик?

– Не думаю.

– Уверен? А какой нормальный человек будет писать письма на лиловой бумаге? Что это, если не бумага для педерастов? – Он взял в руки листок. – И обрати внимание, сколько раз он даже полстраницы не исписывает! И пишет кошмарно. Сплошные опечатки. Если коп подаст такой рапорт, ему живо шею намылят!

– Хорошо, – сказал я. – То есть ты не потрясен.

– Я потрясен тем, что кто-то готов выложить бешеные деньги за это барахло. Вот что меня больше всего потрясает. Но я буду потрясен еще больше, если тебе удастся разобраться с теми двумя убийствами и я смогу закрыть дело. Не представляю, как это у тебя получится.

– Может, и не получится.

– Может, и не получится, – кивнул Рэй, – но тебе не раз удавались такие фокусы. Взять хотя бы последний случай – прямо кролик из шляпы! Ты даешь мне номер телефона, я выясняю адрес, а потом появляешься ты со стопкой лиловых конвертов в руке. Наверное, ты просто позвонил в дверь и попросил, чтобы тебе их дали?

– Я сказал, что собираю пожертвования для общины. Когда люди слышат такую фразу, – они стараются помочь, чем могут.

– Тебе надо заняться распространением подписки на журналы. Но ты продолжаешь выкидывать трюки, поэтому я оправдываю тебя за недостаточностью улик, правильно это или нет. А когда все это закончится, – заявил он, похлопывая по стопке лиловых конвертов, – когда все закончится, мы с тобой поделим пирог – ровнехонько пополам.

– Как в аптеке.

– Как всегда. Так что в остальном я тоже полагаюсь на тебя, Берн. Если ты отыщешь убийцу – это шикарно. Если нет – значит, мы ограничимся деньгами. В общем, тоже неплохо.

– Вот, – сказала Кэролайн. – Готово. Что скажешь?

– По-моему, хорошо, – ответил я. – Даже не знаю, как тебя благодарить.

– Да, – сказала она. – Тебе придется поломать голову. Потому что хотя выглядит это почти забавно, все-таки полная чушь. «Эх, юный песик в чащобе дрожит – лисица из мафии съесть не шутя грозит». В чем смысл этого бреда? Разве что в нем использованы все буквы алфавита.

– По-моему, смысл именно в этом.

– Кроме того, это дискредитация собак, я никогда не слышала ни о чем подобном. Лисы обычно стараются держаться подальше от собак. Они не понимают шуток. Может, лучше наоборот?

– «Эх, юная лисица в чащобе дрожит – пес не шутя съесть грозит»?

– Кажется, один раз я так и напечатала. Там еще одно предложение было со всеми буквами алфавита – что-то насчет убрать в чемодан шесть фляжек виски, но эту тему я не хотела бы затрагивать. Как бы то ни было, Берн, надеюсь, ты счастлив.

– Удовлетворен, – сказал я. – Счастлив я буду, только когда все это закончится.

Разговор происходил на следующий день после моей задушевной беседы с пожилым глиняных дел мастером с серебристой бородкой. Я находился в своем магазинчике, хотя не продавал и не покупал книги. Я продолжал заниматься дрессировкой кота, бросая ему комки из лиловой бумаги. Не уверен, различают ли кошки цвета и имеют ли они для них значение. Бросался он на них с такой же жадностью, как прежде на белые.

Он как раз прыгнул в дальний правый угол, когда зазвонил телефон. Я поднял трубку, произнес: «Барнегат слушает», и знакомый голос в ответ сказал: «Берни».

– Привет, Элис. Как добралась до Шарлоттесвилля?

– Без приключений, – ответила она, и я ей поверил. – Берни, у меня тревожные новости.

– Да ну?

– Папка с письмами. Она оказалась неполной.

– Какое-то письмо пропало?

– Половина писем пропала, если я не ошибаюсь. Мне казалось, что у меня все письма, а на самом деле только половина.

– Та половина, которую ты изрезала и сожгла.

– Совершенно верно. Другая половина… О боже, какой кошмар.

– Представляю.

– Извини?

– Нет, ничего. Кстати, о письмах, – заметил я как ни в чем не бывало. – У меня не было возможности сказать тебе вчера, но…

– Что «но»?

– Ну, так получилось, что я нашел целую пачку писем. Напечатанных на лиловой бумаге.

– Ты их нашел?

– Угу. Знаешь, у меня в квартире вчера ночью случилась неприятность.

– Кажется, я уже читала об этом.

– В шарлоттесвилльской газете? Поразительно, как это могло их заинтересовать.

– Берни…

– Убили женщину, – продолжал я, скатывая шарик из лиловой бумаги. – Когда я об этом услышал, сперва я подумал, что это ты.

– Я?

– Но потом ты позвонила, и даже не представляешь, какое я испытал облегчение, услышав твой голос. Я и сейчас еще чувствую облегчение.

– Берни…

– И главное, так хорошо тебя слышно. Прекрасная связь. Можно подумать, что мы с тобой в одном городе.

– Берни, те письма, что ты нашел…

– Когда я вернулся домой…

– Ты нашел их у себя дома?

– Нет, если б они там были, копы бы их забрали – вместе с трупом женщины, ее сумочкой и всем остальным. Но кое-что они упустили – клочок бумаги с моим адресом, написанным женской рукой.

– Твой адрес.

– Угу. А под ним был еще один адрес квартиры на Восточной Семьдесят седьмой улице.

– Понимаю.

– А я – нет. Но я поехал туда и, короче говоря…

– Ты нашел письма.

– Правильно. Вообще-то я уже перестал их искать. Ты ведь сказала, что нашла их и они уже уничтожены. Поэтому я решил, что это подделки или копии, но чем бы они ни были, их, вероятно, тоже надо уничтожить.

Возникла пауза. Она ждала, что я скажу дальше, и я не мешал ей ждать. Наконец она не выдержала и нервно, с запинкой, произнесла:

– И ты… их уничтожил?

– Пока нет.

– Слава богу!

– Но займусь этим, как только закрою магазин и… Ты сказала «слава богу»?

– Берни, не уничтожай письма.

– Почему?

– Мне лучше взглянуть на них.

– Зачем, Элис?

– Чтобы убедиться, что это они. Я просто обязана это сделать.

– Может, я привезу их в Шарлоттесвилль, – предложил я. – Правда, пока не получится. Может, в начале следующего месяца…

– Не надо приезжать в Шарлоттесвилль.

– Не надо? Можно, конечно, воспользоваться экспресс-почтой, но…

– Я сама буду в Нью-Йорке.

– Ну зачем тебе специально приезжать…

– Берни, я в Нью-Йорке.

Фу-у-у…

– А я-то думал, почему такая хорошая связь. Ну что ж, это прекрасно, Элис. Приходи на вечеринку.

– Что за вечеринка? – спросила она после долгой паузы.

– Я устраиваю прием, – сказал я. – Сегодня вечером, в семь тридцать, в отеле «Паддингтон». Ты знаешь, где находится «Паддингтон»?

– Берни…

– О чем я думаю! Конечно, знаешь. Приходи в шестьсот одиннадцатый номер.

– В шестьсот одиннадцатый?

– Не в шестьсот второй, где жила и умерла Антея Ландау, и не в четыреста пятнадцатый, и не в триста третий. Не думаю, что тебя остановят при входе, но если остановят, просто скажи, что идешь на прием к мистеру Роденбарру.

Еще одна пауза, длиннее предыдущей.

– А кто еще придет, Берни?

– Ну, там видно будет, – ответил я.

– Значит, это и есть Паддингтон, – сказала Кэролайн Кайзер. – Очень симпатичный мишка, Берни.

– Славный старина, – согласился я, покачивая его на колене.

– А это – сам «Паддингтон». Неплохое местечко, но твой номер маловат.

– Всяк сверчок… – ответил я.

– Тот, наверху, гораздо лучше. Он больше, и это хорошо, потому что там уже становится тесновато. Здесь они все просто не поместились бы.

– Что, публика прибывает?

– Уже все прибыли! – воскликнула Кэролайн. – Они стали собираться около семи, но Рэй всех задержал в холле до десяти минут восьмого. Теперь они все в шестьсот одиннадцатом и стараются не пялиться на Короля.

– Элвис на черном бархате. Производит сильное впечатление.

– Его глаза словно следят за тобой. Обратил внимание?

– Это и есть великое искусство.

– Они следят за тобой, – продолжала Кэролайн, – даже когда ты выходишь из комнаты. Я чувствовала их на себе, когда шла по коридору и даже когда спускалась в лифте.

– А сейчас чувствуешь?

– Нет.

– Хорошо, – сказал я. – Тогда поднимемся и проверим, следят ли они и сейчас.

Глава 20

Номер Айзис Готье был гораздо лучше, чем мой. Просторней, конечно, и богаче обставлен, а из окна открывался приятный вид на Мэдисон-сквер. Элвис смотрел со своего места над каминной полкой, а камин, в отличие от моего, не был заложен кирпичами. Это был действующий камин, и в данный момент он действовал. Огня не было видно, его загораживал почти непрозрачный экран, но в воздухе чувствовался запах древесного дыма, а дрова тихонько потрескивали.

Комната нагрелась бы и без камина. Когда я только разводил огонь, было прохладно, но теперь воздух прогрелся, хотя трудно было сказать, огонь ли тому причиной. Едва в комнату набьется побольше народу, как всем становится жарко, особенно если кое-кто и так чувствует себя как на угольях.

И вот все в сборе. Айзис Готье выглядела примерно так же, как при нашей первой встрече, – волосы заплетены в тугие косички, в наряде – паддингтонское буйство основных цветов. Рядом с ней – Марти Гилмартин в твиде приглушенных тонов. Элис Котрелл в деловом костюме и с деловым видом, равно как и мужчина, которого я никогда не видел, очень высокий и очень худой, с узким носом. Всех остальных я знал, поэтому без труда догадался, что незнакомец – Виктор Харкнесс из «Сотбис»; он показался мне несколько чужим в этой компании.

Гулливера Фэйрберна – с серебристой бородкой и в коричневом берете или без оных, и в парике и темных очках либо без оных – среди них не было. Но Крупнейший в Мире Специалист по автору и его трудам в лице Лестера Эддингтона присутствовал. На сей раз рубашка его была застегнута правильно, но выглядел он тем не менее неуклюже и неопрятно и, несомненно, останется таким, пока его внешностью не займется журнал «Гламур».

Хильярд Моффет, Крупнейший в Мире Коллекционер, также присутствовал, с брюхом, прикрытым серыми фланелевыми брюками, и в пиджаке в мелкую клеточку, причем и то и другое было ему явно мало. Он сидел прямо на своем стуле и больше чем когда-либо напоминал бульдога. Моя чековая книжка при мне, говорил его взгляд, и я не понимаю, чего мы ждем.

Мест на всех не хватило, поэтому кое-кому пришлось стоять. Карл Пилсбери, звезда сцены, экрана и вестибюля, стоял, прислонившись к стене, делая вид, что всю жизнь только этим и занимается. Его белая шелковая рубашка была без единого пятнышка, темные брюки тщательно отутюжены, но вот черным ботинкам не хватало блеска. Я решил, что всю полироль для обуви он израсходовал на свою прическу.

Рэй Киршман тоже был на ногах, и – какая неожиданность – в плохо сидевшем на нем синем костюме, а у двери расположился еще один полицейский. Я никогда не встречался с ним раньше и не знал, как его зовут, но определить, что он коп, не составило большого труда, поскольку он был в форме. Здесь же была, разумеется, Кэролайн Кайзер со своей подругой Эрикой Дерби. Обе выглядели настолько женственно, что даже трудно было понять, почему никто не спешит уступить им место.

Я встал в центр комнаты, напротив экрана, разукрашенного в восточном стиле. Было так тихо, что я слышал треск горящих поленьев. Похоже, всем присутствующим было что сказать друг другу, но никто не проронил ни слова. Они смотрели на меня и ждали, что скажу я.

Я не совсем представлял, с чего начать. Поэтому начал, как всегда, издалека.

– Полагаю, вам всем не терпится узнать, зачем я вас здесь собрал, – заговорил я. – Трудно решить, с чего начать, и я не уверен, что стоит начинать с самого начала. Вначале человек по имени Гулливер Фэйрберн написал книгу под названием «Ничей ребенок». Если вы считаете, что она изменила вашу жизнь, то вы не одиноки. Многие согласятся с вами, включая большинство присутствующих. Она безусловно изменила жизнь Фэйрберна – и в хорошую, и в дурную сторону. Она дала ему возможность жить, занимаясь лишь любимым делом – писательством. Но отныне почти невозможно было жить инкогнито. Он избегал огласки, не вел переписки, отказывался от интервью, никогда не разрешал фотографировать себя и жил под вымышленными именами. И все же время от времени кто-нибудь посягал на его частную жизнь. Однажды женщина по имени Антея Ландау, обитательница отеля «Паддингтон», первый литературный агент Фэйрберна, решила выставить на аукцион все письма, которые он ей написал. Любой автограф Фэйрберна считается большой редкостью, а уж его писем вообще днем с огнем не сыскать.

– У меня есть пара его писем, – подал голос Хильярд Моффет, – в том числе письмо агенту по недвижимости в Гикори, Северная Каролина, по поводу аренды. Что до корреспонденции, связанной с литературой, вряд ли за последние годы он вообще что-либо написал. Когда он отправляет рукопись своему очередному агенту, он просто пользуется экспресс-почтой с фальшивым обратным адресом, не прилагая записки. – Он вздохнул. – Не так-то просто коллекционировать все, что с ним связано.

– Получается, письма к Ландау могут быть ценными, – сказал я. – И даже бесценными.

– Всему есть своя цена, – безапелляционно заявил Харкнесс из «Сотбис» таким тоном, словно цитировал девиз своей фирмы. – Не говоря о том, что цена может быть определена лишь после того, как тот или иной материал будет выставлен на торги. Я видел образцы этих писем и уверен, что они могли бы принести внушительную пятизначную сумму, а вполне возможно, и шестизначную.

– Письма еще не проданы, – заметил я, – поэтому мы не знаем, какова их стоимость. Но мы точно знаем, что они достаточно ценны и желанны для заинтересованных лиц, специально для этого приехавших в Нью-Йорк. Кое-кто из них находится в этой комнате. Например, Хильярд Моффет, который уже сообщил вам, что у него есть два письма Гулливера Фэйрберна. И он хочет заполучить все остальные.

– Я коллекционирую этого человека, – сказал он.

– И Лестер Эддингтон, которому многое известно о Фэйрберне.

– Он – главный труд всей моей жизни, – пояснил Эддингтон. – Моффет, я заинтересован в письме к риэлтору из Северной Каролины. Мне известно, что он провел два года в Дымчатых горах, и было бы неплохо подтвердить это документально.

– Письмо не продается, – рявкнул Моффет, но Эддингтон объяснил, что ему вполне достаточно копии или даже списка. Моффет в ответ неопределенно хмыкнул.

– А еще была Карен Кассенмайер, – продолжил я.

Оглядевшись, я обнаружил, что все с недоумением услышали это имя, за исключением Рэя, знавшего, о чем речь, и другого копа, который, похоже, просто не обратил внимания.

– Карен Кассенмайер была воровкой, – пояснил я. – Не профессиональной, потому что пару раз попадалась и мотала срок, но в своем деле она знала толк и не разменивалась на похищение продуктов в лавках. Она воровала только ценные предметы, и ходят слухи, что она делала это на заказ.

– И она приехала в Нью-Йорк, Берн?

– Из Канзас-Сити, судя по багажной бирке на ее чемодане. Но ни одна авиакомпания за последние две недели не регистрировала пассажирку по фамилии Кассенмайер ни на один рейс Канзас-Сити – Нью-Йорк.

– Значит, она прилетела раньше, – заявил Моффет.

– Или под чужим именем, – предположила Айзис Готье. – Преступники сплошь и рядом используют псевдонимы, не так ли? Я сама совсем недавно столкнулась с человеком, который называл себя то ли Питер Джеффрис, то ли Джеффри Питерс. Я точно не помню, да и он, похоже, тоже.

– Под чужим именем попасть на самолет не так-то просто, – заметил я. – При посадке нужно предъявить удостоверение личности с фотографией и приходится расплачиваться кредитной карточкой, чтобы не привлекать внимания, а это никому не нравится, тем более ворам. Но если она пользовалась вымышленным именем, то не стала писать настоящее на багажном ярлыке.

– Почему? – подала голос Эрика. – Всем известно, что преступники не отличаются сообразительностью. Иначе они бы не попадались.

– Порой им просто не везет, – парировал я. – В любом случае мы знаем, что она пользовалась своим настоящим именем, потому что на один рейс она зарегистрировалась. За три дня до того, как была убита Антея Ландау, Карен Р. Кассенмайер прибыла самолетом компании «Юнайтед» из Сиэтла в аэропорт Кеннеди.

– Ее имя значилось в списке пассажиров, – сообщил Рэй. – И наверняка обнаружится запись о ее полете из Канзас-Сити в Сиэтл, стоит только поискать. Что она там стырила в Сиэтле, Берн? Купол стадиона?

– Не думаю, что она там что-то украла, хотя и могла. По моим представлениям, Карен была из тех людей, которые с трудом удерживаются от искушения. Но она летала в Сиэтл для встречи с одним человеком, которому позарез нужны эти письма. С человеком, который предположительно живет в Сиэтле или мог приехать туда из ближайших окрестностей. Из Беллингема, к примеру.

– Чушь, – заявил Хильярд Моффет, выпятив челюсть. – Беспочвенное предположение. Беллингем находится далеко от Сиэтла, оттуда рукой подать до канадской границы. И вы сказали, что эта женщина – воровка и приехала из Канзас-Сити. Откуда мне ее знать?

– Вы коллекционер, – ответил я. – После того как Ландау убили, а меня арестовали, вы отправились прямиком в мой магазин. Вы прямым текстом заявили, что готовы купить письма, даже если они были украдены, даже если я совершил убийство, чтобы заполучить их. У меня не возникло ощущения, что вы не делали подобных предложений ранее.

– У вас нет доказательств.

– Не думаю, что их так сложно будет найти, – сказал я. – Кассенмайер, вероятно, останавливалась в отеле в Сиэтле, и определить, в каком, не составит труда. Если она звонила по телефону – это тоже зарегистрировано. И если она встречалась с пузатым коротышкой с бульдожьей физиономией…

– Прошу прощения!

– Ну, скажем, с джентльменом крупного телосложения, – поправился я, – с вьющимися волосами и квадратным подбородком. Так вот, если она встречалась с таким симпатичным господином – в вестибюле отеля, или в кафе, или в баре по соседству, – наверняка найдутся свидетели. Но зачем все усложнять? О конспирации вас никто не предупреждал. Вы просто дали ей понять, насколько важны для вас эти письма и где их можно найти.

– В этом нет ничего незаконного.

– Разумеется, нет. И возможно, вы предложили ей кое-какие деньги на расходы.

– Это звучит не вполне законно, – произнес он после некоторого размышления, – поэтому я, разумеется, ничего такого не делал. И если кто-то и предлагал ей деньги на расходы, то, безусловно, наличными, а при этом не остается никаких следов.

– Затем она прилетела в Нью-Йорк, – продолжал я, – и сняла номер здесь, в «Паддингтоне». Но тут есть одна любопытная деталь. После того как ее обнаружили убитой, полиция решила проверить, зарегистрирована ли она в отеле. Оказалось, что нет.

– И что тут любопытного? – вступил в разговор Лестер Эддингтон. – Может, в самолет и трудно попасть под чужим именем, но в отель легче легкого.

– Безусловно, – поддержала его Айзис Готье. – Берни так и поступил, хотя и не сумел сделать это как следует.

Я внутренне просиял. Она снова назвала меня просто по имени!

– Это хлопотно, – пояснил я. – Если у вас нет кредитной карточки, которая соответствует вашему вымышленному имени, приходится расплачиваться наличными и оставлять залог. Разумеется, она могла так сделать – для того чтобы ее имя не всплыло на будущем месте преступления, но мы знаем, что это не так.

– Откуда нам это известно?

– Мы знаем, в каком номере она останавливалась, – сказал я. – Рэй?

– На основании полученной информации, – веско заявил Рэй, – я проверил документацию отеля, касающуюся регистрации постояльцев в интересующем нас номере. Согласно документам номер оставался свободным на протяжении всей последней недели.

– Минутку, – вступила Айзис. – Если она не регистрировалась, каким образом вы установили, что она жила в отеле?

– На основании полученной информации, – ответил Рэй.

– Полученной от кого?

– От меня, – вмешался я.

– А вы каким образом получили эту информацию?

– Мне довелось оказаться в этом номере, и…

– Вам довелось в нем оказаться!

– Дважды, – уточнил я. – В первый раз я не знал, чей это номер, и меня это, в общем, и не интересовало. Я перебирался с пожарной лестницы в коридор, и прежде всего мне хотелось побыстрее убраться из отеля, потому что я незадолго до этого покинул номер Антеи Ландау.

– Это та дама, которую убили, – очнулся полицейский в форме. – Вы были в ее номере?

– Совершенно верно, и я…

– Я чего-то не уловил? – обратился он к Рэю. – Почему он не в камере?

– Он выпущен под залог, – ответил Рэй.

– Выпущен под залог и разыгрывает перед нами спектакль?

Рэй смерил его суровым взглядом, и он только пожал плечами.

– Да ладно, я просто спросил. Мне-то что…

В комнате наступила тишина, и я дал ей возможность продержаться еще некоторое время. Потом продолжил:

– Во время первого посещения этого номера я кое на что обратил внимание. Так получилось, что в первый визит я кое-что там обнаружил и… э-э… прихватил с собой.

– Рэй, – опять подал голос второй полицейский, – ты, случайно, не зачитывал этому парню его права? Он только что признался в совершении преступления класса «D».

Рэй снова метнул на него взгляд, тот открыл рот, а потом тихо закрыл.

– Это были ювелирные украшения, – продолжил я и посмотрел на Айзис. Она зафиксировала информацию и понимающе кивнула. – Впоследствии я выяснил, что они принадлежали одной из постоянных клиенток отеля и что она живет не в том номере, где я их обнаружил.

– Это очень интересно, – заговорил Хильярд Моффет, – хотя трудно уследить за нитью рассказа. Но какое это имеет отношение к двум убийствам и исчезновению переписки Фэйрберна с Ландау?

– Мы дойдем и до этого.

– Хотелось бы побыстрее, – с ноткой раздражения заметил он. – И не мог бы кто-нибудь открыть окно? Столько людей, да еще горящий камин – становится чертовски жарко.

Я посмотрел на Айзис, та обернулась к Марти, он подошел к окну и открыл его.

– Мне оставалось, – продолжил я, – сложить два и два, точнее, шестьсот два и триста три. Номера комнат, – пояснил я, заметив недоуменные взгляды. – Ландау жила в шестьсот втором, кто-то проник в ее номер, убил ее и скрылся, прихватив письма Фэйрберна. А триста третья – это комната, где жила Карен Кассенмайер и где я обнаружил украденные драгоценности. Разумеется, я не знал, что они украдены, когда… э-э… забирал их, и не знал, что это комната Кассенмайер, – пока не вернулся в нее снова.

– Вы туда вернулись…

– Чтобы установить, чья это комната. Я предположил, что существует связь между кражей и убийством на шестом этаже и пропавшими украшениями, которые оказались на три этажа ниже. Короче, я проник туда и в гардеробной обнаружил чемодан с багажной биркой на имя Карен Кассенмайер. Я мог бы обнаружить и больше, но услышал, как кто-то открывает дверь.

– Кассенмайер?

– Именно это я и предположил. В тот момент я еще не знал, как ее зовут, у меня не было времени прочитать, что написано на бирке, но я предположил, что человек за дверью – законный обитатель номера. Была середина ночи, а в это время мало кто наносит дружеские визиты.

– Это мог быть другой вор, – предположила Айзис. – Вроде вас.

– Нет, не вроде меня, потому что у этого вора был ключ. Мне пришлось спрятаться.

– В гардеробной?

Я посмотрел на Элис, которая задала этот вопрос и, похоже, сама удивилась.

– Нет, не в гардеробной. И слава богу, потому что у меня возникло ощущение, что в гардеробную они заглядывали.

– Они? – переспросила Айзис.

– Их было двое, – кивнул я. – Мужчина и женщина. Я был в ванной, за занавеской, и не мог их как следует рассмотреть. Я оставался на месте, а они воспользовались спальней и ушли.

– Воспользовались спальней? – подала голос Эрика. – Для чего?

– Ну, не для сна.

– Они там сексом занимались, – предположила Кэролайн. – Правильно, Берн?

– Да. Позанимались и ушли.

– Кассенмайер и некий мужчина, – проговорил Рэй Киршман и посмотрел на Кэролайн. – А может, это был не мужчина.

– Мужчина, – подтвердил я.

– А вы что, слышали его голос?

– Он оставил поднятым сиденье унитаза, – покачал я головой.

– Свинья, – бросила Айзис.

– Голоса его я так и не услышал, – продолжал я, – если не считать невнятного бормотанья, и, безусловно, не смог бы его опознать. Но ее голос я узнал, и это была не Кассенмайер.

– Как вы можете это утверждать? Вы же сказали, что никогда не встречались с Кассенмайер.

– Совершенно верно, – сказал я, – и если я узнал этот голос…

– Значит, женщина была тебе знакома, – подал голос Марти.

– Да. Это та самая женщина, которая привлекла мой интерес к Антее Ландау и ее письмам. Теперь она оказалась в комнате, где я обнаружил украденные украшения, а когда ушла, я проверил багажную бирку и прочитал имя Карен Кассенмайер. Таким образом, моей первой мыслью было, что это действительно ее номер и что она и Кассенмайер – одно лицо, даже если она назвалась другим именем. Одно из имен было фальшивым, а вот женщина – та же самая.

– Может, вы были правы? – сдержанно поинтересовалась Элис Котрелл. – Откуда вам знать, что это была не Карен Кассенмайер?

Потому что Карен Кассенмайер мертва, мысленно парировал я, а ты тут строишь из себя невинность. Но ответил я иначе:

– Я видел Карен Кассенмайер в морге, и она не была похожа ни на кого, с кем я встречался прежде. Но еще раньше у меня возникло подозрение, что женщина, чей голос я слышал, и женщина, которая жила в этом номере, – не одно и то же лицо.

– Почему, Берн? – заинтересовался Рэй.

– Кровать была застелена. – Эта фраза опять вызвала недоуменные взгляды, и я пояснил: – Двое занимались любовью в триста третьем номере, потом ушли из него, а когда я увидел постель, она была застелена.

– На основании этого можно лишь утверждать, – прокашлявшись, заметил Виктор Харкнесс из «Сотбис», – что это аккуратные люди.

– Не представляю, когда они успели застелить постель, – сказал я, – причем убрана она была очень профессионально, словно этим занималась горничная. Можно сказать, что она выглядела так же, как и до их прихода, а причина простая. Они вообще ее не расстилали.

– Хотите сказать, что…

– Они занимались сексом на покрывале, – подхватила Айзис и поморщилась. – Это еще хуже, чем оставлять поднятой крышку унитаза.

– Полагаю, они торопились, – продолжил я, – и, вероятно, не хотели оставлять явных следов своего пребывания в этой комнате, следов, которые могла бы обнаружить Карен Кассенмайер по возвращении. Но они все-таки оставили кое-какие следы, и это дало мне возможность установить личность мужчины.

– ДНК, – подал голос полицейский в форме. – Но каким образом вам удалось взять образцы для сравнения, и когда вы успели провести тест, и…

– Не ДНК, – перебил я его, – и такого рода следы они не оставили. Возможно, они предохранялись.

– Надеюсь, – веско обронила Айзис. – Все должны так поступать.

– Кто же этот мужчина? – спросила Кэролайн. – И какого рода следы на него указывали?

– Черная метка.

– В личном деле? – предположил Виктор Харкнесс. – Пятно на репутации?

– О репутации позже, – ответил я. – Эта черная метка была на покрывале. Точнее, пятно, наверху, как раз над подушкой. Там, где лежала его голова. – Пока они это обдумывали, я добавил: – Помните, о чем я говорил раньше? О ключе, которым открывали дверь? Это одна из причин, по которой я решил, что в номер возвращается его хозяйка. Но я ошибся, хотя у этого человека был ключ. Из двоих вошедших женщина мне была знакома, и мне трудно представить, откуда у нее ключ от чужого гостиничного номера. Но мужчина мог иметь доступ к ключу. К ключу от триста третьего номера или, скажем, к универсальному ключу, которым открываются все двери в этом отеле.

– Ключ от двери, – произнесла Кэролайн, – и черное пятно на покрывале.

– Картина начинает проясняться, – продолжил я. – Это сотрудник отеля. Тот, кто мог поселить Карен Кассенмайер в номер без официальной регистрации. Тот, кто знает, в какой комнате она находится и имеет возможность входить и выходить из номера. Тот, у кого такие же черные волосы, как пятно на покрывале, и не потому, что его ими наградила мать-природа. Карл, вы много лет работаете в «Паддингтоне». Вы не знаете никого, кто бы соответствовал описанию?