Текст книги "Вор во ржи"

Автор книги: Лоуренс Блок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Глава 16

За время моего отсутствия Генри кое-что продал и договорился с женщиной, которая оставила сумку с книгами. Он заплатил ей наличными из кассы и попросил написать расписку, причем даже сэкономил – предложил ей на двадцать пять долларов меньше, чем я готов был отдать.

Снова звонил мистер Харкнесс из «Сотбис». Перезванивать ему я не хотел и не видел смысла снова пытаться дозвониться до Элис Котрелл, полагая, что этот номер к ней не имеет никакого отношения. Поэтому я просто беседовал о книгах с Генри, который стоял, облокотившись о прилавок, теребя свою серебристую бородку. Он рассказывал о том, какое впечатление произвел на него когда-то Томас Вулф.

– Мне казалось, – говорил он, – что «Взгляни на дом свой, ангел!» просто потрясающая книга. Но несколько лет назад я попробовал перечитать ее – и ничего не вышло.

– Что ж, домой возврата нет, [15]15
  Название романа Т. Вулфа.


[Закрыть]– сказал я.

– Может и так, но есть ведь несколько книг, которые я перечитываю постоянно. А чтобы читать Вулфа, на мой взгляд, нужно быть молодым.

– То же самое с «Доктором Зюссом».

– Не знаю, – ответил он. – Больше всего у него мне нравится «Кошка в шляпе». И еще одна, про мальчика со шляпами.

– Бартоломью Каббинс, – подсказал я. – Может, вам просто нравятся книги про шляпы? У меня где-то завалялась «Зеленая шляпа» Майкла Арлена. Она у меня уже несколько лет, и, если вы читали ее, может, подскажете, хороша она или нет. А как насчет «Ничьего ребенка»? Если вы прочитали его в семнадцать лет, вы, наверное, скажете, что он изменил вашу жизнь, хотя в этом я почему-то сомневаюсь.

– Мне было далеко за семнадцать, когда он вышел.

– Но вы его читали?

– Когда он вышел, и с тех пор еще несколько раз просматривал.

– Но я не думаю, что он изменил вашу жизнь. Я прав?

– Думаю, всё так или иначе меняет нашу жизнь, – задумчиво проговорил он. – Даже утренняя газета, даже реклама на упаковке. Прочитав ее, человек уже становится немножко другим.

Разговор перетек в приятнейшую философскую беседу. Я покупал книжный магазин в надежде на такого рода беседы и окунулся в нее с головой. Звук открывающейся двери прервал меня на середине фразы. Я обернулся и увидел на пороге женщину, которая показалась мне знакомой. Впрочем, я не вспомнил ее, пока она не произнесла:

– Привет! А вы что здесь делаете?

Это была Айзис Готье, и я не узнал ее, пока она не заговорила, потому что выглядела она на этот раз совсем иначе. Сегодня она была одета не как паддингтонский мишка, но выглядела очень привлекательно в синих джинсах и розовой кофточке от «Брук Бразерс». Ее тугие косички превратились в прямые волосы до плеч с красными прядями, в которых – какой я наблюдательный! – я распознал парик.

– Я бываю здесь регулярно, – объяснил я. – Это мой магазин. А вот что вы здесь делаете?

– Я не к вам обращаюсь, – ответила она, глядя на Генри, который выпрямился и опустил руку. – Ох, прошу прощения. Я обозналась. – Потом она обернулась ко мне: – Мне известно, что это ваш магазин. И мне также известно, чем вы занимаетесь в нерабочее время. И я считаю, что нам нужно поговорить. – После этого она повернула голову и снова посмотрела на Генри.

– Пожалуй, мне пора пойти перекусить, – дипломатично заметил он.

Она хранила молчание, пока за ним не закрылась дверь. Потом сообщила, что разговаривала с Марти, который сказал ей, что говорил со мной.

– Он уверен, что вы не убивали Антею Ландау, – сказала она. – Но то же самое говорил и тот полицейский. Вы приходили туда, чтобы что-то украсть, но вы этого не нашли.

– Мне не нравятся такие предположения, – ответил я. – Словно я какой-то мелкий жулик, полный профан.

Я одарил ее моей самой обезоруживающей улыбкой, но не заметил, чтобы она возымела хоть какое-то действие.

– Вы вор, – продолжала она, – и вы пришли в отель, чтобы что-то украсть. А кто-то проник в мой номер и украл мои рубины. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что вы приложили к этому руку.

– Я уловил вашу мысль, но…

– Марти говорит, что это не вы, – перебила она. – Но тут есть один нюанс. Когда я впервые сообщила ему о пропаже рубинов, я почувствовала, что он мне не поверил. Он решил, что я просто придумала способ оставить их у себя, не отказываясь их вернуть. «О, я бы и рада, не хочу, чтобы бедная миссис Консидайн страдала по моей вине, но что поделаешь, раз их у меня украли».

– Великолепно, мисс Скарлетт, но при чем тут я?

– Теперь он мне верит, – полыхнула она взглядом. – Он переговорил с вами, и теперь он мне верит. Вам это о чем-нибудь говорит, мистер Роденбарр?

– Полагаю, он образумился.

– Мне это говорит о том, – с нажимом произнесла она, – что он понял: пропажа рубинов – это не выдумка, раз вы признались в их похищении. Вероятно, вы приходили в отель еще раньше, когда я встретила вас в коридоре.

– А потом вернулся на место преступления?

– Вы обнаружили, что охрана в «Паддингтоне» оставляет желать лучшего, и захотели посмотреть, нет ли чего интересного в других номерах. Но прежде всего хотелось бы выяснить, почему вы вообще сунулись в мой номер. Вас послал Джон Консидайн?

– Я никогда с ним не встречался. К тому же, если бы я уже украл по его просьбе рубины, зачем ему понадобилось посылать Марти уговаривать вас расстаться с ними?

– А может, он и не знал, что вы их украли. Может, вы не сказали ему, потому что задумали продать рубины, а не ограничиваться тем, что он вам пообещал?

– Слишком много «может» в одном предложении.

– Это два предложения с одним «может» в каждом.

– Правда? По-моему, все равно многовато.

– По-вашему, слишком много гипотез?

– Скажи, что я гипотетичен, – откликнулся я.

– Это вы на песню намекаете? – Она подбоченилась, склонила голову набок и вполголоса напела на мотив «Скажи, что я безответственна»:

– «Скажи, что я гипотетичен… Добавь еще…» Что добавить?

– Ироничен, – предположил я.

Она скривилась.

– Добавь еще – теоретичен.

– Уже лучше, – согласился я.

– Но не забудь, что ироничен…

– Мне нравится, – сказал я, – и рад, что мне удалось внести свою лепту. По-моему, мы сочинили хит.

– По-моему, вы отклонились от темы, – сурово парировала она, но выглядела уже не такой суровой, как раньше. На губах даже промелькнуло некое подобие улыбки. До одобрения еще далеко, но прогресс налицо.

– Вы считаете, что я завладел вашими рубинами. – Обратите внимание на притяжательное местоимение: таким образом я хотел дать ей понять, что я на ее стороне. – Допустим, вы правы.

– Я так и знала!

– Я рад, – сказал я. – Но пусть это останется не более чем гипотезой. Я не сказал, что вы правы; я сказал: допустим, вы правы. Кстати сказать, у вас я никогда ничего не крал.

– И это правда?

– Истинная!

– И я должна поверить вам на слово? Слово вора?

– Украшения пропали из вашего номера, – заметил я. – Имейте в виду: моя нога не переступала порога вашей комнаты. Я даже не знаю, в каком номере вы живете.

– Как же вы можете утверждать, что никогда в нем не были?

– Потому что вы живете на шестом этаже, а единственный номер на шестом этаже, в котором я побывал, – это номер Антеи Ландау.

– Бедняжка Антея, – вздохнула она. – Она не ладила с большинством постоянных жильцов, но ко мне всегда была добра. «Дорогая, если вы когда-нибудь напишете книгу, – говорила она, – несите ее прямо ко мне». Вы только что сами признались! – бросила она на меня испепеляющий взгляд.

– В чем признался?

– Что были в ее номере.

– Подумаешь, признание, – ответил я. – Мы с вами не в суде. Как бы то ни было, там нашли отпечаток моего пальца. Главное, я никогда не был в вашем номере и в глаза не видел вашего Элвиса на черном бархате.

– Тогда откуда вы… а-а… Верно, вам сказал Марти.

– Он просто в восторге. Но позвольте вернуться к моей гипотезе. Предположим, чисто теоретически, что ваши рубины у меня.

– Теоретически – подходящее слово. Хорошо, сыграем по вашим правилам. У вас нет рубинов, но предположим, они у вас были.

– Что вам нужно для счастья?

– Что мне нужно для счастья? Верните мне эти проклятые рубины, и я буду на седьмом небе!

– Вам нужны сами рубины? Просто пытаюсь понять, что вас привлекает, – пояснил я. – Симпатичные красные камушки или их цена?

– Продолжайте.

– Вас удовлетворит их денежный эквивалент?

Ее глаза загорелись. Они остались синими, но уже не такого пронзительного цвета. Наверное, я начал к ним привыкать.

– Джон Консидайн тоже затрагивал эту тему, – заметила она. – Он сказал Марти, чтобы тот предложил мне пять тысяч долларов. Пять тысяч долларов!

– Жалкие гроши, – согласился я.

– Я бы сказала – жалкая подачка. Оценщик говорил, что они стоят восемьдесят тысяч.

– Это больше той суммы, на которую они застрахованы, но, вероятно, ненамного. Ладно, забудем про пять тысяч.

– Я забыла про них, как только услышала.

– И про восемьдесят тысяч тоже забудьте, если хотите получить хоть что-нибудь. Допустим, вы получите двадцать тысяч.

– Двадцать тысяч долларов.

– Без лишнего шума, наличными.

– Это меньше, чем они стоят.

– Предположим, что они подлинные, и предположим…

– Эксперт сказал, что это – настоящие бирманские рубины.

– Самые лучшие рубины привозят из Бирмы и Шри-Ланки. Эти страны – крупнейшие их экспортеры, – заметил я.

– Знаю.

– А кто, по-вашему, крупнейший импортер синтетических рубинов?

– Хотите сказать, – произнесла она, помолчав, – тоже Бирма и Шри-Ланка? В чем тут смысл?

– Подумайте.

– Я как-то видела на шоссе магазин с вывеской: «Покупаем рухлядь и продаем антиквариат». Этим и занимаются в Бирме и Шри-Ланке?

– Занимаются, – кивнул я, – и им это сходит с рук, потому что синтетические рубины практически невозможно отличить от настоящих, поэтому рубины – не самое лучшее долгосрочное вложение капитала.

– Я и не думала их продавать, – нахмурила брови Айзис. – Если бы продала, то получила бы куда больше двадцати тысяч. Понимаете, я носила их на сцене…

– Да. «Свобода – это вещь».

– Так вы меня видели? Нет, конечно. Вам сказал Марти.

– Я слышал, вы были неподражаемы.

– Вы это просто так говорите, но все равно приятно. – На сей раз ее улыбка была искренней. – Я любила эти рубины. Я себя в них так чудесно чувствовала. Особенно потому, что мне их дал Джон. Потом мои чувства к Джону изменились, а к рубинам – нет.

– А сейчас?

– Двадцать тысяч долларов – большие деньги. Я буду скучать без рубинов. Вообще-то я уже по ним скучаю. Но, конечно, от денег пользы гораздо больше. Хотя вы мне их все равно не вернете?

– Мы же обсуждаем гипотезу, верно?

– Вы это так называете? – нахмурилась она. – Мне бы хотелось получить назад мои рубины, мистер Роденбарр.

– Берни.

– Я хочу мои рубины, Берни. Или двадцать тысяч долларов. Но у вас нет ни камней, ни денег, значит, вы просто дурака валяете.

– Мне казалось, мы обсуждаем гипотезу.

– Какая разница, – огрызнулась она и направилась к двери.

С ее уходом в помещении стало тише и как-то темнее. От нее исходил свет, даже когда она не была разодета во все цвета радуги. Я остался в одиночестве. Генри не вернулся, и я не знал, собирается ли он возвращаться.

Я взял телефон и набрал номер Элис или тот, который она дала мне в качестве такового, но он не ответил, как это вошло у него в привычку. Положив трубку, я некоторое время обдумывал сложившуюся ситуацию и кое до чего додумался.

Я могу выйти сухим из этой грязной воды.

Одна дамочка пробудила во мне желание произвести на нее впечатление и оказать услугу одному писателю, чья книга – ну конечно же – изменила мою жизнь. «Ничей ребенок», возможно, не спас меня от преступной жизни, но навсегда изменил мое мировоззрение, чего никак нельзя сказать про рекламу на упаковке. И я попытался завладеть письмами Фэйрберна, но кто-то меня опередил, так что сейчас они для меня недоступны. Если вы собирались искать иголку, вам следует хотя бы знать, в каком стоге ее спрятали. А я не знал. Рубины мог взять кто угодно, и они могли находиться где угодно.

Следовательно, Фэйрберн не получит своих писем, но не обвинит в этом меня, потому что не подозревает о моем существовании. Возможно, он обвинит Элис Котрелл, а та, если хочет, пусть винит меня, но она исчезла из моей жизни, вернувшись лишь на мгновение, чтобы стонать от наслаждения в постели с безликим незнакомцем. Мне как-то не верилось, что я перед ней в долгу.

Меня угораздило оказаться рядом с местом преступления и из-за этого угодить под арест, но в камере я томился недолго и рано или поздно все обвинения будут сняты. Даже если убийцу Антеи Ландау никогда не найдут, на меня у полиции ничего нет.

Что остается? Рубины? Прекрасно. Я не проверял, но наверняка они так и лежат в пакете с кошачьим кормом. Пожелает Джон Консидайн заплатить двадцать тысяч баксов, чтобы их вернуть, захочет Айзис взять за них деньги – это уже не мое дело. Как только я верну рубины Марти, это будет его дело, и пусть он сам с ним разбирается.

А что остается мне? В данный момент – сумка только что приобретенных книжек, а от них мне мало толку, пока они лежат там, где лежат. Я выложил их на прилавок, наклеил ценники и стал расставлять по полкам. «Газовый завод Макгинти» оценить так и не удалось. Я впустую перелистал несколько каталогов и пока оставил его без цены.

Лениво я открыл книгу и начал было читать; но на середине третьей страницы знакомый голос оторвал меня от повествования.

– Так-так-так, – пробасил Рэй Киршман, и я выпрямился, громко захлопнув книгу.

– Эй, Берн, – сказал он, – у тебя такой вид, словно я тебя застукал с поличным, а ведь ты всего лишь читал книжку. Нечистая совесть замучила?

– Это ценная книга, – ответил я. – Не стоило мне ее читать. Во всяком случае, ты застал меня врасплох, Рэй.

– Если человек работает в магазине, он должен быть готов к тому, что к нему в любой момент могут зайти посетители. Это – один из рисков розничной торговли. Даже если это не магазин, а одна видимость, и его владелец на самом деле вор.

– Рэй!..

– Берн, письма еще не всплыли?

– Нет, – ответил я, – и не собираются. Признаться, я их искал, но кто-то меня опередил.

– И убил Ландау.

– Очевидно.

– По-моему, – продолжил он, нахмурившись, – прежде ты говорил, что письма у тебя.

– Нет, – возразил я. – Это ты сказал, что они у меня, а я сказал, что они в безопасности.

– От кого?

– От меня. Добавлю, мне наплевать, где они и кто их забрал.

– Берн, а как же наш договор?

– С ним все в порядке, но даже в аптеке не сделают что-то из пустоты. Нам нечего делить, Рэй.

– То есть ты умываешь руки?

– Именно.

Он хотел что-то добавить, но тут зазвонил телефон, и я потянулся за трубкой. Звонил Хильярд Моффет, крупнейший в мире коллекционер Гулливера Фэйрберна, просто чтобы напомнить о своей глубочайшей заинтересованности.

Я прервал его на полуслове.

– Писем у меня нет, – сообщил я. – И никогда не будет. К тому же сейчас я занят.

Я положил трубку.

– Я правильно тебя понял, – подал голос Рэй, – ты устраняешься?

– Именно.

– И в отель, к плюшевым мишкам, ты не возвращался?

– В «Паддингтон»? Конечно нет. Как бы я туда попал? Да меня бы, наверное, и не впустили.

– Берн, а когда ты у кого-нибудь спрашивал разрешения?

Телефон зазвонил снова. Я скорчил гримасу, снял трубку и услышал голос Лестера Эддингтона, крупнейшего в мире специалиста по Фэйрберну, напомнившего мне о том, как важно ему заполучить ксерокопии переписки Фэйрберна и Ландау. Поразмыслив, он решил заплатить мне несколько больше, чем обойдется ксерокопирование. Если быть точным, пару тысяч долларов, и…

Очень полезно помнить свою роль наизусть, а с памятью у меня не было никаких проблем.

– Писем у меня нет, – сообщил я. – И никогда не будет. К тому же сейчас я занят.

Я положил трубку.

– Ты твердишь одно и то же, – заметил Рэй, – и скоро сам в это поверишь. Но скажи мне, Берн, что ты делал прошлой ночью?

– Что делал?

– Угу. Общался с Кэролайн?

– Нет, у нее было свидание.

– А что делал ты?

– Ну, выпивал в «Бам Рэп».

– Один-одинешенек? Знаешь, что говорят про тех, кто пьет в одиночку?

– Полагаю, это лучше, чем сидеть в одиночестве и не пить, – ответил я. – Но я был не один.

– А потом?

– А потом вернулся домой.

– К себе в Вест-Энд, на Семьдесят первую?

– Да, я там живу. Это мой дом, так что, когда я собираюсь домой, я отправляюсь именно туда.

– Ну, ты ведь мог отправиться домой вместе с тем, с кем пил, – заметил он. – То есть к ней домой.

– Я пил с мужчиной.

– Никогда бы о тебе такого не подумал, Берн, но не мое дело, кого ты водишь к себе домой.

– Я отправился домой один, – уточнил я. – В свой собственный дом, один, и…

И зазвонил телефон. Я снял трубку и рявкнул в микрофон, возникла пауза, после чего мистер Виктор Харкнесс из «Сотбис» сообщил, что уже пытался застать меня, но у меня, видимо, не было возможности ему перезвонить.

– Я говорю неофициально, – сказал он, – так что считайте, что из научного любопытства. Мисс Антея Ландау заключила с нами договор о передаче писем Фэйрберна для продажи с аукциона. В качестве образца она показала нам несколько писем, мы их просмотрели, но она их нам не оставила. Однако мы выдали ей аванс, и она подписала с нами соглашение, которое распространяется на ее наследников и правопреемников.

– Вряд ли я вхожу в их число, – сказал я. – Даже не представляю, каким образом она могла бы упомянуть меня в своем завещании. Я не был знаком с этой дамой.

Последовала новая долгая пауза, затем мистер Харкнесс возобновил атаку:

– Хочу подчеркнуть, мистер Роденбарр, что мы весьма заинтересованы в этих письмах. Они буду в центре нашей январской продажи книг и архивов. Их ценность для нас значительно выше тех комиссионных, которые мы рассчитываем получить от продажи, хотя они сами по себе будут весьма существенными.

– Это интересно, но…

– Следовательно, – прервал он меня, – мы готовы выплатить комиссионные посреднику. Наличными. Никаких объяснений не потребуется.

– И вы вправе это сделать?

– Письма остаются законной собственностью мисс Ландау – вне зависимости от того, в чьих руках они находятся в данный момент. И наша с ней договоренность все еще в силе. Если нам удастся получить письма, мы никому не обязаны объяснять, каким образом они оказались в нашем распоряжении.

Я глубоко вздохнул.

– Писем у меня нет, – сообщил я. – И никогда не будет. К тому же сейчас я занят.

Я положил трубку.

– Ты повторяешься, – заметил Рэй. – Я бы сказал, ты напоминаешь заезженную пластинку.

– Пластинки и существуют для того, чтобы их заездили.

– Угу. Значит, вчера вечером ты отправился прямиком домой, да?

К чему он клонит?

– Я отправился в «Бам Рэп». Я тебе это уже сказал.

– Где выпивал со своим другом-гомиком.

– Его зовут Генри, – сказал я, – и он не голубой, по крайней мере, мне так не кажется. А какая тебе разница?

– Мне – никакой. Я не возил его к себе домой.

– Я тоже.

– Да, ты отправился домой в одиночестве. В котором часу?

– Не помню. Часов в восемь, может, в девять. Примерно так.

– И поехал прямо домой.

– Нет, еще зашел в магазин и купил молока. Зачем…

– Наверное, чтобы добавлять в кофе. А-а, зачем я спрашиваю? Так, чтобы разговор поддержать, Берни. Значит, ты поехал домой и провел всю ночь один, я правильно понял?

– Правильно.

– А утром…

– Встал и поехал в магазин.

– Открыл его, покормил кота и занялся своими обычными делами.

– Совершенно верно.

– И что, вот просто так вышел из дому и ничего не заметил?

Мне пришлось-таки спросить, хотя очень не хотелось услышать ответ:

– Чего я не заметил, Рэй?

– Мертвую девушку, – пояснил он, – которая лежала на полу в твоей гостиной. У тебя там не так много места, чтобы обойти труп, так что тебе, наверное, пришлось через нее перешагнуть. Странно, что ты ничего не заметил.

Глава 17

– Мертвая женщина, – повторил я.

– Девушка, женщина, как тебе больше нравится, Берн. Как ее ни называй, вряд ли она ответит. Бедняжка уже давно не подает признаков жизни.

– В моей квартире.

– Если только ты не съехал оттуда и там не поселился кто-то другой. Ты ведь все там же живешь, Берн?

– Да, – ответил я.

– Похоже, это подходящее место для жизни, – рассудительно заметил Рэй, – иначе ты бы там не жил, и, видимо, для смерти тоже, раз уж она его выбрала. Хотя, признаться, ей помогли.

– Ее убили?

– Пожалуй, да. Люди сейчас стреляются сплошь и рядом, бывает, что и закалывают себя ножом, но чтобы то и другое сразу – о таком мне слышать не приходилось.

– Ее…

– Застрелили и зарезали. Выстрел в плечо, нож в сердце или достаточно близко, чтобы добиться того же эффекта. Врач говорит, смерть наступила практически мгновенно.

– По крайней мере, не мучилась, – сказал я. – Кем бы она ни была. Она погибла от ножевой раны?

– Чтобы погибнуть от пули, ей бы пришлось дождаться заражения крови, потому что рана была забинтована. Док не берется утверждать наверняка, но считает, что огнестрелу как минимум двадцать четыре часа. Ее подстрелили, потом залатали, и она отправилась к тебе на квартиру, где ее закололи.

– Когда это произошло, Рэй?

– Судя по всему, ночью. Пока ты спал дома, Берн.

– Кто обнаружил тело?

– Двое патрульных.

– Они просто проходили мимо и случайно ее там обнаружили?

– Они приехали по звонку.

– И когда это произошло?

– Часов в одиннадцать утра. Соседи сообщили консьержу, что ночью из-за двери твоей квартиры доносились подозрительные звуки.

– Они ждали до утра, чтобы сообщить консьержу?

– Не они, а она. Ты знаешь миссис Хеш?

– Соседка напротив. Милая женщина.

– Так вот она среди ночи что-то услышала. Только не спрашивай ее, когда именно, потому что я уже спрашивал и получил что угодно, кроме точного ответа. Она легла спать, проснулась от странных звуков, постучалась в твою дверь, ты не ответил, тогда она позвонила тебе по телефону, ты опять не ответил, в итоге она сообщила консьержу.

– И он вызвал полицию?

– Он пытался связаться с тобой по домофону, потом поднялся наверх, барабанил тебе в дверь, но ты не откликался, да и она тоже.

– Кто – она?

– Покойница. Так что он пошел и вызвал полицию.

– Пара копов пришла и взломала мой замок, – сокрушенно покачал я головой. – Вот беда…

– Успокойся, Берн, – сказал Рэй.

– Если бы ты знал, сколько раз мне приходилось менять замок…

– На сей раз тебе не придется этого делать, потому что его никто не взламывал. У консьержа был ключ.

– Серьезно?

– Ты сам ему оставил.

– Мне казалось, я просто его потерял. Но если у него был ключ, почему он сразу не открыл дверь сам?

– Допускаю, боялся увидеть то, что внутри. А может, он и открывал дверь, увидел труп, в ужасе выскочил и вызвал полицию, чтобы они сами его обнаружили. Какая тебе разница? Она лежала на полу мертвая, причем довольно давно.

– Как давно?

– Пока точно не скажу, но примерно шесть-восемь часов. Вероятно, ее закололи где-то в середине ночи.

– Когда ты узнал о случившимся, Рэй?

– Почти сразу. Мы с тобой, Берн, связаны через компьютер. Как только в сводках всплывает твое имя, рядом с ним появляется мой флажок. Ну а позвонить мне много времени не требуется.

– Но ты довольно долго до меня добирался, – заметил я, посмотрев на часы.

– Верно, но я подумал – к чему спешить? Мне хотелось услышать заключение судмедэксперта, а заодно узнать, как ее звали, на случай, если ты не удосужился выяснить ее имя.

У меня возникло серьезное подозрение, но я решил придержать его при себе.

– И кто же она такая, Рэй?

– Имя Карен Кассенмайер тебе ни о чем не говорит?

Я подумал, что в половине пятого утра она еще была жива. Вполне жива и издавала страстные стоны на неразобранной постели в 303-м номере отеля «Паддингтон». Потом тот парень по-быстрому отвез ее на северо-запад, в мою квартиру, заколол и бросил умирать.

– Берн?

Разве что она сама приехала ко мне домой и встретила там кого-то. У меня не было никакой возможности установить, убил ли ее тот, что был с ней в номере, или кто-то другой. Впрочем, какая разница, все равно я не знаю, кто с ней был. Но почему ко мне домой?

– Э-э, Берн…

Может, потому, что она знала мой адрес. Почувствовала, что ей угрожает опасность, и решила, что я ее спасу…

– Эй, Берни! Ты где?

– Здесь, – откликнулся я. – Просто задумался. Ее зовут не Карен Кассенмайер.

– Мы в этом уверены.

– И напрасно. На самом деле…

Зазвонил телефон.

– Возьми трубку, – сказал Рэй. – И не пудри мне мозги. Полиция провела тщательное расследование, включая отпечатки ее холодных мертвых пальцев. Мы послали запрос в Вашингтон. Это Карен Кассенмайер из…

– Оклахомы. Город Генриетта, штат Оклахома, – уточнил я.

– Если это не она, как ты можешь знать, откуда она? И сними наконец трубку, а то у меня голова болит от звона!

– Всем нужно одно и то же, – ответил я. – Хочешь, чтобы я ответил? Хорошо, отвечу и скажу то же самое, что уже сказал тем троим. А потом назову тебе настоящее имя женщины, которая называла себя Карен Кассенмайер.

Я схватил трубку.

– Писем у меня нет, – сообщил я. – И никогда не будет. К тому же сейчас я занят.

– Берни? Это ты?

– Вот это да, – сказал я.

– Кажется, я не вовремя, – сказала она. – Перезвоню попозже.

– Погоди! – воскликнул я, но она уже отключилась. Некоторое время я смотрел на трубку, но обычно это не помогает, поэтому пришлось положить ее на место.

– Ну, – напомнил о себе Рэй. – Я весь внимание.

– Что?

– Имя, – сказал он. – Настоящее имя женщины, убитой в твоей квартире.

– Надеюсь, ее там уже нет? Неужели они ее не увезли?

– Хватит увиливать! Кто она?

– Карен Кассенмайер, – сказал я.

– Это я так говорил. А ты собирался сказать что-то другое.

– Нет. Вовсе нет.

– Ладно тебе! Я помню, что я сказал, и помню, что ты сказал, и я хочу узнать, что ты собирался сказать перед тем, как передумал.

– Что бы там ни было, – отвечал я, – телефонный звонок напрочь вышиб это у меня из головы. Ты сам виноват, что заставил меня снять трубку.

– Берн…

– В любом случае это не имеет никакого значения. Но если я вдруг вспомню, немедленно дам тебе знать.

Ее имя Элис Котрелл – именно это я собирался сказать, и если телефонный звонок и не вышиб из моей головы все мысли, то резко изменил их ход.

Потому что звонила мне Элис Котрелл.

– Прибыли, – произнес Рэй. – Иди взгляни.

– Терпеть не могу покойников.

– Не смеши меня. Если бы они тебе нравились, я бы и впрямь забеспокоился. Кому нравится смотреть на мертвецов? А иначе зачем бы мы их закапывали?

– Чтобы на них не смотреть?

– Вот именно, – кивнул он. – Ну? Что скажешь?

– В жизни ее не видел, – ответил я, отворачиваясь. – Мы можем идти? И прошлой ночью меня не было дома, – добавил я.

– Берн, ты меня поражаешь.

– У меня были причины утверждать иное.

– Разумеется, и главная из них в том, что ты лжец. Если человек зарабатывает на жизнь воровством, трудно ожидать, что он всегда будет говорить правду. Половину вопросов я задавал тебе лишь затем, чтобы услышать, какую байку ты сочинишь.

– Ты не ждешь от меня правды?

– Если бы ждал, это значило бы, что жизнь меня ничему не научила, потому что ты лжешь мне с первого дня нашего знакомства. Но у меня нет причин держать на тебя зло. За эти годы мы сделали друг другу немало добра, верно, Берн?

– Совершенно верно.

– И положили в карман немало долларов. К тому же мне удалось произвести несколько превосходных арестов.

– Иногда ты и меня арестовывал, Рэй.

– Но тебя же не сажали? Ты всегда выходил сухим из воды.

– Пока выходил.

– Ты видел когда-нибудь эту Кассенмайер, Берни?

– Нет, – ответил я. – Мне просто так показалось. На мгновение я принял ее за другую.

– Она выглядит знакомой?

Я отрицательно покачал головой и пояснил:

– Нет, но до того, как я ее увидел, я думал, что в моей квартире могла оказаться, э-э… другая женщина.

– И кто же это? Только не напрягайся, не сочиняй очередную историю. Твое мнение изменилось до того, как ты оказался в морге. Попробую угадать: это она звонила по телефону?

Он подъехал к пожарному гидранту, – а где еще коп может припарковаться? – и мы пошли за угол к моему магазину. Когда мы вошли, Генри как раз оформлял очередную покупку. Он вернулся в тот момент, когда Рэй вынудил меня поехать посмотреть на Карен Кассенмайер, и я позволил ему остаться.

Я не успел их познакомить, поэтому решил сделать это сейчас.

– Это Рэй Киршман, – сказал я. – Из полиции. А это – Генри Уолден. У него была фабрика глины.

– Не знал, что глину делают на фабрике, – заявил Рэй. – Я думал, ее просто выкапывают, как грязь.

Генри объяснил, что он совершенно прав, но после этого глина подвергается обработке, которая включает в себя очистку от примесей и добавление компонентов, предохраняющих ее от высыхания. После чего ее сушат, упаковывают и рассылают по магазинам.

– А потом люди покупают ее своим детям, – подхватил Рэй, – и эти маленькие мерзавцы втаптывают ее в ковры, которые потом ни за что не отчистить. Вы работает на Берни, Генри?

– Он позволяет мне оказывать ему посильную помощь. Это куда интереснее, чем производство формовочной глины.

– Если вы любите книги, – уточнил Рэй.

Генри сказал, что он очень их любит, к тому же ему очень нравятся люди, которых можно встретить в книжных магазинах. Встретить можно кого угодно, согласился Рэй. Генри поинтересовался, нужна ли мне еще его помощь, я сказал, что нет и вообще пора закрываться. Генри сказал, что скорее всего мы увидимся завтра, и на выходе задержался, чтобы потрепать Раффлса.

– Приятный парень, – заметил Рэй, когда дверь закрылась. – Он был тут, когда я заходил в прошлый раз?

– Трудно сказать, кто тут был и кого не было. Он бывает у меня довольно часто.

– Генри Голден. Ты не знаешь никаких знаменитостей по имени Генри Голден?

– Был один такой.

– Понятно.

– Но его зовут не Генри Голден, Рэй. Его зовут Генри Уолден.

– Какая разница. Все равно что-то напоминает. Как и его лицо. Сначала оно кажется знакомым, но потом понимаешь, что видишь его впервые.

– Потом понимаешь, что видишь его впервые?

– Ты понял, что я хотел сказать. Если увидишь такую бородку, ты наверняка ее не забудешь. Уж очень ухоженная. Кстати, о знакомых. Точнее, о даме, которую мы с тобой видели. Я понял, что она – не та, кого ты рассчитывал увидеть, но тебе не показалось, что она тебе кого-то напоминает?

– Она напоминает труп.

– Да. В этом сомневаться не приходится.

– И она выглядит так, словно всегда была трупом, Рэй. Словно она родилась мертвой и с тех пор не раз попадала в переделку.

– Судя по тому, что мы знаем, ей сорок шесть лет. Самое худшее, что с ней приключилось в жизни, произошло вчера ночью. Ее закололи ножом насмерть. Но до того ее много раз арестовывали, и она неоднократно сидела.

– За что?

– За кражи. Она была воровкой.

– Вор в моей квартире.

– Да, забавно. Наверное, искала, что стибрить.

– Наверное.

– Ты как-то не обеспокоен. Почему?

– Ну, если не ошибаюсь, она так ничего и не унесла.

– Нет, но тот, кто ее убил, мог унести то, за чем приходила она.

– Не знаю, за чем она приходила, – сказал я, – да у меня и нет ничего ценного.