Текст книги "Побег от гравитации. Мое стремление преобразовать NASA и начать новую космическую эру"

Автор книги: Лори Гарвер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Когда в марте 1984 г. пришли результаты “супервторника” в тринадцати штатах, сенатор Гленн, изрядно потратившись на остальных, не победил ни в одном штате. На следующий день появилась политическая карикатура, в которой Гэри Харт карикатурно говорил: “Я новичок”, Уолтер Мондейл: “Я готов”, а Джон Гленн: “Я – история”.

Я не очень хорошо знал сенатора, но он был политиком, поэтому всегда делал вид, что помнит меня, когда звонил или приходил в офис. В ходе своей карьеры я еще несколько раз работал с ним как в НАСА, так и консультируя других кандидатов в президенты. Моя связь с ним в начале кампании заложила позитивную основу для наших дальнейших профессиональных отношений, несмотря на то, что его политические взгляды были более традиционными, чем мои собственные.

В связи с резким завершением кампании старшие сотрудники позаботились о более молодых сотрудниках и помогли мне получить работу начального уровня в некоммерческой организации National Space Institute. Вернер фон Браун, известный как отец лунной программы, основал эту ассоциацию на средства аэрокосмической промышленности в 1974 г., разочарованный отсутствием общественной и политической поддержки NASA после программы “Аполлон”. Фон Браун умер в 1977 году, но мой новый начальник, исполнительный директор д-р Глен Уилсон, знал его еще со времен своей карьеры в качестве секретаря законодательного органа при сенаторе Линдоне Джонсоне. Доктор Уилсон планировал вскоре уйти на пенсию и проводил утро за чтением газеты, а после обеда делился историями о своих воспоминаниях о фон Брауне и первых днях космической программы, в том числе о том, что привело к созданию НАСА.

Перед уходом доктора Уилсона на пенсию Национальный космический институт объединился с другой организацией, занимающейся защитой интересов космонавтики, – Обществом L5 – и сменил название на Национальное космическое общество. В отличие от “нисходящей”, поддерживаемой промышленностью организации NSI, Общество L5 было основано группой последователей Джерарда О’Нила, профессора физики Принстонского университета, который, в частности, разработал концепцию свободно плавающих, самоподдерживающихся космических колоний. Название общества произошло от названия точек Лагранжа в системе Земля-Луна, которые предлагалось использовать в качестве мест расположения огромных вращающихся космических обиталищ, задуманных О’Нилом.

NSI занималась пропагандой тех программ, которые выдвигало NASA, а L5ers – это активисты, которые хотели продвинуть программу к более устойчивому развитию космоса. В сокращенном варианте фон Брауны – это исследователи, которых привлекает в космос смелый вызов, а О’Ниллианы – эксплуататоры, которых привлекает в космос экономическая экспансия и заселение Земли людьми. Помимо различий в том, что они поддерживают, они различаются и тем, как они это делают. NSI придерживалась традиционного подхода “сверху вниз”, в то время как L5ers были активистами, готовыми бросить вызов статус-кво. Это было мое первое знакомство с группой, которую я здесь называю космическими пиратами.

Подобно пиратам открытого моря, космические пираты изображались и как герои, и как злодеи. В комиксе 1930-х годов “Бак Роджерс” космическими пиратами называли постоянных злодеев, а ранние авторы научной фантастики использовали этот термин для обозначения героев, добывающих астероиды и собирающих другую добычу на космических торговых путях будущего. Более известными являются персонаж “Звездных войн” Хан Соло, а также Марк Уотни, герой книги и последующего фильма “Марсианин” Энди Вейра, который называет себя первым космическим пиратом, поскольку завладевает космическим кораблем, припаркованным на Марсе в “международных водах”, без разрешения НАСА, чтобы выжить на Марсе. В 2019 году, после того как сенатор Тед Круз оправдал создание администрацией Трампа новых Космических сил, заявив, что подобно тому, как пираты угрожают в открытом море, то же самое возможно и в космосе, Элон Маск опубликовал в Твиттере изображение фирменного пиратского флага с черепом и скрещенными костями.

Как и любая другая группа, космические пираты – это уникальные личности, обладающие некоторыми общими чертами и взглядами. Многие из них потратили десятилетия на то, чтобы создать космическую цивилизацию ценой огромных личных усилий. Они продвигали важную политику и законодательство, удерживали США от подписания договоров, которые могли бы заблокировать развитие космоса, создавали новые компании и организации, лоббировали интересы членов Конгресса, враждовали с высокопоставленными руководителями аэрокосмической отрасли, а зачастую игнорировались и маргинализировались сложившимся космическим сообществом. Это те люди, которые вырастили меня – мою первую космическую семью.

Когда в 1972 г. было объявлено о начале реализации программы Space Shuttle, президент Никсон заявил, что это будет “совершенно новый тип космической транспортной системы, призванной помочь превратить космические рубежи 1970-х годов в привычную территорию, легко доступную для человеческой деятельности в 1980-90-е годы”. По его словам, “она произведет революцию в области транспортировки в ближний космос за счет ее рутинизации. Это позволит устранить астрономические затраты на астронавтику”. Первоначальная стоимость разработки NASA, оценивавшаяся в 6 млрд. долл., увеличилась в четыре раза, и к середине 1980-х гг. любому, кто обратил на это внимание, стало очевидно, что она никогда не выполнит своих обещаний.

Космические пираты рано поняли, что главным препятствием на пути развития космонавтики является отсутствие недорогого и надежного доступа в космос. Они считали, что шаттл мешает прогрессу. Для одних это делало космических пиратов героями, для других – злодеями. Одним из первых способов достижения цели стала разработка закона 1984 года “О стимулировании коммерческих космических запусков”, который был принят для поддержки приобретения частным сектором инновационного оборудования и услуг. Я воспринимал эту концепцию как чрезвычайно логичную, не задаваясь вопросом, почему вместо космического агентства страны ее стала отстаивать небольшая некоммерческая организация. Я еще не понимал того, что уже знали космические пираты: традиционное аэрокосмическое сообщество больше заботится об увеличении размера своего куска бюджетного пирога NASA, чем о снижении затрат для создания устойчивой программы.

Как и большинство других, я все еще возносил НАСА на пьедестал. Мой офис Национального космического общества находился через дорогу от штаб-квартиры НАСА в Вашингтоне. Мы с коллегами часто посещали местный бар, где знакомились с астронавтами и руководителями Агентства. Я с головой погрузился во все, что связано с NASA, и даже играл в их команде по софтболу. Программа “Шаттл” вначале вызвала восторг у публики, и, познакомившись с астронавтами, которые не были сплошь белыми военными, я почувствовал, что мы приближаемся к новой космической эре. NSS разработала программу экскурсий и просветительских мероприятий, посвященных новому популярному космическому самолету, и я не преминул воспользоваться возможностью принять в них участие.

Я вел экскурсию во Флориде, когда 12 января 1986 года “Колумбия” запустила миссию 61-C. Это была пятая попытка запуска, и я вел экскурсионные группы во время всех четырех задержек, начиная с декабря предыдущего года. Технические и погодные проблемы не давали покоя программе, и спустя пять лет это был всего лишь 24-й запуск. NASA стремилось доказать, что может увеличить скорость запуска, как было заявлено, и, пытаясь продемонстрировать безопасность системы, начало полеты непрофессиональных астронавтов на “Шаттле”. В рамках этой работы конгрессмен от штата Флорида Билл Нельсон был включен в состав экипажа в то утро вместе с пилотом-новичком Чарли Болденом. Я и представить себе не мог, как связь, возникшая между ними во время этого полета, повлияет на космическую программу и мою собственную карьеру.

Показателем того, что НАСА намерено наращивать темпы, стало то, что второй шаттл – Challenger – уже стоял на соседней стартовой площадке. Когда “Колумбия” наконец-то зажгла свечу, запуск следующего шаттла был запланирован на две недели позже.

Я был рад снова оказаться под лучами флоридского солнца, проводя очередную экскурсию по запуску корабля Challenger, который должен был стартовать 27 января. Я ждал свою группу на смотровой площадке в четырех милях от станции, отвечая на их вопросы о НАСА и программе “Шаттл”, пока утро переходило в полдень. У техников, закрывающих люк, возникли проблемы с отсоединением ручки от двери корабля, и после нескольких попыток отсоединить ручку вручную они попросили электроинструменты, чтобы помочь с отсоединением. Техники отправились за аккумуляторными дрелями и режущими дисками, но, добравшись до верха портала, обнаружили, что они разрядились. Тогда они решили отрезать рукоятку ножовкой и вызвали еще одну доставку. И снова из служебного здания прибежал работник службы эксплуатации, поднялся на лифте на козловую площадку, где команда, наконец, просто отпилила ручку. К этому времени налетел атмосферный фронт, и ветер превысил порог запуска. Многочасовая комедия ошибок не оставила времени на то, чтобы ураган прошел, поэтому окно запуска истекло, и семь астронавтов были выведены из корабля.

Повышение интереса общественности и доказательство безопасности “Шаттла” не ограничивалось полетами членов Конгресса; NASA начало программу полетов обычных граждан, начав с программы “Учитель в космосе”. Первый учитель – Криста МакОлифф – была членом экипажа “Челленджера”, что сделало неприятности того дня еще более позорными для общественности. Я встречался с Кристой и несколькими другими членами экипажа на мероприятиях в Вашингтоне и представлял, что они, как и все, были расстроены этой непонятной задержкой.

Когда мы покидали смотровую площадку, я спросил волонтера НАСА, прикрепленного к нашему автобусу, как он думает, будут ли они пытаться осуществить запуск на следующий день. Двадцатилетний инженер непринужденно ответил, что, по прогнозу погоды, на следующее утро будет слишком холодно для запуска. С этой информацией я отправился поздним рейсом обратно в Вашингтон. Я был уже в своей квартире и собирался ехать в офис, когда увидел, что начался обратный отсчет времени для очередной попытки запуска.

Ночью на мысе Канаверал действительно прошел холодный фронт, и камеры показывали снимки льда на аппарате и баке в течение всего времени загрузки топлива. Но, похоже, это не стало проблемой, и они продолжили обратный отсчет. Я был разочарован тем, что пропустил это всегда захватывающее зрелище, и немного раздражен тем, что мне сообщили неверную информацию о возможных погодных проблемах. Разочарование перешло в неверие, когда на 73-й секунде полета контражур шаттла превратился в огненный шар.

В то время как семьи астронавтов и близкие, присутствовавшие на запуске, смотрели в пустое небо Флориды, а миллионы школьников наблюдали за происходящим по телевизору, “Челленджер” развалился на части. Первый случай гибели астронавтов в полете на корабле НАСА, который обещал дешевые и регулярные космические перевозки и считался надежным и безопасным.

Позже, когда Салли Райд и другие исследователи пришли к выводу, что причиной выхода горячих газов из твердотопливного ракетного двигателя является температура, мир узнал, что руководители НАСА и подрядчики, отвечавшие за это, преодолели категорические возражения инженеров и отступили от установленных температурных правил. Как и многие другие, я был поражен и удручен тем, что НАСА и руководители отрасли так безрассудно обошлись с ценным национальным капиталом – жизнями экипажа и будущим пилотируемых космических полетов.

Авария “Челленджера” стала определяющим событием для развития космонавтики. Чтобы оправдать крупные инвестиции государства в эту программу, американская политика предписывала запускать почти все спутники на шаттлах, что сводило на нет конкуренцию. В результате катастрофы погибли не только семь астронавтов, но и десятки спутников национальной безопасности, гражданских и коммерческих спутников. Авария привела к принятию новой политики, согласно которой “Шаттл” должен был использоваться исключительно для полетов, требующих присутствия астронавтов, а правительство начало передавать право собственности на существующие ракеты-носители частному сектору. После почти трехлетнего перерыва “Шаттл” вернулся к полетам с более закрытой миссией.

В 1984 году президент Рейган инициировал программу “Свобода космической станции”, которая должна была стать главной целью НАСА для “Спейс Шаттл”. Она была названа “Следующим логическим шагом”. Не имея пункта назначения, “Шаттл” ограничивал полеты человека в космос недельными миссиями, поэтому создание станции было крайне важно для изучения возможностей жизни и работы в космосе в течение более длительного времени. Не случайно наличие космической станции позволило обосновать продолжение эксплуатации “Шаттла”. После катастрофы “Челленджера” не было особых споров о том, стоит ли продолжать полеты на “Шаттле”, но если бы не программа создания космической станции, то все могло бы быть иначе.

Цели создания космической станции, изложенные во вступительной речи президента Рейгана, были направлены на развитие науки и торговли. Рейган предсказал, что “космическая станция позволит совершить квантовый скачок в наших исследованиях в области науки, связи, а также в производстве металлов и жизненно важных лекарств, которые могут быть изготовлены только в космосе”. Он сказал: “Как океаны открыли новый мир для клиперов и янки-торговцев, так и космос сегодня обладает огромным потенциалом для торговли”. К тому времени, когда я вернулся на работу в NASA спустя 25 лет и более 100 млрд. долл. США, достижение этих целей оставалось труднодостижимым.

Авария шаттла в 1986 году стала определяющей и в моей карьере. Как и у других, эта трагедия заставила меня задуматься о том, что делает НАСА и с какой целью. В те времена NSS была одной из немногих негосударственных космических организаций, и к нам обратились за экспертной помощью и по запросам СМИ. Меня сразу же бросили в глубокий бассейн, и вечером после аварии я выступил в качестве гостя на местной радиостанции NPR в Вашингтоне. Когда я не утонул, ко мне посыпались просьбы выступить в качестве аналитика и пресс-секретаря.

Мне понравилось рассказывать о многих инновационных отраслях и уникальной научной информации, полученной в результате нашей космической деятельности. Было выражено общее одобрение того, как инвестиции НАСА в ранние годы способствовали развитию мгновенной глобальной связи, миниатюризации электроники, авиационных достижений и знаний о нашей собственной планете, которые невозможно было получить с земли. Вопросы о том, чем занималось NASA со времен программы Apollo, выявили несоответствие между общественностью и целью государственных расходов на полеты человека в космос. Общественность была озабочена тем, чего мы достигли после того, как победили Советский Союз в полетах на Луну, и какой ценой.

Я делал все возможное, чтобы защитить программу, приводя обычные доводы о международном престиже и вдохновении, но после аварии эти доводы иссякли. Из своего раннего опыта я понял, что защита государственного финансирования полетов человека в космос в интервью СМИ часто требует ловкого обхода мин. Я был полон решимости давать честные и содержательные ответы на те вопросы, о которых меня спрашивали, и стал глубже вникать в суть проблемы.

Оправдание NASA в отношении вспомогательных продуктов, называемых “побочными”, часто выглядело нелепым. Если бы правительство хотело запустить такие инновации, как пенопласт с памятью или аккумуляторные электроинструменты, то для этого можно было бы найти более эффективные способы, чем тратить миллиарды долларов на отправку астронавтов в космос. Экономический аргумент также был несколько обманчивым, поскольку прямое финансирование государственных рабочих мест скорее замедляет, чем стимулирует экономику, если оно не стимулирует новые рынки.

На мой взгляд, основное долгосрочное обоснование просто. Единственный шанс человечества на выживание как вида – это выход за пределы Земли. Это задача многих поколений, и она не является исключительной ответственностью НАСА. Но космические пираты уже придумали способы использования ресурсов космоса, которые могут помочь людям как на Земле, так и за ее пределами.

Я был очарован книгой Фрэнка Уайта “Эффект обзора”, в которой рассказывалось о том, как вид из космоса изменил представление астронавтов об окружающей среде Земли и о способности человечества жить и работать вместе на нашей родной планете. Каждый космонавт, с которым я встречался, рассказывал, что вид тонкой линии атмосферы и массивов суши без границ изменил их мировоззрение. Это, безусловно, особенное зрелище, но я понимал, что оно не будет иметь большого значения до тех пор, пока его не испытают на себе многие другие люди, причем из самых разных слоев общества.

Для меня ценность полетов человека в космос заключается в их способности трансформировать человечество и общество. Одним из моих любимых примеров такой способности является фотография “Восход Земли”, сделанная астронавтами “Аполлона-8” из-за Луны. Этот снимок является одним из самых известных в истории, и именно с него началось экологическое движение. Роботизированные космические аппараты и раньше делали снимки Земли из космоса, но для того, чтобы увидеть красоту этого уникального ракурса, нужен был человек. Осознание того, что человек впервые увидел этот вид своими глазами, придало фотографии большее значение для всех нас.

Я приобрел репутацию вдумчивого и четкого специалиста по космической программе и начал понимать, что могу сыграть важную роль в этой области. Моей миссией стало обеспечение того, чтобы будущая космическая деятельность полностью реализовала свой потенциал и оказала положительное влияние на общество. Я планировал поступить в аспирантуру, чтобы получить степень MBA или юриста, но вместо этого решил получить высшее образование, более соответствующее моей новой цели и страсти.

Университет Джорджа Вашингтона предложил магистерскую программу по международной научно-технической политике с акцентом на космическую политику, и я учился на вечернем отделении, продолжая работать полный рабочий день. В учебном плане основное внимание уделялось истории, и мне нравилось изучать, как уроки прошлого могут быть скорректированы для выработки более эффективной политики и использования преимуществ космоса. Иногда меня беспокоило, что то, что привлекало меня в космической программе, отличалось от того, что привлекало почти всех остальных в аэрокосмическом мире. Вместо того, чтобы позволить себе чувствовать себя квадратным колышком в круглом отверстии, я старался думать о том, как я могу соединить шестеренки. Я хотел заполнить недостающую часть головоломки, чтобы помочь гениальным инженерам и ученым разгадать тайны Вселенной и продвинуть цивилизацию вперед.

Авария “Челленджера” стала переломным моментом, потрясшим всех участников космической программы до глубины души. Злополучные решения NASA выявили как неэффективное управление, так и технические ошибки, которые были проигнорированы знаменитым руководством по безопасности и инженерным разработкам. В то время было менее очевидно, что тот холодный день положил начало политике, которая в конечном итоге позволит частному сектору выйти на арену в более значительной степени. Судьба или неудача помешали мне взять расчеты и заняться инженерным делом, но, как оказалось, изучение политики и экономики дало мне уникальную перспективу, которая легла в основу моей карьеры на последующие 35 лет.

Глава 2. Звёздная болезнь

Через год после слияния в 1987 году я был переведен на должность исполнительного директора Национального космического общества. Помимо выплаты зарплаты, моей главной задачей на первых порах было найти способ соединить прежние культуры организации – NSIers и L5ers. Казалось, что различия между ними перевешивают их сходство; их управление, история и космическая идеология были полярно противоположны.

Я обнаружил, что, хотя у нас были две разные корневые системы, они питались от одних и тех же источников – ранних успехов NASA и видения научной фантастики”. В 1970-х годах фон Браун набрал совет из известных представителей этих областей, включая астронавтов Алана Шепарда, Харрисона Шмитта и Джона Гленна, а также авторов научной фантастики Рэя Брэдбери, Айзека Азимова, Джина Родденберри и Артура Кларка. Я сделал все возможное, чтобы привлечь их всех в качестве источников информации. Хью Даунс, известный тележурналист, уже согласился возглавить Совет управляющих, поэтому я сосредоточился на подборе президента и председателя, которые также могли бы обратиться к более широкой аудитории.

В рамках усилий НАСА, направленных на то, чтобы полеты на “Шаттле” стали более обыденными и доступными до аварии “Челленджера”, представителям корпораций разрешалось входить в состав экипажей астронавтов, если они сопровождали коммерческую полезную нагрузку. Чарли Уокер трижды летал на “Шаттле” в 1984-1985 гг. в качестве сотрудника компании McDonnell Douglas. Космические пираты почитали его как первопроходца в области гражданских космических путешествий, и я предложил ему стать нашим президентом. Он согласился и стал одним из моих самых первых наставников. Мы работали вместе рука об руку на протяжении всего времени моего пребывания в NSS.

Успешно приняв на работу замечательного президента, я поставил перед собой задачу найти председателя совета директоров, твердо решив “выстрелить в луну”.

За год до этого я познакомился с Баззом Олдрином на одной из конференций и понял, что его точка зрения полностью совпадает с точкой зрения Общества. Будучи вторым человеком, побывавшим на Луне, Базз был легендарным героем. Я знал, что его участие вызовет интерес общественности, увеличит число наших членов и откроет двери. Он был редким ранним астронавтом, который предпочитал ориентироваться на будущее, а не на прошлое. К моему удивлению, во время нашего первого телефонного разговора он согласился стать председателем нашего совета директоров. Он занимал эту должность более десяти лет.

Присутствие Хью, Базза и Чарли в команде лидеров помогло активизировать других авторитетных членов совета директоров. Это был эклектичный клуб чрезвычайно успешных людей из самых разных технических и нетехнических областей, которых объединяла заинтересованность в создании более ценной космической программы. Как бы ни было интересно узнать их как личностей, динамика между ними была еще более захватывающей. Я искал способы использовать готовность членов Совета директоров к взаимодействию друг с другом, что могло бы помочь поддержать Общество и космическую программу.

Необходимость слияния была вызвана отсутствием финансовой стабильности в обеих организациях, поэтому я привлек совет директоров к сбору средств. Мне было семь лет, когда оригинальный сериал “Звездный путь” был отменен, но даже в тот момент я понимал ценность бренда, созданного Джином Родденберри. Я позвонил ему и представился. Во время моего первого визита на студию Paramount он заблудился, катая меня по территории на гольф-каре, чтобы познакомить с актерами оригинального фильма, которые снимали свой фильм на одной части площадки, и актерами “Следующего поколения”, которые снимали свой сериал на другой. Он позволил мне присутствовать при просмотре дневных съемок, так называемых dailies, и объяснил, что он не собирался писать сериал о космосе. Джин был гуманистом и знал, что те идеи, которые он хотел донести до зрителя, будут легче восприняты в футуристической обстановке. Он был космическим пиратом, которого интересовало, что может дать человечеству освоение космоса.

Мы сразу нашли общий язык, и Джин согласился организовать для NSS ужин по сбору средств на съемочной площадке “Звездного пути” для крупных спонсоров. Нишель Николс и другие участники “Звездного пути” даже приняли участие в съемках социальной рекламы. Джин однажды сказал мне, что создал персонаж Уэсли Крашера, чтобы быть тем, кем он представлял себе идеального сына – он дал мальчику-гению свое собственное второе имя. Джин Уэсли Родденберри умер в конце 1991 года, когда мы с мужем ждали нашего первого ребенка. Когда родился наш сын – после того, как вдова Джина, Маджел, сообщила об этом, – мы назвали его Уэсли.

Еще одним переворотом стало приглашение Джина привезти почти весь актерский состав сериала “Звездный путь: следующее поколение” в Вашингтон для участия в благотворительном мероприятии НСС, посвященном 30-летию полета Алана Шепарда. Помимо большого ужина, мы устроили вечеринку с наблюдением за звездами в Национальной обсерватории и прием в резиденции вице-президента Дэна Куэйла, расположенной на той же территории. Вечер был наполнен наблюдением за звездами – только не такими, для которых нужен телескоп.

Основываясь на успехе этого мероприятия, в последующие годы мы планировали провести дополнительные юбилейные торжества для сбора средств и повышения осведомленности общественности о ценности космической деятельности. Базз согласился выступить в качестве ведущего ужинов на Восточном и Западном побережьях в честь 25-й годовщины высадки “Аполлона-11”. Вице-президент Гор и доктор Карл Саган выступили перед представителями космической элиты на нашем ужине в Вашингтоне.

Хотя мой второй ребенок должен был появиться на свет менее чем через два месяца, я собрала свой не самый удачный наряд для беременных и на следующий день вылетела в Лос-Анджелес, чтобы расстелить красную дорожку для знаменитых актеров и астронавтов на нашем втором мероприятии. Тем летом готовились съемки фильма “Аполлон-13”, и я позвонила в Universal Studios, чтобы пригласить на встречу актеров и съемочную группу. Я предложил им встретиться с настоящими астронавтами “Аполлона”. Это была своего рода игра в подкидного дурака, поскольку я также использовал перспективу встречи Рона Ховарда, Тома Хэнкса и других с астронавтом Джимом Ловеллом и его командой. Как я и надеялся, оба набора приглашений оказались неотразимыми.

Джим Ловелл во время ужина выразил свое разочарование тем, что ему так и не вручили Почетную космическую медаль Конгресса. Это было сказано вскользь, когда он объяснял собравшимся за столом, что во время полета “Аполлона-13” миссия считалась провальной и НАСА сделало все возможное, чтобы замять это дело. Хэнкс поймал мой взгляд, и мы оба молча подтвердили это упоминание.

В этот вечер выступили несколько звезд, но особенно запомнилось комедийное остроумие Ловелла. Изображая идеального натурала, он рассказал, что когда узнал о том, что снимается фильм “Аполлон-13”, то решил, что Кевин Костнер должен сыграть его, поскольку “у них обоих светлые волосы, голубые глаза и они все еще женаты на своих первых женах” (Костнер и его жена развелись в том же году). Ловелл упомянул несколько главных ролей, в которых Костнер изображал сильных мужчин, таких как “Булл Дарем”, “Робин Гуд”, “Поле мечты”, а также его недавнюю роль в фильме “Танцы с волками”, удостоенную премии “Оскар”. Костнер еще долго рассказывал о своей роли, прежде чем Ловелл, посмотрев на Рона Ховарда в зале, воскликнул: “Правда, Рон? Том Хэнкс совсем не похож на меня. Вы знаете, наконец-то появится кукла капитана Ловелла, но она не будет похожа на меня”. Хэнкс расхохотался – это был его юмор. Затем Ловелл перечислил все роли Хэнкса, которые, по его мнению, были менее достойны сравнения, в том числе персонажи фильмов “Приятели”, “Всплеск” и “Большой”. За две недели до этого вышел фильм “Форрест Гамп”, и когда Ловелл в заключение сказал, что его больше всего беспокоит то, что Хэнкс, играя его, может вернуться к роли героя с ограниченными умственными способностями, Хэнкс был сражен наповал. Это была их собственная встреча, и они стали закадычными друзьями.

Позже вечером Хэнкс отозвал меня в сторону и сказал, что обратил внимание на мою реакцию на замечание Ловелла о том, что он не получит медаль. Он сказал, что если мне удастся это сделать, то он хотел бы приехать в Вашингтон, чтобы увидеть вручение медали. У меня в голове закрутились колесики, и я стал думать, как максимально увеличить ценность этого предложения для Космического общества и космической программы – и, конечно же, для капитана Ловелла.

Программа NASA по созданию космической станции оказалась в затруднительном положении на Капитолийском холме. Несмотря на то, что программу поддерживали обычные люди, имеющие в своих округах рабочие места в аэрокосмической отрасли, этого было недостаточно, чтобы получить большинство голосов для удовлетворения растущих потребностей в финансировании. После нескольких лет задержек и растущих затрат попытка Конгресса прекратить программу в 1993 г. провалилась с перевесом всего в один голос. Привлечение более широкой базы поддержки было критически важно для ее будущего, и я хотел использовать непревзойденную широкую привлекательность Тома Хэнкса.

Решив неотложную задачу – родить второго ребенка, я затеяла еще одну игру с подставными лицами, но с еще более высокими ставками. Я сообщила людям Хэнкса, что церемония вручения медали в Белом доме находится в разработке, и спросила, не согласится ли он выступить на мероприятии на холме, когда будет в Вашингтоне. Том Хэнкс согласился.

Я положил его согласие в карман, поэтому предложение NASA и Белому дому о том, чтобы президент Клинтон наградил капитана Ловелла медалью, сопровождалось обещанием присутствия Тома Хэнкса и его поддержки NASA на Холме. Как я и надеялся, от такой возможности никто из них не смог отказаться. После нескольких месяцев согласования логистики церемония была назначена. Накануне вечером NASA согласилось устроить небольшой ужин в честь капитана Ловелла и пригласило сенатора Барбару Микульски, которая уже была самым важным союзником NASA в Конгрессе по вопросам ассигнований.

За несколько часов до начала ужина мы получили сообщение от сотрудников Белого дома о том, что церемонию вручения медалей на следующий день придется перенести на более поздний срок. Мне было сказано: “Это не соответствует сегодняшней тематике”. Я все еще был в ярости, когда пришел в ресторан. Все остальные отнеслись к этому спокойно, а Хэнкс уже изменил свое расписание и вылетел на следующее утро, что означало, что он не будет произносить свою речь на холме. В расстроенных чувствах я поделился этой информацией с сенатором Микульски, которая сидела рядом со мной. Мы держали церемонию вручения медалей в тайне, поэтому сенатор впервые услышала о ней, и она согласилась, что это упущенная возможность.