Текст книги "Нетерпеливый алхимик"

Автор книги: Лоренсо Сильва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

– Нашим благосостоянием мы обязаны умению профсоюзов выбивать надбавки за вредность, – робко поддержал мою шутку Собредо, – и газеты со своими страшилками насчет опасности атомных станций тоже сыграли не последнюю роль: что называется, с паршивой овцы хоть шерсти клок Однако не надо перегибать палку – миллионером у нас не станешь.

– Сержант, – опять вмешался юрист. – Я хотел бы уточнить: к чему все эти разговоры? До сих пор я считал беднягу Тринидада Солера жертвой, а вы рады бы упечь его в тюрьму даже мертвым.

– Сеньор Санс… – отомстил я за поругание моей фамилии.

– Саенс-Сомонтес.

– Вот-вот, Саенс. Мы приехали сюда за фактами. Если нам потребуется ваш совет по ведению расследования, мы непременно к вам обратимся.

– Я лишь хотел напомнить, кому вы служите, – ответил юрист, раздув щеки от спеси.

– Будьте спокойны, я этого не забываю, сеньор адвокат, – сказал я, разозлившись не на шутку. – И не собираюсь злоупотреблять вашим временем. Поэтому вернемся к сути дела. Мне не до конца ясно, чем конкретно занимался покойный.

– Противолучевой защитой, – выпалила Чаморро.

Собредо вновь кивнул Давиле, и тот пояснил.

– Не вдаваясь в сложные технические вопросы, Солер следил за тем, чтобы персонал, работающий в зоне повышенной радиации и с радиоактивными отходами, не получал чрезмерной дозы облучения. Для предотвращения подобных инцидентов существует ряд контролирующих устройств, и в обязанности Тринидада Солера входило обеспечение их бесперебойного функционирования.

– Его должность требует высокой квалификации и сопряжена с серьезной ответственностью, не так ли?

– Как и любая другая у нас на станции, – констатировал Давила без малейшего пафоса. – Мы заставляем вертеться сложную машину.

– Я начинаю понимать. Надо думать, она доставляет вам немало беспокойства.

– Разумеется. К счастью, пока обходилось без серьезных неприятностей.

– А у сегодняшних газет иное мнение.

– Вот вы и прокололись, сержант! – Юрист издал торжествующий крик и подпрыгнул на месте. – Недаром я говорил, что вы попали под влияние прессы.

– Я только на нее ссылаюсь.

– На станции имели место проблемы, типичные при эксплуатации установки подобного масштаба, – пояснил Собредо. – Все они своевременно и в должной форме доведены до сведения компетентных лиц и решены в соответствии с действующим законодательством. Информация занесена в журнал регистрации и неоднократно проверялась инспектирующими органами. Как видите, нам скрывать нечего.

– Ясно. А эти проблемы случайно не отразились на хозяйстве сеньора Солера?

– Нет, – отрезал Давила. – За все историю существования атомной станции никто не получал радиоактивных доз, превышающих установленные нормы.

Дальше продолжать разговор не имело смысла: новые вопросы лишь затягивали наш визит. Мы поднялись, и наши собеседники проводили нас до ворот. Там мы с Чаморро немного задержались, окидывая прощальным взглядом грозного монстра.

– Если у вас появилось желание осмотреть станцию изнутри, то это можно устроить, – предложил Собредо.

– Не такая уж она и страшная, – заверил нас юрист.

– Спасибо, как-нибудь в другой раз, – отклонил я приглашение. – Сегодня у нас много работы. Хотя трудно уйти, не задав еще одного вопроса. Позвольте полюбопытствовать, что за дым идет из больших труб?

– Это не трубы, а башни, – ответил Давила и опустил глаза, словно стыдясь своего педантизма. – В них охлаждается вода открытого цикла; она поглощает тепло закрытого цикла, в который через третий цикл поступает тепловая энергия, выделяющаяся в ядерном реакторе. Система кажется громоздкой, зато исключает утечку радиации.

Хотя мы ничего не поняли, объяснения Давилы успокаивали и настраивали на миролюбивый лад. У штурвала стоял испытанный кормчий, и казалось немыслимым, чтобы его команда не приняла необходимых мер для предотвращения кораблекрушения. В нем подкупали простота и лаконичность, умение четко выражать мысли, и даже его сдержанная, но очевидная привязанность к тому страшному порождению человеческого гения, которым он управлял, внушали безграничное доверие.

– Так, значит, дым… – протянул я.

– Пар, – сказал он и весело рассмеялся. – Всего лишь водяной пар.

Глава 4
Хоть кто-то на его стороне

Наблюдая, как в зеркале заднего обзора стремительно уменьшается силуэт атомной станции, я спросил Чаморро:

– Твои соображения?

Моя помощница помедлила несколько секунд, обдумывая ответ.

– Думаю, мы не продвинулись ни на шаг, – наконец проговорила она.

– Почему?

– Их послушать, так там тишь, да гладь, да божья благодать. Им бальзам на душу, а нам – очередной «висяк».

– А вдруг у них и в самом деле все в порядке? – засомневался я.

– Ты уверен?

– Давай рассуждать логически, – предложил я. – Собредо платят за то, чтобы, обхаживая посетителей, он делал хорошую мину при плохой игре, поэтому его слова не стоит воспринимать всерьез. Меня больше интересует начальник эксплуатационного отдела: судя по поведению и манере одеваться, в его задачи не входит создание благоприятного имиджа. Он представляется мне вполне надежным, а если на кнопки нажимают такие люди, нет основания накручивать себя страхами, будто атомная «кастрюля» попала в руки авантюристов. Пока я могу вменить им в вину лишь легкомысленный подход к выбору юриста, представляющего интересы компании. Где они умудрились откопать такого идиота?! Возьмись он за дело Марии Горетти, [12]12
  Мария Горетти (1890–1902) – третий ребенок в бедной крестьянской семье из Средней Италии. Однажды сын человека, у которого семья Горетти арендовала землю, попытался ее изнасиловать и нанес ей четырнадцать ножевых ран. В 1950 году Папа Пий XI ее канонизировал.


[Закрыть]суд не только оправдал бы убийцу, но еще и обвинил девушку в сексуальных домогательствах.

– Какое же ты все-таки животное! – пристыдила меня Чаморро, обнаруживая неплохую осведомленность в истории религии. Сегодня знание жития святых – не в чести́ среди ее сверстников.

– Ладно. Уже и пошутить нельзя, – покаялся я. – В любом случае, наша неприязнь к юристу еще не дает нам права подозревать всех сотрудников. Вероятно, он из блатных или чей-нибудь сынок.

– Выходит, персонал не имеет никакого отношения к убийству?

– Выходит так, по крайней мере, до тех пор, пока у меня не появятся новые факты, – настаивал я. – Сомнительно, чтобы кто-нибудь из атомщиков способен спланировать и организовать подобное преступление, – слишком безрассудным оно выглядит. Хотя кое-кому неймется внушить журналистам именно такую идею. Разумеется, атомная станция – это тебе не москательная лавка. Ну и что? На ней работают обычные люди, только платят им лучше, – вот и вся недолга. Тут я готов согласиться с Марченой: им гораздо выгоднее разъезжать на «БМВ» и греть задницу на Карибах, чем замышлять убийство.

– Тогда пустим эту гипотезу побоку? – не отставала Чаморро.

– Э, нет! В нашем деле нельзя пренебрегать никакими версиями. Думаю, нам не помешало бы досконально изучить хронику сбоев за последние годы. Как насчет второй половины дня, не возражаешь?

Сказано – сделано. Вернувшись в Мадрид, мы на несколько часов засели в отделе периодики. Каждый случай, в той или иной степени касавшийся объекта нашего внимания, подробно обсуждался в прессе, так что мы собрали обильный урожай. Сначала газеты подавали саму новость, затем свои к ней комментарии, а напоследок отчеты высших чинов Управления по ядерной безопасности перед парламентом. Ну и, конечно, не обошлось без «зеленых»: манифестации, пикеты и другие акции протеста. Насколько удалось выяснить, проблемы, как и заверял Собредо, носили незначительный характер: мелкие поломки электрооборудования, небольшие просчеты при выполнении дизайнерских работ, нарушение регламента и сбои при работе ручного управления. Однако в выступлениях перед членами парламента чиновники с маниакальным упорством старались преуменьшить их серьезность и надоедливо бубнили свое: на станции не существует ни малейшего риска как для персонала, так и для населения в целом, причем последнее находится в более выгодном положении в силу своей удаленности от источника радиации.

Заверения властей в какой-то степени убаюкали сознание людей, однако не развеяли их тревоги до конца. В данном вопросе мы с Чаморро выглядели полными профанами (несмотря на то, что моя помощница понимала разницу между ядерным делением и синтезом) и не могли судить о важности деталей, которые обсуждали специалисты на своей профессиональной тарабарщине, а главное, были не в состоянии предвидеть последствий, попади эти детали в поле зрения посвященных. Мы также не знали, имели ли место другие, избежавшие огласки инциденты, ни о роли Тринидада Солера, окажись он в них замешан. Хотя начальник эксплуатационного отдела категорически отвергал подобную возможность, моя симпатия к Давиле не являлась основанием, чтобы слепо доверять его утверждениям.

Следователь – сродни хорошему управляющему и должен просчитывать вероятность того или иного варианта. Он не может работать по всем направлениям одновременно, будь у него семь пядей во лбу, помноженные на неутомимую жажду деятельности. В этом смысле самым эффективным способом ведения дела является осторожное зондирование почвы именно там, где открываются обозримые перспективы при минимальной затрате сил. Поэтому мы решили до поры до времени оставить атомную станцию в покое и переключиться на другие, не менее важные дела, до которых у нас не доходили руки.

В тот же вечер я позвонил вдове Тринидада Солера, и, надо сказать, она не произвела на меня впечатления убитого горем человека. Хотя в ее тоне проскальзывали скорбные нотки, вместе с тем ощущались ясность, уверенность и нечто такое, что пробуждает во мне подспудное влечение к женщине, – глухой, чуть хрипловатый тембр. Когда я слышу аналогичный голос, передо мной неумолимо возникает образ Лаурен Бэколл из фильма «Вечный сон». [13]13
  «Вечный сон» («Большой сон») – один из лучших фильмов детективного жанра. Снят режиссером Хоуксом по роману Раймонда Чэндлера.


[Закрыть]И я снимаю шляпу перед Филиппом Марлоу в исполнении Хемфри Богарта (на мой взгляд, несколько неуклюжем), поскольку только он в силах противостоять чувственным чарам этой великолепной самки.

Согласно моим записям, жену Тринидада звали Бланка Диес. Я обратился к ней со всем пиететом, отмеренным мне Богом, не забывая вставлять «донья» и прочие традиционные формулы почтительного обращения к женщине. На просьбу встретиться завтра утром она ответила:

– Не могу сказать, чтобы я была в восторге от вашего предложения. Откровенно говоря, хотелось бы забыть весь этот ужас, иначе от горьких дум у меня взорвется голова. Тем не менее приезжайте, и чем скорее – тем лучше.

Я пообещал уложиться до обеда, затем позвонил Чаморро и сообщил наше расписание на завтра.

– Хорошо, – согласилась она. – В форме?

– Нет, в штатском, – ответил я. – Пора действовать более тонкими методами.

– Ладно.

В трубке слышалась музыка, лившаяся откуда-то из глубины дома. Это был Чет Бейкер, [14]14
  Чет Бейкер – сказочно популярный американский трубач и певец. Последние пятнадцать лет прожил в Европе. Умер в 1988 году в Амстердаме, выпав из окна в наркотическом опьянении.


[Закрыть]чей диск я подарил ей на Рождество, – надо же в кои-то веки проявить в отношении к подчиненным некое подобие человеческих чувств. (А может, я пытался обмануть самого себя и мною руководили чувства совсем иного свойства?) Я узнал мелодию, конечно же «Не для меня». Мы закончили разговор, а музыка продолжала звучать у меня в ушах. Я никогда не бывал в квартире Чаморро и не проявлял склонности менять сложившегося положения вещей, находя это неуместным. Но тот факт, что мой закадычный друг Чет не только пробрался в дом моей помощницы, но еще и занял тепленькое местечко в ее сердце, доставлял мне искреннее удовольствие и вызывал смутную зависть.

Часто мною овладевает глубокое смятение. Оно подкрадывается незаметно и в любое время суток, когда я сталкиваюсь с неразрешимыми проблемами на службе или задумываюсь над тем, какого дьявола я делаю в этом мире, но особенно оно донимает меня по ночам, и тогда приходит спасение в виде какого-нибудь занятия, сопряженного с физической работой. Где-то я вычитал, будто древние евреи обязательно обучали своих чад ремеслу, даже если ставили во главу угла развитие их интеллекта, поскольку с присущей этому народу прозорливостью полагали, что без трудовых навыков образованный человек рискует превратиться в обыкновенного бездельника. Я же, не то чтобы по недосмотру матери, а в силу стесненного положения семьи, так и не получил никакой мастеровой профессии. Если быть до конца честным, то и образование у меня не ахти какое, но раз уж на мою долю выпало зарабатывать на жизнь головой, то приходилось искать занятие, компенсирующее этот недостаток И я нашел.

Той ночью, подобно многим другим, мне захотелось скоротать часы бессонницы художественной росписью. Я достал с полки кисти и уникальную фигурку – настоящий раритет, обнаруженный мною недавно в антикварной лавке. Это был стрелок Алькантарского кавалерийского полка, [15]15
  Алькантара – город, основанный в 1166 году на берегу Тахо рыцарями ордена Калатравы, впоследствии прозванным Алькантарским религиозным орденом, чье имя носит Алькантарский кавалерийский полк.


[Закрыть]полностью истребленного в битве при Монте-Арруит летом 1921 года. [16]16
  Речь идет об одной из военных кампаний (1909–1927), предпринятой Испанией в Марокко.


[Закрыть]К тому времени благодаря увлечению оловянными солдатиками я собрал внушительную армию, состоявшую сплошь из проигравших сражение воинов (единственное, но обязательное условие для того, чтобы попасть в мою коллекцию), начиная со спартанцев царя Леонида [17]17
  Леонид (508/507–480 до н. э.), спартанский царь с 488 года. В греко-персидских войнах в 480 году возглавил греческое войско против персидского царя Ксеркса. Погиб в сражении у Фермопил, прикрывая с небольшим отрядом спартанцев отступление греческого войска. В античных преданиях Леонид – образец патриота и воина.


[Закрыть]и кончая обтрепанными анархистами Колонны Дуррути. [18]18
  Дуррути – испанский монархист, приговоренный к смертной казни в Испании, Аргентине и Чили за многочисленные убийства. Во время гражданской войны в Испании (1936–1939) организовал колонну, сражавшуюся против Франко. Погиб в 1936 году, защищая Мадрид.


[Закрыть]Однако лить немногие могли сравниться с моим стрелком в экспрессии: изорванная в лохмотья форма, низко опущенная голова, сабля наголо и агонизирующая лошадь. Подобное пристрастие к проигравшим объясняется тем, что мне приходится постоянно копаться в жизни неудачников, и с каждым днем я все более отдалялся от лагеря победителей и сближался с побежденными. Дело тут не только в сочувствии, а прежде всего в практической выгоде. Тот, кто ищет дружбы лопающегося от сытости богача, часто остается с носом или в лучшем случае срывает весьма сомнительный куш с горьким привкусом унижения. Отдавая дань памяти несчастным алькантарским стрелкам, я успокаивал свою мятущуюся душу. Пока моя рука водила кистью по глазам оловянного солдатика, придавая им большей выразительности, мне вдруг вспомнился Тринидад Солер, который независимо от счастливой или несчастливой жизни, выпавшей на его долю, тоже оказался в стане побежденных. Теперь от него отвернулись все те, кто лил над его гробом ханжеские слезы и произносил хвалебные речи. Даже его вдова хочет лишь одного – поскорее вычеркнуть мужа из своей памяти. И я пообещал бедному, всеми покинутому Тринидаду: как бы ни распорядилась мною судьба, я всегда буду на его стороне; мертвые не воскресают, но пусть мои слова послужат ему утешением хотя бы на том свете.

Лег я поздно и проспал всего два или три часа, а утром пришлось заглотнуть не одну чашку кофе, прежде чем ко мне вернулась способность соображать. Придя на работу, я прямо на пороге получил ощутимый удар под дых, вернувший мои мозги в исходное состояние, – до нас добралась национальная пресса и развеяла прахом все наши начинания. Кто-то из журналистов успел переговорить с администратором, и длинноногая русская стала предметом нездорового интереса прессы. Некоторые газеты заслали своих ищеек в архивы, где мы с Чаморро провели почти весь вчерашний день, и, украв у нас из-под носа результаты титанической работы, ознакомили читателей с кратким обзором происшествий на атомной станции.

– Нравится? – полюбопытствовала Чаморро.

Она выглядела неизменно свежей и бодрой; ее влажные после утреннего купания, аккуратно подобранные волосы красиво оттеняли черты лица, придавая им особенную отчетливость и чистоту.

– Похоже, мне предстоит объясняться с Перейрой, – обреченно проговорил я.

Шеф принял меня в темных очках, чем вызвал несказанное удивление, поскольку на дворе стояла пасмурная погода. Перехватив мой недоуменный взгляд, он недовольно буркнул:

– Ячмень вскочил.

У меня появились дурные предчувствия, однако все обошлось без большой крови. Перейра выслушал мой отчет о сделанной и предстоящей работе и проявил понимание. В конце концов, расследование не длилось и полутора дней, и не следовало предъявлять к нам слишком высоких требований. Перед тем, как распрощаться, Перейра дал мне наставление:

– Подключи всех наших людей. Пусть они перевернут вверх дном район вокруг атомной станции и хоть из-под земли, но отыщут кого-нибудь, кто видел Тринидада Солера с этой русской, или как ее там.

– Есть, господин майор.

– Что ж, подождем результатов, но хочу сказать по секрету: мне на них глубоко начхать. Просто смертельно надоели истеричные писаки. Сейчас меня гораздо больше волнует мой глаз.

Перейра редко открывал душу перед посторонними, и я предпочел сделать вид, будто ничего не слышал. Целее буду.

– Разрешите идти?

Мы взяли камуфляжный автомобиль и направились по знакомой дороге в Алькаррию, с которой уже успели сродниться.

За окном серело типичное для Мадрида дождливое утро с низким гнетущим небом. По мокрому скользкому асфальту толчками продвигались вперед сотни тысяч машин, и озлобленные водители с трудом сдерживали желание стукнуть кулаком по приборной панели, чтобы разнести вдребезги выдвижной монитор. Мы еле выбрались из города, а когда перед нами открылась широкая автострада, Чаморро перестала церемониться с акселератором и тискала его своей изящной ножкой с непозволительной для сеньориты фривольностью. Я злорадно усмехнулся: оказывается, мы тоже не из камня сделаны и весьма чувствительны к пробкам!

Жилище Тринидада Солера выглядело как настоящая вилла и, даже не достроенное, поражало претенциозностью. Дом стоял на вершине холма, откуда открывался потрясающий вид на долину. На дальнем плане маячили силуэты башен, продолжавших извергать в небо клубы пара. Во дворе зияла огромная яма, должно быть, вырытая под будущий бассейн. Дом стоял особняком от поселка, и я поразился, каким образом рядовому сотруднику атомной станции удалось получить разрешение на застройку столь престижного места.

Когда мы подошли к ограде, откуда ни возьмись, появились два ротвейлера. Собаки двигались бесшумно, даже не рычали, и, остановившись, уставились на нас немигающими глазами.

– Парочка идеальных убийц, – сказала Чаморро и поежилась от страха. – Специально натренированы для нападения врасплох.

Мы позвонили, и собаки залаяли. Минуты через полторы в дверях дома появилась женщина. Она знаком попросила нас подождать, меж тем как сама, с зонтом в одной руке и двумя цепями в другой, направилась к калитке. Наклонившись над собаками, она моментально пристегнула цепи к ошейникам.

– Прошу прощения. На днях отведу их к ветеринару, чтобы усыпить, – сказала она равнодушным голосом.

Оттащив собак от ограды, женщина привязала их около конуры, метрах в тридцати от входа, и открыла калитку.

– Добрый день, – поздоровалась она, протягивая мне руку. – Бланка Диес.

Я замешкался, рассматривая ее тонкие пальцы, соперничавшие белизной [19]19
  Бланка по-испански означает «белая».


[Закрыть]с именем хозяйки, потом ответил на ее пожатие и поднял глаза. Чаморро выиграла пари: женщина была среднего роста. Будучи человеком воспитанным, я не стал искать подтверждения злопыхательским намекам моей помощницы относительно негативного воздействия беременностей на гравитационное поле земли и внешность женщины. Зато с полной ответственностью могу заявить: Бланка Диес отнюдь не поражала пышными формами, равно как и эффектностью или тем, что подразумевают под данным словом. У нее имелись иные достоинства. Я это понял, когда увидел ее темные, глубоко посаженные глаза, угольно-черные волосы, изысканный овал бледного лица. Еще подростком я отчаянно влюбился в Жанну д’Арк. Она вызывала во мне жгучий интерес, и мое воображение окружало ее ореолом мистической красоты, которую я тщетно пытался разглядеть в портретах, случайно попадавших мне под руку. И даже повзрослев, я подсознательно продолжал искать ее черты в других женщинах. Однако никак не мог предположить, что спустя двадцать лет встречу ее в Алькаррии, облеченную в плоть и кровь сорокалетней вдовы.

– Сержант Бевилаква, – промямлил я, обомлев от неожиданности. – Моя сотрудница гвардеец Чаморро.

– Входите, а то вымокнете.

Мы быстрым шагом прошли по еще не утрамбованной дорожке к дому. Бланка Диес пригласила нас в гостиную, но мы, изумленные ее гигантскими размерами, замерли на пороге. Огромные окна выходили на долину, еле различимую за туманной пеленой дождя. Вдова Тринидада Солера без церемоний предложила нам сесть и расположилась напротив, в кресле-качалке. Черный свитер с высоким воротом закутывал ее всю вплоть до подбородка. Секунд десять она молча смотрела на нас бездонными глазами, потом, словно подчеркивая свое безразличие, спросила ровным тоном:

– Вы нашли ту женщину?

– Нет, – признался я. – И нам будет трудно ее найти, если вы не укажете нам какой-нибудь след.

С губ вдовы сорвался нервный смешок.

– Не знаю, чем тут можно помочь. Я еще не оправилась от смерти мужа и хожу как в тумане. Думала, вот придете вы и все мне объясните. Например, ответите на вопрос: правда ли то, о чем пишут в газетах?

Мне поднесли горькую чашу, но я должен был испить ее до дна:

– Отчасти. Журналисты вечно выдумывают небылицы. У нас мало фактов, но одно мы знаем наверняка: вашего мужа нашли обнаженным и связанным в номере мотеля. Анализы показали высокое содержание алкоголя и наркотиков в его крови. Что до остальных подробностей, то, вероятнее всего, он приехал туда в сопровождении привлекательной особы, которая говорила с иностранным акцентом, и они предавались не совсем обычным забавам, о чем свидетельствует извлеченный из его тела предмет.

– Жалкие потуги сгладить острые углы эвфемизмами, сержант, – ответила вдова, проигнорировав мои лингвистические изыски. – Тем не менее я вам благодарна.

Я с болью наблюдал, как тускнеют благородные черты Жанны д’Арк, подергиваясь налетом оскорбительного высокомерия, но жизнь порой преподносит нам и не такие метаморфозы и только для того, чтобы побольнее ранить. Я вытащил острие шпаги из кровоточивших ребер и перешел в наступление:

– Сеньора Диес, ваш муж часто не ночевал дома?

Вдова взяла секундный таймаут и ответила:

– Иногда, однако это не входило у него в привычку.

– Почему? Вы не ладили?

– Всякое бывало, – ответила она. – Двое детей, новый дом, старая квартира, его работа, моя работа и многочисленные шрамы, оставшиеся после двенадцати лет совместной жизни. В общем, горы все тех же проблем, какие возникают у любой другой супружеской пары. Вас интересует, любила ли я его? Отвечаю: несомненно, любила. А если вы хотите знать, любил ли меня он, то придется поехать на кладбище и спросить у могилы Тринидада. Мне казалось, что любил.

Она говорила без запинки, отчетливо произнося каждое слово, словно отвечала заученный урок и была уверена в хорошей оценке. Из всего ее монолога я выудил только одну зацепку, позволявшую продолжить допрос.

– Могу я спросить, чем вы занимаетесь?

– Можете. Я переводчик.

Ее профессия меня удивила, и я высказал свои сомнения вслух:

– А ваше уединение не мешает работе?

– Абсолютно. Для связи у меня есть телефон и компьютер. Мне присылают тексты, я их перевожу и отправляю по Интернету. Это вполне устраивает как меня, так и моих работодателей, поскольку они всегда в цейтноте.

– Какими языками вы владеете?

– Английским и в первую очередь немецким. Немного хуже – итальянским и французским: в этих странах либо меньше изобретают, либо не умеют продавать свою продукцию.

Несмотря на любезность тона, ее взгляд недвусмысленно намекал на несостоятельность попыток залезть к ней в душу. Я рисковал нарваться на очередную колкость и переменил тему:

– Хочу задать вам один деликатный вопрос, сеньора Диес. Вам что-нибудь известно об алкогольных или наркотических пристрастиях мужа?

– Насколько я знаю, он ограничивался бокалом вина за обедом и ужином.

– А наркотики употреблял?

– Нет. Разве только таблетки, которые прописал ему врач.

– Какие таблетки?

– Я не разбираюсь в лекарствах. Последние несколько месяцев его мучили бессонница и приступы тахикардии, иногда случались конвульсии. Пришлось обратиться к врачу, и тот сказал, что у мужа депрессивное состояние. То ли после стресса, то ли из-за нарушения каких-то там химических процессов в организме, откуда мне знать? Ему прописали лекарство, и он почувствовал улучшение.

– У вас сохранилась упаковка?

– Думаю, да.

Она вышла и через минуту вернулась с пластиковым флаконом. Я заметил название – «Бромозепам». Потом вытащил инструкцию и прочитал тот пункт, где говорилось о последствиях при передозировке и о взаимодействии с другими препаратами. Таблетки были совсем маленькими, точно игрушечными.

– А не будете ли так любезны припомнить, по какой причине у вашего супруга мог случиться нервный срыв? – продолжал допытываться я.

– Ни по одной конкретно и по сотне самых разных, что, в сущности, одно и то же. Например, работа, переезд, кризис среднего возраста – он разменял пятый десяток и отдавал себе отчет, как мало времени ему оставалось на активную жизнь. Депрессия – штука непредсказуемая, сержант.

Я не мог составить мнения об искренности ее показаний, но четко понимал: прямыми вопросами многого от нее не добиться. Даже если она лгала, то была слишком умна, чтобы себя выдать, поддавшись на мои инквизиторские уловки.

– У вас хороший дом, – вскользь заметил я.

– Неплохой, – устало согласилась она. – Муж им очень гордился. И вот видите…

– Не сочтите за бестактность, но, судя по обстановке и кое-каким другим вещам, ваш супруг не стеснялся в средствах, не правда ли?

– Ему прилично платили, да и мой гонорар – не капля в море, – самодовольно заметила она. – Я специализируюсь на сложных темах, а в наше время трудно найти переводчика, который бы не подсовывал вместо добросовестной работы откровенную халтуру.

Опять прокол. Тут мне ничего не обломится и, хотя я подставлял под удар свою репутацию порядочного человека, тем не менее решил зайти с другого боку, взывая к чувствам оскорбленной женщины.

– Мне неловко спрашивать, госпожа Диес, но ваш ответ существенно повлияет на ход следствия. Муж встречался с другими женщинами после женитьбы?

– Насколько я знаю, нет, – отрезала она.

– Однако три дня назад он таки пошел на такой шаг. Как вы это объясните?

Впервые с начала разговора Бланка Диес утратила невозмутимость. Она медленно растерла руки, хрустнув пальцами, и продолжила:

– Вы неправильно выбрали объект для подобных вопросов, сержант. Лучше обратитесь к самому себе, и тогда вы поймете, ради чего любящий, уравновешенный и привыкший отвечать за свои поступки мужчина вдруг нанимает шлюху и совершает безумные поступки. Ради того, чтобы расплатиться за них жизнью? Ответьте, а заодно посоветуйте, что мне сказать детям сейчас и потом, когда они подрастут? Какими словами донести до них страшную правду: в того, кого они называли своим отцом, неожиданно вселилось безумие похоти и отбило интерес ко всему на свете, кроме блондинки с упругими сиськами.

Я слушал и думал: если она хотела поставить меня на место, то ей это вполне удалось. Взглянув на обеих женщин, я затрепетал, словно преступник перед суровым судом присяжных, обвинившим меня в смертном грехе, а именно, в моей принадлежности к той половине человечества, которая имеет отвратительную привычку писать стоя.

К счастью, у моей помощницы была мертвая хватка, и она не растерялась.

– Послушайте, сеньора Диес, – начала она проникновенным голосом. – Для нас очень важно выяснить, произошла ли смерть вашего мужа случайно или в результате убийства. При отсутствии новых свидетельств в пользу насильственной смерти мы вынуждены принять за рабочую версию первый вариант. Тогда нам не нужно тратить время на поиски случайной подружки вашего супруга.

– Мне совершенно безразлично, найдете вы ее или нет! – вспылила вдова.

Мы исчерпали свои возможности до дна, и нам оставалось только откланяться.

– Хорошо, сеньора Диес. Так и запишем: вы склоняетесь к мысли, что у Тринидада Солера случилось нервное расстройство на эротической почве, я правильно вас понял?

– Нет, неправильно. У меня нет никаких мыслей по этому поводу, сержант, – холодно ответила она, взяв себя в руки, – я лишь жду результатов вашего расследования.

Бланка Диес проводила нас до калитки. Ротвейлеры сидели на цепи, хотя и делали бешеные попытки сорваться. Смотреть на их оскаленные морды не доставляло нам удовольствия – как сказал кто-то из мудрецов, любая цепь не прочнее своего самого слабого звена. Дождь почти перестал, вдова Тринидада Солера медленно шла за нами, скрестив на груди руки. Когда мы очутились за калиткой, я осторожно сказал:

– Прошу простить нас за беспокойство. Постараемся держать вас в курсе.

Бланка Диес рассеянно кивнула. Растрепанные ветром волосы и белые длинные пальцы, судорожно сжимавшие локти, делали ее похожей на беззащитную девочку.

– Я хочу кое-что пояснить, сержант, – сказала она на прощанье. – Для меня существовал и будет существовать только один Тринидад Солер, – от него я родила двух детей, мы пережили много горя, и он всегда был рядом. К концу жизни нам улыбнулась удача, но он не успел воспользоваться благополучием, которого мы добились вместе. Вот и все. Только таким он останется в моей памяти. А по поводу несчастного, чье тело вы обнаружили в мотеле, то он не имеет ко мне ни малейшего отношения.