Текст книги "Крест королевы. Изабелла I"
Автор книги: Лоренс Шуновер
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)
– В самом деле, я не могу отвергнуть вас, дон Альфонсо, потому что это не полностью в моей власти. Ведь прежде чем инфанта Кастилии выйдет замуж, кортесы королевства должны собраться и дать согласие на её выбор. Разве не так?
Король разочарованно улыбнулся:
– И кто сообщил вам об этом, маленькая принцесса? Хотя я знаю. Снова Каррилло, не так ли?
– Я уверена, что таков закон, – улыбнулась в ответ Изабелла.
Альфонсо вздохнул: он знал, что таков закон, но он знал также, что Генрих Бессильный не осмелится созвать кортесы, которые потребуют уплаты всех долгов. Ах, как было бы приятно получить её и не платить так дорого!
– Без всякого сомнения, давайте уважать закон...
Когда Альфонсо и Изабелла вернулись, то увидели, что на лицах людей, окружавших короля Генриха, застыло напряжённое и скорбное выражение. Щёки короля Генриха были влажны от слёз, которые беспрепятственно текли по его щекам и капали с дрожащего подбородка.
– О, перестаньте, дорогой кузен, – засмеялся Альфонсо Африканский. – Не принимайте это так близко к сердцу. Потребуется только побольше времени, чтобы всё обсудить, особенно, – добавил он твёрдо, – вопрос с соглашением.
– Соглашением?
Ясно было, что Генрих не понимал его слов.
– Его необходимо будет пересмотреть в более реалистичном свете в соответствии с ситуацией.
– Ситуацией?
Покрытый пылью герольд стоял за спиной короля. Изабелла дотронулась до руки Альфонсо Африканского и прошептала:
– Он плачет не по этому поводу. Он находился слишком далеко и не слышал нашего разговора. Я думаю, что он получил какие-то плохие известия. Будьте к нему добрее.
– Более реалистичное соглашение? – Король Генрих быстро заморгал глазами, словно ослеплённый внезапным светом, когда группа португальских вассалов окружила Альфонсо, чтобы проводить в его покои...
– О, нет, я не вынесу сегодня ещё одного удара! – Похоже, до него дошла важность слов Альфонсо. – Соглашение провалилось! Сын умер! Сами Небеса ополчились на меня! Мне этого не вынеси! – Он повернулся и, рыдая, медленно побрёл прочь.
Собравшиеся вельможи, пришедшие понаблюдать за первой встречей между Альфонсо Африканским и Изабеллой, разошлись неприлично быстро.
Изабелла обнаружила, что опирается на руку Медине Сидония, его лицо было напряжено.
– Что он имел в виду, говоря «сын умер», сеньор герцог?
– Королева Хуана только что родила ему или кому-то другому сына, который умер. Говорят, что дон Белтран де да Гуэва выплакал все свои прекрасные глаза у её постели.
Она отдёрнула руку:
– Как вам не стыдно! Разве у вас нет сердца? И не забывайте о правилах приличия!
Герцог виновато пожал плечами.
Какое-то время они молча шли по направлению к её комнатам.
– А что имел в виду король Генрих, когда сказал: «Соглашение провалилось»?
«Он всё равно об этом узнает. Всё узнают».
– Португалия не считает, что я стою тех денег, которые должны быть выплачены солдатам.
Медина Сидония одобрительно ухмыльнулся:
– Умница! Вы не могли бы придумать лучший план!
– Я вовсе не планировала этого. Но я рада, что всё так повернулось. Никто не оказался оскорблённым. У дверей её покоев герцог сказал:
– Завтра на рассвете король отправляется на север. Вы не должны ехать с ним, если не хотите этого. Мой дом и всё, чем я владею, простите, принцесса... Я не могу подобрать правильные слова... Оставайтесь здесь и позвольте мне заботиться о вас.
– Я не могу остаться. Бедная Хуана! Она была добра ко мне. Ей сейчас нужны друзья.
Медина Сидония снова ухмыльнулся, уже менее приветливо.
– Спросите Беатрис де Бобадиллу о бедной Хуане и своём брате!
Изабелла посмотрела на него, глаза её расширились от страха.
– Инфант почувствовал себя плохо; королева, конечно, не могла в её положении путешествовать, осталась, чтобы ухаживать за ним. Что же известно Беатрис и неизвестно мне?
– Может быть, она только что сама узнала об этом. Боюсь, что вам придётся расспросить обо всём её саму. Полагаю, что слова, которые она говорила, были не для моих ушей. Она сыпала ругательствами, как солдат.
– Что вы слышали? Расскажите мне! Прямо сейчас!
– Я слышал, что королева Хуана – шлюха и отравительница и что дьявол заслужил свечки за то, что её ублюдок был мертворождённым. Беатрис – хорошая и мужественная девушка.
У Изабеллы перехватило дыхание. Такие слова, особенно в моменты сильного напряжения, иногда вылетали из уст дочери старого коменданта крепости Аревало, выросшей в гарнизоне.
Дверь распахнулась. На Беатрис был костюм для верховой езды. Она была в состоянии сильнейшего возбуждения.
Глава 6
– Моя милая Беатрис! Моя милая, непрактичная, импульсивная подруга! Неужели ты действительно веришь, что мы можем помочь моему бедному брату, сбежав отсюда без сопровождения, посреди ночи? Неужели ты вообразила, что Генрих позволит нам уехать? И даже если он это сделает, то сможем ли мы проделать путь в шестьдесят лье через горы и леса? И если даже мы сумеем всё это сделать, каким волшебным способом две девушки смогут проникнуть сквозь стены Мадрида?
Заставив Беатрис хоть чуточку осознать все трудности, Изабелла утратила выдержку и самообладание, которые поддерживали её весь этот трудный день. Она бросилась на кровать, зарылась лицом в подушки и судорожно зарыдала.
– Он умер! Я знаю, он умер! Хуана убила его!
Наступила очередь Беатрис утешать свою подругу.
– Будем надеяться, что сейчас он вне опасности, – у Каррилло есть солдаты.
Но Беатрис не смогла полностью успокоить Изабеллу, и та провела бессонную ночь. Она снова и снова вспоминала слова Медины Сидония: «Королева Хуана – шлюха и отравительница; следует поставить свечу тому дьяволу, который способствовал рождению её мёртвого ребёнка». Было ясно, что королева Хуана, страдая от потери наследника мужского пола и доведённая до отчаяния при мысли о перспективе усиления фракции знатных вельмож, сомневавшихся в законности происхождения маленькой Белтранехи, совершила покушение на жизнь принца, который был всеми признан как законный отпрыск королевского дома, на брата Изабеллы дона Альфонсо. Быстро, отрывочно герольд, стоявший в тени зубчатой стены во время беседы Изабеллы с королём Португалии, прошептал всё это на ухо Беатрис. Сразу же после рождения мёртвого сына королевы Хуаны отряд пехотинцев арестовал дона Альфонсо, заявляя, что действует от имени короля Генриха, и заключил его в алькасар в Мадриде, маленьком городке в лесистой местности, известной только дикими зверями и разбойниками, которые частенько скрывались в мрачных окружающих его эвкалиптовых и сосновых лесах. Там сначала она заставила его голодать, а потом послала ему обильную еду.
– Но охотничья собака принца, Герцог, тоже оказалась в заточении вместе с хозяином, – сообщил герольд, – и принц, движимый сочувствием и заботой, дал ей поесть первой. Животное забилось в судорогах и вскоре сдохло.
– Остальная часть сообщения герольда внушает надежду, – сказала Беатрис, снова и снова во время долгого пути из Андалусии повторяя успокаивающие слова: – У тебя есть друзья, дорогая Изабелла, друзья там, где ты меньше всего ожидаешь их обнаружить. Например, этот герольд и другие друзья, гораздо более сильные.
И она принималась рассказывать, как дон Альфонсо ухитрился подкупить или убедить одного из стражников отвезти архиепископу Каррилло его просьбу о помощи.
– Каррилло всегда обожал тебя, и он любит Альфонсо как собственного сына. Он пошлёт своих солдат. Король не осмелится противостоять прелату Кастилии. Это будет означать гражданскую войну.
– Гражданская война в этом случае будет справедливой войной, – воскликнула Изабелла, и зелёные огни в её глазах засверкали, – Бедный мой брат. Но, должно быть, королева сошла с ума! – И она снова зарыдала. – О, моя бедная Кастилия!
Угроза гражданской войны становилась всё ощутимей, по мере того как они продвигались к северу. Она ощущалась в самом воздухе, чувствовалась в отношении людей, которые стояли вдоль дороги, без энтузиазма приветствуя проезжающих, а иногда просто молча и враждебно глядя на растянувшуюся цепочку всадников. И эту враждебность они даже не пытались скрывать. Некоторые города закрывали свои ворота перед королём Генрихом и отказывались впустить его – непростительное оскорбление для испанца, открытый акт непокорности королю Кастилии. Единственным ответом короля Генриха в отсутствие советов королевы было то, что он становился всё мрачнее и проклинал свою сводную сестру.
– Это всё твоя вина. Ты строишь против меня козни. Все выступают против меня.
– Если бы вы позволили мне повидаться с братом, если бы только я могла убедиться, что он всё ещё жив, то я бы доказала вашему величеству, что я невиновна.
Но король выглядел неуверенным, бормотал с подозрением: «Нет, нет, ты не поедешь в Мадрид», словно боялся того, что она может там увидеть. Он удвоил стражу, охранявшую Изабеллу и Беатрис. Знаменательно, что охрана состояла из мавров.
– Я отдал приказ этим синьорам следить за тобой и твоей подругой, – заявил он. – И если вы попытаетесь бежать, я разрешил удержать вас всеми возможными способами, моя дорогая сестра. Я надеюсь, ты меня поняла.
Изабелла вздёрнула вверх подбородок, чтобы продемонстрировать уверенность, которую вовсе не чувствовала. Даже Беатрис, обычно такая дерзкая и отважная, выглядела испуганной. Они были отделены от остальных женщин их группы и, как пленницы, окружены людьми в тюрбанах. Это были привилегированные мавры, которым Генрих, чтобы прибавить экзотичности своему двору, позволил привезти с собой в Кастилию гаремные обычаи языческой Гранады. Было хорошо известно, что смуглым миловидным иноземцам – а Генрих не привечал никого, кто не был миловидным, – стоило только заикнуться об интересе к девушке из Кастилии, и король тут же старался удовлетворить их желания. Если это была девушка из высокопоставленной семьи, то на неё оказывалось давление, чтобы она была поприветливее к знатному представителю мирного соседнего государства; если же девушка была простолюдинкой, то она просто исчезала. Разгневанные отцы и рыдающие матери напрасно взывали к королю, который всё отрицал, или обращались в суды, которые не могли ничего сделать для возвращения пропавших дочерей. В то, что Генрих позволит подобным образом поступить с Изабеллой Кастильской, принцесса поверить не могла, но она боялась за Беатрис. В том настроении, в каком находился король, он был совершенно непредсказуем.
Тем временем общение с маврами, которые даже заглядывали в палатку Изабеллы ночью, по сути, было длительным оскорблением, которое становилось всё труднее выносить. Существовал предел выносливости даже для самых молодых, здоровых нервов. Изабелла обнаружила, что не в состоянии определить, были ли белозубые улыбки на лицах её смуглых стражников похотливыми ухмылками, когда ветер обнажал её ноги, или просто весёлыми усмешками при виде её явного смущения.
Однажды ночью, когда она молилась, стражник, стоявший у её палатки, отодвинул створку дверцы и просунул голову внутрь.
Изабелла повернулась, её лицо побелело от ярости.
– Вы совершенно забыли о приличиях?
Беатрис вскочила с колен и швырнула в стражника кувшин с водой, сопровождая это ругательствами, которые были бы более уместны в устах старого солдата. Глиняный кувшин разбился о голову, а один осколок сильно – до крови – оцарапал щёку.
Однако выражение лица стражника не изменилось, он не обратил внимания на боль, кровь и воду и сохранил свою непроницаемую восточную улыбку.
– Я прошу простить меня, ваше высочество; нельзя мешать человеку во время его обращения к Богу. Король велел передать вам, что от архиепископа Каррилло прибыл герольд с сообщением, что ваш брат, дон Альфонсо, больше не в Мадриде, сегодня он радуется своему хорошему здоровью во дворце архиепископа в Толедо. Король попросил меня особо подчеркнуть, что состояние здоровья дона Альфонсо хорошее.
– Я благодарю Бога, который ответил на мои молитвы, – произнесла Изабелла, – Каррилло выступил с армией в Мадрид?
– Вместе с половиной собственной армии короля и освободил инфанта, – ответил мавр, продолжая улыбаться. – Многие кастильцы считают, что ваш брат должен стать королём. – Раскол в армии короля был на пользу Гранаде: мавры радовались расколу в Кастилии не меньше, чем португальцы.
Раскаявшаяся Беатрис оторвала полосу от своей юбки и поспешила стереть кровь с рассечённой щеки мавра.
– Я очень, очень сожалею! Я думала, что вы за нами подглядываете.
Стражник пожал плечами:
– Рана не глубока и не особенно болезненна, но даже если бы это было не так, какое это имеет значение? У нас есть поговорка: «Что хочет Аллах – исполнится, чего он не хочет, – то не произойдёт». Было предопределено, что кувшин ударится о моё лицо, брошенный розовыми пальчиками сеньориты де Бобадиллы, лицо которой как полная луна. Сеньорита, я целую ваши руки и ноги. Ваше высочество, я ваш покорный слуга. – И с неожиданным достоинством, весь залитый водой, мавр откланялся и исчез.
Изабелла вздохнула: нет, она никогда не сможет понять этих людей.
Хорошие новости о доне Альфонсо улучшили её настроение. Но Беатрис, размышляя над словами мавра, негодовала.
– Луноликая! – бурчала она. – Изабелла, разве моё лицо напоминает полную луну?
Изабелла весело рассмеялась:
– Это поэтическое выражение, Беатрис. На языке мавров это означает быть необыкновенно красивой.
Путь в Вальядолид лежал через долину Адахо. Было бы естественно остановиться и отдохнуть в Аревало. Но Аревало был одним из тех городов, которые отказались впустить короля, и его флаг больше не развевался над крепостью, которая так долго служила домом для Изабеллы, домом, где, погрузившись во мрак, жила её мать, домом, где Педро де Бобадилла всё ещё оставался комендантом. Вместо королевского штандарта над крепостью реяли флаги мятежных вельмож, бросая вызов Генриху Бессильному. Разводной мост был поднят. Не было слышно звуков приветственных фанфар. Вооружённые люди охраняли крепостной вал.
– Мы могли бы бежать в крепость! – повернулась к Изабелле Беатрис. – Отец позволит нам войти.
Изабелла печально посмотрела на неё:
– Ты же всё понимаешь.
– Нет, отец не впустит нас, – согласилась Беатрис. – Даже если нам удастся вырваться из окружения идолопоклонников.
Стражник с пораненной щекой улыбнулся:
– Сеньорита де Бобадилла, это одна из тех вещей, с которыми я не могу согласиться: мы вовсе не идолопоклонники, – и, обращаясь к Изабелле, добавил: – Я умоляю ваше высочество посоветовать луноликой даме не делать ничего поспешно. Настроение короля непредсказуемо! – Он кивнул в сторону Генриха, который, удерживая поводья, разговаривал с одним из своих придворных. Внезапно он бросился к вьючной лошади и из бархатной седельной сумки вытащил королевский шлем. – Будет очень опасно и глупо, если какой-то неожиданный поступок дамы вызовет вооружённое столкновение.
Пристально глядя в сторону крепости, король Генрих надел на голову шлем, снял его, вытер рукавом, снова надел на голову, затем опять снял и, разразившись слезами, велел подать носилки, в которых и находился всю оставшуюся часть дня.
Слышно было, как, садясь в носилки, он сказал:
– Я испытал больше унижений, чем какой-либо король Кастилии испытывал прежде.
Никто не ответил, но ухмылки на лицах мавров даже Изабеллу заставили поморщиться.
Король был оскорблён, но ещё большее оскорбление ожидало его впереди – в Медине-дель-Кампо, на расстоянии едва ли дня езды от столицы.
Медина-дель-Кампо напоминала огромный серый камень на широком плато, составлявшем как бы сердцевину Старой Кастилии. «Старой» потому, что это была самая первая провинция, освобождённая от мавров в первые столетия завоеваний многолетнего крестового похода, который всё ещё не закончился. Никто, кроме коренных жителей, не смог бы полюбить этот продуваемый всеми ветрами, высушенный солнцем безлесый простор. Изабелла глубоко, всем сердцем любила его яростной любовью испанки. Голая местность днём отливала золотом под лучами солнца, зелёные деревья росли в долинах рек, на напоминающей степь равнине росла трава для овец, которые давали самую тонкую и мягкую шерсть в христианском мире, принося благосостояние городам. Упрямую землю здесь можно было заставить плодоносить только благодаря искусству крестьян, таких же упрямых, как сама земля.
Земля всегда была близка Изабелле, а ночью и звёзды тоже становились близкими. Драгоценные звёздочки разноцветными огоньками светились в кристальном воздухе, казалось, на расстоянии вытянутой руки. Так же близок был Бог, ибо земля и небо были так недалеко друг от друга в гористой части старой Кастилии!.. В долине стояла старая церковь, мимо которой проезжала кавалькада: изображение распятого Христа было снято и положено на землю на стёганые крестьянские одеяла. Голова мученика в терновом венце покоилась на пуховой подушке. Наивный, но очень трогательный акт доброты, который был так понятен Изабелле...
Ворота Медина-дель-Кампо были распахнуты, но эта открытость была знаком презрения и высокомерия и лишь подчёркивала отсутствие необходимости защищать себя. Армия самых знатных грандов королевства заняла город и растеклась длинным рядом палаток по окружающей равнине. Среди множества геральдических символов, которые реяли над палатками и свешивались из бойниц на стенах, были вымпелы архиепископа Каррилло, маркиза Виллены, брата Изабеллы, и – новый флаг – внушительный штандарт дона Фадрика де Хенрикеса, верховного адмирала Кастилии. Такова была мощь фракции, объединившейся против короля. Дон Фадрик был широко известной фигурой; он имел право разместить на своём щите не только крепости Кастилии и львов Леона, но и пурпурные полосы Арагона. Он не был коренным арагонцем, но его дочь вышла замуж за короля Арагона, и, таким образом, он стал дедом молодого принца Фердинанда, которому предстояло в будущем стать королём Арагона. Этот человек обладал огромной властью.
Король Генрих, находившийся в носилках, застонал. Без сомнения, мятежники потребуют от него отречения от трона. Он немедленно удалил стражников-мавров, приказав им незаметно держаться сзади. А затем стал уверять Изабеллу, что просил их обеспечить её защиту.
– В свете враждебности твоих друзей, – сказал он, – я мог доверять только безграничной преданности моих мавров. Признайся, что они были внимательны и у них хорошие манеры.
– Да, они пытались быть вежливыми, Генрих. Но мне они не нравятся: я не могу их понять. А если мои друзья настроены враждебно, то это не моя вина.
– Разумеется, ты сразу же встретишься со своим братом. Я не знаю, каким образом до тебя дошли эти ужасные слухи о том, что королева пыталась отравить его.
Изабелла не стала рассказывать, каким образом она об этом узнала.
– Разве моя маленькая Хуана способна на такое? Лживые, подлые языки. Не слушай их. Не покидай меня, Изабелла; ведь ты не испытываешь ко мне ненависти? Ты мне нужна. Изабелла! Вон те мятежники собираются заставить меня отречься. Я не уступлю свой трон. Никогда!
– Я не присоединюсь к ним, если они этого потребуют.
– Я – король, разве это не так?
– Совершенно верно, Генрих.
– Разве я не единственный король?
– Король может быть только один.
– Ты будешь на моей стороне, если они потребуют моего отречения?
– Конечно.
– Даже если они потребуют отречения в пользу твоего брата?
Изабелла нисколько не медлила с ответом:
– Даже если они потребуют вашего отречения в пользу Альфонсо. Но вы уверены, что они хотят именно этого? Ведь переговоров ещё не было.
– О, я не знаю. Не знаю. Но я уверен, что они хотят моего отречения. Чего же ещё? Переговоры будут, и таковы будут их условия. О Боже мой!
Изабелла без всяких помех встретилась с Альфонсо: ей не препятствовали. Король, к которому присоединилась королева Хуана, изо всех сил старался быть приветливым с принцем и принцессой. Изабелла пыталась понять, что же случилось в водоворотах политических течений, почему она вдруг сделалась такой важной персоной. А к её брату относились с таким почтением, что казалось, король именно он, а не Генрих. Сам Альфонсо был склонен считать своё тюремное заключение чем-то вроде шутки...
– Королева была в таком отчаянии, когда узнала о мёртвом ребёнке. Но единственной жертвой стала бедная собака, Герцог.
– Но ведь ты тоже мог стать жертвой!..
– Ну, в любом случае, меня освободили благодаря Каррилло и дону Фадрику. Ты слышала последние новости?
– Я знаю, что ты жив и в добром здравии. Остальное не имеет значения.
– Завтра королю Генриху придётся испить горькую чашу: он подпишет документ, который лишит ла Белтранеху всех прав и восстановит меня в правах первоочередного наследника!
Дон Альфонсо расправил плечи: он выглядел очень гордым и уверенным в себе. Как быстро её маленький братец из Аревало вырос и превратился в мужчину!..
– Если бы только наша бедная матушка могла бы понять эту прекрасную новость! Как она была бы счастлива!
– Всегда старайся заботиться о ней, Альфонсо.
– Так и будет, обещаю.
– Это точно, что король подпишет соглашение?
Альфонсо рассмеялся:
– У него нет выбора.
Король поставил свою подпись, и договор в Медине-дель-Кампо за несколько недель стал известен всей Европе. Никогда ещё ни один король не терпел такого унижения. Язык документа был резким; грехи, несправедливость и тирания расцвели за время его правления пышным цветом, как никогда прежде в Кастилии. Он окружил себя неверными; растратил общественное богатство; его суды не проводили законы в жизнь. «Нас заставляет проливать слёзы, – таков был язык документа, – тот факт, что ваше величество полностью подчиняется графу Ледесма, дону Белтрану де ла Гуэве». В договоре было записано, что дон Белтран должен быть немедленно лишён доступа ко двору и всех политических постов.
Подписав этот договор, король Генрих публично признал, что королева нарушила супружескую верность, а дочь донья Хуана, так называемая инфанта, является незаконнорождённой.
В договоре содержались и другие пункты. Это касалось Альфонсо и Изабеллы. Ради спокойствия королевства и в интересах справедливости дон Альфонсо был признан принцем Астурии, наследником престола. Что касается Изабеллы, договор «умолял и требовал», чтобы её не могли принудить к замужеству без согласия всех трёх сословий королевства.
– И что же по этому поводу сказала королева Хуана? – поинтересовалась Изабелла.
Альфонсо рассеянно посмотрел на неё:
– Знаешь, сестрёнка, это странно. Королева ведёт себя так, как будто полностью удовлетворена соглашением.
Изабелла задумалась.