Текст книги "Крест королевы. Изабелла I"

Автор книги: Лоренс Шуновер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Крест королевы. Изабелла I

Энциклопедический Словарь

Брокгауза и Ефрона

т. 43.

Изабелла Кастильская также Католическая – дочь Иоанна II, короля Кастилии, и второй жены его, инфанты португальской; род. в 1450 г. Детство ее протекло среди борьбы партий, сопровождавшей царствование ее отца и особенно брата, Генриха IV (1454-74), прозванного «Бессильным». Кастильские гранды решились низложить Генриха и возвести на его место 11-летнего брата его, Альфонса. Вся Кастилия разделилась на два враждебных лагеря: северные провинции были за Генриха, южные – за Альфонса. В это время Альфонс умер, и гранды решили провозгласить королевой И., но она отказалась нарушить права брата. Наконец, в Торосе, между Генрихом и кортесами состоялся договор, в силу которого наследницей престола признавалась И., причем Генрих обязывался не принуждать ее к нежелательному для нее браку, а она обязывалась не выходить замуж без согласия брата. После признания И. наследницей престола явилось много соискателей ее руки. Выбор ее пал на наследника Арагонского королевства, Фердинанда (Католика), который, в силу брачного договора (1469), обязывался жить в Кастилии, соблюдать законы страны и ничего не предпринимать без согласия И. Несмотря на то, что Генрих IV был против этого брака, И. тайно обвенчалась с Фердинандом, после чего Генрих объявил сестру нарушившей договор и лишенной престола. Но сторонники И. поднялись в защиту ее прав, и междоусобия возобновились; среди них Генрих умер, и кортесы, в 1475 г., признали И. королевой. Кортесами при этом было постановлено, что управление государством должно исключительно принадлежать И., что участвовать в нем Фердинанд может лишь как ее уполномоченный, что акты о назначении на должность и произнесение судебных приговоров должны совершаться от имени обоих супругов, что имена их должны чеканиться на монетах, но казна и войско Кастилии и Леона должны находиться в исключительном распоряжении И. Будучи годом старше своего мужа, И. отличалась замечательной красотой, умом, энергией, возвышенным и непреклонным характером. Не уступая Фердинанду в честолюбии, она, в противоположность ему, была искренна и скромна, не любила полумер и гнушалась безнравственных средств. Она проводила время то в походах, где, сидя на лошади, сама нередко командовала отрядами, то в кабинете, где вместе со своими секретарями занималась чтением и составлением государствен. бумаг. Несмотря на резкие различия в характерах, между супругами установилось полное согласие, благодаря сходству политических стремлений каждого из них и такту, с которым И. умела поддерживать независимость своего положения, как королевы. Прежде всего им предстояло подавить продолжавшиеся гражданские междоусобия из-за престолонаследия, которые усложнялись вторжением в Кастилию португальского короля Альфонса V, поддерживавшего права своей племянницы и вместе с тем, невесты-Иоанны. Борьба эта продолжалась до октября 1479 г. Потерпевший поражение при Торо Альфонс V принужден был заключить мир и отказаться от притязаний на кастильский престол. Незадолго перед тем Фердинанд стал королем Арагона, и, таким образом, Арагон и Кастилия соединились под общей властью королей-супругов. В течение своего почти 30-летнего царствования, богатого событиями, И. сумела возвысить королевскую власть Кастилии до небывалой дотоле высоты. Самоуправство кастильских грандов и независимость городов были сильно ограничены введением германдады (см.); кортесы все более утрачивали свою самостоятельность и подчинялись королевскому абсолютизму. Ту же участь испытали и 3 духовно-рыцарских ордена Кастилии (сантиагский, калатравский и алькантарский), после того, как И. сделала своего мужа великим магистром их. В религиозных делах И. стремилась ограничить зависимость кастильской церкви от римской курии и еще более подчинить ее королевскому авторитету. При И. была восстановлена в Кастилии инквизиция; королева долго противилась восстановлению этого трибунала, пока ее не склонил к этому знаменитый духовник ее Торквемада; для Изабеллы инквизиция являлась не столько орудием религиозного фанатизма, сколько средством политической централизации. Вместе с Фердинандом она вооружилась против последнего мусульманского оплота в Испании – Гранады, с покорением которой в 1492 г. завершено было дело внешнего политического объединения Испании. Занятая этой войной, поглощавшей все ее внимание, И. тем не менее оказала хороший прием Хр. Колумбу, явившемуся к ней за поддержкой для осуществления своего плана открыть западный морской путь к восточным берегам Азии. Она обещала Колумбу свое содействие, заметив, что, в случае недостатка средств в казне для снаряжения экспедиции, она заложит свои бриллианты. Открытие Америки было самым светлым из событий этого царствования, омраченного введением инквизиции и поголовным изгнанием евреев. И. умерла в 1504 г., оставив наследницей всех своих владений дочь свою, Иоанну, бывшую замужем за эрцгерцогом Филиппом, сыном Максимилиана I. В 1883 г. ей воздвигнут был памятник в Мадриде. – Из сочинений по истории царствования И. важнейшие: Prescott, «History of the reign of Ferdinand and Isabella»; Nervo, «Isabelle la Catholique, reine d'Espagne» (Пар., 1874); Lafuente, «Historia general de Espa ñ a» (т. V, Мадрид, 1861).

Глава 1

Провинциальный город Аревало был ничем не примечателен – совершенно неподобающая резиденция для королевы. Стены алькасара, её главной крепости, сильно обветшали. Железные прутья решёток на окнах проржавели и расшатались. Сады вокруг замка не получали должного ухода, потому что королева потеряла интерес к цветам. Да и на её скромную и к тому же нерегулярно выплачиваемую пенсию невозможно было содержать подобающее число слуг.

Окружающая местность была приятной для глаз. Поля, простиравшиеся во всех направлениях, напоминали золотое море, омывающее подножие длинного ряда холмов, поднимавшихся на горизонте. Фиолетовые цветы шафрана – растения, без которого была немыслима кухня Кастилии, наполняли воздух чистым сладким ароматом.

Между отдалёнными холмами, окаймлявшими небольшую долину, земля которой интенсивно обрабатывалась, как и все плодородные угодья древней Кастилии, медленно несла свои воды река Адахо. Здесь её воды были спокойны, но всего в нескольких милях к северу или к югу она полностью меняла свой характер, превращаясь в яростный бушующий поток либо в болото: на испанской равнине не было ничего постоянного, и с уверенностью можно было предсказывать лишь неожиданности.

По мнению королевы, лучшее, что приносила с собой река, было изобилие дешёвой рыбы, поставляемой к её двору по средам и пятницам каждую неделю. Во время долгого поста, который королева соблюдала с большей строгостью, чем многие люди при нынешнем правлении, в течение сорока дней, включая и воскресенье, подавалась только рыба. Даже её духовник говорил, что это больше пристало монаху, чем вдовствующей королеве. Комендант замка, старый грубый солдат, краснолицый и непочтительный, считал реку неизбежным злом, так как от её капризов зависел уровень воды во рве. Обычно мало внимания обращалось на то, что в горных крепостях состояние рвов оставляло желать лучшего и люди, проживавшие там, часто страдали от неизвестных болезней; в крепостях же, расположенных на берегах рек, за рвами следили, и здоровье людей было значительно крепче.

Лицо коменданта дона Педро де Бобадиллы покрывали шрамы от давно заживших ран, на запястьях и коленях, там, где цепи мавров когда-то впивались в тело, всё ещё были видны следы. Он поздно женился и до такой степени баловал свою юную дочь, что королева была этим просто возмущена.

–    Очень плохо, что вы позволили ей ездить верхом на лошади вместо пони, – выговорила она ему однажды, – теперь инфанта тоже настаивает на лошади.

–    Разве сама Жанна д’Арк не ездила верхом на лошади?

–    Но до меня дошли слухи и о том, что ваша бесстыдница Беатрис плавала во рву прошлой ночью совершенно голая, как рыба. Это правда?

–    Ваше величество, было уже темно и очень жарко. Я выпорол её за это. Но она не была совершенно раздетой, клянусь вам.

–    Любое повторение подобной выходки приведёт к вашему мгновенному освобождению от службы. Не забывайте об этом, – произнесла королева.

–    Повторения не будет, – поклялся комендант и предложил ещё раз выпороть свою Беатрис за то, что она подаёт плохой пример инфанте. Но королевский гнев быстро проходил. Комендант всё равно не наказал бы дочь второй раз, и он совершенно не боялся потерять свою службу – кто другой до такой степени почитал бы овдовевшую спутницу умершего короля, что предложил бы ей свои услуги за такое скромное жалованье?

Королева быстро забыла об этом случае и вновь погрузилась в состояние задумчивой меланхолии, уже давно ставшее для неё привычным. Небольшой её свите казалось, что любое усилие утомляло её с каждым днём всё больше и что она всё чаще пребывает в прошлом: тогда она была королевой Кастилии и Леона, старый король был ещё жив, и отвратительное слово «вдовствующая» ещё не добавилось к её титулу.

Однако вдовствующая королева всё ещё оставалась значительной персоной из-за детей: если у теперешнего короля Генриха не будет наследников – а за двенадцать лет, сначала с одной женой, затем со второй, они пока не появились, – то её сын, дон Альфонсо, унаследует корону.

Стремление к безопасности заставило её отправиться в Аревало: за полями пшеницы и шафрана в долине Адахо, за гребнем фиолетовых холмов, на много миль во всех направлениях лежали огромные пространства пустынной каменистой местности. Здесь была безопасность изоляции, здесь она могла спокойно переживать своё вдовство и воспитывать детей в благопристойной обстановке вдали от неспокойного двора своего приёмного сына Генриха IV, или Генриха Бессильного, как говорили его недоброжелатели.

При дворе короля Генриха было много такого, что могло вызвать беспокойство матери юноши, который может стать королём, и девушки, которая может стать королевой. Когда, очень нерегулярно, из столицы приезжал посланец с деньгами на содержание королевы, она прятала дона Альфонсо, чтобы не заметили, как он слаб, и донью Изабеллу, чтобы не заметили, как она выросла и превратилась в почти взрослую девушку. Оба они не могли быть в безопасности при дворе в Вальядолиде.

Когда король Генрих вспоминал о существовании вдовствующей королевы, он иногда посылал ей и её детям подарки. Для неё это мог быть дешёвый черепаховый гребень, хотя она больше и не носила гребней в волосах. Для доньи Изабеллы чаще всего присылался сборник стихов о любви, который королева сразу же приказывала сжечь. Подарки для дона Альфонсо, как правило, представляли собой одежду, от которой отказался какой-нибудь франт-придворный, потому что уже шесть месяцев как она вышла из моды. Вдовствующая королева приказывала её тоже сжечь: длинные, ярко окрашенные плащи напоминали ей развевающиеся одежды мавров, чуждые, еретические. Альфонсо продолжал носить короткий изношенный плащ, чёрный, чисто испанский.

Однажды в порыве щедрости король прислал наследнику целый флакон духов, сопровождаемый маленькой запиской о том, что эти духи – последняя мода при дворе: жизнь в деревне Аревало не должна препятствовать принцу приобрести хорошие манеры, иметь которые, заявлял король, очень важно. Дон Альфонсо так никогда и не увидел странного подарка. Вдовствующая королева открыла флакон, с отвращением понюхала и узнала изделие мавров. Она выбросила флакон в ров. Он ударился о камень у основания крепостной стены и разбился на мелкие кусочки. В течение многих дней ветерок, который пролетал над зубчатыми стенами, доносил запах мускуса, жасмина и роз. Возможно ли, спрашивала себя с негодованием вдовствующая королева, что мужчины при дворе короля Генриха стали пользоваться духами?

Было немодно наносить визит вдовствующей королеве, даже чтобы оказать ей уважение в годовщину смерти короля. Но не все мужчины в Испании стали пользоваться духами, и многие из них с любовью вспоминали стареющую королеву. Один из таких мужчин, брат Томас, считал своим долгом посещать её регулярно, четыре раза в год. Монахи, жившие под его строгим руководством, очень радовались, когда он уезжал. Кроме того, они считали эти визиты проявлением благотворительности, так как никаких выгод от своего внимания к вдовствующей королеве он не получал. Монахи отмечали, что брат Томас, никогда не позволявший им использовать мулов для поездок, был так же суров и к самому себе: он шёл пешком все тридцать миль до Аревало в одиночку через дикую и опасную страну, даже не взяв с собой куска хлеба. Казалось, брату Томасу одинаково безразличны были жара, холод, голод, усталость и дикие звери, которые жили в пустынных районах между Сеговией и Аревало.

Его бы очень рассмешило, если бы ему кто-то сказал примерно следующее: «Брат Томас, вы святой человек, живущий в воображаемом мире, забывая о реальном и оставляя всё на волю Бога». На самом деле он обладал большим здравым смыслом. Он ходил пешком, потому что это было хорошим примером для других и потому что он был молод и силён. Он не брал с собой еды, потому что привык поститься – он не помнил вкуса мяса, которого не ел уже больше десяти лет, – и хроническое чувство голода было для него настолько привычно, что он его просто не замечал. Что же касается диких зверей: кабанов, медведей, кошек, – то он брал с собой крепкую палку. Звери, так же как и язычники, в сущности трусы, их можно ошеломить внезапным нападением; они страшны только в том случае, если люди теряют бдительность.

Брат Томас искренне и честно следовал своим правилам, будучи потомком древнего кастильского рода. Его предки боролись с маврами. В тридцать лет он был приором доминиканского монастыря Санта Круз в Сеговии. Он великолепно справлялся, считая свои обязанности доверием, оказанным ему Богом, и не жаждал дальнейшего восхождения по иерархической лестнице, несмотря на то что его дядя был кардиналом и легко мог способствовать продвижению. Но дядя находился в Риме; от брата Томаса могли потребовать покинуть Испанию, а ему это представлялось невозможным.

В начале пути он ощущал угрызения совести, полому что получал удовольствие от длительной бодрящей ходьбы. Путь проходил по извилистым лесным тропинкам, где его сандалии погружались в опавшие сосновые иглы; затем пролегал по безлесой возвышенности, покрытой беспорядочно разбросанными камнями и колючей порослью, и пересекал долину Эресмы, где находился мост, давно требовавший ремонта. К ночи брат Томас обычно достигал фиолетовых холмов, откуда становился виден алькасар Аревало, маленький и тёмный среди геометрических линий засеянных и вспаханных под пар крестьянских полей. Он укорял себя за чувствительность, которую вызывали в нём красоты Испании, хотя был не в силах не любить свою страну, и ничто в его обетах не требовало предпочитать уродливое прекрасному. Но ему всегда становилось благостно на душе, когда он говорил о любви к родине наследникам престола при посещениях вдовствующей королевы.

Он принадлежал к ордену, который уделял особое внимание образованию людей. Во всех странах Европы доминиканцы обучали молодёжь; даже в далёких России, Персии, Индии, Китае, Повсюду в этом огромном мире. С помощью своих разбросанных по всему свету миссий доминиканцы приобрели огромные практические познания в географии.

Для него было совершенно естественно учить, и дети с нетерпением ожидали его визитов, потому что он был более образован, чем их домашние учителя, и умел объяснять сложные вещи простым языком. Сам похожий на ребёнка, он рассматривал окружающий мир в контрастных черно-белых тонах: чёрный, как его мантия, белый, как его клобук. Он был высокого роста, подбородок выдавался вперёд, голос звучал грубо, и вообще юным принцу и принцессе личность его казалась просто необыкновенной.

Однажды, когда он с гордостью и энтузиазмом рассказывал о далёких миссиях ордена, Изабелла взволнованно спросила:

–    Разве миссионеры в своих дальних странствиях не подвергаются большой опасности, брат Томас?

–    Никакое расстояние не может быть слишком далёким, чтобы добраться до язычников.

–    Но разве они не могут упасть, достигнув края света?

Брат Томас помедлил мгновение. Купцу, задай тот подобный вопрос, он бы ответил, что ни один корабль ещё никогда не падал; философу – что тень Земли на Луне во время затмения круглая; студенту университета в Саламанке – что неплохо бы перечитать Аристотеля, молодой человек.

Но эти аргументы не подходили для мальчиков и девочек. Поэтому сначала он произнёс по-латыни с грубоватой уверенностью:

–    Mundi formam omnes fere consentiunt rotundam esse, – тут же переводя эти слова, так как помнил, что члены королевской семьи не знают латынь: – Широко допускается мысль о том, что форма Земли круглая. – Это были слова самого святого отца, папы Пия II. А затем прекратил обсуждение при помощи аргументов, убедительных для молодых: только немногие моряки боятся плыть на кораблях, которые несут нашу святую веру в дальние страны. Только испорченный или глупый человек может придерживаться мнения, что Земля плоская, как блин. Может вода задержаться на поверхности блина? Нет, она тут же скатится. И то же самое с нашей Землёй. Если бы она была плоской, вся вода морей и океанов давным-давно бы скатилась. Испания окружена морями, как и любая другая страна мира.

Брата Томаса на самом деле не интересовало, кругла ли Земля или нет, он был просто заинтересован в том, чтобы принц или принцесса, придя однажды к власти, не колебались бы в отправлении миссий для распространения христианской веры. Гораздо ближе его сердцу была Испания и её проблемы, особенно государство мавров Гранада, которое как пиявка раздулось на богатых, прекрасных равнинах Андалусии.

–    Никогда не забывайте, что Испания похожа на щит. Сама карта этой благословенной земли – отражение испанской судьбы, которая повелела ей стать щитом, защищающим не только нас, но и всю христианскую Европу от еретического зла мавров. Именно эту задачу всегда выполняла Испания, – говорил брат Томас, – в течение долгих тёмных веков, когда порой каталось, что крест может навсегда быть повергнут полумесяцем, когда орды неверных доходили до самых подножий Пиренейских гор. Но испанцы никогда не сдавались. Мужественные предки наши медленно вытесняли с гор Астурии завоевателей в тюрбанах всё дальше и дальше на юг.

В настоящее время нижняя часть щита всё ещё была занята государством мавров Гранадой, дерзким и богатым, с населением в три миллиона неверных.

Брату Томасу казалось, что нынешний испанский король напрасно принимает мавров как равных. Но монах не говорил об этом, потому что его долгом было обучать, а не сеять семена разногласий между королём и возможными наследниками. Его главной целью было единение. Дон Альфонсо слушал, его юное лицо выражало решимость. Таким же было выражение лица его сестры, инфанты.

–    Я помогу тебе, Альфонсо. Я выйду замуж за короля Португалии или Арагона. Тогда христиане станут в два раза сильнее.

–    Когда ты выйдешь замуж, моя маленькая сестрёнка, ты должна будешь сделать это по велению сердца. Я сам займусь Гранадой. Это дело для мужчины.

Брат Томас услышал эти слова, произнесённые шёпотом, но не сделал замечания молодым людям. Он поблагодарил Бога за их правильные мысли.

–    В следующий раз я остановлюсь на соседних королевствах – Португалии и Арагоне. – Он улыбнулся, гак как Изабелла уже обнаруживала признаки политической зрелости. Это верно, что три христианских народа должны быть вместе, чтобы Испания не осталась одинокой в борьбе с неверными.

Возвращаясь в Сеговию, он обычно мысленно готовил новую лекцию детям, надеясь, что его лекции хотя бы в малой степени послужат большей славе Испании и изгнанию мавров. Он не строил иллюзий, что история запомнит его, хотя и предполагал, что имя его дяди – кардинала может быть отмечено в одной или двух строчках. Он редко вспоминал своё собственное имя: Томас де Торквемада...

Когда в очередной раз брат Томас пришёл из Сеговии в Аревало, ворота маленькой крепости были плотно закрыты. Ему пришлось долго стучать и кричать, прежде чем в массивных воротах открылось маленькое решетчатое отверстие.

–     Уходи прочь, – проворчал страж.

–   Будьте добры, сообщите вдовствующей королеве, что пришёл брат Томас.

–     Она не принимает посетителей.

Страж бы захлопнул окошко прямо перед его носом, но брат Томас просунул свой посох между прутьями.

–   Я не узнал тебя, добрый воин, возможно, ты тоже меня не знаешь. Я – брат Томас де Торквемада, приор монастыря Санта Круз в Сеговии. Я, как обычно, пришёл засвидетельствовать уважение вдовствующей королеве и позаниматься с её детьми. Сообщи её величеству, что я здесь.

–    Вы обращаетесь со своим посохом, синьор приор, как воин с пикой. – Страж с подозрением смотрел на брата Томаса. – Если вы на самом деле приор, то где же ваши сопровождающие: человек, раздающий милостыню, эскорт, лошади?

–      Я прибыл один и пешком.

Стражник покачал головой, так до конца и не убеждённый, но всё же сказал:

–    Одну минуту, синьор приор, – и повернулся, бормоча себе под нос: – Они говорили мне, что в провинции деревенские манеры.

Решётка опустилась, и брат Томас услышат, как загремели засовы.

Вскоре появился дон Педро де Бобадилла, со странно осунувшимся лицом, шрамы на нём выделялись больше обычного. Он плечом отодвинул стражника в сторону и распахнул ворота.

–    Тысяча извинений, ваше преподобие. Здесь все новенькие, подозрительные, с придворными манерами, вы сами можете это видеть. У них приказ самого короля никого не пускать. Входите, входите – и благословите этот дом, как вы никогда прежде этого не делали. Он нуждается в благословении.

–      Дети заболели?

–    Они уехали, все уехали, все прежние стражники, моя жена, даже моя дочь, свет моих очей, моя маленькая Беатрис.

–      Куда?

–    В Вальядолид ко двору. Неделю назад прибыл эскорт и увёз их. – Дон Педро сплюнул. – Капитан сказал: «Вот прекрасная красная роза, чтобы составить компанию белой розе», – и ущипнул Беатрис за щёку, мою Беатрис, которой никогда прежде не касалась рука мужчины. Какой позор! Но я ничего не мог поделать. Затем они все ускакали, весь этот шумный сверкающий караван в длинных плащах. Там были даже знатные мавры в цветных тюрбанах.

–    Спокойно, дон Педро. – Брату Томасу показалось, что стражник подозрительно посматривает на коменданта; он мог быть шпионом, хотя чьим, брат Томас мог только догадываться. – Мы лучше поговорим наедине.

–      Мне безразлично, что теперь может случиться.

–      Вдовствующей королеве небезразлично.

–      Увы, бедная королева уже ни о чём не беспокоится.

–      Она умерла?

–      Хуже.

–      Что это значит, мой друг?

Всё разъяснилось в личных апартаментах коменданта, вдали от подозрительных глаз и подслушивающих ушей...

Неделю назад герольд подскакал к воротам и важно потребовал впустить его. Затем в присутствии коменданта, вдовствующей королевы, детей и гарнизона крепости он развернул свиток, исписанный фиолетовыми и красными чернилами, и прочитал:

–    «Я, король! Да будет вам известно, что милостью Божьей в прошлый вторник королева, дона Хуана, наша дорогая и возлюбленная супруга, разрешилась от бремени и на свет появилась девочка, Хуана, инфанта Испании и наследница нашей короны, короны Кастилии и Леона и всех городов, поместий, титулов и почестей, прилагаемых к этому. Всё это признано кортесами и подтверждено герцогами, князьями, маркизами, лордами и другими знатными персонами семнадцати городов, составляющими вышеназванные кортесы этих наших территорий. И этим мы ставим вас в известность, чтобы вы вместе с нами могли возблагодарить Бога и соединиться с нами в радости и засвидетельствовать почтение и преданность вышеназванной принцессе Хуане, нашей дочери и наследнице. Я, король».

Сразу же вслед за герольдом прибыл эскорт, так как Генрих IV Бессильный, наконец-то опровергнув насмешливый титул, под которым его так долго знали, не терял времени. Дон Альфонсо, переставший быть наследником, и его сестра Изабелла должны публично появиться в Вальядолиде и засвидетельствовать преданность новой инфанте, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, что дети вдовствующей королевы теперь исключены из списка наследников. Далее, согласно воле короля, как заявил капитан эскорта, они должны постоянно жить при дворе. «Там, – сказал король, – их образование будет более полным».

–    В этом нет никакого сомнения, – печально сказал брат Томас, – и их благополучие будет обеспечено самим королём, которому «все лояльные подданные должны отдавать честь как Генриху Либеральному» согласно словам капитана.

–    Либеральный во всех смыслах, – пробурчат Бобадилла, – вы знаете, преподобный приор, что болтают в отношении принцессы Хуаны, которую он так опрометчиво называет своей дочерью?

–    Я не допускаю никаких слухов в своём монастыре, дон Педро.

–    Поговаривают, – объяснил комендант, понижая голос и оглядываясь, – что принцесса Хуана на самом деле вовсе не дочь короля. У королевы есть любовник, тот самый красавчик капитан, который возглавлял эскорт, дон Белтран де да Гуэва, и который ущипнул Беатрис за щёку. Уже есть люди при дворе, которые называют новую наследницу ла Белтранеха, дочь дона Белтрана, хотя, конечно, они не осмеливаются произносить это громко.

–      Но вы же об этом услышали?

–      От одного из мавров.

–      Мать должна знать отца своего ребёнка, – сказал брат Томас. – Что же отвечает королева на эти сплетни?

–      О, королева... Что она может сказать? Она, комкано, утверждает, что отец девочки король Генрих с помощью одною безнравственного поступка, без сомнения приятного для обоих его участников, она заставила умолкнуть все сплетни о короле и значительно укрепила свою власть, так как каждая королева становится сильнее, когда у неё появляется наследник или наследница. Стало быть, у королевы есть резоны говорить, нет, кричать о том, что отец новорождённой принцессы король.

–      А король?

–      Вполне доволен.

–      Не испытывает ревности к дону Белтрану?

–    Напротив. Он делает всё возможное, чтобы оказать ему почести. Сразу же после того как королева родила, он, к вашему сведению, наградил дона Белтрана новым титулом – графа Ледесма. Так было провозглашено. – Комендант ухмыльнулся.

Но брат Томас и бровью не повёл. Он думал:

«Бедная Испания! Эта святая земля когда-то гордилась тем, что была колыбелью христианских добродетелей! Родина рыцарских орденов Компостелла, Калатрава, Алькантара, воинственные кабальеро – члены этих орденов считали наивысшей честью погибнуть в борьбе с маврами и получить ореол мученика в раю! Короли прозывались «отважными», «мудрыми», «добрыми», а один – даже «святым»! Бедная Испания! Как она могла пасть так низко, что её короля заклеймили подобным образом – назвали Бессильным! И не только сплетни подтверждали этот эпитет, он не мог бы вступить в брак со своей нынешней легкомысленной женой, если бы церковь не расторгла первый брак по причине его импотенции. Никто тогда не сомневался в том, чья это вина. Испания начала переживать трудные времена, когда испанский король стал общаться с врагами и пригласил язычников-мавров к своему двору для придания ему элегантности».

–    В кавалькаде были и молодые женщины, ваше преподобие, все весёлые и смеющиеся, дерзкие и красивые, верхом на маленьких белых мулах, малиновые попоны которых были украшены золотом. На них были низко вырезанные платья без рукавов, демонстрировавшие обнажённые руки; некоторые стягивали грудь кожаными ремешками от арбалетов, так что шёлк облегал их как кожа; другие брали взаймы у мавров тюрбаны и с гордостью демонстрировали их; некоторые без всякого стыда оставались с непокрытой головой; у одной была шпага, другая заткнула кинжал за плотно облегающий пояс; все красили губы и ресницы, и – вы не поверите, – когда задувал ветер и приподнимал их юбки, совсем короткие, я видел их голые бедра, тоже раскрашенные. Украшения используются на всём теле! И что будет с моим ребёнком?

–    Что будет с Испанией, где при дворе творятся такие безобразия?

Комендант промолчал.

–    А как вдовствующая королева, у которой так безжалостно отняли детей?

–    Я боюсь, что она сошла с ума, – отвечал комендант. – Она всегда была склонна к меланхолии, и в её голове что-то произошло, когда на неё свалилась эта новая напасть. Она всё время сидит в тёмном углу комнаты, глядя прямо перед собой, и не разговаривает ни с кем.

–       Позвольте мне повидать её, дон Педро.

–    Это бесполезно, брат Томас. Дон Белтран видел её и долго с ней говорил. Но после этого он сказал мне: «Бесполезно просить королеву принести присягу на верность, она не понимает, что делает». Поэтому-то они и оставили её здесь.

–       Всё-таки я должен повидать её.

Вдовствующая королева не узнала брата Томаса. Она сидела в тени, в своём кресле, раскачиваясь взад и вперёд бесконечным движением, руки её расслабленно покоились на коленях.

«Лучше бы она ломала их или плакала», – подумал брат Томас, покачал головой и безнадёжно вздохнул. Она с ним не поздоровалась и не попрощалась, когда он уходил.

Но искра её когда-то могучего ума всё ещё тлела в ней, как последний уголёк, перед тем как огонь умирает в камине и навсегда наступает темнота. Один раз её беспомощные руки задрожали, и она пробормотала: «Бессильный, бессильный, как маврский евнух. – И ещё раз: – Будут фракции, будут фракции, будут фракции».

Размышляя над её последними загадочными словами, брат Томас чувствовал, как забилось его сердце – от возможности появления фракции в Испании, одна из которых будет поддерживать ла Белтранеху, а другая – дона Альфонсо. Он лихорадочно молился, чтобы такие группировки не появились, потому что это могло означать начало гражданской войны, а гражданская война способствовала бы продолжению существования государства Гранада на самом кончике испанского щита.

Но он хорошо знал своих сограждан испанцев. Фракции появятся. «Позвольте им быть достаточно сильными, – молился он, – чтобы можно было защитить дона Альфонсо и донью Изабеллу». Он подумал о фокусниках на ярмарках в Сеговии во время сбора урожая: они двигались по туго натянутым канатам над головами затаивших дыхание жителей городка, держа за середину тяжёлые шесты: казалось, это делало их передвижение более трудным, хотя на самом деле облегчало его...

Когда две противоположные силы одинаковы, то иногда можно пройти по рискованному пути и не упасть. Пути Господни неисповедимы!..