Текст книги "Крест королевы. Изабелла I"

Автор книги: Лоренс Шуновер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

–      Чудно, ей-богу! – пробормотал он.

Жена нахмурилась и что-то прошептала ему на ухо.

–    Я знаю, что я здесь по делу, – ответил он громким шёпотом, который был слышен всем.

–    Этот рыцарь не смог бы выбить из седла нашего сына, – гордо произнесла королева Арагона.

Королева Хуана ответила дипломатично:

–    Было решено, что члены королевских семей не должны участвовать в турнирах из опасения несчастных случаев. И принц Фердинанд всё ещё слишком юн, не так ли?

–    Но повстанцы Каталонии боятся его, и не без причины, – решительно заявил король Хуан.

В глубине шатра архиепископ Толедский, который до этого наравне с другими возбуждённо следил за ходом рыцарского турнира, теперь изобразил на лице выражение, подобающее своему духовному сану, и грозно нахмурился, явно недовольный демонстрацией ножек королевы Кастилии.

В это время Беатрис де Бобадилла, тоже сидевшая в шатре, ухватив Изабеллу за рукав, зашептала:

–     Кое-кто глазеет на тебя, а не на ход сражения.

С другой стороны дон Альфонсо шепнул ей на ухо:

–    У дона Фердинанда Арагонского взгляд к тебе словно прикован.

Изабелла ничего не ответила, сосредоточив всё своё внимание на поле, на котором суетились оруженосцы и слуги, разбиравшие секции деревянной загородки, и располагая их таким образом, чтобы перед королевским шатром был образован небольшой круг. Она попыталась взять себя в руки, чтобы увидеть в зрелище, ранее ею виденном неоднократно, что-то такое, чего ранее, как ей казалось по молодости лет, она не любила и не понимала.

Это зрелище должно было произойти в обнесённом забором пространстве и, завершив события дня, внести последний штрих в пышные торжества и увеселения, предшествовавшие переговорам. Зрелище, преследующее тот же эффект, что даёт маврам употребление кофе после плотного ужина или бренди, который пьют христиане, одновременно возбуждающее и успокаивающее, после чего сознание становится открытым для восприятия, а эмоции – хорошо контролируемыми, что так необходимо для трезвого решения государственных дел.

Обезьяна на лошади. Зрелище более быстрое, чем бой быков, и намного более забавное.

На арену был выведен гарцующий норовистый белый пони, не случайно белый, на нём, притороченная к седлу, восседала большая чёрная глуповатого вида обезьяна. Её лапы не были связаны; непропорционально большие ступни обезьяны вцепились в края седла пальцами нижних конечностей, как руками. Гримаса на почти человеческом лице выражала страх. Следом появились собаки, рычащие и огрызающиеся. Их вели на ремённых поводках слуги, ноги которых были плотно закрыты, так как собак для этого выступления специально долго держали голодными. На арене прислужник, державший под уздцы лошадь, бросил пригоршню перца в физиономию обезьяны, другую пригоршню в ноздри пони и быстро перепрыгнул через забор. Одновременно собачники спустили собак и поспешили убраться из опасной зоны. Обезьяна издала вопль, пони жалобно заржал, попятился назад, попав в окружение собак, которые злобно бросились на него.

Скоро стало вполне очевидно, почему пони белой масти. Кровь была лучше видна на белой шерсти, по мере того как собаки гонялись за ним и вонзали клыки в его бока. Инстинкт побуждал пони прибегать к мерам защиты, и он начал лягаться, – для лучшего эффекта его подковы были снабжены шипами; удачный удар угодил одной из собак в подбрюшье и она вылетела за пределы ограждённого участка, как ядро из катапульты, чуть не попав в королевский шатёр. Собака издыхала, её внутренности вывалились на траву. Другие собаки продолжали охоту; одной из них удалось вцепиться в горло пони, который к этому времени был весь в крови и в клочьях вырванной плоти. Главная вена была перегрызена, и голова пони повисла.

Травля пони собаками походила на травлю быка – ещё один вид широко известных зрелищ. Но присутствие в седле обезьяны превращало жестокое зрелище в настолько забавное, что зрители хохотали до колик в животе, наблюдая за поведением обезьяны. Она не могла соскочить, гак как была привязана к седлу. Нижние конечности, которыми ома до этого цеплялась за подпругу, теперь были жестоко искусаны. Обезумевшее от боли животное пыталось пинать собак, как это делал бы человек, и чисто по-обезьяньи старалось задними лапами схватить бешено лающих псов. Одновременно обезьяна беспорядочно размахивала передними лапами, цепляясь за гриву пони, нанося удары по его шее и голове, шлёпая по крупу и пытаясь поймать собак, когда они временами выпрыгивали над холкой пони. Создавалось жуткое впечатление, будто четырёхрукий всадник сошёл с ума. Вопли обезьяны, похожие на человеческие и издаваемые на высоких тонах, ржание пони, рычание собак слились воедино и вызвали оглушительный смех и крики зрителей.

Хуан, король Арагона, плотно прижимая к глазам очки, подбадривал обезьяну:

– Всадник, всадник, Бог наградил тебя четырьмя руками, пользуйся ими!

Король Генрих науськивал собак. Королева Хуана, находясь в состоянии транса, часто дышала, её груди было тесно под корсетом. Рядом с ней сидел дон Белтран, впившись взглядом в арену.

Король Луи не выказывал своих симпатий ни к кому из участников кровавой потехи. Когда Изабелла взглянула на него, то с удивлением обнаружила, что его холодный оценивающий взгляд обращён прямо на неё, как будто он стремился прочитать её мысли. Ей очень захотелось узнать, что он думал о ней: выражение лица французского короля было мягче, чем обычно. Несмотря на подступающую к горлу тошноту, Изабелла попыталась придать своему лицу весёлое выражение.

Она стала подбадривать пони, но как раз в этот момент он рухнул на землю. Собаки набросились на него всей сворой. Через минуту и обезьяна, и пони были разорваны в клочья. Представление закончилось. Служители, для удовлетворения аппетита ненасытных собак, швыряли на арену большие куски мяса. Позже, когда насытившиеся собаки впали в полудремоту, слуги вошли на арену с палками и кнутами, чтобы выгнать оттуда пригодных для дальнейших схваток собак и умертвить тех из них, которые были сильно изуродованы. В это время царственные зрители покинули расшитый золотом шатёр и попрощались друг с другом, поблагодарив короля Генриха за устроенное развлечение.

Обычно бледное лицо короля Генриха сейчас было багровым, как будто он выпил слишком много вина. Покинуть поле ему помог поддерживавший под руку паж. Ещё долго после захода солнца из его палатки раздавалось пение.

...Перед восходом солнца, когда сторожевые огни едва теплились, а цепочка дозорных была в полусонном состоянии, над спящей Изабеллой склонилась фигура человека и чья-то рука мягко закрыла ей рот.

Она вздрогнула, но вопль, который должен был призвать на помощь охрану, так и не раздался. Услышав хорошо знакомый голос, Изабелла узнала подругу.

–       Беатрис, как же ты меня напугала!

–       Тише, пожалуйста, тише.

–       В чём дело?

–       В моей палатке мужчина.

Вновь Беатрис де Бобадилле пришлось применить силу, чтобы заглушить крик.

–       Нет, нет, ты не поняла. Я сама его впустила.

–     О, Беатрис, какой позор! – Изабелла чуть не заплакала. – Моя подруга, моя дорогая спутница, единственная, с кем я могу говорить. Но это не твоя вина, этого не может быть. Виновата эта дикая страна; сам воздух здесь опасен, насыщен парами, влажен, как проклятая маврская баня. Но ты здесь, ты пришла ко мне и не занимаешься флиртом с наглецом. Подожди, дай я встану. Мы схватим негодяя и велим отвести его к королю. Порка – это самое малое, что его ожидает. Благодарение Богу, ты поступила разумно.

–       Мужчина в моей палатке – это Франсиско де Вальдес, паж, и мы не должны отправлять его к королю.

Привязанность короля Генриха к собственному пажу была предметом одной из наиболее скандальных сплетен при дворе, и Беатрис была уверена, что Изабелла знает эти сплетни и прекрасно понимает их смысл. Разумеется, Беатрис сама никогда о них не упоминала.

Она попыталась объяснить:

–     Вальдес хочет почувствовать себя мужчиной. Он говорит, что для него лучше биться на копьях на арене, чем петь для короля день и ночь. Все над ним издеваются и называют неприятными кличками. Он не может больше это выдерживать.

–       Клички вроде «милый мой маленький дорогуша»?

–       Я не знала, что тебе они известны.

–       Мне рассказал Альфонсо, а также падре де Кока.

Её брат и её капеллан. Вероятно, она что-то услышала, заинтересовалась, и ей обо всём сообщили. Образование Изабеллы развивалось так же быстро, как и Беатрис, но никогда прежде она не сплетничала со своей лучшей подругой.

–    Бедный Генрих, бедный мой странный сводный брат. Это, должно быть, колдовство или ужасное проклятие мавров. Ему необходимо отделаться от этих язычников – его приспешников.

–    А я должна отделаться от мужчины в моей палатке! Он хочет бежать в Арагон. И я его не виню в этом. Он заявил, что это самый удобный случай, который у него когда-либо был. Он добрался до реки, но там очень много стражников. Один чуть не поймал его; именно тогда он спрятался в моей палатке. Я должна была ему помочь, Изабелла.

Изабелла улыбнулась в темноте:

–    Конечно, должна, я понимаю. А теперь у тебя неприятности.

–    Неприятности! Я попала в беду. Утром придут слуги, чтобы навести порядок, а там – дон Франсиско. Он не может уйти и не может остаться. Я подумала о платье...

–      Он слишком высок.

–      Во всяком случае, он отказался...

–    Я согласна, что он не может оставаться в твоей палатке. Но может остаться в моей.

–      О нет!..

–    До тех пор, пока я не подберу ему нужную маскировку.

Изабелла оделась. Она спешила: оставалось немногим больше часа до рассвета. Сначала она подумала о плаще с капюшоном – монашеском одеянии своего капеллана, но падре де Кока путешествовал налегке и, вероятно, у него был только один плащ. Более того, она была уверена, что служителю церкви не понравится идея превращения де Вальдеса в священника, какой бы благородной ни была цель этого поступка.

Но существовали брат Альфонсо и его влиятельный друг Каррилло. Уж если у примата Кастилии не окажется лишнего монашеского одеяния среди всех его облачений: риз, мирских одежд и импозантных доспехов, – то у кого оно может быть? Она набросила плащ и приказала Беатрис:

–      Возвращайся к себе в палатку и жди меня.

–    Не совершай необдуманных поступков, Изабелла. О господи, я не должна была его впускать.

–    Нет, ты поступила правильно. То, что я собираюсь сделать, тоже правильно, а то, что правильно, – должно обязательно удаться.

Эту поговорку она переняла у своей матери, вдовствующей королевы, – то было её кредо. Беатрис слышала, как стражник почтительно приветствовал Изабеллу, затем раздались удаляющиеся звуки тяжёлых шагов – это он провожал её к палатке дона Альфонсо, находившейся по соседству с палаткой архиепископа. Беатрис выскользнула в темноту и поспешила в свою палатку. Да, хорошо быть принцессой или знатной синьорой, которой стража не задаёт вопросов, – не одна дама распахивала дверцы своей палатки и исчезала в течение ночи, в то время как стражники смотрели в другую сторону. В своей палатке ома горячо зашептала:

–    Единственное, что я знаю, то, что вы проведёте остаток ночи в палатке принцессы. Но, Вальдес! Если вы только повысите голос или произнесёте какое-то неподобающее слово...

–       Нет, да благословит Бог её высочество!..

Никто не задавал вопросов по поводу плохого самочувствия принцессы на следующий день, так как это был день переговоров, а она не принимала в них участия. Королева Хуана ненадолго задержалась возле её палатки, поинтересовалась самочувствием Изабеллы, придержав на голове свою тиару, заглянула в палатку.

–    Головная боль, – объяснила она дону Белтрану, который был рядом. – Ничего, кроме лёгкой головной боли. – Она не собиралась позволить Белтрану войти и быстро увела его прочь.

...Король был в ужасном настроении. Он хотел выпить свой кофе, как обычно по утрам (это являлось одной из его странностей, так как кофе был напитком мавров), но Франсиско не появился, чтобы разбудить его и принести кофе. Франсиско де Вальдес исчез.

–     Всё идёт не так, как надо, – пожаловался Генрих, стоя у дверей палатки принцессы и посматривая на всех подозрительно и раздражённо. – Сегодня такой несчастливый день! Всё идёт не так, как надо, я чувствую. Этот кофе слишком крепок. Меня лихорадит – и никто не может найти моего пажа. Боже мой, неужели он упал в реку и утонул!

–    Река очень мелководная, ваше величество, – сказала Изабелла, лёжа в постели. – Войдите, пожалуйста, или...

Донья Беатрис взволнованно втянула в себя воздух и закашлялась. Ей едва удалось отвести глаза от постели Изабеллы, которую покрывали два больших одеяла, спускаясь до самого пола.

–    ...или останьтесь снаружи, ваше величество, я боюсь сквозняков.

–   Совершенно верно! – пробормотал король, отшатываясь и торопливо опуская полу дверцы палатки.

Донья Беатрис кашляла; донья Изабелла, закутанная почти до самого кончика носа, явно была простужена. А король Генрих не принадлежал к числу людей, которые легкомысленно относятся к своему здоровью.

–    Ты не видела Франсиско? Стражник заявил, что сопровождал тебя в палатку Альфонсо прошлой ночью.

–    Я не могла заснуть. Мы поговорили о верховой прогулке в ближайшие дни, но, видимо, я не смогу этого сделать.

–    Да, да, я тоже так думаю. Лучше оставайся в постели и выздоравливай, дорогая Изабелла. Я пришлю тебе врача, если смогу найти хотя бы одного. Проклятье! Я никак не могу найти Франсиско. Он либо утонул, либо кто-то похитил его. С каким удовольствием я выпорю его за то, что он доставил мне столько беспокойства. Да, это будет удовольствием. Своими собственными руками я отхлещу его кнутом по голой спине. Бедный, дорогой Франсиско! Я надеюсь, что он не утонул!

–    Я надеюсь, что вы его найдёте, – произнесла Изабелла.

Она тихонько прошептала слова благодарственной молитвы: по-видимому, никто не заметил высокого монаха, проскользнувшего в её палатку перед самым рассветом. Но если бы кто-то и обратил на это внимание, то она была полностью готова объяснить, что ей понадобились услуги священника, когда она почувствовала ночью внезапное недомогание. Хотя это было бы ложью, а Изабелла не любила лгать, в каком-то смысле это не совсем было ложью, так как именно Каррилло оказал ей помощь в укрывании пажа короля Генриха, а Каррилло ведь был священнослужителем.

Брат Альфонсо смеялся от всей души, когда позднее навестил её. Его тоже оставили в лагере, в то время как все сильные мира сего отправились на переговоры на остров фазанов.

–    Архиепископ плюнул, хлопнул себя по бёдрам и выругался с упоминанием всего сонма святых. После этого он повторил ругательства, но уже с упоминанием всех чертей ада кромешного, затем продемонстрировал одеяния монаха. На сей раз он был откровеннее в разговоре со мной в своих оценках Генриха, но его слова я не могу повторить в присутствии дам, – рассказывал Альфонсо.

–   Вальдес их знает, а я в это не верю, – сказала Изабелла.

–    Сестрёнка, это всё очень забавно. Может, ему лучше выйти, пока он не задохнулся?

–    Боюсь, он сможет это сделать, только когда стемнеет.

–      Ты в порядке, Вальдес? – спросил дон Альфонсо.

Глухой голос из-под кровати с благодарностью отозвался:

–      В порядке, благодаря Богу и вашему высочеству.

Изабелла, в лагере почти не осталось стражников. Все уехали на остров, никто не остановит монаха, идущего но направлению к лесу, – настаивал дон Альфонсо. Он очень волновался при мысли о том, что его сестре придётся скрывать беглеца весь день.

–    Они пробудут на острове по крайней мере до наступления темноты. Виллена и Каррилло до бесконечности будут разговаривать. Королевы тоже должны будут внести в разговор свою лепту, особенно королева Арагона, учитывая возраст её супруга.

–    Я считаю, что в будущем ты должна быть защитницей Кастилии, – сказал дон Альфонсо.

–    Ты же знаешь, я никогда не буду править Кастилией. Ты, может быть, станешь её правителем, а я – никогда.

–      А ты станешь моим министром.

–      Глупо.

–      Разве я глупый, донья Беатрис?

–    Она должна быть королевой, – неопределённо отозвалась Беатрис.

Для Франсиско де Вальдеса, который, покрывшись потом, лежал под кроватью, их юная несдержанная болтовня представлялась так же полной здравого смысла, как и разговоры, которые день за днём вели советники короля Генриха Бессильного.

–    Она должна! – согласился он шёпотом, но голос его был заглушён покрывалами на кровати, и его никто не услышал.

На острове фазанов весь день был посвящён представлению различных исков конфликтующих сторон: это тянулось бесконечно. Король Франции вежливо слушал, но ничего не говорил. К закату солнца обнаружилось, что ещё много речей должно быть произнесено, но Луи бросил утомлённый взгляд на заходящее дневное светило и оборвал короля Арагона в середине произносимого им предложения.

–    Я счастлив, что все мы пришли к соглашению, – произнёс он. Советник, будто повинуясь сигналу, протянул ему длинный свиток пергамента, который был явно подготовлен заранее, до того как начались переговоры, потому что составлен в форме договора, в нём не хватало только подписей высоких договаривающихся сторон. – Всегда приятно, когда можно содействовать достижению мира. Конечно, я особенно счастлив по личным причинам, потому что мои войска не будут вовлечены в битву ни против Кастилии, – он сурово посмотрел на короля Генриха, – ни против Арагона. – И он устремил свой холодный тяжёлый взгляд на короля Хуана.

–    Но, ради бога, ваше величество, я являюсь пострадавшей стороной. Король Генрих послал войска, чтобы помочь повстанцам – моим подданным – в борьбе против меня, своего собственного кузена!

–    Да, он это сделал. И их борьба против вас была достаточно успешна. У меня создалось впечатление, что именно поэтому вы в первый раз обратились к Франции за помощью.

–    С кем из нас будет воевать ваше величество? – требовательно спросила королева Арагона, с напряжённым и сердитым выражением на лице.

–    Наверное, – мягко ответил король Франции, – с тем, кто откажется поставить свою подпись на договоре.

Все монархи Европы боялись мощи французской армии. Ни Арагон, ни Кастилия вовсе не желали войны с королём Луи.

Король Генрих кусал ногти. Король Хуан бросал сердитые взгляды. Но, когда главный советник французов стал зачитывать текст договора, мало-помалу их лица просветлели. Это был шедевр политики, которая сделала короля Луи могущественным монархом, самым уважаемым в Европе. Если в договоре и были какие-то ловушки, умением создавать которые французский король славился, то на поверхности всё было гладко.

Все участвующие стороны получали свою выгоду, кроме нейтральной Наварры, представители которой не принимали участия в переговорах. Король Генрих как удачливый захватчик, аппетиты которого должны были быть в какой-то степени удовлетворены, получил часть территории, в результате чего граница Кастилии дошла до Эстреллы в Наварре. Теперь территория Кастилии включала этот укреплённый город, в обмен на это Генрих обязался отозвать своих солдат и отказаться от помощи повстанцам Арагона. Король Арагона Хуан, у которого были старинные притязания на Наварру, согласился на то, чтобы Кастилии отошла эта часть территории. Король Хуан, свободный теперь от угрозы со стороны повстанцев, также получил заверения со стороны Франции, что та отведёт свои войска из некоторых приграничных городов. Это было предметом многолетнего спора между Францией и Арагоном, больным вопросом, который «держат под ружьём» тысячи солдат из населения Арагона. Король Луи, со своей стороны, согласился не настаивать на своих значительных притязаниях на территорию Наварры, на что у него было не меньше исторических прав, чем у короля Хуана.

Таким образом, без всякого урона для себя, гордость Кастилии была удовлетворена, а король Арагона вновь укрепил свой трон. На остров фазанов опустилась атмосфера дружелюбия, ознаменованная большим празднеством, заранее подготовленным.

...В темноте Франсиско де Вальдес беспрепятственно добрался до реки, привязал своё монашеское одеяние к камню и поплыл, направляясь в сторону лагеря арагонцев...

Лето ещё не успело подойти к концу, как король Генрих обнаружил, что его гордость – новая граница – полностью беззащитна. Городские укрепления Эстреллы были повёрнуты против Кастилии, на стенах появились негодующие жители Наварры, и ворота захлопнулись. Всё оставалось по-прежнему, за исключением того, что повстанцы больше не угрожали королю Хуану и баланс власти восстановился...

Король Луи сделал благородный жест в отношении Изабеллы, которая, как сказала королева Хуана, всё ещё была больна. Он предложил воспользоваться услугами своего личного врача.

–    Не подобает мужчине лечить инфанту Кастилии, – чопорно возразила королева Хуана.

–    О нет, в данном случае ей необходим врач, – ответил король Генрих. – У неё подозрительно яркий румянец. Может, это заразная лихорадка?

–    Мадам, – произнёс король Франции, – когда вы увидите моего врача, то поймёте, что на него нельзя смотреть как на мужчину. Но он необычайно компетентен. – Врач был одним из самых доверенных шпионов короля Луи.

Королева увидела врача и согласилась, что такое существо не может вызвать никакого скандала. Ей хотелось, чтобы все поклонники Изабеллы были так же уродливы, как горбатый лекарь, имя которого, как сказал король Луи, было шевалье Оливер де Дейм. Во всём французском лагере он единственный носил изысканные одежды; загнутые носки его туфель были так длинны, что золотые подвязки с кисточкой удерживали их под коленями.

Изабелла приняла врача с некоторой тревогой и смущением, тем более, что его сопровождала великолепная собака.

–    Мне в самом деле значительно лучше, сеньор де Дейм.

Врач улыбнулся, низко кланяясь:

–    Я уже заметил, что ваше высочество говорит правду. Теперь мне нужно лишь доложить моему королю, что выздоровление вашего высочества полное, о чём, уверяю ваше высочество, мой король молился всю ночь.

–    Передайте его величеству, что я благодарю его за его молитвы, – сказала Изабелла. И добавила, так как глаза горбуна были полны веселья: – Прошлой ночью мне в самом деле было очень плохо.

–    Его величество знает, что для этого у вас были веские причины. Его величество хотел бы передать вам, – врач понизил голос и оглянулся, – что один испанец плавает великолепно, но он был немного небрежен, когда расставался с монашеским одеянием. Оно всплыло. Но никто об этом не узнает.

–    Похоже, его величество очень хорошо информирован, – произнесла Изабелла. – Но мне обо всём этом ничего не известно.

–    Увы, тогда ваше высочество не сможет понять те слова, которые мне приказано передать, а именно: «Вальдес в безопасности в свите принца Фердинанда Арагонского».

–    Всегда приятно слышать, что кто-то находится в безопасности, сеньор де Дейм. – Изабелле становилось всё более и более неловко в присутствии хитрого француза.

Но тот, помедлив лишь мгновение, произнёс серьёзным, полным искренности тоном.

–    Мой хозяин считает, что разгадал вашу душу во время отвратительного зрелища – обезьяны на пони, потому что он тоже любит животных. Честно говоря, я не рекомендовал ему передавать вам эти слова, ибо не верю, что молодая женщина умеет хранить тайну. Но мой хозяин никогда не ошибается: ваши осторожные ответы говорят о безошибочном понимании людей. Он сказал, что у вас самый выдающийся государственный ум при дворе короля Кастилии. Ещё он сказал, что ваше высочество скоро узнает, что в подписанном прошлой ночью договоре содержатся статьи о браке инфанты Хуаны, которую некоторые называют ла Белтранеха, с братом моего хозяина, великим герцогом Гвиеннским. Мой хозяин приказал мне передать, что в глубине своего сердца он хотел бы, чтобы вы, а не принцесса Хуана, стали его невесткой и что он постарается этого добиться.

Это было странное, сомнительное предложение. Она подумала, почему французский король делает его тайком, будучи уверенным, что она сохранит это в секрете. Внезапно у неё мелькнуло подозрение, что он не огорчится, если она его выдаст. Король Луи любил вызывать ссоры среди соседей.

–    Я не слишком опытна в политике и слишком молода, чтобы думать о замужестве, сеньор де Дейм. –  Она слегка кивнула головой, и врач понял, что аудиенция закончена.

–    Прежде чем я удалюсь, – сказал француз, – я передам вам просьбу моего короля. Он умоляет вас принять этого щенка гончей. Он вырастет и превратится в великолепную охотничью собаку.

Видимо, королю Франции хорошо известно, что она любит охоту. Было очень неловко чувствовать себя объектом слишком уж пристального внимания.

Но маленький дружелюбный пёсик обнюхивал её туфли и вилял хвостом. Нет ничего плохого в том, чтобы принять этот подарок, тем более что ей не хотелось слишком долго разговаривать с французом.

–    Мне остаётся только поблагодарить его величество. – Она улыбнулась, гладя по голове щенка, который моментально лизнул её руку, а затем осторожно захватил зубами пальцы. Изабелла рассмеялась. – Как его зовут?

Француз пятился к выходу, низко кланяясь.

–    Мой хозяин будет вам бесконечно благодарен, если вы назовёте его Шарль. Это имя его брата, герцога Гвиеннского.

Имя Шарль представлялось Изабелле не подходящим для щенка. Так же как и Карлос, его испанский эквивалент.

–    Я назову его Герцог, – пошла она на компромисс, – и поблагодарите короля Луи от моего имени.