Текст книги "Крест королевы. Изабелла I"
Автор книги: Лоренс Шуновер
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)
– На самом деле я не испытываю ненависти ни к кому, за исключением мавров, но я не думаю, что буду их ненавидеть, если они уйдут в Африку, где их место.
– В Испании всегда будут ненавидеть мавров и евреев, и, до тех пор, пока это будет продолжаться, будут и проблемы, – сказала Беатрис.
«Она говорит те же слова, что и Фердинанд», – мелькнуло в голове у Изабеллы. И подумала: интересно, скука или что-то другое, недоступное её уму, заставило его рисковать жизнью в уличном сражении за спасение евреев Сеговии? Она никогда не слышала от него хотя бы одно доброе слово о евреях. А теперь он так яростно сражался за них. Но какова бы ни была причина, она гордилась мужем...
Вскоре раздался стук в дверь главной башни. Часовой Кабреры, получивший приказ не открывать никому, кроме коменданта, закричал, что стучавшему лучше убраться, а то на голову ему сбросят камень. Голос арагонца прокричал сквозь дубовую дверь, что принц Фердинанд хочет сообщить своей жене и маленькой дочери – с ним всё в порядке. Изабелла поблагодарила Бога. Она сказала дочери, что её отец уходил ночью на прогулку и скоро вернётся домой.
– Прошлой ночью было много шума, – произнесла инфанта беззаботным детским голоском, – а эта постель слишком жёсткая.
– А с доном Андресом всё в порядке? – закричала Беатрис.
Но человек, принёсший новости, уже исчез.
– Андрес никогда ничего мне не говорит, – надулась Беатрис.
– Он вернётся. Он знает город, его окружают преданные ему люди. Бог защитит его.
«Да, теперь легко тебе говорить успокаивающие слова», – подумала Беатрис. И всё же, если Бог защитил Фердинанда, она могла надеяться, что он сделал то же самое и для Андреса. Кабрера в большей степени заслужил эту защиту.
Около полудня послышался стук копыт: это комендант привёл свои победившие отряды в алькасар. Несмотря на свою обычную сдержанность, Кабрера на этот раз был взволнован. Фердинанд тоже светился от радости: сражения всегда вызывали в нём такие чувства.
Когда победители оказались в жилых помещениях замка, Кабрера, подойдя к окну, указал на дюжину изуродованных трупов.
– Это офицеры Виллены, – сказал он. – Я предупредил своих людей, что с ними можно не церемониться.
Изабелла велела инфанте отвернуться и посмотреть на широкие поля пшеницы, зеленевшие на горизонте.
– Скоро они пожелтеют, как твои волосы, и у всех будет достаточно еды.
– Пусть она посмотрит, – сказал Фердинанд, – и запомнит, что случается с теми, кто собирается убивать ни в чём не повинных людей.
За ужином той ночью Фердинанд был весел и даже выпил один из тех немногих бокалов вина, которые иногда позволял себе.
– Много евреев погибло, но ещё больше убито королевских солдат. Евреев уже положили в сосновые гробы, христиан забальзамировали, и все молитвы уже прочитаны. Порядок в Сеговии восстановлен. Огонь погромов погашен раз и навсегда.
В голосе Фердинанда слышалось неприкрытое самодовольство.
Но Кабрера не был так спокоен. Его совесть мучило то, что он выступил с оружием против своего короля.
«Но я не мог поступить иначе, – мысленно защищался он, словно оправдываясь в суде. – Я не мог позволить, чтобы мои гости были убиты. Я не мог допустить, чтобы беззащитные люди стали пешками в смертельной игре, затеянной государственными деятелями. Да, я не собираюсь оставаться в стороне, в то время как придворный интриган организует заговор с целью захвата моей должности казначея короля. Я бы уже давно мог стать богачом: ни один человек при дворе никогда не заглядывал в мои книги. Но я не использовал ни одного мараведи в свою пользу. Когда хозяин беспечен, слуга должен быть вдвойне честен».
– Любопытно, а велики ли сокровища, которыми хотел овладеть маркиз Виллена? Думаю, что суммы должны быть ничтожны, при таких-то привычках, как у Генриха, – проговорил Фердинанд.
Он снова пытался сунуть свой нос не в свои дела, но на этот раз Кабрера не почувствовал себя обиженным.
– Я никогда не забуду, как вы поддержали меня сегодня, – сказал он и стал рассказывать Изабелле: – Если бы видели, как принц Фердинанд орудовал своим мечом, вы бы стали на колени и возблагодарили Бога за такого мужа!
– А как ты думаешь, чем мы занимались всю прошлую ночь? – дерзко спросила Беатрис. – Принц Фердинанд прислал курьера к своей жене. Ты же заставил меня стоять на коленях до появления мозолей.
Кабрера поднял бокал, салютуя ей, и весело подмигнул. Обращаясь к Фердинанду, он продолжал:
– Да, король Генрих не богат, но у него гораздо больше денег, чем он сам думает. Если бы он об этом узнал, он бы, конечно, все их немедленно растратил, и тогда я не смог бы удовлетворять его запросы и впал бы в немилость. Поэтому я и скрываю от него правду. Фокус заключается в моих книгах, которые абсолютно точны, верьте мне, но ведутся по еврейской системе, носящей название «двойные поступления».
Фердинанд пользовался той же системой в Арагоне.
– Это вовсе не еврейская система, – сказал он. – Я хорошо с ней знаком.
– А я – нет, – сказала Беатрис. – И слово «двойное» звучит отвратительно, напоминает «двуличность».
– Вовсе нет, – отозвался Фердинанд. – Просто это такой метод. Доходы и расходы заносятся в параллельные колонки, – стал объяснять Кабрера. – Суммарные же итоги всегда должны совпадать. Чтобы увидеть, есть ли у вас деньги, вы должны просмотреть длинный перечень цифр над итоговой цифрой и понять их значение. У короля Генриха на самом деле достаточно средств, чтобы предотвратить полное банкротство страны. Но и он сам, и его друзья при дворе смотрят только на суммарный итог. «Что? – спрашивают они. – Доходы и расходы сходятся? Тогда у нас нет и мараведи!» – Голова Кабреры поникла. – Должно быть, кто-то заметил мою хитрость, чтобы обвинить меня в нарушении правил. Все мои тайные планы ведения дел открылись. Маркиз и королева решили действовать. Эти действия, как вы уже видели, привели к печальным результатам; погром прошлой ночью, попытка насилия над гостями, находившимися под моей крышей. Но наша победа оказалась бесплодной. Теперь я потеряю свой пост; как я смогу защитить вас после этого, не знаю...
– Нет, – сказала Изабелла. – Этого не случится, потому что не должно случиться.
Фердинанд улыбнулся;
– Изабелла права, но, как обычно, она исходит из простого убеждения в победу добра, не заботясь о деталях. Король Генрих дважды пытался убить нас и дважды терпел поражение. Совсем недавно он хотел спрятать нас под горой трупов невинных людей. Но и это не получилось: мы победили. Он болен и для своего возраста слишком немощен, он разрушил своё здоровье кофе и другими излишествами, перенятыми у мавров, его импотенция нарастает, Я говорю о вашем близком родственнике, моя дорогая Изабелла, но факты есть факты. Его здоровье разрушается, и с ним уходит власть его фракции!
– Маркиз Виллена тоже выглядит не очень хорошо, – добавила Беатрис.
– Разве? Я его не видел. Это интересно.
– Вы его не видели, потому что он не принимал участия в сражении, – сказал Кабрера. – У него была «скромная» миссия – возглавить группу офицеров, которые должны были перерезать горло моим гостям.
– И конечно же, вы позволили ему сбежать? – спросил Фердинанд.
– Естественно, ваше величество.
– Пожалуй, это хорошо. Никогда не надо превращать придворных фаворитов в мучеников.
Изабелла узнавала всё больше деталей искусства ведения государственных дел. Они были непривлекательны. Но она должна знать их. Она живёт в этом мире. Мир всё же хорош, невзирая на отдельные мерзости, но его можно попытаться сделать лучше.
– Евреи по всей Кастилии узнают об этом и ещё больше полюбят вас, – сказал Кабрера, обращаясь к Фердинанду. – И не преуменьшайте их силу и влияние.
– Я этого и не делаю.
– С другой стороны, некоторые из христиан (Перестанут быть вашими друзьями.
– Они вернутся со временем, – сказала Изабелла. – Времена переменятся: жить станет лучше, когда урожаи станут больше. Все ужасы забудутся. Заботы Каррилло, страхи Генриха – всё это пройдёт, и наши проблемы тоже уйдут. Я это знаю. Я молюсь об этом. У нас будет мир.
Фердинанд покачал головой:
– Мир наступит только тогда, когда успокоится король Генрих, но его личное спокойствие или даже его смерть вряд ли принесут мир в Кастилию и Арагон. Существует обозлённая Португалия. Есть угроза и со стороны Франции.
Прошло уже так много времени с тех пор, когда Изабеллу заботило отношение к ней соседних государств. И ей было непривычно вновь слышать об этом.
...Снова и снова во время ужина Андрес де Кабрера повторял Фердинанду:
– Я никогда не забуду о вашей поддержке! И прежде чем вечер подошёл к концу, Фердинанд уже называл королевского казначея «мой дорогой друг».
Глава 15
Наступивший год был наконец-то отмечен богатым урожаем. Поля пшеницы, которые маленькая инфанта видела на горизонте, пожелтели и зазолотились под действием солнечных лучей. Осень 1474 года давала надежду на улучшение жизни – ведь даже голод когда-нибудь должен был закончиться.
Постепенно прекратились также и эпидемии, народ воспрял духом. По другую сторону Пиренеев стареющий король Франции отметил признаки возрождения благосостояния Испании и подумал о возможном возрождении её силы, если королевством будет управлять нежная, но сильная ручка Изабеллы, что становилось с каждым днём вероятнее. Во время встречи с юной принцессой он понял суть её тогда ещё складывающегося характера с проницательностью хитрого старого человека: Изабелла была слишком хороша для Испании. Следовательно, она совершенно не устраивала Францию: в качестве королевы соперничающей страны она никогда не должна занять трон, и для достижения этой цели Людовик использовал всё могущество своих дипломатических и военных сил.
Альфонсо Португальскому, всё ещё раздосадованному отказом Изабеллы, он отправлял курьеров с ценными подарками и хитро составленными подстрекательскими письмами, целью которых было разжигать его ревность. Должно быть, инфанта Кастилии посчитала его выжившим из ума, намекал король Людовик, слишком старым для сражений на поле любви. Возможно, строил догадки король Франции, она слишком красива, слишком чувственна, слишком самоуверенна. Людовик ханжески выражал притворную надежду, что Альфонсо никогда не придётся испытать умственный и физический упадок, которым страдает его кузен, король Генрих Бессильный.
Альфонсо Португальский кипел от ярости и рассылал приказы своим войскам о готовности к возможным сражениям.
Но даже если Альфонсо вынужден будет уступить и признать коронацию Изабеллы, заявлял Людовик, он, король Фракции, объединится с настоящей наследницей трона Кастилии, принцессой, которую враги насмешливо зовут ла Белтранеха. Ла Белтранехе исполнилось тринадцать лёг, она давно уже созрела для брака, и Людовик сообщал Альфонсо, что он не видит преград для династического союза между ней и королём Португалии, несмотря на огромную разницу в возрасте.
Альфонсо подумал, что тринадцатилетняя девочка может быть приятной женой, не говоря уже о других преимуществах, сопровождающих брак с наследницей Кастилии. Кроме того, он не сомневался в способности короля-паука Франции добиваться своих целей.
Герольды Альфонсо отвезли во Францию пространный ответ.
«Альфонсо, король Португалии, остаётся таким же сильным как и всегда, – и на войне, и в любви. Его армии уже собирают силы против знатных феодалов Кастилии, которые были околдованы Изабеллой». «Он также выступает за ла Белтранеху, – и будет бороться за признание её законной наследницей трона. И чтобы вдвойне укрепить этот трон, он, Альфонсо, король Португалии, женится на ней».
Вполне удовлетворённый успехами своей дипломатии, Людовик сделал следующий ход с помощью военных сил. Он нанёс удар по Арагону, справедливо рассудив, что Фердинанд поспешит на защиту своей родины и, если того пожелает Бог, погибнет в сражении. С помощью дипломатии можно заставить Португалию со временем выступить против Кастилии. Но ловкий удар шпаги может разом оборвать жизнь наследника трона Арагона и навсегда разъединить нации, которые вследствие брака, заключённого Изабеллой, угрожали объединиться и стать великой европейской державой.
«Это искусный план, – размышлял король Людовик, – один из самых удачных моих планов. С военной точки зрения он безупречен. Изабелла могла околдовать знатных вельмож Кастилии, но её чары не подействуют на швейцарских наёмников, которым плачу я сам и которые сражаются лишь за деньги».
...Курьер из Арагона прибыл сразу же, после начала там боевых действий.
– Король просил меня передать... – начал герольд.
– Я умею читать, – прервал его Фердинанд. – Прошу Вас снять шляпу и в следующий раз будьте добры стряхнуть с себя пыль, прежде чем предстанете передо мной.
– Возможно, это плохие новости, мой дорогой, – сказала Изабелла. Лицо герольда было серым от пыли и ощущения срочности послания.
Фердинанд, умышленно не спеша, сломал печать и развернул свиток.
– Мой отец – бессмертен, – сказал он. Изабелле трудно было понять, хотел ли он сделать комплимент или, напротив, упрекнуть стареющего короля за то, что он отказывался умереть и освободить трон Арагона. – Ему не грозит никакая опасность.
– Но, сир, – пробормотал герольд. – Он находится в опасности. Он сражается с французами.
– Естественно, – согласился Фердинанд, медленно продолжая чтение, водя пальцем по каждой строке и зачитывая вслух самые крепкие выражения.
– Он сам принимает участие в сражении, верхом на коне.
– А вот это безрассудно, – произнёс Фердинанд.
В письме содержался призыв к сыну о помощи.
Французы, не утруждая себя формальностями официального объявления войны, внезапно нарушили границу у Руссильона и перешли в наступление.
– Я могу справиться с кавалерией, – стойко заявлял король, – и до настоящего времени нам удавалось её сдерживать. Но французы везут с собой артиллерию, наша собственная – устарела, и только ты можешь управляться с этими новыми пушками с нарезными стволами. Меня они приводят в смущение. Я жду тебя.
– Ты должен ехать, – произнесла Изабелла.
– Конечно, – отозвался Фердинанд.
Изабелла не заплакала, но лицо её стало грустным.
– Я буду скучать, мой сеньор.
Он не ответил.
– И молиться за тебя каждый день.
– Спасибо, Изабелла.
Ей было бы приятно услышать, что он тоже будет скучать. И хотелось бы услышать слова: «Позаботься о нашей инфанте». Но на щеках у него появился румянец, глаза засверкали: он уже сгорал от желания поскорее уехать сражаться. Это было понятно: ради блата государства... И разве не должна принцесса, не говоря уже о королеве, жить ради блага государства? Изабелла дотронулась до своего железного креста.
– Ты будешь сообщать о себе, Фердинанд?
– Да, конечно! Я удивлён, что ты об этом спрашиваешь.
– Я имею в виду о себе самом.
– Если я пишу, значит, я жив. И ещё, Изабелла, этот еврей Кабрера... Цени его дружбу, не обижай его, будь всегда на его стороне.
Был не самый подходящий момент, чтобы спорить о том, что Андрес де Кабрера не евреи.
– Я всегда гордилась дружбой с ним, – просто сказала она.
– Хорошо, хорошо...
Фердинанд запечатлел прохладный поцелуй па её щеке и в тот же день покинул Сеговию. Он поцеловал инфанту в губы, потрепал её по подбородку и улыбнулся:
– Это одна из моих прогулок, дочка, чтобы уничтожить несколько грязных французов. Я не задержусь. Помолись за меня хорошенько.
– Да, папочка, – ответила девочка, широко раскрыв глаза. Разве человек встречается во время прогулок с грязными французами? И уничтожает их?
– Ты должна говорить «отец мой», а не «папочка», – поправила Изабелла.
– Ради всего святого, не будь такой строгой с малышкой, – сказал Фердинанд.
Это были его последние слова, мягкий упрёк, прежде чем он направился на войну, где легко мог встретить свою смерть. Изабелла понимала, что он, должно быть, говорил и слова прощания – он всегда был безупречно вежлив, прежде чем он сам, Вальдес, Кордова и остальные кабальеро из его личной свиты выехали за ворота алькасара. Но каковы были вежливые слова, произнесённые им на прощание, она не могла припомнить: возможно, это были небрежно-традиционные: «Я целую ваши руки, ваши ноги». Если его рассердил её упрёк инфанте, то почему он не накричал на неё или не выругался, как иногда ругалась Беатрис де Бобадилла? С чем легче жить, с огнём или со льдом? Но в любом случае она знала точно, что её муж – стойкий и мужественный человек. Спокойная храбрость, отличающая короля, гораздо лучше, чем невоздержанность и малодушие. Лучше для блага государства.
Иногда в своих молитвах она повторяла: «Пресвятая Мария, ты, кому лучше всего известны тайны женского сердца, скажи мне, почему я была рождена принцессой, а не крестьянкой? Это так трудно – думать только о делах государства, когда я так молода».
Затем она вспомнила о Жанне д’Арк, которая была рождена крестьянкой, и ей стало стыдно. Жанна д’Арк тоже была молода и тоже посвятила всю свою жизнь служению государству. А её жизнь закончилась в возрасте восемнадцати лет огненной агонией, которая и была её предназначением.
Отсутствие Фердинанда было длительным. Приезжавшие от него курьеры привозили новости о сражениях, изложенные формальным официальным языком, такие же безликие, как и те новости, о которых болтали в городе.
Изабелла вышивала покрывало на алтарь, учила инфанту читать. Она работала как заправская швея до тех пор, пока глаза её не становились красными и пальцы не начинали болеть, трудясь всё свободное время над тем единственным, что она теперь могла сделать для Фердинанда: шить ему рубашки. Она с детства умела хорошо шить.
– Строчка так же хороша, как и у монахинь, – иногда, иронически поджав губы, говорила Изабелла Беатрис.
С тех самых пор, когда Фердинанд надел первую изготовленную ею после свадьбы рубашку, он отказывался носить другие.
Послания Фердинанда – она не могла назвать их письмами – были полны хороших новостей.
«Наша артиллерия косит французов как косой. Вскоре они все вернутся туда, откуда и пришли. Король, мой отец, продолжает пребывать в добром здравии».
«Прошу тебя, сделай так, чтобы мой друг дон Андрес де Кабрера сообщил мне о состоянии короля Генриха, чьё здоровье, как я слышал, не очень хорошее. Настроение моих солдат улучшается при виде мёртвых французов после каждого сражения. Только некоторые из погибших были знатными вельможами – это чисто французская манера вести сражение руками крестьян и торговцев».
Смерть, которую Фердинанд почитал столь побуждающим фактором среди низших слоёв, дважды нанесла визит и в Кастилию.
Благодаря одной из прихотей судьбы фаворит короля Генриха маркиз Виллена умер в кресле брадобрея, в то время как мастер завивал и питал благовониями его короткую жёсткую бороду. Это случилось четвёртого октября, в тот самый день, когда церковь чтила память одного из самых скромных, добрых, открытых к общению святых, – Франциска Ассизского, который не чуждался проповедовать даже среди зверей и птиц и благословлял огонь, с помощью которого прижигали болезненные раны, называя этот инструмент пытки братским. Кардинал Мендоса, молясь за душу Виллены, напрасно пытался найти сходство между ним и святым Франциском, чтобы использовать эту параллель в речи на похоронах.
Помня о своём долге, Изабелла отправила письмо с соболезнованием королю Генриху, который па него не ответил. На несколько недель он предался тоске, был печален, потеряв своего друга, который разорял его. Он бродил по дворцу, проливая потоки слёз, отказываясь от пищи и даже от своего любимого кофе. Замечали, что глаза его были подернуты плёнкой, как у рыбы, слишком долго лишённой воды, и что он натыкался на вещи, как будто не видя их.
В ночь с воскресенья на понедельник, в холодную тёмную кастильскую ночь, кардиала Мендосу позвали во дворец. Генрих был очень плох и быстро угасал.
Мендоса сделал всё, что мог священник сделать для смертного, готовящегося предстать перед Богом. Но прежде чем Генрих начал терять разум, Мендоса напомнил ему:
– Секрет вашей жизни, ваше величество, заключается в том, что вы никогда не отвечали на вопрос, является ли принцесса, известная под именем ла Белтранеха вашей дочерью или нет. В последний час земной жизни гордость отступает и стыд тоже, по мере того как плоть разлагается, а глаза всё яснее видят сияние Божьего прощения и обещание искупления грехов. Ради блага всего королевства, которым вы правили от имени Бога, скажите правду, и тем самым вы спасёте множество жизней последним выражением вашей доброй воли. Иначе тысячи людей погибнут во время междоусобных войн.
Генрих Бессильный из последних сил повернулся лицом к стене. Он произнёс лишь: «Жизнь плохо обошлась со мной», – и умер.
Кардинал вздохнул. Да, жизнь действительно была не совсем справедлива к Генриху. Но существовала и обратная сторона. Без всякого сомнения, Генрих и сам плохо прожил свою жизнь. Опытный ум церковника отметил, что было уже два часа ночи двенадцатого декабря, дня, в который церковь не чтила память ни одного великого усопшего. Ни одного! Какое фатальное совпадение для .Генриха Бессильного, короля Кастилии!
На время страна замерла. Согласно традиции, монархи Кастилии всегда оставляли завещание и определяли основные направления политики, которая должна быть продолжена после их смерти. Хотя и не облечённые силой закона, эти документы всегда с уважением воспринимались и выполнялись до тех пор, пока отвечали практическим интересам страны. Но король Генрих, до конца последовательный в своей нерешительности, не оставил никакого завещания своим сторонникам. В наследство он оставит неопределённость – единственную постоянную черту своего характера.
Перед самым рассветом герольд привёз в Сеговию из Вальядолида сообщение для королевского казначея о том, что короля больше нет. Он сказал, что был послан королевой Хуаной и молодым маркизом, сыном старого маркиза Виллены. Герольд привёз требование о выдаче десяти тысяч флоринов на текущие расходы в связи с кончиной короля и его похоронами. Кабрера поблагодарил за информацию и отправил герольда обратно без единого мараведи, а затем запер ворота города.
– Смерть, – поделился Кабрера с женой, – явилась единственным положительным поступком, который когда-либо совершал мой покойный бесхозяйственный господин. – Он расправил плечи, как будто с них свалилась огромная тяжесть. – Пока он был жив, я находился под гнетом своей клятвы верности, которую принёс королю. Теперь я свободен. Беатрис, моя драгоценная, как мы расскажем твоей подруге об этой новости?
– О том, что её несчастный сводный брат умер? Очень осторожно, Андрес. Изабелла будет соблюдать траур, даже несмотря на то, что он дважды хотел её убить.
В первый раз в присутствии жены Андрес де Кабрера забыл свои хорошие манеры.
– Да нет же, о том, что она стала королевой, глупая ты гусыня!
– Андрес, ты присягнёшь ей? О, мой дорогой! – Она обняла его в присутствии слуги, который подавал им завтрак в этот волнующий день, который станет самым важным в истории Кастилии, и – если бы волшебным образом можно было заглянуть в будущее – в истории Испании, и даже всего мира.
В этот холодный зимний день, когда в руках христианина-еврея Андреса де Кабреры были ключи от казны Кастилии, которые он мог отдать или Изабелле, или ла Белтранехе, и таким образом сделать одну из них королевой, невидимый занавес опустился за последним действием эпохи Средних веков. На смену им приходила новая эра, рождался новый мир, который не без помощи Изабеллы Испанской вдвое или даже втрое увеличится в размерах. Но этот поворот в судьбах человечества никто из живущих в то время не мог предвидеть. Кабрера, как честный человек, просто следовал велениям своей совести и делая то, что казалось ему правильным и верным.
– Ла Белтранеха не является дочерью короля Генриха. Это известно всем; об этом заявила церковь и дважды это подтвердил сам Генрих. Поэтому моей повелительницей является законная королева Изабелла.
– А ты останешься королевским казначеем!
– Если она согласится сохранить за мной этот пост.
– Как будто она станет возражать! Но, Андрес, она должна короноваться немедленно. Члены старых фракций начнут воевать против неё, если она этого не сделает.
– Да, и немедленно. Франция представляет собой угрозу. Португалия тоже. То же самое и с фракциями, которые вечно ослабляют нас. Она должна быть коронована, и чем скорее, тем лучше.
– Я не знаю, как она посмотрит на отсутствие Фердинанда, – с сомнением в голосе сказала Беатрис. – Она может отказаться от коронации до его приезда.
– Но на ожидание нет времени. Это будет фатальной ошибкой, Беатрис.
– Когда он узнает обо всех новостях, то устремится домой в жутко дурном настроении, – произнесла Беатрис. – Он очень тщеславен, хотя скрывает это за внешней сдержанностью. Не могу понять, как она может любить такого человека.
– Он ненавидит евреев и сам – ничтожный человек, – твёрдо заявил Кабрера. – Он называл меня «мой добрый друг». Но причина в том, что у меня в руках ключи от королевских сундуков. Я восхищаюсь его храбростью в сражениях, но он не может обмануть меня ни на минуту.
– А Изабелла?
Кабрера улыбнулся:
– Ты научила меня любить её, а потом, когда я сам получше узнал её...
– Она околдовала тебя? Как и всех остальных?
– Она околдовала и тебя тоже, Беатрис.
– Да, это правда, – нежно отозвалась Беатрис. – Ещё когда мы были маленькими. Узнав её, все проникались к ней любовью – как мужчины, так и женщины.
– А теперь отправляйся к ней, Беатрис. Сообщи, что она королева, по крайней мере если она будет действовать быстро...
– Я-то уж точно действовала бы быстро, – улыбнулась Беатрис.
...Прежде всего Изабелла приказала сделать траурную кайму на знамёнах Кастилии, Арагона и Сеговии в память о покойном короле и приспустить их над башнями алькасара. Сама оделась в траур и целый час молилась, а затем принялась умолять Беатрис и Кабреру подождать до тех пор, пока Фердинанд не получит сообщение и не вернётся из Арагона.
– Я уже отправил курьеров к нему, во Францию и Португалию, и даже в Англию, с известием о смерти Генриха.
– И о твоём вступлении на трон! – взволнованно добавила Беатрис.
Изабелла укоризненно посмотрела на Кабреру.
– Времени очень мало, ваше величество. В действительности его нет совсем. Пожалуйста, дайте мне возможность всё вам объяснить.
Беатрис бросила в сторону мужа предупреждающий взгляд:
– Позволь это сделать мне, Андрес.
Кабрера улыбнулся и, кланяясь, попятился к двери. Это было первое знакомство Изабеллы с вычурным королевским этикетом, который она так часто наблюдала со стороны. Она уже была королевой: монарх умирает, но монархия – никогда; коронация всего лишь формальность, хотя и торжественная, с огромной силой укрепляющая нацию.
Беатрис говорила, то умоляя, то предупреждая, раз даже коснулась опасной темы: огромных личных амбиций Фердинанда. И ей удалось заставить Изабеллу понять, что из-за избытка преданности мужу она может потерять Кастилию в пользу ла Белтранехи. Удар достиг цели: Изабелла вздёрнула подбородок движением, которое Беатрис так хорошо знала.
Изабелла не стала отзывать курьеров, которые неслись во все страны с вестью о том, что она приняла корону.
Несмотря на настойчивое желание Кабреры короновать Изабеллу в тот же самый день, он не смог это организовать. Архиепископ Толедо, чьей традиционной привилегией было короновать монархов Кастилии, прислал курьера с раздражённым ответом, что его преподобие молится за душу короля Генриха и ему потребуется для этого по крайней мере ещё один день.
Кабрера фыркнул:
– Больше похоже па то, что он всё ещё пытается произвести золото в своей лаборатории.
Беатрис задумчиво ответила:
– Я в этом не уверена. Изабелла боялась, что он может не появиться вообще. Фердинанд думал, что Каррилло стаз склоняться на сторону Генриха. Он всегда был самым верным её сторонником, а теперь она уже давно не получала от него известий.
– Тогда мы сделаем её королевой, просто присягнув ей. Это совершенно законно.
– Но это не произведёт такого эффекта, Андрес, Люди почувствуют себя обманутыми, если не увидят корону на королеве Изабелле.
Кабрера кивнул:
– Да, я знаю... Но каждый потерянный день добавляет сил сторонникам ла Белтранехи.
Однако на следующий день Каррилло прибыл: он похудел, постарел, и в его манерах появилась мрачная торжественность. Но Изабелла встретила его так, как будто отношения мёду ними не изменились. Каррилло немного оттаял от теплоты её улыбки.
В этот день в Сеговии лишь его лицо было серьёзным. Все остальные улыбались, простой народ, толпившийся по сторонам узких, вымощенных булыжником улиц, чтобы наблюдать за процессией, был в полном восторге. Даже когда умирает добрый король, его преемника приветствуют с радостью: один период истории заканчивается, и естественно ожидать, что будущее станет ещё лучше, чем прошлое. Но, когда умирает плохой король, чьё правление не принесло ничего, кроме несчастий, надежда на лучшее будущее превращается в исступлённую веру. Таково было настроение, исходившее от толпы, и оно передавалось и Изабелле.
В платье из белого атласа, украшенном горностаем, она ехала на белой лошади, покрытой попоной из золотой ткани, доходившей почти до самых копыт. На попоне были искусно вышиты красные львы Леона и чёрные замки Кастилии. Голова Изабеллы была непокрыта – на неё будет возложена корона.