Текст книги "С песней по жизням. Часть 1 и Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Лора Лей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Глава 6

Сначала Ирина Михайловна почувствовала запах–неприятный, какой-то кислый: так пахли бомжи в электричке и ее сосед-пьяница Серега, после недельного запоя приходивший опохмелиться и стрельнуть сигаретку. Открыть глаза не получилось – веки будто пудовые,тяжелые. Во рту сухо, язык словно спекся с нёбом, а тело ощущалось палками избитым, как после высокой температуры бывало.

«Заболела я, что ли? И как умудрилась? На земле полежала, простыла? Да где?» – мысли ворочались еле-еле. Да и голова чугунной казалась, как с бодуна. Классические признаки последствий сильной простуды, определилась с состоянием своего организма Ирина. Давненько такого не было, и на тебе, сподобилась. Теперь бы встать как-нибудь, врача вызвать или хоть соседке Зойке кликнуть, чтоб пришла, помогла.

Пока Ирина определяла для себя порядок действий, вокруг нее что-то начало происходить: скрипнула дверь (?), послышались шаги, потянуло прохладой (сквозняк?) и какими-то травами, сквозь закрытые веки мелькнул свет и пропал. А прям над ухом запричитала-заплакала какая-то женщина:

– Панночка, девочка моя, очнись уже! Седьмой день пошел, лекарь говорит, не жилица ты, коли не проснешься! Как я жить буду без тебя, что матери твоей на другой стороне скажу? Не уберегла дитя? А как убережешь-то тут, когда отец родной бросил без защиты и помощи, да еще одарил грехом, окаянный! И сам сгинул, и тебя, невиновную, под такую беду подвел! Изменник, против герцога выступил, говорят…Был непутевый, паразит, не ценил госпожу мою, уморил, сердешную, раньше времени, по миру пустил тебя, дитятко! Вот и поделом ему, супостату! На рудник ему дорога, так и надо! А ты, Аринушка, поднимайся, оклемаешься, да и уедем мы отседова, пропади он, титул этот, да и усадьба, пропадом!.

Женщина переместилась, вроде села на кровать (?) рядом с Ириной, потому что голос стал доноситься чуть слабее, но говорить она не перестала:

– Вот как в воду глядела матушка твоя! Перед смертью вызвала меня, и один на один, за закрытыми дверями взяла с меня клятву перед Богом, что не оставлю я тебя до кончины своей, чтобы ни случилось. А я-то и без клятвы тебя не оставлю, как бросить единственное дитя, хоть и неродное, а роднее нету! Так вот, еще наказала увезти тебя на ейную родину, если станет невмоготу здесь жить или отец силком замуж решит отдать: после 16-ти то годков принято девок сватать да венчать. И коль ты согласишься уехать, с пана Тадеуша она слово взяла и герцогу отписала просьбу свою, что не будут тебя неволить ни в чем и отпустят на все четыре стороны. В Царстве Рузском осталось у нее, под присмотром доверенного человека, сельцо наследное, Древлянка. Сказала, что ты сообразишь, как добраться туда и найти и село, и человека. Все то матушка твоя в письме описала и велела передать тебе в нужное время, не раньше. Потом сняла с себя цепочку с ключом, надела мне на шею и дала в руки маленькую шкатулочку, от которой ключ тот. «Это – говорит, – Дина, важно очень, сбереги. Арина потом поймет, что делать.»

Невидимая рассказчица всхлипнула.

– Плохо ей было, бедной, с трудом продолжала, но заставила меня из сундука достать куль: в шали шелковой письмо тебе, какие-то еще бумаги, по виду – гербовые, несколько мешочков с монетами и драгоценности, в тряпице завернутые. Я смотреть не стала, не моё дело, госпожа сказала, где что. Приказала все на себя, под юбку, пристроить и вынести, а потом до времени схоронить от чужих глаз. Про тетради свои и наряды сказала: уберите после похорон куда-нибудь осторожно, понадобятся вдруг дочке. И отпустила меня уж под утро… А сама, бедняжка, по утру и преставилась, храни Бог ее душу в посмертии!

Вот и настал день такой, что сбылись матушкины опасения: не жить тебе, милая, здесь, хоть и не по своей воле, но в путь указанный собираться следует. Ты только приди в себя, очнись, дитятко, а я с тобой хоть на край света пойду. Я не старая еще, работать могу, голодать совсем не будем, а если там люди верные, то помогут тебе, защитят ради матери твоей. Выживем! Отсюда уедем, и все будет ладно! Ты очнись только! – сказала соседка и опять заплакала, тихо, горько так.

К концу монолога Ирина уже совсем очухалась. Анализировать полученную информацию пока не получалось, но одно она поняла: не врали романчики-то, ежь твою рожь, попала ты, Ирина, попала! И тональность в голове относительно этого была как в поговорке: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день». На этом мысли запнулись, и она открыла глаза.

Потолок, довольно высокий, в углу паутина видна даже при дрожащем свете свечи, стены грязно-серые, темные. В ногах у нее сидит, склонив голову и сложив руки на коленях, полная женщина в чем-то тоже темном, но с чепцом на голове.

«Как в кино про средневековую Англию – почему-то подумала Ирина. – Пить хочу. Как ее зовут? Дина?»

– Дииинаа, пить.. – проскрежетала просто, горло драло, губы сухие.

Женщина, сидевшая рядом, вскинула голову, вперила в нее взгляд отчаянный и бухнулась на колени перед ложем (кровать? лежанка? топчан? Жестковато для матраса, вроде, прям доски голые.

– Аринушка, очнулась, ласточка моя! Не оставил Бог тебя! На, попей скоренько!

Служанка Дина резво схватила с табуретки рядом плошку типа пиалы, поднесла ко рту Ирины, потом охнула, поставила назад и приподняла девушку (ну да, теперь девушку), просунув руку ей под голову, а второй подпихнув кое-как под спину подушку. Заплакала, погладила Ирину по голове, опять поднесла плошку ко рту:

– Пей, радость моя, отвар травяной, лекарь оставил! Пей! Ох, будем жить, будем!

Ирина пила теплую жидкость, глаз не поднимала, сосредоточившись на процессе, и оживала.

– Еще…

–Да, да, сейчас принесу, – заторопилась Дина и выскочила за дверь.

Глава 7

«Ну-с, попаданка Валиева, жить будем? Раз дали силы небесные отмашку, прими и не ропщи. Значит, будем жить, будем, только не здесь, однозначно. Расклад, описанный Диной, не нравится совсем. Надо собраться с силами, по максимуму разобраться с ситуёвиной нынешней, хоть немного выяснить «Что? Где? Когда?». И валить отсюда как можно дальше, пока власти не передумали. А то с них станется».

Усевшись поудобнее, Ирина огляделась. Каморка, не иначе на чердаке, квадратов 10, окно высоко, но стекла, хоть и грязные, есть. Полы, стены –камень голый, в углу вроде печь-голландка или такой камин, без дров. Под окном – комод, на нем свеча, почти огарок, но еще горит. Рядом на полу – ночная ваза, судя по запаху. Лежанка, на которой она, Арина, то есть, сейчас возлежит. И табурет. Всё.

«Да, негусто… Точно деву не баловали. Ни тебе балдахина, ни трюмо какого, портьер, кресла бархатного…Ну, что там еще описывали романы? Даже кровати нормальной не заслужила наследница. Доски голые».

Ирина вытянула из-под покрывала непонятного происхождения руку: запястье тоненькое, на ладони косточки видны, а пальцы длинные.

– Музыкальные, – протянула Ирина.

Осмотрела грудь, откинула покрывало: сорочка с длинными рукавами из льна(?) прикрывала тело от горла до пят, грубоватая, но терпимо. На ногах– носки вязаные, колкие, но теплые, а ведь в каморке совсем не жарко. Ирина с трудом подняла руку и ощупала голову: коса есть, толстая, цвет непонятный, не черный, точно. Дотронулась и до лица: вроде кожа без прыщей, гладкая, только явно не мытая, как и тело, давно–липкость чувствуется. Ну да, болела неделю, а до того когда мылась, неизвестно. Нос маленький, губы потрескавшиеся, сухие, но полные, подбородок тоже вроде ничего..Ладно, это потом, надо встать сначала. Вздохнула, прислушалась – идет кто-то. Дина?

–Вот и отвар, дитятко, и бульончику немного прихватила. Повар не готовит совсем, ждет нового хозяина, так я тайком в деревню днем сбегала, тетку Вейру, старостиху, упросила курицу для тебя сварить, как чувствовала, что ты нынче в себя придешь, – протараторила женщина и поставила поднос с плошками на табурет, подвинула его ближе и спросила, – Ты что сначала выпьешь? Бульон тепленький, я его уж так кутала в шаль шерстяную, тулупом накрыла, не совсем остыл.

– Бульон.

Дина поднесла плошку, и Ирина мелками глотками выпила чудный, вкусный куриный бульон, подождала немного, подышала и попросила отвар. Но его одолеть не смогла – глаза стали закрываться.

– Я посплю. Ты не уйдешь, Дина?

–Нет, нет, милая, я здесь, с тобой буду. Я тоже подремлю рядом. Отдохнуть надо. Спи, ласточка, спи! Теперь все будет хорошо. Хвала небесам! – сказала женщина, умостилась в ногах подопечной, прислонившись к стене, и задула свечу. Темнота. Ирина так и уснула полусидя, успев едва подумать: « Это ж надо –девушка…»

***

Проснулась Ирина Михайловна от желания посетить туалет, открыла глаза и … Вспомнила! Она же куда-то в кого-то перенеслась! Точно! Арина!

Додумать не смогла: зов природы оказался сильнее разума. Ирина кое-как сползла с топчана (ну не кровать это!), выпрямилась и направилась к стене, у которой (не ошиблась!) на полу стояла посудина с крышкой, судя по запаху, явно предназначенная для того, что Ирине сейчас крайне необходимо. Решив первоочередную в этой реальности проблему, Ирина вернулась к лежанке и плюхнулась на неё. Слабость имела место быть.

Огляделась: ночные впечатления, в основном, были верны. Каморка, грязная, холодная, убогая. Женщина, завалившаяся на лежанке в углу на бок, тихо похрапывала. «Устала, видать, до смерти.. Кто она Арине? Кормилица? Нянька? Что, впрочем, может быть «два в одном». А что? Скорее всего, это так и есть,» – подумала Ирина и решила получше рассмотреть единственного человека, с которым, судя по всему, ей придется разделить в этой новой жизни многое.

«Странно, но я ведь не удивляюсь тому, что испытываю сейчас. Я спокойна как удав. Почему, интересно? Еще не осознала масштаб бедствия? Или это эффект переноса действует, а потом накроет? Или я в душе к чему-то подобному и стремилась – вторая жизнь? Потому мне нормально? Да я, вообще-то, истеричкой и паникершей никогда и не была…А тут перспектива путешествия, новизны, молодость, опять же… Так, ладно, все рефлексии позже. Как себя вести – вот в чем вопрос! Быть или не быть? Как там писали: амнезия наше всё? Смешно, но ничего другого не остается: тело что-то не спешит делиться воспоминаниями о прожитом. Будем решать проблемы по мере их поступления. Дину.. Кстати. Как к ней обращаться? Она вроде не возражала, что просто по имени. Или это в состоянии аффекта она не врубилась? На радостях, что девочка очнулась? Лучше, наверное, больше молчать, вопросы задавать по мере надобности, а про беспамятство скажу, авось, прокатит. Должно! Иначе будет сложновато, а не хотелось бы еще больше подводных камней насобирать. Ну-те-с, Дина, что ты зверь невиданный?»

Ирина слегка повернулась к спящей женщине. Полная, но не толстая, в чепце либо старом, либо давно нестиранном, блуза-крестьянка, по горловине и низу рукавов вышивка крестом, юбка широкая в пол, вроде льняное все, только тоже как грязное, ну или краска такая, ближе к коричневому, немаркому.

«О, нижняя юбка есть, по-светлее, похоже на ту, что на мне. На мне? Да, теперь – на мне, Арине. А фамилиё моё? Это не спросишь. А читать-писать я смогу? Дай-то Бог!!! Очень дай! А то пропаду, как швед под Полтавой! Да нет, должны быть и у меня эти, как их? Плюшки попаданские! Мне много не надо: грамоте да счету разуметь, а с остальным–разберусь!»

Осматривать няньку, Ирина продолжила беседу с собой.

«Так, ноги в ботиночках, заношенных. Но не лапти, и то хлеб. Лицо.. круглое, славянского типа, чистое, морщин явных нет. Примерно 45-50 лет, хотя кто знает, как тут люди живут. Вон, в 19 веке в России 30ти летние дамы старухами считались. Старуха Ларина… Да и были, наверное, таковыми. В деревнях-то точно. А в целом, она ничего так, отторжения не вызывает. Будем дружить, мне без нее пока никак нельзя».

– Арина, проснулась уже? Как ты? Кушать хочешь? – упомянутая Дина выпрямилась, протерла рукой лицо, стряхивая сон, поправила чепец, встала.

«Высокая нянька, 1.75, не меньше, статная. Не красавица, но заметная. Характер есть, вон как стоит прямо, глаза честные, забота в них и ласка. Вот чувствую, сильная тетка. Сойдемся».

– А есть чего? Принеси. И еще помыться бы. Тяжко телу.

– Ой, милая моя! Конечно! Уж ты так горела, потом потеть начала, рубаху хоть выжимай! Но я боялась трогать тебя, так только обтирала чуток. Воды я нагрею, Миколку попрошу, принесет лохань сюда, пока не начал работать, поесть сама на кухне кашку состряпаю, может, не всю крупу Евлай пропил. А нет, так потихоньку помоешься, переодену да вниз, в людскую, сойдем, а там до старостихи помаленьку доведу, накормит. Душевная она женщина, тебя любит и жалеет завсегда. Может, и баньку натопит, да хоть завтра; у них и переночуем, в сарае сенном, что тут в мешке этом каменном сидеть! Лето ведь, не замерзнем. Пару дней поживем у старостихи, полегчает тебе, вернемся сюда, соберем пожитки и айда! Ты письмо матушкино прочтешь, поймешь, куда ехать, я найму повозку, а то управляющий новый, бают, вот-вот приедет, хоть и указывали, что месяц ждать! Не надо, чтоб он тебя застал здесь, от греха подальше уйти бы! – в волнении закончила речь Дина.

–Хорошо, как скажешь. Я тебя послушаюсь во всем. Я как-то странно себя чувствую, Дина… Как в тумане. Помню плохо, что до болезни было…Вот начну думать, а в голове – шум, и болеть она начинает. Это как?

– Ох, ты ж, девочка! Не волнуйся, все пройдет. Лекарь говорил, что ты можешь не проснуться или можешь умом тронуться от мозгового воспаления, пугал меня до дрожи! Такая горячка у тебя была…А я не верила, день и ночь за тебя молилась, и бог вернул мою ласточку из-за грани! Не спеши, не страшись, все будет хорошо! Посиди-ка, я за водой пойду!

Нянька всхлипнула, потом улыбнулась, погладила Ирину по голове и широкими шагами вышла за дверь.

«Вот и отпала необходимость выдумывать оправдания, оказывается, беспамятство, с легкой руки местного эскулапа, на мозговое воспаление можно списать! Вот и ладненько! Спасибо, мир, неизвестный землянам! И тебе, Арина, спасибо. Пусть душа твоя найдет место лучшее! Я тебя не забуду».

Рассудив так и обретя некое душевное равновесие, Ирина Михайловна сидела на лежанке в ожидании обещанной лохани и воды, на время откинув думы о том, как жить дальше. Просто сидела, вперившись взглядом в оконце, где, даже сквозь серый налет на стекле, становилось все светлее и светлее – день набирал силу. Звуки снаружи доносились слабо, но вроде скрип колес, разговор невнятный, птичье то ли чириканье, то ли трели короткие. Первый день от попадания вступал в свои права.

Глава 8

Через некоторое время за дверью послышались шаги, она распахнулась, и в каморку, пыхтя, ввалился молодой парнишка с большим деревянным продолговатым тазом в руках. Вошел, поставил лохань(?) на пол, выпрямился и буркнул:

– Здорова будь, панна Арина! – после чего низко поклонился и продолжил, – Хорошо, что очнулась, мы тут переживали за тебя…Ну, многие..А уж тетка Дина да старостиха – так те прям извелись…. Ты уж, эта, не пугай их больше-то….

Парень вздохнул, провел по вихрам рукой и продолжил:

– Вот, лохань принес, нянька воду греет, я пойду пока. Ты подожди малость. Вот, яблочко пососи, есть-то тебе его еще рано, а рот освежит. Это ранние, с саду, я его обмыл, не боись! На, а я пойду.. – протянул на ладони извлеченное из-за пазухи небольшое зеленое яблочко и выскочил за дверь.

«О, брат, как, – улыбнулась Ирина, держа в руке презент. –Похоже на белый налив. Интересные отношения. Вроде и панибратство, и нет-с уважением он к Арине-то, смущался, но все равно сказал. Значит, есть здесь те, кому девочка небезразлична, это хорошо! Как его звать-то? Микулка? Нет, Миколка? Дворовый? Так вроде? Да и какая разница, потом разберусь в социальной пирамиде. Сейчас бы помыться, чешется все…Господи, а как волосы-то промыть? Или уточнить про баню и уж там –до скрипа?»

Додумать Ирина не успела: вернулся Миколка с двумя деревянными же ведрами воды, от которой шел пар – горячая. Одно сразу вылил в лохань и сказал:

– Это… Счас еще поднесу, и тетка Дина следом идет, еды вроде сготовила втихую, и одежу чистую достала. Яблоко-то как?

Ирина надкусила фрукт и начала сосать, не жуя – сочное.

–Спасибо, Микола!

– Да ладно, на пользу! Я-за водой!

Парень заулыбался во весь рот, почесал в затылке и опять умчался. Подросток, лет 16-ти, ровесник Арине, наверное, худощавый, но не тощий, высокий и плечи широкие. Мужик будет видный: шатен, волосы вьющиеся, глаза темные, карие, наверно, веснушки на небольшом носу, уже и загореть успел; как Дина, круглолицый (родня?), губы пухлые, а на подбородке –ямочка! Одет в такого же, как у няньки, цвета и материала широкие брюки (скорее, шаровары) и рубаху свободную по колено и подпоясанную веревкой. И босой. Не положено или летом и так сойдет? Что за глупости в голову лезут…

Ирина откусывала яблоко, слегка пережёвывала, высасывала кисло-сладкий сок и сплевывала жмых в ладошку. Прав парень, сейчас ей в пустой желудок такой продукт вреден, а свежесть сока утоляла жажду. Через некоторое время в комнатку снова зашёл Миколка с ведрами и Дина – с подносом с плошкой и 2-мя кружками и большим свертком под мышкой. Принесенное женщина сгрузила на лежанку. Парень поставил ведра на пол, покрутился и был изгнан улыбающейся нянькой со словами:

–Иди уже, охальник! Позже умыкни подводу, в деревню поедем, к Вейре. И не говори лишнего во дворе-то! Очнулась, мол, паненка, а большего ты не ведаешь. А подводу я просила, чтобы Арину в баню отвести да в храм, требу провести за здравие, но ты всем это не говори, только если Петор-конюх спросит, ему можно. И быстро давай!

Микола ушел, а Дина выплеснула еще одно ведро в лохань, потрогала воду рукой и обернулась к Арине:

– Пока чуть горяча, но пол холодный, остынет быстро. Так что ты скидывай рубаху и в лохань на коленки, я волос подберу, вот, корень мыльный намочим и тряпицей оботру-обмою, а потом чистую одежу, на голову платок замотаем. Ну, давай, милая, скоренько!

Ирина не стала ломаться в ложной стыдливости: наверняка для прошлой панны было привычно, что нянька ее моет, а уж Ирина Михайловна давно стесняться в бане перестала. Да и доставшееся тело хотелось рассмотреть, принять его как часть себя. Хотя она по этому поводу дискомфорта не ощущала, главное, молодое, а кости целы–мясо нарастет! Эх, зеркало бы еще, но это позже…Мыться. Мыться!

С такими мыслями Ирина/Арина распустила завязки горловины и через голову сняла длинную рубаху, бросила на пол и ступила в лохань. Ноги закололо – горячо! Однако не так, чтоб не стерпеть, привыкла быстро. Постояла, оглядела себя и опустилась на колени. Лохань небольшая, но Ирина в ней поместилась.

Дина тем временем успела сверток на лежанке разобрать, подвинуть табурет ближе и разложить на нем нечто серое комком и кусок полотна примерно с пол-метра длиной. После чего взяла растрепанную косу девушки и обернула вокруг ее головы, закрепив волосы шпильками – так показалось Ирине. Тряпку намочила, потерла о серое нечто (мыльный корень?), велела подержать, а сама зачерпнула кружкой воды и стала поливать подопечную, сначала со спины, потом и спереди.

– Вот и славно, вот и хорошо! Унеси вода хвори, очисти от болезни мою ласточку, смой беды-огорчения, яви здоровье, даруй легкость телу и силу духу! –приговаривала Дина.

Ополоснув девушку, быстро начала тереть тряпицей спину, руки, живот грудь, слила, еще раз натерла, опять ополоснула, велела встать и повторила процедуру с ногами. Ирина молчала, отдавшись ее рукам. Вода действительно творила чудеса! Даже вот в таком «кривом» исполнении: становилось явно легче, но и подмерзать Ирина тоже стала.

Дина ускорилась, заметив, что девушка поежилась.

– Сейчас, милая, сейчас. Ты вот на рубаху встань, я грязную воду в ведро вылью и чистой тебя окачу, давай!

Ирина выполнила указание, а Дина – свои слова. Делала женщина все споро, но без суеты и аккуратно: на полу воды почти не было. Помытую девушку завернула в большее полотно, промокнула и , выхватив из свертка сначала длинную рубаху –тоньше прежней и белее, быстро надела ее на Ирину. За рубахой последовало платье-сарафан: с глубоким вырезом, с рукавами до локтя и длиной до щиколотки. Вместо пуговиц – широкая шнуровка, вроде корсета получилось, и утягивало это и со спины тоже, по кругу. Ткань платья напоминала лён, а может, он и был: гладкое синее полотно, по рукавам и подолу – редкая вышивка, цветы какие-то.

Дина удовлетворенно осмотрела девушку, огладила сверху до низу и, подведя к лежанке, указала на поднос:

–Поешь, милая, кашки, да взвар выпей. Потихоньку, позже у Вейры хорошо покушаешь. А я пока косу переплету. Потом схожу за Миколой, он все банное вынесет да приберется. Уж нашел, чай, подводу, через сад выйдем, неча на глаза лишний раз Врочеку попадаться, чтоб его леший уволок! Может, на скамейку сядешь, а кашу в руки?

–Хорошо, Дина, так удобнее будет, – согласилась Ирина.

Нянька освободила табурет (скамейка, оказывается) и достала откуда-то из складок юбки расческу с крупными зубьями. Ирина пересела, прихватив с подноса плошку с кашей и ложку деревянную, простую совсем, и принялась за еду. Каша уже остыла, но всё равно показалась голодной попаданке вкусной, хоть и не понятно, из какой крупы: вроде перловки, но зерно меньше, разваренное, жуется хорошо. Каша на молоке, негустая, чуть подслащенная, даже масло чувствовалось. Дина встала сзади и начала возиться с ее волосами, попутно делясь наболевшим:

– Все будет хорошо теперь, дитятко! Не сомневайся. Уж как эти пять-то годков жили, страсть! Дадут небеса, родное место панны Славии, земля ей пухом, и тебя примет, не то, что здесь, чужачкой сделали. Верю я словам твоей матушки, не стала бы она дочь единственную во тьму посылать. Поначалу, как ее не стало, и Врочек стыд не потерял, мы неплохо жили: кухня блюда твои часто готовила, гуляли много, в деревню и в лес свободно ходили, никто и слова дурного не говорил, а уж в доме-то и тем паче.

А потом змей этот, Врочек, волю взял, без догляда-то, и порядки свои завел. Повыгонял недовольных им из усадьбы, везде своих подельников наставил, сельчан прижал так, что и пикнуть не мог никто. Боялись, что прикопает ненароком и не сыскать потом. Было такое, грешили на него за пропажу Агнешки, прислуги панниной, уж больно он до нее домагивался, а она отказывалась отчаянно, все знали. Уж она и пряталась, и убегала, а потом пропала. Вроде как уехала с купцом. Да только не было купца никакого, да и вещи ее все в людской остались.

Чуть погодя садовник исчез, Влас. Старый был, да уважаем матушкой твоей за знания и усердие. Вот он и схлестнулся с этим Врочеком, когда тот сад рубить и корчевать на продажу начал. Ох, и ругал Влас его последними словами да тайные дела открыл, что ворует и казну от наследницы прячет. А народ-то слышал все, разговоры потом долго ходили. Ну и не стало Власа в одночасье сразу после того шума. Вечером видели, как шел он к себе в сторожку, а утром не нашли нигде…

Дина вздохнула тяжело, видно, что вспомнив, и продолжила:

– А уж как Врочек стал на тебя заглядываться, тут я и вовсе сон потеряла, да и ты боялась его до дрожи. Стала все больше в комнате просиживать да в библиотеке – там дверь на засов закрывалась, ела с нами на кухне, потом я еду в комнату носить стала. Так этот лиходей клавесин продал, с библиотеки засов снял, а чтоб ты смиреннее стала, велел кормить тебя хуже, дескать, придешь к нему сама, попросишь. Уважения ему хотелось прилюдного от наследницы! Мы с тобой, ежели помнишь, только благодаря старостихе-то и держались: она, божья жинка, ночью приходила через сад да приносила то сальца, то курицу отварную, пирогов, хлебушка …

Отстал более-менее ирод только, когда Милка, швея городская, в усадьбу перебралась и в постель к нему залезла, прости Боже! А ты вот в эту комнатушку поднялась, сюда ход отдельный да крутой, не набегаешься…

Ирина слушала очень внимательно, нужная была инфа, позже обмозговать ее успеет. Каша съедена, взвар выпит. Размеренные движения расчески и рук няньки расслабляли, клонило в сон, но Ирина держалась: сейчас спать никак нельзя, когда еще выпадет такой момент!

Между тем Дина всё откровенничала:

– Милка эта под стать гаду злыдня! Это она все отсюда вынесла, себе забрала: и кровать, и кресло со столом, зеркало тож. Мерзавка! Стращала нас, коль не отдадим, она Врочека сдерживать от похоти перестанет и тогда…Дрянь такая! И платья хорошие утащила, а взамен как селянке нашила пару, вот это одно на тебе. Правильно мы тогда матушкину одежду припрятали: у старостихи сундук стоит, там и книги ее. А что она мне тайно повелела хранить, я в склеп родовой снесла, там есть местечко. До сих пор лежит, я изредка проверяю тайком, хоть и страшно мне туда ходить! Но помолюсь Защитникам рода и иду. Так что собирать-то нам с тобой мало что надо…Да оно, налегке-то, и проще далёко идти. Ну вот, готово! Пойду за Миколкой, а ты полежи малость, передохни.

Дина подхватила поднос, рубаху, одно полное ведро и ушла. А Ирина осталась переваривать…И задремала…