Текст книги "Долгая зима"

Автор книги: Лора Инглз Уайлдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Осень

Жарким сентябрьским днём папа с Лорой сложили последний стог болотного сена. Папа хотел выкосить ещё один участок, но утром пошёл дождь. Он лил, не переставая, три дня и три ночи. Дождевые капли медленно и грустно стекали с оконных стёкол и стучали по крыше.

– Такая погода бывает во время осеннего солнцестояния, – заметила мама.

– Да, – невесело согласился папа. – Погода меняется. У меня все кости ноют.

На следующее утро стало так холодно, что в хижине окна замёрзли, а на дворе всё побелело.

– Какой ужас! А ведь сегодня только первое октября! – дрожа от холода, воскликнула мама.

Она принялась растапливать печку, а Лора, надев башмаки и укутавшись в платок, пола за водой.

Холод обжигал ей нос и щёки. Холодное небо было голубым, а весь мир белым. Каждая травинка покрылось мохнатой изморозью, дорожка промёрзла, дощатая обшивка колодца покрылась толстым слоем льда, а по стенам хижины, вдоль тонких планок, которыми был прибит чёрный толь, серебрился иней.

Потом над краем прерии проглянуло солнце, и в его лучах весь мир заискрился розовым и бледно-голубым сиянием, а над каждой травинкой засверкала радуга.

Лора залюбовалась прекрасным миром. Она знала, что лютый мороз убил траву и всё, что росло на огороде. Запутанные ветки, на которых висели красные и зелёные помидоры, длинные лозы с широкими листьями, под которыми прятались молодые зелёные тыквы, ярко сверкали над заиндевелым дёрном. Высокие стебли и длинные листья кукурузы побелели и застыли от мороза. Мороз погубил всю живую зелень, но всё равно он прекрасен.

За завтраком папа сказал:

– Ну, с сенокосом мы покончили. Теперь надо снять урожай. Правда, в первый год у нас мало что выросло, но за зиму дерн перегниёт, и в будущем году дело пойдёт на лад.

За перевёрнутые плугом куски дёрна всё ещё цеплялись корни трав, но папа вырыл из-под дерна мелкие картофелины, и Лора с Кэрри собрали их в жестяные ведра. От сухой холодной земли по спине у Лоры поползли мурашки, но ничего не поделаешь – кто-то же должен убрать картошку. Они с Кэрри шагали взад-вперед со своими ведрами и в конце концов наполнили пять мешков. Больше картошки не было.

– Вот сколько пришлось копаться из-за нескольких картофелин, – покачал головой папа. – Но пять бушелей лучше, чем ничего, а к ним ещё добавятся бобы.

Он вырвал мёртвые бобовые лозы и уложил их сушиться. Солнце уже поднялось высоко, весь лёд растаял, и над жёлтовато-коричневой и лиловой прерией дул прохладный ветер.

Мама с Лорой пошли собирать помидоры. Стебли увяли и почернели, но они собрали все, даже самые мелкие зелёные плоды, а спелых хватит почти на целый галлон консервов.

– А что ты будешь делать с зелёными? – спросила Лора.

– Увидишь, – отвечала мама.

Она тщательно вымыла зелёные помидоры, нарезала их и сварила с солью, перцем, уксусом и пряностями.

– Получилось почти две кварты маринованных томатов! Зимой у нас будет хорошая приправа к печеным бобам, – радовалась мама.

– И почти галлон сладких консервированных томатов, – провозгласила Мэри.

– И пять бушелей картошки! – добавила Лора, вытирая о фартук руки, покрытые противной земляной пылью, а Кэрри, которая очень любила грызть сырую репу, радовалась, что репы уродилось нынче очень много.

– Когда я обмолочу и провею эти бобы, их получится не меньше мешка. А ведь у нас ещё есть кукуруза. В общем, славный урожай, – засмеялся папа.

Но Лора знала, что на самом деле урожай очень маленький. Правда, сена и кукурузы лошадям и коровам на зиму хватит, а пять мешков картошки и почти целый мешок бобов вместе с дичью, которую из леса принесёт папа, позволят лишь кое-как перезимовать.

– Завтра я пойду срезать кукурузу, – сказал папа.

– По-моему, это совсем не к спеху. Дождь кончился, а такой прекрасной осенней погоды я даже не упомню.

– Да, пожалуй, ты права, – согласился папа. Ночью и рано утром было прохладно, но дни стояли солнечные и теплые.

– Для разнообразия не мешало бы поесть свежего мяса, – заметила мама.

– Вот уберу кукурузу и схожу на охоту, – сказал папа.

Назавтра он срезал и сложил в скирды выросшую на дерне кукурузу. Десять скирд, словно индейские вигвамы, выстроились в ряд возле стогов сена. Покончив с кукурузой, папа принес с поля шесть золотисто-желтых тыкв.

– На дерне они не очень хорошо выросли, – пояснил он, – а зеленые побило морозом. Но на будущий год мы заготовим побольше семян.

– Не пойму, зачем было так торопиться с тыквами? – обеспокоенно заметила мама. – Ты же устал.

– Сдается мне, что надо поторапливаться, – оправдывался папа.

– А по-моему, тебе надо как следует выспаться, – возразила мама.

С утра моросило. Папа управился со скотиной, позавтракал, надел куртку и широкополую шляпу, сказал маме, что ночью слышал, как на болоте кричат гуси, спрятал под куртку ружье и отправился на охоту.

– Девочки, я придумала для папы хороший сюрприз, – сообщила мама тоном заговорщика.

Лора с Кэрри перестали мыть посуду, а Мэри – стелить постель.

– Какой? – спросили они хором.

– Поскорее кончайте работу, а ты, Лора, сбегай на кукурузное поле и принеси мне зеленую тыкву. Я испеку тыквенный пирог!

– Пирог! Но как... – удивилась Мэри, а Лора воскликнула:

– Разве бывают пироги с зелёной тыквой? Я про такие ни разу не слыхала!

– Я тоже, – призналась мама. – Но если делать только то, что всем известно, далеко не уедешь.

Лора с Кэрри быстро вымыли посуду, а потом Лора сбегала на кукурузное поле и притащила самую большую зелёную тыкву.

– Постой у печки и обсушись, – велела ей мама. – Ты уже большая и сама должна понимать, что под дождём нельзя бегать без платка.

– Я так быстро бежала, что не успела промокнуть. Правда-правда, мама! А теперь что мне делать?

– Можешь нарезать тыкву на ломтики и снять с них кожуру. Я пока приготовлю тесто, а дальше видно будет.

Мама разложила слой теста в форме, посыпала коричневым сахаром и пряностями, потом уложила тонкие кусочки тыквы, полила уксусом, добавила кусочек масла, накрыла начинку слоем теста и защипала края.

– Неужели что-нибудь получится? – спросила Кэрри, глядя на пирог широко раскрытыми глазами.

– Я пока ещё сама не знаю, – отвечала мама. Она поставила пирог в духовку и закрыла дверцу. – Но если не попробуешь, то ничего и не узнаешь. В обед увидим.

В ожидании папы все уселись в чисто прибранной хижине. Мэри торопилась к зиме связать для Кэрри тёплые носки. Лора сшивала простыню из двух длинных полотнищ миткаля. Она аккуратно сколола оба полотнища по краям, булавкой прикрепила их к своему платью на колене и принялась сшивать их ровными мелкими стежками, стараясь, чтобы получился сплошной шов, как её учила мама.

Мэри раньше любила такую работу, но теперь она ослепла и шить больше не могла. А Лора терпеть не могла шить и каждую минуту готова была завопить от ярости. От шитья у неё болел затылок, нитка скручивалась и завязывалась узелками. Она не столько шила, сколько порола.

– Одеяло закрывает всю кровать, – ворчала она. – Почему простыни нельзя тоже сразу делать широкими?

– Потому что их шьют из миткаля, а миткаль слишком узкий, – отвечала Мэри.

Ушко иголки прошло сквозь дырочку в напёрстке Лоры и больно впилось ей в палец. Но Лора стиснула зубы и вытерпела.

Через некоторое время мама отложила рубашку, которую шила папе, открыла духовку, и оттуда вкусно запахло свежим пирогом. Кэрри и Грейс внимательно наблюдали, как мама поворачивает пирог другой стороной.

– Он прекрасно поднялся, – радовалась мама.

– Вот папа удивится! – воскликнула Кэрри.

Незадолго до обеда мама вынула пирог. Он получился просто замечательный.

Они прождали до часу дня, но папы всё не было. На охоте он всегда забывал про еду. Поэтому они в конце концов пообедали без него. Пирог подождёт до ужина, когда папа принесёт жирных гусей для завтрашнего жаркого.

Дождь лил не переставая. Когда Лора вышла за водой, небо было затянуто низкими серыми тучами. В прерии вся трава пропиталась водой, а высокие болотные травы даже согнулись под дождем. От колодца Лора бежала бегом – она не любила смотреть, как плачет трава.

К ужину папа вернулся с пустыми руками. Он ничего не сказал, не улыбнулся и только посмотрел на всех грустными глазами.

– Что случилось, Чарльз? – спросила мама.

Он снял мокрую куртку и шляпу, с которой ручьями текла вода, повесил на крючок и только после этого заговорил.

– Я и сам хотел бы это знать. В прерии творится что-то странное. На озере нет ни гусей, ни уток. На болоте тоже. Все куда-то пропали. Они летят над облаками и притом очень быстро. Я слышал их крики. Понимаешь, Каролина, птицы устремились на юг, и летят они как только могут быстро и как только могут высоко. А все прочие живые существа, которые могут бегать или плавать, куда-то попрятались. Я никогда не видел, чтобы кругом было так пусто и тихо.

– Ладно, не будем грустить, – сказала мама. – Ужин готов. Сядь поближе к огню и обсушись, стол я подвину к печке. Становится прохладно.

В хижине и в самом деле стало зябко. Холод выползал из-под стола, поднимался от Лориных босых ног к голым коленкам, накрытым юбкой. Но ужин был горячий, вкусный, и в свете лампы все лица сияли, с нетерпением ожидая минуты, когда папа увидит, какой его ждет сюрприз.

Папа ни на кого не смотрел. Он ел с жадностью, не замечая, что ест.

– Странно это, ни одна утка, ни один гусь – никто не спустился отдохнуть!

– Может, бедняжки спешат поскорее согреться на солнышке, – предположила мама. – Хорошо, что мы сидим тут в тепле под крепкой надежной крышей, и дождь на нас не капает.

Папа отодвинул пустую тарелку, мама взглянула на Лору. Глаза её говорили: "пора!". Все, кроме папы, заулыбались, Кэрри начала ерзать на стуле, Грейс запрыгала у мамы на коленях. И тут Лора водрузила на стол пирог.

Папа сначала его не заметил, а потом удивленно воскликнул:

– Пирог?!

Он удивился даже больше, чем они ожидали. Грейс, Кэрри и даже Лора громко засмеялись.

– Каролина, как ты ухитрилась испечь пирог? С чем он? – воскликнул папа.

– Попробую, и сам увидишь!

Мама отрезала кусок пирога и положила папе на тарелку.

Он поддел кусочек пирога вилкой, засунул в рот и радостно сказал:

– Яблочный пирог! Откуда ты взяла яблоки?

Кэрри не выдержала и воскликнула:

– Это же тыква! Мама начинила его зеленой тыквой!

Папа медленно разжевал ещё один кусочек.

– Я бы в жизни не догадался, – произнес он наконец. – Ваша мама – лучшая повариха во всей Америке.

Мама ничего не сказала, но щеки у нее зарумянились, а в глазах блеснула улыбка. Все медленно, с наслаждением ели восхитительный пирог, нарезая его на маленькие кусочки, чтоб надольше хватило. Лоре хотелось только одного – чтобы этот чудесный ужин никогда не кончился.

В постели сегодня тоже было тепло и уютно. Сквозь сон даже стук дождевых капель по крыше казался приятным.

Вдруг на лицо ей плюхнулось что-то холодное и мокрое. Это не дождь, подумала Лора, ведь над головой у нее крыша. Она покрепче прижалась к Мэри и погрузилась в теплую тьму.

Вьюга в октябре

Внезапно проснувшись, Лора услышала папино пение и какие-то странные хлопки.

 
Как счастливый подсолнух я к солнцу тянусь
(Хлоп! Хлоп!),
Поворачиваясь на ветру
(Хлоп! Хлоп!).
Мое сердце свободно (Хлоп!), как ласковый бриз
(Хлоп! Хлоп!),
Шелестящий в листве поутру
(Хлоп! Хлоп!).
 

Нос Лоры, торчавший из-под одеяла, сильно замерз, а когда она высунула наружу всю голову, то увидела, что папа в такт песне хлопает себя по груди, чтобы согреться.

Он уже растопил печку. Огонь ревел вовсю, но в комнате стояла такая стужа, что дождевые капли, которые вечером и ночью падали сквозь щели в крыше, превратились в льдинки и потрескивали, перекатываясь по одеялу. Ветер, завывая, лупил по крыше и по стенам.

– Что это? – сонным голосом спросила Кэрри.

– Это вьюга. Вы с Мэри оставайтесь под одеялом, – отвечала Лора.

Стараясь, чтобы под одеяло не прокрался холод, она осторожно вылезла из теплой постели. Пока она натягивала на себя платье, зубы у нее стучали от холода. Мама за занавеской тоже одевалась. Обе так замерзли, что не могли вымолвить ни слова.

Они встретились возле печки. Огонь бешено ревел, но не давал ни капли тепла. За окном вихрем кружила метель. Из-под двери в комнаты намело снега. А шляпки всех гвоздей, вбитых в стены, заиндевели от мороза.

Папа пошел в конюшню. Хорошо, что между конюшней и домом стоит длинный ряд стогов – папа будет переходить от одного к другому и не заблудится.

– В-в-в-вью-г-га! – стуча зубами, проговорила мама. – В-в-в ок-к-тя-б-б-бре! Я е-щ-ще т-т-та-к-к-о-г-г-о н-не в-в-и-д-ды-в-в-ала!

Она бросила в печку дров и разбила в ведре лед, чтобы налить воды в чайник.

Воды было меньше половины ведра. Воду придется беречь, потому что в такую метель до колодца никому не добраться. Хорошо, что снег на полу был чистый. Лора собрала его в таз для мытья посуды и поставила таять на плиту.

Наконец горящие дрова немного согрели воздух. Лора закутала Грейс в одеяла и принесла её к печке одевать. Мэри и Кэрри, дрожа от холода, одевались сами. Все надели чулки и башмаки.

Завывающий ветер и вихри снега буквально внесли папу в хижину. К его приходу завтрак был уже на столе.

– Вот видишь, Лора, ондатры знали, что их ждет впереди, – сказал папа, как только согрелся и смог говорить. – И гуси тоже.

– Неудивительно, что птицы не захотели останавливаться на озере, – заметила мама.

– Озеро замерзло. Сейчас уже больше десяти градусов ниже нуля и с каждой минутой холодает.

С этими словами папа глянул на дровяной ящик. Вечером Лора его наполнила, но дров в нем уже почти не осталось. Покончив с завтраком, папа оделся потеплее и принес с поленницы несколько больших охапок.

В хижине становилось все холоднее. Тонкие стены не держали тепло. Пришлось всем надеть пальто, закутаться в платки и сесть поближе к печке.

– Хорошо, что я вчера замочила бобы, – заметила мама. Открыв крышку кастрюли, она всыпала туда ложку соды. Кипящие бобы заурчали, но вода не перелилась через край. – У нас еще остался кусочек солонины, сейчас мы его туда добавим.

Время от времени она зачерпывала ложкой бобы, дула на них, а когда у них полопались шкурки, слила из кастрюли содовый раствор, налила туда горячей воды и положила кусочек жирной солонины.

– Нет ничего лучше горячей бобовой похлебки в холодный день, – сказал папа. – Ну а ты чего хочешь, Голубоглазка? – спросил он у Грейс, которая дергала его за руку.

– Сказку! – отвечала Грейс.

– Расскажи, как дедушка катался на санках с дикой свиньей, – попросила Кэрри.

Папа посадил Грейс и Кэрри себе на колени и стал снова повторять те истории, которые рассказывал Мэри и Лоре, когда они были маленькие и жили в Больших Лесах. Мама и Мэри усердно вязали, сидя у печки на покрытых одеялами качалках, а Лора, закутавшись в платок, стояла между печкой и стеной.

Из всех углов к печке все ближе и ближе подползал холод. Ледяной сквозняк раскачивал занавески вокруг кроватей. Маленькую хижину сотрясала буря. Но от вкусного густого запаха бобов в комнате, казалось, стало теплее.

В полдень мама нарезала хлеба и налила всем по миске горячего бобового отвара. Не отходя от печки, они пообедали и напились крепкого горячего чая. Грейс была еще маленькая и поэтому пила горячую воду с молоком, а чтобы ей не было обидно, мама добавила ей в чашку капельку чаю.

От горячей похлебки и чая все согрелись. Бобы мама пересыпала в кастрюлю, положила посередине кусок жирной солонины, побрызгала патокой и поставила в духовку. На ужин будут печеные бобы.

После обеда папа снова пошел за дровами. Хорошо, что поленницу сложили у самой задней двери. Папа, задыхаясь, ввалился в хижину с охапкой дров и даже не сразу смог заговорить.

– От этого ветра дух захватывает. Если б я знал, что будет такая буря, я б еще с вечера запас побольше дров. А теперь приносишь больше снега, чем топлива.

И правда, стоило Лоре открыть ему дверь, как в хижину тотчас намело кучу снега. Снег сыпался с папы и с поленьев. Снег был твердый, как лед, и мелкий, как песок. Когда открывалась дверь, в хижине становилось так холодно, что снег даже не таял.

– Пока хватит, – решил папа. – Я только напущу в дом стужу, и никакими дровами не согреешься. Вымети снег, Лора. И принеси мне скрипку. Как только у меня отойдут пальцы, я сыграю вам такую песенку, которая заглушит вой ветра.

Вскоре папа согрелся и смог настроить скрипку и натереть канифолью смычок. Приложив скрипку к плечу, он запел:

 
О, если бы снова стать молодым -
я зажил бы жизнью иной:
деньжонок скопил, земли прикупил
и Дину назвал бы женой.
Но стар я и сед, и сил уже нет,
и медленней движется кровь.
О, как я хочу,
о, как я хочу
увидеть Вирджинию вновь!
Я стремлюсь туда и стремлюсь туда,
я стремлюсь, покуда живой...
 

Грейс, сидя на коленях у мамы, всхлипывала и вырывалась у нее из рук. В конце концов ее пришлось спустить на пол.

– Побегай, если тебе так хочется, – разрешила мама. – Через минуту запросишься обратно.

– А вы, Лора и Кэрри, попрыгайте под музыку вместе с Грейс. Мигом согреетесь! – скомандовал папа.

Было страшно вылезать из теплых платков, но девочки его послушались. Скрипка снова заиграла, а папа громко запел:

 
Яростный вихрь знамен
Веет со всех сторон,
Шлемы героев справа и слева.
Дети гор и долин,
Все на коней, как один,
В бой за Шотландию, за королеву!
 

Лора, Грейс и Кэрри взялись за руки, тоже запели и, что было силы топая ногами в такт музыке, замаршировали по кругу: топ-топ-топ! Девочкам казалось, будто над ними гордо реют знамена, а сами они шествуют к победе. Им стало тепло и весело.

Когда музыка умолкла, папа стал укладывать скрипку в футляр.

– Ну а теперь, девочки, я назло всем ветрам отправлюсь в хлеб и позабочусь о том, чтобы скотина ночью не замерзла. С этой старой шотландской песней мне никакой ураган не страшен!

Пока папа укладывал скрипку, мама согрела ему возле печки шубу и шарф. На дворе бешено выл ветер.

– Горячие бобы и горячий чай будут готовы к твоему приходу, – пообещала мама. – А потом мы все ляжем спать, согреемся под одеялами, и глядишь, к утру буря утихнет.

Но утром папе снова пришлось распевать свою бодрую песню. За окном по-прежнему мело, ветер по-прежнему захлестывал колючим снегом дрожащие стены маленькой хижины.

Вьюга, не стихая, выла еще два долгих дня и две ночи напролет.

После бури

На четвертое утро Лора почувствовала себя как-то странно. Выглянув из-под одеял, она увидела, что кровать опять припорошило снегом, но явственно услышала стук печной дверцы и даже треск первых поленьев! И тут она поняла, почему у неё в ушах стоит такая тишина. Вьюга утихла!

– Проснись, Мэри! – крикнула она, толкая сестру локтем. – вьюга кончилась!

Она выскочила из теплой постели в ледяную комнату и стала одеваться. Раскаленная печка, казалось, ни капельки не грела. Ведро с водой промерзло чуть ли не до самого дна. Но в замерзших окнах сияло солнце.

– На дворе все такой же холод, – сообщил папа, входя в дом.

Он наклонился над печкой, чтобы растопить сосульки на усах. Сосульки зашипели и превратились в пар.

Папа вытер усы и продолжал:

– Ветром сорвало с крыши большой кусок толя. А ведь я его так крепко прибил! Поэтому теперь наша крыша и стала пропускать снег и дождь.

– Зато все кончилось, – порадовалась Лора. Было очень приятно, сидя за завтраком, смотреть на отливавшие золотом окна.

– Подожди, еще потеплеет, – уверяла мама. – Вьюга началась слишком рано. Не может быть, чтобы уже настала зима.

– Такой ранней зимы я не видел, – согласился папа. – И то, что творится кругом, мне не нравится.

– Что тебе не нравится, Чарльз?

Папа и сам толком не знал.

– Возле стогов стоят какие-то чужие волы, – сказал он.

– Они объедают наше сено? – быстро откликнулась мама.

– Нет. Не в этом дело...

– Раз от них нет никакого вреда, то нечего и беспокоиться, – успокоила его мама.

– Они, наверное, устали от бури и спрятались за стогами. Я хотел позволить им немножко поесть, а потом прогнать, но они ничего не едят.

– В чем же тогда дело?

– Ни в чем. Они просто стоят, и все.

Папа надел шубу, шапку, рукавицы и снова вышел из хижины.

Лора торопливо закутала голову маминым шерстяным платком и застегнула его булавкой под подбородком. Большущий платок покрывал ее всю с головы до ног, даже рук из-под него не было видно, и только лицо оставалось открытым.

На дворе так ярко светило солнце, что стало больно глазам. Лора глубоко вдохнула ледяной воздух и осмотрелась. Под огромным голубым небом расстилалась снежно-белая прерия. Сильный ветер не раздувал снег, а гнал его волнами по земле.

Мороз обжигал Лоре щеки, в носу и в груди закололо, дыхание клубами пара вырывалось изо рта. Она закрыла рот платком, и края платка сразу заиндевели.

Обогнув конюшню, Лора увидела папу и чужих волов и в изумлении застыла.

На солнце возле стогов сена стояли три вола – рыжий, пятнистый и еще один, очень тощий и черный. Они не шевелились, а их огромные, жутко распухшие белые головы словно приросли к земле.

– Папа! – воскликнула Лора. – Что это?!

Он знаком показал ей, чтобы она не сходила с места, а сам по глубокому снегу направился к несчастным животным.

Они были совсем не похожи на настоящих волов. Они стояли так неподвижно, что на них было страшно смотреть. На их спинах и бедрах торчали угловатые кости. Окаменевшие ноги упирались в землю. А там, где полагалось быть головам, в глубокий снег словно вросли какие-то огромные распухшие комья.

Волосы у Лоры встали дыбом, по спине пробежала дрожь, на широко раскрытые глаза от яркого солнца и ветра навернулись слезы и холодными струйками потекли по щекам. Папа, медленно двигаясь навстречу ветру, подошел к волам. Ни один из них не шевельнулся.

Папа постоял, поглядел на животных, потом нагнулся и что-то с ними сделал. Лора услышала рев и увидела, как спина рыжего вола дернулась, вол подпрыгнул и, мыча, неуклюже отбежал в сторону. Голова у него была самая что ни на есть обыкновенная – с глазами и с носом, а из разинутой пасти с ревом вырывались клубы пара.

Папа по очереди сделал то же самое с двумя другими волами, и они, дико мыча, ринулись вслед за первым.

Вскоре все трое перестали реветь и ушли, увязая в глубоком пушистом снегу.

Папа велел Лоре идти домой, а сам остался проверить, в порядке ли стога.

– Почему так долго, Лора? Волы развалили сено? – спросила мама.

– Нет, – отвечала Лора. – Они... у них головы примерзли к земле...

– Быть этого не может! – воскликнула мама.

– Опять тебе что-то примерещилось, – сказала Мэри, сидя возле печки и продолжая вязать. – Как это воловьи головы могли примерзнуть к земле? От твоей бессмысленной болтовни иногда просто страшно делается.

– Не веришь – спроси у папы! – отрезала Лора и принялась подметать комнату. Она не могла объяснить ни маме, ни Мэри, что она чувствует. Ей казалось, будто глухой ветреной ночью тишина, объявшая всю прерию, каким-то образом захватила в плен этих волов.

– Что случилось с волами, Чарльз? – поинтересовалась мама, когда папа вернулся в хижину.

– У них примерзли к земле морды, – сказал папа. – Их дыхание превращалось в пар, стало намерзать над глазами, нос постепенно покрывался ледяной коркой, и в конце концов они перестали видеть и почти не могли дышать.

Лора застыла с метлой в руках.

– Папа! Их собственное дыхание? Оно их могло задушить? – в ужасе вскричала она.

– С ними теперь все в порядке, Лора, – успокоил ее папа. – Я снял у них с голов лед. Они теперь могут дышать, и, наверное, уже где-нибудь укрылись от холода.

Кэрри широко раскрыла глаза. Мама тоже испуганно посмотрела на папу.

– Ладно, Лора, подметай спокойно. А ты, Чарльз, поскорее раздевайся. Тебе надо согреться.

– Сейчас я вам что-то покажу, – сказал папа, осторожно вынимая руку из кармана. – Посмотрите, девочки, что я нашел в одном стогу.

Он медленно раскрыл руку. На ладони у него сидела маленькая птичка. Папа осторожно посадил ее в руки Мэри.

– Ой! Она стоит на лапках! – воскликнула Мэри и легонько прикоснулась к птичке кончиками пальцев.

– Ой, папа, что это такое? – в восторге вскричала Кэрри и едва успела схватить за руки Грейс. – Не трогай!

Птичка была очень маленькая, но точь-в-точь такая же, как большая гагарка в папиной зеленой книжке "Чудеса животного мира". С такой же белой грудкой, черной спинкой, с такими же черными крыльями, короткими ножками и большими перепончатыми лапками. На этих коротких ножках она стояла прямо, словно крошечный человечек в черном сюртуке, в черных брюках и в белой манишке, а ее маленькие черные крылья спускались по бокам словно руки.

– Я такого еще никогда не видел. Она, наверно, устала от ветра, упала на стог, а потом от холода спряталась в сено.

– Это большая гагарка, только она еще маленькая, – объявила Лора.

– Нет, это не птенчик, а взрослая птица, – возразила мама. – Посмотри, какие у нее перья.

– Не знаю, что это за птица, но она наверняка взрослая, – согласился папа.

Птичка стояла на мягкой ладони Мэри и ясными черными глазенками смотрела на всех.

– Она никогда не видела людей, – сказал папа.

– Откуда ты знаешь? – спросила Мэри.

– Потому что она нас не боится, – отвечал он.

– Папа, можно мы оставим ее себе? Можно, мама? – взмолилась Кэрри.

– Там видно будет, – отозвался папа.

Мэри ощупывала птичку кончиками пальцев, а Лора рассказывала, какая у нее белая грудка, черная спинка, черный хвостик и черные-пречерные крылышки. Потом птичку разрешили потрогать Грейс.

Маленькая гагарка сидела тихо, не сводя с людей черных глаз. Папа поставил ее на пол. Она прошла несколько шагов, потом проехалась перепончатыми лапками по доскам и слегка похлопала крылышками.

– Она далеко не уйдет, – успокоил девочек папа. – Это водяная птица. Она взлетает с воды и перепончатыми лапками набирает скорость.

Наконец птичку посадили в ящик, стоящий в углу. Она продолжала поглядывать на людей ясными черными глазками, а девочки сидели и гадали, чем бы ее накормить.

– Не нравится мне эта буря, – заметил папа, прислушиваясь.

– Да что ты, Чарльз, это же обыкновенная метель. Скоро настанет теплая погода. Уже немножко потеплело, – успокоила его мама.

Мэри снова взялась за вязание, а Лора продолжала подметать. Папа стоял у окна. Вскоре Кэрри увела Грейс от птички, и они тоже выглянули в окно.

– Ой, смотрите! Зайцы! – воскликнула Кэрри.

Вокруг конюшни скакало множество зайцев.

– Эти негодники во время вьюги пожирали наше сено! Надо бы взять ружье и раздобыть зайчатины на обед, – сказал папа. Однако от окна он не отошел и к ружью не прикоснулся.

– Не трогай их, папа! – взмолилась Лора. – Им, наверно, некуда было спрятаться.

Папа посмотрел на маму, а мама улыбнулась:

– Мы ведь не голодны, Чарльз, а буря уже кончилась, и теперь все будет хорошо.

– Ну ладно, сена и на зайцев хватит!

Папа взял ведро и пошел за водой. Из открывшейся двери пахнуло холодом, но у южной стены дома снег уже начал подтаивать.