Текст книги "Золушка и Мафиози (ЛП)"
Автор книги: Лола Беллучи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
Я делаю шаг вперед, зажав ее тело между мной и опорной стеной, и, крепко ухватившись руками за ее бедра, начинаю жестко трахать ее, двигая ее вверх и вниз на своем валу, мои губы поглощают ее губы и заглатывают каждый ее крик и стон, пока ничего, кроме них и удовольствия от обладания ее телом, не проникает сквозь мои барьеры.
Наша опорная стена вибрирует, реагируя на удары тонущего несчастного. Это единственный остаток его присутствия, когда женщина в моих объятиях стирает и заглушает мир вокруг нас, не оставляя места ни для чего-то другого.
Рафаэла кончает толчками, которые кажутся бесконечными, но я отказываюсь следовать за ней, не раньше, чем она подарит мне еще хотя бы один оргазм.
Я качусь на ее бедрах, меняя угол проникновения и получая в награду ее хныканье. Ее ногти впиваются в мою шею, погружаясь внутрь и царапая плоть, давая мне больше, чем я хотел, и все равно недостаточно.
Я просовываю руку между нами, нащупываю набухший клитор Рафаэлы и тру его. Она прижимается головой к стеклу, отрывая свой рот от моего, а ее тело выходит из-под контроля, выгибаясь и сотрясаясь еще сильнее.
– Тициано! – Выкрикивает она мое имя в экстазе и взрывается во второй раз, ее киска брызжет на мой член, смачивая мои брюки, бак и пол, истекая восхитительной струей, и я кончаю.
Я кончаю, извергаясь в ее киску, моя жидкость смешивается с ее, и я не прекращаю толчки, пока последняя капля спермы не оказывается внутри Рафаэлы. И мысль о том, что куколка – это мой конец, еще никогда не казалась такой верной.
63
РАФАЭЛА КАТАНЕО
– Двигатель V8 biturbo, 720 лошадиных сил, и она может разогнаться от 0 до 100 км/ч всего за 2,9 секунды, – говорю я, глядя на характеристики на своем мобильном телефоне и стараясь сохранить голос как можно более нейтральным, чтобы не выдать себя никакими намеками.
Тициано, сидящий на другом конце дивана со скрещенными ногами и уверенной улыбкой, даже не моргает, прежде чем ответить.
– McLaren 720S, – отвечает он, как будто это самая очевидная вещь в мире. И для него, вероятно, так оно и есть.
Я испускаю драматический вздох, мысленно засчитывая ему еще одно очко. Мы играем уже почти час, а он до сих пор не пропустил ни одной машины. Что, честно говоря, неудивительно, учитывая его одержимость машинами, но я все же надеялась застать его врасплох хотя бы раз.
– Ладно, ладно, ты молодец, – признаю я, бросая на него косой взгляд, пока пытаюсь найти более сложную машину в своем списке.
Я прокручиваю вниз сайт, который нашла в google, со списком 200 самых роскошных спортивных автомобилей в мире.
– Посмотрим, знаешь ли ты это. Итальянский дизайн, автомобиль известен как Бык из Сант-Агата-Болоньезе.
Он наклоняет голову, его надменная улыбка расширяется.
– Ты все слишком упрощаешь, куколка. Ламборджини Авентадор.
– Как такое возможно? Здесь могло быть как минимум пять разных ответов! – Я возмущаюсь, а Тициано пожимает плечами.
– Ты должна просто объявить меня чемпионом и прийти наградить меня, понимаешь? – Предлагает он, подмигивая мне, и я фыркаю.
Ни за что! Я никак не могу дать ему абсолютно выиграть, он должен ошибиться хотя бы раз.
Если я начну искать концепт-кары или прототипы, смогу ли я стереть улыбку с его лица?
В мгновение ока домашняя обстановка сильно поражает меня. Сегодня воскресенье, мы лежим на диване в повседневной одежде, болтаем и играем в глупую игру, и это уже не в первый раз. За последний месяц Тициано перестал работать по воскресеньям, и эти дни стали для меня своеобразным сокровищем, когда мир за окном кажется далеким и размытым, а компания моего мужа заключает нас в пузырь, который я с каждым днем все неохотнее покидаю.
В тот день, когда он в последний раз отвел меня в башню, между нами изменилось что-то первозданное, и даже спустя несколько недель я все еще не знаю, как относиться к этой перемене, что думать о ней. Я не знаю, хочу ли я думать об этом. Правда в том, что я убегаю от этих мыслей, как дьявол убегает от креста.
Дело не только в том, что Тициано заботится о том, чтобы быть рядом, а во всем. То, как он смотрит на меня, то, как он себя ведет, то, как он постоянно заставляет меня чувствовать себя важной. То, как он целует меня, как прикасается ко мне. То, как он вдыхает мой запах, как будто его легкие нуждаются в нем больше, чем в кислороде.
Страх, что все это лишь фантазия в моей голове, придуманная версия моих собственных желаний, а не реальность, не дает мне уснуть уже больше часов, чем я хотела бы признать.
– Ладно, ты, невыносимый засранец, – говорю я, закрывая приложение поиска на своем мобильном телефоне и поворачиваясь к нему лицом, скрещивая руки. – Еще три! – Бросаю я вызов.
И Тициано складывает губы, молча говоря мне, чтобы я старалась еще больше. Я оставляю сайт открытым и открываю другой, сосредоточившись на автомобилях 2000-х годов и надеясь, что это немного усложнит жизнь засранцу, которого я называю своим мужем.
– Шестицилиндровый боксерский двигатель, 420 лошадиных сил и задний спойлер, который автоматически регулируется для увеличения аэродинамического давления, – говорю я и смотрю на него сузившимися глазами.
– Porsche 911 Turbo, – не моргнув глазом, отвечает он, и в его голосе нет ни намека на сомнение. Черт! Как будто у него в голове целый каталог машин.
– 6,5-литровый V12, 770 лошадиных сил, способный разогнаться с 0 до 100 км/ч за 2,8 секунды. О, и он был снят с производства в 2017 году.
Я прижимаю руку ко лбу, как только заканчиваю говорить:
– Черт возьми! Последняя подсказка была совершенно лишней. – Тициано смеется, зная это.
– Lamborghini Centenario. Ты уверена, что не хочешь попробовать еще раз?
– Нет. Я все равно уже проиграла, но серьезно! Как? – Спрашиваю я, наклоняя голову.
– Дело не в машинах, куколка. Дело в тебе. Очень легко догадаться, какие машины ты бы сама выбрала.
– Это невозможно, – усмехаюсь я, и он поднимает бровь, а я фыркаю.
Неужели он уже настолько хорошо меня знает? Я пугаюсь вопроса и смотрю на свой мобильный телефон, но на экране автомобильного сайта появляется всплывающее окно с рекламой, которую я не могу заставить себя закрыть.
– Почему ты смотришь на экран мобильного телефона так, будто хочешь его облизать? Ты сфотографировала меня голым, когда я отвлекся?
– Нет, высокомерный засранец! К твоему сведению, я смотрю на кое-что гораздо более горячее, чем ты.
Нелепо быстрым движением Тициано растягивается на диване и прижимается своим телом к моему. Я вскрикиваю, протягиваю руку, чтобы он не достал мобильный телефон, и смеюсь, когда его руки касаются внутренней стороны моих локтей, непроизвольно щекоча меня.
– Для того, кто хвастался, что так хорошо меня знает, тебе потребовалось много времени, чтобы понять, что я боюсь щекотки, – поддразниваю я, когда глаза Тициано удивленно блестят.
Но мне хватает секунды, чтобы понять, что это был глупый выбор слов. Очень, очень глупый.
Голубые радужки темнеют, принимая вызов, который я не обдумала, прежде чем бросить, и в следующее мгновение руки Тициано оказываются в самых нужных местах, заставляя меня извиваться, кричать и смеяться до боли в горле и слез, стекающих по уголкам глаз.
– Я сдаюсь! – Кричу я. – Я сдаюсь!
Его руки перестают держать меня за талию, и я, задыхаясь, смотрю на него.
– На что ты смотрела? – Спрашивает он, потому что ясно: хотя он знает, что я не стану протестовать, если он сейчас возьмет у меня из рук мобильный телефон и сам все увидит, этот конкурентоспособный ублюдок не согласится ни на что меньшее, чем полная капитуляция. Я прикусываю губу, откладывая ответ. – Не испытывай меня, Рафаэла. Я могу мучить тебя гораздо хуже, чем щекотка.
Стыдливый стон вырывается из моего горла. Но в мою защиту скажу, что он у меня между ног!
Тициано смеется и целует меня в подбородок.
– Я жду...
– На сладости – признаюсь я. – Реклама Maison Gâteau, французской кондитерской, которую я всегда хотела посетить. Она появилась на автомобильном сайте. На этой неделе я просматривала их Instagram, так что, возможно, именно поэтому.
Мои слова все еще выходят немного запыхавшимися, и Тициано щелкает языком, но прежде, чем я успеваю ответить, звонит его мобильный телефон. Он лезет в карман шорт и берет его, не отрываясь от моих ног.
– Да? – Я не слышу, что говорит человек на другом конце линии, но вижу, как с каждым словом морщины на лице Тициано меняются, пока его лицо не искажается в напряженном выражении отвращения.
– Я буду через десять минут, – говорит он, прежде чем повесить трубку, и я не могу сдержать разочарование в груди.
– Мне придется уехать, – говорит он с таким же разочарованием, как и я, и я качаю головой в знак согласия. – Я вернусь, как только смогу.
Я снова киваю, и Тициано вздыхает. Его губы встречаются с моими, и я обхватываю его за шею, пока он целует меня медленно и восхитительно, оставляя меня мягкой и теплой ватой в считанные секунды. Я хнычу, когда он встает.
– Обещаю, мы закончим это, когда я вернусь, – шепчет он мне на ухо, прежде чем исчезнуть в коридоре, вероятно, чтобы переодеться.
Я лежу на диване, глаза закрыты, в голове хаос. Тициано возвращается, целует меня в лоб и прощается. Я смотрю, как он спускается по лестнице, и кривлю губы из стороны в сторону. Я думаю о том, чтобы позвонить Габриэлле, но не знаю, ушел ли Дон, и в конце концов решаю, что мне все равно не нужна компания. Через несколько минут я встаю, иду в гостиную, которую использовала в качестве кабинета, и включаю ноутбук. Я открываю видео-платформу, которую указал учитель французского.
С компьютером и блокнотом, чтобы делать заметки, я позволяю времени идти, пока я поглощена "Ui's" и "Mercys".
Спустя несколько часов Анализа прерывает меня, входя в комнату с огромной светло-голубой коробкой в руках.
– Мадам?
– А?
– Это только что прибыло от Тициано.
Я хмурюсь, но машу рукой, прося ее передать. Когда она подходит и я читаю два слова, напечатанные на коробке, мои глаза расширяются от недоверия, а сердце бешено колотится.
– Спасибо, Анализа, – отстраняю ее, и экономка как можно быстрее покидает комнату. Даже спустя несколько месяцев она все еще ведет себя застенчиво.
Я прикусываю губу, глядя на коробку и чувствуя себя нелепо из-за того, что боюсь открыть ее. Он ведь не стал бы этого делать, правда?
Тициано должен был быть ненавистным, мужем, который ведет себя на грани допустимого. Такова была его роль, а не роль заботливого мужа, который занимается подобными вещами.
Я снова прочитала название, выбитое на розовой коробке: "Maison Gâteau".
Я развязываю черный бант, обвивающий коробку, и открываю прикрепленную к ней открытку.
«В следующий раз, когда ты съешь одно из них, я буду рядом».
Не может быть, чтобы он послал кого-то во Францию только ради этого. Нет? Я открываю коробку и понимаю, что да, именно так он и поступил. На меня смотрят три ряда различных сладостей, каждая из которых выглядит вкуснее предыдущей. Но ничто не сравнится с тем чувством, которое обнимает и согревает мою грудь так, как, я знаю, не должно быть. Я не могу его чувствовать, не могу.
– Черт возьми, Тициано!
64
РАФАЭЛА КАТАНЕО
– Я влюбилась! Я никогда в жизни не видела ничего настолько красивого! – Восклицаю я, обследуя каждый сантиметр мотоцикла, который только что прибыл в гараж Тициано.
Он пришел домой в середине дня, сказав, что должен мне что-то показать, и когда он сказал мне надеть джинсы и кроссовки, прежде чем мы спустимся в гараж, я точно знала, что это новая вещь – машина. Может быть, даже mini cooper для наших уроков вождения, потому что именно так глупо пошутил бы мой муж. Я практически слышала, как он говорит: "Хочу посмотреть, как ты теперь будешь оправдываться за то, что заехала на бордюр". Но вместо этого я наткнулась на новый мотоцикл. Да, у Тициано их несколько, но это скорее для коллекции, чем для удовольствия.
Его настоящий порок – автомобили. Определенно, если бы я могла выбирать игрушки для взрослых, я бы начала с мотоциклов. Потом ножи.
Я практически пускаю слюни на металлическое произведение искусства, а Тициано наблюдает за мной, изогнув бровь. Он скрещивает руки перед грудью.
– Надеюсь, ты не включаешь меня в этот список.
Я смеюсь, на мгновение оторвав взгляд от мотоцикла.
– Конечно, о чудесный муж, – насмехаюсь я. – У тебя своя категория.
– В которой я единственный участник?
– Никакой конкуренции, Тициано? И что в этом веселого?
Он одаривает меня опасной улыбкой.
– Убить любого, кто посмеет соперничать со мной за твое внимание.
Я закатываю глаза, но не могу не улыбнуться, потому что мы оба знаем, что он говорит серьезно. Я качаю головой и снова поворачиваюсь лицом к мотоциклу, моя рука скользит по нему, восхищаясь яркими оранжевыми и черными деталями.
– Это Ducati Panigale V4, – говорит Тициано, подходя ближе. – Двигатель V4 мощностью 214 лошадиных сил, способный разгоняться до 300 километров в час. А этот цвет – специальная, эксклюзивная серия.
Я впитываю каждое слово, каждую цифру, впечатленная. Сочетание завораживает.
– И как мне убедить тебя подарить мне такой же? – Спрашиваю я, полушутя, полусерьезно. Во взгляде, которым я смотрю на Тициано, смешивается множество чувств.
Я хочу, чтобы он видел мое волнение. И чтобы он почувствовал вызов. Когда речь идет о моем муже, вызов ему всегда помогает.
Тициано лезет в карман и достает ключ от мотоцикла, зажав кольцо с ключом между указательным и большим пальцами, а затем протягивает его мне. Мои глаза расширяются, а мышцы лица напрягаются.
– Это для тебя, куколка. Твоя собственная игрушка.
Я перевожу взгляд с ключей на мотоцикл, и сердце вдруг бешено колотится. Улыбка размером с весь мир вырастает на моих губах, и я прыгаю к Тициано на руки. Он обнимает меня так, словно его руки – это мое место, и смеется. Я покрываю его лицо поцелуями, обвивая руками его шею, а талию ногами.
– Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо... – говорю я с каждым поцелуем. – Ты научишь меня летать!
– Ты закончила благодарить меня? Потому что это прозвучало как требование. – Говорит он.
Я прижимаюсь ртом к его уху.
– Я поблагодарю тебя еще, как ты захочешь, позже. Но обещаешь ли ты научить меня летать?
Он смеется, и этот звук разносится по гаражу и согревает что-то внутри меня.
– Я обещаю, куколка.
Его зубы сомкнулись на моей нижней губе, дразняще потянув ее. Его руки лежат на моей попке, не обращая внимания на движение персонала и солдат вокруг нас. Я тоже не возражаю. Что такое маленький поцелуй для того, кто кричал и стонал так, что слышал весь особняк?
– Я хочу показать тебе кое-что еще, – говорит он, прижимаясь своими губами к моим.
– Еще один сюрприз или что-то, что я уже видела и что мне действительно нравится?
Улыбка на моем лице столь же интригующая, как и мои слова, и Тициано хрипло смеется.
– Еще один сюрприз.
– Ты очень удивляешь в последнее время.
Он пожимает плечами.
– Что скажешь, если мы окрестим твою новую игрушку?
Я прижимаюсь губами к его губам.
– Я никогда не ездила на мотоцикле, – говорю я, и Тициано слегка наклоняет голову, наблюдая за мной, как будто он заинтригован.
– Мне нравится владеть всеми твоими первыми разами, Рафаэла, – шепчет он, и я качаю головой вверх-вниз, потому что мне тоже нравится дарить их ему.
Я спускаю ноги и ступаю на пол. Тициано отпускает меня и идет к стенду, где выставлены шлемы, и только когда он подходит, я понимаю, что там тоже есть что-то новое.
Он возвращается и протягивает мне черный шлем с буквой "Р" на боку, от которого у меня загораются глаза, и я прыгаю, как ребенок, которому только что подарили пакет, полный сладостей.
Тициано смеется и помогает мне надеть его, спрятав мои волосы внутрь и подняв козырек. Затем он забирается на мотоцикл и протягивает руку, чтобы помочь мне сделать то же самое.
Я сажусь позади него, пристраиваюсь на сиденье и обхватываю его бедрами. Я просовываю руки под его руки, крепко прижимаясь к нему, и благодаря высоте спинки сиденья могу упереться подбородком в его плечо.
От волнения сердце колотится в горле, и я глубоко вдыхаю аромат Тициано.
– Ты готова? – Спрашивает он, заводя мотоцикл.
– Я готова.
И, словно он только и ждал моего подтверждения, Тициано поднимает мотоцикл с пола и разгоняется. Ворота гаража уже открыты, и мы вылетаем на мощеные улочки Кантины на скорости, которая явно неуместна, но я могу только смеяться.
Чувство свободы возникает сразу, оно переполняет меня, волна чистого адреналина захлестывает меня, пока Тициано ведет мотоцикл по улицам. Каждый поворот, каждое ускорение, это как полет, но без отрыва от земли.
Мое тело прижалось к телу Тициано, подстраиваясь под его ритм, как будто мы были единым целым, доминирующим над мощной машиной. Ветер хлещет по шлему, этот звук смешивается с глубоким гулом двигателя Ducati и шумом крови в ушах.
Под нами проносятся мощеные улицы, разноцветные дома и магазины, все кажется далеким и в то же время невероятно живым. Мы проезжаем через ворота винодельни, и я теснее прижимаясь к Тициано, а мой смех смешивается с ветром.
Мотоцикл заносит на поворотах, и нет слов, чтобы описать то, что я чувствую, – это смесь волнения, страха, удивления, намека на неповиновение и того, что я меньше всего ожидала почувствовать, когда несколько месяцев назад сказала "да" у алтаря: счастье.
– Я понимаю, что, возможно, только что открыла для себя вид спорта, который мне действительно нравится, но я определенно не хочу становиться прыгуном со скалы.
В начале фразы мой голос звучит немного приглушенно, но после того, как я снимаю шлем и прислоняю его к сиденью, на котором сижу, все становится предельно ясно. Я смеюсь над Тициано, который фыркает на меня.
– Смотри вокруг внимательнее, куколка. Утес – не единственное, что здесь есть.
Сдерживая улыбку, я делаю то, что он говорит. Сейчас поздний вечер, и солнце уже начало опускаться на небо. Пейзаж здесь прекрасен и удивителен, когда мне удается перестать им любоваться я замечаю дом в нескольких метрах от края обрыва, куда он нас привел.
Не дом, а большой особняк. Нелепо, что я не видела его раньше, ведь он просто огромен. Теперь понятно, почему мы прошли через ворота. Я удивлялась, зачем кому-то понадобилось приватизировать скалу.
Трехэтажное здание с розовыми стенами, белыми колоннами и мраморными лестницами величественно возвышается над обрывом. Со стороны моря, должно быть, открывается потрясающее зрелище.
– Ух ты! По крайней мере, теперь я знаю, что ты привез меня сюда не для того, чтобы убить, у нас есть свидетели. Хотя... Подожди... Там ведь есть люди, верно?
Тициано закатывает глаза на мою позорную шутку и лезет в карман, доставая брелок с несколькими ключами. Улыбка на моем лице исчезает, и я моргаю, наклоняя голову, пока мой мозг кричит мне: что, черт возьми, это значит?
Мой рот хочет выдать очередную шутку, но в моей груди бушует море хаоса, гораздо более жестокое, чем то, что находится под нами.
Почему Тициано привел меня в дом, расположенный вдали от поместья, и держит в руках связку ключей? Он меня отсылает? Зачем ему отсылать меня?
Счастью, захлестнувшему мою грудь, не хватает всего секунды, чтобы рухнуть. Я делаю шаг назад, моргая и хмурясь.
Неужели это наконец произошло? Неужели с него хватит?
Я отворачиваю лицо и плотно закрываю глаза. Я знала, что развод никогда не будет вариантом. В Саграде не разводятся, но...
– Почему у тебя такой отчаянный вид? – Его голос прорезает воздух, разрушая барьер, который мои сомнения воздвигли между нами.
– Потому что я не знаю, что это значит, а варианты, которые мне приходят в голову, не слишком хороши, – признаюсь я, глядя на него, не пытаясь скрыть от глаз снедающую меня неуверенность.
Тициано отпускает шлем, который все еще держит в руках, и одним движением практически склеивает наши тела.
– Только не говори мне, что даже после всех этих месяцев ты до сих пор не поняла, что ничто, куколка, ни на небе, ни на земле, ни в аду не сможет удержать меня от тебя?
Нечестивое обещание наполняет мои легкие воздухом, и я выдыхаю с облегчением. Тициано запускает пальцы в мои распущенные волосы, колышущиеся на ветру, и поворачивает мою голову, пока мои глаза снова не оказываются на доме рядом с нами.
– Этот дом для тебя. Твой дом. Не мой, не наш. Твой. Ты можешь делать с ним все, что захочешь.
– Ты хочешь сказать, что мы переезжаем? – Спрашиваю я, поворачиваясь к нему лицом.
– Нет. Видимо, моя мама решила вести себя прилично после моего последнего разговора с ней.
– Ты разговаривал с мамой?
– Это один из вариантов ответа.
Я покачала головой. Это объясняет странные попытки Анны сблизиться за последние несколько недель.
– Ты мог бы предупредить меня раньше, я подумала, что она сменила тактику и пытается завоевать мое доверие, чтобы отравить меня.
Тициано откидывает голову назад, громко смеясь.
– Честно говоря, на твоем месте я бы не стал этого исключать.
– Спасибо. Теперь я чувствую себя в большей безопасности.
Он смеется еще сильнее и проводит кончиком носа по моему. Я таю, хватаюсь за лацканы его костюма и встаю на цыпочки, чтобы сблизить наши губы.
– Что это значит, Тициано? Почему ты это делаешь, почему... Почему ты подарил мне дом? – Я спрашиваю напрямую, мой голос – шепот, полный тысячи эмоций, когда я больше не могу выносить игру, в которую играю уже несколько недель: угадывание.
Рука, запутавшаяся в моих волосах, подается вперед, а большой палец Тициано проводит по моей щеке.
– Потому что я обнаружил, куколка, что мне действительно нравится делать тебя счастливой.
Простота и глубина его ответа поразили меня сильнее, чем я ожидала. Я ненадолго закрываю глаза, позволяя себе ощутить тяжесть этих слов, а когда открываю их снова, красота дома обретает новый смысл. У меня перехватывает дыхание не только от совершенства линий или великолепия места, но и от уверенности в том, что я не одинока в этом, что бы это ни было.
Я открываю глаза, отпускаю костюм Тициано и беру его за руку. Я тяну его к дому, и мир словно медленно вращается, пока я делаю один шаг за другим, каждый миг растягиваясь от нарастающего недоумения.
Дойдя до боковой лестницы, я обнаруживаю, что особняк повторяет уровень скалы. Спустившись по ступеням, я оказываюсь на передней террасе, обращенной к горизонту.
Это трудно переварить: грандиозность архитектуры, игра солнечного света с колоннами, просторы океана, простирающегося до самого горизонта. Я смеюсь, и этот звук уносит ветер – чистое выражение моего душевного состояния.
Солнце продолжает опускаться, окрашивая небо во все более яркие цвета, оранжевый и розовый, словно вены, расползаются по безбрежности. От эмоций у меня запершило в горле, глаза горят, и я качаю головой из стороны в сторону.
– Ты подарил мне дом, – говорю я, поворачиваясь к Тициано.
– Да.
Его взгляд необъятен, даже глубже, чем море под нами.
А что, если я хочу, чтобы ты стал моим домом, Тициано? Ты бы хотел?
– Ты уверен, что не боишься, что я брошусь туда? – Я дразнюсь, вместо того чтобы высказать свои мысли. Он высокомерно улыбается.
– Ты бы не хотела потерять все это, – уверяет он, делая жест в сторону себя. Я смеюсь, закатывая глаза.
– Нет. Действительно не хотела бы. – Я провожу руками по его груди, пока они не касаются его шеи. Тишину вокруг нас нарушает только ветер и волны, разбивающиеся о скалы.
Когда это случилось? В какой момент потеря Тициано стала таким жутким страхом, что я перестала дышать?
Он наклоняется ко мне, приближает свой рот к моему уху, и его следующие слова звучат как шепот:
– Но на всякий случай я позаботился о том, чтобы это падение не было смертельным. Хочешь проверить?
Я смеюсь еще сильнее, и когда он снова выравнивает наши лица, его ладонь скользит по моей челюсти, пока его пальцы снова не оказываются между моими волосами.
– Прежде чем ты продемонстрируешь падение, я хочу продемонстрировать кое-что еще.
Я целую его.
Мой язык обволакивает его в интенсивной ласке, которая одновременно спокойная и отчаянная, срочная и естественная, физическая и такая же наша, как и все предыдущие поцелуи.
Наша…, но как ни один из предыдущих поцелуев.
Я стону ему в рот, притягивая его к себе и прижимаясь всем телом к его телу, чувствуя, что, хотя мы и близки, этой близости все равно недостаточно. Я хочу большего, мне нужно больше.
Я стягиваю с его плеч куртку, а мои пальцы расстегивают пряжки его кобуры, как будто участвуют в каком-то сумасшедшем марафоне. Тициано проводит губами по моему подбородку, шее, его руки спутывают ткань моей блузки, пока она не сминается между его пальцами, и нам приходится разжать рты, чтобы она могла составить компанию его куртке на лужайке.
Его рубашка, мой бюстгальтер, нарукавники, мои туфли, его брюки, его туфли, мои брюки, его трусы-боксеры, мои стринги и все оружие, которое еще оставалось на его теле, – все снимается и валится на землю, пока мы не остаемся совершенно голыми, и я оказываюсь на нем сверху, ощущая, как прохладный океанский бриз ласкает мою кожу не меньше, чем руки Тициано.
Сидя спиной к горизонту, я прижимаю его твердый член к своему входу и скольжу вниз, его длина легко входит в меня, а я полностью поглощена удовольствием и осознанием того, что в какой-то момент этот мужчина стал моим горизонтом.
Его глаза встречаются с моими, между нами вибрирует невысказанное обещание. Не его слова, сказанные шепотом, не мотоцикл и не великолепный дом, который он мне подарил, заставили мое сердце забиться.
Это был он, только он.
И именно в этот момент я поняла, что больше не могу отрицать это.
Я больше не могу притворяться, что не знаю названия чувству, которое заставляет мою грудь танцевать каждый раз, когда Тициано входит в комнату, улыбается мне, прикасается ко мне или я просто думаю о нем.
Я подаю бедра вниз, наблюдая, как мои сомнения превращаются в уверенность с каждым разом, когда он полностью заполняет меня, с каждым низким стоном, вырывающимся из его горла, с каждым движением его рук по моему телу, ласкающих меня и сводящих с ума.
Мир растворяется, оставляя лишь шум волн, звук наших тел и наши стоны. Солнце заканчивает заливать небо, окутывая нас оранжевым пузырем, а я двигаю бедрами все быстрее и быстрее, поглощенная ощущением недостаточности. Чем больше у меня его, тем больше я хочу.
Я прижимаюсь к его телу, наши рты сталкиваются, и одна его рука ложится мне на шею, а другая перестает играть с моим соском и скользит вниз по бокам, пока крепко не обхватывает мою талию. Затем он вскидывает бедра вверх, встречая мой натиск, проникая глубоко внутрь меня заставляя меня кричать.
Мы теряем себя друг в друге, в слюне, поту, запахе земли и моря. Когда я кончаю, это происходит бурно, гораздо сильнее, чем волны под нами, и это влечет за собой оргазм Тициано. Он кончает, прильнув своим ртом к моему, и я никогда в жизни не чувствовала себя более защищенной и потерянной.
65
ТИЦИАНО КАТАНЕО
– Только не говори мне, что ты расстроилась, что тебя не пригласили на событие года?
Рафаэла оглядывается на меня через плечо и одаривает издевательской улыбкой.
– Очень, очень грустно. Я провела последние два часа в слезах, – уверяет она, берет шоколадку с маленького столика рядом с ванной, откидывает голову на край и закрывает глаза.
Обнаженное тело, погруженное в воду и пену, – это заманчиво, но у меня есть цель, и, к сожалению, она не может ждать.
– Помнишь, ты просила меня о помощи?
Жена вытягивает спину и снова смотрит на меня, улыбка, которую она дарит мне в этот раз, практически горит энтузиазмом.
– Что ты собираешься делать?
– Вообще-то, куколка, мы собираемся. Как только ты вытащишь свою горячую задницу из ванны и оденешься. Разве я не говорил тебе, что все, что нам нужно сделать, это подождать? Так вот. Сегодня тот самый день.
Мне не нужно повторять ей дважды. Рафаэла встает из ванны, не потрудившись прикрыться полотенцем. Она трется своим горячим обнаженным телом о мое лицо и практически выпрыгивает из воды.
– Что мы будем делать? – Спрашивает она, шагая под душ, чтобы ополоснуться.
– Мы сделаем несколько фотографий, а потом ты решишь, что с ними делать.
Рафаэла громко смеется, и когда она смотрит на меня, на ее лице нет ничего, кроме чистого злобного удовлетворения.
Может ли эта женщина быть более совершенной?
– Каков план? Ты припаркуешься, а мы будем просто стоять и смотреть? – Спрашивает она, уже садясь в машину, когда мы уже едем к месту назначения.
– Точно!
– Я чувствую себя немного миссис Смит, понимаешь?
– Хм... Ты снимаешь так же хорошо, как и она, – говорю я ей комплимент, потому что это правда.
Если честно, Рафаэла снимает лучше, чем водит, что делает ее смертоносной в двух разных смыслах. Я паркуюсь, когда мы приезжаем, и не проходит и пяти минут, как она начинает добиваться того, за чем мы приехали.
– Они даже не пытаются это скрыть! – Протестует Рафаэла, наблюдая через окно машины, как мужчины Саграды выходят со шлюхами, висящими у них на руках, с вечеринки, проходящей в особняке в Мессине.
Мужья женщин, которые с таким удовольствием презирают мою жену.
– Фотографии, – напоминаю я ей, и она достает свой мобильный телефон, делая снимки, пока трое из них ждут, пока парковщики подгонят их машины. – И им не нужно ничего скрывать, все их жены на мероприятии, на которое ты не пошла.
– Они, наверное, так счастливы, что все было спланировано до свадьбы и им не придется терпеть меня там... – бормочет она, делая новые снимки. Рафаэла поворачивается ко мне и щелкает языком, покачивая головой из стороны в сторону. – Жаль, что меня не пригласили... К ним.
***
– Эта встреча не может быть для того, чтобы сказать мне, что я собираюсь получить еще один груз бюрократии. Ты опустошил все мусорные баки в Италии, Витторио. Больше некуда девать бумаги.
Я бросаюсь в кресло напротив стола моего брата в его домашнем офисе, и фыркаю, когда уголки его губ искривляет довольная улыбка.
– Приятно знать, что ты ценишь мои старания.
– И они все еще говорят, что я садист в семье.
– Для человека, который так часто жалуется, ты проделал хорошую работу.
– Я всегда отлично справляюсь. Независимо от того, нравится мне то, что я делаю, или нет. – Он не возражает, но и не соглашается. – Почему я здесь?
– Я сегодня разговаривал с Энцо. В Вегасе все оказалось сложнее, чем мы ожидали.
– Только не говори, что меня туда отправляют.
Я вздергиваю бровь.
– Нет, не отправляют, – сухо говорит он. – Я слышал, ты подарил своей жене дом.
– Да, подарил. Это проблема?
– Да, если бы ты собирался отправить ее туда одну, но мы оба знаем, что это не так.
– Правда?
Витторио откинулся в кресле, скрестив пальцы на коленях. Его взгляд пристально изучает меня, словно хочет заглянуть в мою душу, и иногда я почти верю, что он действительно может это сделать.
