Текст книги "Александра Коллонтай — дипломат и куртизанка"

Автор книги: Лнонид Ицелев

«Ну вот, – подумала Александра, вздыхая, – ещё один мой флирт окончился трагически».

Когда из наркомата пришёл приказ о возвращении в Москву, радости Александра почему-то не испытала. Стало вдруг грустно от сознания, что навсегда покидаешь этот яркий тропический карнавал. Она успела полюбить Мексику, вникнуть в её проблемы. Вроде бы и к климату даже стала привыкать.

На прощальной вечеринке, которую ей устроили сотрудники, атмосфера была настолько тёплой, дружеской и непринуждённой, что Александра растрогалась до слёз.

Полпредские дамы приготовили вкуснейшие закуски. Крымские вина, русская водка и мексиканская текила вдохнули в банкетный зал полпредства ауру классовой спаянности и любви.

Где-то к полуночи, когда на смену духоте и удушью столичного вечера пришла наконец прохлада, Пина Покровская взяла гитару и, сделав несколько пробных аккордов, грудным голосом запела:

 
Вечерний звон, вечерний звон,
Как много дум наводит он...
 

Все дружно подхватили:

 
О юных днях в краю родном,
Где я любим, где отчий дом,
И как я, с ним навек простясь,
Там слушал звон в последний раз!
Уже не зреть мне светлых дней
Весны обманчивой моей!
И скольких нет теперь в живых
Тогда весёлых, молодых!
И крепок их могильный сон;
Не слышен им вечерний звон.
 

Секретарь посольства Леон Яковлевич Хайкис, подражая колоколу, низким басом добавил:

 
Бом, бом, бом, бом...
 

Банкетный зал полпредства выходил на улицу Элисео. Капралу Родригесу, нёсшему дежурство в этом квартале, доносившееся из открытого окна пение сразу же показалось подозрительным. Незнакомый язык явно напоминал латынь. Мелодия была похожа на церковный гимн, а по статье 130 конституции 1917 года несанкционированные правительством богослужения были запрещены. Когда же капрал услышал, как какой-то мужчина стал имитировать голосом церковный колокол, он позвонил в участок и доложил, что в доме номер 19 по улице Элисео проходит тайный молебен.

Через несколько минут весь квартал был оцеплен, а религиозное исступление молящихся всё росло.

В два часа ночи Александра вышла из полпредства и направилась к машине, чтобы ехать домой в отель «Дженова». Не успела она открыть дверцу автомобиля, как на неё набросились четверо полицейских и, скрутив руки, потащили к полицейскому фургону.

Перепуганная Александра пыталась им что-то объяснить, но её ломаный испанский вызывал у полицейских ещё большее озлобление.

Когда Александру уже заталкивали в фургон, из здания полпредства на её крики выбежал Хайкис. Предъявив дипломатический паспорт, он убедил руководившего операцией майора отпустить Александру, и сам вместо неё поехал в участок. Там ему пришлось дать письменное объяснение случившегося.

5 июня 1927 года, отдыхая в тени раскидистого банана во дворе полпредства, Александра записала в своём дневнике:

«Сегодня я уезжаю из Мехико. Через две недели буду в Бордо, потом ещё неделя в Париже – и домой! Материк Америка – прощай!»

Могла ли она тогда предполагать, что вернётся сюда через полстолетия, но уже не человеком, а пароходом.

Когда вы читаете эти строки, сапфирные волны Карибского моря бороздит советский банановоз «Александра Коллонтай».

ЭПИЛОГ

Янтарно-гитарные пчёлы

Напевно доили азалии,

Огимнив душисто-весёлый

Свой труд в изумрудной Вассалии.

Шестнадцатиреспубличный Союз,

Опередивший все края вселенной,

Олимп воистину свободных муз,

Пою тебя душою вдохновенной!

По мере того как парижский поезд приближался к советской границе, думы о прошлом постепенно оставляли Александру. Впереди её ждали встречи с близкими, друзьями, товарищами по партии. После мексиканской оторванности не терпелось поскорее обнять Зоечку, Мишу... Милый Хохля теперь уже солидный отец семейства. Его дочери, Жене, исполнилось четырнадцать лет. Совсем, наверное, взрослая барышня стала...

Был ещё один человек, встречи с которым радостно ждала Александра. – Осип Мартынович Бескин, ответственный секретарь «Литературной энциклопедии».

Познакомились они год назад, в её прошлый приезд в Москву, во время хождения по издательствам со вторым сборником беллетристики «Женщина на переломе». Вместе они провели всего несколько часов – сперва в китайском ресторане «Би-Ба-Бо» в Столешниковом переулке, а потом дома у Александры, но часы эти были незабываемы. Более яркой, искрящейся личности встречать ей не приходилось. Неисчерпаемый запас иронии помогал Осипу Мартыновичу здраво воспринимать те расхождения мечты с реальностью, которые так часто доводили Александру до смертельной тоски. Присутствие такого человека рядом гарантировало душевное равновесие.

Дату своего приезда в Москву Александра никому не сообщила. День предстояло начать с приёма у Сталина. Он вызывал её в Кремль для беседы, от исхода которой зависела её дальнейшая судьба. Если она по-прежнему нужна партии, значит, можно будет устроить весёлую встречу друзей и близких... Если же окажется, что она в чём-то перед партией провинилась, – она найдёт способ, как уйти из жизни: второго разлада с партией ей уже не одолеть.

За эти пять лет Сталин почти не изменился. Разве что чуть поседел и сменил чёрную косоворотку на полувоенный френч. Лёгкими быстрыми шагами горца расхаживал он по своему просторному кабинету, то и дело останавливаясь, чтобы, зорко взглянув на Александру, подчеркнуть наиболее важную мысль.

   – Как вы себя теперь чувствуете, товарищ Коллонтай? – спросил он после того, как Александра обрисовала политическую ситуацию в Мексике.

   – Спасибо, товарищ Сталин. Сейчас всё нормально. Поначалу действительно было трудно в том климате, но потом привыкла и, честно говоря, даже жалела, что просила отозвать меня из Мексики.

   – Ну слава Богу, а то я уже беспокоился. Ведь за последние два года из наших рядов ушли лучшие бойцы ленинской гвардии: Дзержинский, Фрунзе, Красин...

   – Это же естественно, товарищ Сталин. Наше поколение заложило фундамент социализма, а строить его должны наши дети. Мы же можем только всё напортить. У молодых больше сил, они трезвее смотрят на мир, а главное – их души не затронуты гуманистической плесенью XIX века. Не все из нас могут себе в этом признаться, но эта гнильца разъела души моего поколения.

   – Интересная точка зрения. – Сталин был явно доволен её словами. – Выходит, так именно и нужно, чтобы старые товарищи легко и просто спускались в могилу?

   – Да, товарищ Сталин. Надо уступить дорогу молодым. Борьба оппозиции против вас – на самом деле попытка представителей моего поколения вопреки законам истории сохранить свои позиции. Если нам, шестидесятилетним, партия всё ещё доверяет ответственные участки хозяйственного и дипломатического фронта, значит, нужно с благодарностью принимать подарки судьбы, а не сопротивляться воле истории.

   – Интересное дело получается, товарищ Коллонтай. Находясь в другой части света, вы сумели лучше разобраться в наших делах, чем кое-кто из живущих в Москве и не видящих дальше своего собственного крючковатого носа.

Сталин подошёл к Александре и пожал ей руку:

   – Я рад, что вы поправились, но всё-таки отдохните ещё немного в Москве. Отпразднуете вместе со всем советским народом десятилетие Октября, а потом вернётесь к дипломатической деятельности. Опять поедете в свою любимую Норвегию.

   – Спасибо, товарищ Сталин, большое спасибо, но... я бы ещё хотела...

   – Если у вас есть какие-то вопросы ко мне, пожалуйста.

   – Видите ли, я хотела бы отдать в партархив некоторые письма Ленина, сохранившиеся у меня. Например, вот это.

   – Так, так. Письмо из Цюриха от 17 февраля 1917 года. Очень интересно... Ай да Ильич, ай да молодец! Посмотрите, что он пишет: «Этакая свинья этот Троцкий...» Ленин этого местечкового клоуна ещё тогда распознал... Ну спасибо, товарищ Коллонтай, это письмо нам очень пригодится.

   – И ещё маленькая просьба, товарищ Сталин. К десятилетию Октября редакция «Правды» попросила меня опубликовать небольшой отрывок из воспоминаний... Поскольку вы моложе меня и память у вас покрепче, просмотрите, пожалуйста, эту заметку. Правильно ли я всё вспомнила?

   – Заметки я уже десять лет не редактировал, – улыбнулся Сталин, – но, раз уже вы просите меня помочь, по старой партийной дружбе не могу отказать.

   – Спасибо, товарищ Сталин. Заметка короткая. Я сама вам её прочитаю: «Историческое заседание 10 (23) октября! Кто не знает его? Заседание страстное, напряжённое. На нём решается судьба пролетарской революции, судьба трудового человечества. В повестке дня вопрос о вооружённом восстании. Ленин ставит вопрос ребром: надо принять решение о курсе на «В. В.», как мы тогда говорили для краткости, то есть уже о практической подготовке восстания.

Сообщения товарищей о господствующих в массах настроениях, об обострении революционной борьбы с правительством Керенского только ещё больше подтверждают правильность предложения Ленина.

Ленин внимательно слушает сообщения товарищей, как бы нанизывая их на продуманную нить намеченного партией плана.

Ленин говорит просто и ясно о том, что «кризис назрел», что крестьянские восстания показывают, какую роль сыграет крестьянство в момент социалистической революции.

Сталин энергично поддерживает Ленина. Он напоминает о нарастании национальных конфликтов с правительством Керенского в Финляндии, на Украине. Сталин – за энергичную и решительную тактику «без оговорок и промедлений».

Сегодня, в день 10 октября, голос Сталина звучит особенно твёрдо и убедительно. Настроение членов ЦК – явно за немедленную подготовку к вооружённому наступлению на Временное правительство и на весь буржуазный строй.

Но не за столом, а отдельно от нас, на диване, сидят две подлые фигуры злейших врагов и предателей партии. Сидят рядышком, перешёптываются. Зиновьев и Каменев выступают против Ленина, против ЦК, с подло трусливыми возражениями, с преступными дезорганизаторскими доводами.

Чего же хотят эти трусы? Дождаться Учредительного собрания. И там – оппортунистической политикой, парламентским путём добиться власти.

   – Чепуха несусветная! – вырывается с досадой и возмущением у Ленина.

Он с трудом дослушивает изменников:

   – Ваши доводы никуда не годны. Они свидетельствуют не о настроениях масс, а о вашей собственной растерянности и трусости. Это – отступление от всех основных положений большевизма и революционного пролетарского интернационализма.

Таковы основные мысли, какими Ленин громит изменников, разоблачая их.

Чётко вырисовывается волевая фигура Сталина. Его глаза сверкают гневом и презрением. Реплики Сталина жгут позором изменников.

Иудушка Троцкий, будущий агент Гитлера, тот юлит. Он и за восстание, и «за лояльность» и «за промедление». Он за то, чтобы ждать до съезда Советов. То же предательство только в прикрытой форме. Иудушка весь сказался в этот решающий час.

Заседание затянулось. Ночь на исходе. Решающий момент – голосование резолюции ЦК, предложенной Лениным. Резолюцию горячо поддерживает Сталин.

Десять рук подымаются за резолюцию. Две руки – против.

Это две руки предателей, выступающих против партии, против революции, значит – против коммунизма и его победы...»

   – Ну что ж, всё правильно, – сказал Сталин, внимательно прослушав заметку. – Именно так всё и было.

Как на крыльях помчалась Александра домой. Она всё ещё нужна партии! Значит, жизнь продолжается! Значит, впереди её ждут новые встречи, мечты и свершения!

Вот и Калужская, 11. Пустовавшая здесь квартира считалась её домом. Чтобы, приезжая сюда в отпуск, не чувствовать запаха безлюдья и запустения, она просила Мишу изредка бывать здесь с семьёй.

Похоже, что сейчас Миша был здесь: дверь на ключ не заперта. Но в это время он ещё должен быть на работе. Кто же это мог быть?

Александра осторожно вошла в гостиную. Там было пусто. Заглянула в спальню. И отшатнулась.

В её кровати в омерзительных позах лежали Женя и Бескин.

В сердце будто вонзили нож. Ноги подкосились, и она рухнула на пол.

   – Бабушка, что с тобой? – услышала она возле себя чей-то голос.

Александра открыла глаза. С удивлением обнаружила она, что лежит на диване в гостиной. Рядом, с тревогой заглядывая ей в глаза, сидела внучка.

   – Почему я здесь? – еле слышно прошептала Александра.

   – Когда ты потеряла сознание, мы с товарищем Бескиным тебя перенесли.

   – Значит, мне это не померещилось. – Александра закрыла глаза и откинула голову на подушку.

   – Бабушка, бабушка, не умирай! – истошно закричала Женя. – Я тебя люблю. И товарищ Бескин тебя любит.

   – Ну зачем, зачем вы так со мной, – не открывая глаз, плакала Александра.

   – Ну что такого произошло, бабушка? После твоего отъезда в Мексику товарищ Бескин стал часто у нас бывать, читал твои письма, рассказывал много интересного о борьбе с оппозицией на литературном фронте, расспрашивал меня о комсомольской работе в районе. Я привела его к нам в райком. Он прочёл очень интересную лекцию о пролетарской культуре. За её проведение я в губкоме даже благодарность получила. Ну потом мы с ним сошлись. Так и что с того? Его отношение ведь к тебе от этого не изменилось!

   – Но ведь ты посягнула на моё счастье!

   – Если бы я знала, что ты это так воспримешь, я бы с ним не встречалась. Ведь я его не люблю, у нас только эротическая дружба.

   – Как же ты можешь сходиться с мужчиной без любви?

   – Понимаешь, бабушка, чтобы влюбляться, нужен досуг. А мне некогда. У нас в райкоме сейчас такая ответственная полоса. Мысли полны совсем другим. Конечно, случается полоса менее занятая. Ну тогда вот и замечаешь, что кто-нибудь нравится. Но, понимаешь, некогда влюбляться. Не успеет понравиться, а ею уже переводят в другой район или другой город. Или сама бываешь так занята, что о нём забываешь. Ну и дорожишь часами, когда случайно вместе и обоим хорошо. Ведь это совершенно ни к чему не обязывает. Единственное, чего я боюсь всегда, – это венерической болезни. Но, ты знаешь, если спросить прямо, глядя в глаза – болен человек или нет, он никогда не солжёт. Со мной было два таких случая. Одному я очень нравилась. Кажется, он меня даже любил. Когда я его спросила, ему было очень тяжело признаться. Я видела, что он страдает. Но мы не сошлись. Он знал, что этого я не простила бы.

   – И тебе никогда не приходит в голову, что столь беспорядочные связи безнравственны?

   – А что же тут безнравственного, бабушка? Так проще и лучше. Мне мама рассказывала, как ты изводилась, мучилась, когда металась между дедушкой и Марсианином, между Плехановым и Масловым, между Шляпниковым и Дыбенко. И все страдали и возненавидели друг друга. А я ни с кем врагами не расстаюсь. Кончилось, перестал нравиться – ну и всё тут. Пусть приучаются, что я ничья.

   – Неужели ты так никого и не любила?

   – Я сказала, что у меня не было любви к тем, с кем я сходилась, но я вовсе не говорю, что я никого не люблю.

   – Кого же ты любишь?

   – Прежде всего, товарища Сталина. Я его люблю гораздо больше всех тех, с кем я сходилась. Когда я знаю, что его услышу или увижу – я несколько дней сама не своя. За него я готова жизнь отдать. И за товарища Чаплина, вождя комсомола. Ещё люблю маму и папу. Тебя люблю, бабушка. Люблю читать твои статьи о революции чувств и нравов... Ой, я же совсем забыла.

Она шлёпнула узкой ладошкой по своему красивому открытому лбу:

   – Ведь через полчаса у нас в райкоме будет обсуждение твоей статьи «Дорогу крылатому Эросу!». Опаздывать нельзя, а то получу выговор с занесением в личную карточку. Бабушка! Ведь ты уже не умираешь, да? Так я побегу.

Женя чмокнула Александру сухими губами в щёку и, взмахнув стриженой головкой, выбежала из комнаты.

Высокая и худая, она всё же чем-то была похожа па бабушку: может быть, голубизной глаз, а скорее всего светившейся в них волей и целеустремлённостью.

После обморока в сердце всё ещё чувствовалась слабость, ноги дрожали, но, чтобы не встречаться с Бескиным, Александра вышла на улицу.

Трудовой день столицы подходил к концу. Тысячи ровесников Жени весёлыми стайками выбегали из школ, техникумов, вузов. Юноши и девушки, русоволосые и рыжие, высокие и коренастые, – все они были счастливы. За эти счастливые улыбки страдали, боролись и умирали их отцы и деды. Теперь наступил черёд поколения Жени строить высотное здание социализма.

На чьей же стороне будущая правда? На стороне тех, кто ломал старую общественную систему и старую мораль, или тех, кому суждено создавать новое общество, с новыми понятиями, новыми чувствами, новыми устремлениями?

Советский Союз – это осуществлённая грёза. И если тебе выпало счастье увидеть свою реализованную мечту, надо найти силы признаться перед собой, что грёзы осуществляются не всегда так, как того бы хотелось...

Блуждая в задумчивости по городу, Александра обнаружила, что заблудилась. Московские переулки были ей менее знакомы, чем улицы Парижа, Ленинграда, Берлина, Копенгагена или Лондона. Она прочитала название улицы – «Страстной бульвар» и невольно усмехнулась: всю жизнь металась она по дорогам страстей. Но ведь ни одна дорога не бывает бесконечной, приходит время, когда надо выбирать другие пути.

На углу Тверской она села на пустую скамейку и устремила взгляд на памятник Пушкину.

За спиной поэта полным ходом шло строительство нового здания «Известий». Как муравьи, облепили рабочие строительную площадку и быстро, деловито копошились в лесах. Образовав живой конвейер, ловко передавали они друг другу кирпичи, раствор, щебёнку. Строители обязались сдать объект к десятилетию Октября.

Вспомнились строки Маяковского: «От Пушкина до «Известий» – шагов двести». Только двести шагов и десять коротких лет отделяют Россию буржуазно-помещичьего индивидуализма от России пролетарского коллективизма, коллективизма трудовых муравьёв, о царстве которых она грезила в страшные годы великой войны. Сейчас эта грёза стала явью. Ведь это же настоящее счастье – видеть перед собой осуществлённую мечту. Да только ради этого стоит жить! Жить, как муравьи, строящие своё общежитие, как воробьи, чирикающие в луже, как пчёлки, трудящиеся в кустах сирени.

Мюнхен 1986.

ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА

1872 год, 19(31) марта

Александра Михайловна Домонтович (Коллонтай) родилась в Петербурге.

1888 год

Александра Михайловна сдаёт экзамены за гимназический курс в 6-й мужской гимназии Петербурга.

1893 год

Александра Михайловна выходит замуж за В. Л. Коллонтая.

1898 год

Первые литературные публикации.

1901 год

Знакомство с Г. В. Плехановым.

1905 год

Знакомство с В. И. Лениным.

1906 год

А. М. Коллонтай вступает в члены РСДРП.

1908 год

А. М. Коллонтай эмигрирует за границу.

1915 год

А. М. Коллонтай становится членом фракции большевиков.

1917 год

После Февральской революции Коллонтай возвращается в Россию.

Июль – Коллонтай арестована Временным правительством. На VI съезде РСДРП(б) Коллонтай избрана членом ЦК партии.

10(23) октября – Коллонтай участвует в заседании ЦК РСДРП(б), принявшем решение о вооружённом восстании.

Октябрь – Коллонтай – делегат и член президиума Второго съезда Советов.

1917-1918 годы

А. М. Коллонтай возглавляет Наркомат государственного призрения.

1921-1922 годы

А. М. Коллонтай является секретарём международного женского секретариата при Коминтерне.

1923 год

А. М. Коллонтай – советский полпред и торгпред в Норвегии.

1926 год

А. М. Коллонтай – советский полпред и торгпред в Мексике.

1927 год

Октябрь – Коллонтай вторично назначается полпредом СССР в Норвегии.

1930 год

А. М. Коллонтай направлена посланником СССР в Швеции.

1933 год

7 марта – Коллонтай награждена орденом Ленина «За выдающуюся самоотверженную работу в области коммунистического просвещения работниц и крестьянок».

1937 год

Шляпников расстрелян как враг народа.

1938 год

7 июля – Дыбенко расстрелян как враг народа.

1940 год

Январь – март – Коллонтай участвует в подготовке перемирия в период советско-финской войны.

1942 год

А. М. Коллонтай возводится в ранг чрезвычайного и полномочного посла в Швеции.

1946 год

А. М. Коллонтай возвращается в Москву и качестве советника Министерства иностранных дел.

1952 год

9 марта – А. М. Коллонтай скончалась от инфаркта. Похоронена в Москве на Новодевичьем кладбище.

ОБ АВТОРЕ

Ицелев Леонид Израилевич родился в 1945 г. в Ленинграде. Окончил Педагогический институт им. Герцена. Работал переводчиком в НИИ. В 1978 г. эмигрировал из СССР. Жил в Вене и Мюнхене. С 1995 г. живёт в Праге. Автор политического триллера «Протоколы московских мудрецов» и драматической дилогии «Мечтатели», персонажами которой являются Ленин, Гитлер, Сталин и Троцкий.

Текст романа печатается по изданию: Ицелев Л. И. Александра Коллонтай – дипломат и куртизанка (Грёзы пчелы трудовой). Изд-во журнала «Зеркало». Тель-Авив, 1987.