Текст книги "Красная волчица"

Автор книги: Лиза Марклунд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

– Я пойду и приведу помощь, – сказала Анника и в следующий момент почувствовала, что Ёран Нильссон крепко ухватил ее за руку.

– Где Карина? – спросил он, водя по сторонам мутным взглядом.

– Она здесь, – тихо ответила Анника, испуганно отдернула руку, встала и подошла к министру культуры. – Он хочет говорить с вами.

– О чем? Нам не о чем с ним говорить.

У Карины Бьёрнлунд распух нос, говорила она сдавленно и с заметной гнусавостью. Она сделала несколько неуверенных шагов и подошла к Ёрану Нильссону, и Анника заметила, что из ноздрей Карины все еще обильно течет кровь. Лицо посинело и распухло от губ до глаз. Анника встретила взгляд Карины, прочла в нем то же смятение, какое испытывала сама, и почувствовала, что она здесь не одна. Она здесь не одна.

– Составьте ему компанию, – сказала Анника, и министр, поколебавшись, пошла к террористу, но когда она склонилась над ним, он испуганно вскрикнул.

– Не надо крови, – прохрипел он. – Уберите кровь.

В мозгу Анники что-то замкнуло. Вот лежит он, профессиональный убийца, садист, законченный террорист, и этот негодяй лепечет что-то, как малолетний плакса. Она подбежала к Нильссону и вцепилась ему в рукав пальто.

– Не выносишь вида крови, ты, дьявол? Но как ты чувствовал себя, когда убивал всех этих людей?

Ёран Нильссон запрокинул голову и закрыл глаза.

– Я солдат, – сказал он. – Мой долг сражаться, а не угождать важным персонам.

На глазах Анники закипели злые слезы.

– За что ты убил Маргит? – выдохнула она. – За что ты убил мальчика?

Он отрицательно покачал головой.

– Это не я, – прошептал он.

Анника подняла глаза на Карину Бьёрнлунд, которая, пошатываясь, стояла рядом.

– Он лжет, – сказала она. – Ясно, что это его рук дело.

– Я убиваю только врагов, но не друзей и невинных младенцев, – с трудом проговорил Ёран Нильссон.

Анника посмотрела на искаженное болью лицо этого человека, увидела его искренность и беспристрастность и вдруг поняла, что он говорит правду.

Не он убил их. Нет никаких оснований подозревать его в убийстве Бенни Экланда, Линуса Густафссона, Курта Сандстрема и Маргит Аксельссон.

Но кто же это сделал?

Она встряхнулась, потопала онемевшими ногами и, пошатываясь, пошла к двери.

Она была заперта. Намертво.

Анника вспомнила амбарный замок и ржавые петли. Озарение ударило ее как обухом по голове.

Ханс Блумберг их запер.

Она оказалась запертой в морозильнике вместе с тремя другими людьми, двое из которых были ранены, а третий мертвецки пьян.

Ханс Блумберг, подумала Анника. Неужели это он, неужели это возможно?

В следующий миг она мысленно снова была в туннеле, снова из потолка торчали какие-то трубы, снова она спиной чувствовала тяжесть динамита, а где-то поодаль плакала женщина, она хлюпала носом и жалобно выла. Анника знала, что это плачет министр культуры Карина Бьёрнлунд и что она, Анника Бенгтзон, здесь не одна, не одна.

Она отбросила мысли о туннеле и вернулась в окружавшую ее действительность. Отвлекаться нельзя, отвлечение – это смерть.

Здесь очень холодно, подумала она. Сколько времени можно продержаться в таком холоде?

Она постаралась успокоиться.

Ей самой опасность не грозит. В своем полярном обмундировании она может продержаться, если понадобится, до утра. На министре была шуба. С мужчинами все обстояло гораздо хуже.

Алкаш был уже практически без сознания. Едва ли он продержится больше часа. Террорист одет лучше, но он лежит на цементном полу, а это все равно что лежать на глыбе льда.

Выбираться отсюда надо немедленно, но как?

Мобильный телефон!

Из груди Анники вырвался короткий ликующий возглас. Она порылась в кармане куртки и извлекла телефон.

Нет связи.

Она поднесла телефон к свету стеаринового огарка, походила по углам. Бесполезно.

Сигнала не было. Чертов «Теле2»!

Она все же набрала 112. Никакого толку.

Без паники!

Думай.

У министра тоже есть телефон. Анника звонила ей всего пару часов назад.

– Ваш номер начинается на шесть, – сказала она Карине. – Это значит, что у вас «Телия». Посмотрите, может, она берется здесь.

– Что?

– Телефон! У вас есть мобильный. Я же недавно вам звонила.

– Ах да.

Министр неуверенно пошарила рукой в черной кожаной сумке, вытащила телефон, набрала пин-код, вздохнула и поднесла телефон к глазам.

– У меня нет сигнала, – удивленно сказала Карина Бьёрнлунд.

Анника прижала руки к лицу, чувствуя, как холод грызет щеки и нос.

Опасности нет, опасности нет, мысленно повторила она. Она же оповестила обо всем полицию. Сюда обязательно приедут.

Она внимательно посмотрела на министра. Лицо Карины представляло собой один синяк, она была подавлена и возмущена. Потом Анника взглянула на пьяницу. Губы его были темно-синего цвета, он дрожал от холода в своей тонкой курточке.

– Так, – сказала вслух Анника, попытавшись включить мозги. – Мы сидим где сидим. Может быть, здесь есть какой-нибудь войлок? Брезент, изолирующий материал?

– Куда пропал Хассе? – спросил вдруг Юнгве.

– Он нас запер? – спросила Карина Бьёрнлунд.

Дрожа от холода, Анника обошла домик. Ничего, кроме ржавых банок из-под пива, грязи и крысиного скелета.

– Он не мог запереть дверь, – сказала вдруг министр культуры, подошла к двери и тоже попыталась ее открыть. – Ключи были только у Ёрана.

– Надо было лишь замкнуть дужку висячего замка, – возразила Анника. – Что это вообще за строение?

Она ощупала стены, посмотрела на окна. Изнутри они были намертво заколочены большими гвоздями, снаружи закрыты стальными щитами.

– Этот домик построили в сороковые годы, – ответила Карина Бьёрнлунд. – Мой отец работал на железной дороге и часто водил меня сюда, когда я была ребенком.

– Для чего это строение предназначалось?

– Это компрессорная станция. Снег и лед с букс сдували сжатым воздухом. Потом, правда, построили новую компрессорную станцию, когда протянули новую ветку – чтобы возить руду. Как мы выберемся отсюда?

– Может быть, здесь остались какие-нибудь инструменты? – спросила Анника.

– Засели мы здесь надолго, – сказала Карина Бьёрнлунд. Опухшие глаза почти заплыли. – Господи, как же нам выбраться?

Мы не найдем здесь никаких инструментов, подумала Анника. Их давно уже забрали отсюда. Стены были отделаны монолитным бетоном, взломать дверь им не удастся.

– Мы должны двигаться, – сказала она, – должны согревать друг друга.

Она судорожно сглотнула, чувствуя, как подкрадывается паника.

Что будет, если полицейские не приедут?

Что, если Карлссон с центрального пункта просто забыл о ней?

Она отогнала мрачные мысли, подошла к дурно пахнущему человеку, лежавшему под портретом Мао. Террорист дышал поверхностно и хрипло. Из угла рта стекала струйка слюны.

– Ёран, – сказала Анника и склонилась над ним, стараясь не обращать внимания на запах. – Ёран Нильссон, вы меня слышите?

Она потрясла его за плечо. Человек вскинул голову и открыл глаза. Сознание его было явно помрачено. Нижняя губа сильно дрожала от холода.

– Я сильно замерз, – сказал он по-французски.

– Я поняла, – тихо ответила Анника на том же языке и обернулась к министру: – Карина, сядьте рядом с Ёраном, обнимите его и прикройте шубой.

Министр культуры в ужасе начала пятиться, пока не оказалась в углу за компрессором.

– Ни за что, – сказала она. – Ни за что в жизни. Он сделал мне слишком много плохого.

Анника посмотрела на лежавшего перед ней человека, на его восковую бледную кожу, дрожащие руки.

Может, надо дать ему спокойно умереть?

Может, это будет справедливо по отношению к нему?

Она отошла от Ёрана Нильссона и приблизилась к Юнгве, который сидел на полу, прислонившись спиной к стене.

– Юнгве? – окликнула она его. – Тебя зовут Юнгве?

Человек кивнул и засунул руки в рукава куртки, чтобы хоть немного их согреть.

– Иди сюда, – сказала Анника и расстегнула свою полярную куртку. – Иди и прижмись ко мне. Нам надо немного пройтись.

Человек энергично затряс головой и судорожно прижал к себе почти пустую бутылку.

– Ну, как знаешь, – сказала Анника, застегнула куртку и посмотрела на министра.

– У него есть оружие, – вспомнила Карина Бьёрнлунд. – Мы можем выстрелами сломать замок.

Анника отрицательно покачала головой:

– Дверь железная, пули от нее отрикошетируют и могут убить нас самих. Кроме того, мы должны вслепую попасть в замок.

– А окна?

– С окнами та же история.

Надо ли сказать Карине, что она звонила в полицию?

Неизвестно, как она отреагирует.

– Я знала, что здесь произойдет что-то неладное, – сказала Карина Бьёрнлунд и шмыгнула носом. – Эти Дикие Звери с самого начала были абсолютно никчемными. Мне надо было порвать с ними сразу, как только они откололись от коммунистов.

Министр культуры порылась в сумке, достала какую-то тряпку, похожую на футболку, и прижала ее к носу.

– Почему вы этого не сделали? – спросила Анника и посмотрела на пляшущую тень Карины на стене.

– Ты родилась в конце шестидесятых, – ответила Карина Бьёрнлунд и бросила быстрый взгляд на Аннику. – Вашему поколению трудно себе представить, что тогда творилось. Это было фантастическое время.

Анника медленно кивнула.

– Могу только догадываться, – сказала она. – Вы были молоды, а Ёран был вождем.

Министр энергично кивнула.

– Он был такой сильный и умный, – сказала она. – У него все получалось. Все девушки были от него без ума, все парни смотрели на него снизу вверх. Мне надо было уйти, когда его исключили. Это была глупость – остаться с ним после его затеи с Дикими Зверями.

На мгновение Карина погрузилась в воспоминания. Анника смотрела на нее трезвыми глазами, начиная понимать, что мучило эту женщину.

– Как получилось, что вы так и не остались вместе? – спросила Анника.

Министр подняла голову.

– Знаешь, – сказала она, – сама я не делала ничего. Ёран был педантичен, он всегда все продумывал до мелочей. Мы общались с помощью символов, на старом конспиративном языке, понятном любому, независимо от национальности, расы и языка.

– Во время встреч вы не вели никаких протоколов? – спросила Анника.

– Мало того, не было никаких писем, никаких телефонных переговоров. Вызов на встречу представлял собой рисунок желтого дракона. Через несколько дней мы получали комбинацию цифр – дату и время встречи. Например, 23–11–17. Это означало, что встреча состоится двадцать третьего ноября в семнадцать часов. То есть сегодня.

– У каждого из вас был свой символ?

Женщина кивнула, по-прежнему прижимая к носу футболку.

– Но на встречи нас вызывал только Дракон.

– Значит, в конце октября вы получили вызов. Он содержался в анонимном письме, пришедшем в департамент.

В глазах министра промелькнул сильнейший испуг.

– Прошло несколько секунд, прежде чем до меня дошло, что именно я получила. Потом меня вырвало.

– Но тем не менее вы пришли сюда, – сказала Анника.

– Ты не понимаешь, – прошептала Карина. – Не представляешь, в каком страхе я жила все эти годы. После Ф-21, после исчезновения Ёрана… И потом получить по почте предостережение…

Она спрятала лицо в футболку.

– Детский пальчик, – сказала Анника, и министр уставила на нее удивленный взгляд.

– Откуда ты знаешь?

– Я разговаривала с мужем Маргит Аксельссон, Тордом. Было ясно, что это язык символов.

Карина Бьёрнлунд кивнула.

Ёран Нильссон застонал и дернул левой ногой.

Анника и министр равнодушно оглянулись в его сторону.

– Он меня преследовал, – сказала Карина Бьёрнлунд. – Однажды вечером я увидела его стоящим возле моего дома в Книвсте. Через день я видела его в Упсале. Он прятался в какой-то лодке. В пятницу я получила еще одно письмо.

– Еще одно предостережение?

Министр на несколько секунд закрыла глаза.

– На листке была нарисована собака, а под ней был крест. Я догадалась, что это означает, но не смогла себе самой в этом признаться.

– В том, что убита Маргит?

Карина Бьёрнлунд кивнула.

– С ним я больше не общалась, но думала всю ночь, а утром позвонила Торду. Он рассказал мне, что Маргит убита, и я все поняла. Либо я прихожу, либо меня убивают. Я решила приехать.

Она посмотрела на Аннику и отняла футболку от носа.

– Если бы ты знала, как мне было страшно, – сказала она. – Как я мучилась. Каждый день, каждую ночь дрожать от страха, что кто-то может прийти… Это отравило всю мою жизнь.

Анника смотрела на эту облеченную немалой властью женщину в дорогой шубе, на девочку, восхищавшуюся двоюродной сестрой и потянувшейся за ней сначала в легкую атлетику, а потом в политику, смотрела на девушку, влюбленную в вождя, в харизматическую личность, но нашедшую в себе силы порвать с ним и сохранить свою жизненную позицию.

– Фактическое запрещение ТВ «Скандинавия», чтобы замести весь сор в угол, было вашей большой ошибкой, – сказала она.

Карина Бьёрнлунд посмотрела на Аннику так, словно не поняла услышанное. В компрессорной повисло тягостное напряженное молчание.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Карина.

– У меня есть письмо, полученное вами от Германа Веннергрена, и я знаю, почему вы изменили свои предложения.

Министр культуры тяжело поднялась и сделала три быстрых шага к Аннике. Опухшие глаза превратились в крошечные щелочки.

– Ты, ничтожная репортеришка, – раздельно произнесла она, повернувшись к Аннике вымазанным кровью лицом, – что ты, черт тебя возьми, о себе вообразила?

Анника, не дрогнув, выдержала взгляд налитых кровью глаз.

– Разве вам это не известно? – спросила она. – Мы уже беседовали с вами раньше. С тех пор прошло уже почти десять лет.

– Я не помню.

– Я звонила вам, чтобы получить комментарий относительно поездки Кристера Лундгрена в Таллин в ту ночь, когда убили Иосефину Лильеберг. Я тогда рассказала о том, что произошло с исчезнувшим архивом ИБ. Я утверждала, что правительство позволило шантажировать себя и в результате закрыло глаза на незаконный экспорт оружия. Я поставила перед вами вопросы, которые хотела задать министру внешней торговли. Но вы не пошли к нему, вы пошли к премьер-министру, разве не так?

Карина Бьёрнлунд побелела от слов Анники, уставившись на нее словно на привидение.

– Так это была ты? – сказала она.

– Вы воспользовались этой информацией, чтобы занять министерский пост, не так ли?

Министр культуры тяжело засопела, лицо ее обрело обычный цвет.

– Что ты себе позволяешь? Кто ты такая?! – заорала она. – За это я могу подать на тебя в суд!

– Я просто задала вопрос, – сказала Анника. – Что вы так разволновались?

– Я должна спокойно принимать такие грязные инсинуации? Ты хочешь сказать, что я позвонила в Харпсунд и заставила премьера ввести меня в Государственный совет?

– Ага, значит, вы достали его в Харпсунде? И как он отреагировал? Пришел в неописуемую ярость? Или он всегда такой практичный и рациональный, как о нем говорят?

Карина Бьёрнлунд замолчала, продолжая пристально смотреть на Аннику.

В следующий момент тишина разбилась вдребезги. Пустая бутылка вырвалась из рук Юнгве и упала на цементный пол, разлетевшись на тысячу осколков. Алкоголик сполз вниз по стенке и распростерся на полу.

Анника, забыв о министре культуры, подбежала к Юнгве.

– Эй! – крикнула она и легонько стукнула его по щеке рукой в лыжной рукавице. – Вставай!

Человек приоткрыл глаза.

– Что? – спросил он.

Анника распахнула куртку, схватила Юнгве за рукава и попыталась поднять с пола.

– Обопрись на меня, – сказала она, закутала пьяницу полами куртки и обхватила руками его спину.

Мужчина тяжело и влажно дышал Аннике в шею. Он был так худ, что куртку можно было застегнуть за его спиной.

– Ты можешь держаться на ногах? Нам надо походить.

– Даром тебе это не пройдет, – угрожающе произнесла министр культуры, но Анника не обратила на нее ни малейшего внимания, изо всех сил пытаясь оторвать от пола несчастного алкоголика, заставить его плясать в этом ледяном узилище.

– Кто ты? – спросила Анника Юнгве. – Лев или Тигр?

– Я Лев Свободы! – с пьяной удалью рявкнул Юнгве.

– А где Тигр?

– Не знаю, – засыпая, пробормотал алкаш.

– С самого начала было ясно, что он не придет. Он всегда был самым умным из нас, – сказала Карина.

Внезапно у стены зашевелился Ёран Нильссон, он попытался приподняться, дергая здоровой ногой, постарался отползти от стенки и, широко раскрыв побелевшие глаза, начал стягивать с себя пальто.

– Мне очень жарко, – произнес он по-французски и снова упал на пол.

– Оденьтесь! – крикнула ему Анника и попыталась подойти, но пьяница всем своим весом повис у нее на талии, не желая разжимать руки.

– Послушайте, Ёран, наденьте пальто.

Но человек неподвижно застыл на полу под портретом Мао. Ноги Ёрана Нильссона судорожно задергались, а потом движения их прекратились, как будто Ёран заснул. Грудная клетка едва заметно шевелилась под светлой льняной рубашкой.

– Вы должны ему помочь, – сказала Анника Карине. – Попробуйте хотя бы натянуть на него пальто.

Женщина яростно замотала головой, и в этот момент потух огонек свечи.

– Зажгите свечу, – сказала Анника, услышав нотки страха в собственном голосе.

– Она не зажжется, – ответила Карина. – Фитиль сгорел до конца.

В темноте холод казался еще более резким и сухим.

Анника широко раскрыла глаза, но не увидела ни зги. Она парила в ледяном пустом пространстве. Ее охватило чувство абсолютного, тотального одиночества. Ничто в мире не может быть хуже полной изоляции.

– Мы должны двигаться, – сказала она. – Карина, не стойте на месте.

Однако Анника услышала, как министр культуры опустилась на пол, из угла донеслись сдавленные рыдания. Женщина всхлипывала и шмыгала носом, а Анника с Юнгве двигались все медленнее и медленнее в этой ледяной темной морозилке. Анника держала дрожащего всем телом человека в объятиях, чувствуя, как тяжелеют его конечности. Он сползал все ниже, но руки его, окоченев, не разжимались, все сильнее обхватывая Аннику за пояс.

Ответственность за других, подумала Анника и вгляделась во тьму. Ей показалось, что в домике что-то изменилось.

Она явственно увидела перед собой нежные личики Эллен и Калле, ощутила их шелковистые теплые головки, их сладкий запах.

«Скоро, – подумала она, – скоро я вас увижу».

Министр культуры успокоилась. Рыдания стихли.

Тишина стала еще более тягостной, чем раньше.

Только через несколько секунд до Анники дошло, в чем дело.

Ёран Нильссон перестал дышать.

Эта мысль молнией промелькнула в ее мозгу, она ощутила сильное покалывание в пальцах, из груди рвался стон. Это паника.

Через секунду Юнгве тяжело обвис, ноги его подкосились, голова беспомощно упала на плечо Анники.

– Будь оно все проклято! – закричала Анника. – Не умирай! Помогите, кто-нибудь, помогите!

Она не могла больше удерживать повисшего на ней мужчину, он, словно куча тряпья, свалился к ее ногам и окончательно потерял сознание.

– Помогите! – во все горло закричала она. – Помогите нам, кто-нибудь!

– Никто нам не поможет, – сказала Карина Бьёрнлунд.

– Помогите! – отчаянно закричала Анника и бросилась туда, где, как она думала, находилась дверь, но наткнулась на компрессор и ушибла колено о ржавое железо. – Помогите!

Откуда-то сзади до слуха Анники донеслись голоса, и она на мгновение испугалась, что ее посетили какие-то новые ангелы. Снаружи что-то говорили и кричали, голоса были человеческие, а через секунду раздался сильный стук в дверь.

– Эй! – крикнул из-за двери мужской голос. – Есть здесь кто-нибудь?

Анника повернулась на месте и посмотрела в темноте туда, откуда слышался голос.

– Да! – закричала она и споткнулась о лежавшего у ее ног Юнгве. – Да! Мы здесь, внутри! Мы заперты, помогите нам.

– Нам придется разрезать замок, – ответил из-за двери человек. – Это может занять какое-то время. Сколько вас?

– Четверо, – ответила Анника, – но думаю, что один человек уже умер. Второй уснул, и я никак не могу его разбудить. Поторопитесь!

– Я сбегаю за инструментом и тотчас вернусь, – ответил голос, и тут не выдержала Карина Бьёрнлунд.

– Нет! – закричала министр. – Не уходите, мне надо выйти отсюда, немедленно!

В темноте Анника нашла лежавшего на полу Юнгве. Он дышал резкими, прерывистыми толчками. Анника положила его прямо, легла рядом, перекатила безвольно обмякшее тело на себя, обернула полами куртки и принялась баюкать, как ребенка.

– Не умирай, только не умирай, – шептала она.

Так продолжалось до тех пор, пока она не услышала, как снаружи автогеном режут замок. Потом дверь распахнулась, и в глаза больно ударил свет автомобильных фар.

– Возьмите сначала его, – сказала Анника. – Мне кажется, что он вот-вот умрет.

Невидимые руки подняли лежавшего на ней человека, положили на носилки, которые поднялись в воздух и исчезли из поля зрения Анники.

– Как вы себя чувствуете? Можете встать?

Анника прищурилась и разглядела на фоне яркого света силуэт рослого полицейского.

– Со мной все нормально, – сказала она и встала на ноги.

Инспектор Форсберг внимательно посмотрел на нее:

– Сейчас вас на некоторое время отвезут в больницу для осмотра, а потом мне хотелось бы поговорить с вами уже в участке.

Анника, внезапно потеряв дар речи, молча кивнула. Не говоря ни слова, она ткнула пальцем в ту сторону, где лежал Ёран Нильссон. Рука Анники заметно дрожала.

– Вы так замерзли, что слышно, как у вас стучат зубы, – сказал Форсберг.

– Мне кажется, что он умер, – прошептала Анника.

Вернувшиеся медики скорой помощи подошли к Ёрану Нильссону и занялись его пульсом и дыханием.

– Думаю, что у него сломано бедро, – сказала Анника. – И он очень болен. Он сам говорил, что скоро умрет.

Медики положили тело Ёрана на носилки и быстро вынесли его из компрессорной.

Из тени, опираясь на руку одного из медиков, вышла Карина Бьёрнлунд. Лицо ее распухло от слез, из носа продолжала сочиться кровь.

Анника всмотрелась в опухшие глаза Карины.

Оказавшись рядом с журналисткой, та остановилась и тихо прошептала – так, чтобы никто не услышал:

– Я все расскажу сама. Можешь забыть об эксклюзивности.

И министр культуры, тяжело переставляя ноги, пошла на полянку, к свету, полицейским автомобилям и машинам скорой помощи.

* * *

У Форсберга оказалась масса неотложных дел на втором этаже желто-коричневого здания полицейского управления. Аннике пришлось ждать. Оцепенев, она сидела на стуле для посетителей, погруженная в свои мысли, и вздрогнула, когда открылась дверь инспекторского кабинета.

– Прошу прощения за то, что пришлось ждать. Кофе без молока и сахара, – произнес полицейский и поставил перед Анникой кружку горячего кофе. Потом он обошел письменный стол и уселся с другой стороны на крутящийся стул.

Анника, обжигая ладони, обхватила кружку, подула на кофе и сделала осторожный глоток.

Кофе из автомата, самого низкого сорта.

– Это допрос? – поинтересовалась она и отодвинула кружку.

Форсберг в это время рылся в ящике стола и ответил, не подняв головы:

– Можно назвать это допросом свидетеля. Куда я его дел? А, вот он!

С этими словами Форсберг извлек из ящика маленький магнитофон и множество шнуров. Он выпрямился, посмотрел в глаза Анники и улыбнулся.

– Похоже, что вы действительно не очень замерзли, – сказал он, внимательно взглянув Аннике в глаза.

Она отвела взгляд.

– Нет, замерзла, – сказала она, – но я умею правильно одеваться. Как остальные?

– Рагнвальд умер, как вы и думали. Юнгве Густафссон лежит в реанимации с переохлаждением – температура тела ниже двадцати восьми градусов. Но он пришел в себя. Вы знаете, что он – отец Линуса Густафссона, убитого мальчика?

Анника посмотрела на полицейского. В горле у нее встал ком, мешавший говорить, и она лишь покачала головой:

– Что с Кариной Бьёрнлунд?

– На лицо положили пластырь, к пяткам приложили холод. Расскажите, что, собственно, произошло?

Он наклонился и включил магнитофон.

– Будем все делать по правилам? – поинтересовалась Анника.

Полицейский задумчиво смотрел на Аннику несколько секунд, а потом начал с ее паспортных данных.

– Допрос свидетеля Анники Бенгтзон, – заговорил он, – проживающей в доме номер тридцать два на Хантверкаргатан в Стокгольме. Место допроса – полицейское управление, беседа началась… – он посмотрел на часы, – в двадцать два часа пятнадцать минут. Как получилось, что вы оказались в заброшенной компрессорной близ металлургического комбината в Лулео сегодня вечером?

Анника откашлялась перед микрофоном, стоявшим на циркулярном письме Главного полицейского управления.

– Я хотела взять интервью у министра культуры Карины Бьёрнлунд, увидела ее в аэропорту Каллакс и последовала за ней.

Инспектор улыбнулся и посмотрел Аннике в глаза.

– Взять интервью? – спросил он. – На какую тему?

Она хотела улыбнуться в ответ, но у нее не хватило сил.

– Хотелось узнать подробности о дополнении к закону о библиотеках, – ответила Анника.

Форсберг задумчиво смотрел на Аннику несколько бесконечно долгих секунд, потом наклонился и выключил магнитофон.

– Может быть, лучше так? – спросил он и фривольно подмигнул.

Она кивнула и потянулась за кружкой кофе, решив еще раз попытать счастья.

– Что произошло? – спросил он.

– Произошло лишь то, о чем мы говорили с самого начала, – ответила Анника. Она еще раз отхлебнула из кружки, подавила гримасу отвращения и снова отодвинула кружку, на этот раз навсегда. – Все мои источники защищены законом. Вы же представляете орган государственной власти и нарушаете закон всякий раз, когда пытаетесь выяснить, что я знаю и откуда я почерпнула свои знания.

Улыбка сползла с лица инспектора.

– А мне надо провести расследование. Можете ли вы рассказать, зачем вообще приехали в Лулео?

– Я приехала по работе, – ответила Анника. – Я решила позвонить министру культуры и спросить ее о связи с Рагнвальдом. Во время разговора я поняла, что она находится в аэропорту Каллакс, и последовала за ней.

– Зачем?

– Она не захотела обсуждать этот вопрос по телефону, если можно так выразиться.

Он кивнул и что-то записал.

– И министр культуры шла пешком по лесу вдоль железнодорожного пути, а вы шли следом за ней?

Анника кивнула:

– Я доехала до Лёвскатан. Взятый мною напрокат автомобиль до сих пор стоит там.

Форсберг взял какую-то бумагу и принялся, поморщившись, ее читать.

– Передо мной рапорт, – сказал он, – где говорится, что человек, назвавшийся вашим именем, в семнадцать двенадцать позвонил в следственный отдел и сообщил, что разыскиваемый полицией преступник находится в неопределенном месте, в каком-то кирпичном строении около виадука. Что вы можете сказать по этому поводу?

– Могу сказать, что парень на коммутаторе – не Эйнштейн, – сказала Анника и вдруг почувствовала, что продолжает мерзнуть, несмотря на все усилия медиков. – Я пыталась изо всех сил объяснить ему ситуацию, но, видимо, до него не дошло.

Инспектор снова перечитал рапорт.

– Звонившая, то есть вы, производила впечатление несобранного истеричного субъекта.

Анника посмотрела на свои красные, сухие, покрывшиеся цыпками руки и промолчала.

– Как вы смогли опознать Ёрана Нильссона?

Анника, не поднимая глаз, слегка пожала плечами:

– Карина называла его Ёраном, и я поняла, что они когда-то тесно общались друг с другом.

– Револьвер, который вы передали нам, он отдал вам добровольно?

– Я достала револьвер из его кармана, когда он без чувств упал на пол…

Ей вдруг стало невмоготу сидеть, она встала и нервно прошлась по маленькому кабинету.

– Я разбиралась в этой истории в течение нескольких недель, все сошлось. Вы поймали Ханса Блумберга?

– Нет, – ответил инспектор.

– Это он запер нас.

– Это я уже слышал, – сказал Форсберг. – Как и историю про Диких Зверей и про взрыв на базе Ф-21.

– Я могу уйти? Я страшно устала.

– Нам надо еще допросить вас о том, что происходило в компрессорной.

Она медленно повернулась и окинула полицейского долгим взглядом.

– Больше я ничего не помню, – сказала она.

– Детский лепет, – возразил инспектор. – Прежде чем уйти, вы должны рассказать все, что знаете.

– Я задержана? – спросила Анника. – Меня подозревают в каком-то преступлении?

– Естественно, нет.

– В таком случае, – сказала Анника, – я ухожу.

– Я приказываю остаться.

– Арестуйте меня, – сказала Анника и вышла за дверь.

* * *

Она взяла такси до Лёвскатан, чтобы забрать взятую напрокат машину, расплатилась по кредитной карте газеты. Эту привилегию она сохранила с тех пор, как добровольно отказалась от поста завотделом.

Такси уехало, а Анника осталась стоять среди бесконечного безлюдного пространства, прислушиваясь к могучему гулу металлургического завода.

За целый день она практически ни разу не вспомнила о Томасе. Один из медиков позвонил ему и сказал, что Анника госпитализирована для наблюдения в больницу города Лулео, что было не совсем правдой, потому что ее только осмотрели и отпустили, но Анника не стала возражать. Пусть он думает, что она больна.

Она осторожно вдохнула. Сухой холодный воздух царапал гортань, как наждачная бумага.

Внезапно она поняла, что изменился льющийся сверху свет. Анника подняла глаза к небу и увидела, что луну окутывает какое-то облако, а в следующий момент над головой вспыхнул фейерверк, какого она не видела никогда в жизни.

От одного края горизонта до другого по небу протянулась громадная полоса светло-синего света. Вселенная словно живописец взмахнула кистью, и по небу поплыли наслаивающиеся каскадом друг на друга, светящиеся разноцветные листы, покрывшие небосвод. Анника восхищенно смотрела на небо, широко раскрыв рот.

Розовые, белые, крутящиеся и завивающиеся сполохи света то загорались ярким пламенем, то гасли, сменяясь другими, расшвыривая в стороны звезды.

Северное сияние, подумала Анника, и в следующий момент небо раскололось на части.

Она едва не задохнулась и отступила назад, окруженная шипящим пространством.

Взрыв лилового света, охваченный зеленым полумесяцем, возник на небе, и цвета начали, щелкая и шипя, играть друг с другом в исполинскую игру.

Какой странный мир, подумала Анника: когда земля цепенеет от мороза, небо начинает петь и танцевать.

Она тихо рассмеялась: какой нежный и необычный звук!

И вообще, сегодня был замечательный день.

Она открыла машину, села за руль и вставила ключ в гнездо зажигания. Двигатель запротестовал, но в конце концов завелся. Анника нашла в бардачке щетку и вышла из машины. Обошла ее, счистив лед и иней со стекол, потом снова села за руль и включила дальний свет.

Лучи фар осветили гребень холма, за которым недавно исчезла Карина Бьёрнлунд. На горизонте Анника заметила угасавшее розовое сияние и вспомнила о трансформаторной будке и матросском вещмешке.

Это меньше километра отсюда, подумала она.

Анника включила первую передачу и медленно, скрежеща подшипниками, поехала по дороге, миновала щит с запрещением движения, проехала под линией электропередач и пустой парковки. Дорога становилась все уже, Анника осторожно ехала вперед; свет фар выхватывал из темноты замерзшие кусты и колючие сугробы.

Анника переключила коробку передач в нейтральное положение и поставила машину на ручной тормоз. Потом вышла из машины и направилась к трансформаторной будке.